На древних землях Прияузья - Несентиментальные прогулки по Свиблову

В 1782 году Мария Семеновна Голицына решила продать бывшую родовую вотчину Плещеевых. Вскоре усадьба переходит во владение Марии Ивановны Высоцкой. При ней начинается коренная перестройка подмосковного имения, которая по какой-то причине не отразилась на планах села Свиблова. Между тем из топографического описания Московской губернии 1800 года уже известно, что на правом берегу Яузы и по обе стороны безымянного оврага уже располагалась церковная земля и что «крестьян в жительстве нет, и обрабатывается земля наемными людьми из других вотчин». При генеральше Высоцкой, в Свиблове строится «дом господский, деревянный», расширяется территория сада «с ранжереею«. По некоторым сведениям, «севернее нарышкинских палат создается новый ансамбль парадного двора» с главным домом» и флигелями. В его композицию включаются старая церковь и людской флигель. Обновляется регулярный парк с его восемью аллеями.

Что нам известно о других строениях в имении Высоцких? В одном из архивных документов (деловой расписке) есть сведения о постройке некой Анной Сабо дома на земле генеральши Высоцкой. Там, кстати, содержатся и некоторые замечания о последствиях пребывания французов в окрестностях Свиблова в 1812 году. Своеобразный стиль расписки и орфографию сохраняем.

… «1814 года июня 1-го дня, я, нижеподписавшаяся, Коллежская Асессорша Анна Степановна, дочь Сабо, заключила сие условие с Коллежскою Советницею Настасьею Степановною Мильгуновою в том, что отдала, я, Сабо, ей, Мильгуновой, выстроенной мною дом в селе Свиблове на земле госпожи Высоцкой, со всеми к тому дому принадлежностями, фригирями и службами без остатка. А как оное строенье во внутренности при бытности неприятелей повреждено, то она, госпожа Мильгунова, обязуется починить, исправить, на исправление ж употребила суммы тысячу рублей. Который дом вольна она, Мильгунова,… в наймы отдавать сторонним людям и употребленную на поправку и починку сумму с наемщиков получить, а по получении оной суммы должна предоставить оной дом мне обратно, в чем подписуемся…»

Отметим, что при новой помещице госпоже Высоцкой крестьянские дворы отсутствуют вовсе, а территория усадьбы сильно поросла лиственным лесом. Так Свиблово с его живописным ландшафтом и рекой Яузой постепенно переходит в разряд дачных усадеб, все чаще привлекая сюда состоятельных горожан и лиц купеческого сословия. Да и нашему замечательному историографу Николаю Михайловичу Карамзину оно тоже приглянулось.

Места литературные и не только…

Кажется, никто из русских литераторов XIX века, так преданно, как Николай Карамзин, не любил природу московских окрестностей. На лето он обычно всегда отправлялся в какой-либо живописный уголок Замосковья. «Для рассеяния ездил по московским окрестностям, – писал он в июле 1797 года другу поэту И.И. Дмитриеву, – видел прекрасные места и жалел, что у нас не умеют ими пользоваться. Через несколько дней опять куда-нибудь поеду».

Говорят, что первым дачным местом, где отдыхал и жил Карамзин весною и летом в свои молодые годы, была Самарова гора. Неподалеку от древнего подмосковного Николо– Перервинского монастыря.

В 1799 году он делился с Дмитриевым искренними мечтами о летнем жилище: «Желаю, мой милый, чтоб скорее пришло то время, в которое по словам твоим мог бы ты жить совершенно для муз и дружбы. Мне весело воображать это!.. Летом жили бы мы в маленьком и в чистеньком доме на высоком берегу Москвы-реки, в семи верстах от города… Место самое романическое». Речь, как мы уже говорили, шла о Самаровой горе.

Спустя год с небольшим Николай Карамзин уже мечтал о поездке в подмосковное Кунцево, что раскинулось на высоком живописном берегу Москвы– реки. А с середины мая он отдыхал здесь вместе с Елизаветой Протасовой. Их долгая тринадцатилетняя дружба, наконец, закончилась браком. С весны 1801 все чаще писатель уезжает на дачу в подмосковное село Свиблово. В конце мая Николай Михайлович пишет брату, что более трех недель живет с супругою «недалее осьми верст от Москвы, что в городе бывает редко, и то на час».

