Надменная красавица

— Как у тебя идут дела, Эрни, мальчик мой? — спросил маркиз, хлопнув его по плечу. — Последнее время я уже начал скучать по тебе. Я так привык, что ты торчишь у меня то за левым, то за правым плечом. Ты влюблен?

— Влюблен? — Лорд Кренсфорд подождал, пока Бриджет скроется из виду, и с негодованием обратился к своему родственнику: — Тебе недостаточно того, что ты преследуешь хозяйку, Джек? Неужели надо еще совращать и служанку?

— Бриджет? — Маркиз Кенвуд вздохнул. — Она не захочет меня, Эрни. Нечего и стараться. В-Англии существует определенный вид грудастых здоровых деревенских девушек, которые совершенно невосприимчивы ко всем похотливым обольщениям представителей высших классов. Бриджет одна из них. Если я стану настаивать, то, вполне вероятно, обнаружу топор в своем черепе. Или, вернее, кто-нибудь другой обнаружит меня с топором в голове. Ты не ответил на мой вопрос. Ты влюблен?

— В кого? — презрительно спросил лорд Кренсфорд.

Лорд Кенвуд поднял глаза к небесам.

— Да в эту восхитительную маленькую танцовщицу. И не говори, что не положил на нее глаз, Эрни. Она тоже к тебе далеко не равнодушна.

— Ты говоришь о мисс Уикенхэм? В своем ли ты уме, Джек? Влюбиться в эту разбитную девицу? Она совершенно не умеет себя вести.

— О, она прекрасно себя ведет, — сказал маркиз, подталкивая его к лестнице. — Но, как я понимаю, Эрни, тебе не нравится ее поведение. Ты так увлекся игрой на скрипке, что не видел ее танца?

— Нет, — возразил лорд Кренсфорд, — именно его я и имею в виду. Ни одной молодой леди, имеющей хотя бы немного рассудительности, и в голову бы не пришло так танцевать в присутствии посторонних людей.

Лорд Кенвуд удивленно поднял брови.

— А мне ее танец показался великолепным. Я начинаю надеяться, что бедная девочка не попадет тебе в лапы. Ты бы, Эрни, если бы женился на ней, вероятно, держал бы ее прикованной к твоей руке.

— Жениться на ней! — Лорд Кренсфорд содрогнулся. — Но, Джек, я не об этом хотел поговорить с тобой. Я хочу знать, что происходит с Дианой.

— Почему бы тебе самому не спросить ее? — предложил маркиз. Они уже спустились с лестницы, и он взглянул на входную дверь.

Ты понимаешь меня, — сказал лорд Кренсфорд. — Она заявила мне, что больше не нуждается в моем покровительстве. Но она не знает тебя, Джек, и, уж конечно, не знает, зачем ты здесь. Ты не выиграл пари, не так ли? Клянусь, я убью тебя, если выиграешь.

— В таком случае, — сказал маркиз, — думаю, было бы разумнее сказать, что мне нечего ответить.

— Это означает «да»? — Лорд Кренсфорд сжал кулаки.

— Это означает, что мне нечего сказать.

— Я знаю, что вчера утром ты не вернулся вместе с Кларенсом и другими. Знаю, что ты заманил Диану в замок. Что произошло там, Джек?

Лорд Кенвуд улыбнулся.

— А как ты думаешь, Эрни, что там произошло? — спросил он. — В жизни бывают случаи, когда воображаемое намного интереснее реального. Как ты думаешь, что же произошло?

— Думаю, она дала тебе пощечину и велела убираться подальше.

— Тогда, — продолжая улыбаться, сказал маркиз, — тебе не надо было и спрашивать.

— Но она сделала именно так?

— А как ты думаешь? — Маркиз поднял брови.

— Джек, предупреждаю тебя…

Закончить свою угрозу ему помешал стук в дверь. Маркиз на мгновение закрыл глаза, а потом молча смотрел, как лакей открывает дверь, чтобы впустить леди Хантингдон. На ней была уже не та амазонка, что накануне, а ярко-синяя, в которой она выглядела великолепно.

