Завтра - океан

      - Наше - самое лучшее! Так все моряки говорят. Правда, Нина?
      - Правда!
      - Все наши моря хорошие, - сказал Петр Ильич, вертя связку бычков. - Как же приготовляется ваша знаменитая уха? Ну-ка, Нина, скажи.
      - По правилам?
      - По правилам. Люблю правила!
      - Сначала чистят.
      - Так, чистят.
      - Потом в соленой воде варят картофель, лук, а когда они почти сварятся, кладут рыбу, затем черный перец, душистый перец, лавровый лист. Еще можно лимон...
      - Лимон? Неплохо! Что же, Нина, прошу дать мне урок по варке ухи по правилам... Прошу ко мне!
      Алеше и Нине понравилась дача Петра Ильича Белова. Воздух был насыщен слегка горьковатым запахом цветущих персиков. Под ногами приятно шуршал гравий. Жилое помещение дачи состояло из одной просторной комнаты, обставленной простой мебелью. Большая тахта, книжный шкаф, кадка с пальмой, четыре стула, на стене карта северного побережья Азии - вот и вся обстановка.
      Уху варили на веранде. Петр Ильич, приспособив под фартук кусок кальки, весело хохотал, помогая Алеше чистить рыбу. Нина разожгла примус и поставила на него кастрюлю.
      Уха вышла на славу. Петр Ильич ел похваливая.
      - Да, действительно хороша! - Он приветливо поглядывал на сестру и брата.
      Они нравились ему. Особенно Алеша с его широким, немного выпуклым над бровями лбом, зоркоглазый, широкоплечий.
      - Отчего вы, Петр Ильич, не придете к нам на водную станцию? вдруг спросил Алеша.
      - Приду, непременно приду... Слышал, что вы строите. А не трудно?
      - Нет, не трудно.
      - Ну, может, появились какие-нибудь непредвиденные трудности?
      - Да, с лесом у нас плохо, - подумав, ответил Алеша. - Но вы не беспокойтесь, нам обещали помочь шефы, судоремонтный завод.
      - Ну, молодцы! Значит, все в порядке!
      - Нет, не все, - грустно произнесла Нина.
      - Как - не все?
      Нина молчала.
      - Это она о неразлучной тройке, - ответил за нее Алеша.
      - Разве они не пришли?
      - Нет.
      Петр Ильич подошел к окну и, как показалось Нине, чему-то улыбнулся.
      Взглянув на часы, висевшие над тахтой, Алеша заторопился:
      - Нам пора, Петр Ильич. Спокойной ночи!
      - И вам, ребята. А вот Бориса, Колю и Вадю я видел сегодня на берегу, неподалеку от водной станции.
      - Возле нас? - удивился Алеша. - Неужели? Это вам показалось...
      - Может быть, я и ошибся, - сказал Петр Ильич и на этот раз не скрыл улыбки.
      Не прошло и четверти часа после ухода Чижиковых, как в дверь Петра Ильича кто-то постучался.
      Это был Вася Херсоненко. Он держал в руке свернутый лист бумаги.
      - Петр Ильич, простите, что я так поздно...
      - Пожалуйста. Садись, Вася.
      Вася осторожно присел на край тахты и протянул Петру Ильичу бумагу:
      - Это план нашей водной станции. Все ребята хотят узнать ваше мнение...
      Петр Ильич развернул принесенный план и одобрительно кивнул головой:
      - Все хорошо! Все. Все. Вот только нелады с так называемой неразлучной тройкой. Неважная штука...
      - И об этом вы знаете, Петр Ильич? - удивился Вася.
      Вася поднялся. Губы у него чуть-чуть дрогнули.
      - Петр Ильич, - сказал он тихо, - я очень уважаю Анну Алексеевну... только вот мне кажется, что отношение к этим ребятам у нее неправильное. Ну, какая-то мягкая она с ними. А по-моему, надо строже. Надо поставить о них вопрос на совете отряда и на классном собрании.
      - Ты с ними говорил?
      - Конечно. Решили, что мы без них не обойдемся.
