Тотальный контроль

Открыв глаза, она изумилась. Рядом сидел Натан Гембл. Сидней поразилась, увидев нежное выражение его лица. Такого раньше за ним не замечалось. Он предложил ей стакан, который держал в руке.

— Бренди, — сказал он хриплым голосом, смотря мимо нее на черное небо в иллюминаторе. Увидев, что она не решается, он взял ее руку и вложил в нее стакан. — Как раз сейчас вам не нужна ясность мысли. Пейте.

Она пригубила стакан, и теплая жидкость полилась в ее рот. Гембл откинулся в кресле и дал Лукасу знак уйти. Глава «Трайтона» рассеянно тер подлокотник, оглядывая салон. На нем не было пиджака, рукава рубашки были закатаны и открывали удивительно мускулистые руки. Далеко позади гудели двигатели самолета. Ожидая, когда Гембл заговорит, Сидней почти чувствовала, как электрический ток с бешеной скоростью пронзает ее тело. Она видела, как Гембл полностью уничтожает людей на всех уровнях власти безжалостным пренебрежением к их личным чувствам. Сейчас же даже сквозь пелену огромного горя она увидела совсем другого, более приятного человека.

— Мне очень жаль вашего мужа.

Сидней неясно ощущала, что Гемблу очень неловко. Его руки постоянно двигались, словно подыскивая положение, соответствующее маневрам его чересчур активной мысли. Выпив еще глоток бренди, Сидней взглянула на него.

— Спасибо, — выдавила она.

— Я не знал его лично. В такой большой компании, как «Трайтон», черт подери, радуешься, если знаешь десять процентов менеджеров. — Гембл вздохнул и, словно заметив непрекращающийся танец своих рук, сложил их на коленях. — Конечно, мне была известна его репутация, он быстро продвигался вверх. Судя по всему, из него вышел бы очень хороший руководитель.

При этих словах Сидней поморщилась. Она вспомнила новость, которую ей сообщил Джейсон в то утро. Новая работа, пост вице-президента, новая жизнь для них всех. А теперь? Она быстро допила бренди и сумела подавить вырывавшиеся рыдания. Когда она снова взглянула на Гембла, он смотрел ей прямо в глаза. — Мне бы хотелось кое-что узнать прямо здесь, хотя сейчас чертовски неподходящее время. Я понимаю.

Он умолк и продолжал изучать ее лицо. Сидней снова собралась с силами. Стараясь подавить дрожь, она пальцами инстинктивно вцепилась в подлокотники. Проглотила огромный комок, застрявший в горле. Глаза председателя уже не смотрели ласково.

— Ваш муж находился на самолете, летевшем в Лос-Анджелес. — Он нервно облизал губы и наклонился к ней. — Его дома не было.

Сидней механически кивнула, точно зная, каким будет следующий вопрос.

— Вы это знали?

В одно мгновение Сидней показалось, будто она летит сквозь густые облака без помощи самолета стоимостью в 25 миллионов долларов. Казалось, что время остановилось, однако на самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем она ответила.

— Нет.

Никогда раньше ей не приходилось врать клиенту. Это слово сорвалось с губ раньше, чем она осознала, что говорит. Она не сомневалась, что он ей не верит. Но отступать было поздно. Гембл несколько секунд внимательно изучал черты ее лица, затем сел на свое место. Какое-то время он сидел неподвижно, словно удовлетворенный тем, что задал свой вопрос. Вдруг он похлопал Сидней по руке и встал.

— Когда приземлимся, я попрошу отвезти вас домой на своем лимузине. У вас дети есть?

— Дочка. — Сидней подняла на него взгляд, удивленная, что допрос так неожиданно закончился.

— Просто скажите водителю, куда вас отвезти, и он заедет за вашей дочкой. Она в центре дневного ухода? — Сидней кивнула. Гембл покачал головой. — Все дети сегодня находятся на ежедневке.

