Дрей Прескот (№3) - Воин Скорпиона

Всюду поднимались высокие тонкие башни-колонны, похожие на тюльпаны. На их вершинах располагались укрепленные наблюдательные пункты с островерхими крышами. Луковицы, купола, шпили изобиловали повсюду, но плоских крыш я не встретил ни разу. Никаких навесов с позолоченными верхушками столбов и тентами, какие встречались повсеместно в городах, где мне довелось побывать. Одним словом, ничего, что способно послужить насестом.

— Танцовщицы в «Шлин-ферэо» удивительно хороши, — заметил Хуан. Я отлично понимал, что он ещё не раскусил меня и не знает, как со мной обращаться. Но даже если бы его мнение меня волновало, я все равно не потрудился бы его просветить.

— Спасибо, Хуан. Но сегодня я не в настроении любоваться танцовщицами, как бы они ни были красивы.

В свете луны роскошные волосы Хуана, густые и вьющиеся, отливали необыкновенным цветом. Это был добродушный молодой парень, изумительно дружелюбный, несмотря на свое воспитание. Право же, сезон-другой с Хэпом Лодером и моими кланнерами Фельшраунга в Великих Прериях Сегестеса пошел бы ему на пользу.

Именно он рассказал мне историю этого города — настоящего живого анахронизма, пережитка цивилизации в диком краю варварства. Когда империя, выкованная Вальфаргом, пала из-за внутрисемейных распрей лахвийских правителей, города восточного Турисмонда стали оплотом культуры и как могли сопротивлялись захватчикам-варварам, ползущим из-за северных отрогов Стратемска. Некоторые из этих городов были разграблены и покинуты, и сейчас среди их руин обитали лишь лимы, степные волки и рисслаки. Другие существовали по-прежнему, но ныне их заселяли варвары — зверолюди и полулюди. И все же уцелели города, которые сохранили лахвийскую культуру и цивилизацию. Они развивались дальше, каждый своим путем, как острова света среди тьмы.

Но и они почти утратили память о прежнем Лахе.

Только легенды и сказки, да искаженная временем история, а иногда путешественник-авантюрист, обеспечивали хоть какую-нибудь связь с их древней родиной.

Рискну предположить: Вэллия и Пандахем — молодые державы, жадные, энергично расширяющиеся, утверждающие свою власть на восточном побережье, — найдут, что эта страна — отнюдь не легкая добыча, а их проникновения не станет лишь делом меновой торговли и меча.

Хуан, надо отдать ему должное, как мог пытался развеселить меня и вывести из моей непроглядной депрессии.

— Если тебе не по вкусу танцовщицы, пойдем со мной в стойло нактриксов. Мне надо купить новых скакунов, — он оборвал себя и закашлялся. Я слишком хорошо знал, зачем они ему понадобились.

— Спасибо, Хуан… но…

Он остановил меня, подняв руку. Его телохранители замерли позади нас в тени.

Повседневная жизнь была для лахвийцев Хикландуна настоящей драгоценностью. Они научились ценить её в постоянной борьбе с волнами варварства, которые, подобно морю о причал, бились о древние стены их цивилизации. Одежды, которые мы сейчас носили — старые, но сшитые из отлично сотканной ткани и благодаря бережному хранению до сих пор не потерявшие вида, — являлись частью этой традиции. Сейчас Лах утратил свои позиции. Даже пожелай эти люди оставить свои родные дома и очаги и вернуться на родину предков — путь через Враждебные Территории, занятые зверями и варварами, был им заказан. Поэтому я не проявлял в отношении Хуанчика той суровости, какую мог выказать имея дело с кем-то другим. В то время в моей черепной коробке оставалось очень немного места для каких-либо мыслей, кроме гнетущих страхов, а когда они исчезли — мучительных воспоминаний о Делии из Дельфонда.

— Тогда, — предложил с юношеской настойчивостью Хуан, — пойдем посмотрим, что за корхов пытается мне всучить этот мошенник Нат.

