На древних землях Прияузья - Несентиментальные прогулки по Свиблову

Борис Алексеевич Шеватов

Несентиментальные прогулки по Свиблову

Введение

Старое Свиблово раскинулось совсем неподалеку от Отрадного, рядом с естественной границей – рекой Яузой, исстари разделявшей земли Свиблова, Владыкина, Леонова и Медведкова. От перекрестка на пересечении улиц Декабристов и Пестеля минут пять езды на автобусе до остановки «Гаражи ВДНХ» на Сельскохозяйственной улице. А там, как говорится, рукой подать до Старого Свиблова. Впрочем, даже те, кто постоянно ездит по этому маршруту, едва ли подозревают, что за ограждениями, хозяйственными постройками и гаражами с незапамятных времен бежит извилистая московская речка.

Минуем бетонный забор промышленной зоны, невольно закрывшей своими малопривлекательными сооружениями живописные виды на Яузу. И направляемся к мосту. Заросший кустарником и деревьями правый берег Яузы давно превратился в заброшенные задворки Сельскохозяйственной улицы. И лишь преодолев добрую сотню метров вдоль речки, у моста, вам открывается совершенно иная картина – и сельский пейзаж, и стремительная речка. Кажется, ее быстрые воды расчесывают зеленые челки– водоросли. Яуза словно торопится скрыться за поворотом среди ивняка, обогнуть старый забытый островок и оказаться сначала у пересечения Лазоревого проезда и Березовой Аллеи и бежать дальше мимо Ростокина. По городу, к месту слияния с Москвой-рекой.

Отсюда, с моста, открывается вид на старинный пруд, на высокий берег реки – отличительной черты старинной усадьбы Свиблово. Смотришь и словно переносишься в иную историческую эпоху. Вот древний храм Живоначальной Троицы с колокольней, а это симпатичные флигели старого господского дома. Совсем недавно завершена реставрация главного дома усадьбы.

Все течет, все изменяется, как некогда говорил философ. И прежде огромная территория свибловской усадьбы за долгую историю своего существования сжалась точно шагреневая кожа до зеленого островка площадью…

Зажатая типовыми многоэтажками, утратившая свои живописные липовые аллеи, да и многое из того, из чего собственно и складывался облик бывшей подмосковной усадьбы, ныне Старое Свиблово шаг за шагом восстанавливается, постепенно открывая свое прежнее, неповторимое лицо. И сегодня кое-где увидишь еще остатки старого ландшафта – двухсотлетние и даже двухсот пятидесятилетние липы со сломанными верхушками, последние осколки той давно минувшей эпохи.

Долгие годы бывшая усадьбы была в запустении: территория Старого Свиблова и его постройки фактически были заброшены. И только живописный пейзаж – террасы берега и река Яуза, петляющая среди городских кварталов разросшегося района, напоминала о славном прошлом этих мест.

Десятилетиями все его главные постройки – господский дом, Троицкая церковь и колокольня, флигели оставались в запустении. О других сооружениях свибловской усадьбы и говорить не приходится. О них лишь остались описания в архивных документах, что, правда, дает возможность хотя бы представить, как они выглядели в пору расцвета Свиблова. Так получилось, что внимание историков, искусствоведов в большей степени привлекали подмосковные усадьбы, в которых неплохо сохранились архитектурные постройки и культовые сооружения прошлого. Проблемные памятники истории как бы оставались в стороне. Они естественно требовали реставрации, более тщательного изучения и поиска новых архивных документов. В конце концов, усадьба Свиблово ждала своего часа открытия, а вместе с тем и возрождения.

Патриаршее подворье в Свиблове.( Флигель).

Удивительно живописен здешний рельефы местности с террасами берега и рекой Яузой, бегущей среди новостроек разросшегося московского района. В этих окрестностях когда-то совершали прогулки историограф Николай Карамзин и поэт Василий Жуковский, писал свои этюды Шишкин, сюда приезжали и другие знаменитости.

Даже современные многоэтажные постройки по-иному, свежо и открыто воспринимаются ныне на фоне Яузской панорамы.