— Милорд, — произнесла она своим низким голосом, направляясь к лорду Кренсфорду и протягивая ему свою изящную руку. — Я хочу заверить графиню, что мы с Фредериком через два дня обязательно приедем на обед и будем присутствовать на балу. К сожалению, мой муж не смог сопровождать меня.

Лорд Кренсфорд склонился к ее руке.

— И Джек. — Она протянула ему обе руки и взглянула из-под опущенных ресниц. — После того как я засвидетельствую свое почтение графине, вы должны показать мне окрестности. Я уверена, что она и другие члены семьи слишком заняты приготовлениями к балу, чтобы уделять визитерам больше нескольких минут.

Маркиз Кенвуд поднес к губам сначала одну ее руку, затем другую и с улыбкой посмотрел на нее.

— Серена, сегодня за завтраком я был не в состоянии проглотить и кусочка, зная, что вы приедете.

— Я вам не верю, — сказала она, похлопав его по жилету и снова поворачиваясь к лорду Кренсфорду.

Полчаса спустя маркиз уже гулял с ней по оранжерее. Она повисла на его руке и даже не пыталась притворяться, что интересуется растениями.

— Как скучна жизнь в деревне, дорогой, не правда ли? Он задумался.

— Да нет, должен признаться. Свежий воздух так бодрит.

— О, глупости. — Она ударила его по руке. — Ты же знаешь, мне совершенно наплевать на свежий воздух.

— Значит, и мне тоже, — покорно согласился он.

— Мы могли бы развлечь друг друга на этой неделе, — тихо сказала она ему на ухо.

— Конечно, могли бы, — ответил он, — если бы нам захотелось.

Она резко остановилась и внимательно посмотрела на него.

— В чем дело? — спросила она. — Ты всегда без колебаний принимал предложения, Джек.

— Разве? Дай подумать. В чем дело? Ты замужем, дорогая. Вот, очевидно, в чем дело.

Она рассмеялась.

— Дорогой! Это раньше никогда не мешало тебе.

— В самом деле? Хм. Вероятно, меня смущает присутствие этой большой семьи.

— Тебе наплевать на семью.

— А вот в этом ты ошибаешься, Серена. — Он прижал пальцем кончик ее носа. — Очень ошибаешься. Один недовольный взгляд графини, и я целый год не смогу прийти в себя от огорчения.

— Тебя всегда было невозможно понять, Джек. Ты когда-нибудь говорил кому-нибудь, что ты думаешь на самом деле?

Он шутливо округлил глаза.

— Ну конечно. Неужели джентльмен станет лгать, Серена?

— Ты невыносим! — Она положила руки ему на плечи. — Но ты всегда неотразим, Джек. Пока я не увидела тебя вчера, я даже не понимала, как я скучала по тебе. Поцелуй меня.

Он поцеловал.

— Джек! — воскликнула она, отстраняясь от него. — Я просила поцеловать меня, а не дотронуться до моих губ.

Он усмехнулся.

— Прошло больше двух лет, дорогая. А я очень редко возвращаюсь в прошлое.

— Что? — Она все еще не убирала рук с его плеч. — Отвергаешь меня? Я не очень часто получаю отказы, дорогой. У тебя кто-то есть, не так ли, кто скрашивает тебе пребывание здесь? Могу догадаться. Миссис Ингрэм, полагаю. Хотя, говорят, она очень порядочная женщина, Джек. Она была женой священника. Это совсем не твой тип. И я никогда не слышала, чтобы ты отказался от одной женщины только потому, что другая ждет своей очереди.

— Ах, — сказал он, глядя на нее смеющимися глазами, — я старею, Серена. После нашей встречи я уже отметил свое тридцатилетие. Груз тридцати лет или больше может, знаешь ли, скверно отразиться на мужчине.

— Это и заметно, — сказала она, убирая руки и распрямляясь. — В следующий раз ты мне скажешь, что собираешься жениться, дорогой. И заводить детей.

— Едва ли. Думаю, тебе известно мое отношение к этому.

