Тайны знаменитых пиратов, или «Сундук мертвеца»

Впрочем, все это были лишь цветочки. Главные невзгоды и трудности начались потом, когда река из-за отсутствия дождей обмелела и пришлось бросить лодки. На третий день отряд вступил в непро-ходимые джунгли, шли без дороги, через болота.

Не привыкшие к подобным походам пираты терпели немалые трудности. Ядовитые змеи, ягуары и крокодилы то и дело попадались на пути. Еще опаснее были укусы москитов и ядовитых муравьев, которыми кишели джунгли. Начал сказываться и голод. Пришлось есть листья и траву. По ночам страдали от холода.

Только надежде встретить испанцев и поживиться за их счет поддерживала мужество. Но, увы, когда достигали какого-либо укрепленного места, оно оказывалось покинутым и абсолютно безлюдным. Мало того, все припасы были унесены или сожжены. В одном форте, оставленном испанцами, пиратам достались лишь пустые кожаные мешки. Но голод, как известно, не тетка, и, чтобы утолить его, пираты разрезали мешки на мелкие части, размягчили их с помощью камней, замочили в воде, а потом зажарили. Ели, обильно запивая водой, благо ее было в избытке.

Наконец им повезло. В покинутой крепости случайно нашли два мешка с мукой, несколько плодов и два больших сосуда с вином. Но эта находка была каплей в море, если иметь в виду количество страждущих. Припасы, по распоряжению Моргана, разделили между самыми слабыми, теми, кто уже не мог сам передвигаться. В другой раз, когда уже казалось, что вот-вот все рухнут от голода, они набрели на поле и в сарае обнаружили запасы маиса. Пираты набросились на него и начали поедать прямо сырым. Опомнившись, остаток сварили. Это на время поддержало физические и моральные силы. И то, и другое было на исходе.

И вот наступил час, когда среди части пиратов поднялся ропот. Моргана осуждали за безрассудство, за то, что обманул их и вовлек в смертельную авантюру. Многие изъявили желание вернуться. Но большинство оказалось более стойким и решило продолжать путь.

Наконец, на девятый день похода отряд Моргана вышел на равнину и, продолжая путь, к полудню поднялся на холм. Отсюда впервые увидели воды Южного, то есть Тихого, океана. Возможно, именно с этого места открылось поразительное и долгожданное зрелище и предшественникам Моргана – Бальбоа и Дрейку.

Радость близкого окончания мучительного путешествия усилилась при виде коров и лошадей, которые паслись в долине. Пастухи разбежались, и все стадо досталось изголодавшимся пиратам. Перебив его, с жадностью поглощали чуть ли не сырое мясо, так что кровь текла изо рта и по груди. Подкрепившись таким образом, отряд продолжил путь, и вскоре все увидели городские башни Панамы. Криками восторга встретили пираты эту картину. Дело оставалось за малым – овладеть городом. Штурм Морган назначил на утро.

Но взять город в лоб не представлялось возможным. Мало того, что он был хорошо укреплен, испанцы возвели на дороге к нему укрепления и поставили батареи. Пираты, как часто бывало, решили пойти на хитрость. Они отправились в обход через заросли и вышли в тыл укреплениям. Однако столкновения избежать не удалось.

Испанцы выставили на поле перед городом огромное войско. Чуть ли не три тысячи пехоты, четыреста кавалеристов и две тысячи быков, которые могли смять любого противника. Не учли они одного – характер местности.

Конница и быки оказались бесполезными на болотистой почве. А меткий огонь пиратов совершил свое дело – лишь пятьдесят конников спаслись бегством. Быки так и оставались невостребованными. Когда же испанцы, опомнившись, пустили их в наступление, пираты выстрелами, криками и флагами заставили быков повернуть вспять, и обезумевшие животные смяли ряды испанцев.

Хотя поначалу силы были неравные, в конце концов сражение закончилось полной победой пиратов. Шесть сотен испанских солдат полегло, не считая раненых и пленных.