Сидней вспомнила, как собиралась остаться дома и воспитывать Эми. Теперь она мать-одиночка. От этого открытия у нее чуть не закружилась голова. Если бы Гембл не стоял рядом, она бы рухнула на пол. Она подняла голову и увидела, что Гембл смотрит на нее, одной рукой робко потирая лоб. — Вам еще что-нибудь нужно?

Ей удалось поднять свой стакан.

— Спасибо, это немного помогло.

Он взял стакан.

— Спиртное обычно помогает. — Он собрался уходить, затем остановился. — «Трайтон» хорошо заботится о своих сотрудниках, Сидней. Если вам что-нибудь понадобится — деньги, организация похорон, помощь ребенку или по дому и все такое, — у нас есть люди, которые этим занимаются. Не стесняйтесь, звоните нам.

— Обязательно. Спасибо.

— И если вы захотите поговорить еще... о делах, — в задумчивости он поднял брови, — вы знаете, где меня найти.

Он ушел, и Ричард Лукас спокойно занял свой пост часового. Самолет мчался дальше. Ей хотелось лишь одного — обнять свою дочь.

Глава 11

Сидя на краю кровати, мужчина разделся до трусов. Солнце еще не взошло. У него было сильное мускулистое тело. На левом бицепсе свернулась татуированная змея. Три упакованные сумки стояли наготове около двери спальни. Американский паспорт, кипа авиабилетов, деньги и документы ждали его, как и было обещано. Они находились в маленькой кожаной сумочке, лежавшей поверх больших дорожных сумок. Ему придется снова изменить имя, не впервые, впрочем, в его заполненной преступлениями жизни.

Больше он не будет заправлять самолеты топливом. Ему теперь не нужна работа. Электронный перевод денег на оффшорный счет был подтвержден. Сейчас он получил богатство, которое всю жизнь ускользало от него, несмотря на все старания. Хотя за ним тянулся длинный след преступлений, его руки все же дрожали, когда он снимал шиньон, овальные черепахового цвета очки и темные контактные линзы. Хотя, вероятно, пройдут недели, прежде чем кто-нибудь поймет, что произошло, в его профессии всегда надо готовиться к худшему. Поэтому следует уносить ноги и как можно дальше. Он был готов к этому.

Память вернула его к недавним событиям. Избавившись от содержания пластикового контейнера, он выкинул его в воды Потомака. Там его никогда не отыщут. Отпечатков пальцев и других физических следов он не оставлял. Когда обнаружится его связь с крушением самолета, он будет уже далеко. Более того, имя, под которым он последние два месяца скрывался, заведет их в полный тупик.

Он и раньше убивал, но, разумеется, не так обезличенно и не в таких крупных масштабах. Он всегда находил повод для убийства, если не сам лично, то по заказу того, кто его нанимал. На этот раз количество убитых и полная анонимность вызвали боль даже в его ожесточенном сердце. Он не задерживался, чтобы узнать, кто сел на борт самолета. Ему за эту работу заплатили, и он сделал ее. Он будет тратить находившиеся в его распоряжении огромные суммы денег и забудет, как он их заработал. Ему казалось, что для этого потребуется не так уж много времени.

Он сел перед маленьким зеркалом, стоявшим на столике в спальне. Новый костюм, не идущий по элегантности ни в какое сравнение с одеждой, которую он только что сбросил, висел на двери. Он сложил руку чашечкой и низко нагнул голову, сосредоточенно вставляя контактные линзы, которые сообщат его едва заметно карим глазам ярко-голубой цвет.

Он встал, чтобы посмотреть на результат в зеркало, и почувствовал, как прямо в затылок уперлось продолговатое дуло «Сиг П229». Его восприятие обострилось до предела. Так бывает, когда человека охватывает панический страх. Он заметил, что глушитель почти удвоил длину компактного 9-миллиметрового пистолета.

