Обольщение (№1) - Ухаживая за Джулией

– О, Гаси, как ты мил. Да, это действительно так. Я верю тебе. И до этого момента я думала, что ты самая подходящая для меня партия. Но из этого ничего не выйдет.

– Мы можем все устроить, Джули. Какое-то время мы можем просто быть добрыми друзьями, что же касается другого…

– Другое – неотъемлемая часть брака. Не только ради детей, но и для полноты жизни. Для эмоционального удовлетворения. Я хочу этого «другого». Но с тобой я умру от стеснения. А ты со мной. Мы даже не можем представить себя целующимися. Как же мы можем думать о… ну ты знаешь, о чем. Это будет похоже на кровосмешение, ты не согласен?

Какое-то время он смотрел на нее, потом согласно кивнул.

Джули улыбнулась немного печально.

– Думаю, нам лучше остаться друзьями до конца жизни. Хотя жаль. Было бы занятно жить в Примро-уз-Парке. Ты и я. Но, увы, мы больше не дети. И та, другая сторона брака важна для меня.

– Господи. Только не выходи замуж за Фредди. Ни одни почтенные родители в Лондоне иi на милю не подпустят его к своим дочерям. Я не знаю никого с худшей репутацией.

– Но он мне нравится.

– Конечно. Ведь он – Фредди, и мы знали его всю нашу жизнь. Но твоя жизнь как его жены будет для тебя сущим адом. Тогда уж тебе лучше выйти замуж за меня.

– Нам пора спускаться вниз, – вздохнула она, – прежде чем Дэниел вспомнит, что он глава семейства, и решит, что мы бросимся вниз со стены. Лучше бы он не приезжал. Последние несколько лет летние месяцы были подлинным блаженством без него, ты согласен?

– Он хороший человек, Джули, – ответил Огастус. – Во всяком случае, на него всегда можно положиться и быть уверенным, что он поступит правильно и благородно. Это не самая плохая черта в муже.

Джулия состроила гримаску.

– Думаю, ты не предлагаешь мне то, что, я думаю, ты мне предлагаешь. Ух!

Он неожиданно улыбнулся и стал прежним Гасси.

– Я ничего не предлагаю. Он может быть хорошим уловом для тебя, Джули, но ты будешь губительной добычей для него.

– О! – Она погрозила Огастусу пальцем и заторопилась вслед за ним вдоль зубчатой стены. – Я еще отомщу тебе за это, Гасси. Можешь быть уверен.

Юноша весело рассмеялся и, подняв руку, помахал своим родным внизу.

* * *

Лучше бы ему остаться у реки, подумал граф Биконсвуд. Если бы он не ответил на вызов Джулии, возможно, никто бы не присоединился к ней, за исключением Гасси, ну и разве что Фредди. Да и Леса, который всегда следовал примеру Фредди. Остальные бы остались. И Джулия была бы в полной безопасности. Правда, и с другими тоже. Всегда безопаснее, когда присутствует много людей.

Но нет, он и на этот раз пошел за ней, как делал это всегда. Джулия жила в Примроуз-Парке всю жизнь, и он помнил ее с раннего детства. Всегда существовали бок о бок эта сорвиголова, его постоянное недовольство ею и столь же постоянная потребность быть рядом, опасаясь, что в один прекрасный день она зайдет слишком далеко и попадет в беду. Дэниел и сам не смог бы объяснить эту свою мысль. Это чувство вызывало в нем гнев и ярость. И презрение с ее стороны.

Фредди лежал, растянувшись на, траве, нежась на солнце и прикрыв глаза рукой. Виола и Стелла сидели рядом, что-то обсуждая. Лес и Сьюзен пошли туда, где низкая стена открывала вид на пейзаж по другую сторону реки. Остальные оставались на месте, не беспокоясь, что Джулия может облокотиться на парапет, а тот упадет под тяжестью ее тела, и она разобьется насмерть. Никто не смотрел на дверной проем в башне, после того как стало ясно, что она с Гасси спускается вниз, и не волновался, что она может оступиться, полететь вниз и разбиться.