Развивая успех, пираты на плечах противника после трехчасового упорного боя ворвались в город. Все, кто мог, к тому времени уже покинули его. Ушли в море на кораблях, прихватив все самое ценное. Часть жителей спаслась в окрестных лесах, предварительно хорошо спрятав свое имущество и драгоценности.

Чего было в изобилии, так это вина. Морган опасался, что изголодавшиеся и упоенные победой пираты перепьются и станут легкой добычей испанцев, которые, не ровен час, могли нагрянуть. Поэтому он запретил пить вино, а вдобавок распустил слух, что оно отравлено. Это подействовало. Пираты были трезвыми, как стеклышко.

Но чего Морган не мог запретить, так это грабежа. Собственно, ради этого они и терпели лишения, болели, голодали, наконец, некоторые отдали свои жизни. Лишить их, как тогда говорили, приза он не мог. И все же опасался, что разгул бесчинств деморализует пиратов. Но как остановить грабеж? Как пресечь вакханалию? И Морган пошел на крайнюю меру. Конечно, не из благородных побуждений, а исключительно из сохранения боеспособности своих головорезов. Он отдал тайный приказ поджечь город. В несколько часов великолепные здания, биржа, церкви, монастыри, лавки, ратуша превратились в пепел. Огонь, если можно так сказать, остудил горячие головы грабителей. Они снова готовы были повиноваться своему предводителю.

Захватив немалую добычу, изрядное число пленных, Морган приказал трогаться в обратный путь. Все ценное погрузили на мулов и отправили под охраной. Следом двинулся основной отряд.

Прибыв в Чагер, где оставил гарнизон, Морган отослал обратно всех пленных и приступил к дележу добычи. Общая ее стоимость равнялась 443 000 фунтов серебра по 10 пиастров за фунт. Причем, вероломный во всем, Морган и здесь надул своих дружков. Он скрыл многое из награбленного. В общем, на каждого пирата, участника похода, пришлось не более двухсот пиастров.

Поднялся ропот – все почуяли неладное, потянулись к ножам. Не желая испытывать судьбу, Морган тайком на четырех кораблях с наиболее верными ему людьми и львиной долей добычи скрылся, как говорится, в неизвестном направлении. Можно только представить ярость брошенных им на берегу соратников.

А через некоторое время Морган объявился в Порт-Ройяле и предстал перед губернатором, который ему благоволил (разумеется, не за красивые глаза). Не скрыл губернатор и приказа, который получил из Лондона, – немедленно арестовать Моргана и переправить в английскую столицу. Дело в том, что к тому времени война между Англией и Испанией прекратилась. И обе державы решили покончить с пиратством в Карибском море. К тому же испанцы потребовали от англичан наказать Моргана за разграбление Панамы, а еще лучше выдать его им.

К удивлению губернатора, Морган решил сам отправиться в Англию. Он прекрасно сознавал, что только за очень крупное подношение Карлу II и другим вельможам может обрести свободу. И он решился на это, благо было чем ее оплатить.

Как и предполагал, в Лондоне к нему отнеслись снисходительно. А многие считали его выдающимся мореплавателем, таким, как Дрейк. Словом, судебный процесс не состоялся. Более того, король посвятил пирата в рыцари, то есть сделал дворянином, и предложил ему пост вице-губернатора на Ямайке. Это означало, что Морган сам должен был отныне вести борьбу с пиратством.

Некоторое время спустя Морган вернулся на Ямайку. Начав осуществлять план по искоренению своих недавних соратников, он перво-наперво предложил амнистию всем, кто добровольно перестанет разбойничать на море. В противном случае грозил жестоко расправиться с непослушными.

