Черная магия (№2) - Поход Армии Проклятых

Кажется, дудочку он сжимал в пальцах в тот самый момент, когда его стукнуло об обрывистый берег. Быть может, она валяется где-то недалеко? А вот куда мог деться Вальдевул, никаких воспоминаний не было. В надежде найти пропажу Сорген быстро осмотрелся. За спиной, в паре шагов от него возвышался двадцатисаженный обрыв, сверху ощерившийся переплетенными корнями, чуть ниже желтевший глиной, а внизу скалившийся выпуклыми, сточившимися камнями. Узкая полоса пляжа, состоявшего из белого песка, тянулась направо и налево, загибаясь и исчезая за каменной стеной. Совсем рядом, в тени обрыва, Сорген вдруг заметил трех спрятавшихся маленьких человечков, которые доставали ему макушками разве что до колена. Если не присматриваться, их можно было принять за стоявшие в ряд камни. Тем не менее, это были живые существа – с крошечными ножками, грушеподобными телами, длинными корявыми ручками и бесформенными головками. Наверное, человечками их называть не стоило, больно не похоже… Скорее, какая-то глупая пародия на дро, уменьшенного раз этак в двадцать.

– Вот, человечишка уже очнулся! – пропищал тот карлик, что стоял справа. – Давайте, наконец, вливайтесь в меня, и мы покажем ему!

– Чегой-то в тебя? – возмутился тот, что стоял слева. – Я с самого рассвета тебе доказываю, что ничем не хуже!

– Вы, дуроломы! – басовито взвизгнул третий, который был чуть побольше остальных. – Мой кусок был гораздо больше ваших, значит, я и есть настоящий Шшурк!

Тут карлики завопили все разом и кинулись бороться друг с другом. Со стороны походило на кучку дерущихся крыс. Заинтересованный Сорген забыл о своей усталости и обескураживающих потерях. Он подошел к карликам чуть поближе и рявкнул:

– Эй, мелюзга! Не вы ли раньше были огромным страшным дро с гор Гирм-Марах?

– Это я был! – пискнул один карлик, прекратив мутузить других. Остальные тут же накостыляли ему по шее и обиженно закричали:

– Врет, это я! Нет, я! Я! Я!

Выдав друг другу еще по несколько тумаков, маленькие дро перестали драться и стали хором кричать, надрываясь и подпрыгивая:

– Конец тебе, человечишка! Мы тебя настигли, от нас не скроешься! Все знают – от дро не уйдешь! Проклятый слизняк, теперь ты узнаешь силу нашего гнева! Меча у тебя нету, чар тебе не сотворить, помочь некому. Уж все-таки увидим, какого цвета у тебя мозгушочки, да хорошо ли брызжет твоя кровушка!

Тут Сорген не смог удержаться и захохотал, уперевши руки в боки.

– Он от страха хохочет? – спросил один из карликов.

– Кто разберет этих мягких карапузов? – важно ответил ему другой. – Я уже не помню, как там у них – от страха смеются, от радости плачут, или наоборот. Наверное, так и есть, ведь он нас боится! Давайте, порвем его на кусочки!

После этой команды все три крошечных дро дружно бросились на Соргена. Средний, обладавший ножками чуть подлиннее, вырвался вперед. Как обычно, чудовища приняли облик той среды, в которой находились, то есть состояли из песка от макушки до пяток. Сорген поднял ногу повыше и со всех сил опустил ее на первого дро: тот рассыпался, как детский песочный замок. Встав на его останки, маг разметал их по округе несколькими пинками. Братец убиенного дро с писком впился в лодыжку Соргена, но прокусить голенище сапога своими мягкими зубками не смог. Правда, ему удалось повалить человека на пляж – слишком уж нетвердо тот стоял на ногах. Однако Сорген быстро дотянулся до него и ударами кулаков превратил в полудюжину куч песка, которые стали медленно ползти навстречу друг другу. Все еще лежа, колдун пяткой разбросал их по сторонам точно так же, как первого карлика-дро.

