Призванье варяга (von Benckendorff) (части 1 и 2)

      x x x
      Осенью 1798 годя указом Императора Павла я был произведен в прапорщики Лейб-Гвардии Семеновского полка. Государь пошел на сие, скрепя сердце, но его принудила международная обстановка. Когда "обозначились контуры" павловского режима, все инородцы поспешили прочь из столицы. Лютеране с иудеями живо укрылись в матушкиной Риге, хуже пришлось католикам, которые бежали к Наследнику Константину в его полу-католический Киев.
      Если такие горести были у армейских чинов, вообразите, что творилось на флоте! Россия "вышла к морю" на нашей памяти и все высшие флотские должности были по праву за "инородцами", имевшими морское образование.
      Причем большая часть адмиралов была именно католиками! Ведь моряки по характеру не любят перемен и по добру никто из них не пойдет к чужим берегам проситься на службу. Поэтому русскую форму надевали прежде всего выходцы из Данцига и Курляндии, обученные в польских мореходных училищах, - все прочее побережье было насквозь лютеранским и католическим капитанам было непросто даже бросать якорь в ином порту.
      Немногим лютеранам и тут повезло: согласно договору меж бабушкой и матушкой - Балтийский флот был наделен правами "экстерриториальности", так что команда корабля, бросившего якорь в Риге, Ревеле, или Рогервике, надевала черную форму, а вернувшись в Кронштадт и Питер - поднимала бабушкины цвета.
      Хуже пришлось католикам. Они не могли пристать к Константину и это породило "эпоху русских географических открытий". Если вспомнить, что адмирала Крузенштерна звали Адам, а адмирала Беллинсгаузена - Тадеуш, можно понять насколько им стало туго.
      От хорошей жизни не поплывешь открывать Антарктиду, или - вокруг света...
      Завершение же эпохи "русских открытий" связано с тем, что ныне все флотские капитаны с адмиралами - воспитанники Рижской мореходки. (А русская флотская форма не "петровско-андреевская" белая с синим, но "лютеранская" черная с белым.)
      Как вымерли последние католики на флоте, так и отпала надобность путешествовать "за три моря". (Кстати, Афанасий Никитин отправился в Индию не от хорошей жизни, но, спасая себя от монгольской сабли, да московского бердыша, - его родимая Тверь затрещала под ударами москвичей, да их татарских союзников.)
      Но не всем дано плавать в полярных льдах, или помирать от тропической лихорадки. Поэтому большая часть флотских католиков настояла на военной экспедиции в Средиземное море - против тамошних якобинцев. Так вышел "Второй поход" Ушакова, увенчанный взятием Корфу и созданием "Республики Ионических Островов".
      Все было бы хорошо, если б не Павел. Жители Мальты, измученные жестокостями британского правления, увидав столь мощную эскадру вблизи своих берегов и обнаружив известную доброту Ушакова, обратились к Павлу за помощью. И тот стал "Гроссмейстером Мальтийского Ордена" со всеми вытекающими последствиями.
      Англичане увидали в том повод к войне и немедля пригнали подмогу к армаде лорда Нельсона, закрыв Гибралтар. Французы, узнав о начале войны на море меж нами и Англией, немедля заключили союз с турками и стали накапливать в турецких портах (в паре плевков от Корфу) эскадру Брюэса. Россия же оказалась "меж двух огней" в состоянии войны с обеими великими державами.
      Вырваться из такого кольца не представлялось возможным, и без леса на починку кораблей, боеприпасов и провианта ушаковская эскадра была обречена. Тогда русские католики, надеясь спасти братьев по вере, уговорили Павла послать самого князя Суворова в Итальянский поход. (Получи мы надежные базы для флота в Италии, дело приняло бы иной оборот.)
      Поэтому Павел объявил все мое поколение остзейцев офицерами Семеновского полка, повелев нам "следовать на войну".
