Обольщение (№1) - Ухаживая за Джулией

И если бы она вышла за него замуж, это было бы так же эгоистично и корыстно, как и со стороны того, кто женился бы на ней только ради владения поместьем. Фредди. Именно поэтому Фредди готов на ней жениться. Он мог предложить ей так же мало, как и она Лесу.

Джулия вздохнула, и ее охватил уже знакомый гнев на дедушку, который поставил ее в такое затруднительное положение, и горечь по поводу того, что он предоставил ей так мало свободы.

Ей нужно подвигаться, неожиданно решила она. Энергично подвигаться. Поплавать – первое, что пришло ей в голову. Но она не будет чувствовать себя свободной во время купания, пока все не разъедутся по домам. И тут она вспомнила, что когда все вернутся к себе домой, она тоже оставит Примроуз-Парк – теперь уже навсегда. Если не выйдет замуж за одного из кузенов.

Тогда, может, покататься на лодке? Но лодки хранились в эллинге и были слишком тяжелы, чтобы одной дотащить их до воды. Значит, придется отправиться на поиски садовника или позвать грума из конюшни. На это уйдет много времени.

Может быть, прокатиться верхом? Она каталась сегодня рано утром, но не так далеко, как обычно, потому что ей показалось, что вот-вот может начаться дождь. Она взглянула на небо. Оно было серым от облаков, но они не предвещали дождя. Стоял серый день, вот и все. Она снова покатается верхом, решила Джулия, поднимаясь на ноги, и пошла к дому.

Если по дороге она встретит кого-нибудь из кузенов, то пригласит его присоединиться к ней. Но холл и лестница были пусты. Похоже, все занимались своими делами в доме, потому что погода не располагала к прогулкам. Она решила не искать спутников. Она поедет одна. Ей действительно надо подумать.

Пустые холл и лестница толкнули ее на хитрость. Джулия не позвонила горничной, чтобы та помогла ей одеться в амазонку для верховой езды. Вместо этого она натянула бриджи, надела жакет и осторожно выглянула из двери гардеробной, чтобы убедиться, что коридор не наполнился осуждающими ее тетушками, затем выскочила из комнаты и на цыпочках бросилась вниз по лестнице.

Ей сопутствовала удача. Она никого не встретила по пути, а грумы в конюшне привыкли к ее спортивному виду. Один из них оседлал для нее Флосси, она вскочила в седло и выехала из конюшни, не попавшись никому на глаза.

«Свобода!» – подумала она, когда лошадь легким галопом поскакала к северу от дома. Это было такое удовольствие! И Лес мог и, безусловно, будет доставлять ей его постоянно. Глупо отказываться от его предложения только потому, что этот брак ничего ему не принесет. И только потому, что она в отношениях между мужчиной и женщиной мечтала о большем, чем они с Лесом могли обрести. И стремилась к жизни более интересной и содержательной, чем бесконечный мир и комфорт в поместье.

Глава 10

Граф Биконсвуд расстался со своими кузенами Фредериком и Лесли, когда они решили вернуться домой после короткой прогулки верхом. Дэниелу же этого было недостаточно. Кроме того, он любил ездить верхом в одиночестве. Обычно жизнь его была насыщенной и беспокойной, и такие прогулки давали ему возможность поразмышлять или просто расслабиться.

Сегодня он так и сделал. Он медленно ехал вдоль берега озера – было бы глупо ехать быстрее среди деревьев, – наслаждаясь видом облаков, отражающихся в воде. Он надеялся, что сегодня не увидит свою купальщицу. Уж наверняка Джулия не будет плавать посреди дня. Кроме того, это было бы сомнительным удовольствием в такое промозглое утро.

Дэниел решительно отбросил мысли о ней. Со времени прогулки на холм они по негласному уговору весьма успешно избегали друг друга. И девушка вела себя достаточно пристойно, хотя его мать упрекнула ее накануне вечером за то, что она проявила излишнюю веселость во время игры в шарады, когда они все должны были быть в трауре по покойному графу. Но даже он должен был признать, что его мать была несправедлива к Джулии, В конце концов, никто из них не носил траура, и почти все были вовлечены в игру. Родные просто делали то, что им велел дядя в своем завещании, – наслаждались этим месяцем все вместе.

