Маргарита Наваррская

      - Он едва не покончил с собой.
      - Да что вы говорите?!
      - Так оно и было. Этой ночью он пытался выброситься с восточной башни. Она у нас самая высокая, а внизу - вымощенный булыжником двор, так что почти наверняка он разбился бы насмерть.
      - Но он не выбросился, как я понимаю.
      - Только благодаря кузену Бискайскому. Порой у него бывает бессонница - вот он и шатался ночью по дворцу и случайно забрел именно в эту башню. Жоанна рассказывала, что он спокойно сидел на парапете меж двух зазубрин и дышал свежим воздухом, как вдруг появился кузен Иверо и, точно лунатик, не видя ничего вокруг, направился к краю башни. К счастью, кузен Бискайский вовремя сообразил, что к чему, и в самый последний момент помешал ему совершить эту глупость.
      - М-да, невеселая история, - констатировал Филипп и пристально посмотрел Маргарите в глаза. - А как вы считаете, кузина, что могло толкнуть его к самоубийству?
      - Наверное, долги, - смущенно ответила она. - Так он сказал кузену Бискайскому.
      - Ой ли! - усомнился Филипп. - И в самом-то деле?
      - Он задолжал памплонским евреям свыше восьмидесяти тысяч, - будто оправдываясь, сообщила Маргарита; щеки ее при этом сделались пунцовыми.
      - Восемьдесят тысяч! - ошарашено произнес Филипп. - Ничего себе! Да ведь это, пожалуй, в три - три с половиной раза превышает годовой доход графства Иверо. И как только он ухитрился растранжирить такую уйму денег?
      - Мало ли как! Этот остолоп на все способен.
      Бланка сокрушенно покачала головой.
      - Ты бессердечная, кузина. На кого же, как не на тебя, потратил он эти деньги. На все эти роскошные и безумно дорогие подарки... - Она вздохнула. - Да разве в деньгах дело?..
      - Помолчи, Бланка! - вскипела Маргарита. - Мне и без твоих комментариев тошно.
      - А меня тошнит от твоей черствости! - огрызнулась Бланка. - И от твоего самодурства. Такой закоренелой эгоистки, как ты, я еще не встречала. Ты любишь только себя, до всех других тебе нет никакого дела. Ради тебя Рикард готов был на все, а ты... ты попросту использовала его, играла с ним, как кошка с мышью, пока он тебе не надоел, а затем без колебаний и сожаления вышвырнула его прочь, едва лишь у тебя появился новый кумир. - Тут Бланка выстрелила глазами в Филиппа, и в ее взгляде тому почудилась ревность. - Тебе и в голову не приходило, что Рикард такой же человек, как и ты, а быть может, гораздо лучше тебя, и его боль не менее реальна, чем твоя. По мне, если кто и виноват в том, что случилось и что едва не случилось, так это ты со своею жестокостью.
      - Нет, вы только поглядите, какая защитница нашлась! - с издевкой произнесла Маргарита. - Так что же ты здесь сидишь и попусту треплешь языком? Ступай-ка лучше к Рикарду, помоги Елене утешить его и заодно присмотри за нею самой - как бы она не перестаралась в своем рвении.
      Дело явно шло к тому, что перебранка между принцессами грозила вылиться в крепкую ссору. Поэтому Филипп, не долго думая, стукнул кулаком по столу и громко сказал:
      - Ну, все, дамочки, хватит! Что вы, как дети, в самом деле! - Он положил руку Маргарите на колено, что в корне изменило ход ее мыслей, придав им совершенно иное направление, и обратился уже непосредственно к кастильской принцессе: - Бланка, вам ведь хорошо известно, что я, как, собственно, и вы тоже, не люблю, когда в моем присутствии роются в чьем-то грязном белье. Я прекрасно понимаю, в чем действительная причина вашего раздражения, равно как и нервозности Маргариты. Мы здесь не на официальном обеде, где большой вес имеют всяческие условности и строгие предписания этикета, но в дружеском кругу. Так что давайте обойдемся без хождений вокруг да около и поговорим начистоту.
      - Вот именно, - отозвалась Маргарита. - Поговорим, наконец, о Матильде.
      Бланка кивнула.
      - Это будет лучше, чем продолжать обмен взаимными упреками. Может быть, вы начнете, Филипп?
      - Пожалуй, да. Прежде всего, я хотел бы принести свои извинения...
      - И только? - осведомилась Маргарита.
      - Нет, но это - прежде всего. Я очень сожалею о случившемся и признаю, что поступку господина де Шеверни нет оправдания. Однако, по моему убеждению, следует учесть и некоторые смягчающие его вину обстоятельства.
      - А таковые присутствуют?
      - Конечно, присутствуют. Я ни в коей мере не собираюсь оправдывать моего дворянина, но вместе с тем настаиваю на справедливом к нему отношении.
      - А разве он заслуживает справедливого отношения? - не унималась Маргарита.
      - Ну, разумеется, принцесса! Даже самый закоренелый преступник вправе рассчитывать на справедливый суд, - назидательно произнес Филипп, украдкой поглаживая ее ногу. - Тем более, что я не считаю господина де Шеверни преступником.
      - Ах так! - не удержался от негодующего восклицания Монтини. - А кто же он тогда?
      Филипп смерил его ледяным взглядом.
      - К вашему сведению, милостивый государь, господин де Шеверни выразил готовность встретиться с вами в поединке и позволить вам без труда убить себя. Но, боюсь, это не будет выходом для вашей сестры, да и вам не сделает большой чести. - Он повернулся к Бланке: - Вас можно на пару слов, кузина? Наедине. Вы не возражаете, Маргарита?
      Маргарита не возражала, а Монтини возражать не осмелился.
      Немного удивленная такой просьбой Бланка все же согласно кивнула и поднялась из-за стола. Они отошли к краю террасы и остановились возле высокого парапета.
      - Бланка, - заговорил Филипп, переходя на кастильский, - скажите по старой дружбе: вы, все трое, уже пришли к определенному решению?
      - Да, а вы?
      - Я буду просить руки барышни Матильды для Габриеля де Шеверни.
      - Мы примем ваше предложение.
      Филипп тяжело вздохнул.
      - Вот и чудненько.
      - По вашему виду не скажешь, - заметила Бланка. - Вы вздыхаете, как за покойником. В чем дело, Филипп?
      - Не по душе мне этот брак, Бланка, ой как не по душе. С тяжелым сердцем я взялся за сватовство. По мне, лучше бы Габриель в тюрьме посидел, чем женился на Матильде.
      - Вы тоже так считаете?
      - А вы?
      - Я - да. Но Маргарита и Э-э... господин де Монтини думают иначе. Они загорелись мыслью сделать Матильду виконтессой и не могут, вернее, не хотят понять, что это значит для самой Матильды. Какой бы там ни был господин де Шеверни замечательный человек, у нее уже сложилось весьма неприглядное мнение о нем, и вряд ли кто-то способен внушить ей уважение к нему, не говоря уж о любви. Ну а там, где нет ни любви, ни уважения... Одним словом, я очень боюсь, что их супружеская жизнь будет сущим адом.
      Филипп испытующе посмотрел ей в глаза.
      - Как я понимаю, вы судите по своему горькому опыту.
      Бланка отвела взгляд и заметно смутилась.
      - Не будем обсуждать это, Филипп.
      "Что же, черт возьми, произошло между нею и графом?" - недоумевал он.
      - Ладно, не будем. Я всецело разделяю ваше мнение, Бланка, и было собирался предложить Матильде отступную...
      - Отступную?
      - Да. Одно из моих личных поместий в Кантабрии, дающее право на баронский титул и около восьмисот скудо чистого годового дохода.
      - О! Внушительная отступная. Пожалуй, это меняет дело - будучи баронессой, Матильда сможет найти себе достойную партию, даже если все произошедшее с ней получит огласку. Я почти уверена, что в свете ваших условий Маргарита и Этьен пересмотрят свое решение.
      Филипп отрицательно покачал головой.
      - Зато я не пересмотрю.
      - Не пересмотрите? - озадаченно переспросила Бланка. - Боюсь, я не понимаю вас, Филипп.
      - А тут и понимать нечего. Я только собирался предложить отступную, но не предложу ее.
      - Почему же?
      - Габриель заартачился, - объяснил Филипп. - Хочет жениться на Матильде, глупец этакий! Сколько я его не отговаривал, но он и слушать меня не хочет. Уперся рогом, и ни в какую.
      - И ради его мальчишеского каприза вы готовы пожертвовать счастьем Матильды? - с упреком произнесла Бланка.
      Филипп опять вздохнул.
      - Будь это мальчишеский каприз, я бы велел заключить его под стражу и немедленно препроводить в Тараскон. Но, увы, Габриель не капризничает - он попросту спятил. Он помешался на Матильде, как... как Рикард Иверо на Маргарите, и, подобно ему, вполне способен наложить на себя руки. Он уже пообещал мне покончить с собой, если Матильда не станет его женой.
      - Боже правый! Он это серьезно?
      - К сожалению, да. Габриель на редкость упрямый парень, коли вобьет себе что-то в голову, его уже ничем не переубедишь. Конечно, со временем он остынет и поймет свою ошибку, но тогда будет слишком поздно.
      - А что если назначить свадьбу, скажем, на следующую осень? Или, в худшем случае, на конец весны, когда Матильде исполнится шестнадцать лет. Надеюсь, к тому времени господин де Шеверни трезво оценит ситуацию и передумает, а Матильда получит предложенную вами отступную.
      - Это был бы неплохой выход, - согласился Филипп. - Но Габриель очень умен, его не проведешь. Он мигом учуял подвох, едва лишь я заикнулся о возможных проволочках. Вот его окончательное решение: бракосочетание должно состояться самое позднее через месяц. Я сдаюсь, Бланка. Я совершенно беспомощен.
      - А как вы смотрите на то, чтобы я поговорила с господином де Шеверни? Может быть, мне удастся убедить его.
      Филипп ослепительно улыбнулся, сверкнув двумя ровными рядами крепких белых зубов.
      - Бланка, солнышко, ведь этого я и хочу! У вас просто изумительный дар убеждать людей, так что потолкуйте с Габриелем, попытайтесь отговорить его от брака с Матильдой. Этим вы меня очень обяжете.
      - Но учтите, Филипп, я ничего не обещаю.
      - А я и не рассчитываю на успех. Однако, чем черт не шутит. Значит, договорились?
      - Договорились, - кивнула Бланка. Она чуть вздернула подбородок и быстро вдохнула, будто собираясь еще что-то сказать, но затем плотно сжала губы, опустила глаза и покраснела.
      - Смелее! - приободрил ее Филипп. - Чего стесняться? Доверьтесь мне; как ни как, я ваш старый друг и кузен.
      - Ну... Есть один парень...
      - Этьен де Монтини?
      - Да... он...
      - И что ему надо? Рыцарские шпоры?
      Бланка удивленно вскинула брови.
      - А как вы догадались?
      - Это же элементарно, радость моя. Господин де Монтини, как мне известно, не принадлежит к числу могущественных вельмож; попросту говоря, он беден. Но вместе с тем он горд и очень тяготится своим теперешним положением... Гм... когда он...
      - Филипп! - в замешательстве произнесла Бланка.
      - Добро, не буду развивать эту мысль. Так вот, к чему я веду. Нетрудно догадаться, что для своего возвышения господин де Монтини избрал военное поприще, и сейчас он нуждается в рыцарском достоинстве, чтобы занять должность, которую вы ему подыскали... Простите за праздное любопытство, Бланка, но можно поинтересоваться, что это за должность?
      - Лейтенант гвардии, - немного растерянно ответила она.
      - Лейтенант гвардии? - повторил Филипп. - Что ж, для начала неплохо... Итак, завтра вас устраивает?
      - Завтра?
      - А зачем мешкать? Как раз завтра я собираюсь посвятить в рыцари нескольких моих дворян, отличившихся в бою с иезуитами. Факт присутствия в их числе господина де Монтини вряд ли привлечет к себе особое внимание, и его посвящение вместе с другими вызовет куда меньше толков, чем будь он один. Согласитесь, удачное совпадение.
      - Да, - согласилась Бланка. - Благодарю вас, Филипп, вы так милы.
      - Э, нет, солнышко, ты еще не знаешь, как я мил, - энергично возразил Филипп. - Вот если бы наша дружба не остановилась на полпути и нашла свое логическое продолжение в любви... - Он многозначительно умолк, страстно глядя ей в глаза. В этот момент у него зародилось подозрение, что, несмотря на все случившееся полгода назад, даже несмотря на предательство (как он считал) со стороны Бланки, она была и остается для него самой лучшей женщиной на всем белом свете. После секундных колебаний Филипп протянул руку и легонько провел пальцем за ее ушком. - Ах, Бланка, Бланка, ну почему ты такая упрямая девчонка? Какой черт тебя дернул, что ты отказалась от предложения падре Антонио?.. Сладкая ты моя...
      - А это еще зачем? - почти простонала она, злясь на себя за то, что такое легонькое, едва ощутимое прикосновение, тем не менее, вызвало у нее неожиданно сильное возбуждение. - На нас же смотрят, Филипп!
      - Именно этого я и хочу. Пусть чуточку поревнуют.
      С виноватой улыбкой Бланка повернулась к столу, и тут же оторопела.
      - Ну, ничего себе "чуточку"! Боже, что это с Маргаритой?! Да никак она ревнует? В самом деле ревнует! С ума сойти - она вовсе не претворяется! Такой грозной я ее никогда не видела... Возвращаемся, Филипп. Скорее, пока не началась буря.
      - Пожалуй, впрямь надо поспешить, - кивнул Филипп, предлагая ей руку. - Не хватало еще, чтобы вы снова сцепились... Странный вы, однако, народ, женщины. Неужели вам невдомек, что меня хватит на вас обеих, и при этом ни одна из вас не останется внакладе?
      В ответ Бланка лишь негодующе фыркнула.
      Вернувшись к столу, Филипп без дальнейших проволочек попросил от имени Габриеля руки Матильды и, получив согласие, выразил желание, чтобы бракосочетание состоялось в самое ближайшее время. Маргарита предложила сыграть свадьбу в ее загородной резиденции Кастель-Бланко, куда она намерена пригласить молодых вельмож - своих гостей по окончании официальных торжеств. Поскольку никаких возражений ни от кого не последовало, на том и порешили.
      Отобедав, молодые люди еще немного поболтали о всяких пустяках, затем Бланка во исполнение своего обещания послала Этьена де Монтини за Габриелем, строго-настрого велев ему не затевать с ним ссоры, а сама попрощавшись с Филиппом и Маргаритой, отправилась к себе.
      Не успел Филипп проводить ее изящную фигурку вожделенным взглядом, как Маргарита очутилась у него на коленях и обхватила руками его шею.
      - Сегодня отец сказал мне, что наш брачный контракт уже готов к подписанию.
      - Ну да. А тебе-то что?
      - Как это что! Я жду, не дождусь, когда стану твоей женой.
      От неожиданности Филипп нервно закашлялся. Появись перед ним Сатана собственной персоной, он бы, пожалуй, здорово испугался, но удивлен был бы куда меньше, ибо в существовании Князя Тьмы нисколько не сомневался. Маргарита похлопала его по спине.
      - С тобой все в порядке, милый? Что стряслось?
      - Ничего особенного, - ответил он, с трудом уняв кашель. - Слюной подавился... Так о чем мы говорил? Ах да, помолвка. Если не возражаешь, объявим о ней сразу же после турнира.
      - Угу. А вскоре мы поженимся, - проворковала она, запуская свои тонкие пальчики в его золотистую шевелюру. - Это будет просто замечательно!
      "Чтоб я сдох!" - прошептал себе под нос ошеломленный Филипп.
      Перед ним было лишь жалкое подобие той гордой, независимой, своенравной красавицы, очаровавшей его накануне вечером. Правильные черты ее лица безвольно расплылись, голос звучал вяло и отталкивающе, а ее большие голубые глаза смотрели на него с собачьей преданностью.
      "Боже! - ужаснулся он. - Что я наделал!.."
      Между тем Маргарита крепче прижалась к нему и сказала:
      - Кстати, ты всегда покидаешь женщин среди ночи?
      - Да нет, крайне редко. Лишь когда вынуждают обстоятельства.
      - И какие же обстоятельства были это ночью?
      - Я беспокоился за Габриеля. Когда мы расстались, он был не в себе, и я очень боялся, что он сделает какую-нибудь глупость. Как видишь, мои опасения подтвердились. - Тут Филипп малость покривил душой; причина его ухода была гораздо банальнее. Днем ему не удалось как следует отдохнуть с дороги, и он раньше времени выбился из сил, но не хотел обнаруживать этого перед принцессой.
      Маргарита наклонила голову и нежно коснулась губами его губ.
      - В таком случае, милый, за тобой должок.
      Филипп улыбнулся:
      - А я не люблю оставаться в долгу.
      - Ну так что, начнем?
      - Где? Прямо здесь?
      - Нет, я предпочитаю заниматься этим в постели. - Она ловко соскочила с его колен и, смеясь, протянула ему руку. - Пошли, пока я еще в состоянии ходить. Не то тебе придется нести меня.
      - Без проблем, - ответил Филипп и подхватил ее на руки.
      Позже, утомленные ласками, они лежали рядышком на широкой кровати в принцессиной спальне. Филипп уже начал погружаться в сладкую полудрему, как вдруг до его ушей донеслось тихое всхлипывание. Затем еще одно.
      Он раскрыл глаза и озадаченно взглянул на Маргариту. Щеки ее были влажные от слез.
      - Что с тобой, милочка?
      - Да так, ничего, - ответила она, утирая слезы. - Просто... просто я подумала, что... что... - Лицо ее сказала плаксивая гримаса, и она с нытьем в голосе, точно обиженный ребенок произнесла: Ты-не-лю-бишь-ме-ня!
      - Ну, почему же, дорогая? - Филипп привлек ее к себе и поцеловал. - Я люблю тебя. Очень люблю.
      - Да уж, любишь, - продолжала ныть Маргарита. - Так же, как любишь Бланку, свою кузину Амелию или еще десяток, если не сотню женщин.
      - Ты ошибаешься! Я люблю тебя больше, чем других.
      - Все равно это не настоящая любовь. Ты не любишь меня так, как люблю тебя я.
      - И как же ты меня любишь?
      - Всем сердцем. Всей душой. Вся моя любовь принадлежит тебе и только тебе - и никому, кроме тебя.
      - О Боже! - с притворным ужасом вскричал Филипп. - Ты хочешь сказать, что не наставишь мне рога?
      - Конечно, нет. Зачем мне другие - ведь у меня есть ты... А ты... Маргарита горько вздохнула. - Ты будешь изменять мне, бессовестный! Я так несчастна...- И она с жаром принялась осыпать его лицо поцелуями.
      - Черти полосатые! - сокрушенно пробормотал Филипп. - Настает конец света...
      Уже в который раз за последние сутки ему пришлось на деле доказывать Маргарите, как крепко он ее любит.
      11. ФИЛИПП ЗНАКОМИТСЯ С РЕГЛАМЕНТОМ ТУРНИРА И УЗНАЕТ
      НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ СИМОНА
      В четыре пополудни Филипп вернулся в свои апартаменты, чтобы надлежащим образом подготовиться к встрече с императором. Однако тут его ожидало разочарование. Незадолго до этого в королевский дворец прибыл курьер с сообщением, что начальник императорского поезда допустил ошибку в расчетах. Как оказалось, римские гости не успевают прибыть в Памплону засветло, и Август ХII отложил свой въезд в город до утра следующего дня, решив остановиться на ночь в одной из резиденций наваррского короля, что в трех часах езды от Памплоны.
      Таким образом, у Филиппа неожиданно освободился весь вечер. Идти обратно к Маргарите ему не хотелось; на сегодня он был сыт ею по горло и чувствовал какое-то странное опустошение при одной лишь мысли о ее ласках. К тому же перед самым его уходом принцесса велела пажам разыскать Рикарда Иверо; она собиралась по душам потолковать с ним о ночном инциденте, а Филиппа совсем не прельщала перспектива быть свидетелем словесного (а может, и не только словесного) мордобоя.
      Бланка была занята. Вот уже третий час кряду она, пуская в ход все свои чары и доводы здравого смысла, тщетно пыталась убедить Габриеля в пагубности его брака с Матильдой. Как с самодовольной ухмылкой поведал Этьен, подслушивавший их разговор, дело явно шло к поражению Бланки. Раздосадованный Филипп еле сдержался, чтобы не врезать Монтини по его ухмыляющейся физиономии (Вот сукин сын! Лишь о себе печется!), и отправился на розыски Эрнана, но вместо него нашел только его камердинера Жакомо, который сообщил, что Шатофьер, прихватив с собой Симона, поехал осмотреть ристалище и там немного поразмяться.
      Тогда-то Филипп и вспомнил, что должен установить возле отведенного ему шатра на ристалище свой щит с гербом и собственноручно поднять свое знамя, тем самым засвидетельствовав, что он, как рыцарь-зачинщик, уже прибыл на турнир и готов сразиться с любым посвященным рыцарем. Недолго думая, Филипп решил воспользоваться удобным случаем, чтобы совместить полезное с приятным - выполнить необходимые формальности и увидеться с друзьями.
      По пути к ристалищу он отпустил поводья лошади, предоставив ей не спеша следовать за слугами, а сам, мерно покачиваясь в седле, приступил к чтению только что полученной копии регламента состязаний, из коего следовало, что праздничный турнир по случаю восемнадцатилетия наследной принцессы Наварры начнется утром 5 сентября "на ристалище в ложбине, близ славного города Памплоны" и продолжится четыре дня. Филипп бегло просмотрел перечень предполагаемых ратных забав, особо отметив про себя весьма экзотическую охоту за сарацинами (Альфонсо Кастильский обещал привезти с собой два десятка плененных мавританских воинов), и вернулся к первому дню состязаний, когда в единоборствах с копьями и в тяжелых доспехах будет разыгрываться корона короля турнира. В этом виде Филипп в числе рыцарей-зачинщиков. Кроме него зачинщиками были также граф Александр Бискайский, граф Тибальд Шампанский, граф Педро Оска, принц Эрик, младший сын датского короля, барон Ричард Гамильтон и рыцарь Гуго фон Клипенштейн, по прозвищу Гроза Сарацинов (слово "бакалавр" после имени Клипенштейна было зачеркнуто, а рядом, другим почерком, была сделана приписка: "командор; прецептор Аквитанский достославного ордена Храма Сионского").
      Вечером накануне турнира среди рыцарей, изъявивших желание сразиться с зачинщиками, должна состояться жеребьевка, призванная определить, в каком порядке они будут вызывать зачинщиков на поединок. А если желающих окажется больше тридцати пяти, то жребий отсеет лишних - так, чтобы каждый зачинщик сразился с пятью противниками, после чего маршалы турнира определят четверку сильнейших рыцарей, которые затем разыграют между собой венец победителя.
      У Филиппа был добавочный стимул стремиться к победе, и не столько из тщеславия, сколько потому, что королю турнира предоставлялось право выбрать королеву любви и красоты - а он не хотел, чтобы Маргариту выбрал кто-нибудь другой, тем более после того, как она согласилась выйти за него замуж. Кстати сказать, с выбором королевы любви и красоты наваррский король попал в весьма затруднительное положение. Согласно традиции, этот почетный титул принадлежал самой знатной из присутствовавших на турнире дам и девиц, обычно жене устроителя, либо старшей его дочери, либо жене старшего его сына. Так, в бытность Филиппа в Кастилии на королевских турнирах место в украшенной гирляндами цветов ложе занимали поочередно Констанца Орсини, жена Альфонсо, и Бланка. По логике вещей, королевой на предстоящем турнире должна была стать Маргарита (ведь и турнир-то устраивался в ее честь). Но, с другой стороны, на празднествах ожидалось присутствие двух королев - Галлии и Кастилии, и пяти принцесс королевских дочерей - Бланки Кастильской, Элеоноры Кастильской, Изабеллы Арагонской, жены наследного принца Франции, Марии Арагонской, жены Фернандо Уэльвы, младшего брата кастильского короля, и Анны Юлии Римской, дочери императора. При этих обстоятельствах дон Александр со свойственной ему деликатностью не отважился назначить свою дочь королевой, с самого начала поставив ее как бы выше других дам и девиц, не менее знатных и могущественных, чем она, и решил поступить в лучших традициях рыцарских романов - переложить бремя выбора на будущего короля турнира. Он был уверен, что кто бы не вышел победителем (а что победит зачинщик, он не сомневался), королевой будет избрана Маргарита: Ричард Гамильтон и Гуго фон Клипенштейн, как истые рыцари, поступят так из уважения к хозяину празднеств, Филипп, Тибальд Шампанский, Педро Оска и Эрик Датский претендуют на ее руку; а графу Бискайскому лавры сильнейшего не угрожали он был хорошим полководцем, но никудышным бойцом, и король принуждал его к участию в турнирах лишь в тайной надежде, что когда-нибудь он серьезно покалечится.
      На месте предстоящих баталий лихорадочно кипела подготовительная работа. Плотники сооружали помост для почетных гостей и сколачивали на близлежащих холмах временные трибуны для мелкопоместного дворянства и плебса, на самом ристалище косари скашивали высокую траву, а землекопы разравнивали бугры и затаптывали землей рытвины.
      Роскошные шатры зачинщиков уже были возведены; возле каждого из них был установлен деревянный навес с яслями для коней. Подъезжая к своему шатру, Филипп внимательно оглядывался по сторонам в надежде увидеть друзей, но на ристалище не было ни единого всадника - лишь только рабочие да гурьба ребятишек из окрестных сел.
      - Вот черт! - раздосадовано произнес он, слезая с лошади. Разминулись все-таки.
      Оруженосец развернул знамя Гаскони - золотые оковы на лазоревом поле - и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал, лишь наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было обязательно - на турнирном жаргоне это называлось поднимать собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники должны вызывать Филиппа на поединок.
      Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался трогаться в обратный путь, из небольшой рощицы, что начиналась шагах в трехстах позади шатров, показались два всадника. Они во весь опор неслись к нему, размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них, могучего телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан. Вторым всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше походила на пони, оказался, как и следовало ожидать, Симон.
      Друзья подъехали к Филиппу и спешились.
      - Привет, соня! - загрохотал Эрнан. - Проспался, наконец?
      - Говорят, ночью ты был у принцессы, - вставил свое словечко Симон. Ну и как, здорово развлекся?
      Филипп содрогнулся.
      - Ой! Не напоминай!
      - Что, объелся?
      - Да вроде того, - уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему разговора: - Так вы уже размялись?
      - Да вроде того, - передразнил его Эрнан. - И даже чуток отдохнули в той рощице. Этак самую малость... - Он сухо прокашлялся. - Черт! Жажда замучила. Пожалуй, пора возвращаться.
      Филипп это предвидел.
      - Может быть, сначала перекусим? - с улыбкой спросил он.
      - А? - оживился Эрнан. - У тебя есть еда?
      - Естественно... Гоше, - велел он слуге, - занеси котомку в шатер... Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара-то адская, не правда ли? Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.
      - Гораздо хуже будет, если зарядит дождь, - заметил Эрнан, следом за Симоном входя в шатер. - К жаре я привык в Палестине. А вот дождь... Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.
      - Кому как, - пожал плечами Филипп.
      Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его друзья с громким чавканьем уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо прожаренного и обильно сдобренного пряностями мяса.
      Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.
      - Очень даже неплохо, - проворчал он, отбросив в сторону пустую бутылку и извлекая из котомки следующую. - Это, как я понимаю, наваррское. Великолепное вино, нечего сказать.
      - Гасконское лучше! - хором возразили Филипп и Симон, затем недоуменно переглянулись и громко рассмеялись.
      Эрнан тоже захохотал.
      - Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.
      Симон мигом унял свой смех.
      - Ты меня обижаешь, Эрнан, - с оскорбленным видом произнес он.
      - Это насчет чего?
      - Насчет дураков, разумеется.
      - А-а, понятно! - Шатофьер уже привык, что зачастую Симон принимает шутки за чистую монету, и давно перестал этому удивляться. - Ты уж прости, дружок, что я лишний раз напомнил тебе о твоем несчастье... Да, кстати, Филипп, об обиде.
      - О какой еще обиде?
      - Твой будущий тесть, оказывается, пригласил в числе зачинщиков Гамильтона.
      - Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон - добрый рыцарь.
      Эрнан состроил презрительную гримасу.
      - Да уж, добрый! - негодующе фыркнул он. - Много хуже меня.
      - Не спорю. Но это еще не значит...
      - Значит!!! Почему он, почему не я?! Ведь я лучше, я сильнее! Какого черта, спрашивается, король пригласил зачинщиком его, а не меня?
      - Думаю, потому что он издалека...
      - Шотландский выскочка!
      - Выскочка, не выскочка, однако прославленный воин. - (Филипп решил не бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Ричарда Гамильтона, в котором тот изъявлял желание принять участие в турнире, отдал предпочтение шотландцу). - Надеюсь, ты не упустишь случая доказать свое превосходство над ним?
      - Непременно! Я покажу этому сукину сыну, где раки зимуют.
      - Между прочим, - Филипп извлек из-за отворота камзола копию регламента. - Ты можешь записаться еще до жеребьевки - но только начиная с третьего круга.
      - Я уже записался, - ответил Эрнан. - Пятнадцатым.
      - Не хочешь рисковать?
      - Ха! Разве это риск? Это называется полагаться на случай. Когда придет время бросать жребий, незабитыми останутся лишь четырнадцать первых и, возможно, еще несколько последних мест - и на них будут претендовать не менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала мне сразиться с Гамильтоном.
      - Понятненько, - сказал Филипп. - Ну а ты, Симон, тоже записался?
      - Да какой из меня рыцарь! - небрежно отмахнулся тот. - Впрочем, если кто-то из вас возглавит одну из партий в общем турнире, я, конечно, присоединюсь к нему... Ну, и еще попытаю счастья в охоте за сарацинами.
      Эрнан усмехнулся и вновь запустил руку в котомку.
      - Ай-ай-ай! - сокрушенно произнес он, вынимая последнюю бутылку. Осталась единственная и неповторимая.
      - Не грусти, - утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две трети. - На, возьми. С меня достаточно.
      - И мою можешь взять, - добавил Симон. - Там осталась почти половина.
      Шатофьер одобрительно хмыкнул.
      - Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья... Ну что ж, коль скоро у меня есть что пить, я, пожалуй, побуду здесь до приезда императора. Передайте Жакомо...