Пляж огласился заунывным тоненьким воем: последний дро улепетывал, неуклюже переваливаясь на своих коротеньких лапках и помогая себе руками, будто бы веслами. Сорген не имел ни сил, ни желания его преследовать. Поднявшись, он поглядел на песок в том месте, где впервые увидал всех трех карликов. Больно подозрительный там был бугор… Маг осторожно разгреб кучу и обнаружил свой меч. Увы, дудочки он так и не нашел.

Волны дурачились рядом, прыгая друг за другом на берег и тут же отступая обратно, но море приобрело цвет скорее стали, чем голубизны. Из-за горизонта быстро ползла серая пелена, будто бы дожидавшаяся там, когда солнце ослабнет и начнет устало клониться к закату. Над берегом пролетели несколько истошно вопящих чаек: заметив Соргена, бредущего по пляжу на запад, они стали носиться у него над головой, как преследующие вора оскорбленные хозяева украденного имущества. Иногда птицы пролетали над самой макушкой человека, обдавая его ветром, но колдун ничего не замечал. Мысли его путались от усталости и слабости, живот болел так, что, казалось, сейчас там появится дыра. За сутки, прошедшие с тех пор, как Сорген покинул палубу "Благочестивых намерений", в его желудке побывали лишь пять маленьких, мерзких на вкус устриц и один краб, для поджаривания которого пришлось потратить больше сил, чем было потом получено от крошечной порции жесткого мяса. Больших усилий стоило заставить себя передвигать ноги.

– Ну же! – шептал Сорген потрескавшимися губами. Жажда его тоже изрядно мучила. – Надо идти. Найти, где можно хоть чего-то поесть, потом как следует выспаться – и все будет в порядке. Этот берег не может быть необитаемым. Рыбачья деревушка, хижина отшельника… Нужно идти и искать. Каждый час дорог.

Он уговаривал сам себя, и за словами дикая усталость немного отступала. Ноги загребали песок, но продолжали шевелиться.

Сорген недоумевал: почему Рогез или Хейла не вызовут его? Это было бы лучшим решением… прекрасным выходом… логичным выходом… выпадом… выгулом… Ох, что за бред лезет в голову! Там песок, в точности как под подошвами пришедших в негодность сапог. Нет, не к добру это их молчание. Пускай Хейла после своего могучего морского заклинания была без сил и, к примеру, спит до сих пор, но Рогез… и еще Гуннир – или на него рассчитывать не стоит? Вот уж скользкий и мерзкий тип, от которого и помощи принимать не хочется. Пусть лучше и не вспоминает о Соргене… или все-таки не лучше? А может все гораздо проще и страшнее: эскадра не смогла отбиться от врага и сейчас их распухшие тела носят волны!? Или они захвачены в плен, обездвижены и лишены голоса, чтобы не могли колдовать. Нет, это слишком уж плохо, так что лучше о таком исходе не думать – тем более, он самый вероятный. Нет! Надо сосредоточиться на ходьбе. Впереди, далеко впереди темнели какие-то камни, торчащие из песка и из воды у берега. Перстень указал туда, как на ближайшее поселение людей. Сорген искренне надеялся добраться туда до темноты и найти там хоть какую-то помощь.

Камней было очень много – самого разного размера, формы и цветов, от черного до темно-коричневого. Самые большие были угловатыми, покрытыми трещинами глыбами размером с трех дро – настоящих, больших дро, конечно. Мелкие валялись тут и там между ними, а самые великолепные экземпляры, сточенные "в талиях", высились в воде, саженях в десяти от полосы прибоя. Впрочем, их скорее стоило назвать скалами, а не камнями. Одна из них, словно вожак в стае, была особенно велика. Ее плоскую вершину украшали несколько кривых маленьких сосен и росшая пучками серо-зеленая трава, в многочисленных выступах гнездились чайки, а крутые бока украшали дыры. Это уже остров, не иначе!

