Академия [Основание] (№1) - Прелюдия к Академии

– А если бы ты знал всю правду о состоянии человечества, тогда как?

– Глупый вопрос. Что значит «правда о состоянии человечества»? Кто ее знает? Не ты ли?

– Да, В этой правде – всего три слова.

Челвик отвернулся, взгляд его устремился вперед, в бессменную пустоту бесконечного туннеля. Туннель стал шире, затем снова сузился, и тогда Челвик произнес обещанные три слова:

– Галактическая Империя умирает.

Глава третья

Университет

Стрилингский университет —высшееучебное заведение в секторе Стрилинг древнего Трентора. …Несмотря на несомненные успехи, достигнутые здесь в области гуманитарных наук, в памяти людей Университет остался вовсе не из-за этих достижений. Наверняка, многие поколения ученых, не покладая рук трудившихся на научной ниве Стрилингского Университета, были бы просто потрясены, узнав, что впоследствии Университет будут вспоминать исключительно из-за того, что некий Гэри Селдон ненадолго остановился здесь во время так называемого «Бегства».

Галактическая энциклопедия

11

Заявление Челвика повергло Селдона в молчание. Он мысленно съежился от сознания собственной беспомощности.

Что же произошло? Он изобрел новую науку – психоисторию. Он немного превысил границы действия законов вероятности, принял в расчет величины, изобилующие сложностью и противоречивостью, и в результате получил изящные уравнения с огромным числом неизвестных. Не исключено, что число это бесконечно.

Но для него это была просто математическая игра, не более. Он создал психоисторию, или, как минимум, ее основу, но пока это была всего-навсего математическая диковина, безделушка. Знания истории могли бы придать какое-то значение безжизненным уравнениям…

Но таких знаний у него не было. История никогда не интересовала его. Он, конечно, знал в общих чертах историю Геликона и в свое время прослушал краткий курс истории человечества в школе – но что с того? Все остальные знания были нахватаны с потолка – мифы, легенды, а то и попросту разрозненные, не связанные друг с другом обрывки информации.

И все-таки, как кто-то мог заявлять, будто Галактическая Империя умирает? Ведь она существует под названием Империи уже десять тысячелетий, а еще целых два тысячелетия до этого Трентор, будучи столицей могущественного королевства, фактически правил Империей, хотя она тогда так не называлась. В первые века своего существования Империи пришлось нелегко, однако она справилась с сопротивлением огромных участков Галактики, никак не желавших расставаться с остатками независимости. Империя пережила многое: бунты, династические войны, периоды тяжелого упадка. Однако потрясения коснулись далеко не всех миров, а Трентор рос и развивался до тех пор, пока не стал самой многонаселенной планетой в Галактике и не обрел титул «Вечного Города».

Нет, если смотреть правде в глаза, последние четыре столетия характеризовались некоторым усилением напряженности: произошел целый ряд покушений на Императоров и дворцовых переворотов. Но и это прошло, и теперь в Галактике царил поистине небывалый мир и покой. При Клеоне, и раньше, при его отце, миры жили и процветали в свое удовольствие, а Клеона никто тираном не считал. Даже те, кто критиковал Империю, как государственное установление, не осмеливался сказать дурного слова о Клеоне, как бы при этом ни поносили Демерзеля.

Но почему же тогда Челвик объявил, что Галактическая Империя умирает – да еще с такой уверенностью?

Челвик – журналист. Может быть, он: лучше знал историю Галактики и более отчетливо представлял себе нынешнюю ситуацию. Но что он такое знал? Что стояло за его безапелляционным заявлением? Что? Что?

Несколько раз вопрос уже был готов сорваться с губ Селдона, но стоило ему взглянуть на суровое лицо Челвика, и он решал не спрашивать. И еще… для него Галактическая Империя была некоей данностью, непререкаемой аксиомой, краеугольным камнем – вечным, незыблемым. Если это не так… нет, он об этом и слышать не хотел.

Поверить в то, что он ошибался? Нет, ни за что. Галактическая Империя для Селдона имела ровно столько же шансов на гибель, как сама Вселенная. Иначе говоря – Империя могла погибнуть только вместе со Вселенной.

Селдон закрыл глаза, попытался заснуть, но, конечно же, не сумел. Может быть, психоистория продвинулась бы вперед, если бы он занялся изучением истории?

