24 часа

– Как все закончилось?

От смеха на белом, испещренном синяками животе появились складки.

– Джо поладил с громилами.

– Каким образом?

– Весьма убедительно.

– И они оставили тебя в покое?

– Те двое – да.

– И что потом?

– Хозяин подослал еще одного громилу.

– А с ним чем все кончилось?

Блондинка снова пригубила коктейль.

– Джо лишил его обратного билета.

– Хочешь сказать, убил?

Шерил посмотрела Уиллу в глаза.

– Да, именно это я хочу сказать. Убил, и очень жестоко, чтобы другим было неповадно. И знаешь, это помогло – из Джексона больше никого не присылали. Я стала свободна.

– Ну не совсем, просто хозяина сменила.

– Я сама себе хозяйка!

– Слушай, кого ты пытаешься убедить?

– Заткнись!

– Тебе пришлось многое вынести, правда?

– А кому не пришлось?

– Верно... Только Джо, похоже, этого не понимает. Думает, он один страдал, и обстоятельства чуть ли не с самого рождения складывались не в его пользу.

– Тебе легко рассуждать! Живешь себе в уютном домике с женой, ребенком, картинами, машинами и бассейном. Все идет по плану, все в шоколаде... Знаешь, некоторым не так сильно повезло!

– Ты правда так считаешь? Думаешь, я в достатке вырос? Шерил, мой отец восемнадцать лет на мельнице проработал и ни в каком колледже не учился. Потом мельницу закрыли, и папа вложил сбережения в свою мечту – музыкальный магазин. Все до последнего доллара пошло на органы Вурлитцера, пианино Болдуина и духовые инструменты. Через пять месяцев после открытия магазин сгорел дотла, а двумя днями раньше истекла страховка. – Схватив с подноса бутылку баккарди, Уилл сделал небольшой глоток. – Неделю спустя папа бросился с моста. Мне тогда было одиннадцать.

– Значит, ты что-то унаследовал, – произнесла Шерил. – Иначе откуда взялся достаток?

Дженнингс невесело рассмеялся:

– Моя теща работала официанткой, Карен первая в их семье училась в колледже. Затем в медицинской школе при университете, но закончить не смогла, потому что родилась Эбби. А ее отец умер, так и не увидев, как много она достигла. Всего в жизни Карен добилась своим трудом, так же как я.

– Воплощение американской мечты, – пробормотала Шерил. – Не хватает только фанфар и аплодисментов восторженных зрителей.

– Просто, чувствую, Джо затаил на меня обиду. Что-то сродни классовой ненависти, но он сильно ошибается...

– Сколько ты зарабатываешь в год? – спросила девушка.

– Около четырехсот тысяч.

– Мой муж куда меньше...

Уилл намеренно занизил свой доход, а Шерил вряд ли представляла, какой гонорар он получит за рестораз.

– Поможешь спасти Эбби – дам гораздо больше. Ты станешь свободной, по-настоящему свободной... Навсегда!

В голубых глазах вспыхнул огонек надежды, вспыхнул и погас.

– Врешь, милый! Ты продашь меня при первой же возможности.

– Зачем? Что я от этого выиграю?

– Затем, что это вполне естественно. Похить ты моего ребенка, я поступила бы так же. Затащила бы в кровать и станцевала незабываемый интимный танец. А потом тройной трах в лучших традициях джексонского клуба! – В голосе послышалась профессиональная гордость. – Могу сотворить такое, что твоей жене даже не снилось! А прыщавой подружке из школы тем более... Когда у тебя в последний раз было четыре оргазма за ночь?

Вопрос, с точки зрения Уилла, чисто риторический.

– Вот видишь! Я легко могла бы это устроить и, укради ты мою дочь, устроила бы. С большим вдохновением! Но, едва получив ребенка обратно, всех собак на тебя спустила бы!

Уилл попробовал спорить, однако скоро понял: бесполезно, Шерил не переубедишь.

Блондинка подняла бокал в фальшивом тосте:

– Не огорчайся, док! Говорю: это вполне естественно!

Уилл не слушал, он думал о том, что Шерил, по ее словам, сделала бы ради своего ребенка. О том, почему Хики остался с Карен, а не с ним. А еще о том, на что ради спасения Эбби может решиться Карен.

7

Хики поставил "форд" в гараж и заглушил мотор. В гулкой тишине прилипшая к кожаному сиденью Карен чувствовала, как мускул за мускулом немеет тело.

– Ну, дорогуша, веселье начинается, – промолвил Джо, выбрался из машины и в неярком свете потолочной лампы многозначительно посмотрел на пленницу. – Ничего хорошего ты здесь не высидишь, так что давай не будем терять время!

Подняв с пола джинсы и трусики, Карен вышла из салона. Медленно двигаясь в сторону прачечной, она радовалась, что длинный подол рубашки хоть немного прикрывает бедра. Остановившись, она стала ждать у двери, но подоспевший Джо неожиданно протянул ключи.

– Твой дом, ты и открывай.

Зажав джинсы под мышкой, Карен взялась за ручку. Холодок латунного шарика пронзил ее, словно электрический разряд. Она сама разрабатывала проект этого дома: каждую комнату, окно, даже эту самую ручку сама выбирала. Проверяла с архитекторами чертежи, держала в ежовых рукавицах подрядчиков, выкладывала плитку дворика, штукатурила стены. Этот дом – ее гордость, ее собственность, ее отдушина. А сейчас его собираются осквернить, похитив Эбби, фактически уже осквернили, но Хики этого мало. Карен видела его насквозь. Насильственный секс – всего лишь средство для достижения более сложной цели – надругаться над ее браком.

– Ну давай, – подгонял Хики. – Счетчик-то мотает!

Отчаянная мысль промелькнула в голове несчастной матери. Дверь можно приоткрыть ровно настолько, чтобы протиснуться самой, запереться изнутри и вызвать полицию. Но чего она этим добьется? Только Эбби погубит. Сотовый у Хики в кармане, и он тут же свяжется со своим гориллой-братом. Так что выхода нет.

Повернув ключ, Карен прошла на кухню через прачечную и кладовую. Природная стыдливость заставляла надеть джинсы, но неизвестно, как отреагирует Джо: вдруг разозлится? Не зная, на что решиться, она просто стояла у плиты и ждала команды.

– Ну, милая, веди меня в спальню! – улыбаясь велел Джо.

Словно в трансе, Карен побрела по коридору. Боже, она ведь идет по следам Эбби, именно отсюда украли доченьку! Чувство вины захлестнуло с головой, но вместе с ним появилось бешеное желание сопротивляться. Даже через закрытую дверь доносился умопомрачительный, лучший на свете аромат маленькой спаленки: запах плюшевых игрушек и детской косметики.

– Подожди! – приказал Хики.

Немного поотстав, он распахнул дверь в детскую. Лунный свет молочно-белым шлейфом лился в окно, озаряя бесчисленных обитателей комнаты.

– Оглянись по сторонам, мамочка! Смотри и думай, почему у нас с тобой сегодня все должно пройти как по маслу.

Карен смотрела: безмятежный покой комнатки с лихвой оправдывает все, что придется пережить в эту ночь. Только бы вернуть Эбби!

Сунув руку под рубашку, Хики ущипнул пленницу за попу, ткнул под лопатку и засмеялся, когда она подпрыгнула. В спальню, он гнал ее в спальню...

В темноте было неуютно, и Карен включила маленький свет. Спальня пугала: все вроде бы на своих местах, но при том выглядит как-то иначе. Стилизованная под сани кровать, мягкие кресла с диванчиком, парные комоды от Хенредона, шкафчик вишневого дерева, на котором стоял телевизор, даже акварели Уолтера Андерсона на стенах почему-то напоминали дешевый мотель, а не комнату, которую она с такой любовью обставляла.

– Ну надо же! Сколько роскоши! – воскликнул Хики. – Отличное место для романтического свидания.

Упав в кресло, он задрал ноги на спинку диванчика. Ботинки совсем новые, на подошвах ни царапины, только грязь из кабины.

– Я бы с удовольствием что-нибудь выпил, – заявил Джо, – например, бурбон, желательно кентуккийский, если у вас есть.

Бурбон хранился в специальном баре в кабинете Уилла. Положив джинсы на пол у кровати, Карен шмыгнула в соседнюю комнату. Как хорошо, что удалось отсрочить неминуемое! Неужели пяти другим матерям тоже пришлось уступить?

В полумраке кабинета неярко светился монитор компьютера. Может, сбросить сообщение через "Скайтел"? Для начала неплохо бы знать, как это делается. Да и что писать? "Меня сейчас изнасилуют"? Получив такое сообщение, Уилл выкинет что-нибудь глупое и героическое, и Эбби убьют. Карен плеснула себе "Дикой индейки", и внезапно ее осенило: бурбон может оказаться эффективнее открытого сопротивления, особенно если Хики будет пить много и быстро. Хотя затея, конечно, рискованная. Говорят, от алкоголя "очень хочется, но мало получается", только Карен не особо верилось.

Самый яркий и незабываемый секс у них с Уиллом получался именно после обильного возлияния. Конечно, это было довольно давно, лет пять назад... Подобно камню, воспоминание растревожило бездонный колодец вины, но обида и негодование мгновенно вернули к реальности: нужно действовать.

Захватив бурбон, Карен поспешила в спальню. Неожиданно вспомнились кадры из фильма с Николь Кидман в главной роли. Название вылетело из головы, а сюжет примерно такой: Николь с мужем вышли на яхте в открытое море и подняли на борт мужчину на спасательном плоту. Этот тип оказался психопатом, который, пересадив на плот мужа, угнал яхту вместе с Николь. Чтобы супруг не погиб, Кидман должна была обезвредить вооруженного пистолетом психа. Осмелев, он попытался изнасиловать Николь, и, что особенно запомнилось Карен, та позволила. Сопротивляться в такой ситуации бесполезно, и ради шанса на избавление Николь пожертвовала собой. Шанс действительно появился, и, воспользовавшись им сполна, героиня Кидман доказала, что жертва была ненапрасной.

Возвращаясь в спальню, Карен будто слышала голос покойной матери. Жеманная и консервативная, как большинство южанок старшего поколения, она искренне считала, что "лучше умереть, чем жить с таким позором". Но мама ошибалась: порой гордость заставляет делать неверные выводы, и это один из них. После изнасилования жизнь никогда не будет прежней, но даже такая она лучше смерти. "Надежда умирает последней", – любил повторять отец, так что его дочь и внучка переживут страшную ночь, чего бы это ни стоило.

– "Дикая индейка"! – радостно вскричал Джо, завидев ее на пороге. – Неси скорее, черт подери!

Карен отдала бутылку и поспешно отступила.

– Боишься, что укушу? – Отвинтив крышку, Хики хлебнул прямо и горла и зажал бутылку коленями. – Скажу по секрету: я сам боюсь.

Она опустила голову.

– Надевай штаны!

Можно было обрадоваться, но внешне безобидный приказ до смерти перепугал Карен. Подбежав к кровати, она поспешно натянула сначала трусики, потом джинсы.

– Посмотри на меня!

Карен послушалась.

Карие глаза так и кипели:

– Знаешь, как танцуют приватные танцы?

Перед глазами тут же встали мерзкие сцены из фильмов канала НВО: полуодетые девицы извиваются на шесте перед завсегдатаями баров, трясут силиконовой грудью прямо в лица пьяным ковбоям и близоруким старикам.

– Нет...

– Врешь, еще как знаешь! Зато не знаешь, что моей жене пришлось зарабатывать ими на жизнь. Меня это бесило, Карен, но именно так она кормила нас обоих.

"Что же ты приличную работу не нашел?" – подумала она, а вслух сказала:

– Очень жаль...

Лицо Джо стало похожим на страшную маску.

– Те ублюдки тискали ее, слюни распускали. Наверное, твой муженек тоже там был: Шерил прямо здесь, в Джексоне, танцевала.

– Уилл в такие места не ходит.

– Ты что, шутишь? – усмехнулся Хики. – Думаешь, твой муж никогда не заказывал приватные танцы?

– Нет, по крайней мере я об этом не знаю.

– Ну, ты живешь в плену иллюзий, милая! Десять к одному, что, прилетев на побережье, он первым делом снял девочку. Два выходных вдали от своей благоверной... М-м-м, даже такие красавицы, как ты, со временем надоедают!

– Так это твоя жена сейчас с Уиллом?

– Угу, верно!

Чем больше подробностей узнавала Карен, тем сильнее убеждалась: Хики не собирается отпускать ее живой.

– Что творится в твоей маленькой головке? – поинтересовался Джо. – Выход пытаешься найти?

– Твоя жена одобряет похищения детей?

– Она одобряет все, что я делаю, а если не одобряет, то помалкивает. Представляешь себе расклад?

– Кажется, да.

Хики сделал еще один глоток.

– Понадобится музыка, у вас бум-бокс есть?

Карен подошла к шкафчику и включила CD-плейер.

– Что поставить?

– Что-нибудь ритмичное, для приватных танцев нужен ритм. Не слишком быстро, но и не слишком медленно.

Постепенно теряя чувство реальности, она просматривала диски. Уилл собирал все: от классического рока до кантри и нью-эйдж. Была здесь музыка, которая по-настоящему заводила, но очень не хотелось ее осквернять. Не зная, что выбрать, Карен в конце концов остановилась на "Золотых хитах восьмидесятых". Первая на диске песня "Каждый твой вздох" в исполнении группы "Полис". Из вмонтированных в потолок колонок полились пульсирующие звуки бас-гитары и ударных. Обернувшись, Карен увидела, что Хики кивает в такт мелодии.

– Отлично! – похвалил он. – Теперь иди сюда.

Неуверенный шаг к дивану.

– Танцуй!

Карен расхохоталась бы, не будь положение таким отчаянным. Надо же, почти как в любимых отцовских вестернах: до зубов вооруженный злодей терроризирует насмерть перепуганную фермершу.

– Я сказал – танцуй! – повторил Хики.

Она стала раскачиваться под музыку, но ей было очень неловко. Танцевала она не слишком хорошо. Уилл, правда, утверждал обратное, но, что греха таить, непринужденной грацией его жена не обладала. Подростком Карен наблюдала за подругами: длинноногие, нескладные, они будто впитывали энергию звуковых волн и непостижимой алхимией превращали в чувственные движения.

– Ближе!

Пританцовывая, Карен двинулась было к креслу, однако стоило Джо протянуть руку, тут же отпрянула.

– Это же только деньги! – издевался Хики.

Он не врал: в заскорузлых пальцах долларовая купюра.

– Иди ко мне...

Еще один шаг навстречу кошмару, и похититель запихнул доллар в боковой карман джинсов.

– Это значит, ты должна что-нибудь снять. – Джо будто правила новой игры объяснял.

Секундное колебание, и Карен расстегнула пуговицы рубашки, распахнув ее на груди.

– Снимай!

Пришлось послушаться. Плечи и спина покрылись гусиной кожей.

– Ну, все не так плохо! – похвалил Джо, критически оглядывая бюстгальтер.

Вперив взгляд в невидимую точку на стене, Карен продолжала раскачиваться в такт музыке. От страшных мыслей голова шла кругом: как скоро "Дикая индейка" притупит реакцию Хики? Как долго удастся отвлекать его от главной цели?

– Нагнись!

Будто кланяясь своему мучителю, женщина нагнулась, и Джо сунул в бюстгальтер еще одну купюру.

– Детка, ты знаешь, что это значит!

Она расстегнула джинсы, но Хики покачал головой.

– Лифчик, лифчик снимай!

Карен даже танцевать перестала. Жившая в ней бескомпромиссная особа – та, что не давала спуска ни женщинам, ни мужчинам, хотела закричать: "Решил изнасиловать – приступай, и скорее с этим покончим". Но житейский опыт подсказывал: так нельзя. Всякое может случиться, вдруг чудо произойдет? Застежка бюстгальтера спереди: соблазнительно вращая бедрами, Карен расцепила крючки и, пропустив пальцы под бретельки, с преувеличенной чувственностью освободила грудь из белых кружевных чаш.

– Вот так-то лучше! – одобрительно кивнул Хики. – Боже, да ты прекрасно выглядишь! Для рожавшей, конечно: имплантаты явно не помешают.

"Не нужны мне твои чертовы имплантаты!" – беззвучно закричала Карен, а сама, зажмурившись, постаралась отдаться пульсирующему ритму песни.

– Отлично! – похвалил Джо, протягивая очередную купюру, на этот раз пятерку. Женщина качнула бедрами, приблизившись достаточно, чтобы Хики положил деньги в карман, но он лишь губы поджал.

– Наклонись, и на этот раз чур без рук.

Карен не сразу поняла, что от нее требуется, хотя все было предельно просто. Чуть подавшись вперед, она соединила ладонями белые, не тронутые загаром полушария. Между ними осталась пещерка, в которой тут же утонула зеленая пятерка.

– Теперь джинсы.

Новоиспеченная танцовщица расстегнула молнию, хотя снимать джинсы не стала. Пока она медленно кружилась под музыку, Джо еще раз пригубил бурбон и завороженно уставился на обнаженную грудь. Карен никогда не понимала, чем объясняется столь нелепая реакция. Мужчины смотрят на обнаженную грудь, будто в молочных железах тайна Вселенной заключена! Хики смотрел не отрываясь, и женщина поняла: пока он в таком состоянии, можно хотя бы временно перехватить инициативу. Вместо того чтобы снять джинсы, она облизнула указательный палец и аккуратно обвела правый сосок, который тут же затвердел. Ноздри Джо возбужденно затрепетали, глаза расширились, и он жадно глотнул из бутылки.

Подняв руки, женщина начала извиваться в такт "Обними меня" от "Томпсон твинз". Совсем как танцовщица в клетке на дискотеке эпохи шестидесятых! Хики продолжал ритмично кивать, то и дело подбадривая себя бурбоном. Карие глаза стали почти черными. Не бездонные колодцы, а плоские аспидные диски, глаза акулы, в них нет ни света, ни тепла, только голод, жуткий неутолимый голод.

– Продолжай! – прохрипел он. – Свои прелести покажи...

Снимать джинсы не хотелось, без них Карен чувствовала себя уязвимой, не человеком, а затравленным зверьком. Но злить Хики еще опаснее: если вспылит, от временного преимущества не останется и следа. Пусть лучше думает, что она и не помышляет о сопротивлении, и продолжает пить. Джинсы съехали на пол, и, грациозно подняв ногу, потом другую, Карен окончательно от них освободилась. Чудо, что в штанинах не запуталась, вот бы и дальше так же везло!

Надежда тут же умерла: Джо сполз с кресла и вытянул ноги, живым мостиком соединив его с диваном.

– Садись на меня и танцуй! – велел он. – Это будет интимный танец.

"Интимный танец?" – промелькнуло в голове близкой к отчаянию Карен.

– Скорее! – не унимался Джо. – Сюда садись!

"Сюда" – значит к нему на колени! Еще немного – и она не выдержит... Внутренне сжавшись, Карен перекинула внезапно онемевшую ногу через бедра Хики, однако садиться не стала. Танцевать в таком состоянии невозможно, остается только плечами покачивать, но Джо этого вполне хватает.

– Теперь спиной повернись!

Ей показалось, или мерзавец действительно глотает звуки?! Аккуратно перешагнув через Хики, Карен встала, как он просил. Благослови, Боже, тех, кто шьет высокие трусики! В такой ситуации лучше всего смотреть на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную.

– Красота! – прошептал Хики. – Наклонись вперед, только медленно!

Крепко зажмурившись, Карен нагнулась к его ногам. Поза более чем пикантная! Господи, только бы не тронул...

Хики тронул, – не рукой, а очередной купюрой, которая скользнула под трусики. Карен вздрогнула от отвращения, представив, где побывали эти деньги и кто к ним прикасался. Хотя это мелочи по сравнению с тем, что она испытает при изнасиловании...

– Теперь лицом...

Карен послушалась и, к своему огромному отвращению, увидела: Хики положил руку на промежность и начал себя взводить. Желудок сжался, и она обрадовалась, что с обеда ничего не ела. Хотя лучше бы ела, говорят, рвота – отличная защита от изнасилований. Раньше она не представляла, как вызвать ее в нужное время, а сейчас, начни Джо лапать, могло бы получиться.

– Я двадцатку положил! – гордо сказал он. – Двадцатка за трусики!

Карен не могла этого сделать, не могла снять последний барьер до полной наготы.

– Не спеши, у нас вся ночь впереди...

– Сидеть! – скомандовал Хики, будто к собаке обращаясь.

Карен попыталась заставить себя слушаться, но ничего не получалось.

Схватив за бедра, Хики силой притянул ее к себе. В первую же секунду Карен испытала целую бурю эмоций. Прежде всего ужас: изнасилования теперь не избежать. Бурбон этого человека не остановит. Его не остановит ничто, кроме смерти, а если убить, он заберет с собой Эбби. За страхом пришла исступленная отрешенность. Целых пятнадцать лет у нее был только Уилл, да и до него лишь двое. Нежеланные ласки и прикосновения ранили до глубины души и убивали женское начало. Но невыносимее всего чувство вины: как же она такое допустила?! Логика подсказывала: другого выхода нет, а болезненная неуверенность твердила: выход есть всегда, сильная, морально устойчивая женщина сразу бы его нашла. Карен же чувствовала себя в тисках между изнасилованием и гибелью Эбби.

Пока Хики стонал от восторга, в сознании появилась холодная уверенность: что бы ни делала в кино Николь Кидман, она не позволит себя изнасиловать ни этому мужчине, ни любому другому. Ни при каких обстоятельствах... Ее ответом на извечный женский вопрос – бороться или уступить – было однозначное "бороться".

Стон Хики пробирал до мозга костей. Уилл иногда тоже стонал, когда они занимались любовью. Карен чуть не вырвало от мысли, что между происходящим сейчас и супружеским сексом может быть что-то общее. В принципе, конечно, может! Уилл, как и большинство мужчин его возраста, хотел секса постоянно, гораздо чаще, чем она сама. Причем не ласки и нежности, а грубого, животного секса, чтобы дать выход неуемной энергии и забыть о разочарованиях. Естественно, Карен это не нравилось. Во время медового месяца либидо усилилось, но потом постепенно угасло. Не то чтобы она разлюбила мужа, однако с тех пор, как пришлось бросить медицинскую школу, секс потерял всяческую привлекательность. Объяснить Уиллу, что постельные утехи для нее прежде всего – олицетворение принесенной жертвы, не хватало духу. Ели бы не секс, и жертва бы не понадобилась! А то, что у мужа каждое утро эрекция, еще не означает, что Карен должна исполнять его прихоти, будто не имеющая права голоса домохо...

– Вставай! – приказал Хики. – Прелюдия окончена!

Чуть ли не вскочив с его колен, Карен отступила к шкафу с телевизором.

Джо поставил "Дикую индейку" на прикроватный столик, шагнул к своей пленнице и, скинув рубашку, обнажил бледную, заросшую курчавыми волосами грудь. Удивительный контраст с сильно загорелым лицом, шеей и предплечьями. "Крестьянский загар", как называл его отец. Стоило Хики расстегнуть ремень – Карен тут же опустила глаза.

– Смотри! – гордо проговорил Хики.

Набрав в легкие побольше воздуха, она скользнула взглядом по спущенным плавкам. Словно вырвавшись из внутреннего источника, по телу разлилось пульсирующее оцепенение. Можно не сомневаться: то, что произойдет сейчас, будет ужасно, но куда ужаснее ждать и понимать: страдания неизбежны. Сейчас осквернят святыню, которую она всю жизнь берегла. И помочь некому: есть только Хики и... Эбби. Сама о том не ведая, она дамокловым мечом висела над головой матери, заставляя терпеть издевательства.

Оцепенение разливалось по телу, и Карен очень хотелось уступить, как замерзающий человек уступает холоду. "Пронзи мои кости, сердце и душу, – беззвучно молила она, – чтобы я не мучилась, будто насилуют кого-то другого, бесчувственное тело, труп". Но если полностью отдаться оцепенению, кто знает, получится ли из него выйти.

Хики ухмылялся, как глупый школьник, и в коченеющей душе Карен что-то шевельнулось... Даже не мысль, а бледный ее призрак... Крошечная искра тлеющей, исконно женской тайны. Подсознательное понимание мужской слабости.

Рано или поздно у нее появится шанс.

8

Хьюи что-то строгал, сидя на голом полу перед Эбби. Для девочки, чтобы не замерзла на линолеуме, он принес из спальни старое покрывало. Малышка прижимала к груди Барби, словно боясь потерять последнюю связь с домом.

– Тебе лучше? – спросил Хьюи.

Девочка кивнула:

– Немного.

– Кушать хочешь? Лично я хочу.

– Я тоже... Животик болит.

– А что ты любишь? – заволновался великан. – Есть колбаса, подушечки "Капитан Кранч"... Я их обожаю.

– Я должна есть "Изюмные отруби".

– Тебе нельзя подушечки?

– Нет.

– Почему?

Задумавшись, девочка беззвучно шевелила губами.

– Ну, когда ты ешь, сахар из еды попадает в кровь. У тебя в организме есть специальное вещество, которое этот сахар убирает, а у меня нет. Сахара становится все больше и больше, и я начинаю болеть. Если болею сильно, могу лечь спать и никогда не проснуться.

Страх омрачил лицо Хьюи, словно тень упала на огромную скалу.

– Именно так случилось с моей сестрой, – беспокойно потирая огромную щеку, проговорил он. – Я отдал бы тебе свою кровь, чтобы убрать сахар.

– Поэтому мне и делают уколы... Иголки не люблю, но болеть тоже не хочется!

– Ненавижу иголки! – с жаром воскликнул Хьюи. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу...

– Я тоже.

– Ненавижу иголки! – не унимался великан.

– Они бывают большие и маленькие, – сказала Эбби. – Мне колют самыми маленькими, а некоторые другие лекарства – большими. Самыми огромными кровь берут... А иногда мой папа делает уколы в спину. В позвоночник, а иногда прямо в нерв. Это больнее всего, но он так делает, чтобы ушла другая боль, еще сильнее и опаснее.

– Откуда ты столько знаешь?

– Ну, – пожала плечами Эбби, – мне папа с мамой все рассказывают. А в школе говорят, что я разговариваю как взрослая.

– Когда вырастешь, доктором станешь?

– Угу, летающим доктором.

– Ты что, летать умеешь? – Глаза великана стали совсем круглыми.

– На самолете, глупый!

– А-а...

– Животик до сих пор болит!

Хьюи от страха даже рот раскрыл.

– Поиграй пока с куколкой, а я насыплю столько подушечек, сколько ты в жизни не видела!

Не успела девочка напомнить, что ей нельзя подушечки, великан бросился на кухню, но, спустившись на три ступеньки, встал как вкопанный и схватился за голову.

– Черт, черт, черт! – бормотал он и, вернувшись к Эбби, поднял с пола "Нокию". – Джои велел повсюду носить его с собой... Специально запасную батарею дал.

Девочка проводила телефон взглядом: только собралась по совету мамы в полицию позвонить!

– Скоро вернусь! – пообещал Хьюи. – И соскучиться не успеешь! – Он ушел на кухню, оставив малышку наедине с ножом и бесформенной чуркой. Эбби увидела широкую спину великана: он открыл шкафчик, а потом исчез, и послышался скип дверцы холодильника. Девочка выглянула в грязное оконце: на улице темным-темно. Темноту она ненавидела, однако в ушах эхом раздавался голос мамы: "Беги с телефоном в лес и спрячься..." Она бы не сказала так, если бы хотела, чтобы Эбби осталась с Хьюи. Только что делать в лесу? Малышка не знала ни дороги домой, ни далеко ли ей идти, а без телефона никому не позвонишь и на помощь не позовешь.

С кухни донеслись звон посуды и негромкое пение. Хьюи нравился девочке, но он чужой, а папа много раз говорил: чужие могут быть плохими, даже если кажутся очень милыми. Хотя Эбби было жаль неуклюжего великана, всякий раз, перехватывая его взгляд, она с трудом сдерживала смех. Казалось, сердце щекочет огромный мыльный пузырь, который вот-вот лопнет. Пара секунд, и новый знакомый принесет целую миску смертельно опасных подушечек. Зажмурившись, Эбби представила мамино лицо. "Что бы она сейчас сказала?"

"Беги..."

Прижимая к груди Барби, девочка нерешительно шагнула к двери. Обернувшись, она увидела, как по полу колышется тень Хьюи. Доля секунды – и Эбби на пороге, взяла сумку-холодильник, которую оставила мама, и бесшумно выскользнула из лачуги.

* * *

Криво усмехаясь, Джо Хики наступал на Карен. Нужно выдержать его взгляд и говорить как можно спокойнее:

– Пожалуйста, надень презерватив!

– Только не сегодня, детка, прости!

Она содрогнулась от отвращения. Одному Богу известно, чем болен Хики! Он ведь в тюрьме сидел, а среди заключенных чуть ли не каждый второй ВИЧ-инфицирован.

– Ну пожалуйста! – взмолилась она. – Очень не хочется...

– Я резинки со средней школы не ношу и начинать не собираюсь.

Вырвет, ее сейчас вырвет...

– Мне нужно в ванную.

– Я с тобой!

– Боже, ну хоть на секунду одну меня оставь!

– А что в ванной? Еще одна пушка?

– Нет, представь себе, не пушка, а диафрагма. Забеременеть боюсь.

– Ну, даже не знаю, – снова ухмыльнулся Хики. – Похоже, с генами у тебя все в порядке. Может, нам с тобой стоит "плодиться и размножаться"? Генофонд нации обогатим!

Карен зажмурилась: не может быть, что он серьезно!

– Пожалуйста, позволь мне вставить диафрагму!

– Ладно, черт с тобой! – махнул рукой Хики. – Понадобится помощь – я готов.

Лишь ценой огромных усилий Карен удалось сохранить внешнюю невозмутимость.

– Смотри, когда вернешься, никаких трусиков. Попробуй вжиться в образ леди Годивы!

Карен ушла, а Хики, взяв со стола бутылку, растянулся на стилизованной под сани кровати. Лицо сияло в предвкушении удовольствия.

* * *

Сжимая огромную миску с подушечками в одной руке и сотовый – в другой, Хьюи вышел из кухни. Взглянув на покрывало, где пару минут назад сидела Эбби, он в замешательстве покачал головой, а потом внимательно осмотрел комнату и улыбнулся:

– Эбби, ты где? В прятки сыграть решила?

Коттон понес миску и телефон в туалет. Никого... Теперь в спальню, нужно под кроватью проверить! Хьюи застонал, протискивая огромное тело между боковым бортиком и стеной. Ничего, кроме толстого слоя пыли, мама ее "неряхин мех" называла.

Подхватив миску с подушечками, великан подошел к двери, через коридор посмотрел на разложенное на полу покрывало, а потом наклонил голову и прислушался.