Джулия прекратила играть и покинула комнату, не сказав ни слова, и настроение у остальных играющих сразу упало. Сыграли еще только один раз. Он должен был признать – хотя и ворча про себя, – что Джулия вносила в игру азарт.

Нет, он не хотел думать о ней. В то утро он получил письмо от друга из Лондона. Летом Бланш отправляется на курорт в Брайтон. Его друг писал, что Хорроке вел решительную осаду ее сердца, подбираясь к руке, и она поощряла его. Но она послала весточку. Нет, это, конечно, сказано не точно. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы посылать записки. Но она намекнула – молодые, хорошо воспитанные леди в совершенстве владеют этим искусством, – что она подождет, не появится ли граф Биконсвуд в Брайтоне, прежде чем принять окончательное решение. Похоже, предпочтение отдавалось Дэниелу.

Через три недели он будет свободен и сможет покинуть Примроуз-Парк. Возможно, Бланш все еще будет в Лондоне. Если же нет, ему известно, куда она отправляется, и он сможет немедленно поехать в Брайтон. Если захочет. Последовать за Бланш в Брайтон будет равнозначно признанию в любви. Готов ли он на такой важный шаг? Дэниел нахмурился и повернул лошадь в рощу так, чтобы выехать на открытый луг к северу от дома. Две недели назад у него уже были некоторые сомнения. Сомневался ли он теперь? Оттого, что несколько недель не лицезрел ее утонченной красоты?.. Или потому, что сейчас, когда оставалось так мало времени, он осознал" что этот брак перевернул бы всю его жизнь?

Нет, у него не было сомнений. Он жаждал снова увидеть Бланш. Он мечтал вырваться из этого подвешенного состояния и вернуться к нормальной жизни. Он готов был подняться на ее следующую ступеньку. Когда граф выехал из рощи, он увидел, как по лугу навстречу ему скачет какая-то лошадь с всадником. Поначалу он решил, что это один из его кузенов, но тут же понял, что ошибся. Может, это один из его грумов? По одежде и манере езды всадника можно было принять за юношу. Но на самом деле он уже знал ответ. Он видел ее в седле несколько лет назад. И научился ожидать от Джулии самых непредсказуемых и неприличных поступков. Даже в это время дня, когда каждый мог ее увидеть – его кузены или мать и тетушки.

Или его дяди.

И он уже привык ощущать, как напрягались его мускулы и натягивались нервы. И испытывать необузданный гнев. И страстное желание ее задушить. Как она осмеливается снова и снова бросать вызов порядочности и благопристойности? Боже правый, она выглядела чувственной и соблазнительной! Ее ноги были длинными и стройными. Но не мускулистыми. Ни за что на свете он не смог бы принять ее за юношу.

Джулия тоже увидела его и натянула поводья, так что ее кобыла сменила галоп на шаг. На какое-то мгновение лицо ее застыло, но затем она неожиданно улыбнулась – хотя, возможно, и не так уж неожиданно для нее самой.

– Где ты пропадал последние три утра, Дэниел? – спросила она, подъехав ближе. – Удивительно, что тебя не оказалось рядом, чтобы в очередной раз спасти меня, – тебя или одного из твоих четырех кузенов. Меньше часа назад я гуляла в саду с тетей Милли, как и подобает приличной девушке. И кого я там встретила? Фредди и Леса! Стоило мне украсть немного времени, чтобы перестать изображать из себя настоящую леди и побыть самой собой, – кого же я вижу? Тебя, кого же еще! Конечно, тебя.

Ее игривая манера разожгла гнев Дэниела.

– Джулия, – начал он, – посмотри на себя, торочишь свою семью и свой пол.