Но как? Существовало двадцать пять миллионов миров, и у каждого из них была своя история, сложная и запутанная, Как он мог изучить историю всех миров? Он знал, что есть множество длиннющих фильмов по истории Галактики. Однажды – он уже и сам не мог припомнить зачем – он смотрел один такой фильм и чуть не сошел с ума от скуки.

Галактической истории дело было только до самых важных, могущественных миров. Некоторые из них были описаны на протяжении всего их существования, другие упоминались лишь в связи с тем или иным периодом в их истории, а потом исчезали, словно их никогда и не было. Как-то Селдон решил поискать в каталоге Геликон и нашел одну-единственную ссылку… Копнув поглубже, он нашел Геликон в перечне миров, которые хотя бы единожды чем-то угрожали имперскому трону. Однако никакого наказания Геликон не понес – вероятно, в связи с тем, что планету сочли настолько незначительной, что ее и наказывать-то не стали.

И что, спрашивается, толку в такой вот истории? Без сомнения, психоистория должна учитывать действия, реакции и взаимодействия, имеющие место в каждом мире, во всех без исключения. Но как можно изучить историю всех двадцати пяти миллионов миров и учесть все возможные между ними взаимодействия? Нет, это совершенно бессмысленная, не имеющая решения задача и еще одно, лишнее подтверждение вывода о том, что психоистория представляет исключительно теоретический интерес, и ее никогда нельзя будет применить на практике.

Селдона слегка качнуло вперед, и он понял, что машина замедлила скорость.

– В чем дело? – спросил он.

– Думаю, мы уже достаточно далеко улетели, – ответил Челвик, – чтобы позволить себе короткую остановку. Перекусим, выпьем по стаканчику чего-нибудь, освежимся под душем.

Минут через пятнадцать, постепенно тормозя, машина выехала в ярко освещенный боковой проем и припарковалась на стоянке, где стояло еще пять-шесть машин.

12

Челвик наметанным взглядом окинул все сразу – площадку, другие машины, буфетную стойку, коридоры, мужчин и женщин. Селдон, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания, украдкой поглядывал на Челвика и старался во всем ему подражать.

Когда они уселись за небольшой столик и сделали заказ, Селдон как можно более безразлично спросил:

– Все в порядке?

– Похоже, да, – ответил Челвик.

– Откуда ты знаешь?

Взгляд темных глаз Челвика на мгновение задержался на Селдоне.

– Инстинктивно чувствую, – объяснил он. – Репортерский опыт, понимаешь? Глянешь одним глазком и сразу видишь: «Тут нет ничего интересного».

Селдон кивнул и немного успокоился. Ответ Челвика прозвучал шутливо, но доля правды в нем, безусловно, была.

Однако стоило Селдону откусить первый кусок сандвича, как физиономия его недовольно скривилась. Он вопросительно глянул на Челвика.

– Дорожный буфет, что ты хочешь? – пожал плечами Челвик. – Дешево, быстро и невкусно. Продукты местные и имеют весьма специфический привкус. Для тренторианцев – дело привычное. Все дрожжевое.

Селдон с трудом проглотил кусок.

– А в гостинице…

– Гостиница-то твоя где располагалась? В Имперском секторе. А там все продукты – привозные, натуральные. Если что-то и подают дрожжевое, то дрожжи берутся самого высокого качества, А хорошие дрожжи и стоят недешево.

Селдон нерешительно смотрел на сандвич, раздумывая, откусить ли еще кусочек.

– Надо ли понимать тебя так, что все то время, что я пробуду на Тренторе…

– Тс-с-с… – прошептал Челвик едва слышно. – Не подавай виду, что тебе такая еда в новинку. На Тренторе есть такие дыры, где показаться аристократом еще хуже, чем если в тебе признают неместного. А еда не везде такая мерзкая, поверь. В придорожных буфетах лучшего ждать не приходится, они все такие. Если сумеешь проглотить и переварить этот сандвич, значит сумеешь прожить на Тренторе. Уверяю тебя, ничего дурного с тобой не случится. Он свежий, не сомневайся, Просто вкус такой, специфический, непривычный. Честное слово, привыкнешь со временем. Встречал я тренторианцев, которые просто в ужасе были от натуральных продуктов и утверждали, что чего-то в них недостает – не такие, видишь ли, пикантные, как наши.