      - Значит, верят в собственные силы... - Петр Ильич не то насмешливо, не то одобрительно кивнул головой, закурил папиросу и добавил: - Думка у меня, Херсоненко, такая: вот-вот выбросят они белый флаг. Ведь самое трудное дело - не дружить с товарищами. Понимаешь, Вася...
      11
      Стены из легкого, пористого камня - ракушечника - незаметно поднялись над морем. Каждый камень был аккуратно обтесан крепкими мальчишескими руками. Оставалось раздобыть лес для крыши.
      - Дверь можно фанерную, - говорил Алеша, - рама для окна уже есть, а стропила...
      Стропила ничем не удавалось заменить.
      - Где же достать лес? - беспокоилась Нина.
      - Все будет, - успокаивал ее Алеша - Шефы обещали, надо ждать. Ты лучше погляди, какой у нас будет пол - из настоящей пробки!
      Алеша принялся раскладывать на земле пробковую кору. Эти легкие, ноздреватые пластины были недавно выброшены на берег зыбью. Их нашел Липецкий.
      Крыши еще не было: вместо нее над головой синел квадрат неба. Но водная станция уже стала обзаводиться инвентарем. Линецкий принес из дому стул, Шевчук - большой медный чайник, Нина - морской компас, а Сименцул - несколько метров парусины, вполне годной для тента. Анна Алексеевна обещала прислать стол и географические карты.
      Но лес для крыши? Его не было. Вдобавок Сименцул, плотничая, сломал столярную пилу.
      На море была тишина.
      Ни всплесков весел, ни шороха паруса, ни шума корабельного винта. Было слышно, как выползший на берег краб ворочает под собой гравий.
      - У меня звенит в ушах, - сказал Алеша.
      - Это от тишины, - заметила Нина. - Звенит, как тонкая струнка.
      - Тишина не звучит. Это отголоски далекого шторма, - возразил Липецкий.
      - Нет, не далекого: глядите, какое небо на востоке, - сказал Вася Херсоненко. - Пожалуй, скоро заштормит.
      Как бы в подтверждение Васиных слов, с юго-востока налетел резкий порыв ветра. Тишины словно и не бывало. Шорохи, всплески, далекий гул и протяжное злое посвистывание послышались на берегу.
      - Что делать? - спросил Алеша. - Леса у нас все-таки нет.
      Вася предложил ребятам разойтись по домам.
      Всю ночь штормило море. Под утро ветер утих, и в наступившей тишине торжественно и могуче прозвучал гудок океанского теплохода.
      Нина проснулась и подошла к окну. Тучи медленно ползли со стороны моря и громоздились одна на другую. Упали первые дождинки, сначала робкие, тихие, а потом дождь загудел и гулко забарабанил в окно.
      Тревога охватила девочку. Что будет с их домиком? Потоки воды могут размыть стену. Алеша спит как убитый. Сразу не добудиться. Пока он проснется, пройдет много времени. А дождь идет все сильнее. Потоки желтой бурлящей воды скоро хлынут с горы. Надо немедленно бежать к морю - там, на берегу, взять лопату и вырыть канаву для стока воды...
      Набросив на себя Алешину куртку, Нина стремглав выбежала из комнаты.
      Было рано. Склянки в гавани лишь недавно пробили четыре часа утра. Еще гнездились в углах серых зданий ночные тени.
      Перепрыгивая через лужи и поминутно попадая под каскады воды, летящие из жерл водосточных труб, девочка бежала к морю.
      Город остался позади. Вот и берег Отрады. Когда Нина подбежала к домику, она удивилась, да и было чему удивляться!
      Метрах в шести от западной стены домика была вырыта водоотводная канава, с усами на юг и на север. Правда, канава была еще недостаточно глубокая, но ее уже наполнили бегущие вниз ручейки. Только заботливый друг мог сделать такое доброе дело. Но кто же он, этот неизвестный? Нина оглянулась. Средняя терраса берега была безлюдна. У моря не было ни души.
      В глубокой задумчивости стояла девочка над канавой.
      По-прежнему лил дождь. Гулкий и неумолимый, он старался пересилить шум морских волн. Но море было сильнее.
      Нина напрасно глядела на берег. Никого. Даже рыбаки и те сегодня не вышли на лов.
      Лишь возле одной из скал стоял человек в просмоленном корабельном костюме и наблюдал за девочкой. Он курил трубку и улыбался.