Все любят Джулию, но ни один из них ни капли не боится за нее, думал он, крепко сжав зубы. Он ненавидел эту девушку и мог бы с радостью задать ей хорошую трепку за то, что она заставляет его так волноваться – опять как и прежде. Как она делала это всегда. Всегда. Если на пути Джулии возникало дерево, она обязательно должна была на него вскарабкаться. Если озеро – она должна была его переплыть. Если лошадь – значит, вскочить на нее и мчаться во весь опор. А если какое-то препятствие – то его нужно было преодолеть.

Но она больше не была ребенком. Даже девушкой. Она стала женщиной. Леди. Граф прервал свои мысли, когда осознал, что начал скрипеть зубами, и зашагал к башне. Они что-то слишком долго спускаются.

Дэниел услышал ее смех гораздо раньше, чем обошел поворот лестницы и увидел молодую пару. Затем он понял, что это был нервный смех. Три ступени представляли собой каменное крошево в свете, падающем на них через узкое окно в башне. Джулия стояла на ступеньке над раскрошившимися камнями, Гасси – под ними, пытаясь уговорить ее преодолеть это препятствие.

– Дотянись до моей руки, Джули, – умолял он. – Я помогу тебе. Доверься мне.

– Я не могу справиться с туфлями, Гасси. Все было нормально, когда мы поднимались наверх. Сейчас же, если я возьму тебя за руку, то упаду на тебя, и мы вместе полетим вниз. Похоже, я останусь здесь навсегда. Вы будете бросать мне пищу. А я превращусь в легенду. – Опять нервный смех.

– Что случилось? – спросил граф, хотя хорошо видел, в чем дело: Джулия застыла от страха, а Гасси не мог уговорить ее сдвинуться с места.

– О Боже, – вновь засмеялась она. – Вот и Дэниел. Я попала в затруднительное положение, вот что случилось. У меня скользят туфли, и я не могу бежать в них по оставшимся пятидесяти или сколько там ступеням. – Снова нервный смешок.

– Дай мне руку, Джули, – произнес Огастус с легким нетерпением в голосе. – Ты же не можешь остаться здесь навеки.

– Я чувствую себя ужасно глупо. Уходи, Дэниел, пожалуйста, – попросила она.

– Сядь на ступеньку позади себя, Джулия, – сказал граф.

– Что? – удивилась она. – Пришло время отдохнуть? Полагаю, это не глупее, чем стоять. – Она села на ступеньку.

– Мне не обойти тебя, Гасси, – произнес граф. – Ступеньки слишком узкие. Расставь как можно шире ноги, но старайся сохранить равновесие?

– Как ты сказал?

– Попытайся, – потребовал граф. – Ты можешь дотянуться и взять Джулию за талию? Ты будешь скользить вниз, Джулия, на попе, опираясь на подошвы ног.

– Я не смогу. – В голосе ее не было уверенности, а смех звучал истерично.

– Гасси будет направлять тебя и крепко держать за талию, – подбодрил ее граф. – Ты проползешь у него между ногами, а я поймаю тебя. Я не пропущу тебя, потому что не собираюсь падать вместе с тобой. Ты в безопасности. Готов, Гасси?

– Господи, и чья это была идея вскарабкаться наверх? Твоя, Гасси? Тебя нужно повесить, утопить и четвертовать. Я не смогу никому смотреть в глаза, когда все будет кончено. Я буду чувствовать себя униженной. Если, конечно, я вернусь целой и невредимой. Но если я утяну вас двоих вниз с собой, никто не узнает, что произошло на самом деле. Я могу предстать мученицей, которая погибла, пытаясь спасти вас обоих.

– Джулия, – попросил граф твердым голосом, – перестань болтать ерунду. Придвинься к ступени, где стоят твои ноги. Подожди, пока Гасси возьмет тебя за талию, затем двигайся, но медленно и осторожно.

– Я выгляжу не очень-то элегантно, да? И все мое платье будет в пыли и кирпиче.

Она продолжала болтать, но делала все, что говорил ей граф, и Огастус тоже молча выполнял его указания и выглядел твердым и надежным, как скала.

