Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ивен Таннер (№6) - Шпион в тигровой шкуре

ModernLib.Net / Иронические детективы / Блок Лоуренс / Шпион в тигровой шкуре - Чтение (стр. 6)
Автор: Блок Лоуренс
Жанр: Иронические детективы
Серия: Ивен Таннер

 

 


Жан, который был на два года старше Жака, уничтожил массу людей, подбрасывая мины-ловушки на рынках. Жак совершил налет на мусульманскую больницу и расстрелял там прикованных к койке арабов из пулемета «Стен». Эти ребята не больно-то жаловали Женевскую конвенцию, от них, впрочем, не отставали и бойцы Фронта национального освобождения Алжира. Когда же Шарль Великолепный начал потихоньку охлаждать эту горячую точку, Жан и Жак попытались охладить самого генерала — и потерпели фиаско.

Тогда-то им пришлось срочно сматываться из Алжира, но и дорога во Францию им тоже была заказана. Сначала они поехали в Израиль: хотя они не были евреями, им импонировала возможность продолжать убивать арабов. Оасовский опыт, однако, не позволил им овладеть навыком точно распознавать арабов-врагов и «своих» арабов, граждан Израиля, поэтому они были вскоре вынуждены отправиться на поиски нового пристанища. Сейчас они бросили якорь в Монреале, и я мог только гадать, в какую еще страну занесет их судьба.

— Я привел на нашу встречу Жана и Жака, — говорил Эмиль, — не только потому, что оба обладают недюжинным опытом и интеллектом… — При этих словах братья просияли. — Но еще и потому, что они наиболее трезвомыслящие и миролюбивые члены нашего движения.

Братья переглянулись.

— Они осознают различие между осмысленным политическим действием и бессмысленным кровопролитием. А вот такие, как Клод…

— Клод — кретин! — отрезал Жан.

— Чокнутый! — подтвердил Жак.

— Было бы непростительной глупостью убивать королеву… — заявил Жан.

—…до того, как мы сформулируем наши требования, — вступил Жак.

— Вот если они будут отвергнуты, тогда другое дело!

— Тогда ее, разумеется, надо убить. Она будет предана суду, признана виновной и казнена.

— Есть разница между политическим убийством и казнью!

— Разница между тщательно спланированным террором и безумием.

Я взглянул на морщинистое лицо Эмиля: оно не выражало той степени тревоги, какую я ожидал на нем прочесть. Если уж эти умники считались умеренными членами его движения, я бы поостерегся иметь дело с представителями экстремистского крыла.

— Нельзя отправиться в долгое путешествие, не сделав хотя бы первого шага, — изрек Эмиль.

— Даже если направление выбрано неправильно? — поддел я его.

Он вздохнул.

— Все мы приходим к истинам постепенно, шаг за шагом, мой друг! Шаг за шагом. Бессмысленно стремиться заранее распланировать весь маршрут в мельчайших деталях. Окружающий пейзаж может измениться, не так ли? — Он сунул в рот трубку и несколько раз затянулся. — Мы имеем только общее представление о светлом будущем. Но недостаточно только иметь представление о будущем. Надо еще делать шаги по направлению к нему!

— Совершенно справедливо! Но…

— Никаких «но»! Надо делать шаги. Надо выбрать свой маршрут движения, почувствовать его, и когда окажешься на развилке… — Или на разножке, промелькнула у меня мысль. — … всегда надо безошибочно выбрать правый путь. Если четкое представление о будущем освещает тебе дорогу как путеводная звезда, если нога твоя тверда…

— Послушай, если с головы миссис Баттенберг упадет хоть одна волосина, они превратят весь Квебек в Сталинград… — начал я.

— Что еще за миссис Баттенберг? О ком ты…

— Это фамилия английской королевы по мужу. Но потом он ее сменил. Ладно, черт с ними с обоими. У меня что-то голова разболелась…

— Ты чересчур много думаешь, — с упреком произнес он. — Сейчас не время пустых размышлений, мой друг. Надо составить план действий.