      Нина так и не увидела его.
      Когда она вернулась домой, Алеша сердито взглянул на нее:
      - Обожди, мама задаст тебе! Куда ты пропала? Я тебя жду, надо спешить к домику...
      - А я уже там была.
      - Была?
      - Да, там все в порядке. Кто-то вырыл канаву. Отличную, с усами на юг и север.
      - Ну, это неразлучная тройка! - обрадовался Алеша.
      - Нет, не они, - печально сказала Нина. - Я тоже сначала так подумала...
      - Они, они! - настаивал Алеша.
      - Нет. На глине остались следы от сапог.
      - Каких?
      - Самых обыкновенных: больших, с вафельными подошвами.
      - Эх, здорово! - воскликнул Алеша. - Значит, у нас появился еще какой-то таинственный друг!
      - Не Петр ли Ильич? - спросила Нина.
      - Он носит ботинки.
      - Тогда старший пионервожатый Николаев.
      - Может быть, - кивнул головой Алеша. - Только он носит туфли. Может быть, наш дворник Никита... У него есть сапоги.
      - Есть, только у них подошвы гладкие.
      - Откуда ты такая всезнайка? - улыбнулся Алеша.
      - Я видела, как дядя Никита мыл свои сапоги под краном... Но кто же все-таки этот таинственный друг?
      - Объявится, - уверенно сказал Алеша.
      - А если не объявится?
      - Значит, нам помогает какая-нибудь морская сирена. Но, как известно, сирены не носят сапог с вафельными подошвами. И вообще, откуда ты взяла, что это сапоги?
      12
      Все было готово - дверь, оконная рама и наблюдательная вышка, похожая на корабельную рубку, - а леса для стропил все еще не было.
      Мальчики решили поторопить шефов.
      - Пойдемте к ним все вместе, - предложил Вася Херсоненко. - А ты, Нина, останешься на берегу.
      Секретарь директора судоремонтного завода приветливо встретила мальчиков.
      - Пожалуйста, доложите о нас директору, - попросил Вася Херсоненко.
      - Алексей Федорович занят, с Москвой разговаривает...
      - А мы подождем.
      - Смешной вы народ! Ведь все в порядке. Мы, шефы, лес вам дадим, только нельзя же так сразу, по щучьему веленью!
      - Нам к директору, - упрямо сказал Херсоненко.
      - Занят. Очень занят. - И, взглянув на ребят и почему-то весело подмигнув, секретарь сказала: - А что, если я дам вам слово, что лес сегодня же будет у вас, тогда уйдете?
      - Уйдем, - ответил Вася.
      - Ну, честное слово!
      А Нина в это время сидела на водной станции.
      Весь день с севера тянуло свежестью; к концу дня ветер переменился - подул с юга. На берегу стало жарко. Нина решила выкупаться. Она быстро сбежала вниз, к морю...
      Те, кто ранней весной приходил в Отраду, наверное, видели разбитую штормом "Анастасию" - шаланду, которая всем своим днищем вросла в береговой песок.
      Но не только от штормовой зыби шаланда пришла в негодность. На ее правом борту, ближе к носу, зияло несколько дыр - следы от снарядов малокалиберной скорострельной пушки.
      Шаланду считали безнадежной. Лишь один старый рыбак, в прошлом боцман торгового флота, Матвей Корнеевич Прохоров, думал иначе.
      "Жить будешь, развернешь еще парус", - говорил он, дымя своей кривой черной трубкой.
      И тот, кто видел шаланду ранней весной, теперь не узнавал ее. Очищенная от песка и ракушек, с просмоленными бортами и мастерски заделанными пробоинами, она приобретала мало-помалу настоящий ходовой вид.
      Матвей Корнеевич любовно восстанавливал шаланду. В то время как ребята возводили стены, он настилал палубу, мастерил руль и тут же, на берегу, отделывал стройную мачту.
      Раздевшись недалеко от "Анастасии", Нина вошла в воду. Плывя вдоль берега, она с любопытством наблюдала, как трудится старый моряк, всегда молчаливый, всегда держащий в зубах кривую матросскую трубку.