Почувствовав прикосновение холодного металла к коже, увидев в зеркале отражение темных глаз и решительно сжатого рта, он впал в полную прострацию, длившуюся не больше секунды. На его лице часто появлялось подобное выражение перед тем, как он убивал. Отнять жизнь у другого человека было для него серьезным делом. Сейчас же он наблюдал в зеркале, как на другом лице отражались те же ритуальные эмоции. Затем увидел с растущим удивлением, как на лице того, кто вот-вот убьет его, появился гнев, переходящий в неподдельное отвращение. Перед убийством он подобных эмоций не проявлял. Глаза жертвы, следившей за тем, как сжимается палец на спусковом крючке, расширились. Его губы зашевелились, чтобы произнести что-то, вероятно, ругательство, однако слова не успели сорваться с губ: пуля вышибла его мозги. От удара тело качнулось назад, а затем подалось вперед и рухнуло на маленький столик. Убийца затолкал обмякший труп лицом вниз в небольшую щель между стеной и кроватью и разрядил оставшиеся одиннадцать пуль из магазина «Сиг» в верхнюю часть туловища уже мертвого мужчины. Хотя сердце жертвы больше не качало кровь, пятна темного цвета величиной с монету в десять центов появились у каждого пулевого отверстия, точно это били крохотные фонтаны нефти. Автоматический пистолет приземлился рядом с телом.

Стрелявший спокойно вышел из комнаты и задержался лишь для того, чтобы сделать два дела. Сначала он сгреб кожаную сумочку с новым удостоверением личности убитого. Затем в коридоре нажал кнопку на стене, включив кондиционер на полную мощность. Через десять секунд входная дверь квартиры открылась и закрылась. В квартире воцарилась тишина. В спальне бежевый ковер быстро приобретал отвратительный темно-красный цвет. Вклад в оффшорном банке будет доведен до нуля и закрыт в течение часа, поскольку деньги их владельцу больше не понадобятся.

* * *

Еще не было семи утра. За окном темно. Сидя за кухонным столом в поношенной домашней одежде, Сидней Арчер медленно закрыла глаза и еще раз попыталась убедить себя, что это лишь кошмар и ее муж жив и вот-вот войдет через парадную дверь. С улыбкой на лице, подарком для дочери под мышкой. Жену он поцелует долгим успокаивающим поцелуем.

Когда она открыла глаза, ничего не изменилось. Сидней посмотрела на часы. Эми скоро проснется. Сидней только что говорила со своими родителями по телефону. Они приедут в девять, чтобы отвезти малышку к себе в Гановер в Вирджинии, где она останется на несколько дней, пока Сидней соберется с мыслями после случившегося. Сидней съежилась от страха, думая о том, что ей придется рассказывать о катастрофе, когда дочь подрастет, придется еще раз пережить много лет спустя ужас, который она испытывала сейчас. Как объяснить дочери, что ее отца не стало только потому, что с самолетом произошло немыслимое, унесшее двести жизней, в том числе и человека, который дал ей, Эми, жизнь.

Родители Джейсона умерли много лет назад. Будучи единственным ребенком, он принял семью Сидней как свою собственную, и они с радостью приняли его. Два старших брата Сидней уже звонили, предлагая помощь, выражая соболезнования, пока наконец тихо не расплакались.

Компания «Уэстерн Эйрлайнс» предложила доставить Сидней в маленький городок, возле которого произошла катастрофа, но она отказалась. Ей была невыносима мысль, что придется находиться вместе с членами семей других жертв катастрофы. Она представляла, как они все молча садятся в длинные автобусы, не в силах посмотреть друг другу в глаза, уставшие, издерганные, их слабые нервы в любой момент готовы сдать от пережитого шока. Бороться со сложными чувствами неверия, горя и печали было бы ужасно среди людей, которые тебе не знакомы, но испытывают те же самые мучения. Прямо сейчас утешать людей, испытывающих то же горе, ей совсем не хотелось.

Она поднялась наверх, прошла по коридору и остановилась около спальни. Когда она прислонилась к двери, та наполовину открылась. Комната, все знакомые предметы, каждый из них сам по себе был уникален в памяти, тесно связавшей ее жизнь с Джейсоном. Ее взгляд наконец остановился на неубранной постели. Она не могла поверить, что той утренней встрече перед полетом Джейсона суждено стать последней.

