Как женить маркиза

– Однако как удачно, что Черная Роза решил появиться здесь именно сегодня, – сказал он, принимая шпагу и засовывая ее в ножны. – Даже слишком удачно, я бы сказал.

– Неужели? – отозвался Вир, надменно поднимая одну бровь. – Я,например, со своей стороны склонен во всем этом видеть руку провидения. Ведь выходит, что ваш неожиданный визит спас меня от грабителя, который мог и броситься на меня. Похоже, я у вас в долгу, капитан. Какая ирония судьбы, а?

– Если так, то будьте уверены, в один прекрасный день я явлюсь, чтобы стребовать с вас должок.

– В чем, в чем, капитан, а в этом я уверен, – ласково улыбнулся Вир, пытаясь представить, что же происходит на верхнем этаже.

Глаза Синклера вдруг сузились, и он принялся внимательно вглядываться в черты надменного аристократа, которые сейчас выражали легкую скуку. Вир ждал, что Синклер скажет ему в ответ какую-то дерзость, которая, видно, уже была у него на кончике языка.

Но ждал он напрасно. Внезапно прямо у них над головой раздался женский леденящий душу крик, за ним сразу же последовал пистолетный выстрел, и оба мужчины лишились дара речи.

Вир, опомнившийся первым, большими прыжками помчался вверх по лестнице, Синклер кинулся за ним.

Сердце у Вира так и бухало в груди, когда он добрался до верхней площадки. Но если он ожидал увидеть там обмякшее тело Констанс в луже крови, то он очень ошибся. Увидел он капрала Гесса и его солдат, сгрудившихся возле двери Констанс, судя по всему, в состоянии крайнего ужаса.

– Какого черта!..

Это воскликнул Синклер, влетевший на площадку сразу вслед за Виром.

– Тише, капитан, тише! – предупредил Гесс своего начальника и замахал руками. – У нее там целая куча пистолетов. Она мне чуть голову не снесла пулей.

– И надо было снести! Если хоть один волос упал с ее головы, я добьюсь, чтоб вас отправили на передовую! – заявил Вир, мрачнея и пронзая служаку взглядом.

– Если ваша светлость позволит сказать – так лучше на передовую, – отозвался Гесс. – Разве ж это дело, чтоб по солдатам короля так палили, да еще бабы!

– Бабы? Что еще, черт возьми...

– Я бы вам посоветовал осторожнее выбирать выражения, капитан, – холодно сказал Вир. – Леди пострадала более чем достаточно, незачем усугублять нанесенную ей обиду выражениями, которые уместнее в конюшне.

– Прошу прощения, господин капитан, но его светлость господин маркиз тут кругом прав, если позволите сказать, – вмешался капрал Гесс, на лице которого было смущенное выражение. – Но мы вовсе не хотели ее обидеть. Откуда ж нам было знать, что там дама? Мы ворвались, а она там, и совсем неодетая, милорд! Мы и так перепугались, а она еще как закричит и выстрелила в нас!

– Что мне за дело! По мне, так пусть себе дамы палят в вас, капрал, сколько их душе угодно! – прорычал Синклер. – Меня интересует Черная Роза. Вы видели негодяя? Ну же, говори! Он там, в этой комнате с дамой?

– Никак нет, сэр. Поклясться могу, в комнате не было никого, кроме дамы.

– Естественно, его там не было, – насмешливо подтвердил Вир. – Негодяй стоял на карнизе окна моей спальни, это следующая комната по коридору. Наверняка он сбежал по черной лестнице, и его давным-давно след простыл! Я бы вам очень советовал, капитан, взять своих людей и отправиться за ним в погоню, а успокаивать леди предоставить мне.

– Вам просто не терпится спровадить нас, верно? – проговорил Синклер, глядя на Вира с нескрываемым подозрением. – А я как раз собираюсь допросить эту леди. Ведь она как-никак была свидетельницей преступления.

– Вовсе нет, – возразил маркиз мягко, но в тоне его чувствовалась сталь. – Она была свидетельницей лишь вашей чудовищной некомпетентности, о которой я, Синклер, собираюсь сообщить вашему дяде, когда увижу его. Вы понимаете меня, капитан?