— Ладно. — Она потрогала бархатистый лист какого-то растения. — Это был интересный визит. И только подумать, как я со вчерашнего утра мучилась от угрызений совести, что изменю бедному Фредерику.

— Ты, Серена? — Маркиз откровенно расхохотался. — От угрызений совести? Воистину времена переменились.

Она пожала плечами и направилась к двери.

— Можешь проводить меня до конюшни. Мне пора возвращаться домой. Но, Джек, ты должен танцевать со мной на балу. Два раза. Танцевать с тобой — истинное наслаждение.

— Два раза. До этого времени я буду тосковать и чахнуть.

— А я — нет. И не думай, что у тебя будет нечто большее, чем короткое увлечение, Джек.

— С тобой, Серена, — ответил он, — мне такая мысль даже не пришла бы в голову.

ГЛАВА 14

Диана, строго говоря, не совсем честно поступила с Бриджет. Она вернулась домой после поездки с маркизом Кенвудом в замок, и все ее мысли и чувства были в полном смятении. Преобладающим было сознание своей вины, но гнев, причиной которого был маркиз, она обрушила на горничную, когда та пришла в ее комнату, чтобы помочь ей переодеться ко второму завтраку.

Поэтому Бриджет не была виновата в том, что на следующий день, придя с той же целью, она оказалась вестницей плохих новостей.

— О-ох, мэм, — сказала она, — как я буду рада, когда уедет этот человек, очень рада. Воображает, что на кухне все должны обращаться с ним как с лордом. И все только потому, что он слуга самого модного джентльмена в Лондоне, — это не мои слова, мэм, а его. Я могла бы ему кое-что сказать, могла бы. Я сказала бы, что моя хозяйка самая красивая леди во всей Англии. Но не стоит связываться с такими людьми, как он, не стоит.

— Ты совершенно права, Бриджет, — успокоила ее Диана, перешагивая через сброшенную юбку амазонки и расстегивая пуговки на лифе. — Иногда лучше сохранять чувство собственного достоинства промолчав, чем вступать в споры с человеком, не способным разумно мыслить.

— Однако, — продолжала Бриджет, — ему не позавидуешь, мэм. Кому захочется быть слугой его светлости?

Это высказывание осталось без ответа, Диана сняла шелковую блузку и отдала ее в руки горничной. Молчание редко смущало Бриджет. Она всегда была готова воспользоваться им.

— Происходят ужасные вещи, мэм, конечно, я должна держать язык за зубами и ничего не рассказывать, он все-таки выше меня по положению и все такое.

— Маркиз сделал что-то, что расстроило тебя? — спросила Диана, поворачиваясь спиной к Бриджет, чтобы та застегнула муслиновое платье, которое она надела.

— Он пытался подольститься ко мне сегодня утром, мэм, — с негодованием поведала Бриджет. — Он стоял у двери своей комнаты, кланялся, улыбался и расспрашивал, как я себя чувствую, как будто я какая-то леди. Я просто не знала, куда деваться, мэм, просто растерялась.

Но я не собиралась слушать его. Я не такая глупая, как эта Бетси.

— Бетси?

— Одна из горничных на верхнем этаже, мэм. Вечно торчит в его комнате. И в это самое утро целовалась с ним около его двери, наглая девчонка. Я бы тысячу раз умерла, а не стала бы так себя вести.

— Полагаю, это седело, — строго сказала Диана. — И его светлости.

— Да, мэм. — Но Бриджет была так возбуждена, что уже ничто не могло остановить этот поток негодования. — А потом эта леди, сразу после того, как он поцеловал горничную и улещивал меня. Вы совершенно правы, мэм. Это не мое дело. Но она замужняя женщина…

— Леди Хантингдон была здесь сегодня утром? — небрежным тоном спросила Диана. Она перелистывала страницы книги, пока Бриджет убирала в шкаф ее амазонку.

— И они вместе пошли в оранжерею, — ответила Бриджет. — Вдвоем. И Дик, это младший конюх, мэм, говорил, что она прижималась к нему так, как будто не могла дождаться, когда они войдут внутрь и закроют за собой дверь.