Не все и не сразу вняли его призывам. Пришлось применять жестокие меры, что он, как мы знаем, умел делать, недаром получил прозвище Жестокий. Все больше бывших пиратов бросало свое прежнее преступное ремесло, стало заниматься частной торговлей и судоходством, иные стали мирными плантаторами. А Порт-Ройял, этот еще недавно «пиратский Вавилон», превратился в важный центр морской торговли.

Сам же Морган, один из крупнейших пиратов всех времен, умер почтеннейшим джентльменом в своей постели в этом самом Порт-Ройяле 25 августа 1688 года. Его состояние к тому времени составляло на нынешние деньги один миллион фунтов стерлингов. Жил он в богатом имении и так отзывался о своем прежнем ремесле пирата: «Я испытываю отвращение к кровопролитию, и меня очень огорчает, что мне так часто приходилось убивать».

Незадолго до смерти Морган писал в Лондон, предупреждая власти, что вырвать с корнем пиратство будет не легче, чем ликвидировать грабителей на дорогах Англии. Интересно, что нынешнее семейство американских миллиардеров Морганов не скрывает, что их династия началась именно с того самого пирата Генри Моргана, нажившего первоначальный капитал ремеслом разбойника.

УИЛЬЯМ ДАМПЬЕР. УЧЕНЫЙ ПО ПРИЗВАНИЮ, РАЗБОЙНИК ПО ПРОФЕССИИ

Увидеть мир – его страсть

В лондонской Национальной галерее висит портрет человека с роскошной книгой в руке. Под портретом подпись: «Уильям Дампьер – пират и гидрограф». На книге можно прочесть заголовок «Новое путешествие вокруг света». Стоит сразу же уточнить, что герой нашего повествования не только был гидрографом, но и имел отношение к естественным наукам, был также великим мореходом – на его счету многие важные открытия в океане, увековечившие его имя на карте. И вместе с тем Дампьер известен как самый настоящий пират.

Книга, которую держит изображенный на портрете художником Томасом Мурреем Дампьер, стала бестселлером в XVIII веке. Она была переведена на многие языки, не раз переиздавалась. После ее выхода в свет автора избрали в Королевское общество, то есть в академию; с ним водили знакомство многие выдающиеся ученые. И сегодня этой книгой интересуются ботаники, зоологи, метеорологи, этнографы, историки.

При жизни Дампьера одни называли его «знаменитым капитаном», другие – «страшным пиратом». Его имя наводило страх на испанцев в Южной Америке, для них он был морским разбойником. Но как ни странно, многое в жизни этого человека до сих пор остается под покровом тайны, о нем мало что известно. Попробуем, однако, приподнять эту завесу и, сопоставляя различные источники и документы, заглянем в неизведанное.

Страсть увидеть мир овладела им еще в юности. Едва окончив учебу в школе, он, как говорится, сломя голову ринулся в авантюры. Совершил плавание во Францию, потом занялся рыболовным промыслом в океане. Ходил на Яву. Некоторое время служил на военном корабле. Словом, набирался опыта моряка, познавал тяготы морской службы.

Судьба забросила его на Ямайку. Он нанялся на торговое судно и избороздил на нем все побережье острова. Потом плавал к Гондурасу, к берегам Юкатанского полуострова на Мексиканском побережье, где единственными жителями были мароны – напомним, что так называли рабов, бежавших с испанских плантаций.

Здесь Дампьер занялся заготовкой леса, организовал, как мы бы теперь сказали, компанию и энергично принялся за дело. Но страшный тайфун уничтожил все, чем он владел: постройки и корабли, стоявшие в бухте. Пришлось вернуться на Ямайку. Здесь в одном из портов он повстречал пиратскую флотилию. Во главе ее стоял сподвижник Моргана капитан Шарп. Дампьер решил примкнуть к пиратам, полагая, что и это надо испытать. Одного он не мог предвидеть, что с ними ему придется иметь дело долгие двенадцать лет.

