Ивен Таннер (№6) - Шпион в тигровой шкуре

— Да есть у нас бабки.

— Все равно берите. Вам же надо еще раздобыть кучу лодок. Вы только не жмитесь, не тряситесь над каждым долларом. Самое главное — остановить эту чертову посудину.

— Понятно.

Они ушли. Трусливые щенки. Хиппи вонючие. Отбросы общества. Дезертиры. Наркоманы.

А кто же еще!

— Эти ребята не подведут, — заверил я Арлетту.

— Они очень хорошие, ненаглядный мой! — При этих словах Арлетта, наверное, вспомнила, в чем именно проявляются их хорошие качества, потому что она опять густо покраснела. — Ивен, я тебе гадка, да? Представляю, что ты обо мне думаешь… Но ненаглядный мой Ивен…

Если она имела намерение продемонстрировать мне свои хорошие качества на протяжении ближайших десяти часов, то это намерение следовало срочно пресечь в зародыше.

— Было весело, да?

— Пардон?

— В кровати под тигровой шкурой, когда мы все накурились до одури. Вам там было тепло, уютно, мило, да? И очень приятно.

— Какая же я свинья!

— Ты ответь на вопрос.

— Ну конечно, было приятно. Это было... Нет, я не могу говорить.

— Ну тогда не говори.

— Ты меня ненавидишь?

— Нет, конечно.

— Ты не считаешь меня отвратительной?

— Я считаю тебя восхитительной. Ты просто глупая. Разве можно презирать женщину за то, что у нее был любовник, а сама она давно уже не девственница?

— Нет, но…

— Разве можно ее презирать за то, что в ее жизни был не один любовник, а несколько?

— Нет, но…

— Она же могла иметь двадцать, тридцать, сорок любовников. Разве нет?

— Да, но…

— И если в какой-то момент ей захотелось переспать сразу с двумя, разве это повод для того, чтобы ее презирать? Нет, конечно. А вдруг это всего лишь случайное совпадение во времени и пространстве?

— Однажды их было даже трое… — мечтательно протянула она. — О, Ивен! Значит, ты не питаешь ко мне ненависти? Ты все еще любишь меня?

— Все еще люблю тебя! — Я сделал глубокий вдох. — А теперь давай не будем об этом, ладно? У нас с тобой еще много дел.

Глава пятнадцатая

Я хотел отрепетировать вместе с Арлеттой весь план предстоящей операции. Но ничего путного из этой затеи не вышло. По-моему, у нее не было нужного настроя, и она то и дело перебивала меня идиотскими вопросами про то, что я ей уже объяснил. Или, наоборот, забегала вперед и начинала интересоваться вещами, которые я приберегал на потом. Когда же мое терпение лопнуло и я наорал на нее, она завела старую песню про то, что я ее разлюбил и презираю за вчерашнюю ночь тройственной любви с Рэнди и Сетом. В общем, дело никак не сдвигалось, пока я наконец не понял, что Арлетта просто по своей натуре непригодна для участия в сложной многоходовой операции. Она могла справиться только с какой-то одной конкретно поставленной задачей, и любая моя попытка разъяснить, почему ей надо сделать то-то и то-то, только все усложняла. Не станешь же ты объяснять лошади, по какой— причине вот здесь надо повернуть направо: ты просто дергаешь за правый повод и поворачиваешь ее в нужном тебе направлении (до сих пор не помню точно: для того, чтобы повернуть лошадь направо, нужно дернуть за правый или за левый повод?)

Так же и с Арлеттой. Эта девица если начнет думать о каком-нибудь предстоящем ей деле, наверняка его завалит. Как только мне это наконец стало ясно, все пошло как по маслу.

— Мне нужен пистолет, — сообщил я ей.

— Мы должны кого-то убить?

— Это тебя не касается. Мне нужен пистолет. У тебя случаем нет?

— Нет. Может, стоит попросить Эмиля…

— Не стоит.

— Но может быть…

Она приготовилась сделать очередное умозаключение, но я энергично замахал на нее руками.