      Открытое бронзовое лицо старика казалось суровым. Взгляд зеленоватых глаз, обычно обращенных к морю, был задумчивый, строгий и в то же время приветливый. Матвей Корнеевич жил в домике на берегу Отрады, получал пенсию, рыбачил и занимался ремонтом осводовских шлюпок. Он ладил и с парусом, и с волной. И никто не сказал бы, что этот мирный рыбак, шестидесяти лет от роду, был боцманом катера "Скадовск", на котором моряки-партизаны остановили туманной ночью фашистский транспорт с грузом термитных мин.
      Глядя, как девочка резво, по-дельфиньи плещется в воде, Матвей Корнеевич отложил в сторону кисть, которой красил борт шаланды, и негромко произнес вслух странное имя:
      - Энка!
      Нине, выходящей из воды, послышалось, будто Матвей Корнеевич позвал ее.
      - Я слушаю вас, дядя Матвей! - радуясь случаю познакомиться с ним, крикнула Нина.
      - Разве ты Энка? - спросил Матвей Корнеевич. - Ты Нинка. И Алешу я знаю.
      - А я думала, вы совсем не знаете нас...
      - Как не знать - ведь соседи, - вытряхивая из трубки пепел и вновь набивая ее табаком, ответил моряк.
      Тем временем Нина пристально рассматривала сапоги Матвея Корнеевича.
      - Дядя, - краснея, выговорила она, - вы извините... Очень толстые у вас подошвы.
      - Ничего, подходящие.
      - Можно их посмотреть?
      Прежде чем ответить, Матвей Корнеевич с некоторым удивлением взглянул на девочку, а затем, дружески хлопнув ее по плечу, сказал:
      - Ой, и хитрая ты девчонка!
      Нина смутилась.
      - Ладно, гляди, - улыбнулся Матвей Корнеевич. - А лучше и не гляди: это я у вас повозился.
      - Вы?
      - Я.
      - Спасибо, дядя Матвей!
      - Не за что, - махнул рукой Матвей Корнеевич.
      Вечерело. На теплоходах зажглись рейдовые огни. Вдоль берега пронесся рыбацкий сейнер "Отважный". Замигали то ярко-зеленым, то ярко-красным лампы маяка.
      - Красивые огоньки, - глядя на них, промолвила Нина. - Они, наверное, что-нибудь говорят.
      - "Добро пожаловать!" - говорят они. Душа радуется, когда видишь их после дальнего рейса.
      Матвей Корнеевич улыбнулся, осторожно погладил девочку по голове шершавой рукой и сказал:
      - Ну, Нина, до завтра!
      А мальчишки все не возвращались. День прошел зря. Нина собралась было уже уходить домой, как вдруг заметила Алешу, Васю и Шевчука с драгоценной ношей - тремя досками в руках. Нина бегом бросилась к ним навстречу, радостно сообщая:
      - Алеша, Вася, я узнала: наш таинственный друг - дядя Матвей.
      - Неужели он?
      - Он, ребята!
      - Здорово! - обрадовались мальчики.
      - Это нужно ценить. Ведь мы мечтали познакомиться с ним. Он настоящий, бывалый моряк.
      - Партизан!
      - Здорово!
      - Нина, зажги свет и занеси доски, - попросил Алеша.
      Нина зашла в домик и зажгла фонарь "летучая мышь".
      - Сюда, сюда! - громко и радостно закричала она. - Глядите.
      На полу лежали доски, фанера и новая пила. На одном фанерном листе было написано мелом: "Видите, шефы вас не подвели".
      - А я купалась и не видела, когда все это привезли! - смущенно призналась Нина.
      - Молодцы шефы! - крикнул Вася Херсоненко. Он взял фонарь из рук Нины и, высоко подняв над головой, торжественно произнес: - Через два-три дня наша водная станция будет готова. Только нам еще придется крепко потрудиться, ребята!
      - Есть, Вася!
      Всеми звездами неба и всеми огнями порта светила южная ночь.
      В воскресенье, как только начали гаснуть последние утренние звезды, строители водной станции собрались на берегу. Работа шла весело, споро. К полудню достроили крышу. Укрепили флагшток на вышке. Теперь оставалось немного - побелить стены, смастерить тент из парусины.