Джулия медленно двигалась вниз, пока могла удерживаться локтями на верхней ступени. Но опустив их в щебень, она покатилась так быстро, что Огастус с трудом ее удержал. Он даже вскрикнул от страха.

Граф поймал Джулию за лодыжки, и его руки заскользили по ее ногам вверх к коленям. Платье ее не двигалось так же быстро, как тело. И вот она уже сидит на ступени ниже Огастуса, дрожа и снова хихикая.

– О Боже! О Боже! – повторяла она.

Граф действовал автоматически. Он взял ее за руки, поднял и притянул к себе, опираясь на внешнюю стену башни.

– Теперь все в порядке, Джулия, – произнес он, зарывшись в ее волосы. – Ты в полной безопасности. – И обнял ее.

– Да, – ответила она, прижимаясь лицом к его шейному платку. Она дрожала, ее зубы стучали. Он знал, что некоторое время она не сможет стоять самостоятельно. – Сколько осталось с-ступеней, Д-дэни-ел? Ты считал?

– Тридцать восемь, – ответил граф. – Немного. Хочешь, чтобы я отнес тебя вниз?

– Нет. – Она отвечала почти как всегда – возмущенно-негодующе. – Н-ни в коем с-случае. Я с~спу-щусь сама. Благодарю.

– Подожди несколько минут, – приказал он. – Когда ты вновь будешь крепко стоять на ногах. – Он взглянул на Огастуса.

– Мы, наверное, пробыли здесь целый день, – недовольно проворчал тот. – А ей все шуточки.

Граф вдруг очень обрадовался, что Гасси рядом. Дрожь Джулии заставила его еще острее ощутить прелесть ее нежного, прижатого к нему тела. Его теплоту и мягкость. И облегчение, которое они оба испытали после нескольких минут напряжения и опасности. Ему стало жарко, несмотря на царящую в башне прохладу. Он был искренне рад присутствию Гасси.

– О, – произнесла Джулия, поднимая наконец лицо от шейного платка графа и с укоризной глядя ему в глаза. – Ты, конечно, всем расскажешь об этом? Это так похоже на тебя. На этот раз тебе представилась прекрасная возможность, да? Просто не представляю, как защититься от твоих нападок.

Боже праведный. Ее полные груди вздымались у него на груди. Ему так не хотелось ее отпускать. К тому же она балансировала на узкой части ступени, которую они занимали.

– Я не пророню ни слова, – холодно ответил он. – Уверен, что Гасси поступит так же. Ведь любой покраснеет, признавшись, что имеет такую легкомысленную родственницу.

– Пусть эта мысль не мучает тебя, – гордо ответила Джулия. – Я ведь вам не родственница, помнишь? Разве это не утешение?

– Да, – кивнул он. – Я буду спускаться первым, а Гасси пойдет следом за тобой. Можешь опереться на мое плечо, если тебе нужна поддержка.

– Благодарю, я справлюсь сама, – последовал ответ.

Но когда Дэниел ступил на ступень ниже, подвинув Джулию к стене, и наконец отпустил, ее пальцы вцепились ему в плечо мертвой хваткой, и она держалась за него, пока после очередного поворота не показалась земля.

– Что ж, – небрежно сказала Джулия, – это было настоящее приключение. И эти туфли я ношу на прогулке в последний раз. Женская обувь жутко неудобна. Если бы я знала, что мы отправимся к Калверкаслу, я надела бы ботинки и бриджи.

– Тетя Милли упала бы в обморок, – фыркнул Огастус.

– Вот тут ты ошибаешься, – заявила Джулия, оказавшись наконец на твердой земле и глубоко вздохнув. – Тетя Милли видела меня в бриджах и считает их очень практичными. Если на тебе юбка, ты должна сидеть в седле боком. Так что, если кому-то хочется поговорить об опасных занятиях, давайте обсудим езду на лошади в дамском седле. Я предпочитаю носить бриджи, ездить верхом и чувствовать себя в безопасности.

«Боже правый, что она говорит? – подумал граф. – Боже правый!»

– В башне было так холодно, что мои зубы не перестают стучать. И что-то случилось с моими коленями.