— Не дело Дика говорить такие вещи. — Диана опустила книгу. — Удивляюсь, что никто не отругал его за это.

— Миссис Карлинг ругала его, мэм, — призналась Бриджет. — Но все равно это доказывает, что вы совершенно правы. Он не настоящий джентльмен.

— Хорошо, — коротко ответила Диана, — осталось чуть больше недели, и мы уедем отсюда, Бриджет, и уже никогда не увидим его.

— А все-таки он очень красивый джентльмен, — вздохнула Бриджет. — И у него такая приятная улыбка.

В тот день, ближе к вечеру, граф и графиня Ротерхэм отдыхали в гостиной графини после игры в крокет на нижней лужайке, в которой они и все гости принимали участие.

— Ты не переутомляешься, сердце мое? — спросил граф, несколько обеспокоенный тем, как его супруга со вздохом опустилась рядом с ним и, приподняв ноги, пошевелила пальцами.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Нисколько. Знаешь, находясь в окружении нашей семьи, я дышу живительным воздухом, дорогой. Это счастливое время, и, конечно, самый лучший день еще впереди. Погода нам благоприятствует, не правда ли?

Он протянул руку над спинкой диванчика и с нежностью помассировал ее шею.

— Ты должна побольше отдыхать, — сказал он. — Мне тяжело об этом говорить, сердце мое, и ты для меня навсегда останешься девушкой, покорившей мое сердце, но, знаешь ли, мы оба не становимся моложе.

— А я не хотела бы ничего менять. — Она похлопала его по колену. — Если бы, дорогой, я могла выбросить из жизни хотя бы минуту, я не сделала бы этого, потому что не знаю, от какой счастливой минуты я могла бы отказаться. Я только надеюсь — и это сделало бы твой день рождения еще лучше и радостнее, — что на балу будет объявлено по крайней мере об одном событии.

Он усмехнулся.

— Полагаю, если молодежь так глупа, что их нельзя убедить в преимуществах семейной жизни, то пусть они влачат свое жалкое существование.

— Ну, с Расселом и Барбарой все понятно. О них я нисколько не беспокоюсь. Они оба очень молоды. И я не ожидаю, что они пойдут дальше взаимопонимания, по крайней мере пока он не окончит университет. Но Эрнест и милочка Анджела. А дорогая Диана и Джек.

— Должен признаться… — граф погладил кончиками пальцев ее затылок, — я всегда считал, что в обоих случаях мало шансов на брак.

— Глупости, — возразила она. — Анджела прекрасно подходит Эрнесту, а Джек Диане. Но Анджела с Эрнестом, кажется, все время ссорятся. Сегодня она не захотела пойти вместе с ним на лужайку, хотя, дорогой, я очень тонко предложила ей это сделать. А у него появилась неприятная привычка хмурить брови, как в детстве, когда что-нибудь делалось не по его желанию. А Диана избегает Джека.

— Возможно, он чересчур сложный человек для нашей Дианы, — сказал граф. — Она слишком нежная и слишком благовоспитанная, чтобы укротить Джека.

— Я так не считаю. Я думаю, он очень интересуется ею, дорогой. И это вселяет надежду. Мужчины, подобные Джеку, обычно не тратят много времени на ухаживания, когда вокруг так много женщин, жаждущих попасть в их сети. И сегодня утром он гулял следи Хантингдон всего лишь пятнадцать минут, а мы оба знаем, что она собой представляет, хотя и нехорошо с моей стороны намекать на такие вещи.

— Ладно, — сказал граф. — У него еще есть неделя, чтобы поймать нашу маленькую Диану. Не в твоих правилах терять надежду, сердце мое.

— О! — Она удивленно посмотрела на него. — Я никогда не теряю надежду. Какая странная мысль. Просто обеим парам нужно, чтобы чья-то рука подтолкнула их. И это будет моя рука. Можешь не сомневаться, я что-нибудь придумаю. Я приведу их в чувство, хотя они, конечно, не узнают, что это дело моих рук. Уверяю тебя, дорогой, они будут счастливы, все четверо. Может быть, счастливы, как были мы. — Она положила голову ему на плечо.