При его последних словах я вскинулся, но миг спустя чувство реальности возобладало. «Нат» — весьма распространенное имя на Крегене. На тот период моего пребывания на Крегене я уже познакомился с Натом-вором из Зенники и моим старым товарищем по веслу, Натом из Санурказза. И в будущем мне наверняка предстояло встретить множество их тезок.

Этот Нат оказался толстым, но веселым малым с курносым носом и прозрачными глазами. Голову толстяка украшало подобие тюрбана, намотанного кое-как и сдвинутого на одно ухо, а в мочке качалось похожее на пагоду сооружение, по сравнению с которым любая нормальная серьга показалась бы крошечной. Его новая, с иголочки одежда была расшита на лахвийский манер изображениями змееподобных рисслак и деревьев, увитых лунными цветами. А вот туфли его — простые, тупоносые, напоминающие банки из-под селедок — вызвали у меня разочарование. С подобным нарядом на мой взгляд полагалось носить какие-нибудь щегольские шлепанцы с необыкновенно длинными и загнутыми кверху носками.

— Лахал, Дрей Прескот, — поздоровался он по завершении того, что сходило тут за паппату — мне не требовалось драться с ним или принимать у него ови, как водится в иных, не менее цивилизованных, странах.

Затем Нат снова взгромоздил свои колышущиеся телеса на кучу из покрывал, подушек, одежд и летных шелков. Хуан уже изучал корхов, надежно прикованных за крыло и за ногу к насесту под сводчатой крышей корходрома.

— Одна пара мне приглянулась, Нат, — заявил он, нисколько не пытаясь торговаться.

Нат и Хуан заговорили о ценах, а я подошел рассмотреть поближе этих летучих тварей, родственники которых угрожали нам во время перелета через Стратемск.

Корх больше похож на птицу, чем импитер, хотя будет помельче размерами и не отличается такой свирепостью. Вообще, я считаю, что на Крегене есть только два летучих зверя лучше импитера. Корх способен нести одного, может быть, двух пассажиров, но широкая грудь и огромные крылья делают этих тварей выносливыми летунами. Ноги у них короткие и сильные, и породы различаются степенью их оперенности. Сейчас корхи переваливались с боку на бок и чуть склоняли головы, покрытые короткими плотно прилегающими перьями, поглядывая на меня то одним глазом, то другим. Глаза у них были большие и круглые. Оперение переливалось всеми цветами радуги, и пятна складывались в рисунок, придававший могучим телам этих созданий изрядную красоту. По сравнению с черными как уголь клыкастыми и шипохвостыми импитерами корхи и впрямь выглядели просто прекрасными.

Я задал торговцу вопрос, который считал вполне закономерным. Нат рассмеялся так, что затряслись все его подбородки и объемистый живот.

— Великие духи, ну конечно нет! Мы никак не можем оставить наших прекрасных корхов снаружи! Ведь варвары сразу налетят и убьют их, да ещё и задаром получат насест. Мы в Хикландуне всячески затрудняем летунам посадку.

— Я заметил.

Корходром венчал собой высокое здание, стоящее на том же холме, что и наша вилла. Я подумал о постепенно поправляющемся Сеге и о Тельде, которая бдительно несла ночную вахту у постели больного — по крайней мере, она была в этом искренне убеждена. Хорошие все-таки у меня товарищи. Тем временем Хуан расплатился, Нат-корховод прохрипел, позванивая новенькими золотыми монетами в кошельке: «Рембери, Дрей Прескот!», и я был готов пойти спать.

Едва мы покинули здание, Хуан остановил меня. Лицо его застыло в напряжении. Мы стояли на верхней площадке длинного лестничного пандуса, спускавшегося к улице — каждая секция из двадцати ступеней, с отдельной боковой стеной, прорезанной бойницами. Белый потрескавшийся камень мерцал в лунном свете розовым и пурпурным, ибо следом за девой-с-множеством-улыбок в небе уже следовали, кружась в неспешном танце, близнецы. Посмотрев вниз, я увидел отряд вооруженных людей, которые подымались к нам. Неожиданно Хуан тихо рассмеялся, и я заметил, что его телохранители поспешно убрали свои большие луки.

Два отряда встретились.