Я по достоинству оценил сие заявление, встретив его минутой молчания, после чего мы и впрямь с самым серьезным видом приступили к выработке абсолютно сумасшедшего плана похищения миссис Баттенберг. Один из оасовских ветеранов достал сложенную гармошкой карту Монреаля, и мы, расстелив ее на полу, склонились над ней, дабы изучить предполагаемый маршрут венценосного катамарана по реке Святого Лаврентия и попутно отметить естественные преграды на его пути, а также выбрать место будущей засады, принимая во внимание все привходящие факторы и обстоятельства, за исключением разве что лунных приливов и расположения зодиакальных созвездий на небосклоне.

Это занятие меня даже увлекло.

Черт побери, а почему бы и нет? Это была совершенно идиотская игра, но, как заметил по другому поводу один джентльмен, других игр у меня для вас нет. Если уж мы вознамерились похитить английскую королеву, самое меньшее, что я мог сделать, так это гарантировать осуществление этой спецоперации, коль скоро она неотвратима, с максимальной эффективностью. Если уж мне ничего другого не оставалось, я мог бы постараться обеспечить все условия для того, чтобы королева стала жертвой банального похищения с целью выкупа, а не насильственного увоза с целью растления и последующей продажи в публичный дом. Кроме того, я мог бы поспособствовать ее скорейшему освобождению...

А ведь если подумать, разве нет некоего особого обаяния, некоей особой красоты в дерзком замысле похищения венценосной государыни Объединенного Королевства? Я мог бы перекинуться с ней парой слов, это уж точно. И не только о судьбе Квебека, но и о прочих интересующих меня вещах. Например, о возможности ее отречения в пользу кронпринца Руперта. Или о восстановлении целостности Ирландии путем передачи ей шести северных графств. Или...

Но Эмиль оказался чертовски прав. Времени на пустые размышления не осталось. Надо было составлять план!


Когда Эмиль и братишки Бертоны ушли, я сварил кофе и, обследовав содержимое холодильника и кухонных полок Арлетты, скоро пришел к неутешительному выводу, что девица радикально решила проблему утилизации пищевых отходов: она попросту сметала все до последней крошки. В конце концов я отказался от попыток обнаружить хоть что-то вареное или тушеное и взялся поимпровизировать на тему плова с луком и изюмом. У Арлетты не оказалось нужных специй — я люблю добавлять в плов щепотку кориандра, — но в кулинарии, как и в международном шпионаже частенько приходится работать с подручными материалами. Я сытно поел, выпил кофе, послушал радио. Ясное солнечное утро сменилось нестерпимо жарким полуднем. Я умирал от духоты, потел, раздевался, бежал в душ, одевался, снова потел и т.д.

А потом вернулась Арлетта: румянец на щеках, веселые огоньки в глазах — она впорхнула в квартиру точно на крыльях. Вынужденное безделье взаперти выжало из меня куда больше жизненных соков, чем ее путешествие на другой конец города.

— Ах, Ивен! — воскликнула она, с яростной нежностью целуя меня. — Какое огромное здание! Я трижды прошла через весь павильон Кубы от начала до конца. Если бы только члены нашей организации и сочувствующие могли бы туда попасть! Это просто потрясающе! Я испытала такое вдохновение от их экспозиции!

— Значит, идеи социалистической революции тебе близки?

— При чем тут социализм? Плевать я на него хотела! Разве это так важно? Их павильон поражает вовсе не идеологическим содержанием революционного пафоса, а самим азартом революции. И какое драматическое воплощение они для этого нашли! Как кричат, перебивая друг друга, революционные лозунги: ты буквально своими ушами слышишь треск пулеметных очередей и гулкие разрывы снарядов. Это чистое вдохновение, Ивен!

— Когда человек испытывает революционный порыв, любая революция становится для него вдохновением.

