Актерское мастерство. Американская школа

Теория точек зрения Оверли служит одновременно практическим пособием по применению постмодернистской деконструкции.

Практическая эстетика Дэвида Мэмета глазами Роберта Беллы

Все, что вам подвластно, составляет ваше намерение.

– Дэвид Мэмет

Почвой для практической эстетики послужили элементы мейснеровской техники. Подобно тому как теория шести точек зрения позволяет разделить на части иерархически выстроенные элементы театральной игры, чтобы исследовать ее в поисках новой информации, практическая эстетика дробит традиционную подготовку, выделяя в ней работу над эмоциями и образом.

В 1983 г. драматург Дэвид Мэмет прочитал цикл лекций на факультете драмы Нью-Йоркской школы искусств Тиша, излагая свои теории актерской игры. Восхищенная группа студентов попросила Мэмета взять их в ученики и создать театральную труппу. Под руководством Мэмета и актера Уильяма Мейси студенты два года устраивали летние семинары в Вермонте. К лету 1984 г. они созрели для написания под руководством Мэмета «Практического актерского пособия». В этой книге изложены принципы его практической эстетики. Также вскоре была создана труппа театра Atlantic, обосновавшаяся в Линкольн-центре, художественным руководителем которого был старый друг Мэмета, знакомый ему еще по Чикаго, режиссер Грегори Мошер. Труппа благополучно начала работу с постановки «Жизни мальчика» (Boy’s Life) Говарда Кордера. Сегодня у театра Atlantic имеются собственное помещение на 20-й улице и школа при Нью-Йоркском университете, где преподается трехгодичный курс на основе практической эстетики.

Практическая эстетика – это, наверное, первая созданная драматургом теория, превращенная в программу подготовки актеров. Брехт тоже строил теории и оставил список упражнений, однако учебного плана на их основе составить не удалось. Мэмет был в первую очередь драматургом, как Станиславский – актером. Так один из крупнейших американских драматургов рубежа XIX–XX вв. разработал технику актерской работы, ориентированную на нужды сценариста.

Мэмет какое-то время учился у Сэнфорда Мейснера, что наверняка было нелегким испытанием для обоих. Вряд ли писателю-драматургу понравилось бы мейснеровское замечание, что «лучше грамм действия, чем килограмм слов». Мэмет бросил занятия после первого курса, посвященного спонтанности актерских реакций, а упражнения на развитие образа начинаются как раз на втором курсе. Он начисто отвергал техники, сталкивающие актера лицом к лицу с собственными эмоциями. Мэмет перенял мейснеровское убеждение, что актерская игра – это поступки, а не чувства персонажей. Чувства не передают замысла драматурга. Он считал, что учить ремеслу можно прямым методом, который способен воспринять любой. Возможно, добиться от актера увлеченности можно только при наличии у него таланта, однако отсутствие его, как полагает Мэмет, не является препятствием к освоению ремесла.

Персонажи в пьесах Мэмета нередко испытывают эмоциональную скованность или скупы на выражение эмоций. Они отражают современное общество в самом его угнетенном состоянии, способное полноценно выразить лишь гнев. Однако при этом Мэмет не имеет ничего против актеров, владеющих своими чувствами, ему просто кажется бесполезным тратить время на попытки ухватить такую эфемерную вещь, как искренняя, воспроизводимая эмоция. Он очень резко отзывается о методиках, в которых все нацелено на ловлю эмоций и которые ставят актера во главу угла. Как драматург он, несомненно, встречал артистов, пытающихся разгадать подтекст его пьес в ущерб действию. И он не видит для актера другого пути, кроме тщательного изучения текста.

Единственный прием, который Мэмет перенял у Мейснера, – это упражнение на повторы. Мэмет оценил его эффективность в тренировке спонтанного отклика и получении подлинной эмоциональной реакции актера. Он соглашался с Мейснером в том, что «играть – значит действовать», поэтому именно действие, выводимое из анализа текста сценария, становится стержнем практической эстетики.