— Были? — повторил он. — А разве мы не счастливы сейчас? Или не будем в будущем?

— О, глупенький! Ты всегда был глупым. Понять меня в буквальном смысле, надо же!

Картер еще раз провел щеткой по спине фрака своего хозяина. Конечно, он слишком хорошо знал свое дело, чтобы оставить хотя бы одну морщинку на его одежде. Он отступил на шаг и с мрачным удовлетворением оглядел дело своих рук. Хотя безупречный покрой синего фрака, панталон и великолепие расшитого серебром жилета делали честь портному лорда Кенвуда, а не его камердинеру. А хороший вкус являлся достоинством самого маркиза.

Но белоснежный шейный платок, уложенный красивыми складками, демонстрировал искусство слуги. Этот талант Картера искупает многие его недостатки, думал маркиз, критически разглядывая себя в большом напольном зеркале и поправляя манжеты.

Предстоял торжественный роскошный обед, на котором за стол садились сорок шесть гостей. А затем бал, на который было приглашено множество гостей. Весь день дом гудел, как встревоженный улей, готовясь к вечеру.

День выдался исключительно жарким. И вероятно, был последним жарким днем. Все указывало на то, что ночью может разразиться гроза. В Англии, как только приятная погода сменяется дождем, обычно можно распрощаться с солнцем, голубым небом и теплом на долгое время.

Днем он играл на бильярде с Лестером, Майклом и Томасом Пибоди. Ездил кататься с Расселом, Барбарой и Беатрис. В одиночестве побродил по оранжереям. И тоже в одиночестве посидел с книгой в библиотеке.

И весь день не уставал повторять себе, что завтра он сможет уехать. В крайнем случае послезавтра. Его ранний отъезд не будет считаться неуважением, поскольку день рождения графа будет уже позади.

Он вернется в Лондон, заплатит Риттсмэну его пятьсот гиней и забудет обо всем. Все будет в прошлом, и он вернется к своей привычной жизни.

— Да, можешь идти, — сказал он Картеру. — Приберешь здесь позднее, когда я буду на обеде. Сейчас я хочу побыть один.

Камердинер со страдальческим видом оглядел беспорядок, сдержанно поклонился и вышел.

Он вернется в Лондон, найдет Салли и проведет в ее благоухающих духами комнатах столько дней и ночей, сколько будет необходимо для того, чтобы вернуться к прежней жизни. Сколько потребуется для того, чтобы забыть Диану Ингрэм.

До сих пор что-то терзало его, что-то похожее на страх, когда он вспоминал о том, что рассказал ей в замке Ротерхэм. Он никогда никому не рассказывал о своем отце или о том, как его мать, не сознавая этого, невольно передала детям чувство неуверенности в себе. Френсис плакала вместе с ним над своей дочерью, родившейся мертвой, боясь показать слабость мужу из страха, что он будет презирать ее и обратится к другим женщинам, — даже когда и беспристрастному свидетелю было ясно, что Джереми ее очень любит. Эстер вечно влюблялась в негодяев, будучи бессознательно убеждена, что не достойна лучшего мужчины.

И он сам. Убежденный, что он сын своего отца и не может жить иначе, чем жил отец, даже если бы и желал этого. Он смирился с неизбежностью такой жизни и в то же время защищал какую-то незнакомую женщину, которая могла бы стать его женой, от унижений и страданий, которые перенесла его мать.

Он никогда не выражал словами эти глубоко таившиеся в его душе чувства. Он даже не задумывался над причинами бед своих сестер или своих собственных. Он никогда не думал, что ему плохо. Он был счастлив. Его жизнь была прекрасна. Ему завидовало множество мужчин его круга. Его внимания искали женщины.

Он никогда никому не рассказывал. Даже не думал об этом. И вот рассказал Диане Ингрэм.