Оторвавшись от созерцания прибрежных скал, Сорген принялся огибать торчащие из песка камни. Один, другой, третий – и вдруг вода оказалась у него перед носом. Сначала он подумал, что запутался и свернул налево, но потом вгляделся внимательно. Он стоял на берегу залива… даже нет, на берегу впадающей в море реки. Мутная полоса текла точно с севера и шириной была саженей тридцать. Обрывистые кручи берега отступили прочь, а пляж резко повернул направо и раздался вширь. Камней там почти не было, да и песок вскоре кончался, превращаясь в полосу бурой глинистой почвы, поросшую редкими кустами и чахлой травой. Еще дальше к северу утесы постепенно снижались, расплывались и становились прерывистой цепочкой конических холмов. За ними даже можно было увидеть зелень леса, хотя это мог быть обман зрения… С его-то состоянием не мудрено ошибиться. Сердце Соргена, неподвластное холодному рассудку, судорожно сжалось: ему почудилось, будто он видит за холмами дубовые рощи со вкраплением красных пятен рябин. В страшной дали от родины он жил больше пяти лет и никогда его не мучила ностальгия; иная природа, другая погода, непохожие города – все оставляло равнодушным. Однако сейчас, едва увидев, или даже подумав, что увидел, такой знакомый и одновременно забытый лес, Сорген занервничал, как невеста на первой встрече с будущим мужем. Тело его стало необычно легким, а усталость переродилась в некое состояние, когда разум отделен от своей оболочки и не получает от нее никаких сигналов. Он видел себя со стороны: измученный человек, бледно-серый, как покойник, в грязных и рваных одеждах, с лихорадочным блеском во ввалившихся глазах и кривой щелью в том месте, где у обычных людей находится рот. Неравномерно шагая, качаясь и тяжело дыша, он брел к лесу и не видел, что творится под носом.

Впереди на склонах холмов теснились низкие хибары с грязными каменными стенами, а с той стороны холмов над водой возвышались мачты кораблей. На противоположном берегу стояли дома поприличнее, из огромных глиняных кирпичей красного цвета – в один и два этажа. Людей видно не было, но они должны были здесь жить, потому что ветер доносил запах дыма, а на окраинах лежали кучи свежего мусора. Именно дым вернул молодого мага к действительности. Он остановился, как вкопанный и огляделся, пытаясь сосредоточиться.

Кажется, он оказался в каком-то убогом портовом городке, на юго-восточной его окраине. Ближайшие три холма были тесно облеплены домишками, кое-как сделанными из мелких камней, с плоскими крышами из дубовых плах. Стояли они так плотно, что, свернув с кривой улочки, протиснуться между соседними домами можно было только боком. На «набережной» вместо халуп стояли длинные бараки, окруженные частоколом из небольших заостренных бревен. Еще дальше, у деревянных мостков-причалов качались на легкой волне, идущей с моря, десятки лодок и баркасов, казавшиеся в наступающих сумерках тушами морских животных, всплывших на поверхность. Среди них, как киты в стае дельфинов, затесались громады морских судов – не менее пяти штук вытянулись цепью вдоль реки. Шальной луч солнца, напоследок пробивший закрывшую небо пелену, окрасил вороньи гнезда на верхушках мачт в красный цвет; сами же корабли погружались во мрак. За ними, на другом берегу, Сорген с трудом разглядел группы точно таких же, как рядом с ним, хибар. Там тоже стояли корабли, правда, гораздо меньшие по размерам – что-то вроде парусных вельботов или мелких бригантин.

Сорген обернулся к ближайшей улочке: рядом, у домишки, размером заметно большего, чем остальные, появилась темная фигура. Изрыгая невнятные ругательства, она вывалилась наружу из раскрывшейся двери, а следом за ней неслись хриплые вопли, женский визг и стук посуды. Крохотные окна тускло светились, труба густо дымила. Судя по всему, это была таверна. Вышедший из нее посетитель до сих пор сжимал в руках здоровенную глиняную кружку, к которой периодически прикладывался. Даже с расстояния в двадцать шагов можно было увидеть пьяный блеск в глазах этого грязного, буйноволосого гиганта. Одет он был в распахнутую на голой груди полотняную куртку с рогожными вставками на плечах, а также в кожаные штаны, покрытые многочисленными белыми разводами. Морская соль.