      Согласно обычаю, с бароном в поход выходит до роты его мужиков. Так Император надеялся получить наши штуцеры, молва о коих гремела по всей Европе. Единственное, чего он не учел (а он отличался даром не видеть сути), что все высшие чины в Суворовской армии были за католиками. Сама же идея послать родных чад на суд и расправу к католической нечисти, вызвала во всем ливонском дворянстве хохот почти истерический.
      Павел весьма изумился, когда матушка, пышно отпраздновав наше производство в офицеры имперской армии, на другой день под овации и рукоплескания всей Остзеи огласила Указ, по которому отлучка из Латвии без ее письменного разрешения объявлялась Изменой Родине.
      Павел в ярости приговорил всех нас к смертной казни, матушка тут же не осталась в долгу, приняв у нас Присягу Латвии. Никогда мы не были так близки к окончательному отделению от великого соседа! Лишь осознав это (и найдя в сем деле корень личной вины), Павел пошел на попятную...
      В 1799 году я защитил докторскую по химии. Не будь я сыном моей матушки, не видать мне столь важной степени в шестнадцать, как моих ушей. Но то, что в 1807 году я стал членом Прусской Академии Наук, а в 1808 Парижской Академии, дозволяет мне верить, что хоть и не в шестнадцать (что нонсенс), но в реальном возрасте я все ж защитил бы обычную диссертацию.
      С детства я питал слабость к матушкиным порохам и фейерверкам. Поэтому на практикумах, обязательных в Дерпте, я баловался с парафинами, получая из них нечто по древним рецептам "греческого огня". (Такую тему я сам выбрал для "личной работы".)
      Однажды я прокалил соду, сплавил ее с белым глиноземом (все по старинным трактатам) и обработал сплав горячим раствором "парафиновых кислот". Полученное мыло обладало невероятно горючими свойствами. Оно горело прямо в воде, прекрасно липло к любой поверхности и прожигало насквозь даже металл. Я дал ему имя -- "NAPalm", - или Натрий-Алюминиевые соли Пальмитиновой кислоты. (Пальмитин - основной углеводород нефтяных парафинов). Мое мыло сразу пошло в дело для начинки ядер нового типа, "брандскугелей" (ими в Рижском заливе были сожжены якобинские эскадры в 1812 году), а мне - присвоено звание доктора химических наук.
      Сегодня считают, что мои научные заслуги больше связаны с технологией производства активного хлора и хлоратов, а также за работы с азидом ртути и азидом свинца. Иными словами - хлорного пороха к "пушкам Раевского", да капсюлей к "унитарному патрону". Но сие - вопрос Тайны.
      Россия - страна с малым флотом, и перечить нам готова одна только Англия. Напалм же используется лишь в береговой артиллерии. (Чтоб не пожечь свои же корабли, да - пехоту.) Поэтому по сей день технология его производства остается нашей Государственной Тайной. Вот приплывут к нам сыны Альбиона, тогда и - рассекретим.
      Здесь мы подошли к вопросам секретности. Все наши научные подвиги с первого же дня были окутаны завесой секретности, граничащей с паранойей. Только в 1807 году после Ауэрштедта, французы на весь мир раззвонили ужасную для них новость. За пятнадцать лет секретной работы и баснословных гонораров матушка собрала в Дерпте весь цвет лютеранской математики (Дерптская школа по сей день почитается лучшей в мире) и химии. Только тогда и вышло наружу, что цвет латвийского офицерства "сгубил молодость" за пробирками и логарифмами в Дерпте, в отличие от наших русских сверстников. Нынешнее "немецкое засилье" в армии объясняется тем, что нашему брату не отшибли последние мозги в павловской казарме, - вот и вся разница.
      Сегодня, вспоминая о молодости, я вижу перед глазами огромные залы, брызжущие тысячами свечей, оркестр, гремящий вальсы, да мазурки, и разряженных веселых девиц, от которых так и разит духами, как от кокоток.