Она тихо закрыла дверь и направилась по коридору к комнате Эми. Ровное дыхание дочери действовало успокаивающе, особенно сейчас. Сидней села в плетеное кресло-качалку возле кровати на колесиках. Ей с мужем недавно удалось убедить свою дочь перейти сюда с детской кроватки. Потребовалось много ночей подряд спать на полу рядом с малышкой, пока она не привыкла к новому месту.

Медленно качаясь в кресле, Сидней смотрела на дочь, на ее светлые волосы, маленькие в толстых носках ножки, которые без конца сбрасывали одеяло. В половине восьмого Эми тихо вскрикнула и неожиданно села с закрытыми глазами как только что вылупившийся птенец. Мать быстро подхватила дочь на руки. Они качались в кресле, пока Эми не проснулась полностью.

Когда взошло солнце, Сидней искупала Эми, высушила ее волосы, одела в теплую одежду и помогла спуститься по лестнице, ведущей на кухню. Пока Сидней готовила завтрак и кофе, Эми зашла в соседнюю жилую комнату, и Сидней услышала, как она там играет с постоянно растущей кучей игрушек, которые только за прошлый год заняли целый угол комнаты. Сидней открыла буфет и машинально взяла две чашки для кофе. Не дойдя до кофейника, она остановилась и стала медленно покачиваться. Она прикусила губу, пока не прошло желание кричать. Ей казалось, что кто-то разрезал ее пополам. Она вернула одну чашку на полку и поставила кофе и миску с овсяной кашей на маленький сосновый кухонный стол.

Она посмотрела в сторону жилой комнаты.

— Эми, дорогая, пора кушать.

Ее голос не поднялся выше шепота. Горло не слушалось, все тело, казалось, превратилось в один большой очаг боли. Малышка появилась в дверях. То, что у других ребят считалось пределом скорости, для Эми было обычным делом. В руках она держала набитого опилками медведя и фотографию в рамке. Когда она неслась к матери, ее маленькое личико просветлело и засияло от радости. На макушке ее волосы еще не высохли, а внизу появились локоны.

У Сидней вдруг перехватило дыхание, когда Эми протянула фотографию Джейсона. Он фотографировался в прошлом месяце. Тогда он работал во дворе. Эми подкралась к нему и облила его из шланга. Все закончилось тем, что дочь и отец оказались в куче ярко-красных и оранжево-желтых листьев.

— Папочка? — на лице Эми появилась тревога.

Джейсон уезжал на три дня, и Сидней понимала, что придется объяснять дочери, почему его нет. Боже! Три дня теперь казались мгновением. Она взяла себя в руки и улыбнулась дочери.

— Папочки сейчас нет, дорогая, — начала она, не справившись с дрожью в голосе. — Дома остались лишь мы вдвоем. Ты проголодалась, хочешь есть?

— Мой папочка? Папочка работает? — настойчиво спрашивала Эми, показывая пухлым пальчиком на фотографию. Сидней посадила малышку на колени.

— Эми, ты знаешь, кто сегодня приедет?

Лицо Эми застыло в ожидании.

— Дедушка и бабушка.

Губы ребенка образовали большой овал, и на них появилась улыбка. Она радостно закивала и послала улыбку в сторону холодильника, над которым висела фотография дедушки и бабушки.

— Бабуля, мамочка.

Сидней осторожно взяла у Эми фотографию Джейсона и пододвинула миску с овсяной кашей.

— Теперь поешь, ладно? А потом пойдешь. В каше есть кленовый сироп и масло, твое любимое.

— Я поем, поем.

Эми спустилась с колен матери, и устроилась на своем стуле, осторожно зачерпывая ложкой кашу.