– А на Тренторе много производят продуктов? – спросил Селдон, предварительно стрельнув глазами по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, и, стало быть, можно разговаривать спокойно. – Я слыхал, что каждый день на Трентор прибывает около сотни грузовиков с продуктами из двадцати ближайших миров.

– Точно. И примерно столько же кораблей вывозят пищевые отходы. А уж если быть точным до конца, то все это проделывают одни и те же корабли – сюда они везут продукты, а обратно – отходы. Действительно, натуральные продукты составляют значительную статью нашего импорта, но все-таки тут речь идет в основном о роскоши, экзотике. А отходы, идущие на экспорт, самым тщательным образом перерабатываются в ценнейшие органические удобрения, которые так же драгоценны для других миров, как для нас – продукты питания. И все же, повторяю, импорт не так велик, как можно подумать.

– Правда?

– Конечно. Во-первых, в океане водится рыба, во-вторых, тут довольно много садов и огородов. Фруктовые деревья дают неплохой урожай, есть у нас и птицефермы, и кроликофермы, и громадные плантации по выращиванию микроорганизмов – их чаще называют дрожжевыми плантациями, хотя дрожжи там как раз выращивают в минимальных количествах. На самом деле Трентор весьма похож на обычный космический поселок, только очень большой. Ты когда-нибудь бывал в таком поселке?

– Да, бывал.

– Космические поселки, как правило, представляют собой замкнутые, закрытые городки, с искусственным климатом, вентиляцией, искусственной сменой дня и ночи, ну и так далее. Трентор отличается от них исключительно своей многонаселенностью. Правда, у нас гравитация естественная, и ни один космический поселок не может сравняться с нами по масштабу производства микроорганизмов для питания. Чего у нас только нет; дрожжевые танки, грибковые теплицы, бассейны с водорослями… Конечно, если бы не вкусовые добавки, есть все это было бы невозможно.

Селдон почти управился с сандвичем, и чем дальше, тем менее отвратительным тот ему казался.

– Значит, ты говоришь, со мной все будет в порядке?

– Бывают случаи, когда такая пища повреждает кишечную флору, и время от времени какой-нибудь чужеземец может заполучить расстройство пищеварения, но это редко, да и проходит быстро. Ты давай, пей молочный коктейль. Он тебе, правда, тоже вряд ли понравится. Зато он содержит профилактическое средство от расстройства кишечника – так, на всякий пожарный…

Селдон поморщился.

– Ой, Челвик, хватит, лучше не говори больше об этом, Как-то мне не по себе от этой лекции.

– Тогда допивай коктейль, и вперед.

Попутчики быстро покончили с едой, и снова пустились в путь.

13

Вскоре они снова на полной скорости неслись по туннелю. Селдон наконец решил задать вопрос, который вертелся у него на языке уже около часа.

– Почему ты считаешь, что Галактическая Империя умирает?

Челвик повернулся к Селдону лицом.

– Я же журналист. На меня сыплется громадное количество информации, статистики. Публиковать я; правда, могу лишь малую толику из того, что узнаю. Население Трентора уменьшается. Двадцать пять лет назад оно составляло почти сорок пять миллиардов. Частично это связано с падением уровня рождаемости. Однако тут нужно учесть, что рождаемость на Тренторе никогда не была особенно высока. На самом деле, походишь по Трентору, приглядишься повнимательнее, и заметишь, что детей на улицах совсем немного при таком-то колоссальном населении. И все равно рождаемость падает. Ну, и потом – эмиграция. Уезжает с Трентора гораздо больше народа, чем приезжает.

– Учитывая высокую численность населения, – вставил Селдон, – это вовсе не удивительно.

– Согласен, но раньше такого не было, вот это-то и удивительно. И еще – торговля по всей Галактике сейчас идет гораздо менее оживленно, чем раньше. Люди думают так: раз сейчас нет никаких восстаний и войн, значит, все хорошо, и все тяготы прошлых столетий миновали. Тем не менее, как это ни парадоксально, политическая борьба, революции, войны – все это признаки жизни. А сейчас – какая-то всеобщая усталость. Все спокойно – но не потому, что люди довольны и счастливы, а потому, что устали и сдались.

– Ну, не знаю, не знаю, – недоверчиво проговорил Селдон.