      Но по ночам мне грезятся иные миры. Темная укромная зала Дерпта. Два-три подсвечника не могут рассеять таинственный полумрак этой теплой и уютной комнаты. Где-то далеко плачет одинокая скрипка и я танцую печальный менуэт, или сарабанду с грустными дочками наших ученых. Мимо меня неслышными тенями скользят другие пары, в темноте взблескивают погоны и эполеты и, кроме плача скрипки - тишина... Только скрип наших сапог со снятыми шпорами и еле слышное шуршанье платьев наших дам, да затаенный шепоток и еле уловимые запахи цветов в темноте...
      Моя дальнейшая судьба сложилась так, что я чаще оказываюсь на ярком свету, среди этой ужасной вопящей, вонючей и грязной толпы, или в жаркой постели, окруженный тысячами глаз изо всех щелей, слюнявых морд и всего прочего, чем так отвратительна наша придворная жизнь. Я настолько привык к ней, что мне порой кажется, что этот маленький, уютный и теплый зал в сонном, печальном Дерпте - химера моего воспаленного воображения...
      Только с годами мне все чаще снится плач одинокой скрипки, шуршание чьего-то платья, неуловимый аромат живых цветов и семь крохотных огоньков в темноте над глыбой рояля... Иной раз мне кажется, что если бы я остался с моими пробирками - жизнь моя обернулась лучше, праведнее. Чище...
      Только все это - ночные химеры, - в реальности все мои друзья ушли на войну с Бонапартом. И почти все - погибли. А выжившие стали нынешним русским правительством и наш Дерпт - опустел.
      Я пару раз приезжал туда, но не узнал ни зала, где мы танцевали по ночам и признавались в любви близоруким девочкам, да читали им Гете, ни моей лаборатории. Только тот - старый запах...
      Запах соляной кислоты, квасцов и еще чего-то родного, но - неуловимого, впитавшегося в камни моей второй "Альма Матер". И еще - тишина провинциального, Богом забытого, университетского города. Только это и осталось со времен моей молодости. У меня была - хорошая молодость.
      12 марта 1801 года Император Павел помер апоплексическим ударом. В этом официальном сообщении есть толика истины - Государь действительно помер от удара, но не крови в голову, но - табакеркой по голове. И мы были приглашены на его похороны и коронацию отцеубийцы - Александра I.
      Много сказано и написано о причинах убийства Павла - личность это была неординарная и борьба со "всемирным жидовским заговором" прославила его на весь мир. Поэтому многие досужие писаки любят порассудить прежде всего о масонском заговоре, или об экономических интересах иных заговорщиков.
      Все это верно, но - не это стало причиной гибели несчастного коротышки. Что самое ужасное и невероятное во всей этой истории - причины столь мерзкого преступления были самыми что ни на есть уголовными. Я могу сказать это со всей откровенностью, ибо именно мне было поручено в январе 1826 года возглавить комиссию по расследованию сего преступления.
      История гибели Павла уходит в события лета 1799 года. Суворов, спасая наш флот, согласно павловскому плану, разбил французов и занял Венецию, которой уготовлено было стать главной базой русского флота. Но в августе Нельсон разбил Брюэса при Абукире и обложил Корфу. Ушаков не решился оголить остров в такой момент, меж ним и Суворовым вспыхнула ссора (Ушакова ушли на Каспий) и эскадра в Венецию не пришла.
      Без Ушакова (и морского подвоза провианта) Суворову нечего было делать в Венеции, ибо его армия стала голодать и он решился выйти из окружения через Альпы. В октябре Суворов, обессмертив славу русского оружия, вывел остатки армии в Тироль. Французы же догнать его не смогли.
      Павловская администрация была столь рада сему обороту дел, что всех участников перехода осыпали орденами и медалями, а самого Суворова произвели в князья и генералиссимусы. При этом умалчивалось, что во время перехода Суворов был принужден бросить все свои пушки и обозы, а лошадей пришлось съесть. При этом из окружения вышли почти все генералы, - но только треть старших офицеров, восьмой из младших командиров, и только - двадцатый из нижних чинов. Всех остальных сгубили голод и холод.