— Вот именно! — Она закурила «голуазину». — Только в третье посещение я смогла отвлечься от мощного эмоционального воздействия кубинской экспозиции. Я словно перенеслась в иной мир и с трудом могла сосредоточиться на цели своего посещения. Но в третий раз мощный импульс эмоционального воздействия пропал. Я смогла спокойно, без всякого волнения, там все осмотреть… Мне кажется…

— Что?

— Твои подозрения относительно кубинцев вполне оправданы.

— И чем же они там занимаются?

— Не знаю.

— Но чем-то занимаются?

— Безусловно! — Она затянулась сигаретой. — Не могу точно объяснить, почему я так чувствую, но ощущение у меня создалось твердое. И то как себя ведут охранники, и то, как они шныряют глазами туда-сюда, да и в самом их облике есть что-то… Во всем!. — она неопределенно взмахнула руками. — Вся атмосфера, вся аура этого здания… Кажется, что там то ли двойной пол, то ли двойные стены, то ли двойной потолок. Ой, что-то я раскудахталась…

— Нет-нет. Я понимаю, о чем ты…

— Но реально я там ничего такого не увидела. Ты понимаешь? — Она покачала головой. — И честно сказать, ничего не нашла. Ох, Ивен, я так беспокоюсь о твоей девочке. Бедняжка! Не хотела бы я потеряться в этом павильоне! Я чувствую, я ощущаю: что-то там не так. Жуткое место!

Я отвернулся и подошел к окну. Оно выходило в переулочек. Я уставился в глухую стену дома напротив. В последнее время, подумал я, что-то я очень часто упираюсь в глухие стены. Будь проклята королевская канадская конная полиция! Будь проклята канадская иммиграционная служба. А уж как будь проклята бессмертная душа Ежи Пжижешевского, я и передать не могу! Минна черт знает где, и мне по-хорошему надо бы ее искать, а вместо этого я торчу у Арлетты и смотрю, как мир весело катится ко всем чертям. Да и ко всему прочему жарко стало в этой квартирке, чертовски жарко. Если бы я хотел сидеть и бездельничать, мог бы преспокойно жариться в своей манхеттенской квартире.

— Ты виделся с Эмилем, Ивен?

— Да.

— И как, программу мероприятий выработали?

Я вкратце посвятил ее в план засады. Она слушала меня, с замиранием сердца ловя каждое слово, а мне было на все наплевать, потому что ее сердце принадлежало будущей спецоперации, а мое нет. Когда я умолк, в комнате повисла тишина. Теперь Арлетта отвернулась и стала смотреть в окно, а я подошел к кровати и растянулся на тигровой шкуре. Арлетта подошла и прилегла рядом. Но я ее не поцеловал.

— Бедненький Ивен!

— Именно там Минна и пропала — тут сомнений никаких. В чертовом павильоне, прославляющем кубинскую революцию.

— Ненаглядный мой!

— И вовсе она не потерялась и не заблудилась. Ее похитили. Вот только интересно…

— Что?

Я привстал на локте.

— Ну, ладно, допустим, им просто нравится похищать людей. Допустим. И выставочный павильон для этого идеальное место. Там всегда полно народу. Они могут выбрать из бесконечного потока посетителей тех, кто вроде бы пришел один, без сопровождающих, и кого, вероятно, никто не хватится. Но…

— Что?

— Но зачем им это нужно? Черт… — Я спрыгнул с тигровой шкуры на пол. — Вот если бы мы вдвоем туда пошли… Нет, это исключено.

— А зачем нам туда вдвоем?

— Один бы встал у входа, другой — у выхода. Один бы считал, сколько человек входит в кубинский павильон, а другой — сколько выходит. Если входит больше, чем выходит, то…

— Теперь понятно!

— Но это очень рискованно. Чтобы прийти к какому-то определенному выводу, нам придется провести возле павильона несколько часов. Даже отвлекаясь от того, что я в розыске, вряд ли можно проторчать несколько часов на одном месте и не привлечь к себе внимание охраны.

— Трудно, — согласилась она.