– А я знаю. Взять хотя бы феномен антигравитации. Гравитационные подъемники существуют, но широкого распространения не получили. Изобретение оказалось нерентабельным, однако никто и не предпринимает никаких попыток превратить его в рентабельное. Научный прогресс замедлился, ни о какой скорости в развитии техники говорить не приходится. Какая там скорость! Прогресс не движется, а ползет черепашьим шагом. В отдельных областях так и просто застой. Неужели ты и этого не замечаешь? Ты же математик, в конце концов!

– Не могу сказать, чтобы я сильно задумывался об этом!

– Ты не одинок. С этим просто все смирились. Ученые ручки сложили и твердят на все лады: «то невозможно, это непрактично, а это – бесполезно». Не приемлют никаких возражений. Да вот хотя бы и тебя взять, для примера, чего там далеко ходить? Что ты говоришь о психоистории? «Она представляет чисто теоретический интерес, но не имеет никакого отношения к практике». Так ведь?

– И да и нет, – раздраженно отозвался Селдон. – Да, она бесполезна в плане практики, но отнюдь не из-за того, что во мне напрочь погиб дух авантюризма и всяческая романтика. Она действительно бесполезна.

– По меньшей мере, – саркастически проговорил Челвик, – твоя убежденность является следствием существования атмосферы упадка, которая царит во всей Империи.

– Таково твое убеждение, – сердито буркнул Селдон. – А вдруг ты ошибаешься?

Челвик замолчал, задумался.

– Да, я могу ошибаться, – кивнул он наконец. – Все, что я говорю – плод интуиции, догадок. А для уверенности мне нужна работающая психоистория.

Селдон пожал плечами.

– Увы, мне нечем тебя порадовать. Но допустим, что ты прав. Допустим, что Империя действительно катится вниз по наклонной плоскости. Но ведь и после этого люди будут жить на свете.

– Да, но как они будут жить, вот в чем вопрос, дружище! Почти двенадцать тысячелетий Трентор властью Императоров ухитрялся удерживать в Империи мир и спокойствие. Конечно, были периоды беспокойства – бунты, локальные гражданские войны, множество трагедий, – но в общем и целом мир сохранялся. Почему Геликон проводит проимперскую политику? Да-да, твой родной мир. Да потому, что он маленький и слабый, и соседние государства запросто поработили бы его, не поддерживай Империя его суверенитет и безопасность.

– Значит, ты предвещаешь всеобщую войну и анархию, если Империя отомрет?

– Безусловно. Надо честно сказать, я не большой поклонник Императора, да и всего института Империи, но не вижу ей достойной замены. Просто не вижу, какое еще установление могло бы обеспечить поддержание мира, и не желаю пустить события на самотек, пока не получу такой замены.

Селдон фыркнул:

– Ты рассуждаешь ток, словно ты – властелин Галактики! Ты не позволишь, ты не желаешь… Тебе нужна замена… Кто ты такой, чтобы такое заявлять?

– Ты меня слишком буквально понял, – усмехнулся Челвик. – Я вовсе не себя лично имел в виду, не Четтера Челвика. На мой век Империи хватит за глаза. Очень может быть, что при моей жизни даже наметятся кое-какие изменения к лучшему. Жизнь – штука переменчивая. Упадок может смениться временным подъемом. До смертельной агонии еще далеко, может быть, целая тысяча лет, и, как ты понимаешь, к тому времени мое бренное тело будет давным-давно упокоено в земле, а потомков после меня не останется. Я не женат, с женщинами встречаюсь изредка, детей у меня нет, и заводить их я не собираюсь. Так что я не оставлю судьбе заложников и охотников за наследством. Кстати, после твоего доклада, Селдон, я навел о тебе справки, ты уж извини. У тебя ведь тоже нет детей?

– Да, детей у меня нет, но живы родители, и есть два брата. Я однажды был очень сильно влюблен, – добавил Селдон, смущенно улыбнувшись, – но этой женщине казалось, что ее я люблю гораздо меньше, чем математику.

– Она была права?

– Мне так не казалось, да что толку? Главное, что так казалось ей. Словом, она меня бросила.

– И с тех пор ты одинок.

– Да. Это было так больно, что я до сих пор не в силах забыть.

– Ну что ж, выходит, мы оба, по идее, вправе сложить руки и дать другим возможность суетиться, что-то придумывать, а в итоге – страдать, когда нас с тобой уже не станет на свете. Знаешь, раньше у меня были подобные мысли, но не теперь. Теперь у меня есть инструмент, и я добьюсь своего.