      Тем временем во Франции бригадный генерал Наполеон Бонапарт провозглашает себя диктатором. Но на нем пятно египетской катастрофы и ему нужна быстрая победа, дабы забылось давешняя конфузия. Жертву искать не надо, - те же снега, что спасли Суворова прошлой зимой, преградили и ему дорогу к спасению. Он вынужден встать на зимовку в горах и только просит австрийское правительство срочно прислать ему лошадей и пушки. Но австрийцам наплевать на русского командира. Они его руками подчинили себе Север Италии и им Суворов не нужен, - эти католики не посылают ему ни крошки!
      И вот - весной 1800 года, вслед за вскрытием перевалов, с альпийских вершин на австрийский Тироль обрушиваются лавины французских горных стрелков. (Бонапарт, предвкушая сладкую месть, всю зиму муштровал два полка фузилеров нарочно для войны в горах.) Армия Суворова окружена вторично и... сдается без единого выстрела. (А что можно требовать от доходяг?) Тут умирает Суворов, а Константин попал под суд Церкви.
      Павел тут напугался, что время его правления не несет ни одного "светлого пятна" и сделал вид, что Суворов -- "вышел из окружения". Французы, конечно же, передали русским труп генералиссимуса "для погребения" (об этом сохранились документы в архивах, где смерть Суворова зафиксирована французским жандармом и французским же военно-полевым медиком), а Павел устроил из этого ужаснейший фарс.
      Карета, якобы с живым Александром Васильевичем, проехала по доброй половине России и пару суток стояла перед Зимним Дворцом. При этом ее натерли молотым чесноком и обрызгали литрами французских духов, но... трупный запах все равно расходился по площади. Люди с ужасом смотрели на эту карету и только крестились, говоря меж собой:
      "Это за Курносым прибыла Та -- Курносая".
      В конце "визита" Павел даже вышел на ступени пред Зимним и обратился к безмолвной карете с "ироической" речью, прославлявшей Суворова и последние сомненья у России отпали. Если Суворов был жив, как получилось, что его карета два дня стояла перед Дворцом, а Государь только сейчас вышел, чтобы приветствовать своего полководца?! Авторитет Павла у армии стал попросту отрицательным!
      В войсках говорили:
      "Все мы -- смертны и даже если Александр Васильевич и погиб, нужно было похоронить его со всей Почестью, а не томить его тело без погребения. Сие -не по-христиански. Недаром, видать, Павел стал Гроссмейстером Мальтийского Ордена. Это все эти масоны - нарочно глумятся над телом Александра Васильевича!"
      Сегодня есть разные взгляды на эту Историю. Один из юных поганцев как-то сказал:
      - "Давайте предъявим Империи истинные обстоятельства смерти Суворова. Пусть у Правления Павла и впрямь не останется Светлых Пятен! Когда все узнают правду про Альпийский Поход..."
      Он не договорил. Я встал со своего места, молча распахнул дверь нашего Тайного Совета и сухо сказал:
      - "Вон отсюда, поганец! Те люди, что шли через Альпы -- Герои. И какой бы у нас ни был Правитель -- негоже отымать у них эту Победу. И Суворов умер -- непобежденным. Я возглавлял следственную комиссию и доложу из первых рук: Александр Васильевич умер от дистрофии.
      Он с первого дня голода объявил, что будет жить, как простой солдат -из солдатского рациона. А какое здоровье -- у старика?
      Он и помер-то чуть ли -- не первым... И Смерть сия -- на мой взгляд, героическая.
      Если бы Павел тогда -- решился сказать о ней, - может быть сам остался бы жив... И не вам, юноша, рассуждать о "светлых пятнах" в Истории. Вы с нами не голодали! Вы последнюю корку на троих не делили... И не вам судить -- ни Суворова, ни -- нашей Армии!"