— Поздно гуляешь, Хуан.

Хуан пал ниц.

— Да, ваше величество, — сказал он, поднимаясь.

В Зеникке высокопоставленных особ приветствовали так же. Мне этот обычай никогда не нравился, поэтому я, как и раньше, ограничился поклоном. Царица Хикландуна Лила пристально смотрела в мою сторону, приглядываясь ко мне в смутном розовом свете лун.

— Похоже, я проткнула одной стрелой двух импитеров. Я собралась приобрести у этого толстяка Ната корхов — и вот имею удовольствие встретиться с тобой, Дрей Прескот. Я намечала более торжественную встречу. Боюсь, я недостаточно отблагодарила тебя за спасение злополучной шкуры моего глупого племянника.

Вынужденный выслушивать всю эту вежливую чепуху, обычный морской офицер и боец как правило чувствует себя не в своей тарелке. Я всего лишь снова поклонился и сказал:

— Пустяки, заверяю вас.

Не знаю, долго ли ещё продолжался бы этот бессодержательный разговор. Эта царица Лила отличалась очень высоким ростом — её темные глаза находились на одном уровне с моими карими. А рыжие волосы были уложены высокой башней, блистающей самоцветами и нитками жемчуга. Синее платье, густо расшитое бисером и жесткое от золотой и серебряной канители, не давало даже намека на очертания её фигуры. Но на лице с гладкой, ослепительно белой кожей выделялись густо подведенные глаза и яркие губы, очерченные, как лук Купидона. За все время нашего разговора она не отрывала от меня пристального взгляда и я в какой-то мере воспринял окружающую её ауру силы и величия, которую безусловно должны были ощущать окружающие. Лицо царицы, белизну которого не могло нарушить даже розовое сияние крегенских лун, словно излучало гипнотическую силу. Это впечатление усиливали тени под скулами, приподнятые к вискам брови и треугольный выступ рыжих волос над лбом. У меня на родине, в Англии, он считается приметой, предвещающей раннее вдовство…

Тут в разговор вступил стоявший рядом с царицей элегантный мужчина в темно-зеленой одежде — темно-зеленой! — с сильным бородатым лицом и выразительными руками. Ухоженные пальцы были унизаны многочисленными перстнями. Несколько дней назад по его указанию отрядили группу разведчиков. Им поручили найти лагерь племени, летучий отряд которого нанес столь сокрушительный удар армии Хикландуна и похитил Делию. Но от этих разведчиков не поступило пока никаких известий.

— Через день-два они должны вернуться, — заверил человек в зеленом. Я вспомнил: это был некий Орпус, советник, пользующийся большим доверием царицы. — И тогда станет ясно, что делать дальше.

— Нисколько не сомневаюсь, что их наняли эти расты из Черсонана. Но скоро наши планы будут готовы, и тогда…

Царица не закончила фразы. А я только-только навострил уши: разговор выходил за рамки светской болтовни и начинал касаться вещей, небезынтересных для меня. Черсонан был весьма могущественным городом-государством, владения которого граничили с Хикландуном. Как и следовало ожидать, между ними происходили постоянные трения. Но, прежде чем Орпус успел сказать ещё что-либо важное, в ушах у нас засвистел град стрел и произошла внезапная и совершенно неожиданная бойня.

В тот же миг на нас набросился отряд бойцов в темных одеждах. В следующую секунду я мог думать лишь о том, как бы отбиться.

— Держитесь! — проревел хикдар и, вскрикнув, упал с метровой стрелой в груди. Еще одна стрела просвистела мимо меня и вонзилась в спину телохранителю, который повернулся навстречу убийцам. Хуан орал что-то нечленораздельное и тащил царицу за рукав. В розовом сиянии бледное лицо царицы вдруг показалось мне осунувшимся и больным, хотя не утратило прежней силы и твердости. По уголкам накрашенного рта залегли резкие складки, похожие на скобки. С неожиданной остротой я понял, какое бремя она несла на своих плечах, как безоговорочно и непреклонно выполняла то, что считала своим долгом.