Что делало ее такой не похожей на других женщин? Она не отличалась от них. Она была красива. Желанна. Ее влекло к нему. Она откликалась на свойственную ему манеру дразнить и ухаживать. Он мог бы владеть ею, наслаждаться ею и спокойно оставить ее в своем прошлом. Она не отличалась от других. Он мог бы овладеть ею там, в замке. Ему этого довольно сильно хотелось. На несколько минут он полностью утратил связь с реальностью и забыл свой обычно тщательно продуманный план совращения. Он не стал вспоминать слова, которые, возможно, сказал ей в эти минуты. Эти воспоминания могли пробудить в нем стыд.

А она так же сильно хотела его. Он инстинктивно и по опыту знал этот момент, когда желание и искушение приводят женщину к падению. Он мог бы вывести ее во двор замка. Положить на согретую солнцем траву и удовлетворить свое желание. И это мог быть первый и последний раз. В придачу он бы выиграл пари.

Это проклятое пари! Он с раздражением вспомнил о нем, как только протрезвел, и пожалел, что согласился заключить его. Почему же теперь это пари казалось ему таким отвратительным и постыдным?

Не поэтому ли он боролся со своим желанием, без всякой необходимости подавлял его и находил неубедительные причины не доводить свои ласки до естественного конца? Из-за пари? Из-за того, что он поклялся соблазнить ее ради денег и удовольствия похвастаться перед дюжиной знакомых джентльменов?

Диана! Она была личностью. Она все еще приходила в себя от испытаний, которых не пожелал бы себе ни один молодой человек. Она надеялась и мечтала о будущем. Хотела снова выйти замуж. Мечтала встретить человека, который мог бы ради нее заставить сиять всю вселенную. Она хотела иметь детей.

Тедди был не способен дать ей детей. Она плакала, думая о них. Она страдала, когда видела женщин с младенцами на руках. Он понимал, как важно для женщины дать жизнь ребенку. Френсис никогда не выглядела такой счастливой, как в тот момент, когда повела его в детскую, чтобы показать ему племянника.

Диана хотела ребенка.

А он должен был переспать с ней ради пятисот гиней и вполне заслуженной репутации величайшего распутника. Вот так, вполне заслуженной!

Он не мог сделать этого. Причина была так проста. Он понимал это там, в замке, когда обнимал ее, прислонившись к каменной колонне, когда его тело требовало и жаждало ее.

Он не мог. Она не сделала ничего, что заслуживало бы позора и крушения всей ее жизни, которые он навлек бы на нее.

И в течение двух дней он избегал ее. Он слегка поддразнивал ее, когда встреча была неизбежной, но ему удавалось не оставаться с ней наедине. Это оказалось несложным. Она тоже избегала его. Он подозревал, что она потрясена своим поведением в замке. Она недовольна собой. Она знала, кто он, хотя это ей только казалось — о нем она не знала и половины. И все же она уступила ему. Конечно, она будет избегать его все время до их отъезда из Ротерхэм-Холла.

Заметив, что он уже несколько минут смотрит на отражение своих туфель в зеркале, маркиз Кенвуд покачал головой и вышел из гардеробной. Пора идти веселиться.

Диана прекрасно провела день. Утром она около часа посидела с графом и графиней, Кларенсом, Клодией, Эрнестом и детьми. Чудесно, когда дом полон родственников, заявила графиня, но хотя бы некоторое время в день рождения дорогого Ротерхэма должно быть уделено самым близким членам семьи.

Было так приятно чувствовать себя по-прежнему одной из них, несмотря на то что Тедди умер более года назад. Она немного посидела рядом со свекром, держа его за руку и пряча лицо у него на плече, когда Кларенс заметил, как непривычно не видеть Тедди среди них. Графиня вытерла платочком глаза, высморкалась и сказала, что они должны благодарить Бога за то, что Тедди долго был с ними, и быть благодарными ему за то, что он ввел дорогую Диану в их семью.

— И ты навсегда останешься с нами, моя дорогая, — графиня подошла к Диане и поцеловала ее в щеку, — даже после того; как снова выйдешь замуж, что должна сделать поскорее. А когда ты выйдешь замуж, твой муж тоже станет членом нашей семьи, еще одним нашим сыном.