      Тут все армейские, прошедшие через всю сию эпопею (от Аустерлица до Парижа) меня поддержали и мы сего гада -- навсегда вычеркнули из всех наших списков. Только бывалый солдат понимает, что такое -- Победа, и как умирают Герои без фуража с провиантом...
      Но это -- не все. Хуже пришлось с Константином.
      Оказалось, что сей мужеложец, попав в нашу среду, осознал "насколько плохо быть девочкой" и стал пытать, насиловать, а затем убивать всех своих пленников. Суду предъявлены чудом оставшиеся в живых свидетели ужасов и останки убитых сим нелюдем.
      Речь шла о царевиче и якобинцы поспешили пригласить на суд англичан и швейцарцев, ибо их страны не дружны с Францией. (Судили за "сатанизм", а в таких делах лютеране солидарны с католиками.) Именно этот "нейтральный" суд и признал, что "факты имели место", а "Константин одержим дьяволом" и присужден к... сожжению на костре. (В России долго не верили этому, надеясь, что Наследника оболгали. Но он выказал свое истинное лицо в 1803 году.)
      Павел долго просил за сына, и наконец Наполеон сжалился, потребовав денег и военного союза с победительной Францией. Павел согласился на все условия и союз заключен. А вот с контрибуцией неувязка. Вдруг выяснилось, что казна пуста и для исполнения обязательств Павел обратился за кредитом к моей матушке. Матушка была против, но подчинилась общему мнению.
      Сам же Павел весьма удивился, - куда делись его денежки? Будучи по природе человеком педантичным и въедливым, он нашел личную просьбу самого Суворова о предоставлении ему единовременного пособия в размере трехсот тысяч рублей серебром "на нужды армии", помеченную датой... через месяц после его смерти в Альпах. И это прошение было удовлетворено, а за полученные деньги расписался... сам Суворов (sic!).
      Вот после таких страстей и начинаешь верить в истории о привидениях, вампирах и прочих барабашках, которые, как оказалось - густо населяли покои павловского военного ведомства. Надо отдать должное, - Павел этого так не оставил. Впервые в жизни он озаботился проблемами военного бюджета и первые же справки поставили его перед фактом. Армия, отрезанная от дома горами, лесами и морями - как бы исправно получала довольствие. Вплоть до заключения мира с Францией. А затем, в течение суток в ней якобы погибло - девяносто три процента личного состава!
      История с суворовцами дело обычное и в других странах жируют казнокрады хлеще нашего. Но только в павловской России в армии стали служить не только убиенные, но и - неродившиеся. Выяснилось, что стало хорошей традицией создавать вымышленных офицеров, и, учитывая фантастические скорости производства, которые бытовали в павловской среде, эти бестелесные создания проделывали карьеры - головокружительные. К примеру, - знаменитый бригадный генерал Киже, которого никогда не существовало в природе, умудрился получить жалованья на восемьсот тысяч рублей серебром, прежде чем скоропостижно скончался.
      Хоть Павел был дураком и наивцем, - но не до такой степени! Так что 26 января 1801 года он объявил о решении начать следствие, а 15 февраля произошло первое слушание о казнокрадстве в русской армии. И на нем впервые звучат имена: Беннигсен, фон Пален, Гагарин, Кутузов-Голенищев и прочие... Павел в ярости обещал казнь с конфискацией всем, кого уличат в сих преступлениях. Но кто ж о таком предупреждает преступников?!
      12 марта его не стало. Во главе заговора - начальник штаба русской армии Беннигсен. Убийц подбирал - заведующий кадрами военного ведомства фон Пален. Штаб-квартирой их был дом князя Гагарина, отвечавшего за денежные отправления вне России. Двери замка им открыл сам комендант Михайловского, непосредственный начальник бестелесного Киже - генерал Кутузов.
      Таковы выводы моей комиссии. Страшно жить на свете, господа...