И тут — нападающие, наверно, сочли это нашим смертным приговором — с неба свалилась туча всадников на импитерах и, пронесясь над обнесенной стенами лестницей, стремительно обрушилась на нас, словно атакующий чункра.

Если мы хотим выбраться отсюда живыми, нельзя терять ни секунды. Хуан все ещё не мог заставить царицу сдвинуться с места. Она стояла в своем тяжелом парчовом платье, выпрямившись во весь рост. Телохранители вокруг неё падали один за другим. Становилось совершенно очевидным, что ночные налетчики задумали это нападение ради её похищения.

— Царица! — заорал кто-то.

— Насмерть! — вызывающе выкрикнули в ответ телохранители.

Маленький меч Хуана так и мелькал. Юноша оказался куда более опытным воином, чем я думал. Мой меч, показавшийся вдруг неуклюжим в благопристойной компании изящных тонких клинков, тем не менее смел трех нападавших, отсекая им головы и руки. Но врагов было слишком много и они теснили меня. Вскоре мы с Хуаном оказались отрезаны от остальных и прижаты к стене, ограждающей лестницу. Царица возвышалась у нас за спинами.

Я чувствовал себя зажатым, ограниченным в пространстве и загнанным в угол. Давно уж я не пользовался рапирой и мэнгошем как парой — джиктаром и хакдаром, — а все преимущества длинного меча пропадали для меня втуне.

— Мы должны прорваться и добраться до корходрома! — крикнул я Хуану. Если бы только здесь был Сег! Я свалил воина, пытавшегося пырнуть меня мечом, не задумываясь увернувшись от сверкающего острия. Эти навыки давно вошли в мою плоть и кровь. — Ты должен заставить царицу…

— Им никогда не взять меня живой, — в руке царицы сверкнул кинжал, усыпанный самоцветами, но при этом острый как игла.

Я знал, этот кинжал вонзится ей в сердце, когда она поймет, что конец неизбежен. И почему-то — это было как-то связано с моими муками из-за Делии — испытал странное чувство возмущения тем, что ещё одна прекрасная женщина должна умереть.

Я прыгнул вперед, описывая мечом широкие круги, как это делают члены клана Виктрик; правда, они орудуют не мечами, а секирами типа викингских. Мне удалось расчистить путь к отступлению, оставив на земле страшно изрубленные тела и отсеченные головы моих противников. Двигаясь теперь крайне стремительно даже для меня, я подхватил царицу левой рукой и буквально сунул себе подмышку. Она настолько опешила, что даже не сопротивлялась.

— За мной! — гаркнул я, обращаясь к Хуану, и мы во весь дух понеслись вверх по лестнице.

Двух, трех, четырех убийц в темных одеждах я уложил уже на бегу. Мое дыхание снова стало равномерным и ритмичным. Сейчас меня остановило бы только одно — стрела в спину. Хотя, пожалуй, нет: я был настолько обхвачен гневом, что сумел бы подняться по лестнице, к видневшимся наверху дверям корходрома, даже если бы мне всадили в спину полный колчан стрел.

Мы только успели добраться до этих сводчатых дверей, когда мимо прошмыгнула какая-то фигура, и двери начали закрываться. Еще несколько секунд — и их захлопнут прямо у нас перед носом. А звериный рев, стремительный топот и лязг стали ниже по лестнице красноречиво говорили о том, какая участь ожидает нас там.

Издав бешенный, атавистический крик ярости, я взлетел по последнему маршу, врезался плечом в смыкающиеся створки и со всей силы навалился на них.

Изнутри кто-то испуганно взвизгнул, а затем мы проникли внутрь, и Нат-корховод и трое-четверо его рабов снова отчаянно надавили на туго закрывающиеся двери. Хуан бросился им помогать.

— Да поставь же ты меня, болван здоровенный!

Я совершенно забыл про царицу, которую все ещё прижимал подмышкой. Не успел я поставить её на ноги, как она скомандовала самым повелительным тоном:

— Засов, болваны! Задвиньте засов! Ей Хло-Хли, живей!