      В фабричных гудках, рокоте портовых кранов и напеве весенней легкой волны промчался день, солнечный, быстролетный. Алеша Чижиков, беливший стены, устало отложил кисть в сторону.
      - На сегодня хватит, - сказал он. - Завтра обязательно закончим.
      - Давайте сегодня! - предложил Шевчук. - Поработаем при свете фонаря.
      - Верно! А сперва отдохнем и поужинаем, - добавила Нина.
      Она развела костер и поставила на огонь чайник. Все подсели к костру, усталые, запыленные. Неожиданно поднялся Алеша:
      - А что, если крыша протекает?
      - Быть не может! - возразил Липецкий. - Посмотри, какая она прочная, красивая.
      - Вот было бы здорово, если бы пошел дождь! - сказал Шевчук. Сразу бы узнали.
      - А мы обойдемся без дождя. - Вася Херсоненко оживился.
      - Как же так?
      - Очень просто: будем лить воду из ведра, морскую, - ответил Вася.
      После чая Алеша взобрался на вышку. Сименцул в цинковом ведре таскал морскую воду. Нина привязывала к ведерной дужке веревку и кричала, как грузчики в гавани:
      - Вира помалу!
      Алеша поднимал ведро и с силой опрокидывал на крышу. Вылили десять полных ведер. Все было хорошо. Крыша не протекала. Вылили еще шесть. Все было в полном порядке. И еще два...
      - Вода! - крикнула Нина тревожно.
      Все торопливо вбежали в помещение водной станции. С потолка падали капли. Одна из стен потемнела от сырости.
      Вася поглядел на Алешу, Алеша - на Васю. Оба не произнесли ни одного слова. А вода просачивалась. Определить место течи было невозможно.
      - Придется законопатить по-корабельному, - наконец заговорил Алеша. - Все швы до единого.
      - Значит, не закончим завтра? - упавшим голосом спросила Нина.
      - Нет, еще два-три дня. Сами виноваты... - с грустью признался Вася.
      13
      Петр Ильич не ошибся, когда сказал Алеше и Нине, что видел на берегу неразлучную тройку. Притаившись за высокой скалой, мальчики жадно следили, как идет строительство водной станции.
      У стен, выложенных из камня-ракушечника, пестрели майки Алеши, Васи и Нины. Иногда слышалась песня.
      - Не понимаю, зачем мы сюда приходим? - спрашивал Вадя и сурово глядел на Бориса.
      - Интересно... А вот про вышку они забудут... Куда им! Моряки! - не слыша товарищей, угрюмо бормотал Борис.
      - Верно, Вадя, ты прав: зачем мы сюда приходим? - сердился Коля, притаившийся у скалы.
      - А Нина, Нина!.. - кричал Борис. - Глядите, и мореплаватель, и плотник... Вся в стружках... Знаете, я ей кактус в прошлом году подарил. Редкий... Теперь жалею. И Колосов здесь. Тот, что боится всплеска морской воды! Эх, ребята, на кого они нас променяли!
      - Хватит тебе, Борис, петушиться! Никто не станет нам кланяться! - разозлился Вадя.
      - Станут, станут, головой отвечаю!
      - Головой ответишь? - еще больше разозлился Вадя. - Головой? Ну, тогда дай расписку, что отвечаешь головой.
      - Какую расписку? - насторожился Борис, чувствуя что-то недоброе в словах Вади.
      - Боишься? Ну вот, Коля, сам видишь, какой у нас капитан!
      Борис с достоинством поднял голову.
      - А команда у меня - сплошные нытики! Вадя, иди мириться с Ниной... Эх ты, корабль пустыни!
      - А ты бегемотище!
      - Повтори-ка, что ты сказал!
      - Нет, ты повтори!
      - Хватит! Ну вас, дошкольники! - как всегда примиряющим тоном сказал Коля. - Давайте лучше больше сюда не приходить.
      - И не будем! Зачем приходить? Еще увидят и скажут, что мы завидуем им. Правильно, Коля!
      Но все же они приходили сюда, на берег Отрады. Приходили каждый день.