Сидни улыбнулась и прикрыла рукой глаза. Она пыталась сидеть прямо, но не смогла удержать рыданий. Наконец она выскочила из комнаты, унося с собой фотографию, взбежала по лестнице в спальню, положила снимок на верхнюю полку стенного шкафа и бросилась на постель, заглушая стон подушкой.

Прошло целых пять минут, а она не смогла унять горя. Обычно Сидней определяла местоположение Эми с точностью радарной установки. Но на этот раз ничего не услышала, пока не почувствовала, как маленькая ручка дергает ее за плечо.

Эми увидела слезы и закричала «О, бу-бу-бу», трогая их. Она обхватила лицо матери маленькими ручками и начала плакать, пытаясь произнести слова: «Маме плохо?» Их влажные лица соприкоснулись, слезы перемешались. Вскоре Сидней поднялась, взяла дочь и стала ее качать на мягком матрасе. Комок овсяной каши прилип к губам Эми. Сидней тихо ругала себя за то, что не сдержалась и заставила Эми плакать, но она никогда раньше не испытывала таких непреодолимых чувств.

Наконец приступ прошел. Сидней в сотый раз протерла глаза, и поток слез прекратился. Через несколько минут она унесла Эми в ванную, вытерла ей лицо и поцеловала.

— Все прошло, моя маленькая. Маме теперь хорошо. Больше не будем плакать.

Когда и Эми успокоилась, Сидней из ванной взяла для нее несколько игрушек. Пока малышка занималась ими, она быстро приняла душ и переоделась в длинную юбку и свитер с высоким воротом.

В девять родители Сидней неожиданно постучали в дверь, но сумка Эми была уже упакована, а она сама готова идти. Они вышли из дома и направились к машине. Отец Сидней нес сумку. Мать шла вместе с Эми.

Билл Паттерсон положил свою сильную руку на плечо дочери, его запавшие глаза и опущенные плечи говорили о том, как глубоко он переживал трагедию.

— О Боже, милая, я до сих пор не могу поверить в это. Я же разговаривал с ним два дня назад. Мы в этом году собирались ловить рыбу подо льдом. В Миннесоте. Только мы вдвоем.

— Знаю, папа, он говорил мне. Он с нетерпением ждал этого дня.

Пока отец ставил сумку Эми в машину, Сидней пристегнула Дочь к детскому сиденью, положила ей в руки Винни-Пуха, крепко обняла и нежно поцеловала.

— Я скоро приеду, моя куколка. Мама тебе обещает.

Сидней закрыла дверцу машины. Мать взяла ее за руку.

— Сидней, пожалуйста, приезжай к нам. Сейчас тебе нельзя оставаться одной. Пожалуйста.

Сидней взяла тонкую руку матери.

— Я должна немного побыть одна, мама. Надо все обдумать. Я скоро приеду. День-два, и я приеду.

Мать еще несколько секунд смотрела на нее, затем крепко обняла. Рыдания сотрясали ее тело. Когда она садилась в машину, ее лицо было в слезах.

Сидней смотрела, как отъезжает машина. Она уставилась туда, где сидела дочка, обняв своего набитого медведя, засунув большой палец в маленький ротик. Через мгновение машина свернула за угол и исчезла.

Медленно, нетвердо стоя на ногах, как старуха, Сидней возвращалась к дому. Вдруг ей в голову пришла мысль. Чувствуя прилив новых сил, она помчалась к дому.

Она позвонила в Лос-Анджелес и узнала номер фирмы «Аллегра Порт Текнолоджи». Из-за разницы во времени пришлось ждать. Часы проходили мучительно медленно. Набирая номер, она задавала себе вопрос, почему они не позвонили, когда Джейсон к ним не пришел. На их автоответчике не было никаких сообщений. Это должно было подготовить ее к ответу из «Аллегра Порт Текнолоджи», но она к нему не была готова.

Поговорив с тремя разными сотрудниками компании, она повесила трубку и оцепенело уставилась на стену кухни. В «Аллегра Порт Текнолоджи» Джейсону никто не обещал пост вице-президента. В действительности они даже ничего не знали с нем. Сидней неожиданно села на пол, подтянула ноги к подбородку и стала безудержно рыдать. Все подозрения, раньше роившиеся в ее голове, нахлынули снова. Та быстрота, с которой это произошло, грозила оборвать последнюю нить, связывавшую ее с действительностью.