Вначале разграбили Пуэрто-Белло. Доля каждого составила не так уж много, но это были легкие деньги – по десять фунтов на человека. Однако все жаждали большего. И тогда решили повторить поход Моргана, совершенный им десять лет назад, о чем продолжали толковать в тавернах и на кораблях. То есть задумали пересечь по суше Панамский перешеек и разграбить город Панаму.

В начале апреля 1680 года отряд из трехсот с лишним человек на семи судах подошел к перешейку. Первым делом надо было захватить город Санта-Мария, имевший важное значение. Сюда приходили караваны мулов с золотом и серебром из Панамы. Здесь драгоценный товар перегружали на свежих мулов и перевозили через горы на побережье. Там грузили на галионы , идущие в Испанию. Вот почему город Санта-Мария охраняли четыреста солдат.

Памятуя об опыте знаменитых пиратов, в частности о том, как они пользовались поддержкой маронов, решили тоже прибегнуть к их помощи. Прежде всего использовать в качестве проводников. Пираты шли, разбившись на группы. Возглавлял передовой отряд Бартоломей Шарп, а предводителем всех пиратов был избран Джон Коксон. Этот главарь, как и некоторые другие, в частности Шарп, вел дневник похода. Позже часть этих материалов была опубликована или дошла до нас в рукописном виде, являясь важным источником сведений о походе.

Без труда захватили Санта-Марию – гарнизон, испугавшись, заранее оставил город. Дальше, умело ведомые проводниками-маронами, избегая встреч с испанцами, вышли к Тихому океану в районе Панамы. Группа Шарпа тут же заполучила испанский барк, а Коксон со своим отрядом взял на абордаж огромный корабль (400 т) и на нем пошел на соединение с Шарпом.

В этот момент среди пиратов пополз слух, что Коксон во время сражения за галион проявил себя трусом. Ему грозила расправа, и он предпочел скрыться с группой преданных ему людей. Кстати сказать, унес с собой общий ящик с медикаментами. Этим был нанесен серьезный урон.

После случившегося предводителем избрали Шарпа. Пираты подошли к Панаме и потребовали выкупа. Губернатор наотрез отказался. Несколько дней продолжались переговоры, но кончились они ничем. Пришлось пиратам ретироваться. Такая же неудача ждала их и у города Арика на Перуанском побережье. Это был порт, откуда вывозили серебро, добытое на рудниках Перу. Жители, предупрежденные заранее о приближении по морю пиратов, хорошо спрятали все ценное.

Тогда Шарп решил идти на юг вдоль побережья и отпраздновать Рождество на одном из островов архипелага Хуан-Фернандес, что в шестистах милях от побережья Чили. Видимо, пираты прибыли к одному из трех островов этого архипелага – Мас-а-Тьерра. Шарп оставил описание этого острова в инструкции по навигации, приложенной к атласу Южных морей. В ней говорилось о здешнем здоровом климате, плодородной почве и прекрасных лесах, наличии пресной воды и дичи. И еще оказалось одно преимущество – остров был необитаем, то есть на нем не встретишь врагов. Иными словами, здесь можно было отдохнуть, пополнить запасы и подремонтировать корабли.

Но когда собрались покинуть остров, возникли разногласия, куда плыть. Часть пиратов, в нее входил и Дампьер, двинулась обратно к Панамскому перешейку. Другие во главе с Шарпом решили обогнуть мыс Горн и проделать долгий путь без остановок аж до острова Барбадос, что в Атлантическом океане. А отсюда прямиком в Англию.

Шарп понимал, что на родине будет привлечен, по требованию испанского посла, к суду за пиратство, но ему повезло. В Лондоне Шарп передал захваченные у испанцев мореходные карты – большая ценность по тем временам – и был за это помилован. Больше того, его назначили капитаном в Королевский военно-морской флот.