– Я не могу взглянуть на себя. У меня нет зеркала. И ты не смотри, Дэниел. Ты возвращаешься домой? Прекрасно. Я – нет. Увидимся позже – если я не смогу избежать этого.

В седле она сидела очень прямо и выглядела раскованной и уверенной. Ее бедра, обхватывающие бока лошади, с привычным искусством управляли кобылой. Граф сглотнул, и его охватил жар, когда он понял, куда направлены его взгляд и мысли.

– Ты отправишься домой вместе со мной, Джулия. Сейчас же, – приказал он. – Если нам повезет, мы сможем пройти через боковую дверь и по лестнице для слуг до твоей комнаты, прежде чем тебя увидят. Ты даешь слово, что не появишься в этом вызывающем наряде снова, пока моя семья здесь гостит?

Конечно, слова графа подействовали на нее, как красный плащ на быка. Он понял это, еще продолжая говорить. Она подняла брови и взглянула ему прямо в глаза.

– Ты забыл одно, Дэниел, – холодно процедила она, четко выговаривая каждое слово. – Я – не твоя собственность. И даже не член семьи, чьей главой ты считаешься. И я не на твоей земле. Если хочешь, чтобы я отправилась с тобой домой, тебе придется вести меня туда силой. Не сомневаюсь, тебе это удастся, если ты решишь попытаться, но тебе не обойтись без синяков и царапин. Это я тебе обещаю. Что же касается моей одежды, она ничем не отличается от твоей, хотя мой костюм, конечно, не был сшит Уэстоном. Она что – действительно вызывающая? И твоя тоже?

– Мужская одежда вызывающе выглядит на женских формах, – процедил он сквозь зубы. – Так же, как женская одежда – на мужчине. Такой костюм – открытое приглашение, Джулия.

– Правда? – Она улыбнулась и слегка наклонилась к нему из седла. – Приглашение к чему, Дэниел? У тебя снова порочные мысли? Твоя чопорная возлюбленная будет шокирована. Могу сделать приглашение другого рода. Поскачешь со мной к реке?

Джулия не стала дожидаться его ответа и не оглянулась, чтобы удостовериться, что он принял ее вызов. Она засмеялась, пришпорила лошадь и пригнулась к ее шее, когда та пустилась галопом.

Река извивалась большой подковой вокруг холма, восточнее дома и затем впадала в озеро. Два длинных луга располагались между тем местом, где граф остановил лошадь, и рекой. Два луга, полные опасностей для неосторожного и опрометчивого всадника. Их разделяли две толстые ограды. Она разобьется. Это был бы подходящий конец для Джулии. Она сломает себе шею, когда лошадь попадет ногой в кроличью нору или когда не сможет перемахнуть через одну из оград.

А его участью будет всю жизнь винить себя за случившееся. Ну уж нет, на этот раз он свернет ей шею, если только догонит ее, прежде чем она сломает ее сама. Он пришпорил лошадь и поскакал вслед за кузиной.

Дэниел следует за ней, неожиданно поняла Джулия, когда отдалась приятному возбуждению от стука копыт и встречного ветра. Она удивилась, а впрочем, нет. Дэниел решил, что обязан догнать ее, чтобы задать хорошенькую трепку, когда скачки закончатся. Она не повернула головы, хотя ей снова захотелось засмеяться ему в лицо. Ей потребуется вся ее сосредоточенность, если она собирается сохранить заданный темп или заставить лошадь мчаться быстрее.

Обычно Джулия не скакала так быстро по этим лугам. Главный грум дедушки предупреждал, чтобы она свои энергичные прогулки ограничила парком к югу от дома, который, он гарантировал, был безопасен. И она никогда не прыгала через такие высокие препятствия, только через низкие искусственные зеленые изгороди в парке. Она подумала было уменьшить скорость, остановившись перед первым препятствием, и усмехнуться Дэниелу, словно и не намеревалась следовать дальше. Но вызов был брошен, и ставкой была ее гордость.