– Эй!! – заревел вдруг гигант, явно обращаясь к Соргену, потому как больше на улице никого не было. Колдун вздрогнул: ему в голову немедленно пришло, что не стоило бы вот так сразу вступать в контакт с местным населением. Надо было спрятаться и понаблюдать… но теперь уже поздно. Не так он пьян, как кажется, этот здоровяк.

– Поди сюда, замухрышка! Не испытывай моего терпения! – снова заорал тот. Он допил из кружки и выбросил ее прочь.

– Ты мог бы разговаривать и повежливее, – заметил Сорген.

– Чего? – удивленно сморщился гигант. Нетвердой походкой он двинулся к колдуну, по дороге сплюнув тягучую слюну прямо себе на штаны. – С какого ты корабля, а?

– С "Благочестивых намерений", – ответил Сорген и криво ухмыльнулся.

– Врешь! – крикнул здоровяк, смешно тряся бородой. – Нет такого корабля!

Он подошел вплотную и теперь возвышался над колдуном на целую голову. Сивухой от него разило так, что впору было закашляться. Грозно заткнув большие пальцы обеих рук за широкий ремень, здоровяк зарычал:

– Э, да ты, видно, прочел мою татуировку? – он несколько раз ткнул себя в грудь, указывая все время в разные места. Впрочем, татуировка была всего одна, над левым соском: небольшой кораблик и непонятные закорючки под ним. – Понял, что я с «Гарделлы»? А ты, ублюдок, значит, с «Мониза». Все вы там такие худосочные и длиннорылые, недоноски. Ненавижу я вас, с «Мониза». Где вас ни встречу – всегда бил, бью и буду бить!

Гигант сорвал с пояса небольшой, но увесистый мешочек, которым как следует размахнулся. Сорген небрежно и устало опустил два пальца на засушенные глаза.

– Заргел!

Сил у него оставалось совсем немного, но тут особого напряжения не потребовалось. Здоровяк со стоном выпустил мешочек, с глухим стуком упавший на землю. Обхватив огромными кистями сразу всю голову, он с воем рухнул на колени. Раскачиваясь из стороны в сторону, он походил на плакальщика, убитого горем на похоронах любимой матушки.

Не успел Сорген сделать шаг в сторону, дверь таверны раскрылась и на вечерний воздух вывалилось сразу несколько нетрезвых личностей.

– Ого! Он обидел Безана! – с завидной для пьяницы реакцией заметил кто-то. Двое самых сообразительных немедленно вооружились дубинкой и ножом, а остальные покачивались, недоуменно пялясь на Соргена и «обиженного» Безана. Колдун, застонав от досады на собственную неповоротливость и тупость, вынул из ножен Вальдевул.

– Что за дерьмо! – сказал он трагически. – Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы драться! Поверите или нет, но мне совершенно не хочется разрубать на части ваши пьяные рожи. Только мне так и придется сделать, если вы полезете. И не пытайтесь показать свое мастерство – я волшебник.

– Чиивооо? – протянуло сразу несколько голосов. Сорген мучительно скривился: кажется, он сказал не то, что надо было. Потом кто-то из задних рядов добавил: – Ты ж Безана изуродовал, гад! Думаешь, это тебе с рук сойдет?

– Он первый начал! – огрызнулся Сорген. – К тому же, ничего с ним не случилось. Утром будет болеть только от похмелья, а про остальное и не вспомнит. Забирайте его и возвращайтесь в кабак, пейте дальше.

Пьяницы некоторое время нерешительно мялись. Кроме прочего, бросаться на человека с длинным мечом, когда ты вооружен только кривой палкой и коротким ножиком – это надо быть совсем уж не в себе. Посопев, забияки наконец подхватили скулящего Безана под руки и потащили прочь. По пути они оглядывались на Соргена, но тот неподвижно стоял на месте. Все силы его были сосредоточены на том, чтобы Вальдевул не слишком дрожал в руке и не опускался вниз. Пожалуй, напади на него враги всей толпой сразу, он бы не отмахался. Просто удивительно, что они оказались такими благоразумными!