А что же Дампьер? Что сталось с теми, кто вместе с ним – всего сорок два человека, включая пятерых негров-рабов и двух индейцев, – отправился на север к Панамскому перешейку? Это случилось 17 апреля 1681 года. С того дня Дампьер стал регулярно вести свои записи, принесшие ему впоследствии такую известность. Плавание прошло более-менее удачно. Но на суше, когда высадились, их поджидали в засаде испанцы. Избежав стычки, пираты скрылись в прибрежном лесу.

Переход по перешейку в обратном направлении был мучителен и долог. Но главное, чем был озабочен Дампьер, – это сохранением своих записей. Он срезал толстый ствол бамбука и залепил его с обоих концов воском, чтобы внутрь не проникла вода. Так он сохранил свой дневник и другие записи, хотя частенько преодолевал реки вплавь.

В непроходимых джунглях пиратам приходилось, идя по компасу, прорубать путь в дремучей чаще. Как на грех, начались ливневые дожди. Голод шел по пятам, и если бы не милосердные индейцы, все погибли бы. Некоторых пиратов, тех, что ослабли и не могли идти дальше, индейцы согласились оставить у себя. Остальные продолжали путь.

Дампьер пишет в дневнике, какие трудности пришлось им вытерпеть во время похода. «Мы переходили реки по тридцать раз в день. Не могли ни высушить одежду, ни обогреться, еды не было. Непрестанно лил дождь, сверкали молнии и гремел гром». Наконец пираты добрались до Карибского моря. «Так мы закончили наше путешествие за двадцать три дня, – пишет Дампьер, – пройдя, по моим расчетам, сто десять миль».

К счастью, на побережье они встретили корабль английского пирата Тристиана. Но возвращаться на Ямайку, куда готовился отплыть Тристиан, Дампьер не пожелал. Он оказался на корабле, который собирался обогнуть мыс Горн и выйти к берегам Чили. Капитаном на этом судне был Кук. В Тихом океане у берегов Чили к Куку присоединился английский капитан Итон со своим кораблем «Николас». Оба судна нуждались в ремонте и поэтому зашли на остров Мас-а-Тьерра. Было это в марте 1684 года.

Когда корабли подошли к берегу, моряки увидели человека, который отчаянно махал руками. Дампьер узнал его. Это был индеец по имени Уильям, который случайно остался на острове, когда Уот-линг и Шарп заходили сюда три года назад. Со слов этого, должно быть, первого «Робинзона Крузо» Дампьер записал его рассказ о жизни на острове: «Индеец прожил здесь один около трех лет, и хотя его несколько раз разыскивали испанцы, которые знали, что он остался на острове, они так и не смогли его найти. Он был в лесу и охотился на диких коз, когда капитан Уотлинг вывел оттуда своих людей. Когда же он вернулся на берег, корабль уже шел в открытое море.

У него было ружье и нож, маленький рожок с порохом и несколько пуль. Когда у него кончились пули и порох, он приспособился ножом отрезать от ружейного ствола куски железа, из которых делал рыболовные крючки, иглы, ножи, нагревая, железо сначала на огне, который он добывал, ударяя ружейным кремнем по куску ствола своего ружья.

Раскаленные куски железа он отбивал камнями и разрезал острым ножом или разламывал, а потом оттачивал их, затрачивая на это огромные усилия… Орудиями, сделанными таким вот образом, он обеспечивал себя провизией, которую мог предложить остров: козами или рыбой.

Он рассказал нам, что вначале, до того как сделал крючки, он заставлял себя есть тюленье мясо, малоприятное на вкус, но в дальнейшем он убивал тюленей в исключительных случаях, когда ему нужно было сделать лески, для чего он разрезал их шкуры на узкие ремешки.