Джулия могла бы направиться к более низкой части изгороди, не слишком отклоняясь от курса, но более низкой части попросту не существовало. Она была везде одинаково и тревожно высокой и толстой. Джулия устремила взгляд на изгородь, пришпорила лошадь и сосредоточилась на том, чтобы не передать свою нервозность Флосси. Джулия слышала, как копыта ее лошади сбивали ветви и листья, когда она проносилась мимо.

Теперь Джулия наслаждалась быстрой ездой. Она рискнула на мгновение оглянуться и засмеялась от возбуждения. Дэниел перемахнул через живую изгородь с запасом в целый фут. Он оказался ближе, чем она ожидала. Ей повезет, если она с позором не проиграет скачки.

Он нагнал ее, когда они находились почти посередине второго луга. Он скакал опасно близко к ней. На какое-то мгновение она подумала, что граф собирается схватить ее лошадь под уздцы.

– Остановись, Джулия! – закричал граф, – Довольно!

Если на мгновение у нее и появилась мысль не рисковать со второй зеленой преградой, она тут же исчезла. И Джулия снова засмеялась.

– Боишься, что обгоню? – крикнула она Дэниелу, не сводя глаз со второй изгороди впереди. Она выглядела еще выше и гуще предыдущей. – Давай же, Флосси, – подбодрила она лошадь и пригнулась к ее шее, стараясь снять вес с ее спины.

Две лошади скакали рядом, бок о бок. Каким-то чудом Флосси взяла преграду, но эти секунды полета на ближайшие несколько дней грозили стать для Джулии ночными кошмарами. Лошадь графа, огромный жеребец, конечно, преодолел изгородь без всяких проблем, но Джулия не обратила на это никакого внимания. Она медленно поехала к реке, похлопывая Флосси по шее и гадая, сможет ли перевести дух, прежде чем сердце перестанет биться или выскочит из груди.

Лошадь графа остановилась рядом, и Джулия вспомнила о своей гордости.

– Убийственная жара, правда? – Она подарила ему улыбку. – В другой раз, Дэниел, мы снова попытаемся установить, кто из нас лучший наездник.

Она едва успела закончить фразу. Ее спутник сорвался с лошади – лучшего слова не подберешь, чтобы описать этот процесс, – схватил ее за талию и стащил вниз. Она опустилась на землю не самым элегантным образом – сплошные руки, ноги и возмущение.

И прежде чем она сумела обрести достоинство или вновь воспылать гневом, Дэниел схватил ее за плечи так крепко, что синяки от его пальцев были неизбежны, и начал ее трясти. Она чувствовала себя тряпичной куклой, которая не может ни перевести дыхание, ни обрести равновесие, ни схватиться за его сюртук.

– Ты – дьяволица! – Это первые слова, которые она услышала, хотя до этого их было произнесено предостаточно. – Ты могла сломать себе шею! Хуже того, могла разбиться лошадь. У тебя что – нет чувства опасности? Чувства ответственности? – Кузен продолжал трясти ее, и у нее не было возможности ни ответить, ни собраться с мыслями. – Ты – опасный ребенок, лишенный ума, совести и дисциплины, – подытожил он, перестав ее трясти, но еще крепче, если только это возможно, сжимая плечи Джулии и бросая ей слова прямо в лицо с расстояния в несколько дюймов. – Ты дикое, нецивилизованное существо. Мне очень хочется положить тебя на колено лицом вниз и хорошенько взгреть кнутом, что мой дядя должен был сделать еще много лет назад. А еще лучше – отшлепать тебя.

Дэниел напугал ее. Впервые Джулия испытала страх. Он был на грани того, чтобы выполнить свою угрозу, она ясно видела это. И по силе рук Дэниела Джулия могла определить мощь его тела. Она была беспомощна в его объятиях. Ей будет больно – он действительно рассвирепел и не пощадит ее. Но гораздо хуже боли будет унижение – быть отшлепанной Дэниелом, как капризный ребенок. Но она уже не ребенок, она – женщина.

