Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бунт обреченных

ModernLib.Net / Научная фантастика / Бартон Уильям / Бунт обреченных - Чтение (стр. 3)
Автор: Бартон Уильям
Жанр: Научная фантастика

 

 


      Бесконечный, огромный город, урбанизированный спрут, процветавший веками, сейчас был практически стерт с лица земли. Чахлые сосны росли повсюду. Куда ни кинь взгляд — везде низкорослый кустарник и болота. Вообще-то я даже не помню, каким город был раньше. Память девятилетнего ребенка не сохранила воспоминаний об этом. В то время меня слишком поразило путешествие на Луну и странный устойчивый запах. Мой отец частенько повторял: «Не знаю, Ати, здесь всегда так пахло…» Находясь в закупоренном, вентилируемом вагоне, глядя на поросший кустарником бывший Нью-Джерси, на людей, мелькавших среди ветвей низкорослых деревьев, я не мог сказать, присутствует ли сейчас какой-нибудь запах.
      Монорельсовая дорога шла через реку Делавар.
      Мы ехали по мосту, возвышающемуся над плоской равниной, сплошь усеянной галькой. На этом месте когда-то находилась Филадельфия. Пространство до горизонта, насколько видел глаз, было усеяно битым коричнево-серым камнем. Такой же фон присутствовал и у залива, и у леса, и у берегов реки. Оба огромных кратера, заполненных водой, походили на естественные озера. В последний раз, когда я видел их, они выглядели иначе.
      Память хранит все еще кровоточащие раны, сделанные бомбами более чем десять лет назад. Они это называют дружеским огнем. Ракеты, пущенные в военные звездолеты господ, несущих наемников-хруффов на борту, не попали в цель и вернулись обратно.
      Две боеголовки в двадцать мегатонн взорвались, оставив в теле планеты две громадных воронки. Я не имею ни малейшего представления, сколько народа погибло в одно мгновение — шесть, семь миллионов?
      В объеме кровопролитной войны, забравшей восемь биллионов человеческих жизней, шесть или семь миллионов кажутся смешными.
      Немного погодя мы подъехали к Вашингтону, округ Колумбия. Я, немного откинув назад свое удобное кресло, уселся в него, наслаждаясь холодным коктейлем, в чей состав, по моему мнению, входила минеральная вода и капелька имбирного бренди, и взирал на хаос, начало которого мне хорошо запомнилось.
      У меня не отложилось в памяти, почему мы находились в округе Колумбия в тот день, когда десант хруффов посыпался с голубых безоблачных небес, и почему мой отец решил забрать семью из Чепел Хилл, где мы находились в безопасности. Вторжение началось несколько дней назад, сотни миллионов людей уже погибли, ракеты хруффов зависали над нашими головами, извергая свой клыкастый груз.
      Память ожила, рисуя картину нашей наземной машины, на бешеной скорости несущейся по улицам города, врезаясь в другие автомобили, обгоняя бегущих пешеходов. Мать плакала, брат и сестра визжали, а я, прижавшись к стеклу, молча наблюдал, изумленный донельзя.
      Я видел, как поврежденный корабль хруффов, прочертив кривую, рухнул на крыло, по инерции еще продолжая двигаться, оставляя за собой дымный след.
      Мы на полной скорости мчались вниз по Молу; не обращая внимания на газоны и людей, бегущих по ним. Какой-то зазевавшийся недоумок отлетел от дверцы, забрызгав стекла своей кровью.
      Корабль наемников врезался в пьедестал Монумента и взорвался. Над местом взрыва расцвел красно-желтый шар, а я подумал, что когда-то уже видел видеофильм, где присутствовали подобные кадры. Мне почему-то казалось, что обелиск рухнет, как подкошенное дерево, но он не упал, а рассыпался на мелкие кусочки, падавшие прямо в пекло горевшего корабля.
      Мы уже находились на дороге через Потомак, мчась по широкой магистрали, когда позади вспыхнул яркий белый огонь, слепивший глаза и заставлявший щуриться. Мой отец зашелся в страшном, безмолвном крике. Память сохранила высокий столб клубящегося дыма. И еще я помню ветер, жаркий, гонящий впереди себя туман.