Совсем недавно было все иначе. Как это ни странно, переживший грозу 1812 года господский дом в Свиблове серьезно пострадал уже в наши дни в 1994 году, когда сгорел второй деревянный этаж старинной постройки. Словно по одному сценарию гибнут у нас памятники истории и архитектуры. В конце 1970-х годов в подмосковном Дзержинском, на территории Николо-Угрешского монастыря, неизвестные сожгли уникальный деревянный архиерейский дом, памятник 18–19 веков. Похожая история повторилась через 20 лет с господским домом в Свиблове. Совсем недавно реставраторы ООО «Профреставрация» по сохранившимся старинным описаниям и обмерам, сделанным их коллегами в 1980 – е годы, завершили восстановление главного усадебного дома Нарышкина. Буквально за последние годы были восстановлены восточный и западный флигели и людской корпус.

Посмотрите, как гармонично вписан в пейзаж над высоким берегом Яузы Троицкий храм, заложенный в 1708 году К.А. Нарышкиным. В 2008 году ему исполнилось триста лет. Разглядывая старые фотографии и снимки десятилетней давности трудно представить, что еще недавно Троицкая церковь была в аварийном состоянии. С утраченными архитектурными деталями, без куполов, с полуразрушенной апсидой – таким представал памятник 18 столетия перед реставраторами несколько лет назад.

Давным-давно ушли в прошлое «безмолвные аллеи, заглохший старый сад», и все-таки воздух истории чувствуется в атмосфере бывшей подмосковной усадьбы. Те, кто приезжал сюда в пушкинские времена, да и позже не могли не очароваться этими местами. Главная достопримечательность Старого Свиблова – здешняя природа, река Яуза, которая словно тугим узлом связала между собой земли Свиблова, Ростокина, Леонова и Медведкова, чьи биографии давно пересеклись во времени и пространстве.

Троицкая ц.

Еще в середине прошлого века окрестности Свиблова близ Яузы выглядели совсем иначе, чем теперь. «Обводненная голубыми волжскими водами, течет обновленная Яуза мимо тенистых бульваров и парков, вдоль широких проспектов и улиц Москвы. Но если перешагнуть городскую черту, то в полукилометре от нее, Яуза резко меняет свой облик. Тихие поросшие кустарником берега, чистые извилистые повороты, отлогие зеленые островки придают ей совсем идиллический вид. По обоим берегам речки располагались два старинных подмосковных села – Медведково и Свиблово. Свиблово, или Свирлово, как его называли в пушкинские времена, подобно другим подмосковным местностям привлекает своей живописностью, близостью реки, сосновыми и березовыми рощами».

Здесь в тиши Старого Свиблова забываешь на минуту о городской суете, которая словно поток несет нас мимо, не давая возможности остановиться, оглянуться, сосредоточиться на главном. В плену ее мы часто не замечаем красоты окружающей нас природы. Старинная Троицкая церковь и колокольня, и господский дом, расположенные на высоком месте, над рекой, словно слиты в единое целое с этим сельским пейзажем. И эта гармония, которую так трудно или почти невозможно найти в жизни современного мегаполиса, настраивает на совершенно иной неспешный лад и ритм, где природа и человек чувствуют себя неотделимыми друг от друга, как ветки одного большого дерева, название которому Божий мир.

У истоков старинной усадьбы

«Сельце Федоровское Свиблово на Яузе»

Впервые село Свиблово упоминается в духовной грамоте московского князя Василия I Дмитриевича в начале XV века. Хотя оно существовало, видимо, гораздо раньше. По преданию, название это произошло от прозвища боярина Федора Андреевича Свибла. Он вошел в историю как один из руководителей строительства белокаменного Московского Кремля. Крепость, сложенная из мячковского камня-известняка, добытого в каменоломнях у села Мячково в нижнем течении Москвы-реки, стала впоследствии главной архитектурной доминантой и достопримечательностью столицы.

Сохранились свидетельства о том, что палаты боярина Федора Свибла располагались на берегу Москвы-реки, неподалеку от угловой Кремлевской Свибловской стрельницы. Почти через столетие под 1488 годом в летописи говорится о строительстве на ее месте знаменитой Водовзводной башни. «В лето 6996(1488)» 27 мая «Антон Фрязин заложил стрельницу (башню) вверх по Москве» там, где раньше «стояла Свибловская стрельница, а под нею выведен тайник».

Строительство Кремля конец 15 в.

В 1633 году бывшую Свибловскую башню приспособили для водопровода, который обслуживал дворцовые здания. На верхнем этаже устроили большой бак, выложенный свинцом, куда закачивали воду, поступавшую далее по свинцовым трубам «на царский двор ради великаго потребования». На долгие годы за башней потом закрепилось название Водовзводной.