– Отпусти меня, Дэниел. – Сознание того, что она в его власти и боится его, превратило ее в кусок льда. – Я не должна отчитываться перед тобой за все, что делаю! И я не заставляла тебя следовать за мной и превращать мою прогулку в скачки.

– Не заставляла меня! – процедил граф сквозь зубы и с силой притянул ее еще ближе, так что ее грудь оказалась прижатой к нему и она должна была откинуть голову. – Ты ездишь верхом в мужском седле, одетая неподобающим образом, заставляешь меня скакать по неровному полю через дикие заросли и ожидаешь, что я отпущу тебя одну? Пора преподать тебе урок, который ты никогда не забудешь. Болезненный урок.

– Ты последовал за мной не потому, что был в гневе! – Ее шея уже болела от неудобного положения, в котором она была вынуждена держать голову. – И не потому, что относишься ко мне как к непокорному ребенку, которого надо выпороть. Будь честным с собой, Дэниел. Ты последовал за мной, потому что я – женщина. В большей степени женщина, чем те, кого ты встречал раньше. Женщина до такой степени, что ты даже не знаешь, как со мной обращаться.

Эти слова вырвались у нее помимо воли. Сами собой. Произнесенные ее голосом. Она слушала себя, потрясенная, с вызовом глядя ему в глаза.

– О Боже! – Эти слова были произнесены шепотом, и Джулия вдруг почувствовала, что она не просто испугана, она – в ужасе. Она потеряла голову от страха.

Джулия не была новичком в том, что касалось поцелуев. Ее целовали несколько раз несколько молодых людей, так что она знала все, что нужно было знать об этом. Она даже знала достаточно, чтобы понять, что тот или другой понравившийся ей джентльмен с богатым опытом мог сделать этот акт значительно более интересным, чем она испытала на собственном опыте. То, что последовало дальше, нельзя было назвать поцелуем. Это было что-то, чего она никогда не испытывала раньше, что-то, о чем она не знала и не подозревала, что такое бывает. Его рот был открыт, когда прикоснулся к ее губам, и его язык и губы требовали от нее того же. Одна его словно железная рука легла ей на затылок, чтобы не дать ей откинуть голову. Но она и не думала об этом или о том, чтобы сопротивляться требованию его рта. Она открылась и была тут же атакована. И в свою очередь проникла в него. Она прижалась ртом к его рту, его язык служил ей препятствием, затем она последовала за ним и оказалась в нем, се руки обвили его шею, и она запустила одну руку в волосы Дэниела, чтобы держать его голову.

После этого все смешалось. Если бы Джулия могла думать, она пришла бы к заключению, что все происшедшее за последующие несколько минут скорее напоминало борцовскую схватку, чем объятия. Они боролись друг с другом, пробуя, облизывая, покусывая, обсасывая, громко дыша, исследуя друг друга грубо и жадно.

Позже Джулия так и не могла вспомнить, как они оба оказались на земле, но, когда она начала приходить в себя и открыла глаза, прямо над собой она увидела низкое серое небо. Она лежала на спине около реки, ее куртка была широко распахнута, пуговички на блузе расстегнуты, а груди болели там, где он ласкал и гладил их под сорочкой.

Дэниел прижал ее всем весом, одна его согнутая рука была у нее под головой, она ощущала его рот и теплое дыхание у своего горла, одна его нога обхватила ее ногу, отделив от второй. Свободной рукой он гладил поверх бриджей внутреннюю сторону ее бедра, поднимаясь выше и выше, пока та не покрыла, словно чашей, ее самое интимное место, и его пальцы начали гладить ее плоть.

И это их соприкосновение изменило тон и настрой происходящего. Они оба, словно по взаимному согласию, не говоря ни слова, перестали сражаться. Джулия слегка раздвинула бедра, давая его руке более свободный доступ. И она снова закрыла глаза, когда его голова приподнялась и его рот впился в нее снова – открытый, влажный, теплый. Принося удовольствие. Внося интимность своим языком, посылая боль и страстное желание через ее рот в горло, грудь и ниже, усиливая томление движением руки.