Диана прижалась щекой к широкому плечу графа. Но это счастливая грусть, подумала она, удивляясь такому парадоксу.

И весь день она была счастлива. Она помогла графине, Клодии и леди Ноулз расставить цветы в столовой и бальном зале. Потом она вымыла голову и поблаженствовала, наслаждаясь теплом в своей комнате, пока не пришло время одеваться к обеду. К обеденному столу ее вел мистер Флеминг, который вырос вместе с Тедди и был его близким другом. Он оказался веселым и разговорчивым кавалером.

А когда начался бал, она обещала столько танцев стольким джентльменам, что пожалела, что у нее нет бальной книжечки, какие раздаются на торжественных балах в Лондоне, где она записала бы танцы, чтобы не забыть, что и кому она обещала.

Это был счастливый день, таким же будет и вечер. В течение дня она почти не видела маркиза Кенвуда, не обменялась с ним и парой слов. За обедом он не сделал попытки сесть рядом с ней. И его не было в толпе джентльменов, которые, едва войдя в зал, выпрашивали у нее танец.

Должно быть, он решил оставить ее в покое. Должно быть, он поверил ей, когда она сказала, что они никогда не будут вместе. Он заинтересовался кем-то другим. Он вел леди Хантингдон в столовую, танцевал с ней первый танец. Надо признаться, они были очень красивой парой.

Диана была счастлива, что все так сложилось. Она полностью пришла в себя после безумия последних дней, когда он начал нравиться ей, когда она радовалась его обществу и даже, может быть, чуть не влюбилась в него.

Когда она думала о том, что едва не произошло в замке, это казалось безумием, как и то, что она знала о нем и что узнала потом.

Конечно, их разговор во дворе замка взволновал ее. Но она не позволяла себе о нем думать. Этот разговор совершенно не соответствовал тому, что она знала или слышала о маркизе Кенвуде.

И она не должна вспоминать, как откровенно говорила с ним о своей бездетности и о желании иметь ребенка. Как случилось, что она делилась с ним своими тайными мыслями? Она никогда не говорила о таких вещах с Тедди, даже когда в течение первых двух лет своего замужества она месяц за месяцем втайне от него проводила дни в слезах. И только лишь один раз поговорила со своей матерью, в конце первого года их брака.

Почему она не покраснела от стыда, когда маркиз прямо спросил ее, почему у нее нет детей? Почему не ответила, что его это не касается?

Но она не станет думать об этом. Она улыбнулась свекру, с которым танцевала гавот.

— Все дамы хотят с вами танцевать, папа, — сказала она. — Надеюсь, вы не свалитесь с ног от усталости.

— Н никогда! Яне пользовался таким успехом с той поры, как был молодым холостяком, Диана, и все мамаши знали, что однажды я стану графом. Вот это было время.

— На вашем месте я не хотела бы, чтобы вас услышала графиня.

Я всего лишь хотел сказать, моя дорогая, что был бы счастлив вновь встретить ее и ухаживать за ней. Какой тоненькой она была тогда. Я мог бы ладонями обхватить ее талию.

— И я думаю, вы это делали при каждом удобном случае, — засмеялась Диана.

Она без особого удовольствия ждала следующего танца. С мистером Пибоди. После того пикника она" почти не разговаривала с ним. Она догадывалась, что он вспоминал об этом эпизоде с некоторым смущением. Она немного удивилась, когда он попросил ее потанцевать с ним. Она надеялась, что он не собирается возобновить свои ухаживания.

— Ты должна посидеть рядом со мной, пока не подойдет твой следующий кавалер, — сказал граф, когда музыка умолкла. — Я должен отдышаться, Диана. Я вижу, моя дорогая графиня ведет сюда Джека.

Диана с тревогой подняла глаза. Она заметила, что графиня с Джеком танцевали предыдущий танец. Она приняла холодный вид, чему научилась во время своего сезона в Лондоне.

— Как великолепна эта музыка, — сказала графиня, крепко держа за руку лорда Кенвуда. — Я снова чувствую себя молоденькой девушкой, дорогой мой.

— Ты так и выглядишь, — ответил граф.