Кроме того, Мэмет считает, что работа над образом – это лишняя трата времени для актера. «Невозможно перевоплотиться в своего персонажа. Персонаж – это иллюзия, создаваемая на сцене с помощью текста и мизансцен, заданных драматургом и физическими действиями актера» [7]. Мэмет избавляет актера от тяжкого груза перевоплощения. Как и теория точек зрения, практическая эстетика по-американски демократична. Ты то, что ты говоришь. (Политики давно это осознали.) Как ни парадоксально, убеждение Мэмета, что актер и есть персонаж, схоже со страсберговским представлением о том, что актер должен вкладывать в роль себя. Однако при этом Мэмет и не требует от актера внутренней работы, подобной страсберговским упражнениям на аффективную эмоциональную память. Кроме того, читатель заметит некоторое пересечение идей философии с неоклассическим взглядом на театр Луиса Шидера.

Практическая эстетика – еще молодой метод, который продолжает обкатываться в работе театра Atlantic. Он поистине американский. Быстрый, без лишних наслоений, доступный, требующий лишь упорного труда. Как читатель еще увидит, практическая эстетика действительно во всех отношениях практична.

Междисциплинарная подготовка глазами Фрица Эртля

Театр Group требовал базового понимания сложного художественного принципа: все люди, связанные с этим театром – актер, художник, драматург, режиссер и т. д., – должны прийти к единой точке зрения, которая выражена также в замысле пьесы.

– Стелла Адлер

Эта глава исчерпывающе описывает способ обучения, который в каком-то смысле возвращает актерскую подготовку к ее истокам. Образ разностороннего актера, знакомого со всеми аспектами театрального дела, переносит нас в прошлое, во времена Стила Маккея, который занимался всем этим не как профессиональный актер, а как театральный работник.

Эртль доказывает, что для полного осознания своего назначения актеры должны изучать и другие дисциплины – в данном случае режиссуру. Он рассказывает о своей работе по междисциплинарной подготовке в школе при театре Playwrights Horizons Theatre, которая является частью факультета драмы Нью-Йоркской школы искусств Тиша. Эртль утверждает, что в каком-то смысле лучшие актеры выступают и режиссерами для самих себя. Они наравне с режиссером и драматургом создают сценическое пространство. Происходит что-то вроде круговорота. Эртль готовит разностороннего актера, выступающего в разных ипостасях – актера, драматурга, режиссера, художника и т. д. Таким образом актера возвращают в те времена, когда театр еще не был массовым производством, а артист выступал главным действующим лицом театра. Возможно, за этим подходом будущее – театр периодически обращается к прошлому, чтобы взглянуть на себя через призму современного восприятия.

Неоклассическая подготовка глазами Луиса Шидера

В идеале в школе все должно быть как в лаборатории, где гипотезы предлагаются, проверяются, перерабатываются и снова проверяются.

– Луис Шидер

Эта глава посвящена современным принципам постановки классических пьес. И хотя автор применяет свой подход только в постановках Шекспира, подразумевается, что он годится и для других текстов – классических, современных или авангардистских.

Многие школы предлагают классическую актерскую подготовку. Однако что в действительности стоит за этим определением, если на самом деле студенты работают не только с классическими текстами? В большинстве случаев классическая подготовка означает, что на курсе уделяется равное внимание и постановке голоса, и работе с текстом, и сценическому бою, и пению, и релаксации, и координации движений, и танцу, и традиционному (по системе Станиславского) актерскому мастерству, и сценической работе, и исполнению. Именно в результате взаимодействия этих отшлифованных граней актерской профессии и достигается эффект синергии.

Шидер называет этот подход к актерскому мастерству «мыслью в действии» – текст как подтекст, персонаж и действие, слитые воедино. Он не пытается наслоить текст на сценические приемы и наоборот – скорее, утверждает, что правильная подача текста и есть прием.

Луис Шидер разрабатывал и опробовал свои теории в качестве режиссера Классической студии с усложненной программой подготовки при драматическом факультете Нью-Йоркского университета.

Артур Бартоу, редактор.Август 2006 г.,Нью-Йорк

Примечания и ссылки

Эпиграфы

1. Quoted by Edith J. R. Isaacs in her introduction to Acting: The First Six Lessons by Richard Boleslavsky, New York: Theatre Arts Books, 1933.