Как только пьяницы скрылись в таверне, Сорген торопливо спрятал меч в ножны и скользнул прочь, в глубокую тень у стен домов. Потом он выглянул из-за угла, ожидая увидеть преследователей, но их не было. Хорошо бы перебраться на тот берег, вот только лететь нет никаких сил. К счастью, вскоре после того, как эта светлая мысль пришла ему в голову, Сорген увидал в просвете между бараками мост. Он был очень своеобразным: множество лодок, привязанных борт к борту, а сверху – настил из досок. Непрочно, но приемлемо и сделать проще, чем вбивать быки и делать насыпь.

Сорген смело вступил на колеблющуюся поверхность и пошел, пригибаясь, чтобы в случае чего упасть на доски, а не в воду. Когда он вышел на Улицу Больших Домов, сумерки еще более сгустились. Из-за плотной пелены на небе, ночь наступала раньше положенного.

В одном из домов раскрылась дверь, отчего в стене появился прямоугольник яркого света. Здесь пьяных криков не было: на улицу вышла женщина в фартуке и вытряхнула из подола мусор. Сорген последовал за ней внутрь.

– Все вино кончилось! – устало сказала ему женщина, не оборачиваясь.

– Мне вина не хочется, – тихо ответил Сорген. Женщина обернулась и немедленно сощурилась.

– Ты не наш, парень! – подозрительно пробормотала она. – По виду – городской щеголь, искупавшийся в болоте.

– И очень голодный, – добавил колдун. К счастью, кошелек его оставался на поясе, так что он смог поразить хозяйку парой золотых гейнджайндской чеканки. – Прошу тебя, принеси чего-нибудь съестного и поговори со мной.

Бросив на него еще один хмурый взгляд, женщина быстрым жестом сгребла деньги и ушла из общего зала заведения. Вскоре она снова появилась, выставляя на стол блюдо с холодным, полусъеденным бараньим боком и краюху хлеба.

– Пить ничего нет, даже пива, – пробурчала она.

– Налей хоть чего – пускай даже воды! – попросил Сорген. Женщина снова сходила на кухню и вернулась с кувшином молока. Колдун, жадно набросившийся на еду, повелительно махнул рукой, указывая на стул. – Садись!

Женщина настороженно опустилась на самый краешек и опустила руки на столешницу. Пожирая отвратительное, склизкое от жира мясо, Сорген рассмотрел свою невольную собеседницу. Осунувшееся лицо, серая кожа, блеклые редкие волосы; руки со вздувшимися венами, мешковатая фигура под застиранным платьем. Непонятно, сколько ей лет, хотя возможно, что всего лет десять назад она была красавицей.

– Что это за город, добрая женщина? – прошепелявил Сорген сквозь баранину, когда окончил разглядывать ее. Кабатчица изрядно удивилась.

– Как? Ты не знаешь, куда забрел?

– Я путешественник. Меня выбросило морем.

– Ох, не туда оно тебя выбросило, богатый господин. Твой корабль утопила вчерашняя буря?

– Нет. Меня… смыло за борт. Теперь хочу найти корабль – он должен был пристать к берегу.

– Ах, вот как! – женщина невесело улыбнулась. – Тебе везло и не везло, поочередно. То, что выпал – плохо, но смог выплыть. Правда, попал в плохое место… однако до сих пор жив! Пока ты шел сюда, тебя никто не встретил?

– Ну как же! Один невежливый пьяница пытался поколотить меня, но я отправил его проспаться.

– Как ты самоуверен, господин! А ведь это – Делделен!

– И что? Я должен испугаться? Извини меня, женщина, но я плыл издалека и не знаю, что творится на вашем северном берегу. Первый раз здесь…

– Первый и последний! Делделен – город жестоких пиратов, в котором правит Колокольчик. Уж он не даст тебе даже времени помолиться Белому богу и ты горько пожалеешь, что пустился в свое роковое плавание.

– Да? А каких же богов почитает этот Колокольчик?

– Никаких. Зачем они ему? Ведь это самый злобный, жестокий и страшный демон во плоти!