— Молчи! Мне нужен пистолет. Но не надо об этом просить Эмиля. Ты можешь купить?

— Нет. Нужно…

— Не нужно. Ты можешь попросить пистолет у кого-то, кто не является членом НДК?

— Не могу.

— А у кого-то из членов НДК, но не у тех четверых, которые собираются убить английскую королеву? Может быть, кто-то из ваших припрятал оружие для будущего восстания?

— У Анри дома хранится большой арсенал. Ты с ним не знаком? Он был…

— Большой арсенал, говоришь? Это хорошо. Наверное, один пистолет ему отдать не жалко. Попроси у него. Лучше если это будет тридцать восьмой или сорок пятый калибр. А еще лучше — если автоматический. Но вообще-то бери любой, какой сможешь достать. Одного ствола достаточно.

— Он спросит, зачем мне пистолет.

— Скажи ему, что тебе дали задание раздобыть пушку. Если он будет задавать еще вопросы, скажи, что тебе запрещено болтать языком. Чем проще ложь, тем лучше. Твой Анри не знает о планах убить королеву? Хотя какая разница. Просто достань мне пистолет!

— Ладно.

— И не забудь проверить, заряжен ли он! — крикнул я ей вдогонку.

Как я уже говорил, Арлетта — чудо какая исполнительная девушка, если умеешь подобрать к ней нужный ключик. Через двадцать минут Арлетта вернулась с семизарядным автоматическим «марли» и с запасной обоймой, которую она прихватила на всякий случай. Пистолет оказался, к сожалению, только тридцать второго калибра, но все равно он обладал достаточно мощной убойной силой. Сделан был этот «марли» в Японии, где в наше время выпускают почти все механические и электронные штучки. Взвесив пистолет на руке, я подумал, можно ли из него поразить какую-нибудь цель, хотя сам бы предпочел этого не делать.

— Отлично, — похвалил я Арлетту. — Пока тебя не было, я сделал несколько телефонных звонков. Сейчас я попрошу тебя сходить в судоходную компанию «Линк-Райт». Постарайся пустить в ход все свои чары и сыграй печальную и беспомощную красотку. Ты должна у них узнать, как выглядит катамаран и когда он сможет прибыть в пункт Х.

— Катамаран с королевой?

— Да нет же! Мы ведь и так знаем, как он выглядит. Я про другой. Тот, который станет мишенью для Эмиля и его друзей. — Я на минутку задумался. — Вот тебе легенда. У твоего маленького братика ужасная болезнь. Типа полиомиелита. Скажи, что он страдает мышечной дистрофией опорно-двигательного аппарата. Мне трудно представить себе человека, которого могут оставить равнодушным страдания ребенка-инвалида. Так вот. Твой братик не может попасть на «Экспо», потому что он калека. Ты следишь за моей мыслью?

— Думаю, да.

— Так вот, он мечтает увидеть катамаран компании «Линк-Райт». Окна вашего дома выходят на реку. Сегодня вечером он как всегда сядет у окна. Ему очень хочется, чтобы катамаран прошел мимо вашего дома. Но он должен знать заранее, как катамаран выглядит, чтобы в нужный момент выглянуть. Поняла?

— Думаю, да. Я им скажу, что наш дом стоит в пункте Х…

— Забудь ты про пункт Х, ради бога! — Я ткнул пальцем в самодельную карту. — Скажи, что вы живете в… ну, я не знаю, придумай что-нибудь подходящее. Ты же знаешь город лучше меня. Главное, узнай две вещи: как выглядит их катамаран и когда он проплывает. Если нам будет известно точное время его прохождения мимо пункта Х, мы сможем синхронизировать с ним график наших мероприятий.