2. Quoted by Sydney Pollock in his introduction to Sanford Meisner on Acting by Sanford Meisner and Dennis Longwell, New York: Vintage, 1987, p. xv.

3. Hull, S. Loraine, Strasberg’s Method as Taught by Lorrie Hull, Woodbridge, CT: Ox Bow, 1985, p. 19.

4. Adler, Stella, Stella Adler on Ibsen, Strindberg, and Chekhov, Barry Paris, ed., New York, Knopf, 1999; Vintage, 2000, p. 3.

5. Meisner, Sanford, and Dennis Longwell, Sanford Meisner on Acting, p. 16.

6. Willet, J., Brecht on Theatre, London: Methuen, 1964, p. 197.

7. Chekhov, Michael, On the Technique of Acting, Mel Gordon, ed., New York: HarperCollins, 1991, p. 4.

8. Hagen, Uta, with Haskel Frankel, Respect for Acting, New York: Wiley, 1973, p. 13.

9. Wolford, Lisa, «Grotowski’s Vision of the Actor», Twentieth Century Actor Training, Alison Hodge, ed., London: Routledge, 2000, p. 203.

10. Encyclopaedia Britannica, «17th and 18th Century Mathematics» (article 1, article 2), analysis, ordinary differential equations, dynamical system theory and chaos, Ultimate Reference Suite CD-ROM, 2003.

11. Mamet, David, Introduction to A Practical Handbook to the Actor by Melissa Bruder et al., New York: Vintage, 1986, p. xi.

12. Adler, Stella, Stella Adler on Ibsen, Strindberg, and Chekhov. (Page xl)

13. Scheeder, Louis, Neo-Classical Training (essay included in this book).

Ссылки

[1] Curtis, George William, The Editor’s Easy Chair, Harper’s Magazine, vol. 28, December 1863, pp. 132–33.

[2] Clurman, Harold, The Fervent Years: The Group Theatre & the ’30s, New York: Knopf, 1945; Da Capo Press, 1983, p. 61.

[3] Ibid., p. 55.

[4] Ibid., p. 44–45.

[5] «Steiner, Rudolf» Encyclopaedia Britannica Online, 2006.

[6] Деконструктивизм начинался как философская практика, разрабатываемая после Второй мировой войны во Франции философом Жаком Дерридой. В 1970-х она обрела популярность в Соединенных Штатах, и авангардисты стали сознательно или неосознанно применять ее в своем творчестве. В некрологе Дерриды, написанном Джоном Канделлом (New York Times, vol. CLIV, no. 52, Oct. 10, 2004, p. 1), сообщалось, что, согласно деконструкции, «любой текст полон нестыковок и противоречий», поскольку автор не может «преодолеть внутренние противоречия самого языка». Эта теория применялась в исследовании фундаментальных противоречий западной культуры.

[7] Mamet, David, Introduction to A Practical Handbook to the Actor by Melissa Bruder et al., p. 74.

Рекомендуемая литература

Bentley, Eric, The Theory of the Modern Stage, New York, Applause, 1997. (В книге Бентли собрано 15 эссе о десяти деятелях современного театра и ряд исторических экскурсов. Эссе Дэвида Магаршака о Станиславском дает точное описание ранних разработок великого теоретика, превосходя в четкости изложения труды самого мэтра.)

Boleslavsky, Richard, Acting: The First Six Lessons, New York: Theatre Arts Books, 1933. (В своем небольшом пособии Болеславский дает обзор занятий, которые он вел во времена первого знакомства Америки с методом Станиславского.)

Hewitt, Barnard, Theatre U.S.A., 1665 to 1957, New York: McGraw-Hill, 1959. (Хьюитт написал полновесный фундаментальный труд по истории американского театра, объединив увлекательное повествование с историческими обзорами.)

Hodge, Alison, ed., Twentieth Century Actor Training, New York: Routledge, 2000. (Элисон Ходж собрала под одной обложкой великолепные эссе, повествующие об истории актерской подготовки в международном масштабе. Среди них есть и американские методы, однако большинство описанных в книге теорий более популярны и признаны в Европе, чем в Штатах.)