– Что за инструмент? – спросил Селдон, заранее зная ответ.

– Ты! – ответил Челвик.

Поскольку Селдон ожидал именно этого ответа, он не стал разыгрывать удивление и возмущение, Он просто покачал головой и сказал:

– Ты жестоко ошибаешься. Инструмент из меня никудышный.

– Почему?

Селдон обреченно вздохнул:

– Сколько же можно повторять одно и то же? Психоистория не предназначена для практического применения. Трудность ее внедрения в практику носит фундаментальный характер. Всего пространства и времени Вселенной не хватит для решения проблем, для ответа на необходимые вопросы.

– Ты в этом уверен?

– К несчастью, да.

– Но твоя задача состоит не в том, чтобы предсказывать всю будущую судьбу Галактической Империи, пойми. Тебе вовсе не нужно подробно прогнозировать действия каждого отдельного человека, даже каждого отдельного мира. Тебе нужно просто-напросто дать ответ на несколько вопросов; погибнет ли Галактическая Империя, и если да, то когда это произойдет? В каких условиях после этого окажется человечество? Можно ли что-либо предпринять для отсрочки гибели Империи, либо для смягчения обстоятельств, которые эта гибель повлечет за собой? На мой взгляд, это не такие уж сложные вопросы.

Селдон покачал головой и грустно проговорил:

– История математики битком набита самыми простыми вопросами, ответы на которые оказались безумно сложными, а то и вообще не были найдены.

– И так-таки ничего нельзя сделать? Я вижу, что Империя погибает, но не могу этого доказать. Все мои заключения субъективны, и я никак не могу доказать свою правоту. А из-за того, что моя точка зрения никого не может обрадовать по сути, люди предпочтут отвернуться и не слушать меня, и для предотвращения гибели, или, по крайней мере, для смягчения удара, ничего не будет сделано. А вот ты мог бы доказать истинность упадка или, наоборот, опровергнуть мои предположения.

– Но ведь именно этого-то я как раз и не могу сделать! Как я могу найти отсутствующие доказательства? Я не могу превратить математические выкладки в практические, если они не таковы по своей природе. Нельзя взять два четных числа, сложить и получить в сумме нечетное, как бы страстно ты сам или вся Галактика ни желали получить в ответе нечетное число!

– Я понял тебя, – буркнул Челвик, – Ты – порождение упадка. Ты добровольно признаешь поражение.

– Разве у меня есть выбор?

– А разве нельзя хотя бы попытаться? Какими бы бесплодными ни казались тебе мои трепыхания, что лучшего ты бы мог сделать за свою жизнь, чему бы еще ты мог ее посвятить? У тебя есть более высокая цель?

Селдон часто-часто заморгал.

– Но… Миллионы миров. Миллиарды культур. Квадриллионы людей. Квинтиллионы взаимосвязей… И ты хочешь, чтобы я один упорядочил все это?

– Нет, я хочу, чтобы ты просто попытался. Ради вот этих самых миллионов миров, миллиардов культур и квадриллионов людей. Не ради Императора. Не ради Демерзеля. Ради человечества.

– У меня не получится.

– Не получится так не получится. Но ты попытаешься?

И… против своей воли, сам не понимая почему, Селдон услышал собственный ответ:

– Попытаюсь.

С этого мгновения для него началась другая жизнь.

14

Путешествие наконец завершилось, и такси подлетело к стоянке, которая оказалась гораздо обширнее, чем та, где приятели останавливались перекусить. (Селдон еще не забыл вкуса злополучного сандвича и огорченно скривился.)

Челвик припарковал такси, вышел и скоро вернулся, на ходу убрав кредитную карточку во внутренний карман рубашки.

– Здесь ты в полной безопасности, как я и обещал, – сообщил он Селдону. – Мы находимся в секторе Стрилинг.

– Стрилинг?

– Вроде бы, сектор назван в честь того, кто основал тут поселение. Большинство секторов названо в чью-то честь, вследствие чего названия чаще всего неуклюжи, а порой труднопроизносимы. И все равно, здешние жители ни за какие коврижки не согласятся переименовать Стрилинг в какой-нибудь там Парадиз или что-нибудь в таком роде. Попробуй предложить – получишь по физиономии, и дело с концом.

– Парадизом тут и не пахнет, – пошутил Селдон, брезгливо наморщив нос.