— Ладно. Давай повторим. У моего брата-инвалида мучная атрофия и он не может пойти на «Экспо», поэтому ему хочется поглядеть на каратаман и…

Мы повторили легенду еще несколько раз, пока Арлетта не вызубрила ее намертво, после чего я написал на бумажке адрес судоходной компании «Линк-Райт» и отправил ее туда. Поначалу эта легенда не показалась мне верхом совершенства, но когда Арлетта отбарабанила ее по третьему или четвертому разу, мне сразу захотелось придумать что-то другое, но времени уже не было и оставалось только надеяться, что Арлетта не подкачает. Я заставил ее перед уходом наложить макияж погуще и надушиться послаще. В компании моряков у такой сексапильной девушки, подумал я, глядя на нее, проблем не должно возникнуть. Ради этой юной красотки они, наверное, отправят в рейс только что сошедший со стапелей трехмачтовик, а сама она получит приглашение отобедать с капитаном в его каюте.

Пока Арлетта очаровывала морских волков из «Линк-Райт», я трудился над изготовлением липового удостоверения личности для нее. У меня еще был цел дурацкий пропуск на территорию «Экспо», куда перед входом в каждый павильон ставили штампы. Одна его страничка оставалась чистой с обеих сторон. Бумага была вполне подходящая: с водяными знаками в виде завитушек и волнистыми прожилками, этими парадными знаками отличия мировой бюрократии. Я вырвал страничку и, аккуратно вырезав из нее прямоугольник размером с визитную карточку, заправил в портативную машинку, которую нашел у Арлетты в комнате. Потом сверился с парой черновиков, которые предварительно напечатал. Непростое это дело, скажу я вам, изобразить с помощью пишущей машинки типографский шрифт. Дело упростилось бы, имей я телетайпный аппарат или на худой конец электрическую машинку, но у Арлетты была только вот эта портативная развалюха. Но к счастью, буквы выстраивались на бумаге стройными рядами, а не разбегались в разные стороны. Разумеется, я и не собирался изготавливать нечто столь же виртуозное, как мой поддельный паспорт (с которым теперь я мог распрощаться навсегда, ведь он остался в номере нашего «отеля»), потому что я знал: если мой план сработает, то на это удостоверение мельком взглянут в полумраке тесного помещения и в столь неблагоприятных условиях мой фальшак будет принят за чистую монету.

Я напечатал следующее:

КОНФЕДЕРАЦИЯ КАНАДА

Министерство общественной безопасности

Настоящим удостоверяется, что

___________________

является уполномоченным сотрудником отдела по делам иностранных граждан министерства общественной безопасности, аккредитованным согласно Закону 1954 года о государственной тайне и действующим в рамках данного закона.

Подпись: Дж. Б. Уэстли

Зам. министра общ. без.

Я слегка сдвинул бумажный прямоугольник вбок и, специальным рычажком уменьшив силу удара, впечатал «Сюзанна Лафитт» в нужную строчку. Потом шариковой ручкой изобразил собственноручную подпись замминистра Дж. Б. Уэстли. Внимательно изучив полученный результат, я понял, что чего-то не хватает. Возможно, кленового листочка в уголке.

На клочке бумажки я набросал несколько этюдов на кленовую тему. Но кленовые листья вышли у меня больше похожими на пальмовые ветки. Тогда я бросил это занятие и сел дожидаться Арлетту. Она вернулась с победой, сообщив мне приметы катамарана и точное время его появления у дома на холме, где она проживала с мифическим братом-калекой, после чего принялась взахлеб рассказывать, какие чудесные мужчины работают в судоходной компании «Линк-Райт».

Прикинув скорость движения катамарана, я рассчитал приблизительную разницу во времени его прохождения мимо вымышленного дома Арлетты в пункте Х и сделал вывод, что примерно в двадцать минут восьмого он войдет в зону обстрела. Единственное, чего я пока не мог понять, хорошо это или плохо. По всему выходило, что катамаран появится там немного раньше расчетного времени, на которое ориентировались Эмиль и его сообщники, — что плохо. С другой же стороны, это значило, что у нас появлялась небольшая фора во времени и что Сету с Рэнди не придется пугать королеву слишком долго. И я пришел к выводу, что хорошее перевешивает плохое, а потом понял, что все равно давать задний ход уже поздно, поэтому будь что будет, а на остальное наплевать…

Я продемонстрировал Арлетте результат своих занятий в кружке «умелые руки». Она с неподдельным изумлением вылупилась на карточку, два раза прочитала все надписи, повертела в руках, изучила ее с обратной стороны, снова перевернула и, внимательно вглядевшись в подпись министра Уэстли, спросила, что это такое.