      И однажды, придя на свой наблюдательный пункт, они увидели карикатуру - круглое лицо Бориса, нацарапанное на камне, по-видимому, осколком стекла. На голове карикатурного изображения, наподобие пучков волос, были выведены строчки:
      Невольно
      к этим
      грустным
      берегам
      меня
      влечет
      неведомая
      сила
      - Нина! - сжав губы, сказал Борис. - По почерку узнаю.
      Даже Вадя, который был не прочь примириться с Ниной, на этот раз возмутился.
      А Коля молчал, моргая глазами, словно в них попали песчинки.
      - Теперь мы ее проучим! - решительно заявил Борис. - Отомстим? Мишку Пахомова с Каретной забыли? Забыли. Тюфяки мы соломенные! Борис с укором поглядел на друзей, словно они одни были во всем виноваты. - Вот что, Коля. Сможешь ли ты наловить к вечеру штук шесть кошек?
      - Смогу, - сказал Коля. - А что?
      - Мы их спустим к ней в форточку! Ночью. Пускай наберется страху...
      - Нет, так мстить низко! - решительно отказался Вадя.
      Коля, отвернувшись, глядел на море.
      - Ну, тогда я сам все сделаю! - решительно заявил Борис. - И сегодня же ночью.
      - Эх ты, капитан над кошками! - горько усмехнулся Вадя. - Надо придумать что-нибудь другое... Ну, например, тоже карикатуру.
      - Нет, кошки лучше! Подумаешь! Поколотить ее нельзя - девочка. Напугать нельзя - низко... Так всякие Нины и Мишки на голову сядут, да еще и погонять будут!. Давайте сотрем это творчество!
      Но они ошиблись. Не Нина, а Валерий Стуржа, случайно обнаруживший тайное укрытие неразлучной тройки, вырезал карикатуру на береговой скале.
      14
      Бориса, Колю и Вадю недаром прозвали неразлучными друзьями. Их всегда видели вместе. Втроем они готовили уроки. Втроем ходили в кино. Но в последнее время Борис, казалось, избегал своих товарищей. Возвращаясь из школы, он сидел дома, уткнувшись в книгу.
      Правда, когда во дворе раздавался условный свист щегла, он все же выходил, но вид у него был грустный. Он молчал и почему-то не глядел на товарищей.
      В воскресенье вечером Коля и Вадя подошли к окну Бориса. На свист щегла выглянула Елена Александровна.
      - Разве Борис не с вами? - спросила она.
      - Быть может, он в кино пошел - сегодня воскресенье, - сказал Коля.
      Улыбнувшись, Елена Александровна кивнула головой.
      Но когда она отошла от окна, Вадя сказал:
      - Нет, не может быть, чтобы он без нас пошел в кино. Борис не такой... Я думаю, он в библиотеке.
      Но и в библиотеке Бориса не было.
      - Где же он? Может быть, с ним что-нибудь случилось? забеспокоился Вадя. - Разве ты не заметил, что он в последнее время какой-то странный?
      - Заметил.
      - Может быть, он смотрит голубей Никиты?
      Мальчики направились ко второму двору, где находились пожарная лестница и сараи со шлангами. Голубятня Никиты была старательно выкрашена зеленой краской. К ней примыкала белая лестница с веревочными перилами. Голуби ворковали, шумели крыльями, клевали корм. Их было шестнадцать пар - турманов, пожарных, трубачей, перевертней и пара египетских желтых с розовыми злыми глазами.
      Перед грудастым белым голубем стоял дворник Никита
      - Почтарь! - увидев Колю и Вадю, сказал он, сияя каждой черточкой своего рябоватого лица. Впрочем, Никита сейчас же помрачнел и, обернувшись к Ваде, сурово спросил: - Ну-ка, скажи, кто ты такой?
      - Я?
      - Ну да!
      - Я школьник.
      - Пионер?
      - И пионер.
      - А что значит пи-о-нер? - спросил Никита.
      - Это значит, дядя Никита, - подумав, ответил Вадя, - что где бы ты ни находился - будь это суша, воздух и море, ты должен быть верным сыном Родины.
      - Вот это правильно! - удовлетворенно кивнул головой Никита. И если ты верный сын Родины, то должен быть и первым помощником государству.
      - Да, согласился Вадя.
      - А раз так, - сказал Никита, - отвечай: дом наш государственный чи хутор пана Гаврилы?