Нат-корховод прыгал вокруг нас и рыдал, ломая руки:

— Мои прекрасные корхи! Эти варвары заберут их всех или убьют! О, мои летающие чудеса небес!

— Прекрати кулдыкать, крамф, а не то уши обкорнаю!

Нат закивал и рассыпался перед царицей в поклонах. В это время мы, напрягая все силы, пытались закрыть двери. Наши ноги скользили по мозаичным плитам, дыхание комом вставало в горле.

В щель между створок просунулись кремневые наконечники копий, потом пролетело несколько стрел. Мы слышали снаружи крики, кто-то резким, как щелканье бича, голосом отдавал приказы. Варвары по-звериному кряхтели, пытаясь распахнуть двери. Корхи позади нас беспокойно зашелестели крыльями, издавая громкие щебечущие звуки с присвистом. В воздухе разнесся странный запах пыли и перьев. Я посмотрел вверх. Задолго до того как мы сможем отковать какого-нибудь корха и открыть частично раздвигающиеся потолочные створки, убийцы добьются своего.

Мы с Хуаном ринулись к дверям. Царица Лила стояла позади нас, высокая и величественная. Ее расшитое платье отвесно ниспадало до пола, лицо отливало восковой бледностью, как свеча, поставленная по обету. Свет факелов на стенных подставках отражался на кинжале в её руке и, дробясь, заливал сцену странными и тревожными цветами.

— С этой лестницы убрали защитную проволоку, — произнесла она. Голос её был резок и тверд, как клинок фальшона. — Убийцы устроили засаду и поджидали нас. Ох, Орпус, несчастный ты человек! Если ты уцелел, то лучше уж тебе погибнуть!

Если верховный советник участвовал в заговоре, то он не станет болтаться в Хикландуне, а если нет, то плавает сейчас в собственной крови на лестнице.

Каждый толчок заставлял двери стонать, бронзовые петли издавали противный визг. Мало-помалу рабов, Хуана и меня теснили назад. Еще несколько минут — и убийцы ворвутся на корходром.

Все мои природные инстинкты побуждали меня широко распахнуть двери и броситься с мечом в руке на этих зверолюдей.

Такой курс действий — сам по себе скверный — часто кажется мне самым естественным в подобных обстоятельствах, будь то на корходроме в Хикландуне или в любом другом месте на Земле или на Крегене. Я могу подождать, пока нападающий откроется, а потом нанести контрудар. Могу и ринуться очертя голову вперед, навязывая ему бой. Но сейчас такой курс означал бы неизбежную смерть Хуана и царицы Лилы. Я обернулся и окинул взглядом внутреннее помещение корходрома.

Факелы освещали ряды насестов под сводчатой крышей, на которых верещали и возились встревоженные корхи. За ними, вдоль внутренней стены, тянулась узкая лестница, ведущая к небольшой ленковой двери. Как я догадывался, за ней должна была находиться комната с воротом, барабанами, рычагами и прочими необходимыми устройствами, позволяющими открывать крышу.

— Хуан! — крикнул я. — Не спорь! Бери царицу — и живо наверх!

Прежде, чем Хуан успел ответить, Лила топнула ногой и с ледяным высокомерием отвергла это предложение.

— Если ты не пойдешь, я снова суну тебя подмышку, — пообещал я. — И на этот раз отшлепаю за упрямство.

— Ты не посмеешь! — её глаза полыхнули ярким пламенем. — Я царица!

— Да — и ей Зим-Зар, ты станешь покойной царицей, если не сделаешь, что я говорю! А теперь — ходу !

Она посмотрела на мое лицо, ярко освещенное факелами. Должно быть, на нем снова появилось то прежнее страхолюдное выражение прямо-таки демонической мощи, которое преобразует мои черты в маску дьявола, ибо она содрогнулась и повернула к лестнице.

— Ходу!

Лила издала короткий звук — то ли проклятье, то ли всхлип. Подобрав тяжелый парчовый подол платья, она пробежала между насестами и начала подниматься по лестнице. Расшитые туфельки на её ногах, конечно, не были предназначены для таких восхождений. Ее легкие со свистом втягивали воздух.

— За ней, Хуан!