— Твое удостоверение личности, — ответил я.

— Ничего не понимаю. А кто такой Уэстли? А эта Сюзанна Лафитт, она кто такая?

— Она — это ты. Ты только не волнуйся. Я тебе потом все объясню. Я хочу, чтобы ты потренировалась подписываться как Сюзанна Лафитт. Ну, давай.

Она несколько раз черкнула ручкой по клочку бумаги. Я изучил ее подпись. Мне хотелось удостовериться, что она не сделает орфографических ошибок в написании имени и фамилии. Потом я попросил ее поставить автограф на карточке. Ставя подпись за министра Уэстли, я писал с сильным нажимом, и теперь создалось полное впечатление, что две подписи сделаны разными ручками.

— Отлично. Теперь мне понадобится твоя маленькая фотография. У тебя есть?

Арлетта нашла какие-то снимки. Но на них ее улыбающееся личико было запечатлено на фоне каких-то пейзажей. Тогда я опять погнал ее на улицу и приказал сфотографироваться в автомате: знаете, бросаешь монетку — и через минуту выскакивает полоска с четырьмя снимками. Она вспомнила, что такой стоит на автобусной остановке неподалеку от дома.

Арлетта вернулась с четырьмя жуткими снимками, на которых оказалась сама на себя не похожа, так что их вполне можно было лепить на любой документ, а еще она принесла купленные по моей просьбе штемпельную подушку, резиновый штемпель со сменными блоками цифр, позволявшими пропечатать любое число от 0000001 до 9999999, тюбик резинового клея, упаковку лезвий и большой альбом для фотографий в красном переплете из кожзаменителя.

— Отлично, — похвалил я ее. — Просто отлично.

Она, слава богу, не произнесла ни слова и стала молча наблюдать, как я обрезаю одну из ее фотографий до нужного размера, чтобы уместить ее на самодельном удостоверении. Так же молча она смотрела, как я эту карточку приклеиваю. Потом я установил на штемпеле число 8839970 и поставил два оттиска — один под подписью Сюзанны Лафитт, а второй — в верхнем левом углу (разумеется, в тот момент я выбрал число наобум, но как я теперь понимаю, оно всплыло из глубин моего подсознания отнюдь не случайно: это был номер телефона несуществующего бара «Гекторз-лаундж», с которого и началась вся эта бодяга. Ну и как вы это объясните?).

Прибегнув к помощи штемпельной подушки, я нанес в пустой квадратик самодельного удостоверения отпечаток правого пальца Арлетты — большого пальца, если точнее. Мы раза четыре поставили пробный оттиск ее пальца на клочке бумаги, пока я наконец не понял, как это делается. Оказывается, надо было взять ее палец и прижать к штемпельной подушке, а потом к бумаге. Так мы и поступили в конце концов.

Потом я растерзал фотоальбом: вынул изнутри мягкий наполнитель, вспорол кожзаменитель, натянутый на очень плотный картон, и вырезал пару картонных прямоугольников. Потом я вырезал из кожзаменителя широкую полоску и приклеил к ней обе картонки, одну рядом с другой. После чего наклеил на одну из картонок фальшивое удостоверение личности Сюзанны Лафитт. Получилась такая вот красная книжечка…

На мой опытный взгляд, это была туфта стопроцентная. Все портили машинописные строчки. Из-за них удостоверение личности имело откровенно самопальный вид. Мой нью-йоркский друг-хорват, непревзойденный эксперт по изготовлению фальшивых документов, плевался бы целый день, глядя на мою убогую поделку. А мой армянский друг из Афин при виде этого жалкого зрелища или сблевал бы от омерзения, или в отчаянье посыпал бы голову долмой. Я чуть было не высказал свое мнение вслух, но быстро одумался. В конце концов Арлетте предстояло воспользоваться этой хреновиной, так что не имело смысла подрывать ее доверие к качеству моей фальшивки.