Синклер нервно сглотнул и слегка побледнел.

– Вижу, что понимаете, – сказал Вир. – А теперь забирайте своих людей и уходите, капитан. Пока можете. Не следует более испытывать мое гостеприимство, так же как и мое терпение.

Синклер не стал даже притворяться, будто не понимает, какую опасность навлек на себя. Одно дело было ворваться в дом Вира под предлогом, что они якобы разыскивают известного преступника, и совсем другое – торчать в этом доме, вызывая справедливый гнев маркиза де Вира, когда предлог исчез.

И потому капитан, круто развернувшись, направился к двери, а его подчиненные с готовностью последовали за ним.

Вир, наблюдавший за их отступлением с верхней площадки лестницы, подождал, пока входная дверь закрылась за ними, а потом позвал негромко:

– Миссис Тернбау! – И, не оборачиваясь, добавил: – Будьте так любезны, вызовите звонком Джона Викерса. Скажите ему, чтобы подождал меня в кабинете. Я скоро спущусь.

Домоправительница робко вышла из-за комода в стиле королевы Анны, стоявшего как раз за спиной Вира. В руке она все еще сжимала медный подсвечник.

– Как прикажете, милорд, – отозвалась она и присела в реверансе. – Прошу прощения, милорд, но юная леди не пострадала?

– Успокойтесь, не пострадала. – Рука Вира легла на ручку двери, ведущей в комнату Констанс. – И, миссис Тернбау...

– Да, милорд? – отозвалась миссис Тернбау, не сводя глаз с широкой несгибаемой спины хозяина.

– Я буду чувствовать себя куда спокойнее, если смогу быть уверенным, что моя домоправительница не прячется за предметами мебели, готовясь атаковать гвардейцев короля с медным подсвечником наперевес. Вы меня поняли?

Ужас изобразился на лице доброй женщины, и она неловко попыталась спрятать подсвечник в складках шерстяной шали.

– Да, милорд, – пискнула она.

В напряженной тишине домоправительница прошла мимо маркиза и отправилась выполнять его приказания. Она приостановилась на лестнице, когда до нее снова донесся его голос.

– Тем не менее, я благодарю вас за это, – сказал Вир. В следующее мгновение он уже стучал тихонько в дверь, а затем, приоткрыв ее немного, сказал в щель:

– Все в порядке, миледи. Солдаты ушли.

Миссис Тернбау видела, как он исчез за дверью, и сразу раздался голос девушки:

– Это был Альберт! Какая жалость, что это не он ворвался в комнату! Клянусь, я бы пристрелила его!

– Да, и погубила бы тем самым нас всех, ты несносная, упрямая девчонка! – услышала она ответ Вира, но тут дверь за ним затворилась, и больше миссис Тернбау не услышала ничего.

Ошеломленная улыбка тронула губы домоправительницы. Юная леди была сорвиголова, к тому же столь добра и великодушна, сколь и прекрасна. Такая леди была бы как раз под пару его светлости, если бы он решился наконец жениться. Впрочем, судя по тому, какими глазами его светлость смотрел на эту леди в тот первый вечер, когда она лежала как мертвая, она успела добиться гораздо большего, чем все остальные красавицы, когда-либо пользовавшиеся благосклонностью маркиза, вместе взятые. Она проникла ему в душу, несмотря на все его предосторожности, и выбила его из привычной колеи – а когда речь идет о таком человеке, как маркиз де Вир, это совсем не мало.

«Давно бы пора, чтоб хоть кто-нибудь сумел разглядеть за его надменностью и напускным безразличием живого человека, – сердито думала миссис Тернбау, спускаясь по лестнице. – Он человек сложный, его светлость маркиз, и никогда не угадаешь, что у него на уме. Да, несмотря на то, что он все в карты играет да бражничает, есть искра добра в его светлости. Таким, как он, нужна любящая жена, которая поможет остепениться и забыть про безумства молодости, и леди Констанс как раз та девица, которой такая задача по плечу».