Rimer, J. Thomas, trans., The Way of Acting: The Theatre Writings of Tadashi Suzuki, New York: Theatre Communications Group, 1986. (Своей работой, служащей интересам японского театрального искусства во всем его многообразии, Тадаси Судзуки заинтриговал весь мир. На семинарах в крошечной деревне Тога, духовной родине его труппы, побывали многие американские актеры. Ряд его приемов, прежде всего помогающих в концентрации и укреплении мышц нижней части тела, заимствовали некоторые американские программы сценической подготовки.)

Smith, Wendy, Real Life Drama: The Group Theatre and America, 1931–1940, New York: Knopf, 1990; Grove / Atlantic, 1992. (Увлекательная сага о театре Group и актерах, трудившихся в нем на протяжении девяти лет его существования.)

Метод Страсберга и развитие актерского мастерства в Америке

Луис Шидер

Во времена холодной войны и тягот маккартистской эпохи Ли Страсберг превратил российскую театральную методику в символ свободы, возвысив американскую актерскую игру до международного уровня. Страсберг разрабатывал свой Метод в два этапа – сначала как основатель и режиссер театра Group, затем как художественный руководитель Актерской студии. В 1930-х Страсберг трудился над созданием богатого эмоционального мира актера, а в 1950-х искал способы высвободить его и перенести на сцену. Страсберг считал «фундаментальной задачей актера» [1] развитие способностей к внутреннему переживанию.

Когда Страсберг, Клерман и Кроуфорд учреждали театр Group, доминирующими были идеи Станиславского. Однако эти трое были не просто идеалистами, а самыми настоящими революционерами в области техник актерского мастерства [2]. Страсберг, изучив «другие революции, политические и художественные», сознательно устроил «художественный переворот» [3]. Позже он называл историю своего театра «реализацией предыдущих открытий на сцене» [4].

В первые годы существования Group большинство спектаклей ставил Страсберг, прилежно применяя метод Станиславского – то есть приемы на основе аффективной памяти. Протест против приверженности Страсберга эмоциям вспыхнул в труппе в 1934 г., когда Стелла Адлер съездила в Париж и побеседовала там со Станиславским. И хотя мэтр успокоил ее, сказав, что в общем его система понята верно, одновременно он подчеркнул, что «стержнем всей системы» считает концепцию «линии сквозного действия и сверхзадачу». Вместо того чтобы делать акцент исключительно на эмоции, он требовал от актера сосредоточиться на сквозном действии, под которым он понимал психологический настрой персонажа, выраженный вербально [5]. Он пришел к убеждению, что в каждый отдельный момент действия актер должен работать над тем, чтобы его персонаж выполнял поставленную для конкретной сцены задачу. Адлер вернулась в Нью-Йорк полная решимости применить полученные знания в театре Group, и в конце концов, в марте 1937 г., Страсберг из театра ушел, не выдержав раскола и разногласий [6]. Он продолжал режиссировать на Бродвее – без особого успеха, – а потом подался в Голливуд, где готовил актеров к пробам. Там Страсберг преуспел: роль в итоге получали свыше 95 % пробующихся. Однако при других режиссерах большинство страсберговских протеже не дотягивали до планки, заявленной на пробе, тем самым наглядно демонстрируя, чего стоит страсберговская методика [7]. После Второй мировой войны Страсберг вернулся в Нью-Йорк, возобновил режиссерскую карьеру, преподавал актерское мастерство и учил актеров, оставаясь при этом на вольных хлебах и не принадлежа ни к каким институтам.