— Два человека могут долго простоять на одном месте, не вызывая никаких подозрений, только если это их стояние чем-то оправдано. Ну например, они могут продавать мороженое с лотка. Или сувениры. Но наверняка выдача лицензий на торговлю в разнос строго контролируется администрацией выставки. К тому же у мороженщика всегда полно работы, чтобы еще и следить за числом входящих и выходящих. Что же нам делать…

— Придумала!

— Что?

— Братишки!

— Жан и Жак? — ухмыльнулся я. — Почему-то я от твоей идеи не в восторге. Они наверняка захотят ввязаться в рукопашную и взять павильон штурмом. Вполне возможно, им это удастся, но я не думаю, что…

— Не эти, другие. Сет и Рэндольф.

— Что— то я их не припомню.

— А ты с ними не встречался. Они не из нашего движения. Они американцы, как и ты. И…

— Не стоит впутывать в это дело американцев, Арлетта!

— Но они совсем не такие! Они... как это вы говорите… закусили...

— Как?

— Пардон! Закосили от армии.

— А, так они призывники-уклонисты?

— Ну да! — Ее мордашка приняла мечтательное выражение. — Они такие романтики! Такие молодые и оба ужасно милые!

— Я так понимаю, Арлетта, ты с ними достаточно близко знакома, а?

— Ну да! — ответила юная революционерка и невольно покосилась на кровать под тигровой шкурой.

— Сразу с обоими?

— Они же мои друзья. Настоящие друзья!

— Жанна д'Арк!

— О, но ведь люблю-то я только тебя, Ивен! — Она схватила меня за руку. — Я им позвоню. Они не подведут, я точно знаю. Они могут часами стоять на одном месте, и никто в их сторону даже не посмотрит. Они даже лучше мороженщиков!

— Это почему?

— Скоро увидишь.

Она позвонила куда-то и попросила братишек немедленно приехать и захватить с собой плакаты. Я не понял, о чем идет речь. Они появились и впрямь очень скоро — и я все сразу понял

У Сета, того, что чуть повыше, были задумчивые глаза и кустистая рыжая борода. У Рэндольфа патлы свисали до плеч, а под носом топорщились длинные усы. Оба пришли с плакатами-"сэндвичами", прикрывавшими им грудь и спину. Плакат Рэндольфа вопрошал: ЛИНДОН ДЖОНСОН, ОТВЕЧАЙ: СКОЛЬКО ДЕТОК ТЫ СОЖРАЛ? Плакат Сета гласил: ДЯДЯ СЭМ, ЯПОНА МАМА, ВЕРНИ РЕБЯТ ИЗ ОКОПОВ ВЬЕТНАМА.

— Теперь твоя задумка понятна, — похвалил я Арлетту. — Совсем не бросается в глаза. На них точно никто внимания не обратит.

Глава девятая

Около девяти вечера Сет и Рэндольф опять появились в квартире Арлетты, на этот раз уже без плакатов-"сэндвичей". Они принесли бутерброды с копченым мясом на всех и здоровенную бутылку эльзасского вина. Между укусами и глотками мы вели беседу, и к моменту, когда не осталось ни бутербродов, ни вина, я выслушал их подробный отчет.

Кубинцы-таки занимались похищением людей!

Братишки, правда, не смогли объяснить — а я так и не сумел догадаться, — зачем они это делают, но факт оставался фактом: более чем за четыре часа восемь человек из числа вошедших в павильон Кубы оттуда не вышли. Оба уклониста запаслись калькуляторами, и подсчет начали вести одновременно, так что в своих конечных выводах они были уверены на сто процентов. Они понятия не имели, естественно, кто такие были эти пропавшие посетители, какого пола, возраста или национальной принадлежности. Но одно было точно известно: в павильон Кубы вошло на восемь человек больше, чем из него вышло. Как раз это мне и нужно было выяснить. Значит, пропажа Минны не была случайностью. Кубинцы похищали людей!

И, как можно предположить, прятали их где-то внутри своего павильона.

— Вы славно поработали, — похвалил я обоих братишек. — Я вам очень благодарен.