Она вскочила и засунула голову под кран кухонной раковины. Холодная вода немного привела ее в чувства. Она доковыляла до стола и обхватила голову руками. Джейсон ей врал. В этом теперь не было никакого сомнения. Джейсон мертв. Это тоже было бесспорно. По-видимому, она так и не узнает правду. При этой мысли она наконец перестала плакать и посмотрела через окно на задний двор. Последние два года она вместе с Джейсоном сажали цветы, кусты и деревья. Работали вместе ради одной цели. Их семейная жизнь вращалась вокруг одной темы. И несмотря на вею неопределенность, охватившую ее, одна правда осталась священной для нее. Джейсон любил ее и Эми. И что бы ни заставило его врать, сесть на борт обреченного самолета вместо того, чтобы остаться дома и, не подвергая себя риску, подготовить стены кухни к покраске, она узнает это. Она верила, что у Джейсона на это были самые лучшие побуждения. Мужчина, которого она знала близко и любила всем сердцем, был неспособен совершить плохое. Поскольку его так бессмысленно отняли у нее, она, по крайней мере, обязана выполнить свой долг перед мужем и выяснить, почему он находился на том самолете. Пока ее разум не помутился, она отдаст все силы, чтобы разобраться в этом.

Глава 12

Ангар в местном аэропорту был небольшим. На стенах рядами висели инструменты. Штабели коробок лежали на полу. На улице было темно, внутри на потолке горели все лампы и было светло как днем. Ветер с шумом трепал металлические стены, а мокрый снег валил все сильнее. Внутри казалось, что здание обстреливается крупной дробью. Ангар заполнял густой, едкий запах нефтепродуктов.

На бетонном полу у входа в ангар лежал огромный металлический предмет. Он был согнут и искорежен. Это были остатки правого крыла вместе с двигателем самолета, совершавшего рейс 3223. Двигатель и кабанчик не пострадали. Крыло упало посреди густого леса, прямо на вековой дуб высотой в девяносто футов, который под силой удара раскололся надвое. Реактивное топливо чудом не воспламенилось. Большая часть горючего, вероятно, расплескалась, когда бак и приводы разорвались, а дерево немного смягчило удар. Все это привезли на вертолете и поставили в ангаре для расследования.

Небольшая группа мужчин плотно обступила обломки. От их дыхания в холодном воздухе шел пар. Толстые куртки на них были явно не лишними. С мощными фонарями они изучали зазубренный край крыла в том месте, где оно оторвалось от злосчастного самолета. Гондола, в которой покоился правый двигатель, была частично смята, а правый капот двигателя вогнут. Закрылки на конце крыла ударом оторвало, но их нашли недалеко. Осмотр двигателя показал серьезное биение лопасти, ясное свидетельство того, что произошло возмущение воздушного потока, когда двигатель подавал энергию. Возмущение воздушного потока легко устанавливается. Много обломков втянул в себя двигатель, что, несомненно, привело бы к его отключению даже в случае, если бы он не оторвался от фюзеляжа.

Однако внимание собравшихся вокруг крыла сосредоточилось на том месте, в котором оно оторвалось от самолета. Зазубренные края металла обгорели и почернели и, что бросалось в глаза, металл изогнулся наружу, оторвавшись от плоскости крыла с явными признаками вмятин на поверхности. Это могло быть вызвано рядом причин, в том числе и взрывом бомбы. Когда Ли Соер ранее осматривал крыло, его глаза не отрывались от этого места.

Джордж Каплан с отвращением покачал головой.

— Ты прав, Ли. Изменения в металле, которые я вижу, могла вызвать лишь ударная волна, приведшая к огромному кратковременному избыточному давлению. Здесь, несомненно, что-то взорвалось. Это чертовски неприятно. Мы устанавливаем детекторы в аэропортах, чтобы ни один сумасшедший идиот преднамеренно не пронес на борт самолета оружие или бомбу, и вот вам, пожалуйста. О Боже!