      Поезд мчался уже по земле Северной Вирджинии; взору открывалась поросшая лесом земля, на которой еще можно было различить остатки магистралей. Подошла женщина и грациозно опустилась в кресло рядом со мной. Она была хороша собой, молода, стройна и мускулиста, одета просто, но со вкусом, выгоревшие на солнце темные волосы аккуратно собраны в пучок, кожа загорелая и, должно быть, очень гладкая на ощупь. Соседка сидела, краешком своих серо-зеленых глаз следя за мной. На ней, как и на большинстве пассажиров, был надет собачий ошейник с ярлыком. Крепостные, или рабы, короче, слуги местного господина на посылках у него с бог знает каким поручением. Узнавать у меня не было никакого желания.
      Женщина наклонилась ко мне, глядя мне в лицо; глаза заблестели от быстрых, бросаемых украдкой взглядов на мою форму, на знаки отличия.
      — Вы наемник?
      Удивленно взглянув на нее, я кивнул.
      Она протянула руку:
      — Меня зовут Шелли. — Затем заученно продолжила: — Шестьсот шесть пятьдесят один, поселение 7, Вирджиния.
      Будто я знаю, что означают эти цифры. Я намеревался легко пожать ей руку, радуясь, что это осталось традицией землян, но соседка вцепилась в мои пальцы, крепко, но в то же время нежно их сжимая, и заулыбалась.
      Мне пришлось представиться:
      — Джемад ар-майор Атол Моррисон, IX Непобедимый. — И наверняка можно было сказать, что мои слова ни о чем ей не говорят, — взгляд этих таких внимательных глаз остался абсолютно неподвижным.
      Перед ней находился мужчина в форме, не имеющий ошейника.
      Ее другая рука оказалась на моем бедре, остановившись на полпути между коленом и пахом. Я вырвал свою руку, убрал ее дерзкую кисть:
      — Я, правда, очень устал, Шелли, извини.
      В глазах появилось выражение разочарования.
      Вообще-то я не так уж и вымотался. Но все же я ведь… дома. Мне не хотелось думать о соплеменницах как о наложницах, готовых в любое время предложить свои услуги. Может, я и стану таким, как они, если только мне удастся понять, кем стали земляне в мое отсутствие.
      Я немного задремал, едва замечая соседку, всe еще сидевшую рядом, время от времени менявшую позу. Интересно, наблюдает ли она за мной? Я выпрямился и жадно вгляделся в пейзаж Вирджинии, мелькавший за окном. Ричмонд должен находиться на своем старом месте, по крайней мере он был там, когда я последний раз ехал этой дорогой, направляясь на север, в космопорт, готовясь к отправке на Марс.
      Тогда я еще не знал, когда вернусь домой.
      Люди в большинстве своем оставались на местах, но время от времени кто-нибудь из пассажиров поднимался и шел в маленькую комнату, возвращаясь с бутылкой-двумя бледно-желтого пива. Ко мне единственному подошел проводник и предложил выпивку. Наверно, потому, что только около меня крутилась эта беспокойная, маленькая проститутка.
      Впереди сидел невысокий, худой, бледный мужчина, держащий длинный ремень, к которому были привязаны два обнаженных, несчастных боромилитянина, скованных между собой цепью у шеи и мученически взиравших на людей.
      Время от времени в проходе появлялась пара сиркарских полицейских в своей мрачной красновато-коричневой униформе. Они поглядывали на пассажиров — упитанные мужчины со свирепыми, жесткими взглядами. Посмотрев на меня, полицейские отвернулись, явно нервничая. Нашла коса на камень легавые увидбли действительно крутого парня.