— Всегда пожалста, — ответил Сет.

— Мы туда и так все время ходим, — сообщил Рэндольф. — С этими плакатами. Там можно стоять хоть до посинения — никто даже не подойдет и не взглянет. Никто даже башку не повернет прочесть, что там у нас написано. Даже обидно. Торчим там как бутафория. Как гипсовые скульптуры в парке.

— И никто с вами не вступает в дискуссии?

— Ну иногда кто-нибудь шепнет: «Так держать, малыш!» или что-то в таком духе. А иногда к нам выходят чмыри в галстуках и просят отойти подальше от их павильона, чтобы не мешать посетителям. Наверное, им просто не хочется напрягать отношения с Вашингтоном. Зато у павильона Кубы никаких проблем не возникает. У кубинцев же со Штатами никаких отношений нет.

— И они в общем согласны с нашей позицией по вьетнамской войне, — добавил Сет.

Я предположил, что братишки, наверное, подвергаются нападкам со стороны американских туристов, но они дружно развеяли мои опасения.

— Кое-кто с нами согласен, хотя вслух обычно такие вещи не говорят. Наверное, процентам восьмидесяти вообще все по барабану. Кондиционер жужжит, телик работает — а больше им ни до чего нет дела.

— Апатичное большинство, — разъяснил Рэндольф.

— Ну да, — подтвердил Сет. — А вот тем, кто готов нас на кол посадить, им приходится попридержать язык. Догадываешься, почему? Потому что они ведь думают, что мы канадцы, а если они покатят на нас бочку, то может разразиться международный скандал, и на следующей ежегодной конференции «Ротари-клуба» их могут вышибить за поведение, несовместимое с членством в клубе. А некоторые, из так называемых истинных патриотов, те совсем шизеют, когда нас видят. Ты бы поглядел на них — это просто умора! Подходят с явным намерением то ли базар затеять, то ли бенц учинить, а сами все разглядывают наши лица, пытаются угадать, канадцы мы или американцы, и вообще кто мы такие. Больше всего их бесят мои волосы и Рэндина борода.

Сет и Рэндольф не ограничивались только политическим дефиле на монреальской всемирной выставке. Каждый из них по несколько часов в неделю работал в офисе пацифистской организации на Франт-стрит, рассылая агитационные письма, вычитывая гранки статей для антивоенного журнальчика и принимая участие в иных акциях против войны в целом и во Вьетнаме в частности. Большую часть времени они посвящали агитации среди американских студентов, призывая их уклоняться от воинского призыва и бежать в Канаду.

— Куда ни кинь, всюду клин, — признался Сет. — Понимаешь, в Штатах у нас выбор невелик: либо мы идем в армию убивать коммуняк Христа ради, либо садимся на пять лет в Ливенуортскую тюрягу за свои принципы. А тут мы хоть с пользой проводим время. Самопожертвование — это, знаешь ли, радость для мазохистов. — Он пожал плечами. — Хотя я вот часто думаю: а на хрена все это вообще нужно? Ну вот, рассылаешь ты эти журнальчики с антивоенными статейками, а ведь они трогают только тех, кто и так с тобой согласен. То есть, я хочу сказать, если люди не хотят думать, то какой тогда на фиг вообще от всего этого прок?

— Если бы все перестали думать, — изрек я, — никто бы утром не вставал с постели. Никто и никогда.


Когда братишки ушли, я заставил Арлетту лечь поспать хотя бы пару часиков. Она утверждала, что, мол, ни капельки не устала и принялась читать мне длинную лекцию о взаимоотношениях между американским антивоенным движением и Национальным Движением Квебека. Вряд ли такие взаимоотношения имели место, но квебекские террористы были готовы заключать временные альянсы с самыми разнообразными силами. Несколько лет назад кое-кто из них стал участником заговора чернокожих экстремистов с целью взорвать Статую Свободы, которая, как известно, была передана Францией в дар американскому народу, поэтому не удивительно, что Арлетте удалось наладить связь с американскими дезертирами. Как и большинство ее политических альянсов, сей славный союз был заключен и освящен на кровати, в которой она доказала свою любовь к обоим по очереди или одновременно — но этот аспект тройственного союза она так и не прояснила, а я не стал спрашивать в надежде, что мне о таких нюансах и не нужно знать.