Ли Соер сделал шаг вперед и опустился у края самолета. Вот он в свои почти пятьдесят лет, половина из которых отданы ФБР, снова тщательно изучает роковые последствия чих-то дел.

Он расследовал катастрофу в Локерби. Огромная работа, в ходе которой было распутано почти безнадежное дело. Тогда микроскопическая деталь обломков «Панамэрикен» вывела на след. При взрыве самолета практически не остается заметных следов. По крайней мере, специальный агент Соер так думал до этого дня.

Его внимательные глаза переключились на сотрудника НСБТ.

— Джордж, какие наиболее достоверные версии у тебя на данный момент?

Каплан потер подбородок и стал рассеянно чесать щетину.

— Мы узнаем гораздо больше, когда найдем «черный ящик», но одно не вызывает сомнений: у самолета оторвалось крыло. Однако такое не происходит просто так. Мы точно не знаем, когда именно это случилось, однако радар показывает, что большая часть самолета, теперь мы знаем — это крыло, отделилась во время полета. Когда это случилось, само собой разумеется, спасения не было. Первое, что приходит в голову, — ошибка при проектировании привела к роковым структурным изменениям. Но Л500 — современный самолет, созданный на лучшем заводе, значит, подобная ошибка столь маловероятна, что я не стал бы долго останавливаться на ней. Итак, может быть, усталость металла. Но этот самолет не успел подняться в воздух и две тысячи раз — он практически новенький. Кроме того, все аварии в прошлом, причиной которых становилась усталость металла, начинались с фюзеляжа, ибо давление при сжатии и разжатии кабины способствует этому. Крылья самолетов не подвержены давлению. Поэтому усталость металла придется исключить. Посмотрим на окружающую среду. Удар молнии? Молния попадает в самолеты чаще, чем кажется. Однако самолеты оборудованы так, чтобы справиться с этим. Поскольку молния опасна лишь при контакте с землей, столкновение с ней в самолете может, в худшем случае, привести к ожогу кожи. К тому же перед катастрофой не поступало сообщений о молниях в этом районе. Птицы? Покажите мне птицу, летающую на высоте тридцати пяти тысяч футов и достаточно крупную, чтобы оторвать крыло у Л500, и тогда можно обсудить и такой сценарий. Также совершенно ясно, что не произошло столкновения с другим самолетом.

С каждым словом голос Каплана становился громче. Он умолк, чтобы отдышаться, и еще раз взглянул на остатки металла.

— И к чему же мы пришли, Джордж? — спокойно спросил Соер.

Каплан оглянулся. Он вздохнул.

— Дальше рассмотрим возможное механическое или не связанное с проектом повреждение. Роковым для самолета становится совпадение нескольких аварий, происходящих почти одновременно. Я слушал запись разговора пилота с диспетчерского пункта. Командир корабля по радио перед самым крушением передал сигнал бедствия, хотя из того немногого, что он сказал, ясно, что на борту не знали причину случившегося. Ответчик самолета все еще передавал сигналы до взрыва, так что, по крайней мере, некоторые электрические системы до того момента работали. Допустим, в то же время, когда произошла утечка горючего, загорелся двигатель. Многие посчитают этот вариант возможным. Двигатель вспыхнул, раздался взрыв, и крыло отлетело в сторону. Или же взрыва на самом деле не произошло, хотя все бесспорно говорит об обратном. Пламя могло ослабить и вывести из строя лонжерон, после чего оторвалось крыло. Это может объяснить, что, по нашему мнению, случилось с рейсом 3223, по крайней мере на ранней стадии. — Голос Каплана звучал не очень уверенно.

— Но? — Соер взглянул на него.

Каплан потер глаза, на его взволнованном лице читалась неудовлетворенность.