      Была ранняя весна и кругом лежал серый, ноздреватый снег. Ночью сильно подмораживало, но к вечеру лучи мартовского солнышка все растапливали настолько, что дороги превратились в сплошную кашу. В Зимнем же было слишком много жарких печей и свечи светили слишком ярко для такого случая. Запах чадящего ладана (по случаю смерти) чересчур смешивался с вонью дамских духов (по случаю приема) и меня стало мутить от жара, духоты и местных ароматов задолго до первой стопки.
      Я знал, что в окружении Константина все мужеложники и педерасты, но когда я воочию увидал обтянутую кожей белоснежных лосин тугую попку нового Государя, его жеманно отставленный мизинчик, когда он пил шампань (на похоронах собственного отца!), его румяна и напудренный парик - мне оставалось только плюнуть с досады и громко сказать:
      - "Это - сифилис. Больные приобретают женские черты, даже если и не грешат содомскою мерзостью. Это не вина, но - беда..." - я не стеснялся, произнося эти слова и их услыхали многие из присутствующих.
      Масоны, окружавшие в ту пору юного Государя и совершившие в 1802 году "малый переворот" с "воцарением" их лидера Кочубея, - меня ошикали, но остатки "павловцев", еще вчера шипевшие в наш адрес "Жиды!", зашумели, выражая моим словам свое одобрение.
      Государь, коему живо передали мои слова, не остался в долгу и, подойдя ко мне ближе, воскликнул:
      - "Беда моего отца состояла не в том, что мой дед был сифилитиком, но в том, что у кого-то слишком много денег!"
      Было очень жарко, душно и водка с шампанским быстро ударила нам в голову, именно этим я могу объяснить мой ответ:
      - "Беда покойного была в том, что он был слишком добрым и честным. Вот и доверил свою семью, свою казну и самое себя - всякой мрази, которая его обесчестила, обворовала и под конец - кокнула. Нельзя Государю быть добрым и честным. Не царское это дело!"
      Я сказал это, держа в руке стакан водки в кругу семьи, - в глаза моему родному кузену. Тот от этих слов пошатнулся, побледнел и затрясся, как бумажный лист, а его прихвостни...
      Короче, - выгнали меня из честной компании, а на прощание мой венценосный кузен пошел за мной следом и уже на лестнице прошипел:
      - "Чистеньким хочешь всем показаться?! Ну, так - не видать тебе моей короны, как своих ушей! Сам же сказал, что не царское ж это дело - быть добрым и честным!"
      Он сказал это и пьяно расхохотался, - он тоже здорово перебрал на поминках и невольные слушатели сего разговора шарахнулись в разные стороны. Нет большего проклятия в дворцовой жизни, - чем оказаться посвященным в Государеву Тайну. Тогда я крикнул ему снизу, с лестницы:
      - "Я - жид и не смею получить русской короны и - черт с ней! Зато мне не нужно убивать собственного папашу, чтоб завладеть ею!" - от моих слов Государя шатнуло, как от физического удара, а я не удержался и добавил, "Всякий раз, как будешь касаться своего венца, помни, что самый страшный круг ада уготован отцеубийцам!"
      Меня выгнали из Санкт-Петербурга, а в народе пошла молва о том, что я остался последним при дворе, сохранившим верность несчастному Павлу. (Я по сей день почитаюсь вождем "умеренной" фракции павловской партии.) Жизнь странная штука.
      Так новое правление началось с возвращения "инородцев" в столицу, а для меня - с опалы. Ну да как потом выяснилось, - опала была меньшим из зол, которые для меня уготовил мой милый кузен. В те дни шел разговор и о более скверных вещах.
      В своей злобе и ненависти Государь пожелал уничтожить меня совершенно и для этой цели создал комиссию, которой поручил разбирательство обстоятельств "жидовского заговора, приведшего к безвременной кончине Государя Императора". Я связываю это с естественной человеческой слабостью Его Величества, - даже если бы его собственная рука нанесла роковой удар табакеркой, он и тогда желал бы, чтобы окружающие смогли ему доказать, что это не он сам возжаждал короны, но - жиды его подучили. Это - так по-человечески!