– Это называется нервный шок, – объяснил граф. – Нужно пройтись, Джулия. Возьми меня под руку и давай прогуляемся. Иначе, если ты подойдешь к нашим сию минуту, каждый поймет, что ты испугалась там, на ступенях.

– Я не испугалась, – сердито сказала она. – Это все мои ужасные туфли.

– Тебе тоже не помешает отдохнуть на солнце, Гасси, ты заслужил это, – улыбнулся граф, кивая на кузин и кузенов, сидящих невдалеке. – Вот моя рука, Джулия.

Она, не говоря ни слова, оперлась на нее.

Джулия чувствовала благословенную твердость руки кузена, которой не было в ее ногах. Она готова была заплакать от унижения, от того, что не смогла справиться с ситуацией сама.

– Скажи наконец, – попросила она. – Не держи меня в подвешенном состоянии, Дэниел. И пожалуйста, не думай, что ты должен играть роль джентльмена. Просто скажи, и покончим с этим.

– Что сказать? – Он смотрел на нее сверху вниз, удивленно подняв брови.

– Сам знаешь что, – буркнула она.

– А-а. – Можно было сойти с ума, так холодно это прозвучало. Он действовал столь же хладнокровно в башне, руководя операцией по спасению, словно армейский генерал в разгар сражения. – Я же тебя предупреждал.

– Я знала: ты хотел сказать это. – Если бы только это был кто-то другой, а не Дэниел. Кто-нибудь из дядюшек. Кто-то из кузин. Но это был именно Дэниел. Она неожиданно вспомнила его руки на своих ногах и коленях. Ее обнаженных ногах и коленях. Если бы только она могла умереть от унижения, она с радостью сделала бы это. – Ты просто мечтал, чтобы со мной что-нибудь приключилось и ты мог бы позлорадствовать, да? Хорошо, радуйся. В следующий раз я надену другие туфли.

– В следующий раз? – спокойно переспросил он.

Джулия спрятала голову у него на груди и прижалась к нему, словно Дэниел был единственным надежным и безопасным предметом в зыбкой и опасной Вселенной. Господи! Бедра мужчин были даже тверже, чем казались, когда обхватывали бока лошади. По крайней мере, таковы были ноги Дэниела. Боже милостивый, какой идиоткой она предстала перед ним! Слабая, дрожащая женщина, ищущая утешения в объятиях мужчины.

– В следующий раз я надену подходящую одежду и тебе не придется беспокоиться из-за такой глупой и незначительной детали, как эти скользкие шлепанцы.

– Джулия, я вижу, ты с каждой минутой все больше приходишь в себя. Я знаю, что случится, когда мы присоединимся к нашим родным. Кто-то – возможно, Фредди – вспомнит о подземелье. Несколько человек решат спуститься туда, в недра холма, чтобы получить сомнительное удовольствие заглянуть сквозь решетку нa дно реки, и затем карабкаться наверх.

– Там скользко от мокрого мха.

– Я знаю. Я помню. Прежде чем они пойдут, Джулия, кто-то – скорее всего Фредди – подначит тебя отправиться с ними.

– Подначит, – задумчиво произнесла она. Но ее ноги вполне могли превратиться в желе от одной мысли новь оказаться на каменных ступенях, продуваемых ветром.

– Если ты согласишься, – спокойно продолжил граф, – я сначала возьму тебя за горло, а потом перекину через плечо и отнесу вниз с холма к месту пикник. Я ясно выразился?

О Боже, подумала Джулия, внутренне ощетинясь, но у нее сейчас не было боевого задора, чтобы восстать против Дэниела. Жаль, поскольку сочетание вызова со стороны Фредди и запрета от Дэниела в другое время толкнуло бы ее на самое дерзкое поведение, от которого волосы у всех встали бы дыбом. Но нет, на этот раз она промолчит.

– Как ты глуп, – хмыкнула она. – Кто захочет спуститься в подземелье, когда провизия для пикника уже на месте, а время чая уже прошло?