Ведь с этим, как она меня уверяла, уже давно покончено и их союз распался. Потому что она однолюбка, и теперь я ее мужчина, а прошлое пусть останется в прошлом, и в конце концов я ведь уже в курсе, что она далеко не дева — ни Орлеанская, ни Монреальская. Так что мне не следовало держать на нее зла, но с другой стороны, я не мог заставить себя проникнуться к ней и чересчур бурным положительным чувством, поэтому я просто лежал с ней рядом, не претендуя на более близкий контакт.

Она трещала без умолку, а потом вдруг резко осеклась на середине фразы, даже не дойдя до запятой, и захрапела — или, если вам так приятнее, громко засопела. А я лег на пол и пролежал так минут двадцать, дав возможность мышцам спины расслабиться. В чем не было острой необходимости, потому что мое тело и так было настолько расслаблено, что я уж боялся, как бы кости не начали плавиться. Но ведь надо было как-то убить время.

Потом я убивал время питьем кофе, чтением и раздумьями. Где-то на восточной окраине Монреаля Всемирная выставка готовилась к завершению очередного дня работы. Я стал думать, что бы могли кубинцы учудить с теми восемью или десятью людьми, которых они ежедневно выкрадывали из толпы. Или похищенных было больше? Сет и Рэндольф насчитали восемь человек только за несколько часов. Но при скорости похищения по десять человек в день, получается, что в месяц число их жертв составляет триста человек, то есть около двух тысяч за весь период проведения выставки.

Да кто же эти несчастные? И что кубинцы намерены с ними сделать? И где они их собираются складировать, кто-нибудь может мне сказать?

Я не стал будить Арлетту. Как не собирался нарушать мирный сон персонала Всемирной выставки. Могу сказать, что к полуночи город утих, а к двум часам ночи, когда закрылся парк аттракционов «Ля Ронда», окончательно вымер. Наверняка именно в эти предутренние часы бригады мусорщиков выходят вершить свой скорбный труд по уборке территории, и было логично предположить, что количество и численность этих бригад очень невелико, так что вряд ли они могут представлять какую-то опасность для ночного диверсанта.

Посему в половине третьего я растолкал Арлетту, чье пробуждение среди ночи было зрелищем ничуть не более приятным, чем на рассвете, но я влил в нее чашку кофе и проводил в ванную, откуда она вышла возрожденная к новой жизни, любви и подвигам.

Время мы выбрали подходящее. И все детали предстоящего рейда проработали довольно тщательно. Она собрала нам завтрак в тот же пакет, в котором братишки принесли накануне бутерброды и куда я положил отвертку, стамеску и несколько обрезков тонкого пластика.

Погода нам благоприятствовала. Густые облака очень кстати закрывали луну и звезды. Улицы были практически пустынны. Машина Арлетты, маленькая «реношка» (naturellement19), стояла в гараже за углом. Она пригнала «рено», я загрузился внутрь, и мы поехали.

Тайна исчезновения Минны, а может быть и сама Минна, находилась за семью замками в кубинском павильоне.

Пришла пора отпереть эти замки.

Глава десятая

— Может, лучше выключить фонарь? — прошептала Арлетта. — Мы уже совсем близко. Лучше не привлекать внимания.

— Но лодка без огней сразу привлечет внимание! — возразил я.

— Наверное, ты прав.

— К тому же плыть в кромешной тьме небезопасно. Вот заглушу мотор — тогда попробуем подплыть при потушенном фонаре. А сейчас еще рано.

Я вел наше суденышко по одной из проток реки Святого Лаврентия, стараясь держаться курсом на Иль-де-Нотр-Дам. Арлетта восседала на корме, светя фонарем через мое плечо на черную воду впереди. Небо все еще было заволочено облаками. Мы плыли в кромешной ночной мгле, и только позади нас мерцали огоньки монреальского даунтауна.