      Когда они скрылись, я услышал презрительно-ненавидящий шепот:
      — …проклятые саготы…
      Саготы. Какое странное слово. Похоже, что я когда-то слышал его, знал его значение, но теперь оно было похоронено глубоко под другими воспоминаниями. Я же жил здесь несколько лет после Вторжения перед поступлением на службу в легион, но все-таки не мог припомнить, чтобы кто-то употреблял его. Нашу землю топтали хруффы, а саанаэ только-только начинали прибывать, и не существовало никакой земной полиции, и никто никого не называл саготами.
      Снаружи блеснула вспышка света; в ту же самую секунду, делая день ярче, приток адреналина ускорил мой пульс, обострил чувства. Откуда? Где-то впереди, на западном горизонте, где холмы становились круче, желто-оранжевым бутоном раскрылся огненный цветок. Вспышка, еще одна — в общей сложности, три отдаленных столба дыма начали расти. Пассажиры выглядывали из окон, переговариваясь друг с другом, однако я не мог понять их слов.
      Шелли, положив ладонь на ручку кресла, тоже смотрела на огонь и дым. В ее глазах появилось новое выражение, показавшееся мне страхом.
      Позади нее стояли два полисмена, застывшие в смешной позе — один из них дотронулся до руки напарника, да так и остался — живая картина. Я махнул рукой в направлении дыма:
      — Что там происходит?
      Они переглянулись, обменявшись молчаливыми репликами, — думаю, саготы понимали друг друга без слов. Тот, что покороче и погрузнее, почесал заросший щетиной подбородок и произнес, тщательно подбирая слова:
      — Не знаю, маленькая неприятность, я думаю.
      Маленькая неприятность?! — Ну что ж, очень может быть.
      — А какого рода? — Я вновь ощутил прикосновение руки Шелли, будто пытавшейся сказать мне что-то.
      Мужчины оценивающими взглядами прошлись по моей форме, только непонятно было, обеспокоены они или просто делают вид. Кто знает, что может сотворить наемник из других миров несчастному, маленькому сиркарскому полицейскому? Наконец один из них решился:
      — Ну, вы знаете, думаю… Думаю, такое частенько случается и в других мирах: недавно установленный порядок на вновь завоеванных планетах, люди, еще не готовые к этому, иные еще не удовлетворены. — Глаза полицейского беспокойно поблескивали.
      Я отвернулся от стражей порядка, вновь глядя в окно на отдаленные взрывы, столбы огня, опускающиеся на землю позади нас. Удивленный тем, что услышал такие слова от провинциального копа, я тем не менее был согласен с ним — да, мне, действительно, это было известно. Рука Шелли опять покоилась на моем бедре, будто девушка решила воспользоваться ситуацией.
      Снаружи прогремел гром, заставивший меня прильнуть к окну. В небе зависли два больших, черных, короткокрылых джеткоптера — реактивных вертолета, пытавшихся определить место, откуда стреляли.
      Ага, на борту находятся солдаты; конструкция летательных аппаратов прямо указывает на хозяина — саанаэ, я однажды видел их в деле. Задним ходом реактивные вертолеты вновь вернулись на место выстрелов.
      Я взглянул на двух полисменов — они посмотрели друг на друга, повернулись и ушли. Рука Шелли по-прежнему неподвижно лежала на моем бедре.
      Какое-то странное ступорное состояние охватило меня — я не мог ни пошевелиться, — оттолкнув ее, ни стать инициатором дальнейших событий.
      Шум реактивных машин постепенно заглох и прекратился совсем. Чертовски знакомый звук, слышимый, в основном, на недавно покоренных планетах.
      Память вернула меня к событиям далекого прошлого — над нашими головами завывали джеткоптеры, бросая на нас десятки, сотни саанаэ. А вот и я в амуниции, юный, неопытный солдат в своем первом настоящем бою, по колено стоящий в море начинающей сворачиваться крови, режущий чешуйчатых, мускулистых зеленых кентавров, убивающий, убива ющий их, подобно древнему герою мифов, который сражается с демонами.