– Кто? – переспросил граф. – Да ты, конечно. Но моя угроза остается в силе. Чтобы сделать ее более реальной, скажу, что, разумеется, я не придушу тебя. Но я положу тебя на колено и как следует отшлепаю. А если не веришь, попробуй нарушить мой приказ.

Если бы она могла взорваться, она тотчас же разлетелась бы на миллион кусочков.

– Только попробуй тронуть меня пальцем, Дэниел! – улыбнулась Джулия. – Ив последующие две недели ты будешь видеть мир сквозь два подбитых глаза. Обещаю.

– Верю, – ответил он, подводя ее к месту, где на траве расположились их родственники, – что настало время для чая.

Она с благодарностью освободила руку.

– Кто-нибудь хочет спуститься в подземелье? – лениво спросил Фредерик.

– Ты с ума сошел, Фредди? – воскликнула Джулия. – Сейчас, когда самое время чая? Я ужасно проголодалась. Кто-нибудь готов сбежать с холма?

Глупое предложение, решила она минуту спустя, потому что ее ноги все еще чувствовали себя так, словно им не хватало нескольких важных костей. Она закончит состязание последней. И это будет унизительно. Но это все же лучше, чем если кто-то подумает, что она побоялась спуститься в подземелье. В конце концов, у нее есть женская гордость.

Глава 8

Лишь два дня спустя после пикника Малькольм набрался храбрости, чтобы поговорить с Джулией. Всю свою жизнь он был тихим и болезненно застенчивым, находя утешение лишь в книгах и собственном богатом воображении. В последние несколько лет, когда он преодолел унизительный для себя рубеж двадцатилетия, он даже примирился с тем, что никогда не сможет изменить свою натуру и стать таким же раскованным и обаятельным, как Фредерик, или таким же уверенным в себе, как Дэниел. Он научился воспринимать себя таким, какой он есть. Он научился быть счастлив с самим собой.

Они решили пройти пешком три мили до холма к востоку от дома. Правда, не все – Сьюзен и некоторые тети и дяди сочли расстояние слишком большим. И все же на прогулку отправилась достаточно многочисленная компания, причем у всех было приподнятое настроение. Летний период у Малькольма всегда ассоциировался с Примроуз-Парком, семьей и радостью – и им самим, наблюдающим за всем издалека, словно со стороны. Нельзя сказать, что он чувствовал себя несчастным, но, если говорить честно, он немного завидовал Дэниелу и Фредди.

И он всегда слегка побаивался Джулии. Она была самой жизнерадостной и самой бесстрашной – хорошенькая, проказливая, солнечная Джулия. Малькольм восхищался ею и очень любил ее, но никогда не думал, что сможет вступить с ней в интимные отношения. Они были слишком разными во всем. Но завещание дяди все изменило.

Малькольм шел к холму рядом с Камиллой, единственной кузиной, с которой он чувствовал себя спокойно и комфортно. Возможно, потому, что она была серьезнее других. Или потому, что она уже успела узнать, что такое страдание. Впрочем, Малькольм всегда чувствовал себя легко и уютно с ней, даже когда они были детьми. Сейчас она рассказывала ему о бальнеологическом курорте в Бате, где провела несколько месяцев с матерью. А он – о недавно прочитанных книгах.

Как хорошо с Камиллой, подумал он, когда они наконец замолчали. Он мог говорить с ней обо всем, что ему приходило в голову, а не искать подходящей темы, как с другими людьми. Он даже мог молчать при ней, не испытывая ни малейшей неловкости.

Неожиданно Малькольм осознал, что, возможно, это был последний раз, когда они собрались в Примро-уз-Парке всей семьей. Вполне вероятно, он никогда больше не увидит Камиллу, поскольку они породнились только благодаря браку его тети с ее дядей, причем они оба уже умерли. Ему будет больно не встречаться с ней. Юноша надеялся, что она найдет себе подходящего мужа и обретет счастье. Камилла заслуживала счастья.

Другие их родственники достигли пункта назначения раньше их. Холм был окружен лесом, но сам порос травой и был лишен деревьев. С его вершины на мили вокруг открывался великолепный вид на окрестности. Это было место многочисленных детских игр, вспомнил Малькольм.