— Диана, дорогая моя девочка! — с ослепительной улыбкой воскликнула графиня. — Разве она не божественна? Я строго запрещаю тебе пропускать хотя бы один танец. Надеюсь, ты не собираешься этого делать. Или вы, Джек. Я буду считать это личным оскорблением.

Маркиз Кенвуд поклонился и улыбнулся ей.

— Мне бы и в голову не пришло ослушаться вас, мадам, даже если бы я и намеревался пропустить какой-нибудь танец.

Она похлопала его по плечу отягощенной кольцами рукой и взглянула на мужа.

— Думаю, следующий танец наш, мой дорогой, — сказала она. — Боюсь, мы вынуждены вас покинуть. Но помните, ни один из вас не должен сидеть.

— Не хотите ли потанцевать, Диана?

— Я обещала этот танец мистеру Пибоди. Они заговорили одновременно.

— Ах, — сказал лорд Кенвуд с тем блеском в глазах, который всегда вызывал у Дианы возмущение — кроме тех безумных дней, когда он начинал ей нравиться. — Может быть, следующий?

— Он обещан Эрнесту.

— Хм. — Зная, что граф увел свою жену, маркиз со свойственной ему усмешкой смерил Диану взглядом. — А если я буду и дальше задавать этот вопрос, не окажется ли, что есть партнер для каждого танца, Диана? Если так, то скажите прямо сейчас. Я буду очень смешно выглядеть, повторяя «может быть, следующий?» раз десять.

— После этого танец свободен, — ответила она, с холодным видом оглядываясь по сторонам.

— Довольно бессмысленно притворяться ледяной девой в моем обществе, вы так не думаете, Диана? — Казалось, ситуация забавляла его, и Диану это возмущало. — Напоминает человека из пословицы, который запирал ворота конюшни, когда его лошадь уже увели.

Он играл ручкой своего лорнета. Если он осмелится поднять его… Если он только осмелится!

Он поднес лорнет к глазам.

— А, — сказал он, — при трехкратном увеличении мне видны малейшие признаки вашего гнева. Так-то лучше. Я вижу, ваш обожатель собирается просить вашей руки. Объявление последует? Миссис Диана Пибоди. Не так аристократично, как миссис Диана Ингрэм, может быть, но ничего ужасного.

Диана окинула его таким холодным и высокомерным взглядом, на какой только была способна, и отвернулась, чтобы улыбнуться мистеру Пибоди.

ГЛАВА 15

Во время обеда и в начале бала не было ни одного гостя веселее Анджелы Уикенхэм. Почти все молодые джентльмены, приглашенные в Ротерхэм-Холл, оказывали ей внимание, в том числе мистер Саймон Пирс и другие молодые люди, жившие по соседству. Все мечты осуществлялись, ведь ей было всего лишь восемнадцать, и она еще не знала, как развлекаются взрослые.

Она не хотела танцевать с лордом Кренсфордом. Она ненавидела его. Он был надутым и раздражительным, и он никогда не скрывал свою неприязнь и презрение к ней.

В конце концов, не так уж он и красив. Честно говоря, совсем не красив. Он только выглядел таким в глазах четырнадцатилетней девочки, какой она приехала сюда на свадьбу Клодии. И оставался таким в ее воображении целых четыре года. Но теперь она смотрела на него трезвым взглядом и видела в бальном зале по меньшей мере полдюжины джентльменов красивее его. Возможно, даже целую дюжину.

Она не хотела с ним танцевать. Но одно дело не хотеть, и совсем другое — не иметь возможности сделать это. Во время первых трех танцев лорд Кренсфорд не подходил к ней, и ей стало ясно, что он и не собирается к ней приближаться. Она была лишена удовольствия отказать ему.

Когда он танцевал с Дианой, веселое настроение Анджелы улетучилось как дым. Они явно очень нравились друг другу. Это было видно по их глазам, когда они болтали и улыбались. А миссис Ингрэм была такой красивой и грациозной. И лорд Кренсфорд никогда не хмурился и не смотрел на нее с презрением или неодобрением. Он в нее влюблен.