Строитель Московского Кремля Федор Свибл при великокняжеском дворе был далеко не рядовой фигурой. Из истории известно, что за три года до Куликовской битвы он начальствовал над московским войском, которое вместе с нижегородскими полками ходило в Мордовскую землю, «и сотворило ее пусту». Именно смелого воеводу великий князь оставлял за себя в Москве во время великого Донского похода.

О влиянии рода Свибловых говорит и то, что среди лиц, подписавших духовную князя Дмитрия Донского, наряду со знаменитым Дмитрием Волынским – Боброком, окольничим Тимофеем Васильевичем, боярином Федором Андреевичем (Кошка), встречается имя Федора Свибла.

Но все проходит и слава и богатство. Во время княжения Василия I Дмитриевича Федор Андреевич неожиданно попадает в опалу. Жалованные ему за службу вотчины переходят в княжеский дом. По обычаю того времени московские князья либо покупали села, либо отбирали у опальных бояр, иногда обменивали. Так приобретались села Вельяминовские, Свибловские, Всеволожские.

Князь Василий Дмитриевич.

В духовной грамоте Василия Дмитриевича (от 1406–1407 г.г.) великий князь московский говорит о вотчинах Федора Свибла как о своих «промыслах» (владениях): «А что мои промысл, а то даю княгине своей: Оухтюшку, куплю свою, да Фоминские дьяковы села, да Федоровские села Свибловские…»

Когда-то ближний боярин Дмитрия Донского был по-настоящему богат. Об этом говорит простое перечисление мест, где прежде были его села – «на Устюге, и в Отводном, и на Сяме, и в Ростове, и в Переяславле Веськое, и с Родивоновским, и со всеми деревнями, и на Москве село Буиловское и с Олексеевскою деревнею, да село Тимофеевское на Яузе».

Подмосковное Тимофеевское иногда отождествляют со Свибловом. Но так ли это? Не идет ли речь в духовной грамоте о другом селении, что располагалось дальше Свиблова, в нижнем течении реки Яузы? Во всяком случае, во второй духовной грамоте великого князя Василия Дмитриевича (1417 г.) есть более точное описание Свиблова. В числе владений, которые князь завещает княгине Софье Витовтовне, отмечены – «Митин починок со всем, что к нему потягло, да Семцинское село и з Самсоновым лугом и со всем, как было за моею матерью, да сельце Федоровское Свиблово на Яузе и с мельницею, да Крилатское село…»

Мельница в верховье Яузы – это одна из наиболее достоверных его примет. И еще одно, в межевых документах 1623–1624 г.г. о границах сел Леонова, Свиблова и Медведкова упоминаются Федоровская земля, Федоровка. Возможно, речь идет о бывшем сельце Федоровском, ставшем со временем частью Свиблова.

Приключения итальянца Петрока Малого

До начала XVII века село Свиблово оставалось в числе Дворцовых земель, хотя время от времени отдавалось во владение разным лицам. При великом князе московском Василии III оно упоминается среди наделов, полученных итальянским зодчим Петроком Малым.

О нем известно немногое. Приехав в Московию в 1528 году с посольством папы Римского Климента VII, Петрок Малый через некоторое время принял православие и женился. В Московии он выполнял исключительно заказы Василия III, поэтому был пожалован двором и поместьем неподалеку от столицы. В летописи о Петроке Малом упоминают как о «новокрещенном фрязине» в связи со строительством Китай-города.

Китай– город.

В средневековой Руси фрязинами называли итальянцев. Немало выходцев из далекой Италии имели в Подмосковье (нынешнее Фрязино) свои земли, жалованные им за успехи в торговых делах. Итальянцы на Руси не только торговали, но и лили пушки, ставили пороховые и кирпичные заводы. При Иване III они возводили церкви и соборы, строили крепости в Москве, Нижнем Новгороде и Пскове. При великом князе Василии III фрязин Петрок Малый – занимался строительными и фортификационными работами в столице и других городах.

Что известно о его первоначальной деятельности? С 1531 года он возводил в Московском Кремле церковь Воскресения вместе с другими пристройками к колокольне Ивана Великого. Затем при малолетнем Иване IV и правительстве Елены Глинской приезжий итальянский зодчий разработал проект Китайгородской стены. И менее чем за четыре года построил каменную крепость с 12 башнями. Ее крепостная стена растянулась на расстояние более двух с половиной километров.