— Но как же ты?!

— Если я погибну, то это будет хорошая смерть, не хуже любой другой.

Он повиновался. Двери заскрипели, открываясь ещё шире.

— Когда я отпущу вас — сказал я рабам в серых набедренных повязках, — бегите и прячьтесь! Эти изверги охотятся не на вас!

— Да, господин, — взвыли они. Их худые голые руки из последних сил упирались в дверь, по морщинистым лицам струился пот.

Я буквально сорвал с себя великолепную лахвийскую одежду. Покрытая тяжелой вышивкой, она только сковывала движения, зато её обрывки можно было намотать на левую руку. Против тяжелого меча вроде моего даже самый толстый слой ткани совершенно бесполезен, но эти летуны сражались длинными тонкими мечами — это были именно мечи, а не рапиры. Их удары я наверно мог парировать, по крайней мере в достаточной степени для нанесения ответного удара. Я остался в ярко-алой набедренной повязке, которую носил и здесь, из вполне естественного чувства ностальгии. Признаться, я ощутил дрожь знакомой гордости этим цветом, который придавал мне храбрости — суетные юношеские мысли и чувства, к стыду моему!

Элегантные сандалии, предоставленные мне гостеприимными лахвийцами, тоже полетели в угол. Во время наших странствий нам случалось обзаводиться оружием отнятым у врагов, но ни один из трофейных мечей не был похож на большие мечи, принятые у крозаров. Однако в Паттелонии Зенкирен любезно подарил мне на прощание настоящий крозарский меч. Его рукоять была длиной в целых четыре кулака, идеально сбалансирована для работы одной рукой и действовала как рычаг, превращая его в настоящее орудие смерти, когда я перехватывал его и левой рукой чуть выше навершия. Наверно, в руках тренированного и опытного фехтовальщика он был даже быстрей одноручного — я знал это, и все же поначалу мне требовалась некоторая защита для левой руки, а двумя руками я мог держать меч даже при намотанной на предплечье расшитой ткани.

— А теперь — сматывайтесь!

Рабы с испуганными криками бросились врассыпную и исчезли в тенях.

Я принял стойку, приготовившись к бою. Как всегда в такие мгновения, чувства мои обострились. Я ощущал, как ночной ветерок холодит голую кожу на груди и бедрах, ощущал твердые каменные плиты у себя под ногами и сжатую в руке крепкую рукоять крозарского меча.

Да… моя Делия, моя Делия Синегорская… если мне суждено погибнуть, то уйду я на тот свет именно так.

Двери с треском распахнулись.

Убийцы хлынули в помещение, словно индиговый поток, и я со звериным рыком бросился им навстречу, отчего те на миг застыли на месте. Прежде чем индиговолосые опомнились, я очутился среди них, кроша и коля направо и налево, и они отшатнулись, словно от какого-то мифического чудовища.

— Хай! — рычал я, прыгая и рубя, — Хай, джикай!

В помещении было слишком тесно, чтобы они смогли пустить в ход свои могучие лахвийские луки. Теперь я наносил удары экономно и прицельно вколачивая врагов в пол. Дважды мне удавалось, вывернув руку противнику, вырвать у него меч, в прыжке схватить его левой рукой за горло и, задушив, швырнуть обратно в толпу его собратьев.

Не знаю, как долго я смог бы продолжать в том же духе. Не вечно — это уж наверняка. Но тут я услышал из глубины корходрома резкий пронзительный голос.

— Дрей!

Хуан и царица добрались до двери в помещение с воротом.

Пора было выходить из боя. Я кинулся на ближайшего врага, поднял его над головой и швырнул в толпу убийц, которые, теснясь, лезли в дверь прямо по окровавленным телам своих товарищей. А затем быстро, ибо подобные маневры не доставляли мне удовольствия, повернулся и побежал. Я, Дрей Прескот, князь Стромбора, повернулся и побежал. Но побежал я с определенной целью. Прежде, чем они успели оправиться, я добрался до подножия лестницы и кинулся наверх гигантскими прыжками. Прыжки эти наверняка приводили в замешательство тех жителей Крегена, которые никогда не видели как мускулы землянина реализуют всю свою мощь в условиях чуть меньшей силы тяжести их планеты. Одолев полпути, я рассудил, что сейчас должен наступить опасный момент, и крик Хуана подтвердил это.