Я смочил ладони водой из-под крана и немного замусолил ксиву по краям. Потом вырезал из фотоальбома кусок прозрачной пленки и наклеил его резиновым клеем на карточку. Во всяком случае, предпринял попытку. Но резиновый клей пленку держал плохо. Надо было сначала отправить Арлетту за клеем для пленки, а потом уж приниматься за работу…

После того, как я ножницами подровнял края прямоугольника из кожзаменителя и произвел окончательные клеевые работы, мое изделие выглядело не так уж и ужасно. В итоге у меня получилась размером с дамский кошелечек красная книжечка «под кожу», в которой находилось удостоверение личности с фотографией, отпечатком пальца и подписями. Ксива выглядела очень похожей на официальную, и вряд ли нашелся бы умник, решивший сопоставить мою фальшивку с подлинным документом. Ведь, насколько мне было известно, ни министерства общественной безопасности, ни отдела по делам иностранцев, ни закона о государственной тайне от 1954 года, ни заместителя министра Дж. Б. Уэстли, ни Сюзанны Лафитт в природе не существовало.

— Думаю, сойдет, — вынес я вердикт. — Ну и как тебе?

— Потрясающе! Но я ничего не понимаю.

— Поймешь в свое время.

— Но как с помощью этой штуки можно предотвратить убийство королевы? Я же не смогу показать это ни Эмилю, ни Клоду, ни Жану и Жаку. Они со мной давно знакомы и ни за что не поверят, что я мадемуазель Лафитт! Они же знают, что я Арлетта Сазерак и что я преданный член Национального Движения Квебека. — Она вдруг нахмурилась. — То есть бывший преданный член. Теперь я предатель!

— Ты настоящая патриотка! И все, что ты делаешь, ты делаешь во благо движения!

— Надеюсь. Очень надеюсь, — она тронула меня за локоть. — Но ты же мне ничего не объяснил. Как, скажи мне, эта Лафитт и этот фальшивый пропуск, как это может предотвратить убийство?

— Убийство тут ни при чем. С помощью этого удостоверения мы вырвем Минну из лап кубинцев!

— Не понимаю! — Она насупилась, изо всех сил пытаясь заставить свой мозг работать. — Как можно сразу все сделать?

Я вспомнил о своем списке неотложных дел: Минна, убийство, героин, полиция. Придется пойти по проторенному пути: сначала ты записываешь все предстоящие дела в хронологическом порядке, потом убиваешь время на какую-нибудь ерунду, куришь травку, спишь, потом делаешь глубокий вдох, поднатуживаешься и решаешь все проблемы разом.

— Как? — не унималась она.

— Потом расскажу, — солгал я и посмотрел на часы. Было уже начало первого. — Сейчас нет времени, ненаглядная моя. Нам срочно надо приниматься за дело. На выставке работает один человек. Тебе нужно его там найти и переговорить. А мне нужно переодеться и загримироваться и еще кое-что сделать. Я выйду отсюда еще засветло и будет крайне обидно, если меня арестуют…

— Это будет катастрофа!

— Точно. Положи удостоверение, оно тебе пока не нужно. Вот молодец. А теперь послушай, что ты должна сделать в первую очередь…