Сорген усмехнулся и задумчиво поглядел в угол, заполненный густой тенью. Возможно, здесь, нежданно-негаданно, он нашел себе союзника?

– Где живет Колокольчик? – спросил он. Идти ему никуда не хотелось: приятная тяжесть в желудке звала прилечь на мягкую кровать и вздремнуть. Нельзя. Нет времени, а кроме того, пока что Сорген здесь – опасный незнакомец, которого могут без лишних разговоров прихлопнуть. И вопрос даже не в том, получится у них это, или нет. Придется отбиваться и убить несколько человек, после чего заводить знакомство уже не так сподручно. Значит, надо скорее найти этого Колокольчика и расставить все на свои места.

– Удирай отсюда, покуда можешь! – горестно ответила кабатчица.

– К чему твои уговоры, – осклабился Сорген. – Почем знать, может быть, я еще более страшный демон?

Он отодвинул опустевшее блюдо и взглянул прямо в глаза женщины. Та в ужасе, беззвучно вскрикнула и закрыла рот ладонью.

– Ты!… Ты – Проклятый, полчища которого опустошают южные берега моря?! Добрался до нас, чтобы за все наши грехи перед Облаком уволочь в Вечногорящий мир??

– Ха! Не надо так пугаться, наивная женщина! Когда демоны приходят за твоей жалкой жизнью, они не разговаривают, а сразу вгрызаются в горло. Я просто пошутил. Смотри: сижу здесь, ем баранину, плачу тебе деньги, никого не трогаю… Неужели так страшно? Принеси, пожалуйста, воды, чтобы помыть руки, а потом укажи, куда идти. Обещаю, что никуда не стану тебя уволакивать.

Дом Колокольчика оказался приземистым особняком, скрывающимся за мощным каменным забором, по верху которого были набиты острые колья. У ворот неподвижно застыли высокорослые стражи в глухих ведроподобных шлемах, с алебардами в руках.

– Прочь! – рыкнул один, странно растягивая слово, будто бы собираясь расквакаться.

– Не кричи! – властно ответил ему Сорген. – Я не один из ваших пьяных бандитов. Я волшебник, прибывший из далеких краев и желающий поговорить с Колокольчиком.

Прежде чем он успел сказать еще что-то, второй страж молниеносным движением огрел его древком алебарды по голове. Да… Усталость, дополненная опасной сытостью, до добра не доводят, подумал Сорген, отлетая в призрачную тьму. Забор, стражники, темное небо мелькнули у него перед глазами и пропали…

… Ему чудилось, что он бьется с закованным в броню от макушки до пяток гигантом. Волосы вставали дыбом от тех скрежещущих звуков, с которыми Вальдевул отскакивал от похожих на каменные колонны ног противника. Враг поразительно тихо и тонко для своих размеров смеялся в ответ на каждую попытку пробить его броню. Глядя на напрасные потуги Соргена сверху вниз, он упер руки в бока и склонил голову в шлеме, похожем на ведро… нет, скорее на бочку – где взять такое здоровенное ведро? Смех напоминал перезвон бронзовых колокольцев. Догадка пронзила колдуна, словно в него попала волшебная молния. Это и есть тот самый предводитель пиратов! Зачем же он дерется с ним? Но руки, не подчиняясь разуму, продолжали бессмысленно стучать по непробиваемым доспехам. Великану тем временем надоело смотреть на суетящуюся букашку: он размахнулся дубиной, по размером схожей с человеком, и ударил по земле там, где только что стоял Сорген. Колдуну, к счастью, удалось отскочить – но комья земли, выбитые могучим ударом, засыпали его до самой шеи. Так не бывает! – ошарашенно подумал Сорген. Это сон! Глупый сон!!! Великан наклонился над ним, снова звонко засмеялся и плюнул. Это тоже было очень странно: на шлеме не было никаких отверстий, но колдун точно знал, что в лицо ему прилетел плевок. Теплый, странно пахнущий плохоньким вином…

Тут Сорген дернулся и очнулся. Он открыл глаза, вернее, один глаз, потому что второй держало что-то отвратительное, стягивающее пол-лица. Макушка саднила, и от каждого движения – будь это попытка пошевелить руками или опустившееся веко – тело пробирала леденящая дрожь. Руки, ноги… все остальное было стянуто путами, которые больно прижимали тело к какой-то плоской, жесткой поверхности. Вместо дыхания – хрип. Они стянули ремнем даже шею, так, что воздух проходил в легкие с великим трудом. В затылок врезались какие-то выступы. Мысли опять путались.