Он поднял голову, чтобы поцеловать ее подбородок и горло. Они одновременно открыли глаза – в них было страстное желание – и взглянули друг на друга. Позже Джулия подумала, что это был момент, точнее, какое-то мгновение, когда все, что каждый прочел в глазах другого, было зеркальным отражением себя, их взаимной потребности и желания. Это продолжалось лишь долю секунды. И вот он уже сидит рядом с ней, небрежно обхватив руками колени, глядя куда-то за реку, а она лежит на земле, застегивая пуговки непослушными, дрожащими пальцами.

– Это тебе урок, Джулия, – спокойно сказал он, должно быть, после целой минуты молчания. – Если ты не одета, как подобает леди, и не ведешь себя как леди, то и не надейся, что к тебе будут относиться как к леди. Благодари судьбу, если ты ускользнешь, избежав насилия.

Ужаснее всего и самое худшее, что с ней только могло случиться, – это то, что Джулия не могла придумать, что сказать в ответ. Его слова были как удары кинжала и вызывали гнев, словно от брошенной в лицо перчатки. И они требовали возмездия за их самоуверенное мужское двуличие. Но она не могла подобрать по-настоящему оскорбительных эпитетов. Ее тело все еще слишком громко стенало по нему.

Джулия продолжала лежать, пока не убедилась, что все пуговицы застегнуты, затем встала, не произнеся ни слова, и направилась к Флосси, которая мирно щипала траву невдалеке. Испытывая непривычную дрожь в ногах, она села в седло, удивляясь, как это ей удалось, и поехала шагом в поисках ворот на ближайший луг. Она ни разу не оглянулась назад.

У нее болело горло. Она должна была постоянно сглатывать, чтобы избавиться от незнакомой потребности разрыдаться. Кожа на груди стала очень нежной и очень чувствительной, и ее раздражало прикосновение хлопковой блузы и грубой ткани жакета. Она ощущала пульсацию между ног и в верхней части бедер. И конечно, она не собиралась притворяться, будто не понимает, что происходит с ее телом и что случилось у реки. Ее тело жаждало его. Она хотела его. Она хотела всего, что женщина может хотеть от мужчины. Если бы он содрал с нее бриджи, она позволила бы ему это. И не только позволила, она бы просила, молила его взять ее.

Джулия всегда желала его, еще с тех времен, когда детские фантазии о Дэниеле как герое превратились в девичьи грезы о Дэниеле как любовнике. Она желала его с момента его приезда в Примроуз-Парк несколько недель назад. Она всегда хотела Дэниела – его внимания, одобрения, восхищения, расположения. Его любви. И оттого, что она не могла получить это, она ненавидела, презирала и всегда стремилась его разозлить. Прямо как ребенок, который привлекает внимание взрослых своими капризами, если ему не удается сделать то же самое примерным поведением.

Она ненавидела себя. Ненавидела! Страстно желать человека – чопорного и добропорядочного снаружи и такого похотливого внутри. Страстно желать внимания помпезного лицемера. Она внимательно осмотрела ограду, но здравый смысл победил. Сейчас она так взволнованна, что неизбежно разобьется, если попытается перепрыгнуть через нее. И это будет несправедливо по отношению к Флосси – он правильно это сказал. Главным было не то, что она рисковала своей жизнью, а то, что ставила под угрозу жизнь Флосси.

Она ненавидела его. Но себя она ненавидела в тысячу раз больше.

Граф даже не повернул голову, чтобы посмотреть вслед Джулии. Не сделал он и попытки последовать за ней, решив дать ей возможность вернуться домой первой. Дэниел сидел, устремив невидящие глаза на реку. Он потерпел поражение в сражении, которое вел несколько недель, но проиграл его еще шесть лет назад. Он сражался с собой, со своей низменной человеческой природой – и проиграл. Он всегда знал, что можно испытывать плотские желания к тому, кто не нравится и даже вызывает презрение. Разве временами в течение нескольких лет, несмотря на твердое намерение отказаться от нее, он не прибегал к услугам женщин легкого поведения? И каждый раз после этого презирал собственную слабость!