Осенью 1947 г. основательница Group Шерил Кроуфорд вместе с ветеранами труппы Элиа Казаном и Робертом Льюисом создала Актерскую студию. Теперь троим бродвейским профессионалам требовался резерв подготовленных актеров, из которого они могли бы набрать состав для своих постановок. Они разделили Студию на два класса – Казан работал с молодыми учениками, а Льюис с более опытными актерами. Казан делал основной упор на упражнения, в том числе этюды с образами животных и импровизацию, подчеркивал важность действия. Он требовал от актеров определять цель, или задачу, каждой сцены. Льюис вдохновлял более опытных артистов, давая им второстепенные роли, которые при обычном раскладе им бы не достались. Казан отмечал, что Льюис уделяет основное внимание «более дерзкой, творческой стороне игры, вместо того чтобы выводить на первый план внутренние переживания» [8]. Несмотря на общую договоренность о преподавании по системе Станиславского и в соответствии с традициями Group, педагоги и ученики различали «метод Льюиса» и «метод Казана» [9]. Льюис, однако, ушел из Студии через год из-за личного конфликта с Казаном. В результате Казану и Кроуфорд пришлось искать, кому поручить Студию, поскольку первый все больше занимался кинорежиссурой, а вторая – театральными постановками [10].

Ранее Казан категорически отказывался подпускать Страсберга к Студии [11]. Роберт Льюис вспоминал, что «Казан был настроен против Страсберга с самого начала. Когда понадобился преподаватель, они рассматривали кандидатуры Мейснера, Логана – кого угодно, лишь бы не Страсберга» [12]. Шерил Кроуфорд как самая ярая сторонница Страсберга во времена Group, напротив, ратовала за то, чтобы привлечь его к работе в Актерской студии [13]. Когда Казан наконец обратился к Страсбергу с предложением, тот «колебался, артачился, ставил условия, уворачивался изо всех сил» [14]. Ситуация складывалась патовая: с одной стороны, Казан уже давно сомневался в собственных преподавательских способностях, с другой – Страсберг не принимал концепцию Казана, где основное внимание уделялось «действию». В сентябре 1948 г. Казан все же уговорил Страсберга стать одним из преподавателей Студии. На следующий год Страсберг уже вошел в руководство Студии и получал самое высокое преподавательское жалованье, которое, как покажет практика, будет нерегулярным [15]. Провал поставленного Страсбергом в январе 1951 г. ибсеновского «Пер Гюнта» (с Джоном Гарфилдом в главной роли) стал последней каплей, заставившей Страсберга покинуть коммерческий театр и перейти на постоянную работу в Студию [16]. К осени 1951 г. он был там единственным педагогом актерского мастерства и занимал должность художественного руководителя.

Студия создавалась как продолжение театра Group, однако вскоре между двумя этими институтами наметились существенные различия. Group пытался создать альтернативу бродвейской организации и этике, однако не сумел побороть систему прямым противостоянием. Тем не менее Страсберг решился на вторую – гораздо более успешную – революцию, вместе со своими актерами продолжая возрождать американское сценическое искусство. Они задались целью «внедриться в коммерческую систему и изменить ее целиком изнутри» [17]. Пока Стелла Адлер, Роберт Льюис, Сэнфорд Мейснер и другие ветераны Group оспаривали друг у друга право называться настоящими преемниками традиций Станиславского, Страсберг порвал с «мэтром» и создал сценический стиль, в котором воплотились переживания и тревоги послевоенной Америки. Концепция упора на действие и замысел, которую привезла из Парижа Стелла Адлер, как нельзя лучше подходила театру Group и всей стране времен 1930-х, однако к 1950-м общество уже созрело для восприятия Страсберга и его увлечения эмоциональной памятью. Его Метод вышел на первый план в тот период, когда Америка отвлеклась от социальных проблем и погрузилась в «личные переживания и частную жизнь» [18]. Для послевоенной эпохи Страсберг оказался «нужным человеком в нужном месте в нужное время» [19].

Сенатор Дэниел Патрик Мойнихан относительно недавно отметил, что секретность в этот период американской истории «принимала оттенок ритуала», становясь «инструментом, призванным отделить своих от чужих» [20]. Отдача, с которой Страсберг работал в Студии, была очень заметна на фоне страха, порожденного черным списком Голливуда – негласной практикой отказа в работе на основании политических убеждений и симпатий. Когда федеральные суды назначили тюремные сроки первой «голливудской десятке», комиссия при Конгрессе США начала второй, более масштабный виток расследований предполагаемого коммунистического влияния на киноиндустрию. Бывшие участники театра Group Джон Гарфилд, Джей Эдвард Бромберг и Моррис Карновский, отказавшись сотрудничать с комиссией, попали в черные списки кино-, радио– и телекомпаний. Другие ученики Group, в частности, Клиффорд Одетс и руководитель Студии Элиа Казан, напротив, участвовали в публичном «разоблачении», обнародовав имена коллег, которые состояли в Коммунистической партии, еще до того, как ее объявили вне закона.