Определившись с будущим хозяина, миссис Тернбау звонком вызвала кучера.

Впрочем, вряд ли почтенная домоправительница была бы столь уверена в счастливом исходе, если б ей довелось стать свидетельницей разговора с глазу на глаз, имевшего место между его светлостью и леди Констанс.

Констанс, ниже талии облаченная в черные штаны и сапоги, а выше имевшая из одежды лишь чепец на голове и простыню, накинутую на плечи, встретила Вира сияющим взглядом.

– Это было бесстыдно с моей стороны, знаю, – заявила она, зардевшись. – Но я ведь не виновата, что не было времени стянуть проклятые сапоги, не говоря уж о штанах. Кроме того, – добавила она, роняя с плеч простыню, – когда я села в постели, Гесс и его люди сразу уставились на мою обнаженную грудь, а на лицо-то и не взглянули. А ведь если бы они рассмотрели мое лицо, это пришлось бы нам совсем некстати. Фактически они увидели только, что я женщина и имею типично женское телосложение.

Вир, наблюдавший то же самое типично женское телосложение во всей его красе, не мог отрицать справедливость ее слов. Действительно, маловероятно, что хоть один солдат сумеет дать толковое описание внешности женщины, которая выпалила в них из пистолета. Однако ему нисколько не стало от этого легче: тяжелое чувство, которое стеснило ему грудь в тот момент, когда он увидел фигурку в плаще, нахально разгуливающую по карнизу на глазах у королевских гвардейцев, и которое усилилось многократно, когда раздался ее душераздирающий вопль, – не говоря уж о выстреле, – не отпускало его. А теперь она стояла перед ним во всем блеске своей наготы и делала вид, будто рискнула она своей репутацией, да и самой жизнью вовсе не для того, чтобы спасти его от разоблачения. Нет, черт возьми, пора этой девчонке усвоить, что нельзя игнорировать его приказы и устраивать по своей инициативе бог знает какую кутерьму, даже не удосужившись узнать, насколько уместно ее вмешательство.

– Это была очень глупая проделка, и ты должна дать мне слово, что никогда больше не устроишь ничего подобного, слышишь? – сказал он мрачно и, в два шага оказавшись возле нее, схватил ее за плечи, с явным намерением тряхнуть хорошенько и вбить немного здравого смысла.

Констанс, которая и так едва держалась, подняла глаза и не отводила от него вызывающего взгляда столько, сколько это было в ее силах, а потом перед глазами у нее все затуманилось, и она с ужасом поняла, что готова расплакаться.

– Ну что это такое, – прошептала она, с досадой отворачиваясь. – Смотри, что ты наделал. Господи, как же я ненавижу плакать! Плакать – это так по-женски.

– Черт, – выругался Вир, и хватка его ослабла, хотя он не преминул заметить про себя, что слезы слезами, а разговор-то она на другую тему перевела, да как ловко! Следовало бы перекинуть через колено эту дрянную девчонку и отшлепать за то, что прибегает к типично женским уловкам. Впрочем, он отказался от идеи телесных наказаний, потому что очень хорошо понимал, как мало у них времени, а не потому, что дрянная девчонка показалась ему особенно восхитительной в своей женской слабости. – В таком случае советую тебе осушить слезы, – сказал он, вкладывая в ее руку полотняный носовой платок. – Я не просил тебя вторгаться в мое существование, но теперь, коли уж ты вторглась, я не позволю тебе рисковать жизнью ради меня всякий раз, когда тебе это в голову взбредет. Может, тебе это покажется странным, но я вполне способен управиться с таким, как Альберт Синклер, и без твоей помощи.