Некоторые родственники сидели на склоне, отдыхая после долгой прогулки. Другие поднялись по склону холма. Несколько человек брели вдоль его основания к тому месту, где маленький ручеек медленно струился к озеру. Джулия одна стояла на самом верху, прикрывая ладонью глаза от солнца и, прищурившись, смотрела вдаль. Малькольм повел Камиллу наверх.

– В чем дело? – спросила она, неожиданно взглянув на него.

– Ч-что? – не понял Малькольм.

Камилла слегка нахмурилась и взглянула на верх холма.

– Все ясно, – спокойно проговорила она, – иди-ка вперед, Малькольм. К тому же я устала. Тебе лучше пойти и поговорить с Джулией без меня.

– Не д-думаю, что сейчас п-подходящее время.

– Думаю, тебе следует сделать это – ради твоих родителей и самого себя. Действуй решительнее, не раздумывая. Я буду медленно подниматься вслед за тобой, любоваться пейзажем, а может быть, и присоединюсь к вам. – Она освободила свою руку.

Все не правильно, думал Малькольм. Невестой могла оказаться любая, только не Джулия. Ему не следовало даже задумываться об этом варианте и позволять это делать своим родителям. Но Камилла ожидала от него действий. И он знал, что будет презирать себя, если его трусость удержит его от разговора с Джулией. Это была именно трусость. И ее необходимо преодолеть.

– Какой п-прелестный вид, – заметил он, подходя и останавливаясь подле Джулии. Он теперь почти не заикался. То есть заикался так редко, что сейчас это удивило его самого. Ему уже тридцать лет, напомнил он себе. Джулия была его кузиной или что-то вроде этого, И ей был всего двадцать один год.

Она обернулась к нему и улыбнулась. Никто не улыбался так искрометно, как Джулия. Улыбка освещала все ее лицо. Дэниел всегда говорил, что это была самая лукавая улыбка в мире.

– Привет, Малькольм, – обрадовалась она. – Да, вид прелестный. Стоило лишь вскарабкаться наверх.

Малькольм начал придумывать, что бы такое еще сказать. Можно произнести миллион ничего не значащих слов. Похоже, пустой разговор ни для кого не представлял никаких трудностей, кроме него. Он не мог больше выжать из себя ни единого слова.

– И такая прекрасная погода, – отметила она. – Вся наша беда в том, что мы, англичане, не умеем наслаждаться очарованием теплых дней. Мы всегда думаем, как будем расплачиваться за это зимой.

– Да, – поддержал он. – Мы не умеем наслаждаться. Не правда ли?

Она неожиданно рассмеялась, а он еще сильнее сжал руки за спиной, чувствуя себя униженным.

– Малькольм, что ты думаешь о дедушкином завещании? Разве не гадко было с его стороны выставить подобное условие?

– Он х-хотел, чтобы ты была счастлива, Д-джулия, – ответил он;

Нет, это была не очень-то подходящая тема. Она ведь не собиралась откровенно говорить об этом, что было вполне в ее духе. Она всегда прямо встречала вопрос и так же открыто отвечала на него.

– Я знаю. Он все время пытался найти для меня мужа. Он мечтал увидеть меня устроенной прежде, чем умрет. Но я его разочаровала. Никто из тех джентльменов, кто проявлял ко мне интерес, мне не нравился. Мне следовало бы отнестись к попыткам дедушки серьезнее, ты согласен?

– Я-я нн-е… – Малькольм остановился, сглотнул и разжал руки. – Я не знаю, могла ли ты и должна ли была заставить себя принять предложение, которое тебя не устраивало.

– Значит, ты не знаешь? – Она заинтересованно взглянула на него. – Тогда как же сделать выбор? Как можно определить, кто подойдет тебе на всю жизнь?

Он открыл рот и тут же закрыл его, тупо глядя на нее. Как выбрать? Как можно посоветовать что-то? Легко выбрать сердцем, если ты влюблен. Или головой, если хочешь быть благоразумным. Но как можно использовать здравый смысл, когда думаешь о будущем? Возможно, о многих годах в будущем. Люди меняются. Меняются абсолютно все. Оба партнера в браке с течением лет могут измениться. Можно ли быть уверенным, что муж и жена не изменятся по-разному? Как можно быть уверенным в том, что, если они подходят друг другу сейчас, они будут устраивать друг друга через десять или двадцать лет?