Колокольня Ивана Великого.(фото внизу)

От Никольских ворот Кремля каменная стена шла в восточном направлении вверх по Неглинной и сворачивала на Васильевский луг. Резко повернув у Москвы-реки обратно к Кремлю, она тянулась далее верх по Москве-реке к Свибловской стрельнице на углу Кремля. В стене были построены несколько ворот – Троицкие, Сретенские (позднее Никольские), Козьмо-Демьяновские (Ильинские), Всесвятские (Варварские) и Москворецкие…. А под башнями и стеной Петрок Малый устроил множество тайников. Китай-город – пример крепости нового типа. Хотя ее стены значительно ниже кремлевских, однако обеспечивали ей устойчивость против осадной артиллерии и были лучше приспособлены к обороне.

К творениям талантливого зодчего наряду с церковью Воскресения в Кремле относят и настоящий архитектурный шедевр – собор Вознесения в селе Коломенском, построенный в честь рождения царевича Ивана Васильевича. Недаром Петрок Малый получил наряду с поместьем в Свиблове «жалованье великое», грамоты поместные.

Прошло время, и в жизни итальянца происходят события удивительные.

В 1539 году по указу великого князя зодчий отправился в Себеж. «И на Себеже Петр крепость обложил» за три недели. Как потом стало известно, возвращаясь из Себежа в Москву, мастер по пути посетил Псково– Печерский монастырь. И неожиданно, минуя Псков, бежал в Ливонские земли. По мнению некоторых исследователей, Петрок Малый, упоминаемый русскими летописями, и Петр Фрязин, бежавший за рубеж – это одно и то же лицо.

В розыскном деле тех лет читаем: «Лета 7047, Великаго князя казначей Иван Иванович Третьяков да дьяк Одинец Никифоров отпущали на государеву службу, на Себеж, Петра Фрязина, да с ним послали толмача Гришку Мистробонова… да Одинец же Петру дал грамоту, почему ему ехать к Пречистой в Печеры, и тое грамоту толмач отдал в Пскове дьяку Степану Скрынову. А изо Пскова Петр проводников до Себежа не взял. И на Себеже Петр город обложил, и жил на Себеже три недели, а воеводы себежские Петра отпустили из Себежа к Пскову, да отпустили с ним двух сынов боярских, Ондрея Лаптева да Васюка Земца проводити до Пскова».

Однако, выезжая из Себежа, Петр говорил проводникам, что у него имеется грамота великого князя на проезд в Печеры, «а к Пскову аз не еду.» Между тем Петру объяснили, что им велено проводить столичного мастера до самого Пскова. А когда приехали в Воронач, то Петр поинтересовался: знают ли они дорогу в Печеры.

Далее в деле упоминается довольно странный эпизод, когда один из проводников – Васька Земец, не доезжая пяти верст до монастыря, свернул с пути и уехал в «Трофимово поместье Деншина». А спустя некоторое время вернулся в Псково– Печерскую обитель, где уже были Петр Фрязин и его сопровождающие.

Вид Пскова.

Часа за два до вечера, после ужина в монастыре, зодчий и его свита отправились в Псков. Петр Фрязин все спрашивал своих спутников о дороге, что-то выяснял. Расслабленные после монастырской трапезы и слегка утомленные долгим путем проводники вряд ли следили за дорогой. Ехали в Псков, а оказались… за границей.

В розыскном деле об этом записано: «и за полчаса до вечера приехали в Немецкую землю, в Новой городок Ливонскыя земли». На посаде Петр остановился в Новом городке (Нейгаузен) «у немчина у Ивана Рытара». И в тот же вечер себежский проводник Васька Земец да Трофимов сын уехали из городка назад. Они предчувствовали, каковы могут быть последствия данного проступка.

Из документов известно, что ночью от Петра Фрязина сбежали еще три человека. А наутро сын боярский Андрей Лаптев и переводчик Гришка Мистробонов заявили беглому итальянцу: «Государю еси изменник, и над собою еси и над нами доспел еси великую беду».

Андрей Лаптев добавил: «Аз к Москве не еду, блюдуся от Государя казни». Но почему переводчик и проводник из Себежа пришли в себя лишь на следующее утро? Не исключено, что накануне во время ужина в монастыре, где их обильно потчевали, не обошлось без крепких напитков, которыми угощал своих соседей беглый фрязин. С полупьяными спутниками легче было изменить маршрут, осуществить задуманное и бежать из Московии. Теперь отступать было некуда…

На другой день в Новгородке, в ночь пришли к Петру представители от тамошнего наместника и потребовали, чтобы тот какое-то количество «рухляди» (добро, движимое имущество) прислал в город. Однако Петр Фрязин решил не платить взятки. В ту же ночь он вскрыл свои чемоданы, достал из них дорогие одежды– «саженье и золотное,[1] да за пазуху положил».