В первую очередь Арлетта обошла все окрестные табачные лавки и в каждой купила по три-четыре пластиковых кисета. (Это отнюдь не было моим тонким конспиративным замыслом: Арлетта могла бы купить сразу двадцать кисетов в одной лавке, но она была вынуждена покупать в каждой торговой точке три или четыре просто потому, что большего количества нигде не набиралось). Арлетта вернулась с покупками и ушла выполнять мое очередное поручение, а я расфасовал героин из трех туб по двадцати кисетам. Когда я завершил расфасовку, у меня еще осталась столовая ложка этой дряни и, стыдно признаться, я слишком долго размышлял над тем, что с этим добром делать. В конце концов я спустил его в унитаз. "Гарлемские наркоманы в эту минуту лезут на стенку, заверещал противный голосок в районе моего правого виска, а ты спускаешь героин в унитаз. В Индии сироты мрут от голода, а ты не доедаешь брюссельскую капусту. В Брюсселе бедняки целыми семьями мрут от голода, а ты сидишь тут как индийский набоб. Старики умирают от голода на Суматре, а ты не снял урожай озимых. Арлетта умирает от любовной страсти, а ты отказался заняться с ней любовью в зимнюю пору тревоги нашей этим роскошным летом нашел себе занятие сынок Йорктауна дамы поют эту песню ла-ла-ла, да-ди-да…"

Я залез в ванну и включил душ. Ла-ла-ла и да-ди-да… Холодная струя била мне в макушку до тех пор, пока засевший у моего правого виска противный голосишко не перестал вякать. Я стал подсчитывать стоимость спущенного в унитаз героина, а потом задумался, почему меня интересуют такие нелепые и несущественные вещи, и решил, что провел под холодным душем недостаточно времени. Я подставил голову под струю и постоял так еще немного, дав моему возбужденному воображению успокоиться. От столовой ложки героина весь Манхеттен заторчал, мокассины покраснели, мухоморы охмурели, от одной столовой ложки… Голову — срочно под холодный душ, а потом — замотать ее махровой простыней!

Найти подходящий грим оказалось не так-то просто. Идеально мне нужна была такая маска, которую можно надевать и снимать в любой момент — чтобы я мог не узнанным разгуливать по улицам, но чтобы в то же время мои квебекские товарищи по оружию смогли опознать меня при моем появлении в пункте Х. Я мысленно перебирал варианты переодевания, но ни один мне не пришелся по вкусу. Я бы мог послать Арлетту в магазин и попросить ее купить мне что-нибудь очень необычное — скажем, седой парик и маску ведьмы, которые я мог бы менять по ходу дела, но все эти маски имели один общий дефект. Они выглядели как маски и сразу привлекли бы внимание любого полицейского.

Но времени зря я не терял. В отсутствие Арлетты я успел сделать очень важное дело: расфасовал героин по кисетам, сильно их сплющил и вшил под подкладку моей одежды, причем большая часть контрабандного груза уместилась в пиджаке. Пришив подкладку, я придирчиво изучил плоды своего труда. Ну что ж, прямо скажем, все это едва ли могло вызвать восторг и зависть делегатов национального съезда мужских портных: пиджак теперь сидел на мне пузырящимся в разных местах мешком. И тем не менее способ тайной перевозки наркоты был найден, да и к тому же руки у меня оставались не заняты.

Примерив маску монстра Франкенштейна, я окончательно отказался от идеи маскарадного переодевания. Увидев меня в этой маске, Арлетта зашлась истерическим хохотом. Я, правда, не видел выражения ее лица: надев маску, я вообще перестал видеть, потому что прорези для глаз оказались слишком близко посаженными — но зато звук ее смеха свободно проникал сквозь плотное папье-маше. Чего нельзя сказать о воздухе. И через десять секунд, чуть не задохнувшись, я с остервенением сорвал с лица удушливую личину и заявил Арлетте, что все это ни к черту не годится..

— Но она такая забавная! — стала возражать Арлетта. — Знаешь, я хочу, чтобы ты надел ее, когда мы в следующий раз займемся любовью!

Мне снова пришлось отослать ее в ближайший супермаркет — иначе я бы ей надавал тумаков, — и вскоре она вернулась с новыми покупками и стала помогать мне гримироваться. Мы начали с головы: обкорнав мне челку и макушку и укоротив виски, Арлетта выкрасила остатки моей шевелюры в черный цвет. По-моему, я сразу стал выглядеть пугающе мерзко, хотя Арлетта уверяла меня, что все не так плохо.

— А я могу перекраситься в блондинку, — предложила она.

— Не надо.

— Иначе меня узнают на улице.

— Ну и что? Ты же не в розыске!