      Помню дым, огонь, красную гемоглобиновую кровь — их кровь, не нашу. А все потому, что они — хорошие полицейские, а мы — отличные солдаты. Я не имел ни малейшего представления, почему те саанаэ восстали или почему восстание так быстро вспыхнуло и разгорелось. Скорее всего, это было связано с населением планеты, где полицейские работали — высокими, тонкими, красными полулошадями-полупауками, вовсе не похожими на кентавров-саанаэ. Скажу только, что мы уничтожили их всех.
      Один момент из пережитого в те дни долгое время не давал мне покоя, и до сих пор это воспоминание заставляет сердце холодеть. В грязи того далекого мира, направив на меня пустой пистолет, лежал раненый саанаэ. В его полных ужаса, с металлическим блеском нечеловеческих глазах отражалось кровавое небо. Он ждал.
      Едва взглянув на него, я справился со своим чувством жалости и отрезал ему голову.
      Рука Шелли лежала уже внизу живота, легко поглаживая плотный материал моих брюк, ощущая ответную реакцию, начавшуюся абсолютно неосознанно. Она прильнула ко мне, положив голову на мое плечо, повернув шею, и водила губами по моей щеке.
      Неужели женщина собирается заняться со мной любовью прямо в вагоне?
      Быстро окинув взглядом пассажиров, я увидел, что никто не обращает внимания, все отвернулись, разглядывая кто пейзаж за окном, кто шоу по телевизору, причем, очень внимательно, старательно это делали.
      Я выпрямился, слегка повернувшись, и прислонился спиной к стене — так мне было видно лицо девицы.
      — Что ты здесь ищешь? Могу сразу сказать, что ты не профессиональная проститутка, занятая работой с утра до вечера. У меня глаз наметан.
      Шелли отвела глаза и покраснела — смущение ей шло.
      — Я… — Она не смогла больше сказать и слова или даже посмотреть мне в глаза.
      Протянув руку, я приподнял ее подбородок, заставляя девушку посмотреть на меня:
      — Просто скажи мне, я не буду наказывать тебя за это. — Эти же слова я повторял сотни и тысячи раз наложницам, слугам, людям и инопланетянам, даже животным, которые, по моему разумению, могли меня понять.
      Женщина спросила: — Ты купишь меня?
      Мне было не очень понятно — дать денег за услугу или заплатить за нее, купить в полном смысле слова, как вещь? Теперь она выглядела несколько иначе, выражение смущения и стыдливости исчезло с лица, и в нем появилась надежда. Я улыбнулся ей:
      — Шелли, так дело не пойдет. У нас нет ничего своего, даже жизнями мы не имеем права распоряжаться.
      Да, глупо я поступил, выдав эту тираду. Для нее это ничего не значило, ничего не объясняло.
      Женщина вновь задала вопрос:
      — Ты бы купил меня, если бы мог?
      Я усмехнулся, растрепав волосы Шелли рукой, способной закрыть пол ее головы. Она прильнула ближе, обняв меня, затем вновь попыталась атаковать низ моего живота. Я сжал ее на какое-то мгновение, давая понять, что не хочу этого, и давая ей время осознать этот факт, затем отвернулся, отпустив настырную маленькую шлюху. Она успокоилась и сидела, гладя на прекрасную картину ясного голубого неба и зеленых лесов — на те места, что когда-то звались моим домом.
      Когда поезд наконец прибыл в Дурхейм — станцию в двадцати километрах к востоку от Чепел Хилл — я не знал, что меня ожидает там. Дорога, ведущая с холма вниз, не предвещала ничего интересного — бесконечное пространство смешанных лесов, странные островки сосняка, холмы, заросшие травой и, кустарником, ни на что не похожие развалины. Мало что осталось от Дурхейма, когда-то давно бывшего миллионным городом. Теперь же на его месте находился лес, полный высоких, прямых деревьев, среди которых виднелись остатки нескольких зданий. Я вышел из поезда, держа свой маленький чемодан, и остановился, глядя на запад.
      Был чудный день; солнце неподвижно висело над далекими, затянутыми голубой дымкой холмами, зелеными лесами; прохладный ветер освежал мое лицо, мягко ерошил волосы.
      — Атол Моррисон?