Далее начинается настоящий детектив. Петр Фрязин предложил переводчику Гришке Мистробонову бежать вместе с ним. Тот отказался. И Петр ушел один. В документах розыскного дела итальянца намеренно рисуют разбойником: «да двух сторожей неметцких ножом поколол да убежал». Впрочем, «кровавый» эпизод ночного побега впоследствии документами не подтверждается. Утром стражники нашли пожитки беглого Петра Фрязина. А переводчика его Гришку ограбили и в стрельницу на цепь посадили и пытали, чтобы тот поведал, где скрывается Петр.

Наконец, нашли сбежавшего итальянца и переслали в Дерпт (Юрьев) к местному католическому епископу. При встрече с ним владыка спросил: «почему ты в нашу землю от великого князя отъехал?»

Петр ответил, что «его к великому князю прислал папа Римский послужить года три или четыре, а служил, сказал, великому князю 11 лет и держал его князь великий силою». «И нынче как великого князя не стало… а государь нынешний мал остался, а бояре живут по своей воле, а от них великое насилие, а управы в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь, того для… мыслил отъехать прочь, что в земле Русской великая мятеж и безгосударство».

На вопрос о вере, Петр Фрязин сказал, что «вера его Латинская… и на Москве не крещен, а к немецким церквам с немцы молитися ходил». Вскоре привели для очной ставки измученного Гришку Мистробонова. И он рассказал, что Петр на Москве крестился в русскую веру, и нынче на Москве жена у него есть. Поведал и о том, что Петр трижды целовал крест великому князю и крестному целованию изменил, и государев хлеб и соль позабыл.

Епископ Дерптский и члены городской ратуши говорили Петру Фрязину: «через нашу тебя землю не пропустим, с великим князем в том остуды не учиним, а похочешь назад к великому князю ехать, и мы тебя не держим».

Петр слезно умолял не выдавать его великому князю.

Осмотрев грамоты поместные и жалованные, епископ и его окружение удивлялись, что мастер оставил «такое великое жалованье и жену» и сбежал. А прибывший за мастером посланник от князя Губа Симанский рассказал, что фрязин бежал тайно и «взял государеву казну великую». Правда, исследователи считают, что на самом деле мастер вез с собой заработанное им в Московии.

К сожалению, нам неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба итальянца после побега. Сохранившиеся материалы розыскного дела об этом умалчивают. Между тем историк И.Е. Забелин пишет в одной из своих книг: «Этот же Петрок Малый строил храм Воскресения. Он окончил постройку в 1543 году, не доделав каменной лестницы к храму»…

Получается, что итальянский зодчий после побега в Ливонию в 1539 году снова оказался в Москве и строил церковь. Так ли это? Трудно сказать.

О каких-либо постройках в Старом Свиблове, где давным-давно, почти пять столетий назад, располагались двор и поместье Петрока Малого ничего неизвестно. Да и сведениями об археологических раскопках в Прияузье мы не располагаем. Вероятнее, всего это была загородная сельская резиденция. Сюда зодчий приезжал после завершения строительных работ в столице, чтобы отдохнуть или, быть может, потешиться охотой в здешних, лесных урочищах.

Правда, есть надежда, что в российских архивах сохранились копии поместных жалованных грамот великого князя московского Василия III на имя Петрока Малого, который внес неоценимый вклад в древнерусскую архитектуру, в формирование облика Москвы. Вместе с тем – так случилось – великий итальянец стал одним из первых владельцев села Свиблова.

Первые владельцы усадьбы

Только около 1620 года село Свиблово с пустошью Лысцовой (имение Лихоборы) и с пустошью Ерденево (Останкино) перешло из Дворцовых земель в вотчину стольника Льва Афанасьевича Плещеева в награду «за московское осадное сиденье королевичеву приходу…»

Лев Афанасьевич фигура довольно любопытная и переменчивая, если посмотреть на то, с какой легкостью менял он собственные убеждения.