      Ну, разумеется, Павла убили жиды! Жид Беннигсен, увольнявший из русской армии любого с шестнадцатой частью нашей крови, да жид Пален - автор проекта об "организованном выселении жидов в отдаленные области Сибири и Русской Америки".
      Что и говорить - милые люди, а какая честь для моего народа оказаться в одной компании с этими фруктами!
      И вот эта преступная шайка собралась на заседание своего трибунала с целью найти доказательства нашей вины в сем убийстве. Дело было нелегкое. При Павле евреи бежали из столицы, ибо были лишены им элементарных средств к существованию, а с 1800 года моя матушка стала в нем экономически заинтересована. До самой смерти она с удовольствием вспоминала, как аккуратно Павел платил долги (за освобождение Константина).
      Смерть Павла привела к тому, что Александр отказался платить по счетам, объяснив, что деньги пошли на похороны убиенного им отца и его собственную коронацию. Матушке сии удовольствия обошлись в три миллиона рублей серебром.
      (Сей хитростью Александр сам себя наказал, - перед самой войной с Францией оставшись без наших кредитов.)
      Александровский трибунал так и не смог найти ни одного фактического доказательства причастности хоть кого-то из нас к этому преступлению. Люди, размахивавшие табакерками, за шесть лет до того были бойкими юнцами, нагадившими на наши вещи в Колледже. Такая у мальчиков случилась забавная эволюция. Бывают странные сближенья.
      Тогда на свет Божий извлекли очередную фигуру из павловского паноптикума. Сей субъект именовался - то ли Агафоном, то ли Акакием, но его покровители были люди "мистические" и возникло "имя со значением" - Авель. (Догадайтесь с трех раз, кого готовили на роль Каинов.)
      Впервые сей цветок всплыл в павловской проруби в начале 1795 года с поразительным предсказанием о скорой кончине Государыни. Мне в ту пору было одиннадцать лет, но и я мог бы сделать такое же предсказание с тем же самым успехом. Бабушка к той поре перенесла два удара с последующими параличами на правую сторону тела и один инфаркт. Смерти ее ждали со дня на день и о грядущей смене царствования рассуждали все - кому только не лень.
      Господин Авель отличился в своем провидении ото всех остальных в одном пункте, - он объявил, что Государыня умрет от яда, который ей поднесут жиды и указал на Карла Эйлера. С того дня инок вещал в лучших дворцах русской столицы. Каждое его слово ловили, как откровение, надеясь хоть так опорочить мою матушку. (Эти наивцы так и не поняли, что бабушка больше млела не от племянницы, но паровиков, штуцеров и гульденов.)
      Дело дошло до того, что с подачи Павла разыгралось целое дело врачей и евреям с той поры было запрещено заниматься в России врачебной практикой. (К примеру, Боткины по сей день не смеют именоваться врачами, но пишут себя -"из купечества". Судьба.)
      Второе предсказание Авеля логически вытекло из первого. Он напророчил, что и Павла убьют жиды! Если учесть ту атмосферу истерии, которая все годы правления Павла царила при его дворе, эти слова упали на унавоженную почву и Павел с той поры лично копался в родословных своих министров, выискивая преступную кровь.
      Правда, руки на него наложили не жиды, а - ровно наоборот, ну да не в том суть! Составили заседание следственной комиссии, вызвали туда сего Авеля, а от обвиняемых пригласили мою матушку.
      Сперва, по матушкиным словам, она не знала куда пришла - в балаган, или дурдом. В залу ввели крохотного старичка самого мерзкого вида и "доморощенных запахов". Государь представил ему всех присутствующих, а когда речь дошла до моей матушки, она, прежде чем Государь успел представить ее, сама представилась следующим образом:
      - "Я родная тетушка Его Величества. Я приехала из Пруссии. Мы весьма наслышаны о Ваших талантах и ждем Вас, не дождемся. Я так переживаю за судьбу моего Сашки, - не прогоняйте меня, прошу Вас!" - у всех вытянулись лица, но никто не посмел опровергнуть сих слов, - ибо все они были чистейшая правда! (Оцените сами.)