      Я обернулся — позади меня стоял невысокий, пухлый мужчина с ужасно знакомым лицом, одетый в темно-коричневую сутану, через расстегнутый ворот которой виднелась темная рубашка и белый воротничок священника. Очень знакомое лицо… Бог мой, Лэнк!
      — Лэнк?
      Он рассыпался в той своей замечательной улыбке, что я хорошо помнил, и, шагнув вперед, схватил меня в объятия, которые, если честно, я едва почувствовал. Когда я уехал, моему брату Ланкастеру было двенадцать лет. Никто не посылал мне его фотографий, а сейчас передо мной стоял толстячок средних лет в одежде священника. От того мальчика, что я знал, не осталось ничего, кроме улыбки.
      — Добро пожаловать домой, Ати, дома ждут тебя, — сердечно произнес он.
      В горле встал комок — это было настолько непривычно и неожиданно, что я почувствовал себя глупо. Держа брата на расстоянии вытянутой руки, я улыбался, оглядывая его с ног до головы, сжимая его тонкие, мягкие ручки в своих огромных ручищах, ощущая через сутану его мягкое, расплывшееся тело. В глазах Лэнка застыло выражение сомнения и нерешительности.
      — Боже, Лэнк, я и мечтать не мог, что когда-нибудь увижу тебя!
      — А мы всегда надеялись, что увидим тебя, Ати.
      Брат шагнул назад, отпуская меня и неотрывно глядя мне в глаза, затем перевел взгляд на шрамы на лице, на огромные руки со сбитыми на костяшках пальцами, на мою мускулистую тренированную фигуру, на оружие в кобуре. Наконец, он натянуто улыбнулся:
      — Боже мой, что они сделали с тобой? Наркотики?
      Почему он так решил? Лэнк видел перед собой высокого мужчину с хорошо развитыми, грудными мышцами, широкого в плечах, с большими руками воина, с квадратным лицом, несколько изуродованным большим белым шрамом ото лба до. подбородка, проходящим над левым глазом. Чистые, спокойные, будто им не довелось увидеть ничего плохого, карие глаза.
      Я внезапно осознал, что мои мускулы находятся в большом напряжении, заставляя меня стоять прямо и не горбиться. Любой другой человек на моем месте немного расслабился бы, так поступил и Лэнк.
      Проведя по бицепсам другой руки, я покачал головой, пытаясь заставить брата улыбнуться:.
      — Хорошая, доброкачественная еда, большая ежедневная физическая нагрузка.
      Брат медленно кивнул, но мне почему-то пришла в голову мысль, что про себя он добавил к моим словам: «И много трупов, которые не позволяют тебе расслабиться». Лэнк повернулся, знаком указывая следовать за ним:
      — Пойдем, брат, тебя ждут родные. — И он пошел вниз по лестнице, увлекая меня за собой, к видневшемуся лесу.
      Машина у Лэнка оказалась старым четырехколесным электромобилем на солнечных батареях. Она была припаркована на стоянке чуть ниже станции.
      Сев в машину, брат ласково похлопал по приборной доске:
      — Она замечательная старушка, на которую всегда можно положиться; я ее нашел в развалинах, как и большинство предметов, нас окружающих. — Нажав на стартер, он подождал, пока засветился зеленый сигнал, оставшийся еще со времен моего детства, затем выехал со стоянки.
      Когда мы выбрались на дорогу, я обратил внимание на тротуар — он был весь в грязи и трещинах, через которые проросла густая растительность, и Лэнк аккуратно объезжал их, боясь повредить свой электромобиль. Мы съехали с высокого, бугристого холма, чей склон порос стройными соснами, и выбрались на широкое, заросшее травой поле. Машина подпрыгивала на выбоинах, оставленных другими средствами передвижения. Дорогу, поворачивавшую на запад, с двух сторон обступали деревья, сквозь которые виднелись полуразрушенные здания.
      Из перекошенных, разбитых окон вырывались клубы дыма, и я мог видеть полоски белья, сделанного из скатертей; рубашки и брюки трепетали на ветру, словно старые потертые флаги. Человек, стоявший с топором в руке, промокнул вспотевший лоб куском ткани, провожая взглядом нашу машину, затем вернулся к громадной куче дров.