Эта небольшая лодочка была как раз то что нужно — плоскодонка с небольшим навесным мотором. На дне валялись еще и весла, что тоже хорошо. Мотор тарахтел чуть слышно, но ведь звук на воде разносится далеко, а мне хотелось, чтобы последний отрезок нашего пути мы прошли как можно более тише.

С помощью одного телефонного звонка некоему неназванному другу Арлетте удалось заполучить эту лодку. Нам оставили ее в условленном месте, куда мы должны были ее потом пригнать. Без этой лодки нам бы пришлось туго: ни один вид транспорта на выставке в столь поздний час не функционировал, и хотя к территории «Экспо» вело несколько улиц и мостов, мы едва ли смогли бы передвигаться по ним незамеченными.

Мы плыли вперед, и вот наконец я стал различать вдалеке темные остовы павильонов. Они освещались, но не ярко. Я заглушил мотор и попросил Арлетту выключить фонарь. Она спросила, не надо ли затушить сигарету. Мне этот ее вопрос показался чересчур мелодраматичным, но было бы жестоко разбивать ее тонкое ощущение театральности нашей ночной вылазки. И я просто сказал, что следует соблюдать полную светомаскировку. Она торопливо швырнула сигарету через борт.

На веслах мы шли не так резво, как с мотором, но нам повезло: лодку подгоняло течение. Что самое удивительное — я не сбился с курса. Я уверенно лавировал в узких протоках, бесшумно опускал в воду весла, и в конечном счете мы приплыли туда, куда и хотели. У меня с собой не было карты «Экспо», потому-то я и не заблудился.

Мы пришвартовались. Я привязал конец к бетонному столбу, бросил весла на дно лодки и встал в самом центре (наверное, для этой точки на судне есть специальный термин, но с меня довольно и знаний о конце, веслах и корме) и огляделся. Никого. Тишина. Я выпрыгнул на берег — хотя трудно назвать берегом заасфальтированный кусок почвы — и нагнулся взять у Арлетты из рук пакет с едой и фонарь. Я помог ей выйти из лодки, и мы побежали по непривычно пустым аллеям к кубинскому павильону. Странно было видеть оживленные в дневное время павильоны пустыми, без длинных очередей. У меня даже возникло желание вломиться куда-нибудь и спокойно осмотреть экспонаты.

Разбросанные там и сям фонари освещали нам дорогу, но наши фигуры в их тусклом свете, наверное, различить было трудно. Временами из тьмы доносились звуки человеческой деятельности. Урчали поливальные машины, и мусорщики гремели баками, подготавливая их для приема завтрашней порции отходов.

Главный вход в павильон Кубы был освещен слишком ярко. Мы прошмыгнули вдоль стены к выходу. Посветив фонарем, я нашел дверь и приступил к вскрытию замка с помощью принесенных инструментов. Я сдвинул личинку, а затем, держа дверь нараспашку, попросил Арлетту засунуть кусок пластика в замок так, чтобы застопорить личинку. Дверь открывалась наружу, но снаружи никакой ручки не было, поэтому мне пришлось ногтями поддеть край дверной панели и постепенно, мало-помалу, тянуть дверь на себя. Получилось не сразу, но в конце концов мои усилия увенчались успехом, и мы проникли внутрь.

Я почти был уверен, что в ту же секунду, как только мы окажемся в павильоне, нас схватят. Волей-неволей я вспомнил события в подвале Эмиля. Я ожидал получить удар по голове, или ощутить под ребрами ствол пистолета, или быть ослепленным лучом прожектора. Но мои страхи не оправдались. Мы с минуту молча простояли на одном месте, а потом осторожно двинулись прочь от двери. Я шарил лучом фонаря по стенам и по полу. Ни одна живая душа, похоже, не бродила тут во тьме — за исключением нас двоих.