– Я... я н-никогда и н-не сомневалась в этом, милорд, – уверила его Констанс, удивляясь про себя, что это такое происходит с маркизом, у которого, как уверяла молва, сердце было ледяное, а в жилах текла вода вместо крови, и, промокнув платком глаза, энергично высморкалась. Право, нехорошо было с его стороны показать ей свой норов как раз в тот момент, когда она только начала осознавать, какую грандиозную штукупровернула. Тем более что кровь бросалась ей в лицо при одной мысли о том, какое, неслыханное бесстыдство она при этом проявила. Все-таки Вир мог бы и похвалить ее чуть-чуть, хотя бы за изобретательность. – Просто когда я услышала, как он говорит, что вы и есть Черная Роза, мне сразу пришло в голову, что я как раз сейчас имею возможность опровергнуть его утверждение, причем очень убедительно, в конце концов, мало того, что у меня была под рукой роза, но я уже была и одета как нужно.

– Одета, значит, была как нужно? – хмыкнул Вир. Наклонился, поднял сброшенную ею простыню, и с многозначительным взглядом снова накинул ей на плечи. – В данный момент это звучит преувеличением.

– Перестань говорить глупости, Вир, – отрезала Констанс, которая наконец тоже вспылила. – Так как было более чем вероятно, что мне придется спасаться бегством, я сразу же сменила платье на мой наряд Черной Розы и тут как раз услышала случайно слова Синклера. И что, по-твоему, было бы лучше, если бы я упустила такую возможность?

– По-моему, было бы лучше, если бы ты делала то, что тебе было сказано, – заявил Вир без обиняков, – тогда о твоем присутствии в доме вообще никто бы не узнал, не говоря уже о том, что твоя выходка привела именно к тому развитию событий, которого я так старался избежать. Неужели ты и в самом деле вообразила, что я позволил бы Синклеру переступить порог моего дома? Он знал не хуже меня, насколько беспочвенны его требования. Возможно, ты и забыла, кто я такой, но он-то этого отнюдь не забыл.

– Но у него был приказ, – не отступала Констанс. Лицо ее внезапно побледнело. – Я сама слышала, как он говорил, что у него приказ и что они станут обыскивать дом в поисках улик. – Она умолкла. Ее глаза, огромные на овальном личике, пытливо глянули на него. – А он мог найти здесь какие-нибудь улики, Вир? Ведь ты не стал бы хранить разбойным путем приобретенные ценности у себя дома, где их так легко найти, правда? Не настолько же ты самонадеян?

Кислая улыбка скользнула по губам Вира.

– Странные же у тебя представления о моей особе, если ты думаешь, что я способен на такую откровенную глупость, – сказал он, и глаза его сверкнули незнакомым, холодным блеском. – С другой стороны, я нисколько не сомневаюсь, что, получи капитан Синклер возможность обыскать дом, он обязательно сумел бы обнаружить здесь довольно улик, чтобы отправить меня на виселицу.

В Констанс, соображавшей довольно быстро, забрезжило понимание.

– Он привез улики с собой, – сказала она уверенно. – Он собирался подбросить их – драгоценности или что-то еще из вещей леди Блейдсдейл или леди Синклер, – а потом очень удачно обнаружить подброшенное. Наверняка какая-то из двух дам уже успела заявить, что она была недавно ограблена Черной Розой. Но приказ...

– Ты имеешь в виду приказ, отданный Блейдсдейлом? – ехидно поинтересовался Вир. – Да не было никакого приказа, Констанс. Капрал Гесс и его люди – обычные дурни, они понятия не имели, что их используют для того, чтобы оговорить меня. Это, собственно, и была одна из тех проделок, о которых ты хотела предупредить меня.

– Тот урок, который граф и его брат собирались преподать тебе, – выдохнула Констанс, изумляясь, что не сумела сообразить этого раньше. – Как я не догадалась! Но у меня в голове была только одна мысль: Альберт каким-то образом разузнал, что лорд Хантингтон вовсе не пачкал ему сапоги.

– Собственно говоря, мне тоже первым делом пришла в голову именно эта мысль, – признался Вир, изумляясь той легкости, с какой его искусительница вновь обрела душевное равновесие после тревожных событий этого вечера. Если не считать его сестер, он не знал ни одной женщины, которая была бы способна сделать то, на что осмелилась эта рыжеволосая девушка, и потом держаться с такой обескураживающей невозмутимостью, будто обнажаться перед королевскими гвардейцами с целью сбитых с толку для нее самое привычное дело. Пора, однако, ему брать бразды правления в свои руки. Он и так непростительно затянул с этим делом. – Впрочем, что мы оба думали, не имеет никакого значения, – сказал он, сам немного досадуя на свою прямолинейность. – Важно другое: нам пора уезжать отсюда.