— Тебя в пункте Х никто не узнает, а меня узнают.

— Так и должно быть.

— Когда они увидят нас вдвоем, то сразу подумают про тебя: а это еще кто с ней? Они могут…

Я сменил тему.

— Арлетта, на твоем удостоверении приклеена фотография брюнетки. Будет очень странно, если…

— Но я ведь могу надеть парик…

— Арлетта!

—… или сбегать сфотографироваться еще разок. Ивен, ты чем-то недоволен? Ты считаешь, если я перекрашусь в блондинку, то уже не буду такой привлекательной? Ты считаешь, мы не можем даже попробовать перекрасить меня в блондинку?

Идиот, отругал я себя, ты же пытался рассуждать с ней логически!

— Мы обязательно попробуем, любовь моя. Как-нибудь в другой раз. Тебя мы перекрасим в блондинку, а я надену маску Франкенштейна, завернусь в тигровую шкуру, и мы займемся любовью. Это будет дивно! — Я сглотнул подступивший комок тошноты. — Но сейчас ты должна мне помочь. Я же еще не закончил гримироваться. Поэтому помоги мне, любимая!

Ее помощь мне на фиг не была нужна. Я просто хотел, чтобы она наконец заткнулась. Усевшись перед зеркалом, я стал перебирать купленные ею игрушки. Первым делом я решил положить восковые накладки на нос и на уши. Где-то я читал, что самое трудное — изменить форму ушей и что опытные сотрудники правоохранительных органов всегда очень внимательно присматриваются к ушам подозреваемых. В этом деле они мне дадут сто очков вперед. Я вообще редко когда замечаю чьи-то уши, если только они не оттопырены перпендикулярно голове, или если одного не хватает, или если у них еще какой-то дефект…

Итак, я приладил к ушам накладки. Мне не хотелось впадать в крайности. Я счел, что слишком необычные уши сразу привлекут внимание, точно так же как маска Франкенштейна. Но потом я подумал, что вообще все уши, в той или иной степени, всегда имеют довольно-таки странную форму. Поэтому я просто увеличил мочки, добавил бугорков на ушных раковинах и заострил их верхнюю часть. Самым сложным оказалось придать ушам одинаковый вид, в чем, как мне теперь совершенно ясно, не было никакой необходимости, так как со стороны разглядеть сразу оба уха почти невозможно. Но я, должен заметить, поработал на славу: когда я повернулся к Арлетте, она тут же заявила, что я на себя совсем не похож.

— Ты хочешь сказать, что у меня теперь другие уши? — переспросил я.

— Наверное, да, но я не помню, какими они были раньше. Нет, я говорю, у тебя лицо изменилось!

И тут я понял, что уж в чем в чем, а в ушах подозреваемых полицейские ищейки знают толк.

Потом я деформировал себе нос, чуть его удлинив и сгладив горбинку на переносице. Исконная форма ушей нравилась мне больше, но вот что касается носа, то должен признать, его обновленный вид явно красил мою внешность.

— А брови, Ивен?

Ну ясно, я забыл покрасить брови! Я быстро исправил оплошность, только один раз попав краской для волос не в бровь, а в глаз, после чего всего-то минуты три не больше изливал свою досаду на косоруких производителей косметических товаров. Покончив с бровями, я примерил купленные Арлеттой очки с простыми стеклами. Одно плохо — они выглядели как бутафорские. Когда на вставленные в оправу плоские стекляшки попадал луч света, по всем стенам начинали скакать солнечные зайчики. Куда лучше на мне сидели темные очки, скрывавшие верхнюю часть моего лица, но согласитесь: нацепив их для маскировки в сумерках, я бы выглядел весьма подозрительно.

Потом я примерил кепку. Она сильно смахивала на кепарик уличного пьянчуги, с которым я обменялся одеждой, разве что была гораздо чище и не воняла. Нет, чересчур чистая, огорчился я, словно ее только сегодня утром купили в универмаге. Я бросил кепку на пол и стал яростно топтать ногами. Арлетта вытаращила глаза, верно, решив, что я внезапно свихнулся.