В Смутное время был сторонником Тушинского вора, а в 1609 году одним из первых перебежал в Смоленск к польскому королю Сигизмунду. Тот в грамоте боярам, управлявшим государством Московским, писал о Плещееве и других пропольски настроенных дворянах, что «они почали служить преж всех». Король Речи Посполитой даже предписывал наградить их «новыми домами и поместными окладами».

В Биографическом словаре есть сведения о том, что в 1610 году Лев Плещеев помогал Салтыкову в Новгороде приводить его жителей к присяге королевичу Владиславу (будущему польскому королю Владиславу IV). А в день венчания на царство Михаила Федоровича Романова в 1613 году Плещеев уже находится среди 10 стольников, шедших перед царем к соборной церкви.

Венчание М.Романова на царство.

В том же 1613 году он уже рында (телохранитель, оруженосец.) Бывал Плещеев и кравчим у государева стола и в Грановитой палате присутствовал при приеме заморских послов.

Возвышению Льва Плещеева при царском дворе предшествовали драматические события последних лет Великой Смуты. Именно, став их непосредственным участником, на стороне законного государя, он получил в награду подмосковную вотчину.

Три года прошло со времени восшествия на царский трон Михаила Романова, а Речь Посполитая никак не хотела с этим примириться. В июле 1616 года варшавский сейм определил отправить против Москвы королевича Владислава. В апреле 1617 года 22-летний Владислав выступил из Варшавы. «Славной республике, которая питала меня доселе и теперь отправляет для приобретения славы, расширения границ своих и завоевания северного государства, буду воздавать должную благодарность».

Король Владислав IV.

С такими словами королевич отправился в поход. Поначалу заняв Дорогобуж, Владислав оттуда двинулся в Вязьму. Поляки торжественно вошли в город без боя, поскольку посадские люди и стрельцы бежали из Вязьмы. «Мы нашим государским походом к Москве спешили и уже в дороге…» – писал королевич в своих грамотах к москвичам.

Главное войско Владислава теперь сидело в Вязьме. А попытка королевича сходу овладеть Можайском не удалась, и в декабре он возвратился в Вязьму. Первые месяцы 1618 года прошли в бесплодных переговорах польских и литовских послов об окончании войны. Хотя поляки по-прежнему опустошали московские пределы, не собираясь покидать границ Московского государства до окончания переговоров.

Прошла весна. Из Варшавы пришло известие, что сейм определил сбор денег для продолжения войны с условием, чтоб война была окончена в один год. В сентябре Владислав со своим небольшим войском приближался к Москве и расположился в небезызвестном Тушине, с другой стороны на нее шел гетман Сагайдачный с казаками, его передовые части достигли подмосковного села Котел и Донского монастыря. В ночь на 1 октября поляки пошли на штурм московских укреплений и даже прорвались на территорию Деревянного города… Но были отбиты около Арбатских ворот Белого города. По сведениям поляков, они потеряли у Арбатских ворот 30 человек убитыми и более 100 ранеными. Отступая от Москвы, королевич пошел к Троицкому монастырю, требуя сдачи, но после того, как братия ударила «из наряда по польским войскам», Владислав отступил и стал в 12 верстах от обители в селе Рогачеве. Наконец, 1 декабря в селе Деулино, недалеко от Троице-Сергиева монастыря, было заключено долгожданное перемирие между Речью Посполитой и Россией.

Служилый человек Лев Плещеев, как и люди других чинов, сдержал свое слово и данный Богу обет стоять за православную веру и за государя, с ним в осаде сидеть и биться с врагами до смерти. В награду получил Лев Афанасьевич вотчинные земли под Москвой и село Свиблово. Что касается дальнейшей службы Льва Афанасьевича, то известно, что в 1641 служил он воеводой в Уфе, а в 1643–1644 г.г. в Самаре, где товарищем при нем был его сын Андрей.

Ему-то и передал Лев Афанасьевич подмосковную вотчину из трех самостоятельных территорий, раскинувшихся на извивах Яузы, Каменки и Лихоборки. В писцовых книгах 1623–1624 г.г. записано «за стольником за Андреем Плещеевым в вотчине, что дал ему отец его… – село Свиблово на реке Яузе, по обе стороны реки Яузы, а в нем был храм во имя Живоначальной Троицы».

Давно ли в здешних местах поля хлебородные да избы крестьянские и церкви приходские полыхали огнем? От грабежа и полона бежал простой люд подальше от города на окраины государства Московского.