Рот, конечно, был заткнут дурно пахнущей тряпкой. У горла тускло поблескивало лезвие ножа, а того, кто его держал, Сорген не мог разглядеть. Лучше, чем сейчас, его не связывали ни разу в жизни! Сорген едва заметно усмехнулся, если только человек с кляпом во рту может усмехаться. Жаль, что он не может сказать об этом здешнему хозяину, то-то бы он порадовался.

После нескольких мгновений полного отчаяния и умопомрачения Сорген пришел в состояние угрюмого равнодушия. Ему вдруг стало все равно – убьют ли его, станут пытать или отпустят. Боль, словно озадаченная таким настроением человека, отступила. Левый глаз наконец смог увидеть что-то, кроме лезвия приставленного к горлу ножа. Слева впереди расстилалась поверхность огромного полированного стола, на котором стояла чаша с длинным узким носиком. Рядом небрежно были раскиданы свернувшиеся рулоны пергамента и письменные принадлежности. У ближайших углов стола стояли громоздкие подсвечники из тусклого золота, на пять свечей каждый; впрочем, на всех горели только по две, остальных просто не было. Дрожащий, оранжевый свет выхватывал из темноты самого Соргена, его туго связанные ноги и примотанные пеньковой веревкой к подлокотникам кресла руки. Напротив него сидел в другом, более удобном с виду кресле человек в плаще с капюшоном. Из-под небрежно наброшенного на голову колпака торчала звериная маска, сделанная очень искусно. Незнакомец не двигался, поставив локоть на ручку кресла и оперевши подбородок на ладонь. Глаза в черных провалах маски наверняка рассматривали Соргена с не меньшим вниманием.

– Приветствую тебя в моем городе, о смелый и безрассудный волшебник! – не пошевелившись, вдруг сказал незнакомец. Голос у него был чистый, нежный, мелодичный… как звон колокольчиков. – Прости мою невежливость: кляп во рту и все прочее. Я был бы рад усадить тебя за стол и поговорить, как полагается, однако, между любопытством и чувством самосохранения выбираю последнее. Надеюсь, ты поймешь, почему? Безан уже рассказал, как ты ослепил его одним-единственным словом.

Человек говорил, оставаясь совершенно неподвижным. Маска, изображавшая не то медведя, не то волка, притягивала взор и пугала своей схожестью с живой звериной мордой. Казалось, это настоящий волк одел плащ, чтобы через мгновение выпрыгнуть и вцепиться в горло. К Соргену снова вернулся страх. Почему-то быть загрызенным зверем ему не хотелось – если вдуматься, почему? Какая разница? Дурацкие размышления прервались, когда человек в маске снова заговорил.

– Признаться, меня страшно смущает твой поступок. Зачем ты пришел сюда, в Делделен, да еще и явился к моему дому? Или ты безумен? Все знают, что волшебника в городе Колокольчика ждет мучительная смерть. А ты, даже будучи предупрежденным, все равно пошел навстречу гибели. Служанка из таверны, правда, утверждает, что ты демон, Проклятый, явившийся с юга, чтобы низвергнуть нас всех в Вечногорящий мир. Глупая баба и глупые предрассудки. Мне плевать, демон ты или мелкий колдунишка… да хоть сам Бог-Облако! Все падут от моей руки.

К концу речи тон голос Колокольчика повысился, и сам он наконец шевельнулся. Как показалось Соргену, Облако пират помянул с особой злостью, от которой руки его впились в подлокотники. Резко отвернувшись, человек-зверь уставился куда-то в темноту. Сорген отчетливо видел торчащую из капюшона длинную морду, покрытую темной шерстью.