Вовремя. В меня полетели стрелы. Я резко развернулся и, вскинув меч, принялся отбивать их, как нас учили во время суровых тренировок на острове Зы в Оке Мира.

Снова наверх, поворот, опять уклоняться от стрел или отбивать их мечом или одеждой — и снова наверх.

Теперь индиговолосые добрались до подножья лестницы и рвались следом за мной. Свет факелов играл на клинках. Им нужно было захватить царицу, и ради этого они были готовы на все.

На вершине я отбил стрелу летевшую прямо в грудь Хуану, а затем мы проскочили за низкую ленковую дверь.

Я захлопнул её и задвинул засов. Дышал я глубоко и легко, чувствуя, как вздуваются мускулы и пот струится по груди и бедрам. Мой меч был окровавлен по рукоять, а волосы у меня на груди слиплись от сгустков крови.

— Ты… — проговорила Лила, царица Хикландуна, и запнулась.

За запертой дверью раздался новый, ещё более громкий рев. Удары о прочные ленковые доски внезапно оборвались. Мы отчетливо расслышали крики бойцов и лязг стали.

— Стража! — воскликнул Хуан. Его лицо внезапно вновь стало излучать уверенность. — Мы спасены!

Я хмыкнул.

И положил руку на засов.

Царица Лила стояла рядом, и я видел, как вздымается от волнения её грудь, поднимая жесткую парчу.

— Дрей… — начала было она, прервалась — и снова повторила: — Дрей Прескот?

Я посмотрел на нее. Прямо в эти глаза на одном уровне с моими.

— Вы стали свидетелями зрелища, которое доводилось видеть очень немногим, — сообщил я ей; не осознавая тогда тяжелой иронии своих слов. — Вы видели, как Дрей Прескот убегал от своих врагов. А теперь я вернусь и разберусь с ними.

Конечно же… тогда мной полностью завладела злость и жажда крови.

Я отодвинул засов.

Царица положила мне на предплечье свою маленькую белую ладонь.

— Нет, Дрей Прескот. В этом нет необходимости. Стража разделается с этими растами-убийцами. Но… я не желаю, чтобы тебя сейчас ранили… или, наверно, даже убили.

— Ты хочешь, чтобы я прятался за запертой дверью?

Она сердито покачала головой. Свет факелов отразился в её темных глазах, наполнив их ослепительным и восхитительным сиянием.

— Я хочу, чтобы ты жил, Дрей Прескот… и не забывай, я — царица! Мое слово — закон! Ты не очень-то правильно поступишь, переча мне, Дрей Прескот … чужеземец!

— Согласен — и поступлю ещё лучше, подчинившись собственным желаниям!

И, отодвинув засов, я открыл дверь и сбежал вниз по лестнице.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Царица Боли

— Ох, Дрей Прескот! — посетовала Тельда. — Просто не знаю, что с тобой делать!

Мы с ней стояли в малой гостиной нашей виллы. Вся комната была залита ярким солнечным светом. Тельда смотрела на меня, склонив голову на бок, поджав свои спелые красные губы и подбоченившись. Она нарядилась в алую набедренную повязку — похоже, надеясь сделать мне приятное — и простую блузку из серебристой ткани, по сути, совершенно прозрачной. Одна из домашних рабынь, которых нам пришлось принять — у нас не было власти освободить их, как немедля поступили бы мы с Сегом — тщательно причесала её темно-шатеновые волосы, и пышные косы, уложенные вокруг головы, искрились самоцветами и жемчугом. Ногти на руках и ногах она покрыла лаком приятного алого цвета. Лицо её получало в эти дни такой уход и внимание, какого наверняка не знало с тех пор, как Тельда покинула Вэллию. Спору нет, выглядела Тельда куда как привлекательно. Она приобрела порядком манящий и чувственный вид — теперь, когда скинула вес благодаря долгой ходьбе, и глазам открылась данная ей от природы фигура Юноны. И вот сейчас она стояла передо мной, уперев руки в бока, и смотрела на меня, как рисслака на кролика.