Нашествие крымских татар, Смутное время довершили запустение подмосковных сел и деревень в конце XVI – начале XVII столетия. Некогда пахотная земля теперь» поросла в кол и жердь» травой и лесом. Повсюду образовались пустоши.

Пахота.

Андрей Плещеев сразу же энергично взялся расчищать запущенную пашню и осваивать целину. В это время были в Свиблове уже и двор вотчинников с деловыми людьми и два двора людских задворных.

Из межевой описи известно, что новый владелец распахал церковные «середние земли» и пашню «в рощах в Муравьихе да подле Мшанова болота 50 чети (75 десятин)», и пустоши, поросшие лесом. В описаниях поместья упомянуты обширные сенокосные луга от устья речки Чермянки вниз по реке Яузе до речки Лихоборки на Красном лугу. Да упомянута мельница под селом на Яузе, что «мелет в одни жернова на вотчинников обиход».

Муравьиха, Мшаново болото, Красный луг. Эти поэтичные топонимы давно исчезли с карты местности. Перечитывая их, мы можем лишь дать волю своей фантазии, перенестись в седую старину, чтобы представить живописность сельской картины с ее рощами, зелеными лугами, буйным царством растений в долинах рек.

Младший Плещеев не был простым землевладельцем, помещиком. Еще при отце своем Льве Афанасьевиче он в числе стольников, подававших государю кушанье в Грановитой палате. Потом служил воеводой в Яранске, в 1646 году вторым воеводой в Карпове. «При нем ставили город, валили вал, копали ров и делали всякие городовые и острожские, и земляные крепости, затем Андрей был воеводою на Яблоновом и в Курске». Весной 1647 года он в Москве, где дневал и ночевал на государевом дворе во время походов царя Алексея Михайловича в село Покровское и на богомолье в подмосковный Николо– Угрешский монастырь.

В это время по роду своей службы при дворе Андрей Плещеев встречал иностранных послов. В 1650– е годы служил воеводой в Мценске, в Одоеве, на Тереке. Как служилому человеку ему подолгу приходилось жить за пределами Москвы. И в своем имении в Свиблове он бывал наездами.

Государева служба Михаила Плещеева

После Андрея Плещеева селом Свиблово владеет его брат Михаил Львович, а Ерденевом третий брат Федор Львович. Словом, вся подмосковная вотчина целиком остается в руках Плещеевых. Что нам известно о Михаиле Львовиче? В возрасте 64 лет (1681 г.) он писал о своем служебном поприще – «стольник, служит с 1632 – 49 лет. Был на пяти службах, да в одной посылке на воеводстве в Казани. Крестьян 764 двора (около 3 тысяч душ крепостных)».

Недаром говорят, что характер это судьба человека. Крутой и решительный, иногда склочный норов Михаила Плещеева отнюдь не помогал ему продвигаться по службе. Его упрямая натура проявилась уже в молодости, когда его назначили рындой, и он должен был стоять «в белом платье «по левую сторону от царя, а князь Хилков – по правую сторону». Плещеев тогда затеял с ним местническую ссору, за что был дважды бит батогами. Несмотря на уговоры думного дьяка, Михаил Плещеев твердил одно: «хотя смерть свою видеть, и ему в белое платье не одеватца, меньше князя Василия Хилкова не быть».

Правда, вскоре в 1651 году его простили, и он сопровождал царя в село Покровское. А через три года уже в числе есаулов государева полка участвовал в походе против польского короля Яна Казимира. Неприглядным эпизодом в биографии М. Плещеева стало смоленское дело. В 1655 году во время войны с Польшей Плещееву поручили отпустить из Смоленска хлебные запасы, однако он по непонятным причинам не исполнил приказа. Да еще и оклеветал своего начальника князя Ивана Никитича Хованского, владельца Леонова, ближнего соседа по поместью. Заявил, что тот якобы помешал исполнить порученное дело. За столь дерзкий поступок Михаила Плещеева поначалу приговорили к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь с отобранием поместий и вотчин. Но по случаю праздника Рождества Христова царь Алексей Михайлович изменил боярский приговор, указав написать Плещеева по московскому списку (т. е. разжаловать во дворяне) и «назвать вечным клятвопреступником и ябедником и бездушником, и клеветником». Несмотря на столь нелестные характеристики и суровый приговор, Михаил Львович продолжал служить есаулом в государевом полку. И в 1658 году во главе своей сотни участвовал во встрече грузинского царевича Теймураза.