Но он никогда долго не испытывал вину за эти встречи. В конце концов, это было частью мужской природы – нуждаться в женщине.

Происшедшее же здесь, на лугу, было совсем иным. Джулия, несомненно, была леди и девственница, несмотря на свое поведение. В тот первый раз ей было только пятнадцать, а ему – двадцать три. Девчонка, которую он не любил и считал напрочь лишенной хороших манер и скромности. Девчонка, которая была бутоном, готовым расцвести и превратиться в прекрасный цветок. Девчонка, которую он хотел со всей горячей молодой страстью. В то лето Дэниел сражался с этой раздвоенностью и победил. Теперь же он даже не был уверен, что она не имела отношения к тому, что он не возвращался сюда целых шесть лет! Он никогда не думал об этом, но кто знал, что происходило в скрытых уголках его подсознания?

В этом году он не любил ее и осуждал с силой, многократно возросшей за годы ее взросления. Теперь она стала женщиной. Предполагалось, что она стала леди. Как Камилла. Как Бланш. Его неприязнь к ней увеличилась во сто крат. Но желание обладать ею было сильнее.

Как сказала Джулия, он преследовал ее не потому, что она была ребенком, нуждающимся в наказании, а потому, что она была женщиной. Он опустил голову так низко, что его лоб коснулся колен. Неужели это правда?

Боже милостивый!

Дэниел обладал многими женщинами и испытал к некоторым из них вожделение. Но никогда – ни разу в жизни! – не терял над собой контроль, не был так поглощен женщиной, которую держал в объятиях, чтобы это ощущение лишило его рассудка. Ни разу до сегодняшнего дня. Если бы случайно они не открыли глаза в один и тот же миг, то…

Не было нужды завершать эту мысль. Джулия наверняка не остановила бы его. И он не собирался во всем винить ее одну, хотя, похоже, сделал это, что вытекало из его слов, сказанных прежде, чем она встала и ушла. Если она не думала о своей добродетели, то и он точно так же забыл о чувстве собственного достоинства.

Боже! О Боже! Дэниел попытался не думать о том, с чем, он знал, ему неизбежно придется столкнуться. Он закрыл глаза. Нет.

Нет. Он подумает об этом позже, когда успокоится. Когда он снова сможет трезво размышлять. Если позволит себе думать сейчас, он неизбежно придет к неверным заключениям.

Но что значит – прийти к неверным заключениям? Существовало только одно возможное заключение.

Нет. Боже правый! Дэниел поднялся на ноги и пошел за лошадью, которая бродила вдалеке в поисках свежей зеленой травы. Он будет думать о чем-нибудь другом, решил он, вставляя ногу в стремя и садясь в седло. Он будет думать о своей новой собственности – аббатстве Викерз Эбби и Уиллоубанче-Корте, которые нужно посетить этим летом. Он будет думать о Бланш. Нет, не о Бланш.

Не надо думать ни о чем, решил Дэниел, поворачивая лошадь к дому и оглядывая изгородь в поисках ворот. Но разумеется, невозможно было ни о чем не думать. Тогда он будет думать о невозможности не думать ни о чем, решил Дэниел.

Глава 11

После полудня солнце пробилось сквозь облака и наконец рассеяло их, наполнив все теплом и светом. Тетя Сара решила, что все должны отправиться на прогулку к озеру и устроить чаепитие на траве. Лукаво прищурясь, дядя Генри сказал, что не стоит организовывать экскурсию, словно это военные учения, поскольку озеро находится в миле от дома. Однако тетя Сара бросила на него уничижительный взгляд, и он замолчал, покорно приняв ее предложение.

Итак, они парами направились к озеру. Совсем как животные в ковчеге, тихо прошептал Виоле Фредерик, поскольку тетя Сара в семье слыла обладательницей самой острой пары ушей.