Зазвонил телефон. Я схватил трубку — это был Сет.

— Не может быть! — завопил я. — Сейчас шесть? Неужели уже шесть?

— Нет. Ты не заболел, дружище?

Часы показывали половину четвертого и когда я это понял, ко мне тут же вернулось душевное здоровье, о чем я и сообщил Сету. Я спросил, не случилось ли чего.

— Ничего серьезного. У нас набралось двадцать три человека — это верняк, и еще человек двадцать колеблющихся. По прошлому опыту могу сказать, что из трех колеблющихся один обязательно приходит. Я имею в виду мой опыт в Штатах, когда мы собирали антивоенные демонстрации. Но вот с канадцами, да еще с протестом против английского вмешательства в Мордоноленде, может быть, все будет по-другому. Вот только неясно, придет народу больше или меньше.

— Не бэ, парень. Это станет ясно через пару часов.

— Да я и не бэ. Я вот чего позвонил…

— Как там идут дела с добычей лодок?

— Неплохо. Этим сейчас занимается Рэнди. И еще одна чувиха из Новой Шотландии, у которой есть друган, который водит знакомство с нужными людьми. Сам ведь знаешь, как такие дела делаются… Честно говоря, я пока не в курсах, много ли лодок удалось уже найти, но думаю, можно не беспокоиться. К шести буду знать точно.

— Отлично.

— Да, так чего я звоню…

— А как насчет денег? Вы еще не все потратили?

— Нет, деньги не проблема. Ивен, я звоню…

— Прости… — Я обернулся к Арлетте. — Давай неси!

— Я понимаю, это глупо, но… Как правильно пишется Мордоноленд? Мы сейчас делаем плакаты и никто из наших не знает названия этой страны. Никто о такой даже не слышал. Ни в одном атласе ее нет. Ни на одной карте.

Я продиктовал по буквам.

— Порядок. Я тут придумал один плакат. Послушай, по-моему, клевый текст. "Ты занял позицию по вопросу Мордоноленда?" Мне нравится. Рэнди уже придумал свой ответ: "Моя позиция как всегда". А у меня такой: "Ставлю вопрос ребром".

— Мне тоже нравится.

— А я и не сомневался. Извини, что беспокою тебя с такими глупостями, но я просто подумал, что было бы еще глупее написать название страны с ошибками. Ты уверен, что такая страна и в самом деле существует?

— Уверен.

— Ну, ловлю тебя на слове. А то все меня замучили: где это да где это. Пока что мне удавалось уклоняться от ответа.

— Ты выбрал правильную политику.

— А ты сам тоже не знаешь?

— Знал когда-то, но забыл. — Арлетта поднесла мне дымящийся кофе, и я залпом выпил полчашки. — Можешь говорить, что рядом с Кенией. Почти все африканские страны расположены где-то рядом с Кенией.

— Разве?

— А разве нет?

— Честно говоря, я толком не знаю, где эта самая Кения.

— Слушай, не будем зацикливаться на географии.

— Да я что, я ничего. Извини, что побеспокоил…

— Не извиняйся. Мне же интересно, как там у вас идут дела. Перезвони в шесть.

— Ладно.

Я положил трубку на рычаг. Рука, баюкающая трубку телефона… Труби Британия, владычица морей… Рука, баюкающая море…22 Теперь у меня не было возможности остудить голову холодным душем. Потому что тогда бы смылась с волос краска и отлепились бы восковые накладки с ушей. Баюкай, баюкай… Венгерские дети умирают от голода в колыбели, а ты не доедаешь венгерские колбаски… Голодные дети умирают от венгерических болезней, а ты не доедаешь голодец и венгерец… Малютка мисс Маффет сходи-ка покаффет…

— Арлетта!

— Что такое? Ивен, что случилось?

Я сделал вдох, потом выдох, медленно и глубоко.

— Ничего. Просто я волнуюсь. — Вдох-выдох. — Мне опять придется попросить тебя об услуге. Теперь тебе придется съездить на выставку.