Забудь о прошлом

Это было ошибкой. И какой ошибкой! – думал Филип, глядя в испуганные синие глаза и чувствуя, как бешено пульсирует кровь в жилах. Он захлопнул дверь, толкнув ее плечом, и попытался взять себя в руки, но одно лишь то, что Джоан так близко, вызывало в нем нестерпимое желание.

Ее тело было таким мягким, таким женственным, что его собственное в ответ переполнилось невыразимыми ощущениями, а душа – эмоциями. Рука Филипа привычно легла на изгиб ее бедра и привлекла к себе, к свидетельству своей мужественности, своего желания.

– Пожалуйста… не надо, – задыхаясь, произнесла Джоан, но Филип едва ли услышал ее.

Он оказался во власти инстинктов, древних, как само время, и неукротимое желание приникнуть к этим чувственным губам и ощутить языком язык Джоан охватило его. Он знал, каково это на вкус, какое головокружительное чувство рождает исследование этих влажных глубин. Воспоминаниям невозможно было противиться, от них нельзя было отмахнуться.

Свободной рукой обхватив ее шею сзади, Филип обвел большим пальцем контур ее губ. Потемневшими от предвкушения глазами он видел, что Джоан полна решимости сопротивляться, но здравый смысл, казалось, покинул его, как и всякая сдержанность.

Ее волосы свободно падали на плечи, и Филип зарылся пальцами в их черный мягкий шелк.

– Ты хочешь этого, – низким голосом произнес он. – Хочешь так же, как и я. Поэтому ты и пришла сюда. Потому что знала, что это случится.

– Ты с ума сошел…

– Неужели? – Филип теснее прижал ее к себе, чувствуя, как возбуждение становится нестерпимым. – Почему ты не признаешь очевидного? Или это слишком задевает твои чувства?

– Я только принесла деньги, – упорствовала Джоан, поднимая руки, словно бы с намерением оттолкнуть его. Но, казалось, против собственной воли ее ладони легли на покрытую шелковистой порослью грудь мужа, и банкноты незамеченными упали к ее ногам.

– Забудь о деньгах, – выдохнул Филип в ответ на протестующий возглас Джоан, когда он легонько прихватил губами ее шею.

Лихорадочно дрожащими пальцами она нашла его твердые соски, и это прикосновение заставило его содрогнуться. Ее запах кружил ему голову, и Филип, просунув одну ногу между ногами Джоан, нашел ее рот, и мягкие губы приоткрылись ему навстречу. Филип издал мучительный вздох. Он хотел ее. Нет, какое там хотел! Она была необходима ему, как воздух, как солнечный свет. И – помоги ему Бог – он намерен был получить ее.

Под тонким Голубым свитером ее сердце, билось часто и сильно, и, приподняв его край, Филип ощутил, что ее кожа так же влажна, как и его. Из-за влаги и шершавости свитера соски ее грудей затвердели, и Филип понял, что в спешке она забыла надеть лифчик.

У Джоан раньше были маленькие груди, но материнство, очевидно, увеличило их. Приняв на ладони их вес, Филип вздрогнул. Воспоминание о материнстве обожгло его, но непередаваемое удовольствие снова прикасаться к ней, ласкать ее, заставило тут же забыть об этом.

Все равно это только секс, с жаром убеждал он себя, жадно скользя губами вниз по ее шее. Джоан, с ее-то опытом, несомненно, должна это понимать…

И все же, после того как он, преодолев ее сопротивление, стянул через голову свитер, его руки стали действовать мягче, нежнее. Филип ласкал ее груди, живот, изящный изгиб талии с все большей осторожной настойчивостью. Он сжимал ее соски большим и указательным пальцами, наслаждаясь тем, как она вздрагивает от этих прикосновений. И когда Филип снова вернулся к ее губам, ответ Джоан был именно таким горячим и неистовым, на какой он и рассчитывал.

Ее язык встретился теперь с его языком, сплелся с ним, и наконец, обхватив губами, она втянула его к себе в рот. Обычная сдержанность покинула Джоан, она безрассудно предалась страсти.

Филип понял, что не может больше сдерживаться. Он хотел оказаться внутри нее. Хотел зарыться в ее тепло, мягкость, хотел почувствовать, как она принимает его, хотел довести ее до высшей точки и вместе с ней испытать оргазм…

Не отрывая от нее своих губ, он подвел ее к кровати и ощутил радость, когда Джоан вместе с ним опустилась на нее. Но она продолжала сидеть, и Филип, оставив ее губы, склонил голову и легонько сжал зубами розовый сосок.

Стон, который издала при этом Джоан, поощрил его к дальнейшему, и, уложив ее на смятые простыни, он накрыл ее своим телом. Теперь ее действиями управлял не разум, а чувства, и в затуманившихся синих глазах Филип видел ту же сексуальную одержимость, которая владела и им. Ему доставляло огромное удовольствие расстегивать ее брюки, а затем его рука скользнула под кружевные трусики.

Они были влажными. И когда Филип коснулся мягких складок плоти, он понял, что ее потребность в нем так же сильна, как и его в ней. Она изогнулась под ним и развела ноги, чтобы предоставить ему большую свободу действий, когда же он убрал руку, издала протестующий возглас.

– Не беспокойся, я никуда не собираюсь, – хрипло сказал Филип, отстраняясь, чтобы стянуть плотно обтягивающие брюки с ее ног. За ними последовали трусики, после чего Филип быстро стащил свои. Теперь их ничто не разделяло.

Он глубоко втянул в себя воздух, когда Джоан прикоснулась к его возбужденной плоти. Лаская ее, она стремилась показать ему, что помнит о его желаниях так же, как и о своих.

– Полегче, – хрипло выдохнул Филип.

Но Джоан не слушала его, и Филип понял, что больше не в силах сдерживаться и длить эту муку предвкушения.

– Остановись, – простонал он и, снова уложив Джоан на простыни, лег сверху. Затем, разведя ее ноги, одним коротким плавным движением проник в нее, испытав удовлетворение, о котором мечтал с той минуты, как впервые оказался в квартире Джоан в Бирмингеме.

Это было почти как заниматься любовью с девственницей. И если бы у него были сомнения в том, что все эти годы она вела целомудренный образ жизни, они отпали бы при том захлебывающемся звуке, который издала Джоан, когда он преодолевал сопротивление ее плоти.

– Тебе больно? – хрипло спросил он, на мгновение забыв о своем желании, но Джоан снова всхлипнула и покачала головой.

– Нет, нет! – воскликнула она.

Это убедило Филипа, и со стоном удовлетворения он продолжил начатое…

Удовольствие было небывалой силы. Но слишком коротким. Ему хотелось бы длить и длить его, находя все новые и новые неизведанные нюансы их взаимной страсти, но собственное тело предавало его. Малейшее движение заставляло его задыхаться, и он чувствовал, что еще мгновение – и все будет кончено.

Филип понимал, что должен остановиться, что здравый смысл требует, чтобы он защитил Джоан от себя самой. Но он понимал также, что не в состоянии этого сделать. Ничто не способно сравниться с этим, думал он, когда бес внутри него восторжествовал. Он хотел ее, хотел пролить в нее свое семя. И если это грех, то так тому и быть. Он готов искупить его как мужчина.

И, едва почувствовав приближение развязки, Филип ощутил, как сжались ее мышцы. Она изогнулась, ногти впились ему в плечи, ноги крепко обхватили его талию. Но последней каплей оказались короткие, отрывистые звуки, которые издавала Джоан. Боже правый, она готова пройти с ним весь этот путь до конца!

Это был предел его мечтаний. Содрогнувшись в сладкой муке, Филип понял, что пропал безвозвратно. И все-таки ни на мгновение не пожалел о случившемся. Подняв голову, он с жаром сказал себе: она моя – моя любовница, моя женщина! Его губы горько изогнулись. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.

Глаза Джоан были закрыты, и он пожалел об этом. Ему хотелось, чтобы она увидела, что он чувствует, разделила с ним то откровение, которое снизошло на него. Но Джоан, казалось, заснула, и он не смел потревожить ее. Тени под ее глазами свидетельствовали о том, как измучили ее последние переживания.

А как же Крис? – напомнила Филипу проснувшаяся совесть, когда, опершись локтем на подушку, он любовался Джоан. Существует ли возможность, что я действительно отец этого ребенка? – подумал он. И хочу ли я знать ответ на этот вопрос? Не будет ли проще признать, что ребенок – часть Джоан? И что я люблю Криса независимо от того, кто его отец?

11

Джоан выскользнула из гостиницы, пока Филип был в душе. Ей удалось убедить его, что она спит, поэтому, услышав, как скрипнули пружины и шаги Филипа затихли в ванной, Джоан быстро натянула на себя одежду.

Было вовсе не трудно притвориться измученной. Ей и в самом деле хотелось одного: свернуться клубочком и проспать весь день напролет. Но лишь для того, чтобы оттянуть момент, когда придется подумать о будущем. Пусть этим утром ей пришлось пережить самые потрясающие минуты в своей жизни, но Джоан понимала: Филип видит в ней не более чем замену Лори Такер.

И это причиняло ей боль. И какую боль!

Выйдя из комнаты Филипа, она на цыпочках спустилась в бар, где конечно же столкнулась с Джеком Майлзом, владельцем паба. Страшно было представить, что он подумает о ней, но сейчас Джоан это не заботило. Когда она приехала сюда, Джек принимал свежеиспеченный хлеб, поэтому ей удалось проскользнуть незамеченной. Но сейчас он вежливо пожелал ей доброго утра – так, словно не пытался изо всех сил догадаться, чем она занималась с его постояльцем.

Как будто в этом могут быть какие-то сомнения, усмехнулась Джоан, садясь за руль «ниссана» и поворачивая к себе зеркало бокового обзора. То, что она в нем увидела, заставило ее содрогнуться от отвращения. Ее щеки пылали, а губы были красными и опухшими.

Выезжая со двора гостиницы, она едва не врезалась в фургон булочника, который зачем-то остановился сразу за воротами, и грязно выругалась. Да что со мной такое? – сердито спросила себя Джоан. Шелби – а она скоро опять станет Шелби, если Филип настоит на своем, – так себя не ведут.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Джоан взглянула на часы. Невероятно, но еще не было и восьми! Ей же казалось, что она работала целый день. Хотелось надеяться, что мать и Крис еще спят. У нее не было желания объясняться с ними.

К счастью, она никому не сказала про деньги. Крис был слишком расстроен вчера вечером, чтобы заметить их, и Джоан незаметно убрала пачку в карман, чтобы сын не задавал вопросов, на которые она не могла ответить. Что ж, теперь Филип получил их обратно. Остается только надеяться, что он сочтет свои усилия достойными этой платы, горько позлорадствовала Джоан…

В кухне хлопотала только миссис Паркер. Старушка засовывала тосты в духовку и, заметив Джоан, изумленно воскликнула:

– А, ранняя пташка! – И, закрыв дверь духовки, весело улыбнулась. – Я ведь, по-моему, говорила, что магазины у нас не открываются раньше девяти по субботам.

Ей тоже удалось выдавить улыбку.

– Мне следовало бы это помнить, – сказала она, очень надеясь, что миссис Паркер не спросит, зачем она опять туда ездила. – Гмм… Крис еще не встал?

– Я его не видела, – ответила экономка. Воспоминание о заплаканном лице сына мгновенно вытеснило из головы Джоан остальные мысли. Она надеялась, что ему уже удалось преодолеть свое горе. Возможно, Крис думал, что если Филип не уехал сразу, то это что-то изменит. Но после утреннего – как бы это получше выразиться? Происшествия? Совращения? Секса? – ее муж вряд ли задержится в Санфилде.

Решив, что, прежде чем направиться к матери, ей нужно принять душ; Джоан поднялась в свою комнату. Хорошо хоть, миссис Паркер не заметила ничего подозрительного. Надеясь, что удастся объяснить свой румянец действием горячей воды, Джоан быстро разделась в ванной.

– Мамочка?

Услышав голос Криса, Джоан инстинктивно схватила махровую простыню и завернулась в нее. После этого вышла к сыну, все еще одетому в смешную детскую пижаму с голубыми слониками.

– Как думаешь, папа заедет к нам, перед тем как вернуться в Бирмингем? – дрожащим голосом спросил он, и Джоан испустила тяжелый вздох, прежде чем ответить.

– Я не знаю, – призналась она, хотя умом понимала, что ответ должен быть отрицательным. – Э-э-э… он не говорил, какие у него планы?

– Нет. – Крис шмыгнул носом. Затем его, видимо, осенила другая мысль. – Но ведь он не остался бы, если бы не хотел снова увидеть нас, правда?

Джоан покачала головой. Кто знает, что у Филипа было на уме? Немного помолчав, она еле слышно произнесла:

– Наверное.

На лице сына отразилось облегчение.

– Вот и я так думаю, – уже увереннее сказал он и, словно только сейчас обратив внимание на необычный вид матери, спросил: – У тебя болит лицо?

– Это… это, видимо, реакция на лосьон, которым я пользовалась вчера вечером, – неловко соврала Джоан. – Почему бы тебе не переодеться, пока я принимаю душ?

Крис нахмурился.

– Хорошо, – медленно произнес он, затем все-таки озабоченно переспросил: – С тобой действительно все в порядке?

– Все просто прекрасно, – заверила его Джоан. – Закрой дверь, когда будешь уходить.

К тому моменту, когда Джоан приняла душ и переоделась в травянисто-зеленую юбку и лимонного цвета блузку, ее мать уже проснулась и кипела от негодования.

– Почему ты не сказала мне, что вчера вечером приезжал Филип? – резко осведомилась она, когда дочь принесла ей поднос с завтраком. Ее слова лишний раз подтверждали, что Крис не умеет держать язык за зубами. – Я, возможно, хотела увидеться с ним.

Джоан поставила поднос в ногах кровати и помогла матери устроиться на подушках. Затем, установив поднос перед леди Сибил, она сказала:

– Он заезжал ненадолго.

– Ты считаешь это оправданием? – воскликнула старая женщина и грозно ткнула пальцем в яйцо. – Оно не доварено. Сколько раз повторять тебе, что мне нравится, чтобы белок был чуть тверже желтка?

– Прости, – с трудом сдерживаясь, ответила Джоан. – Я приложу все усилия, чтобы впредь этого не случалось.

– Приложи. – Леди Сибил с видимым удовольствием отпила апельсинового сока. – Так что ему было нужно?

Джоан испытывала большой соблазн спросить: «Кому?» Но понимала, что этим еще больше раздражит мать, поэтому постаралась по возможности сказать правду.

– Полагаю, он приехал… убедиться, что у нас все в порядке. Тебе еще что-нибудь нужно?

– Да. – Леди Сибил внимательно посмотрела на дочь. – Можешь ответить, почему у тебя на лице столько косметики. Твоему мужу это нравится?

Джоан проглотила комок в горле. Следовало бы догадаться, что мать заметит, как эффективно она потрудилась над своей кожей. Изобразив равнодушие, Джоан взглянула на себя в зеркало.

– О да, – сказала она. – Я немного переборщила, не так ли?

– Совсем чуть-чуть, – сухо согласилась старая леди, затем, возвращаясь к предыдущей теме, добавила: – Только не говори мне, что это ты предложила Филипу остановиться в «Друиде». – Она фыркнула. – Представляю, что подумает об этом Джек Майлз!

Совсем не то, что он подумал о раннем визите к Филипу твоей дочери, мысленно ответила ей Джоан. По крайней мере, эта часть слухов до леди Сибил еще не дошла. Пока не дошла. Джоан с ужасом представила, что скажет мать, когда узнает о ее безумном поступке.

– Нет, это была его идея, – не вдаваясь в подробности, сказала Джоан, затем, чувствуя, что это необходимо, спросила: – А зачем ты хотела видеть его?

– Это мое дело, – отрезала пожилая женщина. – Если он еще заедет, пришли его ко мне наверх.

Вот уж чего Джоан совсем не хотелось делать. Но распоряжение леди Сибил имело и скрытый подтекст.

– Разве ты не встанешь? – нахмурившись, спросила Джоан. —

Мать нетерпеливо махнула рукой.

– Только не утром, – сказала она, наливая себе кофе, и дочь заметила, что ее рука слегка дрожит. – Возможно, позже.

– Но с тобой все в порядке, надеюсь? – настаивала Джоан, желая выяснить все до конца.

Старая леди вздохнула.

– В порядке, насколько это возможно в моем возрасте, – ледяным тоном ответила она. – Не делай из мухи слона, Джоан. Я еще не умираю.

Несмотря на уверенность в том, что Филипа они больше не увидят, Джоан все утро пребывала в нервном напряжении. Не улучшало ее состояния и то, что Крис вскакивал и подбегал к окну всякий раз, когда слышал звук мотора, а рабочие выбрали именно это утро, для того чтобы циклевать полы в столовой. Рев агрегата и шаги этих людей создавали постоянный шум, от которого у Джоан к полудню разболелась голова.

И как раз когда она решила, что хуже уже быть не может, явился Рон Кинни. Он вошел в открытую дверь холла с охапкой цветов в руках.

Джоан, возвращавшаяся от матери, к которой заходила узнать о самочувствии, находилась на середине лестницы, когда он перешагнул порог. Двери холла держали открытыми, чтобы рабочим было легче передвигаться, но Рон не имел права пользоваться этим преимуществом. А после всего, что она сказала ему вчера, удивительно, как он вообще посмел снова прийти в этот дом!

Рон ее не заметил. И Джоан возмутило, с каким хозяйским видом он оглядывается вокруг – словно проверяя, что уже сделано и что еще предстоит сделать. Неужели он не понимает английского языка? Она ясно дала ему понять, что не желает видеть его здесь. Джоан была не в том настроении, чтобы проявлять терпимость.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – выпалила она, поспешно преодолевая оставшиеся ступеньки. – Убирайся отсюда. Немедленно!

Рон не двинулся с места.

– Доброе утро, Джоан, – поприветствовал он ее так, словно она не сказала ни слова. – Как сегодня чувствует себя твоя мать?

– Не притворяйся, что тебя волнует здоровье моей матери! – воскликнула она. Затем, боясь, как бы старая леди не услышала его, схватила Рона за руку и попыталась подтолкнуть к двери. – Я хочу, чтобы ты ушел.

Ее усилия оказались тщетными. Рон буквально прирос к полу. И к ее ужасу, извлек преимущество из ее попытки выдворить его, заглянув в вырез блузки.

– Я позову на помощь, – пригрозила Джоан, отступая и спрашивая себя, придут ли рабочие ей на подмогу.

Рон рассмеялся.

– Ох, Жожо, – сказал он, заставив ее содрогнуться при упоминании дурацкой детской клички, – что я такого делаю? Избиваю тебя цветами?

Джоан сжала кулаки.

– Ты не имеешь права приходить сюда. Тебя не звали.

Рон на мгновение стиснул зубы.

– Вот как ты заговорила. – Он сделал паузу. – В любом случае, я пришел не к тебе. Я пришел к леди Сибил. Где она?

– Не твое дело, – ответила Джоан, изо всех сил стараясь удержаться и не посмотреть вверх, в направлении комнаты матери. – Ты уходишь?

– Нет – до тех пор, пока не вручу их, – он потряс цветами, – твоей матери. Не можешь же ты лишить ее такого щедрого подарка?

– Я передам ей, – сказала Джоан, выхватывая букет у него из рук. – А теперь – уберешься ты наконец отсюда?

Рон по-прежнему не двигался.

– Не очень-то ты вежлива, Жожо. – Бесстыдным оценивающим взглядом он окинул ее с головы до ног. – Если не ошибаюсь, ты потеряла в весе. Советую следить за собой. Ты ведь не становишься моложе.

Джоан хотелось закричать. Что она должна сделать, чтобы избавиться от него? Этот человек совершенно невосприимчив к ее требованиям. Неужели у него нет ни капли стыда?

И тут она услышала шаги Криса, спускающегося по лестнице. Мальчик бежал, и Джоан не успела помешать ему воскликнуть:

– Это была папина машина? – Затем он увидел Рона, и выражение его лица изменилось. – А, это всего лишь вы.

– Всего лишь я, – медовым голосом подтвердил Рон, и Джоан удивилась: как ему удается говорить так любезно, видя столь явное разочарование ребенка. – Здравствуй, Крис.

– Здрасьте. – Крис коротко улыбнулся ему и обернулся к матери. – Я думал, это папа.

Рон поднял брови.

– Твой папа тут? – удивился он и облизнул толстые губы. – Неужели запахло воссоединением?

– Тут ничем не запахло, – холодно ответила Джоан. – Но Филип с минуты на минуту будет здесь. Думаю, тебе следует уйти.

– О, а я так не думаю. – Рона, казалось, ничуть не волновало то, что в любой момент сюда может прийти другой мужчина. – Если бы Брок появился в наших местах, уверен, я бы услышал об этом.

Крис нахмурился.

– Вы пришли, чтобы повидаться с папой? – наивно спросил он, и Джоан почувствовала, что вот-вот сорвется.

– Нет, с твоей бабушкой, – заявил Рон, увидев возможность и решив воспользоваться ею. – Она уже встала?

– Крис…

Но голос сына перекрыл ее отчаянный призыв.

– Нет. Она все утро в постели, – ответил мальчик. – Хотите подняться и поздороваться с ней?

– Крис!

– Удачная мысль, – согласился Рон и жестом предложил ему идти впереди. – Покажешь дорогу?

Теперь Крис казался уже не таким уверенным;

– Ты пойдешь, мама? – с надеждой спросил мальчик, который, казалось, только теперь заметил в руках матери цветы. – Какие красивые! – Он уже с большим энтузиазмом взглянул на Рона. —. Это вы их принесли?

– Да, я. – Рон улыбнулся. – Пойдем, а твоя мама пусть пока поставит их в воду.

– Мама?

Крис был встревожен, и Джоан понимала это, но не могла заставить себя заговорить. Качая головой, она отвернулась, и сын, не без некоторых сожалений – Джоан была в этом уверена, – повел гостя наверх.

Подъезжая к Шелби поздним утром, Филип заметил рядом с фургоном ремонтных рабочих незнакомую машину, но ничуть не встревожился. Наверное, приехал врач, решил он. Филип посоветовал Джоан связаться с местным врачом и рассказать ему о состоянии матери. Он очень надеялся, что старой леди не повредит переезд, но по-прежнему считал, что той лучше было бы оставаться в городе.

И все-таки Филип мог понять ее любовь к этим местам. Разве не обдумывал он сам возможность работать здесь и только в случае крайней необходимости появляться в бирмингемском офисе? Одним из преимуществ его профессии была возможность работать где угодно, поскольку голова всегда была на плечах, а бумагу и карандаш для набросков везде найти нетрудно.

Конечно, думал Филип, поднимаясь по ступеням к парадной двери, головы и бумаги недостаточно, и нужно попросить Джоан выделить ему одну из свободных гостевых комнат, чтобы было где работать. Пора уже предоставить больше самостоятельности Дику. Пора начать вкушать плоды успеха, который стоил ему так дорого.

Двери оказались открыты. Где-то в глубине дома слышалось противное жужжание. Запах краски сегодня чувствовался сильнее, и Филип понял, что работа кипит вовсю. Ему было приятно видеть, что дом все больше и больше приобретает былые черты. Все больше и больше становится похожим на дом…

Едва он переступил порог, как показалась Джоан. Филип заметил, что она переоделась в юбку и блузку, а волосы опять собрала в привычный узел на затылке. Он с удовольствием вспомнил, как эти волосы, рассыпавшись, лежали на его подушке, и его губы приобрели откровенно чувственный изгиб.

Филип представил себе Джоан такой, какой видел ее пару часов назад, и спросил себя, не потому ли она выглядит такой настороженной. Может быть, она тоже об этом вспомнила? Отдает ли она отчет, насколько прекрасен стыдливый румянец, окрасивший ее щеки? Филип почему-то сомневался в этом.

Он опять почувствовал желание. Вообще-то он уже из душа вышел в полувозбужденном состоянии, которое так и не покидало его, и подумал, не удастся ли ему на какое-то время «умыкнуть» ее отсюда, чтобы побыть наедине.

Но прежде чем он успел что-то сказать, Джоан опередила его.

– Ты что-нибудь забыл? – спросила она, и этот отрывистый тон немедленно охладил его воспаленное воображение. – Если ты принес обратно деньги…

– Не принес. – Филип сделал два шага в ее направлении и остановился, когда она на столько же шагов отступила назад. Он вздохнул. – Я думал, что нам нужно поговорить.

– Нам нечего сказать друг другу. – Ее голос звучал до нелепости отчужденно. – Ты хочешь развода? Прекрасно. Просто пришли своих адвокатов к моим. Я не вижу больше причин, по которым мы могли бы встретиться снова.

Филип был ошеломлен.

– Ты не понимаешь… – начал он, но Джоан не дала ему продолжить.

– О, понимаю, – хрипловато произнесла она. – Сегодня утром ты сделал попытку показать мне, чего я лишаюсь, и весьма преуспел.

– Нет…

– Неважно. – Джоан нетерпеливо махнула рукой. – Этого не должно было случиться. И не случилось бы, если бы я не была настолько глупой, чтобы доверять тебе. Я думала, ты поймешь, как я отношусь к этим деньгам, и не сочтешь, что я должна что-то дать тебе взамен. Что ж, ты получил свою долю плоти, но знаешь, что я тебе скажу? Это было бесплатно! Мне от тебя ничего не нужно, кроме заверения в том, что ты не проговоришься Крису или моей матери о моей минутной слабости.

Филип обескураженно смотрел на нее.

– Ты и впрямь так думаешь? – спросил он. – Что случившееся было нелепой попыткой с моей стороны получить реванш?

– А разве нет?

– Нет, черт возьми, это было нечто совершенно другое!

– Но ты понимаешь, что этого не должно было случиться?

– Почему нет?

– Почему нет? – Филип заметил, как мышцы на шее Джоан отчаянно задвигались, словно она пыталась протолкнуть что-то застрявшее в горле. – Ты знаешь, почему нет. Или чувства мисс Такер тебя так же не волнуют, как и мои?

Филип выругался.

– Проклятье! Лори не имеет ко всему этому никакого отношения.

– Неужели? – язвительно спросила Джоан. – А я-то думала, что ты собираешься жениться на ней.

«Нет, не собираюсь» – эти слова рвались с его языка, но прежде чем успел он произнести их, Филип услышал какие-то звуки наверху лестницы. Подняв взгляд, он увидел, как из комнаты леди Сибил выходит мужчина с плотно сжатыми челюстями. Врач, подумал Филип, негодуя на то, что его прервали. Судя по раздраженному голосу, леди Сибил была не больше рада этой встрече, чем незнакомец. Филип не смог разобрать, что она говорила, но, опередив мужчину, по лестнице сбежал Крис, который выглядел очень расстроенным, и это окончательно встревожило Филипа.

– Мама, мама! – со слезами в голосе закричал мальчик и тут увидел Филипа. Его глаза мгновенно расширились, а пальцы метнулись к лицу, отирая слезы со щек. И, к изумлению Филипа, вместо того чтобы подбежать к Джоан, он бросился к нему, обхватил его руками за талию и уткнулся лицом в свитер.

– Эй, эй. – Филипу совсем не хотелось испытывать к нему симпатии и жалости, но это шло глубоко изнутри и было сильнее его. – Крис! Что случилось? Что сказал доктор?

– Доктор? – Крис вскинул голову и изумленно посмотрел на него. – Какой доктор?

– Полагаю, он имел в виду меня, – заметил скрипучий голос с манерными интонациями, которые Филип надеялся никогда больше не услышать. – Привет, Брок. Давно не виделись.

Пальцы Филипа стиснули плечи мальчика. Но затем он медленно и осторожно отстранил Криса.

– Кинни, – холодно протянул он. – Все еще заставляешь людей плакать, как я погляжу.

– О, я бы так не сказал. – Рон был поразительно хладнокровен, учитывая то, чем кончился их последний разговор много лет назад: Филип разбил ему лицо в кровь. – Похоже на то, что твоя жена решает, кого из нас двоих ей хочется видеть меньше.

Филип испытывал большой соблазн заявить наглецу, что тот ошибается. Он сомневался, что Рон продолжал бы стоять здесь с таким самодовольным видом, если бы узнал, что всего пару часов назад Филип и Джоан сплетались в самых страстных объятиях в убогой комнате над пабом. Он с удовольствием описал бы в деталях, чем именно они занимались и как восхитительно это было.

Но он не мог обнародовать столь интимные подробности при ребенке. К тому же, после того, что сказала Джоан, его собственная трактовка событий сегодняшнего утра подверглась серьезным сомнениям. Он действительно решил, что нужен ей, что пережитое было не только сексуальным опытом. Естественно, раз в этом участвовали и их души, а не только тела…

Но теперь Филип просто не знал, что думать. Рон был здесь, и, судя по словам Криса, уже второй раз за два дня, а у Филипа не было оснований не верить мальчику. В свете этого поведение Джоан приобретало совершенно новое объяснение.

В отличие от него у Джоан, по-видимому, никаких сомнений не было.

– Вам следует уйти, – заявила она. – Обоим. Я не хочу вас видеть.

– Джо! – Филип не смог сдержать невольного возгласа протеста, а Крис просительно потянул мать за рукав. Но та осталась непреклонной.

– Должна ли я напоминать, что наверху больная женщина? Не знаю, что ты сказал ей, – обратилась она к Рону, – но совершенно очевидно, что это расстроило ее, и я хочу, чтобы ты ушел.

– Ах, Жожо… – Филипа передернуло от этой клички. – Ты ведь это не всерьез.

– Всерьез. – Филип с недоверием наблюдал, как Джоан указывает Рону на дверь. – Я сказала вчера, что тебя здесь не ждут. Может быть, попросить рабочих вышвырнуть тебя вон?

– Почему мне кажется, что ты никогда не поступишь так? – усмехнулся Рон. – Жожо, нам обоим известно, что почувствует твоя мать, если ты поставишь ее в неловкое положение.

– Позволь мне вышвырнуть его. – Эти слова вырвались у Филипа помимо его воли. Он никогда не видел Рона таким отвратительно-самонадеянным и уверенным в своей безнаказанности и пришел в замешательство. Филип, прищурившись, смотрел на мужчину, которого когда-то считал своим другом. – Ты не представляешь, какое удовольствие мне это доставит.

– Единственное удовольствие, доступное тебе здесь, а, Брок? – поддел его Рон, не осознавая, что переступает опасную черту. Он снова повернулся к Джоан. – Может быть, Жожо, спросишь у своей матери, что я здесь делаю? Впрочем, я сомневаюсь, что ты получишь ответ. Ты и раньше их никогда не получала.

Джоан смутилась.

– Разве ты не понимаешь, что он делает, Джо? – хрипло спросил ее Филип. – Пытается воздвигнуть непреодолимую преграду между тобой и твоей матерью. То же, что раньше проделал с нами. Тогда я этому не верил, но теперь…

– О, но воздвигать ту преграду было гораздо приятнее, – продолжал насмехаться Рон, явно провоцируя Филипа. – Я когда-нибудь говорил, какой нетерпеливой она была? Какой горячей и сексуальной? Она дождаться не могла, когда окажется в моей постели. Она просто прыгнула туда…

– Ложь!

Кулак Филипа замер в воздухе, когда раздался слабый аристократический голос. Повернувшись, он увидел леди Сибил, вцепившуюся в перила лестницы.

– Не прикасайся к нему, Филип, – взмолилась она. – Не давай ему повода причинить еще больший вред нашей семье.

– Мама? – подала голос Джоан, взбегая по лестнице, чтобы подхватить мать под руку. – Тебе не нужно было вставать!

– Легки на помине, а, леди Сибил? – продолжал ёрничать Рон, и Филип, не удержавшись, схватил его за лацканы пиджака.