– Уезжать? – переспросила Констанс, которая была вовсе не так спокойна, как старалась показать, хотя в смятение ее повергло не столько давешнее происшествие с солдатами, сколько неожиданное заявление Вира. – Но куда...

– Сейчас не важно куда, – не дал ей договорить Вир, еще не готовый в подробностях объяснять план, зародившийся в его голове, когда он наблюдал отступление Синклера и его людей. – Достаточно сказать, что подальше отсюда. Я пришлю миссис Тернбау, чтобы она помогла тебе одеться и упаковать кое-что из вещей. Мы выезжаем не позднее чем через час.

Он умолк. А потом, приподняв рукой ее подбородок, заглянул ей в глаза.

– Доверься мне, дитя. Обещаю, что не позволю и волосу упасть с твоей головы. Но и ты должна дать мне слово, что больше не будешь устраивать героических эскапад ради меня. Отныне на свете существует только один разбойник Черная Роза.

– Осмелюсь заметить, милорд, что и этого многовато, – ответила Констанс, твердо глядя ему в глаза. Сердце у нее так и упало, когда она увидела, как маска скучающего аристократа вновь скрыла его подлинное лицо.

– Да, несомненно. – Вир опустил руку. – Но в данный момент он служит моим целям.

Когда он повернулся; чтобы уйти, Констанс невольно сделала шаг вслед за ним.

– Вир, – заговорила она, сама чувствуя, что голос ее очень уж дрожит. – Я доверяю тебе, как, надеюсь, и ты доверяешь мне. Даю тебе слово, что впредь буду действовать осмотрительнее.

Он помедлил долю секунды и, не оглядываясь, насмешливо произнес:

– Великолепно. И поверь, я не дам тебе нарушить твое; слово.

Он ушел. А Констанс все смотрела на дверь встревоженными глазами.

Черт, думал Вир, спускаясь по лестнице в свой кабинет. Его не оставляло странное чувство, что леди Констанс Лэндфорд – это сила, которая изменит его жизнь навсегда. Строго говоря, она и так заставила его отклониться от первоначального курса, и так сильно, что он был готов жениться, чего отнюдь не желал и что неизбежно очень осложнит планы, которые он вынашивал десять лет.

Это будет полный опасностей путь, и, беря ее в жены, он отнюдь не делает ей одолжения. Лорд Синклер и вице-адмирал сэр Оливер Лэндфорд уже ощутили на своей шкуре первые уколы тщательно продуманной мести Вира. Этим людям он нанес удар по кошельку – для обоих это было самое уязвимое место. Проще простого оказалось уговорить барона вложить деньги в операцию с контрабандой, которая и замышлялась как обреченная на провал. И снова Калеб Рот, изображавший представителя таинственного – в сущности, мифического – вожака контрабандистов, оказал ему неоценимую помощь. Но в то время как Синклеру еще только предстояло узнать, кто был причиной его внезапных неудач, Оливер Лэндфорд наверняка прекрасно знал, что это Вир скупил его долговые расписки на весьма значительную сумму. Несомненно, это-то и подстегнуло Блейдсдейла к действию. И теперь, когда план с оговором и подбрасыванием улик потерпел крах, Блейдсдейл с братом не преминут состряпать новый «урок» для вразумления Вира. И в следующий раз они изберут своим орудием уже не бестолкового капитана королевской гвардии. Синклер, который не сумел настичь свою сбежавшую невесту, да еще потерпел такой позорный провал сегодня, вряд ли останется в милости у своего дяди. Впрочем, Синклер преуспел в одном: он сумел вернуть Виру способность здраво мыслить.