— Нет доказательств того, что с этим проклятым двигателем что-то произошло. За исключением очевидного повреждения от удара о землю и всасывания осколков от первоначального взрыва. Больше ничто не заставит меня поверить, что какая-то неполадка в двигателе могла привести к катастрофе. Если бы произошло возгорание двигателя, обычная практика диктовала бы необходимость прекратить подачу горючего к этому двигателю и отключить электричество. Двигатели Л500 оборудованы системами автоматического обнаружения и тушения пожара. Что более важно, они расположены низко, поэтому пламя не полетит в сторону фюзеляжа или крыльев. Итак, даже если произошло две аварии — возгорание двигателя и утечка горючего — особенности конструкции самолета, метеорологические условия на высоте тридцати пяти тысяч футов, скорость полета в пятьсот миль в час, все это исключает встречу пламени с горючим. — Он провел ногой по крылу. — Думаю, ход моих размышлений подводит к тому, что теория о неполадке двигателя, сбросившей эту птицу на землю, и ломаного гроша не стоит. — Он умолк. — Здесь что-то другое.

Каплан еще раз присел рядом с зазубренным краем крыла.

— Как я уже говорил, все указывает на взрыв. Когда я в первый раз осматривал крыло, мне в голову пришла мысль об импровизированном взрывателе. Что-то вроде «семтекса», соединенного проводом с часовым механизмом или высотомером. Самолет достигает определенной высоты, и раздается взрыв. Взрыв разрывает обшивку, тут же вылетают заклепки. Поскольку крыло подвергается воздействию ветра, скорость которого измеряется сотнями миль в час, оно раскрывается в самом слабом месте, так же как ширинка одним движением молнии. Лонжерон не выдерживает и «бум»! Черт, вес двигателя лишь ускорил это. — Он умолк, по-видимому, чтобы более внимательно осмотреть внутреннюю сторону крыла. — Загвоздка в том, что, по-моему, здесь сработало нетрадиционное взрывное устройство.

— Почему ты так думаешь?

Каплан указал внутри крыла на секцию топливного бака рядом с распределительным щитом горючего. Он держал фонарь над этим местом.

— Взгляните.

Было отчетливо видно большое отверстие. По всей окружности дыры остались коричневые пятна, металл был вздут и покороблен.

— Я это раньше заметил, — сказал Соер.

— Такая дыра никоим образом не могла возникнуть естественным путем. В любом случае она бы обнаружилась в ходе обычного осмотра перед взлетом, — сказал Каплан.

Прежде чем прикоснуться к этому месту, Соер надел перчатки.

— Может быть, это произошло во время взрыва.

— Если так, то это единственное место, где он произошел. Других таких следов на этой секции крыла нет, хотя следы топлива видны везде. Это обстоятельство почти исключает версию, что дыра появилась в результате взрыва. Почти уверен: что-то положили на стенку топливного бака. — Каплан задумался, нервно потирая пальцы. — Полагаю, что-то положили на его поверхность умышленно, чтобы образовалась эта дыра.

— Например, кислоту, вызывающую коррозию? — спросил Соер.

Каплан кивнул.

— Спорю на обед, Ли, что это именно так. Топливные баки сделаны из алюминиевого сплава, состоят из переднего и заднего лонжеронов, а также верхней и нижней части крыльев. Толщина баков разная. Ряд кислот продырявят насквозь подобный сплав.

— Пусть так, кислота. Однако в зависимости от времени применения кислота, наверно, действовала медленно, чтобы дать самолету возможность подняться в воздух. Так?

Каплан ответил сразу.

— Так. Ответчик постоянно посылает сигналы о высоте самолета на диспетчерский пункт, поэтому мы знаем, что самолет достиг крейсерской высоты незадолго до взрыва.

Соер продолжал размышлять.

— Во время полета бак в таком-то месте получает пробоину. Выливается топливо. Быстровоспламеняющееся, очень взрывоопасное. Так что же воспламенило его? Возможно, двигатель не горел, а как же высокая температура, излучаемая двигателем?