      Когда-то я в течение нескольких лет между Вторжением и вступлением в легионы спагов тоже колол дрова. Ужасно жить в мире, где нет электричества.
      Чтобы не колоть дрова зимой, на холодном ветру, я делал это все лето по полчаса в день, помогая семье.
      Лэнк молчал, сосредоточенно ведя машину и объезжая наиболее глубокие рытвины. Дорога поросла густой изумрудной травой, но через буйную растительность еще можно было разглядеть островки асфальта:
      — Это же автострада 15-501, да?
      Брат, улыбнувшись, взглянул на меня и согласно кивнул.
      — Не могу себе представить, что могло привести eе в такое состояние, буквально порвать на куски. В таком виде она находится уже очень долго.
      Деревья здесь были несколько ниже, чем везде, и я вдруг понял, что мы проезжаем через южную часть Корстианского государственного парка. Несколько веков назад на этом месте находилась ферма, а с 1920 года эта территория была объявлена заповедником. Среди деревьев, насколько я видел, не мелькало остатков зданий, но дальше, когда мы проехали по деревянному, залепленному грязью мосту через ручей Нью-Хоуп, мои зоркие глаза разглядели дым от костра, дальше, у излучины реки, индейский вигвам из разноцветных старых одеял.
      Люди, сидевшие у огня, имели темный цвет кожи, но скaзать, индейцы они или нет, было трудно. До Вторжения индейское сообщество размешалось в Ламби Мьюзем или в небольших городках, что основало племя Чероки около Эшвиля.
      — Лэнк?.
      Брат наконец поднял глаза, отвлекшись на мгновение от дороги, и я увидел, что дневная жара, трудная дорога и тяжелая сутана заставили его пропотеть.
      — Почему ты выбрал служение богу?
      Лэнк бросил на меня долгий, испытующий взгляд, будто говоривший: «Могу ли я довериться тебе, могу ли открыто говорить? Ты и вправду мой потерянный и вновь обретенный брат или просто человек, носящий форму господ?» Он на секунду отвел глаза, затем вновь посмотрел на меня:
      — Ну… — Лэнк нервно потрогал белый воротничок священника и слабо улыбнулся: — Лучше уж такой ворот, чем какой-нибудь еще. Тебе повезло, Ати, ты даже сам не знаешь как…
      Память услужливо предоставила еще одно полузабытое воспоминание — Лэнк, заливающийся слезами в день моего отъезда. Закат окрасил небо в красновато-коричневый цвет, горизонт будто разрезал светило пополам, видимая часть солнца чуть затуманена облаками… Этот цвет напомнил мне об остальных красных небесах и мирах, где я побывал.
      Последовавший калейдоскоп событий поверг меня в шоковое состояние: прощание с отцом, матерью, братом, сестрой, Алике, втайне боясь ее слез, желая, чтобы она не плакала, и зная, что этого не избежать; затем пробежка вместе с остальными юными напуганными новобранцами через холодный лес, полный враждебных деревьев-великанов; затем страх перед теткой-сержантом с изуродованным шрамами лицом и холодным блеском в ее голубых глазах.
      Помнится, я тогда думал, был ли когда-либо мужчина, который любил эту жестокую, бесстрашную женщину. Неужели и Алике стала бы такой, пройди она экзамены? На этот вопрос у меня не было ответа.
      На поезде мы добрались до старого аэродрома, где сели на борт разбитого, древнего грузового самолета, второй половины XX века. Летели над густой зеленью лесов, взяв курс на запад, рассматривали невысокие горы, разрушенные города, Миссисипи, распухшую от плывущих по ней бревен, пустыни, исковерканные воронками от взрывов и, казалось, все еще дымящиеся.
      Мегаполис Калифорния выглядел, как громадный игрушечный городок, приплюснутый ногой какого-нибудь гиганта.