Маркиз понимал, что Блейдсдейл рано или поздно предпримет что-нибудь. Как же он был самонадеян и глуп, если позволил застать себя врасплох. Поистине, думал он тогда не головой, видно, слишком поддался своим похотливым желаниям. Внутри у него все сжалось при мысли о том, что его самонадеянность едва не привела их всех к катастрофе. Ему следовало давным-давно отправить рыжеволосую искусительницу, и куда-нибудь подальше от Сомерсетшира. Более того, ему следовало сделать так, чтобы она оказалась вне сферы его отнюдь не благодетельного влияния.

Но теперь выбора не было, придется держать ее при себе, по крайней мере, пока он не обеспечит ее единственной надежной защитой от Блейдсдейла, вознамерившегося выдать ее замуж за человека неизмеримо ниже ее. Желчь взыграла в нем при одной мысли о том, что леди Констанс может оказаться во власти Альберта Синклера. Черт возьми, он-то знал, что такое этот Синклер. Он изучал своих врагов десять лет, за это время нельзя было не убедиться, что капитан мало того что скотина, но скотина еще и развращенная. Впрочем, он был истинным сыном своей матери, а леди Синклер – сущий дракон. Эта парочка, капитан и его нежная маменька, быстро бы выпили все жизненные соки из молодой и полной жизни красавицы.

И чтобы оградить ее от такой не слишком счастливой судьбы, Вир намеревался взять леди Констанс Лэндфорд в жены, и отнюдь не фиктивно – это он теперь понимал ясно. Прежде чем вступать в права супруга, однако, он позаботится о ее безопасности, с чего, собственно говоря, ему следовало бы начать. А потом он займется своими врагами. И только когда все обязательства по долгам, тянущимся из прошлого, будут погашены, он сможет считать себя свободным и сможет посвятить себя жене. Он узнает о ней все и, возможно, даже научит ее любить себя. Он нисколько не сомневался, что этих занятий ему хватит до конца жизни.

Да, он становится другим человеком просто на глазах. Вир вдруг понял, что ему вовсе не так отвратительны мысли о грядущей семейной жизни, как можно было ожидать – более того, он был уверен, что из-за этих мыслей ему не так-то легко будет сосредоточиться на предстоящем опасном деле, и это как раз тогда, когда ему необходимо быть маркизом де Виром, демонстрируя те качества, которые это имя стало олицетворять.

Так он думал, входя в кабинет, где его уже дожидался Джон Викерс. Значит, следовало поскорее обвенчаться, а затем устроить так, чтобы этот источник постоянных тревожных мыслей, отвлекающих его внимание, оказался как можно дальше от него. Придется его невесте после бракосочетания подождать. Впрочем, ведь она решила подцепить маркиза, насмешливо напомнил он себе. Наверное, любой маркиз сгодился бы для нее, лишь бы избежать ненавистного брака с кузеном. И как только она добьется своей цели, наверняка будет рада возможности устраивать свою жизнь без участия мужа, с которым одни проблемы.

Как ни странно, возможность эта, более чем реальная, отнюдь не показалась ему утешительной.

Глава 6

– Должен признаться, Вир, что я почти потерял надежду дожить до этого дня. Ну а уж коли этот день все-таки наступил, то теперь я жалею только об одном: что твой дед не присутствует при этом событии. Он никогда не простит меня за то, что я лишил его подобного удовольствия.

– Совсем напротив, – сказал Вир его высокопреподобию Лонгу, старичку за семьдесят, который имел честь приходиться герцогу Албемарлу зятем. – Осмелюсь предположить, что герцог будет безумно доволен, что вы наконец захомутали старого бродягу. И теперь, когда это свершилось, боюсь, мне придется попросить вас еще об одном одолжении.

Они сидел и вдвоем в небольшой гостиной епископа Эксетерского, где его высокопреподобие только что совершил обряд, связавший Констанс и Вира священными узами брака. Свежеиспеченную маркизу быстренько увела миссис Лонг, чтобы дать джентльменам вдоволь поговорить о делах семейных, пока она будет потчевать Констанс чаем, используя заодно эту возможность, чтобы поближе познакомиться со своей гостьей.