У него был маленький дом, или хижина, на расстоянии полумили от берега моря, которую он сделал из козьих шкур. Постелью ему служила куча хвороста высотой два фута. Одежды на нем не было. Все, что на нем было до ухода корабля Уотлинга, износилось…

Он увидел наш корабль за день до того, как мы встали на якорь, и был уверен, что мы англичане, и поэтому утром убил трех коз, чтобы угостить нас, когда мы сойдем на берег. Затем он пришел на берег, чтобы поздравить нас с благополучным прибытием. А когда мы высадились, находящийся у нас на борту индеец с Москито-Кост по имени Робин первым выпрыгнул на берег, подбежал к своему соплеменнику и припал лицом к его ногам. Тот помог ему встать и обнял его, а после этого сам упал к ногам Робина, и уже тот помог ему встать и обнял его.

Мы с удовольствием наблюдали нежность и торжественность встречи, которую с такой непосредственностью демонстрировали эти люди. А когда церемония учтивости закончилась, мы, стоявшие невдалеке, подошли к нему, и каждый из нас обнял его, переполненного радостью от встречи со столькими старыми друзьями, оказавшимися здесь для того, чтобы забрать его отсюда».

Покинув остров и продолжив плавание, пираты нападали на испанские суда, совершали набеги на прибрежные города. Они устроили свою опорную базу на Галапагосских островах, а также на небольшом островке у берегов Колумбии, где, по преданию, Дрейк делил сокровища, захваченные им на корабле «Какафуэго». Однако местные испанские власти, знавшие о появлении английских пиратов, прекратили перевозку морем золота и серебра из Перу в Панаму.

Записи Дампьера, которые он вел чуть ли не ежедневно, пополнялись все новыми подробностями. Помимо жизни на корабле, он скрупулезно описывал, как выглядели города, обычаи местных жителей, растительный и животный мир. И конечно же, подробно писал о плавании вдоль побережья Южной Америки, в частности о том, что произошло неподалеку от берегов Перу у острова Лобос. Вот часть этой записи:

«Здесь мы чистили наши корабли, а когда были готовы к плаванию, допросили пленных, чтобы узнать, сможет ли кто-либо из них указать на города, на которые мы могли бы с успехом напасть, поскольку до этого они сообщили нам, что испанцы о нас знают и пока мы здесь находимся, не будут отправлять по морю сокровища.

Говорилось о многих городах, таких, как Гуа-якиль, Трухильо и др. Наконец, Трухильо был указан как наиболее важный, поэтому, похоже, надо было идти туда и захватить город. Это не вызвало дискуссий: все мы знали, что это очень населенный город. Но наибольшая трудность состояла в высадке, поскольку Гуанчако, самый близкий к нему порт, находился на расстоянии шести миль и был плохим местом для высадки. Даже рыбаки, живущие там, не могли пристать к берегу в течение трех или четырех дней.

Однако 17 мая пополудни наши люди, собравшись в кают-компаниях обоих кораблей, высказались за нападение на Трухильо. Нас было всего 108 человек, кроме больных. На следующий день мы намеревались начать плавание и взять захваченные ранее корабли с собой. Но на следующий день один из наших людей, будучи на острове, заметил три корабля, идущие на север, два из которых шли с западной стороны острова, а один – между островом и материком. Мы быстро подняли якоря и бросились в погоню.

Капитан Итон, который в то время брал последнюю пробу воды, погнался за двумя судами, шедшими вдоль западного побережья острова. Мы на корабле капитана Кука пошли за третьим, вскоре его захватили и вернулись с ним к острову, поскольку видели, что капитан Итон не нуждался в нашей помощи, захватив оба судна, за которыми гнался. Он вернулся с одним из них, другое так далеко отнесло ветром в открытое море, что он не смог забрать его, но надеялся пригнать на следующий день. Но, будучи тяжело нагруженным, судно едва передвигалось. За весь день 19 мая оно почти не приблизилось к острову.