«К счастию время хорошо, – прибавлял он, – а место еще лучше: живем в тишине, иногда приглашаем наших московских приятелей, читаем, а более всего прогуливаемся».

Это было необыкновенно счастливое время для Николая Карамзина и Елизаветы Протасовой. «Я благодарю ежеминутно Провидение за обстоятельства моей жизни, – делится он своими мыслями с братом, – а более за милую жену, которая делает меня совершенно счастливым своей любовью, умом и характером».

Но счастье их длилось недолго: через год, после рождения дочери Елизавета Протасова умерла. Воспоминания о прошлом, память о любимой жене были еще болезненно живы в душе писателя, когда в очередной раз на следующее лето Карамзин приезжает в Свиблово.

«Бываю по большей части один… – рассказывает он в одном из писем, – несмотря на свою меланхолию, еще благодарю Бога! Сердце мое совсем почти отстало от света. Занимаюсь трудами, во-первых, для своего утешения, а во-вторых, и для того, чтобы было чем жить…»

В 1803 году Николай Карамзин снова возвращается в подмосковное «Свирлово», что известно из его письма к брату от 6 июня, в котором упоминается, что он нанял «прекрасный сельский домик в прекрасных местах близ Москвы». Здесь историографа навещал поэт Василий Жуковский, тогда только начинавший свой творческий путь.

Эти необыкновенные места Прияузья самым благотворным образом повлияли на литературные замыслы писателя. В Свиблове Николай Карамзин пишет повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новгорода» и здесь начинает главный труд всей своей жизни – «Историю Государства Российского».

Чем же прославилось прелестное Свиблово позднее, в пятидесятые и восьмидесятые годы девятнадцатого столетия? Представьте хотя бы на минуту тогдашний пейзаж с лесами и стремительной Яузой. Девственные еще места, где писал свои первые этюды воспитанник Училища живописи, ваяния и зодчества, юный Иван Шишкин, впоследствии знаменитый русский живописец.

Не все знают и о том, что в подмосковной усадьбе Свиблово прошли детские годы выдающегося русского композитора Александра Николаевича Скрябина. В одном из юношеских писем к своей близкой знакомой Наталье Секериной он писал: «Есть какая-то особенная прелесть в периодичности получаемых в жизни впечатлениях, они обновляют человека, как обновляет природу весна, и говорят о чем-то вечно юном, вечно свежем.

Портрет Скрябина.

Входишь в усадьбу, в которой провел детство, и сердце наполняется отрадным чувством. С одной стороны, воскресает мир детских грез, эта атмосфера серебряной блестящей пыли, переполненная фантастическими существами, прекрасными и чудовищными, – это чудное время, когда любишь и не знаешь кого, и не знаешь почему. С другой стороны, гордость сознания, мир света, в котором человек твердой стопой идет по ясно начертанному пути к определенной, раз навсегда избранной цели. Есть место, в котором я до сих пор чувствую себя десятилетним ребенком: это Свиблово. Мне каждый раз, когда я бываю там, хочется идти дирижировать детским оркестром, процветавшим некогда в сосновой аллее…».

Годы расцвета «Свирлова» (1820–1830 г.г.)

«… Свирлово (в семи верстах от Москвы) Н.П. Высоцкого приятно разнообразием своих прогулок. С некоторого времени живут там многие из дворян и богатых купцов в наемных сельских домиках».

(Н.М. Карамзин).

По «прожекту» Тимофея Простакова

Конец XVIII – первая четверть XIX века – это годы расцвета свибловской усадьбы. Сохранившиеся доныне ее постройки – господский дом, людской корпус и остатки каменного фундамента оранжереи и, конечно, живописные усадебные пруды, исследователи относят к этому времени.

Со временем облюбовал эти дачные места на Яузе для своей резиденции и постройки суконной фабрики московский купец Иван Кожевников. В 1821 году ему, наследнику миллионного состояния, сыну известного чаеторговца, владельца многих торговых лавок в Китай – городе, Н.П. Высоцкий продает Свиблово. Поначалу Кожевников вместе с купцами Квасниковым и Шошиным по купчей приобрели 450 десятин земли Свиблова за 240 тысяч рублей ассигнациями, не считая церковной земли. А позже Иван Петрович выкупил у своих компаньонов– родственников их части, заплатив им по 85 тысяч рублей. Как предпринимателя, человека делового Ивана Кожевникова привлекает, прежде всего, здешняя местность – т. е. близость реки и обилие леса.