      - Государственный.
      - То-то... - сказал Никита. - А вы лопату забрали и не вернули. Эх вы, помощники!
      - Какую лопату? - удивился Коля.
      - Вы что, дядя Никита, бросьте, - залившись краской, ответил Вадя.
      - Как ты сказал? - рассердился Никита. - Борис взял. Жильцы видели.
      Друзья переглянулись.
      - В Отраду! - закричал Коля. - Он там... Он там! Вадя, за мной! Дядя Никита, лопату мы принесем. Сегодня же!
      Вечерело. Оставшись один, Никита стал свертывать цыгарку и, скрутив ее, назидательно повторил:
      - Помощники!
      * * *
      Бориса они увидели у стены водной станции. По-видимому забыв обо всем на свете, он старательно выравнивал площадку перед дверью. Борис работал жадно.
      Вадя и Коля долго на него глядели. В душе они были рады его измене. Очень рады. Теперь они не будут стоять в стороже... Но то, что Борис пришел на берег один, втайне от них, это было обидно.
      А Борис работал, ничего не замечая.
      Молодецки вскидывал лопату-штыковку. Улыбался. Пел.
      Неожиданно он замолчал. Лопата выпала из его рук. Лицо побледнело. Это стало заметно даже при свете луны. Друзья - один слева, другой справа - выросли перед ним, и в тот же миг он услышал гневный голос Коли:
      - Ты думаешь, мне и Ваде не хочется строить водную станцию?
      Борис молчал, не смея взглянуть на друзей.
      - А мы еще капитаном тебя выбрали!.. - сказал Коля. - Какой же ты капитан, когда ты плохой товарищ? Я даже не знаю, кто ты такой!
      - Он? Он черствый эгоист, вот кто он! - заявил Вадя. - И мы бы не отказались строить водную станцию, если бы не он!
      Борис не оправдывался.
      - Идем, Коля, поглядим, что здесь такое, - делая вид, что не обращает внимания на Бориса, сказал Вадя и взял Колю под руку.
      Они не спеша обошли стройку, потом подняли лопату, и Вадя - он первый заметил бугор перед стеной - стал сносить его штыковкой.
      К работе приступил и Коля. Забыв о Борисе, они работали с увлечением.
      Борис стоял в стороне, опустив голову.
      Казалось, они проработают так до самого утра, но вдруг вблизи послышались чьи-то шаги.
      Захватив лопату, Коля и Вадя, а за ним и Борис бросились в траву. Тихо, стараясь не дышать, они поползли к морю. Там, у самой воды, поднявшись и с шумом выдохнув из себя воздух, Коля сказал:
      - Борис, если мы когда-нибудь и будем на паруснике, то капитаном тебе не быть. Мы тебя разжаловали...
      - Ладно, я сам знаю. Можете меня еще и наказать, - покорно ответил Борис. - Хотите, я сам придумаю себе наказание?
      - Придумывай, - сурово сказал Коля.
      - Хотите, я выпью четыре глотка морской воды?
      Борис внимательно взглянул на Колю. Он знал - Коля добрый, сейчас же миролюбиво улыбнется и скажет: "Ладно, Борис, обойдемся и без морской воды..."
      Но к великому удивлению Бориса, Коля так же, как и Вадя, сурово сказал:
      - Ну и пей!
      Борис лег на живот и наклонил голову к воде.
      Вдали за маяком вспыхнули корабельные огни.
      - Возвращается "Вильнюс", - сказал Коля, - он возил груз в Калькутту.
      - Да, вот это рейс!
      А Борис пил воду. Горько-соленую. На втором глотке он остановился.
      - Ладно, будет с тебя. Еще заболеешь, - сказал Коля.
      Светила полная веселая луна.
      15
      Наступило долгожданное воскресное утро. К перилам наблюдательной вышки прибили табличку:
      ВОДНАЯ СТАНЦИЯ
      ОДЕССКОЙ 146-Й ШКОЛЫ
      Мальчики подходили к стенам из ракушечника, заботливо ощупывали их, и легкий, пористый камень, как губка впитавший в себя свет солнца, казалось, теплел еще больше.