Наши индейцы с Москито-Кост, охотясь по своим обычаям, поймали шесть черепах. Их здесь великое множество. Корабли, которые мы захватили за день до этого, шли из Гуанчако. Все три были нагружены мукой, предназначавшейся для Панамы. Два были очень тяжело нагружены, так что едва шли, а третье успели загрузить лишь наполовину, но вице-король Лимы приказал ему плыть вместе с двумя другими, в противном случае оно должно было остаться в порту, пока мы не уйдем из этих мест. Вице-король надеялся, что корабли смогут избежать встречи с нами, если уйдут раньше.

На самом большом судне было письмо правителю Панамы от вице-короля Лимы, предупреждавшего его, что в море находятся враги, и по этой причине он послал эти три корабля с мукой, которую тот, может быть, не ждет, и просит бережно ее расходовать, так как не знает, когда сможет послать еще (Панама снабжалась из Перу)… Корабль должен был также доставить из Лимы в Панаму около 2 миллионов фунтов стерлингов. Но пока на него грузили муку, до купцов дошел слух, что капитан Сван появился в Вальдивии (порт в южной части Чили), и было приказано отправить деньги назад на берег.

Пленные испанцы сообщили нам, что жители Трухильо строят форт в Гуанчако (который является морским портом Трухильо) у самого моря, возможно, для того, чтобы отразить любую попытку высадки там на берег. Услышав эти новости, мы изменили наши первоначальные планы и решили идти, взяв с собой три захваченных испанских корабля, к Галапагосам, которые представляют собой множество больших островов, лежащих у экватора или рядом с ним».

Но спустя некоторое время пираты все же решили подстеречь корабль с серебром из Лимы в Перу. Однако среди них не оказалось судна с драгоценным грузом. Это были военные корабли, посланные для борьбы с пиратами. У последних было четырнадцать судов, у испанцев в три раза больше. Что было делать? Дампьер без всякого стеснения отмечает, что пираты при виде несущихся на них на всех парусах испанцев предпочли спастись бегством.

Столь же неудачной была и другая попытка захватить испанский галион с драгоценностями на пути к Акапулько, что на побережье Мексики. К этим несчастьям следует добавить и потерю убитыми в стычках с испанцами пятидесяти человек. Все эти неудачи породили разногласия среди пиратов, они перессорились, и каждый из капитанов решил идти, как говорится, своим путем.

Одни двинулись пешком через территорию Никарагуа к Атлантическому побережью, другие поплыли на юг к мысу Горн. Капитан Сван, на корабле которого находился и Дампьер, пустился в плавание на запад через Тихий океан. По тем временам пересечь его оказалось непросто. Ведь еще не было точных сведений о ширине этого океана, не знали, за сколько дней можно его преодолеть и соответственно сколько брать продовольствия. Руководствовались лишь сведениями Дрейка.

В плавание вышли 31 марта 1686 года и через пятьдесят один день достигли острова Гуам. То есть прошли 7323 мили по океанским просторам. К концу этого перехода продовольствия оставалось по полкружки маиса в день на человека.

Остров Гуам был открыт Магелланом. Отсюда великий мореход пошел на Филиппины, где и был убит в стычке с туземцами. С тех пор испанцы прочно обосновались здесь, превратив Манилу в торговый центр, связанный с Американским побережьем по ту сторону Тихого океана. Между Манилой и крупнейшим городом на Тихоокеанском побережье Мексики Акапулько существовало регулярное сообщение. Испанские галионы с грузом драгоценных Металлов и камней, специями и другими дарами Востока были здесь частыми гостями.

После Гуама и Филиппин капитан Сван повел корабль к Сиаму и еще дальше на север к Кантону. Но тут на судне произошли события, которые изменили все планы Дампьера. Команда, недовольная Сваном, избрала капитаном Джона Рида. Впрочем, Дампьеру было уже все равно, кто будет командиром. К тому времени он твердо решил при первой возможности оставить судно. Причина была в том, как он сам писал в дневнике, что его «утомила эта сумасбродная команда», ее беспробудное пьянство и бесчинства.