– Если ты могучий демон, покажи мне свою силу. Попробуй освободиться, попробуй сразиться с нами и победить. Ведь ты за этим пришел? Пусть победит тот, кто сильнее. Я буду рад любой смерти – твоей ли, моей.

Колокольчик снова повернулся к Соргену и склонил голову, как любопытный пес. Чуть подавшись вперед, он легонько покачал всем телом.

– Да слышишь ли ты меня, доходяга? Эк тебя отделал Велибад – непонятно, дышишь ли ты еще, или уже нет? Эх, все равно, вся эта болтовня есть ничто иное, как пустая трата времени. Рот я тебе освободить не решусь, а болтать с безответным столбом просто нелепо.

Колокольчик вяло махнул рукой, укутанной в просторный рукав. Оказывается, он не в плаще, а в какой-то хламиде, прямо как Фонрайль. Сорген вдруг вздрогнул, и на сей раз не от боли. Он вспомнил сразу всех Старцев и представил, как они отреагируют на известие о том, что какой-то никому не известный за пределами Белого моря пират справился с Соргеном, магом, на которого они возлагали столько надежд. Бьлоргезд назовет его слабаком, Фонрайль презрительно скривится и не удостоит словом, Рэмарде с мрачным осуждением покачает головой. В тот момент Сорген почувствовал такую жгучую ненависть к этой троице, какую не испытывал уже много лет, с того давнего момента, когда он покинул Энгоард. Неужели он вообще способен на такое?? Если бы ярость преобразовать в пламя, дом Колокольчика вспыхнул бы и разом превратился в пепел. Нет! Ни одна собака, сколь бы старой и мудрой она себе не казалась, не сможет скривиться и посмеяться над ним, Соргеном!! Из одного чувства противоречия, чтобы утереть нос всем возможным недоброжелателям и прочим, он должен победить. В мозгу его немедленно всплыли слова, которые давным-давно сказал ему старый Рабель: "Помни, мой мальчик, всегда помни одно. Волшебная сила – это само естество природы, прячущееся в непознанных до сих пор измерениях, которые люди в лучшем случае описывают весьма приблизительно и неточно. Магия живет не в замысловатых словах, выкрикиваемых колдунами, и не в высушенных жабах, которыми они потрясают. Чародейный олейз течет через твой разум, и всяческие ухищрения лишь помогают сконцентрироваться на нем и зачерпнуть энергии для сотворения чуда. Слабый ум нуждается в этих штучках, как безногий в своих костылях, но если человек обладает настоящим даром, если он – гениальное дитя неких Вселенских сил, для которого нет невозможного, сила будет находиться с ним всегда и везде. Пуповина, связывающая его с океаном олейз, безбрежным и нескончаемым, никогда не будет оборвана. Он сможет зачерпнуть любое количество и сотворить такое, что неподвластно никому иному. Нужно лишь суметь. Подчинить себе саму мысль, открыть потрясающие способности, освободить их из темницы косного мышления… Если ты сможешь сделать это – тебе не будет равных среди магов. Пытайся! Я вот не сумел… и не знаю никого, кто смог бы нащупать в себе ту самую пуповину".

В прежние времена Сорген пытался раз или два последовать совету Рабеля, но, видно, это были несерьезные попытки, ни к чему так и не приведшие. Сейчас от того, сможет ли он прибегнуть к магии, не пользуясь ничем, кроме разума, зависела жизнь… даже нечто большее, необъяснимое.

Воображение! Старый Рабель считал, что именно это – ключевое слово для того, кто желает стать настоящим магом, всемогущим и всесильным. Тот, кто сможет представить себе желаемое так ясно и четко, что оно превратится в реальность, станет победителем в битве с собственным разумом.

У Соргена не было времени для сомнений или ошибок. После того, как слова Рабеля горящими аршинными буквами проплыли перед его затуманившимся взором, он вспомнил свою юность и сражение под стенами города-крепости в Стране Без Солнца. Тогда он превратил целый откос под стеной в мягкое, рыхлое сало; теперь же требовалось гораздо меньшее.