Джулия была одета в легкое белое муслиновое платье с розовым поясом, в руках она держала зонтик. Она оделась очень тщательно и, повеселев, решительно сбежала вниз по ступеням в холл, Кого выбрать в спутники? Гасси? Но нет, все должны понять, что она не воспринимает юношу всерьез. Леса? Но у нее пока не было времени, чтобы придумать ответ на его предложение. Фредди флиртовал с Виолой, но это было совершенно безопасно, так как дядя Пол и тетя Сильвия ни за что на свете не позволят ему ухаживать за их дочерью. Оставался Малькольм.

И весь путь к озеру, который показался ей длиной не в милю, а в целых пять, она произносила жизнерадостные монологи на любую тему, что приходили ей в голову, взяв Малькольма под руку и крутя свободной рукой зонтик над головой. Джулия ни на минуту не остановилась, чтобы поинтересоваться, интересно ли ему слушать ее. Она говорила все быстрее, все сильнее крутила зонтик и улыбалась еще лучезарнее, когда ей казалось, что граф, сопровождавший свою мать, смотрит в ее сторону. Но, разумеется, он был достаточно осторожен и не делал этого.

Малькольм – красивый молодой человек, думала Джулия, хотя высок и худощав. Похоже, из него получится надежный и верный муж. Возможно, он будет не очень-то разговорчив, но она и сама могла поговорить за двоих. Интересно, что она испытает, поцеловав его? Он раскроет губы? Притянет ее к себе? Расстегнет ее блузку и положит руки туда, где им совсем не место? Ни один джентльмен не поступал с ней таким образом, за исключением… Или он обнимет ее за талию и коснется ее рта сомкнутыми губами? Как делали другие целовавшие ее джентльмены, за исключением одного.

Может быть, ей следовало заманить его в рощу и соблазнить, размышляла она. Это было бы нетрудно сделать – заманить в рощу. Но, как она ни пыталась, она не могла вообразить его поцелуев.

– Малькольм, – неожиданно спросила она, прерывая свой монолог, когда они подошли к озеру, – ты когда-нибудь был влюблен?

Он взглянул на нее сверху вниз и покраснел.

– Я… я, – начал он, и она тут же почувствовала вину за то, что задала ему такой прямой и личный вопрос. Бедный Малькольм был таким застенчивым.

– Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим словом.

– А разве в нем больше одного значения?

Сама Джулия никогда раньше не задумывалась над этим. Что значит любить? Желать мужчину? Она желала – жадно, ненасытно, но ее чувство нельзя было назвать любовью. Испытывать глубокую привязанность? Она испытывала глубокую привязанность к Гасси и к Лесу. Однако она не любила ни одного из них. Чувствовать себя блаженно счастливой? Такой, когда плавала и смотрела на закат? Но она не была влюблена ни в озеро, ни в солнце.

– Впрочем, наверное, больше одного. Это был бессмысленный вопрос.

– Л-любовь, – произнес Малькольм и дважды сглотнул. – Любовь, это когда хочешь постоянно быть с кем-то. Это значит принимать другого человека со всеми его хорошими и плохими качествами и не пытаться их изменить. Это желание испытывать нежность, дарить заботу и утешение и всего себя, не требуя ничего взамен. Любовь очень трудная штука, Джулия. Это идеал, который редко обретаешь в действительности, потому что все мы эгоисты, несовершенные существа. Это мечта, цель, что-то, к чему надо стремиться.

Джулия с удивлением смотрела на него. Если бы она смогла собрать вместе все слова, которые Малькольм когда-либо ей адресовал, их было бы меньше, чем он произнес сейчас в одной этой речи. И это были слова, исполненные мудрости и проницательности.

– О, – вздохнула она. Не было ни одного человека, с кем она хотела бы быть все время – разве что с Гасси. И не было мужчины, которого она могла бы принять со всеми его недостатками, не желая их изменить.