Предыстория покупки свибловской усадьбы такова. После смерти отца в 1816 году Кожевников– младший вступил в права владения отцовским капиталом и вел доставшееся ему семейное торговое дело самостоятельно. В официальных бумагах его теперь величали «первостатейным купцом». А скоро по совету тестя купца Шошина он решил умножить свой капитал и построить суконную фабрику в Свиблове.

Минули недавние времена, и лишь «старожилы помнили, как Петр Иванович Кожевников, привозил с собой сына Ивана «на биржу в тележке, одетого в тулупчик, подпоясанный кушаком». Глава торгового дома держал своего отпрыска в настоящей строгости и рано женил его на дочери купца Шошина.

И вот Иван Кожевников – наследник девяти миллионов. Купец, одетый по тогдашней европейской моде, решил завести в Свиблове современную фабрику, закупив производительные машины в Англии.

Итак, на берегу реки Яузы, в Свиблове появляется современная фабрика тонких сукон и одновременно промышленный жилой поселок для рабочих.

Строительство фабрик в Москве и окрестностях во многом определялось новыми веяниями времени. В «Путешествии из Москвы в Петербург» Александр Пушкин писал:«Москва, утратившая свой блеск аристократический, процветает в других отношениях: промышленность сильно покровительствуемая в ней оживилась и развилась с необыкновенной силою. Купечество богатеет и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством».

Свибловскую фабрику, продукция которой пользовалась большим спросом в странах Востока, в Средней Азии считали поистине образцовым российским предприятием-поселком I-й четверти XIX столетия. Впрочем, первые текстильные предприятия появляются в Москве уже в XVIII веке. В основном это было суконное и шелковое производство. Из крупных фабрик того времени известна Кадашевская суконная фабрика, основанная указом Анны Иоанновны в 1736 году в целях «суконные (мануфактуры) умножить, дабы войска наши без вывозу чужестранных российскими сукнами удовольствовать». Первые мануфактуры открываются в это время в дворянских усадьбах Остафьево, Архангельское, Павловское, Фряново. В подмосковном селе Купавна действует Купавинская шелковая фабрика, которой некоторое время владел генерал-фельдмаршал князь Г.А. Потемкин-Таврический.

Вообще дворянское имение было довольно сложным, многофункциональным организмом. В нем сочетались и хозяйственное предприятие, и резиденция, и место отдохновения. Все это вполне мирно уживалось в пределах одной территории, где полновластным хозяином являлся помещик. Мануфактура наряду с господским домом, регулярным садом, мельницей и прудами, плотинами придавали некие новые черты дворянскому гнезду. Обычно производственные корпуса мануфактуры строились по берегам рек, ведь для работы водяных двигателей и промывки шерсти и холстов требовался большой расход воды. (Это мы наблюдаем и при строительстве фабрики Кожевникова на Яузе.) Кроме того, владельцы фабрики дополнительно строили плотины и искусственные водные системы. Важно то, что фабричный комплекс помимо своей основной задачи – производство тканей на продажу – решал и эстетическую. Он гармонично вписывался в ландшафт усадьбы, в окружающую природу.

Свибловская фабрика.

К 1820-м годам текстильных фабрик такого современного уровня и размаха, как в Свиблове, еще не было. Пуск частной мануфактуры Ивана Кожевникова – одного из наиболее технически оснащенного по европейским меркам предприятия, явился событием для промышленной России. Это была первая ласточка в области отечественного текстильного производства. Общие расходы на строительство и устройство Свибловской фабрики, в том числе и расходы на строительство рабочего поселка, составили три миллиона тогдашних рублей. Около трети всего капитала «первостатейного купца» Ивана Кожевникова.

Примечания

1

саженье– украшения, низанные жемчугом, драгоценными камнями

золотное – одежда, изделия, расшитые золотом или золототканые.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.