      Потом перед нами простиралась Австралия, безликий мир, где царили красно-коричневыe тона. В небе сияло беспощадное солнце, а мы шагали по безжизненному песчаному ландшафту. Не выдерживали многие. Стойкие и выносливые юноши и девушки в изнеможении падали на горячий песок, умоляя отправить их домой. Численность нашего отряда заметно уменьшилась, а сержант со своими помощниками не знала ни жалости, ни сострадания.
      Один из моих новых друзей — новобранец из Англии, который позже погиб вдали от родной планеты, под чужим солнцем и под чужим небом, — прозвал ее «Прекрасная Дама».
      Тогда я был не настолько образован, чтобы понять подоплеку клички. Но наконец пришел день, когда мы привинтили значки солдат, невероятно гордые от этого, и нас погрузили на корабль и отправили, как они это называли, на «закрепление пройденного».
      Безвоздушный Марс полностью подтвердил свою репутацию гиблого места, где легко можно расстаться с жизнью. Я и мои товарищи по оружию, экипированные в вакуумные скафандры незнакомой конструкции, с трудом шли под палящими лучами маленького колючего солнца в мрачном розовом небе, чернеющем к зениту; пробирались через беспощадную красную пустыню, в которой нет и не может быть жизни. Наши ряды поредели еще больше, у меня начались галлюцинации, врывающиеся в мои сны, и без того наполненные кошмарами, тоской по дому, безрадостные, в зелено-голубых тонах.
      Однажды ночью я проснулся весь в слезах и обнаружил, что меня, словно маленького, испуганного ребенка, обнимают руки нашего сержанта. Потом она осторожно вытерла пот с моего лба, и через некоторое время я, успокоенный и убаюканный, провалился в тяжелый сон. Утром я проснулся один. «Прекрасная Дама» зверствовала как прежде, и мне показалось, что ее приход ночью был ничем иным, как сновидением.
      На Марсе я мечтал увидеть зелень, планету, покрытую травой и деревьями, и это желание сделало мои мечты о доме еще болезненнее. Земля — зеленая планета, но Альфа-Центавра А-ГУ еще зеленее, так же приплюснута с полюсов, с такими же высоченными, рвущимися в небо вершинами. Леса там золотые, полные существ, будто пришедших из ночных кошмаров. На этой планете мы закончили подготовку, и наши ряды еще больше поредели.
      Когда все закончилось, нас осталось пятеро из двух дюжин. Сержант поцеловала нас всех, вручила направления и улыбнулась. Мы отправились по своим легионам, на войны, заставившие нас забыть о смертельно выматывавших тренировках. Пока мы не приняли участия в боевых действиях, мы даже толком и не знали значения слов «смертельно трудный»; пока не знали.
      Небо становилось все темнее и темнее, тени удлинялись и сгущались, а Лэнк все вел машину в гору.
      Две невысокие горы, граничащие с Болин Крик, закрывали два отдельно стоящих здания, отчетливо вырисовывавшиеся на горизонте. На вершине горы Болус, лежащей к северу, возвышалось нечто, похожее на мечеть с золотыми куполами, от которых отражались последние лучи заходящего солнца. На вершине же Чепел Хилл стояла знакомая черная конструкция — резиденция местного господина. Что там было еще, я не видел — обзор закрывали деревья.
      Почему-то мне казалось, что мы поедем до улицы Франклина, находившейся справа от резиденции, но проехать оказалось невозможно от засилья молодых деревьев, а дорога была кем-то давным-давно взорвана.
      Лэнк повернул там, где раньше был угол Эстес, и выехал на избитую, покрытую рытвинами дорогу.
      По ней ходили люди, рассматривающие нас с явным любопытством. А может, только меня? Один или два раза мой брат махнул кому-то рукой, и его в ответ тоже приветствовали.
      Когда я еще не поступил в легион, никто не жил в этой низкой, заболоченной местности. Жители Чепел Хилла предпочитали селиться повыше, в горах.
      — А что там внизу?
      Лэнк удивленно взглянул на меня, затем пожал плечами:
      — Поселенцы, Ати. Господин поставил здесь свой дом, и нам пришлось переселиться.
      Слово «поселенцы» наемники-спаги использовали для обозначения любых туземных деревень. Я задал вопрос:
      — Ты живешь у подножия холма?
      Брат отрицательно покачал головой:
      — У меня есть клетушка в монастыре. — Небрежным жестом он указал на мечеть, видневшуюся на горе Болус.
      — Значит, лишь немногие остались… Сколько жителей там?
      — Около пятнадцати сотен.
      Когда я был еще совсем несмышленым, население Чепел Хилл составляло около сотни тысяч.
      Совсем стемнело, и на небе стали появляться звезды. Подъехав близко к поселению, я смог ощутить запах обитаемого человеческого жилища, почти ничем не отличающийся от ароматов, исходивших от других деревень среди звезд.

ГЛАВА 4

      Наступило царство тьмы. Появившиеся звезды несколько оживляли безрадостную картину черного ночного неба, тронутого кое-где густыми облаками.
      Мы ехали по разбитым улицам поселения, уже не обращая внимания ни на рытвины, ни на засохшую грязь. После осенних дождей это место, очевидно, станет по-настоящему прекрасным.
      У подножия Болин Крик были выстроены маленькие темные домики, растущие, казалось, прямо из земли. Кое-где в раскрытых окнах виднелся красно-оранжевый мерцающий свет. Наверно, смотрят телевизор.
      В воздухе носились полчища мошек и комаров.
      Такое засилье кровопийц я видел только через год или два после Вторжения.
      Раньше внизу росли деревья, буйная растительность покрывала болотистую землю у ручья, на другой стороне была проложена вымощенная тропинка, идущая параллельно со старой водосточной трубой.
      Там любили выгуливать собак и срезать путь к торговому центру у подножия холма. В детстве я часто играл с друзьями в лесу, запутываясь в лесной паутине во время сезона «больших пауков», снимая клещей, что десятками впивались в нас.
      Мы все время играли в войну, сражаясь отчаянно, как зеленые береты против хруффов, которые, как мы знали, должны были скоро прибыть, А когда захватчики пришли и завоевали нас, не нашлось ни одного храбреца или умелого воина, который бы мог противостоять им. Нас победили, но тем не менее мы продолжали играть в эти игры. Мальчики и девочки, мечтавшие о том времени, когда сорви-головы, то есть мы, вырастут и одержат победу. Сейчас лесов не было и в помине, вместо них выросли убогие лачуги, а на том Месте, где раньше стояли наши дома со всеми удобствами, высились дремучие заросли.
      Лэнк подъехал к нависающему фасаду одного из домов, отличающемуся от других своими размерами.
      Из его окон лился желтый свет. Из-за скрипа дверей я едва смог различить отдаленный, ритмичный стук генератора.
      Брат произнес:
      — Вот здесь мать и отец решили построить новый дом, Ати. Мы жили на другой стороне холма, где находилась ветеринарная лечебница, вверх по улице Франклина, помнишь?
      Я хорошо помню эту дорогу, огибающую холм, прогулки по ней теплым солнечным днем, ветлечебницу с какофонией собачьего лая, кошачьего визга и специфическим запахом испражнений. По этому поводу ходила одна шутка — на карте города, продававшейся во всех киосках и маленьких магазинчиках, это место было обозначено как госпиталь для ветеранов, выстроенный церковью. Его аббревиатуру «Вет» неправильно интерпретировали. Мы обычно смеялись, подсматривали в окна приемного отделения и говорили о собаках, участвовавших в боях…
      Лэнк подъехал к самому входу и выбрался из машины:
      — Добро пожаловать домой, Ати.
      Я рассматривал темный дом с квадратными окнами, откуда лился свет. Совсем незнакомый, чужой дом. Шагнув на посыпанную гравием дорожку, я напрягся. Удивительно, но чувствовал я себя не в своей тарелке, хотя знал, что родители находятся внутри, ожидая моего прихода. Что смогу сказать им после двадцатилетнего отсутствия, и что они смогут сказать мне?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23