– Я к твоим услугам, мой мальчик, – отозвался епископ, не сводя проницательных голубых глаз с лица племянника. – В свою очередь, хотел бы тебе напомнить, что когда-то ты обещал мне сообщить точное местоположение некоей тайной заводи, в которой проживает праотец всех форелей.

– Боюсь, что этот почтенный рыбий патриарх давно уже окончил свои дни, епископ, – улыбнулся Вир. – Прошло более десяти лет с тех пор, как я в последний раз был в этом месте.

– Жаль, – проговорил епископ, и на его умном лице появилось задумчивое выражение. – Уже мальчишкой ты был едва ли не лучшим из известных мне рыболовов. Возможно, придет день, когда ты вновь откроешь в себе страсть к рыбалке. Безлюдный берег реки вдали от шумной толпы и одинокий человек с удочкой – это же бальзам для души.

– Если у меня и есть душа, то она нуждается совсем в другом бальзаме, – отозвался Вир с кривой усмешкой. – Потому-то я и вынужден просить вас не сообщать пока никому о моем браке.

– Никому, Вир? – переспросил епископ Лонг, явно опешивший. – Но уж герцогу-то...

– Герцог узнает о моем браке в свое время. Прошу вас, не требуйте от меня объяснений. Чем меньше вы знаете, том лучше для всех.

Было совершенно очевидно, что это заявление марки-па не слишком успокоило епископа. Он смерил Вира долгим взглядом, в котором было понимание.

– Путь, который ты выбрал для себя, – это темный путь, мой мальчик, – сказал он и покачал головой. – Ты уверен, что это именно то, что тебе нужно? И твоей молодой жене? Подумал ли ты, что будет хорошо для нее? Я-то надеялся, что твои помыслы обратились от прошлого к будущему. Будущему, которое, на мой взгляд, очень многообещающе. Твоя молодая супруга очаровательна, и всякому имеющему глаза ясно, что она тебя любит.

– Боюсь, вы ужасный романтик, дядя, – ответил Вир, который был не так уверен в чувствах жены. Ведь она поставила себе целью подцепить маркиза. Теперь она получила что хотела. Посмотрим, не остынет ли ее пыл после бракосочетания. Ни она сама, ни ее состояние никак не смогут оказаться в руках Альберта Синклера и его матери. Вир сделал для этого все возможное и далее будет делать. – Так уж распорядилась судьба – у меня осталось одно незаконченное дело, и нельзя допустить, чтобы сейчас возникла какая-либо помеха, тем более помеха в виде жены.

– Прошло десять лет, Вир, – не отступал епископ. – Пора бы забыть о злых чувствах. Уверен, что твои мать и отец желали бы именно этого. Господь в великой милости своей даровал тебе шанс на счастье – шанс иметь любящую жену и детей, которые дают надежду на будущее. Ради себя самого и своей молодой жены, позволь Ему вершить правый суд над теми, кто причинил зло твоим близким.

– «Мне отмщение, и аз воздам», – сказал Господь? – процитировал Вир с легкой усмешкой.

– Отмщение Господне вечно, – напомнил ему епископ.

– Да, несомненно, – согласился маркиз. Он отвернулся и, облокотившись о каминную полку, принялся смотреть в огонь, пылавший в камине. – Вы действительно думаете, что мои враги согласятся предать прошлое забвению, – чтобы дать мне возможность безмятежно возиться с потомством в детской? – спросил он мгновение спустя. – Если б так, я был бы только рад предоставить все эти утомительные хлопоты Господу, который знает толк в подобных делах. Только я не думаю что граф Блейдсдейл и его брат склонны к подобной философии. Так как, дядя, вы желаете, чтобы я все же понадеялся на их миролюбие и рискнул жизнью Констанс заодно?

Епископ Лонг, которому на вопрос, поставленный столь прямо, ответить было нечего, молча беспомощно смотрел на мрачную фигуру молодого человека.

– Нет, думаю, нет, – проговорил Вир, поднимая на старике умудренные опытом глаза. – Назад пути уже нет, и вы не можете не понимать, что, объявив о своем браке с Констанс публично, я только поставлю ее под удар. Это даже хорошо, что наш брак заключался не по любви. Эмоции вообще тут не играли никакой роли. Мы заключили брак по расчету, фактически фиктивный. Осмелюсь предположить, что супруга моя не станет роптать на мое отсутствие.

– Может быть. – Епископ смотрел куда-то мимо Вира, и лицо его имело очень странное выражение. – Однако порой и браки по расчету осеняет своим благословением любовь. Мне случалось видеть такое не раз и не два, и я надеюсь, то же произойдет и с тобой и твоей прелестной женой.

Тут тревожный холодок пробежал у Вира по коже, он обернулся и увидел свою новоиспеченную маркизу, стоящую в открытых дверях и оттого похожую на портрет в раме. Из-за ее плеча выглядывала его тетушка, пожилая дама десятью годами моложе своего мужа, на лице которой было выражение крайней неловкости. Поймав взгляд Вира, тетушка сразу же укоризненно нахмурилась.

– Прошу прощения. Я помешала? – осведомилась Констанс жизнерадостным тоном, который плохо соответствовал широкому румянцу на ее щеках. – Я просто обнаружила, что потеряла свою брошку. Эта брошь досталась мне от матери, понимаете, – пояснила она, быстро шаря глазами по обюссонскому ковру. – Мне эта вещь очень дорога.

– Ну конечно, дорогая моя, – подхватил епископ и тоже принялся за поиски. – Я прекрасно понимаю вас.

Но не он, а Вир, который долго и пристально смотрел на жену, старательно избегавшую встречаться с ним взглядом, вдруг наклонился и поднял с пола драгоценную вещицу, которая лежала почти у самых его ног.

– Успокойся, – сказал он, выпрямляясь во весь свой немалый рост. – Я нашел ее.

– Ну вот видишь, милая! – воскликнула Джулия Лонг, вся так и лучась радостью, словно она надеялась таким образом рассеять то чувство тревоги, которым, казалось, был насыщен сам воздух в гостиной. – Я же говорила тебе, что брошь обязательно найдется.

– Слава Богу! – прошептала Констанс. Впрочем, судя по виду, не так уж ее и утешило обретение драгоценной реликвии. Только раз быстро взглянув в лицо Вира, она опустила глаза и протянула руку, на которую он надел простое золотое колечко менее чем полчаса назад. – Я бы никогда не простила себе, если б эта брошка потерялась.

– Несомненно, – отозвался Вир и сжал своей сильной рукой её маленькую изящную ручку. – Однако будет лучше, если ты отдашь мне пока эту брошь на хранение.

– Нет, право же, я... – Констанс, сердце у которой в груди так и прыгало, безуспешно попыталась вырвать у него руку. Но наградой за все усилия был только пронзительный взгляд мужа.

– Тише, дитя, – сказал Вир, заметивший, что ручка, которую он сжимал в своей, была холодна как лед. Интересно, мрачно подумал он, как много она успела услышать, прежде чем епископ заметил, что она здесь. Ясно было, что достаточно для того, чтобы погасло то радостное возбуждение, которым сияло ее лицо, когда полчаса назад она выходила из этой гостиной. – Если ты все-таки наденешь брошь сейчас, ты можешь снова потерять ее. Очевидно, там застежка ослабла. Я отдам брошь в починку, а потом верну ее тебе.

Констанс перестала вырываться.

– Да, конечно. Ты прав. Какая же я глупая! – Она невесело взглянула ему в глаза. – Мне следует поблагодарить вас, милорд, за вашу заботу.

– «Милорд»? – отозвался эхом Вир и вопросительно выгнул черную как смоль бровь. С огорчением он вынужден был признать, что она намеренно устанавливает дистанцию между ними. – Теперь ты моя жена. И уж верно, сумеешь заставить себя звать меня по имени. Мое имя – Гидеон, если ты не знаешь. В крайнем случае можешь называть меня Вир.