Джулия слегка покраснела и стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты один из пяти кузенов, упомянутых в дедушкином завещании в связи с моим будущий. Это что-то значит для тебя, Малькольм?

Как ответить на такой прямой вопрос? Просто – да? Попытаться объяснить? Она хочет, чтобы все они проявили к ней интерес? Или, может, она чувствует себя так, словно попала в ловушку, а скорее, что на нее нападают стервятники? Бедная Джулия, подумал он. Дядя должен был завещать ей Примроуз-Парк. Это дало бы ей богатство и свободу выбрать мужа по собственному желанию и тогда, когда придет ее время.

Да, Джулия выглядела попавшей в западню. Она смотрела куда-то в сторону.

– Я-я… – начал Малькольм. – Джулия… То есть…

Но, слава Богу, кто-то приближался к ним. Камилла. Она, должно быть, наблюдала за ними издалека и поняла, что нужно выручать обоих. Господи, благослови Камиллу!

– Ну разве не прелестный вид? – спросила Камилла спокойным, естественным тоном. – И такой ясный солнечный день. Ты помнишь, Малькольм, как мы играли здесь в пиратские корабли? И ты, как старший, всегда был капитаном.

– А ты – убитой горем пленницей, – засмеялся он.

– Похищенную знаменитым головорезом-пиратом Фредди, – добавила Камилла. – Всегда Фредди. Он умел создать образ.

Они засмеялись, и Джулия, глядя на них, радостно заулыбалась.

– Мне ужасно хочется сбежать вниз с крутой стороны холма, – призналась она. – Мы делали это раньше, я помню, и пытались резко остановиться перед ручьем, чтобы не упасть в него и не замочить туфли, чулки и подол платья. Я так рада, что тетя Сара не пошла сегодня с нами. И Дэниела нет поблизости.

– Я видела его прогуливающимся внизу вместе с дядей Полом и дядей Генри, – сказала Камилла.

– Отлично. – Джулия улыбнулась той светящейся, озорной улыбкой, которую Малькольм считал неотразимой. – Тогда я сбегу вниз. Думаю, Фредди и Лес уже там. Кто-нибудь хочет со мной?

Не дожидаясь ответа, она подобрала юбки, как делала это в Калверкасле, чтобы сбежать с холма, и помчалась вниз по крутому склону. Она вскрикнула, так как бежала все быстрее и быстрее.

Малькольм и Камилла переглянулись.

– Некоторые, похоже, сопротивляются необходимости взрослеть, – заметила Камилла.

– Но она восхитительна, – улыбнулся Малькольм.

– Дэниел не согласился бы с тобой, – нахмурилась Камилла. – Но у бедняги не было возможности наслаждаться жизнью с четырнадцати лет, когда умер наш отец. Я хотела бы, чтобы это случилось попозже.

– Смерть – единственное, что мы не способны контролировать, – вздохнул Малькольм. – Все, что мы можем делать, это жить полной жизнью день за днем.

– Именно это я внушала себе в последнее время. Ты помнишь те игры, в которые мы играли, Малькольм? Ты всегда был моим главным героем, потому что ты на шесть лет старше меня и казался таким сильным и надежным. Но не успела я оглянуться, как ты стал слишком взрослым, чтобы играть с нами.

– Но я продолжал мечтать о том, как спасу тебя от дракона, или разбойника с большой дороги, или из зыбучих песков и от других опасностей, которые рождались в моем воображении еще долгое время после того, как я перестал играть с вами.

– Правда? – Камилла рассмеялась и с интересом взглянула на него. – Ты всегда выглядел таким серьезным. Я думаю, что в твоей голове крутится много всяких мыслей, недоступных другим людям. С Джулией ничего не вышло?

– Я не мог придумать, что сказать ей, – удрученно признался он. – Я чувствовал себя тупым и косноязычным. Я такой унылый в сравнении с Джулией.