      Женя Сименцул, будущий садовод, тщательно исследовал почву вокруг водной станции. Он искал место для посадки белых акаций.
      Алеша Чижиков все глядел и глядел на вышку с мачтой, на ярко-зеленую крышу, на флюгер в виде скрещенных стрел и никак не мог насмотреться.
      Водная станция была похожа на корабль, только что спущенный со стапелей верфи. А внутри на стенах, пахнущих свежей известью, висели диковинные вещи: морские звезды, океанский краб-великан и зубы кашалота. Тут же, на стене, висели навигационные карты северо-западного бассейна Черного моря. А компас? А карта мира, выложенная на фанерном щите Шевчуком из цветной черноморской гальки? Ими смело можно было гордиться. А флаг на мачте?
      Даже Валерий Стуржа, равнодушный ко всему на свете, кроме футбола, и тот радовался.
      Вася и Нина на одной из рыбацких шлюпок отплыли далеко от берега, чтобы поглядеть водную станцию с моря.
      Там, далеко от берега, Нина сказала:
      - Жаль, что с нами нет неразлучных. Правда, Вася?
      - Правда, - согласился Вася.
      - Ты, наверное, очень плохо думаешь о них? Скажи.
      Вася не ответил, только сильней налег на весла.
      А Нина снова спросила:
      - Вася, а знаешь, кто выровнял ночью площадку?
      - Матвей Корнеевич. Все так решили.
      - Нет, не Матвей Корнеевич. Это сделали они. Я тогда на море была и сама видела...
      Вася Херсоненко бросил весла. На его лице проступили веснушки: так всегда бывало, когда он радовался.
      - Так вот они какие! Отчего же ты молчала?
      - Не хотела раскрывать их тайну. Ведь тайна эта не плохая, а хорошая... Вася, давай вернемся.
      Вася не ответил и еще сильнее налег на весла.
      Вскоре на берег пришла и Анна Алексеевна.
      - Молодцы! - сказала она. - Знаете, ребята, я боялась, что ничего у вас не получится... А вот глядите, какая красавица-станция! Ну, спасибо! Всегда будьте дружными!
      - Есть, Анна Алексеевна!
      А внизу пело, шумело море, всплескивая голубой прибойной волной.
      * * *
      Ровно в восемь утра вахтенные матросы на кораблях подняли алые флаги Родины. В этот же самый миг и над водной станцией школы взвился заревой флаг.
      Его поднял Вася Херсоненко.
      Флотской шеренгой, выстроившись перед флагом, стояли ребята 7-го класса "Б", и их смуглые лица были открыты всем черноморским ветрам. Анна Алексеевна молчала. Но ее обычно строгие серые глаза сейчас словно лучились, быстрые, веселые.
      На берегу звучало:
      - Да здравствует море!
      - Да здравствует парус!
      - Ура веслу!
      Рыбаки-любители, проходя мимо, одобрительно глядели на трепетный флажок и почтительно, как длинные золотые пики, поднимали кверху удочки.
      - Песню! - отдал команду Вася Херсоненко и, подняв руку, запел:
      Вперед, матросы, даль зовет
      Сквозь бури и туман!
      Сегодня море нам поет,
      А завтра - океан!
      А завтра океан нас ждет,
      Эй, моряки, вперед!
      Борис, Коля и Вадя стояли за скалой и глядели на водную станцию. Глядели - и горькое чувство одиночества, такого острого и щемящего, что сердца их сжимались от тоски, давило их, заставляло сутулиться. Борис ворчал сквозь зубы:
      - Моряки!.. Рыбник Херсоненко, садовник Сименцул и футболист Стуржа. А Нина? Наверное, воображает, что она штурман дальнего плавания.
      Коля и Вадя, казалось, были согласны с ним... Но когда над морем поднялась песня, они вдруг вышли из-за скалы и, забыв о Борисе, который оставался на прежнем месте, подхватили ее:
      А завтра океан нас ждет,
      Эй, моряки, вперед!
      Но песня сразу оборвалась.
      - Глядите, нас заметили! К нам идет Вася Херсоненко! - закричал Борис. - Идем отсюда, а то начнет читать мораль...
      Все трос бросились прочь от скалы, гуськом взбегая наверх по узкой каменистой тропинке.