      Пророк же расплылся от удовольствия. То, что перед ним стоит внучка Эйлера и урожденной Гзелль, - ему и в голову не пришло. (Я уже говорил, что у меня, моей сестры и нашей матушки внешность -- "истинных арийцев".)
      Так этот дикий мужичок, обдав матушку запахом кислых лаптей, дозволил ей поцеловать ему руку с такими словами:
      - "Не волнуйся, дочка, я спасу тебя и твоего племянника от этого фараонова племени. У меня глаз на жидов острый - ни один не укроется!" матушка тут же покрыла руку пророка горячими поцелуями, а тот был настолько польщен ее вниманием, что и не заметил, как вдруг побледнели лица членов следственной комиссии, а по лицу Государя пошли багровые пятна.
      Стало быть -- "от глаз Пророка не укрыться жиду"? Как же!
      Тут матушка, наконец, отпустила мужичка на волю и потребовала от него порции новых пророчеств. Ну, и - понеслась душа в рай...
      Тут было и о всемирном жидовском заговоре, и о том, как жиды пьют кровь христианских младенцев, и о том, как они поклялись убить несчастного Павла и... убили (!) его. Все это было известно со времен царя Гороха и не представляло сколько-нибудь познавательного интереса, но было и кое-что любопытное. Господин Авель вдруг озаботился судьбами России, уверяя матушку, что Россию ждет третье иго. Первое было татарским, второе польским и третье грядущее - станет жидовским!
      Матушка сразу поняла в чей огород этот камушек. Да и сам инок затрясся в очередном припадке с воплями о том, что жиды хотят убить Государя и готовят жидовского монарха на русский престол. Государь при сих криках вдруг сам забился в истерике и стал отползать подальше от матушки, - в условиях бездетности старших Павловичей и малолетства младших - реальными претендентами на престол стали мы - Бенкендорфы. Сыновья урожденной Шарлотты фон Шеллинг, еврейки по матери.
      Матушка же что есть силы вцепилась в бесноватого старичка, чтобы тот не понял, - от кого отползает наш Государь и принял эту странную реакцию на свой счет. Ну, тот и рад был стараться!
      Пустил пену изо рта, страшно закатил глаза и с дикими завываниями стал пророчить о том, какие ужасы ждут Русь под жидовским правлением. И вот, когда он распетушился до невозможности, матушка крикнула ему в ухо:
      - "Имя! Назови нам имя этих преступников!"
      И бесноватый забился в судорогах:
      - "Бенкендорфы! Бенкендорфы ищут твоей погибели - Царь-Батюшка! Убей их! Спаси Русь от жидовского рабства!"
      А матушка, будто сама одержимая бесами, взвизгнула еще громче:
      - "Главный! Кто из них - самый главный?! Кто во главе заговора?"
      - "Александр! Он - старший в роду Бенкендорфов. Он злоумышляет против жизни нашей Надежи и Опоры!" - Государь сам стал биться в судорогах, как - в припадке падучей.
      Тут матушка резко оттолкнула от себя провидца с гневною отповедью:
      - "Вы ошибаетесь, отец мой. В роду Бенкендорфов самый старший Кристофер, но не Александр. Так кто же преступник, - Александр или Кристофер?" - шарлатан растерялся. Было видно, что он недурно выучил роль, но не знает сих тонкостей.
      Тут матушка воскликнула, обращаясь к судьям и следователям:
      - "Ну, все вы - ответьте пророку, - кто глава рода Бенкендорфов?! Александр, или - Кристофер?" - и невольные зрители этого цирка, как зачарованные, прошелестели хором:
      - "Кристофер..."
      А матушка, нависая над несчастным старикашкой и сжимая его лицо своими сильными руками, закричала громовым голосом, зорко всматриваясь в бегающие глазки комедианта: