Каньон Холодных Сердец

– Элвис тоже был национальной святыней, – возразила Максин. – Однако нашлись ублюдки, которые вытащили наружу все его нечистые секреты. Я лично читала такие опусы.

– Сами знаете, это в порядке вещей. Так чего же вы боитесь?

– Как чего? Что с Тоддом произойдет то же самое. Люди глотают всю эту чепуху, и в результате – это единственное, что остается у них в памяти. О творчестве своих кумиров они забывают.

Лестер обычно за словом в карман не лез, но тут он не нашелся, что возразить.

– Позвольте мне задать вам один вопрос, Максин, – наконец осторожно произнес он. – Вы уверены, что Руни действительно располагает фактами, которые способны опорочить посмертную репутацию Тодда?

– Да. Уверена. Я полагаю…

– Прошу вас, не продолжайте, – не дал ей договорить Лестер. – Думаю, мне, как и всем, здесь присутствующим, не стоит знать этих фактов. Это намного упростит дело.

– Хорошо.

– Мы все подумаем, что тут можно предпринять, Максин, – пообещал Лестер. – И вы тоже подумайте. Мне понятна ваша тревога. Вы хотите защитить память близкого вам человека. Вопрос состоит в том, как это лучше сделать – затеяв громкий процесс, который привлечет к Руни всеобщее внимание, или послав этого горе-писателя к дьяволу вместе с его книжонкой.

Максин слушала Лестера вполуха, но последние слова адвоката заставили ее встрепенуться. Разумеется, она много раз слышала выражение «послать к дьяволу», но никогда не придавала ему буквального значения. Теперь же она с удивительной отчетливостью представила, как Руни в наказание за свою дурацкую книгу становится пленником Страны дьявола.

– Послать к дьяволу, – повторила она. – Пожалуй, это наиболее разумный выход.

В течение четырех дней Тэмми не видела ни одного человеческого лица, не слышала человеческого голоса; она не выходила из дому и даже не включала телевизор. Джексоны, ее ближайшие соседи, отбыли на уик-энд еще в четверг – до Тэмми доносились крики их детей и хлопанье дверей машины. Теперь было воскресенье. По воскресеньям на улице обычно царила тишина – но сегодня тишина была какой-то особой. Ее не нарушало даже стрекотание газонокосилки. Казалось, мир за стенами дома миссис Лоупер исчез.

Тэмми сидела в потемках; образы и видения, которые преследовали ее так упорно, беспрестанно крутились в голове, подобно грязному белью в стиральной машине. «Значит, вот оно какое, безумие, – думала Тэмми, – оно похоже на серую воду в клочьях мыльной пены и пахнет несвежим бельем». Ей мучительно хотелось прекратить страшную стирку, но вода, плескавшаяся в ее мозгу, становилась все темнее, и когда Тэмми вставала и бродила по комнатам или поднималась по лестнице, то слышала, как мокрые обрывки воспоминаний хлопают прямо у нее над ухом.

Теперь Тэмми знала, как ведут себя сумасшедшие. Сумасшедшие сидят во тьме, прислушиваясь к царящему вокруг безмолвию и всматриваясь в порождаемые их воспаленным сознанием образы. Время от времени сумасшедшие бредут на кухню, открывают холодильник, тупо шарят взглядом по полкам, уставленным протухшими продуктами, а потом захлопывают дверцу, так ничего и не взяв. Иногда сумасшедшие принимаются яростно тереть пол в ванной. А еще они ужасно много спят – по десять, двенадцать, четырнадцать часов подряд, не просыпаясь даже, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Именно такой стала теперь ее жизнь. Тэмми чувствовала, что вскоре сама она превратится в одно из видений собственного кошмара, в еще одну рваную тряпку, которая безостановочно крутится в адской стиральной машине.

В темной, темной воде…

В тишине раздался звонок телефона. Звук был так пронзителен, что Тэмми подпрыгнула на месте, и из глаз у нее брызнули слезы. Господи, вздохнула она про себя, что же с ней творится, если она плачет от телефонного звонка. Однако нелепые слезы лились и лились, и она не могла остановить их.

Тэмми уже давно отключила автоответчик (слишком много было дурацких сообщений, в особенности от журналистов), так что телефон продолжал настойчиво трезвонить. Наконец, чтобы избавиться от несносного шума, женщина вынуждена была взять трубку, хотя ей ни с кем не хотелось разговаривать. Впрочем, разговаривать Тэмми и не собиралась, решив просто приподнять трубку и опустить ее вновь. Но прежде, чем она успела выполнить свое намерение, до нее донесся женский голос, назвавший ее по имени. После секундного замешательства Тэмми неуверенно прижала трубку к уху.

– Тэмми, ты там? – повторял голос на другом конце провода. Тэмми по-прежнему хранила молчание. – Я же слышу, как ты дышишь в трубку, – не унималась настырная женщина. – Скажите, пожалуйста, это дом Тэмми Лоупер, или я ошиблась номером?

– Ошиблись, – буркнула Тэмми и, пораженная звуком собственного голоса, торопливо бросила трубку.

Через несколько секунд телефон зазвонит вновь – в этом Тэмми не сомневалась. Она узнала говорившую. Это была Максин Фрайзель, а Максин не привыкла легко сдаваться.

Тэмми не сводила с телефона глаз, словно пытаясь взглядом лишить проклятую дребезжалку голоса. Поначалу ей показалось, что она в этом преуспела. Но тут звонок раздался вновь.

– Убирайся, – пробормотала Тэмми, не снимая трубки. Голос ее напоминал шуршание промываемого в решете гравия.

Телефон продолжал звонить.

– Пожалуйста, оставь меня в покое, – упрашивала Тэмми.

Прикрыв глаза, женщина попыталась расставить по порядку слова, которые придется сказать, если она все-таки отважится взять трубку. Однако в голове царил полный сумбур. В таком состоянии лучше и не пытаться разговаривать. Иначе Максин догадается о жуткой стиральной машине, в которой кружатся обрывки воспоминаний. О темной воде, которая поднимается все выше, угрожая затопить душу Тэмми.

Надо просто немного подождать. Не будет же телефон надрываться вечно. Может быть, он позвонит всего только пять раз… Или четыре… Или три…

В последнюю секунду инстинкт самосохранения, укоренившийся в самых глубинах ее существа, заставил Тэмми взять трубку.

– Привет, – сказала она.

– Тэмми? Это ты, Тэмми?

– Да, это я. Здравствуй, Максин.

– Слава богу. У тебя какой-то странный голос, Тэмми. Ты что, больна?

– Я только что перенесла грипп. Очень тяжелый. И еще не совсем оправилась.

– Я тебе звонила пару минут назад. Кто-то поднял трубку, помолчал и опустил. Это ведь была ты?

– Да. Извини, Максин. Я только что проснулась и плохо соображала. Дело в том, что я правда чувствую себя не лучшим образом и…

– То, что ты себя хреново чувствуешь, я поняла по голосу, – заявила Максин своим обычным непререкаемым тоном. – Тем не менее, Тэмми, мне необходимо срочно с тобой поговорить.

– Только не сегодня. Я не в состоянии, Максин. Честное слово, я еле языком ворочаю.

– Но этот разговор нельзя откладывать, Тэмми. Прошу тебя, соберись с силами и выслушай меня. Ведь ты же не оглохла от гриппа, правда?

Губы Тэмми тронула легкая улыбка – первая улыбка за много дней. Максин все та же – тактична и вежлива, как кузнечный молот.

– Хорошо, – вздохнула Тэмми. – Я слушаю.

К немалому ее удивлению, беседа по телефону оказалась не таким уж тяжким испытанием. Впрочем, для миссис Лоупер в ее нынешнем состоянии Максин оказалась самой что ни на есть подходящей собеседницей. Тэмми и в самом деле пришлось только слушать непрерывный поток ее слов, изредка вставляя односложные реплики.

– Ты помнишь этого паршивца, Руни?

– Смутно.

– Судя по твоему неуверенному тону, ты имела счастье его забыть. Он полицейский детектив. Это с ним мы говорили, когда явились в полицию. Вспомнила теперь? Круглая морда, лысый как колено. И от него еще ужасно разило одеколоном.

Именно воспоминание о приторно-сладком запахе одеколона вызвало в сознании Тэмми образ дотошного детектива.

– Теперь вспомнила, – сообщила она.

– На днях он мне звонил. Тебя он не беспокоил?

– Нет.

– Сукин сын.

– Чем он провинился?

– Тем, что опять взбудоражил мне все нервы как раз в тот момент, когда я начала немного приходить в себя.

В голосе Максин послышалась искренняя досада. Изумленная Тэмми узнала отголосок того безумия, что терзало ее днем и ночью, во сне и наяву. Неужели у нее есть нечто общее с этой женщиной, к которой она в течение многих лет питала лишь ненависть, приправленную толикой зависти? В это верилось с трудом.

– И что же хотел от тебя этот сукин сын? – с удивлением услышала Тэмми собственный голос. Еще одна неожиданность: без всякого усилия ей удалось не только произнести довольно длинную фразу, но и расположить слова в нужном порядке.

– Сказал, что пишет книгу. О том, что с нами случилось. Представляешь, какая наглость…

– Про книгу я знаю, – перебила Тэмми.

– Знаешь? Так он все же с тобой разговаривал?

– Нет. Со мной разговаривал Джерри Брамс. Он и рассказал мне о намерениях этого… детектива.

Разговор с Джерри казался Тэмми таким далеким, словно произошел несколько месяцев назад.

– Хорошо, значит, мне не придется долго объяснять, – сказала Максин. – Перехожу сразу к делу. Я наняла целую банду адвокатов, чтобы выяснить, имеет ли этот гад право использовать наши показания для своей долбаной писанины. И представь себе, адвокаты в один голос утверждают, что имеет. Он может написать о каждом из нас все, что в его дурную голову взбредет. Закон ему в этом не препятствует. Конечно, мы можем возбудить против паршивца судебное преследование, но это…

– Создаст вокруг него шум и послужит рекламой его книге, – подсказала Тэмми.

– Именно так считает мой адвокат, Пельтцер. Он утверждает, нам лучше сидеть и не рыпаться. Переждать, пока книгу прочтут и благополучно забудут.

– Скорее всего, он прав. Но, как бы то ни было, я не собираюсь помогать этому Руни, или как его там.

– Никто из нас не собирается. Но, боюсь, засранец прекрасно обойдется и без нашей помощи. Материала у него достаточно.

– Да, конечно, – протянула Тэмми. – Но, говоря откровенно…

– Тебе на это ровным счетом наплевать.

– Ты угадала.

Обе собеседницы смолкли. Разговор, похоже, исчерпал себя. Наконец Максин произнесла тихим и нарочито равнодушным голосом:

– Послушай, Тэмми, а у тебя никогда не возникает желания вернуться назад, в каньон?

В трубке вновь повисло молчание.

– Это желание меня совсем истерзало, – неожиданно для себя самой выпалила Тэмми.

То был не просто откровенный ответ – Тэмми казалось, что она призналась в тайном грехе, постыдном и тяжком. Но солгать она не могла: она постоянно ощущала, как это запретное желание шевелится в глубинах ее взбудораженного сознания.

– Я тоже часто думаю о каньоне. Об этом жутком доме и о том, что мы там видели, – призналась Максин. – Понимаю, что это нелепо. После всех тех кошмаров, которых мы там натерпелись…

– Да… это нелепо.

– Но я ничего не могу с собой поделать…

– Меня все время томит какое-то странное чувство… Пожалуй, его можно назвать ощущением незавершенности.

– Да. Именно так, ощущение незавершенности, – с радостью подхватила Максин. – И почему только я не позвонила тебе раньше, Тэмми? Я знала, ты сразу меня поймешь. Мне тоже кажется, я оставила там незаконченное дело. Некое важное дело.

Тэмми внезапно открылась истинная суть их разговора. Значит, не одна она переживает тяжелые времена. Максин тоже страдает – Максин, которую Тэмми всегда считала железной женщиной. Деловой, самоуверенной и непробиваемой. В том, что Максин разделяла ее чувства, было нечто весьма утешительное.

– Дело в том, что я не хочу отправляться туда одна, – продолжала Максин.

– Но я не уверена, что готова вернуться.

– Я тоже. Зато я уверена в другом – чем дольше мы будем оттягивать поездку, тем сильнее будем себя изводить. А нам и так приходится нелегко, правда?

– Правда, – выдохнула Тэмми, позволив наконец своему отчаянию выплеснуться наружу. – Нелегко – это слишком мягко сказано. Я живу в состоянии постоянного кошмара, Максин. Порой мне кажется… Впрочем, словами этого не опишешь.

– То же происходит и со мной, – поняла ее без слов Максин. – Я по четыре раза в неделю таскаюсь к психотерапевту, слушаю его болтовню, чуть ли не каждый вечер напиваюсь вдрызг – и все без толку.

– А я никого не могу видеть. Целыми днями сижу в четырех стенах.

– И помогает? – с интересом осведомилась Максин.

– Нет. Ничуть не помогает.

– Значит, мы с тобой – товарищи по несчастью. Спрашивается, что делать? Я понимаю, Тэмми, у нас с тобой мало общего. Спору нет, иногда я бываю законченной стервой. Знаешь, когда я увидела эту проклятую Катю во всей красе, то поняла, что со временем могу стать точно такой же. Честное слово, я содрогнулась. Черт возьми, подумала я, вот мой живой портрет.

– Это неправда. Ты ведь защищала его. Мы обе пытались его защитить.

– Верно, пытались. Только вот толку от наших попыток оказалось мало. Знаешь, я все время думаю: удалось ли нам сделать все возможное? Или мы сбежали, бросив его?

Тэмми испустила приглушенный стон.

– Ты имеешь в виду, что… – дрожащим голосом произнесла она.

– Называй вещи своими именами, Тэмми. Ты ведь отлично знаешь, что я имею в виду.

– Что Тодд все еще там, в каньоне? Что он жив?

– Господи, я сама не знаю. Одно могу сказать: у меня никак не получается выбросить его из головы. – Тут Максин глубоко вздохнула и выпалила то, что давно вертелось у нее на языке: – Возможно, я окончательно свихнулась. Но мне кажется, ему нужна наша помощь. Он ждет нас.

– Не говори так, прошу.

– Может, не нас обеих, – продолжала Максин. – Может, только тебя, Тэмми. Он ведь очень привязался к тебе. Ты сама это знаешь.

– Если при помощи этой нехитрой уловки ты рассчитываешь уломать меня вернуться в каньон, говорю сразу – этот номер не пройдет.

– Значит, ты со мной не поедешь?

– Этого я не сказала.

– Милая, тебе стоит решить, чего ты на самом деле хочешь. – В голосе Максин послышалось легкое раздражение. – Ты едешь со мной или нет?

Внезапно Тэмми ощутила страшную усталость. За несколько недель она ни с кем словом не обмолвилась, и этот разговор, хотя и благотворный, порядком изнурил ее.

В самом деле, хочет ли она вернуться в каньон? На этот простой вопрос невозможно было дать простой ответ. Не кривя душой, Тэмми могла признать, что нет на земле места, где бы ей хотелось оказаться меньше, чем в этом полном кошмаров ущелье. Когда они с Максин и Джерри вырвались оттуда, она была на седьмом небе от счастья; ей казалось, она чудом вырвалась из лап погибели. Почему же, господи помилуй, ее вновь тянет туда, где на каждом шагу подстерегает смертельная опасность?

Впрочем, она же сама сказала: ее томило чувство незавершенности. Ощущение того, что она не закончила какое-то очень важное дело. И в таком случае самый разумный выход – вернуться и завершить начатое. В течение долгих дней Тэмми тщетно заглушала в себе это чувство, гнала его прочь, внушала себе, что о каньоне Холодных Сердец следует забыть раз и навсегда. Звонок Максин положил конец этому тягостному самообману. Наверное, они обе помогли друг другу – подчас постороннему человеку легче открыть то, в чем боишься признаться себе самой.

– Хорошо, – наконец произнесла Тэмми.

– Что хорошо?

– Я поеду с тобой.

Максин испустила неприкрытый вздох облегчения.

– Слава богу. Я так боялась, что ты откажешься и мне придется тащиться туда одной.

– И когда же мы отправимся?

– Завтра, если ты не возражаешь, – предложила Максин. – Зачем тянуть? Приезжай завтра в мой офис. Оттуда и двинем в каньон.

– А ты не хочешь позвать Джерри?

– Это невозможно.

– Он умер?

– Нет, уехал. Вдруг продал квартиру и сорвался с места. Заявил, что жизнь слишком коротка и надо использовать каждое ее мгновение.

– Значит, нас будет двое.

– Поедем мы вдвоем. А вот сколько нас будет, не знаю. Неизвестно, кого мы там найдем.

Глава 7

В течение последовавших за разговором двенадцати часов решимость Тэмми значительно ослабла; несколько раз ей даже хотелось позвонить Максин и сказать, что она не может поехать. И все же, в конце концов, Тэмми не дала малодушию одержать над собой верх и прибыла в офис мисс Фрайзель за двадцать минут до назначенного времени. В результате она застала хозяйку в совершенно ужасном виде. Странно было видеть, что волосы Максин, обычно безупречно причесанные, пребывают в полном беспорядке, а лицо еще не тронуто косметикой.

Тэмми заметила также, что Максин похудела. Поездка в каньон стоила ей фунтов пятнадцать живого веса. Впрочем, сама Тэмми сбросила не меньше. Как говорится, нет худа без добра.

– Выглядишь ты совсем не так плохо, как можно было вообразить по твоему умирающему голосу, – бодро заявила Максин. – Когда я впервые услышала тебя в трубке, то подумала, что ты одной ногой стоишь в могиле.

– Иногда мне кажется, что это и вправду так.

– И как же ты довела себя до этого?

– Я целыми днями сидела дома. Никуда не выходила. Ни с кем не разговаривала. А ты можешь разговаривать с людьми?

– Пытаюсь. Но люди слишком любопытны. Сразу сводят разговор на наши приключения. Несколько человек, которых я считала своими друзьями, доказали, что им на меня ровным счетом наплевать. И на Тодда тоже. Говоришь с человеком, думаешь, он сочувствует тебе, жалеет Тодда, горюет о его смерти, – и вдруг он задает какой-нибудь идиотский вопрос. Например: «А крови много было? Наверное, везде лужи стояли?» Или что-нибудь в этом роде.

– Возможно, я поступила разумно, запершись в четырех стенах.

– Зато я расширила свои познания о человеческой природе. Выяснила, что люди обожают трепаться о смерти. О чужой смерти.

Пока они болтали, Тэмми оглядела офис Максин. Он был выдержан в темных, мрачноватых тонах: антикварная европейская мебель, тяжелые персидские ковры – и начисто лишен каких-либо женственных примет. На стенах красовались фотографии Максин в компании знаменитостей и сильных мира сего. Вот Максин с Тоддом на презентации очередного фильма с его участием, вот Максин с Клинтоном и Гором на благотворительном вечере Демократической партии (шевелюра президента еще не утратила цвет, а сам он – репутацию примерного семьянина). Бесчисленное количество фото изображали Максин в обществе кинозвезд первой величины; впрочем, с тех пор как были сделаны эти снимки, некоторые из них успели скатиться с небосвода. Тут были и Круз, и Ван Дамм, и Костнер, и Деми Мур, и Майкл Дуглас (почему-то имевший чрезвычайно угрюмый и недовольный вид), Мел Гибсон, Анжелика Хьюстон, Дензел Вашингтон и Бетт Мидлер. В шкафу, в изящных серебряных рамочках, помещались фотографии, которыми Максин явно дорожила больше, чем всеми прочими. Одна из них особенно заинтересовала Тэмми – на ней Тодд стоял рядом с очень старой и очень печальной женщиной, которая картинно курила сигарету.

– Это ведь Бетт Дейвис? – уточнила Тэмми.

– Да. Фотография сделана за пять месяцев до ее смерти. Мой первый босс, Лео Вассерман, был ее менеджером.

– Может, сейчас она тоже там, в каньоне?

– Не думаю. У Бетт был свой круг общения. Как и у всех звезд такой величины. Очень замкнутый круг, надо сказать. Что же касается гостей Кати, то, как я полагаю, почти все они увлекались оккультизмом. Я, например, точно знаю, что Валентино очень интересовался черной магией и тому подобными вещами. Это-то и привело их в ее дом. Уверена, прежде чем отвести их в колдовскую комнату, Катя устраивала каждому нечто вроде проверки. Например, гадание на картах Таро. И решала, кто достоин войти в комнату, а у кого кишка тонка.

– Разумно.

– О, она была на редкость умна. От нее никто не мог ускользнуть. Подумать только, в таком городе, как Лос-Анджелес, в городе, где полным-полно своих грез и иллюзий, она устроила собственную Страну Чудес. И одному Богу известно, скольких ей удалось заманить туда.

– По-моему, Максин, ты ею восхищаешься.

– Ничего не могу с собой поделать. Такие люди, как Катя, и правда неотразимы. Она нарушала все заповеди – и ничуть об этом не сожалела. Она знала, что обладает сокровищем. Комната, которую она скрывала в своем доме, делала людей сильнее, сексуальнее, красивее. Неудивительно, что они так хотели вернуться туда вновь.

– Но в конце концов эта комната обрекала на безумие всех, кто туда однажды попал. Даже тех, кто не сомневался в надежности собственного рассудка.

– Думаю, что на каждого человека комната воздействовала по-разному. Возьмем, к примеру, хоть нас с тобой. Нас туда тянет, хотя нам обеим эта комната не принесла ни малейшей пользы.

– Знаешь, все эти дни я не сомневалась, что кончу свои дни в психушке.

– Напрасно ты не позвонила мне. Славно бы поболтали. Сравнили бы ощущения.

– Мне казалось, что мысли мои бродят по кругу. По замкнутому кругу. То, чем я жила раньше, потеряло всякий смысл. Иногда мне ужасно хотелось покончить с собой.

– Я не люблю подобных разговоров, – перебила Максин. – Нечего копаться в своей душе и возиться с собственными переживаниями. Главное – ты осталась жива. И я тоже. И у нас есть одно чрезвычайно важное дело.

– А если мы ничего не найдем там? Ничего и никого?

– Значит, вернемся домой и будем жить, как жили. Забудем о каньоне Холодных Сердец. Забудем обо всем, что там видели.

– Боюсь, мне это вряд ли удастся.

– Честно говоря, я тоже этого опасаюсь.

День выдался на редкость жаркий. Уже к полудню температура в долине, побив многолетние рекорды, поднялась до сорока градусов, и можно было ожидать, что через несколько часов пекло еще усилится. Десятая скоростная автострада была забита машинами на протяжении нескольких миль; люди стремились прочь из раскаленного города, в аквапарк, который казался вожделенным, но недостижимым раем.

В тот же день произошло событие, ставшее жутким зеркальным отражением пожара в студии «Уорнер Бразерс». Вспыхнул склад в Бербанке, переделанный в мини-студию для съемки сериалов категории X. К тому времени, как пожарные машины, пробившись сквозь пробки, прибыли на место происшествия, пять человек погибли. Оператор, исполнители трех главных ролей и ошивавшаяся в студии поклонница одного из актеров сгорели заживо. Ветра почти не было, и тошнотворный запах обгорелой плоти и силикона висел над пожарищем несколько часов.

Хотя этот страшный смрад и не проник в ущелье, воздух там был пропитан чудовищной смесью ароматов. Казалось, за недели, прошедшие с тех пор, как каньон внезапно обрел дурную славу, он превратился в хранилище отвратительных запахов. Начавшийся здесь процесс гниения словно притягивал зловоние, что царило в изнывающем от зноя городе. Сюда проникал не только удушающий смог, но и запах никем не обнаруженных трупов, разлагающихся в одиноких квартирах и запертых гаражах, запах гниющих венков и цветов, собранных с могил на Мемориальном кладбище Голливуда и сваленных в кучу; смрад висел в воздухе как проклятие, и от него бессильно поникали ветви деревьев.

– Как здесь тихо, – сказала Тэмми, когда они с Максин выбрались из машины напротив дома, некогда бывшего «дворцом мечты» Кати Люпи.

В саду раздавались голоса птиц, однако в их трелях не слышалось ни радости, ни оживления. Птицы, устроившись в тени густых ветвей, сидели недвижно. Исключение составляли только соколы, которые с широко распростертыми крыльями парили над каньоном в волнах горячего воздуха, и вороны, с шумом носившиеся друг за другом над высокими стенами вокруг дома.

Сам «дворец мечты» пребывал в ужасающем состоянии. Погром, учиненный призраками в подвале, положил начало разрушению всего здания. Разноцветная марокканская плитка, которой был выложен некогда великолепный фасад, не только потрескалась, но и осыпалась во многих местах, обнажив серые стены. Исполинская дверь, напоминавшая Тэмми фильмы Эррола Флинна, раскололась на три части. Металлический засов, такой же массивный и «средневековый», как и сама дверь, исчез. Как видно, на него позарился какой-то пройдоха, вооруженный электрической пилой. Похититель посягал и на старинные железные петли, однако справиться с ними оказалось труднее.

Тэмми и Максин с трудом продрались сквозь заросли сада. Башня, куда они направились первым делом, пострадала меньше всего. Своды ее по-прежнему покрывали изображения знаменитостей прошлых лет, которые сверху пристально глядели на вошедших. Однако штукатурка во многих местах потрескалась, и целые фрагменты изображений отвалились, так что свод напоминал незавершенную мозаичную картину. Отвалившиеся куски штукатурки, на которых можно было различить плечо Мэри Пикфорд или кривую усмешку Лона Чейни, валялись под ногами.

– Интересно, это все натворило землетрясение? – спросила Максин, оглядываясь по сторонам. В некоторых местах крыша была проломлена, и сквозь нее проглядывало ярко-голубое калифорнийское небо.

– Вряд ли, – возразила Тэмми. – Этот дом стоял здесь много лет и выдержал десятки землетрясений. С чего бы ему разрушиться из-за какого-то жалкого толчка силой всего в шесть и девять десятых балла?

– Да, это странно, – согласилась Максин.

– Скорее, виной всему призраки. Их буйство, – предположила Тэмми.

– Но как им удалось забраться на такую высоту? – указала на свод Максин.

– Я не сомневаюсь, что они способны забраться, куда им угодно. Особенно в ярости.

Когда отважные исследовательницы вошли в кухню, правота слов Тэмми стала очевидной. Призраки перевернули здесь все вверх дном: полки были сорваны со стен, ящики вывернуты и разломаны, ножи и вилки валялись на полу вместе с осколками разбитых тарелок. По всей видимости, призраки в исступлении лупили по стенам железными сковородками, переколотив почти все кафельные плитки. Они вытащили продукты из холодильника и морозилки, и теперь гниющие фрукты соседствовали на грязном полу с тухлыми отбивными, лужами пива и скисшего молока. Все, что можно было разбить, разломать или разорвать, не избежало этой печальной участи. Даже краны были сорваны, и вода, переполнив засорившуюся раковину, текла на пол.

Но все это были лишь мелкие неприятности. Как видно, мертвецы задались целью разрушить весь дом до основания и благодаря своей сверхъестественной силе успели причинить ему серьезный ущерб. В потолке зияли дыры, обнажавшие перекрытия, причем некоторые мощные балки совместными усилиями призрачной бригады были сдвинуты с места и торчали из стен, точно переломанные кости великана.

Тэмми, пробираясь между кучами гниющих продуктов и битой посуды, дошла по мокрому полу до второй двери и открыла ее. Поток грязной воды вместе с ней вырвался в коридор, в котором умер Тодд. Здесь было намного темнее, чем в кухне. Тэмми пошарила по стене в поисках выключателя. Как ни странно, выключатель был цел, но свет, вспыхнув на мгновение, замигал и снова погас. Потом раздался какой-то щелчок, и одна из люстр испустила целый сноп искр. Тэмми решила больше не трогать выключатель: иметь дело с испорченной проводкой поблизости от воды было слишком опасно. Она предпочла двигаться в темноте.

Собственно говоря, ее привело сюда желание еще раз взглянуть на место, где лежал умирающий Тодд. Удивительно, но с момента его смерти все здесь сохранилось в неприкосновенности. Вода, сочившаяся из-под дверей, еще не добралась до середины коридора, и на полу по-прежнему темнели пятна засохшей крови. На том месте, где лежало тело, тоже виднелись какие-то пятна, но Тэмми не хотела задумываться об их происхождении.

В дальнем конце коридора просматривались задняя дверь и порог, из-под которого она с таким трудом извлекла магические иконки. Пальцы Тэмми затряслись, по позвоночнику побежали мурашки, когда она вспомнила те ужасные мгновения: призраки, в напряженном молчании наблюдавшие за ее работой, доносившийся из кухни шум смертельной схватки между Тоддом и Катей. Сердце сжалось при мысли о том, что, оказавшись втянутой в рискованную игру, Тэмми была на волосок от проигрыша.

Под каблуком женщины раздался треск, и, глянув вниз, она обнаружила, что наступила на одну из иконок. Нагнувшись, Тэмми подняла некогда могущественный предмет. Иконка полностью утратила свою магическую силу, и Тэмми сунула ее в карман – небрежно, словно пустячный сувенир. В это мгновение взгляд ее упал за окно, и она увидела мертвое тело, лежавшее в саду в тени деревьев.

– Максин! – испуганно крикнула Тэмми.

– Иду, – отозвалась Максин.

– Будь осторожна. Не трогай выключатель.

Услышав, как Максин шлепает по мокрому полу кухни, Тэмми направилась к задней двери и переступила через порог. Растения в саду испускали едкий, удушливый аромат. Тэмми вспомнила темные болотистые дебри, где она едва не лишилась жизни в ту ночь, когда впервые проникла в злосчастный каньон. Похоже, болото подползало все ближе к дому. Стены поросли губчатыми грибами, а плитки, которыми была выложена садовая дорожка, покрывал склизкий зеленый мох.

– Что случилось? – раздался голос Максин.

– Погляди.

Тэмми указала на труп, уткнувшийся лицом в землю, точнее, в целую плантацию грибов. Она даже подумала, что покойный хотел утолить ими голод и умер с полным ртом, мгновенно отравленный их смертоносным ядом.

– Давай перевернем его, – предложила Тэмми.

– У меня нет ни малейшего желания к нему приближаться, – покачала головой Максин.

Неустрашимая Тэмми опустилась на корточки около мертвого тела и решительно подсунула под него руки. Труп оказался ледяным. Она немного приподняла его, пытаясь рассмотреть лицо мертвеца. Но для этого надо было перевернуть труп. Поднатужившись, Тэмми перевалила его на бок. Из складок подгнившей кожи потоками хлынули какие-то белые личинки, а тело мертвеца тяжело шлепнулось на спину.

Тэмми с удивлением увидела, что это не только не мужчина, но, строго говоря, вообще не человек. Существ, подобных тому, что лежало перед ней, Зеффер называл отродьями.