– Парадизом не пахнет нигде на Тренторе, но ты привыкнешь.

– Я так рад, что мы сюда попали, – признался Селдон. – Не то чтобы я рад, что мы попали именно сюда, но просто я до смерти устал от сидения в такси. Представляю себе, если бы мы пустились в облет всего Трентора. Бр-р-р… На Геликоне в любое место можно добраться по воздуху гораздо быстрее, чем здесь преодолеть расстояние в две тысячи километров.

– У нас тоже есть воздушные катера.

– Так почему же мы…

– Видишь ли, просто путешествие на такси мне легко было организовать так, чтобы оно прошло анонимно. С катером такого бы не вышло. И как бы безопасно мы себя тут ни чувствовали, гораздо спокойнее будет, если Демерзель не будет знать наверняка, где ты находишься. На самом деле, еще не все позади. Надо еще добраться экспрессом до конечной станции.

Селдон понял, о каком виде транспорта говорит Челвик.

– Это такие открытые поезда, что ходят по рельсам?

– Точно.

– На Геликоне такого транспорта нет, да он там и не нужен. А на вашем экспрессе я уже катался, в самый первый день, как на Трентор прилетел. От аэропорта до гостиницы. Так, для новизны впечатлений очень даже ничего, но как представишь, что все время нужно на нем мотаться… Толпы народу, путаница такая…

– Ты что, заблудился?

– Да нет, там было полно указателей. Немного замешкался на входе и выходе, но мне сразу пришли на помощь. Теперь-то я понимаю, что по одежде во мне сразу признали чужеземца. Советчиков была целая куча, наверное, потому, что км приятно было наблюдать мою растерянность.

– Ну. рез уж ты теперь такой специалист по путешествиям на экспрессе, теряться тебе больше нечего.

Эту фрезу Челвик произнес тепло и дружески, но в уголках его рта притаилась улыбка.

– Пошли.

Они не спеша зашагали по улице, которая была освещена так ярко, что создавалось впечатление дня в полном разгаре, но при этом казалось, что несуществующее небо подернуто облаками и солнце (тоже несуществующее) то заходит за тучку, то снова выходит из-за нес. Селдон инстинктивно поднял глаза к «небу», но, естественно, никаких тучек не увидел.

Заметив его взгляд, Челвик пояснил:

– Считают, что такая смена освещенности благотворно воздействует на психику людей. Бывают дни, похожие на солнечные, а порой устраивают нечто вроде сплошной облачности.

– Но при этом ни дождя, ни снега?

– Да, и ни града, ни слякоти. Ничего такого. Ни повышенной влажности, ни пронизывающего холода. Видишь, Селдон, есть у Трентора свои недостатки, даже сейчас.

На улицах было довольно-таки многолюдно, причем народ встречался в основном молодой, попадались и дети, что бы там Челвик ни говорил о падении рождаемости. При взгляде на пешеходов создавалось впечатление, что люди тут живут обеспеченные и довольные жизнью. Мужчины встречались так же часто, как и женщины, и одеты все были гораздо более скромно, чем в Имперском секторе. Здесь костюм Селдона, подобранный для него Челвиком, выглядел совершенно естественно. Людей в шляпах встречалось немного, и Селдон с облегчением сдернул свою и взял ее под мышку.

Противоположные стороны улицы здесь не отделяла одну от другой глубокая пропасть, и, как и обещал Челвик, пешеходы передвигались, можно сказать, по уровню земли. Транспорта на улицах не было совсем, и Селдон спросил у Челвика, с чем это связано.

– В Имперском секторе, – объяснил Челвик, – машин много потому, что там ими пользуются служащие официальных структур. В других же местах частным транспортом пользуются крайне редко, и для владельцев машин отведены специальные туннели. Фактически, машины и не нужны, ведь есть экспресс-линии, а для передвижения на небольшие расстояния – движущиеся тротуары. А уж когда расстояние совсем невелико – можно и на своих двоих добраться.

До слуха Селдона донеслись приглушенные вздохи и вскрики, и вскоре он увидел вдалеке длинную вереницу вагончиков экспресса.

– Погляди, вон он, экспресс, – показал он рукой.

– Вижу, только нам лучше сесть на стоянке. Там и маршрут можно поточнее выбрать, и сесть легче. Ты пока все-таки, мне кажется, не сумеешь впрыгнуть в вагончик на ходу. Есть у нас такие акробаты-лихачи. Им кажется, что это у них ловко получается, вот они и выпендриваются, но, увы, частенько получают травмы.

– А разве не существует правил?

– Отчего же не существует? Существуют правила, и время от времени нарушителей даже наказывают, к всеобщему и полному удивлению.

Как только приятели удобно уселись в вагончике экспресса, Селдон обернулся к Челвику и сказал:

– Что меня удивляет: так это, что экспресс движется так спокойно, равномерно. Я понимаю, что здесь действует электромагнитное поле, но все равно это удивительно! – воскликнул он, прислушиваясь к негромким звукам, возникавшим при соприкосновении их вагончика с соседними.

– Да, замечательная транспортная система, – согласился Челвик, – но, увы, ты не застал ее лучших дней. Когда я был помоложе, шума было еще меньше, а те, кто ездил на экспрессе пятьдесят лет назад, утверждают, что в то время вагончики и вообще катились как по маслу, но я почти уверен, что это просто ностальгическая идеализация прошлого.

– Почему же теперь все стало иначе?

– А ухаживают паршиво, вот и все. Я же говорил тебе насчет упадка.

Селдон нахмурился.

– Уверен, люди не сидят, воздев глаза к небесам и не повторяют, как заклинание: «Мы в упадке, мы в упадке, пусть все идет прахом, и экспресс в том числе».

– Нет, конечно, ничего такого не происходит. По-прежнему следят за исправностью оборудования, заменяют износившиеся узлы и детали, магниты, истершуюся обшивку на сиденьях, и так далее. Но все это как-то лениво, небрежно, и не так часто, как раньше. Просто денег не хватает, вот и все.

– И куда же деваются деньги?

– На всякие другие дела. Мы пережили ряд неспокойных столетий. Флот разросся, содержание его обходится гораздо дороже, чем раньше. Военным платят побольше, чтобы они, не дай бог, не взбунтовались. За спокойствие приходится платить.

– Но вообще-то при Клеоне жизнь течет более или менее спокойно. Пятьдесят лет непрерывного мира.

– Да, но военные, которым хорошо платят, не согласны, чтобы из-за мира им снижали оплату. Адмиралы держатся за свои траченные молью корабли и не желают даже слушать о понижении в звании просто потому, что им больше нечем в жизни заняться. Словом, деньги рекой текут без всякой отдачи в армию, а тем временем социальная сфера потихоньку разваливается и нищает. Вот это я и называю упадком. Разве это не так? Тебе разве не кажется, что на эти вещи невозможно закрыть глаза и не учесть их в твоей будущей психоистории? Селдон недовольно заерзал на сиденье.

– А куда мы, кстати, направляемся?

– В Стрилингский Университет.

– А, так вот почему название сектора показалось мне знакомым! Я слышал об этом Университете.

– Ничего удивительного. На Тренторе – около ста тысяч высших учебных заведений, а Стрилинг входит в тысячу самых престижных.

– Мне придется там задержаться?

– Ненадолго. Кстати говоря, университетские кампусы – неприкасаемые святыни, и там ты будешь в полной безопасности.

– Да, но будут ли там мне рады?

– Что за вопрос! В наши дни совсем нелегко отыскать хорошего математика. Для тебя там почти наверняка найдется работа. Да и ты, надеюсь, сумеешь извлечь из пребывания в Университете пользу. Не просто же прятаться там будешь.

– Ты, конечно, хочешь сказать, что там у меня будет возможность поработать над своими выкладками?

– Ты дал обещание, – напомнил Челвик.

– Я обещал попробовать, – уточнил Селдон, а про себя подумал, что его обещание было равносильно попытке сплести веревку из песка…

15

Разговор сам собой прекратился, и Селдон углубился в рассматривание окрестностей. Постройки отличались приятным разнообразием. Среди них попадались и невысокие здания, и уходящие под самые «небеса». Улицы сменялись широкими площадями.

Внимательно разглядывая здания, Селдон крайне удивился, что многие из них не только сильно возвышались над землей, но и довольно глубоко уходили под землю, и неизвестно, какая их часть доминировала – надземная или подземная.

Время от времени поодаль от линии экспресса мелькали островки свежей зелени – чаще всего, газоны, засаженные травой, но кое-где попадались и невысокие деревца.