— Надо сохранять полную тишину! — прошептал я. — Если кубинцы похищают людей, где-то они их должны прятать, а значит, тут должны дежурить охранники. Тут наверняка есть потайная комната. Наверное, когда кубинцы проектировали свой павильон, они уже все заранее знали и все продумали, и у строителей было достаточно времени, чтобы отгородить потайные помещения, которые сразу и не найдешь.

— И где же мы будем искать?

— Понятия не имею. Шшш!

Я на цыпочках сделал круг. Искать в этом здании было легче легкого: огромные, полупустые экспозиционные залы, стены тонкие. Но если тут что-то и спрятано, то найти это невероятно сложно. Мы обыскали весь первый этаж, поднялись по лестнице на второй, все там осмотрели, опять спустились на первый и остановились, беспомощно глядя друг на друга.

— Ивен!

— Что?

— Может, в ресторане…

Ресторан находился в отдельно стоящей пристройке. Я подумал-подумал и отрицательно помотал головой.

— Нет. Не совпало количество людей, вошедших в павильон и вышедших из павильона. То есть похищенные должны быть тут.

— Но где? Тут же просто нет места для потайной комнаты. Смотри: крыша — из сплошного стекла, стены…

— А черт! — зашипел я. — Ну конечно же!

— Что?

— Подвал.

— Тут есть подвал? А я и не…

— И я не знал. Но тут обязательно должен быть подвал! Если последовательно отбрасывать все нереальные варианты, придешь к самому реальному. Так считается… — Мой шепот стал слишком громким, и я замолчал. — Потайной подвал. Его было бы несложно сделать в таком громадном павильоне. Надо проверить все швы в полу…

— Да ты посмотри на этот пол, Ивен!

Я посмотрел и все мои логические построения полетели к чертям собачьим. Пол был выложен плиткой: через каждые двадцать пять сантиметров темнели межплиточные швы, и любой из них мог маскировать крышку потайного люка в потайной погреб. Но все равно мы для очистки совести осмотрели весь пол. И — ничего!

— Ну тогда должен быть рычаг, который открывает дверь в подвал, — продолжал я строить догадки. — Какая-то кнопка, ручка, выключатель, в общем, что-то, с помощью чего можно открыть вход в подземелье.

— Разумно.

— Значит, надо искать выключатель.

Мы приступили к делу: опять исходили все здание, на этот раз действуя куда более спешно, но смогли обнаружить лишь порочность моей гипотезы. Никакого выключателя мы не нашли. Если, конечно, он не скрывался за какой-нибудь секретной панелью или не приводился в действие с пульта дистанционного управления. Или не находился в самом подвале. Предположим, им надо открыть вход в подвал — сверху подается условный сигнал охраннику внизу, а тот там нажимает кнопку…

Это возможно. Да все что угодно возможно.

— Бесполезно, — сказал я злобно. — Мы все везде осмотрели.

— Да, везде. Вот только те дурацкие выключатели у входа…

Я хлопнул себя — и ощутимо — по лбу. Арлетта с недоумением воззрилась на меня. Я сжал кулак и снова ударил себя в то же самое место.

— О господи, — прошептала она: наконец до нее дошло. — Это один из тех выключателей…

— Вероятно.

— Но какой из них? Их там столько…

Мы побежали к панели с выключателями, которую заметили около входной двери в павильон, рядом с автоматическим компостером для выставочных билетов-"вездеходов". Выключателей я насчитал семь. На втором этаже было две осветительных установки, а на первом этаже — три. Итого пять выключателей. И еще кондиционер. Это шесть. Ну и наконец — если моя догадка верна — седьмой выключатель открывал электрозамок двери в подвал.

Но какой из семи?

Я выключил фонарь. Он был совершенно бесполезен для разглядывания семи одинаковых выключателей без опознавательных бирок. Но меня жутко не вдохновляла перспектива нажимать — пускай даже на долю секунды — все семь рычажков подряд, чтобы узнать, какой что включает. Я же не собирался врубать основное освещение в павильоне. Что я, дурак?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14