– Ты любишь ее?

На минуту он задумался.

– Нет. Между двумя людьми должна существовать эмоциональная привязанность, правда? Я искренне восхищаюсь ею. Так было всегда. Я совершенно безнадежен?

Камилла рассмеялась:

– Только потому, что ты можешь восхищаться леди, но не можешь ее любить? В один прекрасный день ты влюбишься, Малькольм, и забудешь о том, что ты неловкий, и скучный, и несовершенный. Где-то обитает женщина, созданная только для тебя.

– Тогда ей лучше поскорее меня найти, потому что я не уверен, что у меня хватит смелости ее отыскать. – Малькольм засмеялся, что случалось с ним весьма редко.

Они брели вдоль вершины холма, затем начали спускаться вниз по отлогому склону, дружески болтая ни о чем.

* * *

Трое мужчин не торопясь прогуливались возле ручья, наслаждаясь тенью от растущих тут деревьев и спасаясь в ней от горячих лучей солнца. Хотя они меньше всего думали о физическом комфорте. Они углубились в дискуссию о необходимости парламентских реформ и невозможности их проведения, пока правительство состоит из людей, в чьих интересах сохранять все как было.

– Естественно, всегда существует опасность революции, как во Франции, если правительство остается неумолимым, – говорил дядя Пол.

– Не думаю, – ответил дядя Генри. – Посмотри, что случилось во Франции, когда она подверглась испытанию. Англичане гораздо благоразумнее французов.

– Будем надеяться, что то же можно сказать и об английских джентльменах, – включился в разговор граф, – и они сделают что-то во имя справедливости, пока еще не поздно. Я верю, что настало время реформ.

Но их дискуссия была неожиданно прервана пронзительным криком, и они повернули головы в сторону холма.

– Дети забавляются, – со смешком заметил дядя Генри.

– Это забавляется Джулия, – отозвался дядя Пол, смеясь от души. – Поблизости нет другого ребенка.

Она неслась с холма, совершенно одна, с такой скоростью, что вполне могла потерять равновесие и упасть вниз с самой крутой части склона или оказаться в ручье. Граф бросился бегом к месту, которое они только что миновали, чтобы спасти Джулию хотя бы от этой участи.

Она чуть не сбила Дэниела с ног. Если бы он не поймал ее за талию и по инерции не закружился с ней, то распластался бы на спине, а она оказалась бы лежащей на нем. Она засмеялась, едва ее ноги коснулись земли. Пока не подняла глаза и не увидела, кто был ее спасителем.

– Я могла бы и догадаться, – проворчала она, переводя дыхание. – Это не мог быть никто другой, кроме тебя, Дэниел.

Тонкая, мягкая, теплая талия. Соблазнительные груди, вновь вздымающиеся возле его груди. Если он опустит голову хотя бы на несколько дюймов, он сможет поцеловать ее в губы. Они наверняка будут сладкими. Он сможет проникнуть языком внутрь ее рта и попробовать ее. И может легко лишиться рассудка на все оставшиеся от злополучного месяца дни в Примроуз-Парке, подумал Дэниел, вовремя приходя в себя. Он решительно поставил Джулию на землю и отвел руки. Его дяди, как он заметил, выкрикнув несколько шуток и вдоволь посмеявшись, продолжили свою прогулку.

– Я знаю, в чем дело, – хмурясь, сообщила ему Джулия. – У тебя двойник, да? А может, вас четверо, шестеро? Правильно. Вас шестеро, Дэниел. Я раскрыла твой секрет. Большую часть времени – ну немного больше, чем большую, – я веду себя чинно и безупречно. Но когда, в редком случае, мне приходит в голову порезвиться и понаслаждаться жизнью, передо мной тут же возникает один из вас шестерых со сжатыми губами и презрительным взглядом, начинающий читать нотации в два ярда длиной и на добрый дюйм покрытые пылью. Это отвратительно.

– Если я существую в шести лицах, то ты – в двенадцати, Джулия. Неужели ты не понимаешь, что расшиблась бы, потеряв равновесие?