Однако сделать сразу это не удалось. Некоторое время он еще плавал вместе с Ридом, побывал у берегов Австралии. Его записи об аборигенах, которых англичане встретили здесь, и сегодня представляют интерес. Как и те, где он рассказывает об обычаях и пище других, тогда еще не известных европейцам народов, населяющих Новую Гвинею и другие острова, мимо которых ему довелось проплы-вать. Так, Дампьер подробно описывает неведомые европейцам хлебное дерево, лимоны, манго, кокосовые орехи и бананы. Есть у него и описание бумеранга – деревянного меча, выглядевшего как сабля.

Наконец, когда подошли к Никобарским островам, что лежали на морском пути из Гоа в Макао и оттуда в Японию, Дампьер попросил Рида отпустить его на берег. К удивлению Дампьера, тот легко согласился, предложив за компанию прихватить еще матроса Холла и нескольких малайцев, которых не хотел держать на корабле. Когда Дампьер сел в лодку, кто-то заботливый бросил ему топор – вещь, как окажется, крайне необходимую и для защиты, и в качестве товара для обмена.

На другой же день после того, как Дампьер оставил корабль, он обменял этот топор на каноэ. Но, к несчастью, едва он и его спутники погрузились в лодку, как она перевернулась. Все – и люди, и багаж – оказались в воде. Были испорчены карты и пострадал дневник, который все же удалось высушить. Смогли сберечь и такую важную вещь, как компас.

Переделав каноэ в морской катамаран, Дампьер добрался до Аче на северном побережье Суматры. Это было, пожалуй, одно из самых трудных его плаваний.

«Было 15 мая 1688 года, около четырех часов пополудни, – записал в своем дневнике Дампьер, – когда мы покинули Никобарские острова, держа путь к Аче. Нас было всего шесть человек, два англичанина и четыре малайца, которые родились в Аче. 18 мая подул свежий ветер, небо начало заволакивать облаками». Поднялись сильные волны, солнце окончательно скрылось. В лодке набралась вода, ее приходилось то и дело вычерпывать. Вечером того же дня небо стало совсем черным, покрытым тяжелыми облаками, дул сильный ветер, по морю шли высокие волны.

«Море бросало в нас белой пеной, темная ночь окутала нас, нигде не было спасительной земли, а наш маленький ковчег, казалось, вот-вот накроет набежавшая волна… Я подвергался многим большим опасностям, о некоторых из них я уже упоминал, но худшая из всех них была не более чем детской игрой в сравнении с тем, что происходило. Я должен, к своему стыду, признаться, что в то время не мог собраться с мыслями.

Другие опасности не приходили ко мне с такой спокойной и ужасной торжественностью. Неожиданное нападение, бой или что-либо в этом роде, когда льется чья-то кровь и все рвутся вперед, обуреваемые страстями, – это совсем не то. Но здесь я смотрел утомленным взглядом на приближающуюся смерть и почти не имел надежды избежать ее. Я должен признаться, что мое мужество, которое я до этого еще сохранял, покинуло теперь меня…

Около 10 часов начался ливень с громом и молниями. Но дождь был приятен для нас, поскольку совершенно иссякли запасы пресной воды, которую мы захватили с собой. Ветер, дувший сильно, постепенно стал более умеренным, и море тоже успокоилось. И когда мы посмотрели на компас, то с удивлением обнаружили, что по-прежнему идем на восток… Но около двух часов утра 19 мая опять налетел сильный ветер с дождем, который лил до рассвета… Было очень темно. Сильный ливень промочил нас до нитки».

Наконец, через пять дней плавания Дампьер и его спутники добрались до Аче. Вот когда пригодились и малайцы. Они помогли устроиться у местных жителей. Это было особенно кстати, так как оба – Дампьер и Холл – страдали от малярии, а потом на них свалилась новая напасть – дизентерия.

Поправившись, Дампьер согласился на предложение одного купца стать капитаном его корабля, который должен был плыть в Тонкин и обратно.