— Ну сам посуди, Дрей Прескот. Ты ещё толком не оправился от ужасной раны — и шлындаешь по городу в глухую ночь, ввязываешься в драки, спасаешь царицу… ах, Дрей… берегись ее! Это хитрая бестия. Я знаю. Сег рассказывал мне об этих печально известных королевах Лаха…

— Знаю, — ответил я. — Сам слышал. Ее называют Царицей Боли. Но только за глаза.

— Они были ужасны, эти царицы Лаха! Сег только намеком упоминал об их делах, и то у меня желудок выворачивало наизнанку. А эта — их прямая наследница. Мне и спрашивать-то не хочется, сколько мужей — мужей! вот смех-то! — сколько бедных глупых доверчивых мужчин стали её игрушками! А потом, когда они надоели ей, их вышвырнули вон и замучили до смерти.

— Тельда! А шлындаешь-то теперь ты, а не я.

— Но ведь ты наверняка понимаешь, почему я так беспокоюсь о тебе, Дрей.

— Нет. С тех пор как вальфаргская империя сократилась до своих первоначальных размеров, здесь сохранилась только часть лахвийской культуры остались одни воспоминания. Сама же видела, женщины здесь даже не носят газовых покрывал [18], как это принято в тех скрытых за стенами таинственных садах Лаха.

— Ты бывал в Лахе, Дрей?

— Нет. Но наслышан о нем…

Она все ещё стояла прямо и твердо, но что-то внутри нее, казалось, растаяло и потекло. Я заметил, как её бедра, лодыжки и плечи расслабляются. Она плавно нагнулась, придвинулась вплотную ко мне и прижалась к моей груди. Я только-только вышел из ванной и был в одной набедренной повязке из простой белой ткани, а волосы ещё не высохли. Совершенно очевидно, Тельда ожидала, что я обниму её, ответив на её объятия. И глядела на меня, откинув голову. Эти полураскрытые губы, влажные и готовые прильнуть к моим, могли свести с ума любого мужчину, способного хоть что-то чувствовать. Я держал руки подальше от нее.

— Ох ты, милый, глупый-преглупый мужчина! Неужели ты не понимаешь, почему я так беспокоюсь за тебя — так, что сердце у меня, кажется, вот-вот вырвется из груди? — она сжала мне запястье. — Прикоснись, Дрей, ты почувствуешь, как страстно оно бьется…

Я решил, что с меня хватит. И, попросту не дав ей согнуть мне руку и привлечь её к своей груди, я мягко попытался перевести разговор в другое русло:

— По-моему, Сег уже встает и прогуливается. Рана у него заживает хорошо…

Она освободила меня от объятий и отодвинулась. Губы её на миг сжались в ниточку. Но, как я заметил, Тельда была не лишена силы воли. Вместо того чтобы оскалить зубы, она заставила себя скорчить очаровательную гримаску.

— Нет смысла думать о Делии, Дрей…

— Что?!

Теперь её уже было не удержать.

— Как — разве ты не видел? Я думала, ты знал…

Я мигом очутился рядом с ней, схватил её за плечи, комкая серебристую ткань, и приподнял её так, что она оказалась стоящей на цыпочках. И прожег взглядом её запрокинутое лицо, и глупая обиженная гримаска сменилась выражением неподдельного страха и изумления.

— Что знал, Тельда?

Мои пальцы впились ей в плечи и она охнула.

— Дрей… мне больно…

Я слегка ослабил хватку.

— Говори!

— Делия… принцесса-магна… она упала с импитера, Дрей… Я думала, ты знаешь! Импитер сбросил её в озеро — знаешь, в одно из маленьких озер, какие мы видели в горах… и я закричала… отчего, по-твоему, я закричала, Дрей, из-за себя? — она заизвивалась в моих руках и провела языком по губам. — Я поняла, что Делия погибла, и кричала, страшась за тебя, Дрей!