Распространенное убеждение, что в театре черных списков не было, не означает, будто профессиональные антикоммунисты не пытались его создать, и что отношение к серьезным пьесам осталось прежним. Даже если казалось, что Бродвею нипочем бушующие вокруг бури, на самом деле они коснулись и его, заставляя театры менять свою политику. Драматурги и режиссеры почувствовали, что пришло время других пьес. Четыре десятилетия спустя, оглядываясь на эпоху черных списков, Артур Миллер заметил, что «теперь воздействие маккартизма на культуру очевидно. В том числе и в театре. Слишком долго идея театра как отражения общества сходила на нет, пока он не стал просто развлечением и не потерял своего зрителя» [21]. На конференции новых драматургов в 1956 г. Артур Миллер, говоря о «злободневных социальных проблемах», заявил, что американцы уже «не придают значения воле отдельного человека», считая «хорошим гражданином» того, кто «умеет приспосабливаться и подстраиваться». Миллер видел, что большинство «чувствует беспомощность перед жизненными обстоятельствами, поскольку не может найти точки опоры» [22]. Гарольд Клерман обнаружил, что «политическое притеснение», начавшееся в 1947 г. и «достигшее апогея» в 1953-м, «отбило почти у всех охоту придерживаться любых воззрений, кроме верноподданнических». По мнению Клермана, «политический террор, повлекший за собой политическое затишье, постепенно отучил нас вступать в серьезные дискуссии и, по большому счету, вообще мыслить» [23]. Клерман признавался: «В итоге мы в большинстве своем стремились лишь к одному – стать незаметными» [24].

В подобной атмосфере секретности, политических расследований и конформизма Актерская студия превратилась в отдельный мир, крошечный творческий островок; участников «часто предупреждали о том, что не стоит упоминать о своей принадлежности к Студии в анкетах». В изобличающем досье под названием «Красные каналы» (Red Channels)[2] у всех очерненных и внесенных в злополучные списки участие в Студии подчеркивалось особо [25]. В стенах же Студии «Страсберг ловко уводил учеников от обсуждения отношений между актером и зрителем и возможной политической подоплеки актерской манеры игры» [26]. Он «был ценным советчиком на тему, чего делать не следует. Придерживался мнения, что человеку искусства не место в политике» [27].

Поскольку целью творческих поисков в эти тревожные времена стал процесс, а не результат, Страсберг превратил Актерскую студию в исследовательскую лабораторию. Политика закрытых дверей «порождала интригу и позволяла сохранять совершенную секретность (курсив авторский)» [28]. Метод Страсберга, названный «совершенно секретным изобретением», предполагал, что лишь избранным доведется постичь тайны творчества и игры на сцене [29]. Во времена «охоты на ведьм» Студия превратилась в закрытый, напряженно работающий институт, тайное общество, сродни ЦРУ и студенческим братствам Лиги плюща.

Страсберг использовал завесу секретности, чтобы выработать «абстрактное, трудноопределимое понятие национализма в актерской игре», отвечающее нуждам холодной войны. Если другие выходцы из Group клялись в верности Станиславскому, то Страсберг «методично подчеркивал непреложное превосходство американской школы» над российской [30]. Стараниями Страсберга игра по его Методу стала «культурным маркером, утверждающим статус национальной культуры» во времена холодной войны [31]. Страсберг взял теорию Станиславского, которую прежде считали «наростом на теле американского театра» [32], и превратил ее в «символ патриотизма, а не коммунизма» [33]. Новый стиль актерской игры провозглашал главенство индивидуального над коллективным, личного над общественно-политическим.

Переосмысление Страсбергом русской теории соотносится с еще одним великим американским приобретением. Серж Гильбо утверждал, что во время и после Второй мировой войны Нью-Йорк «украл» современное искусство у французов и превратился в творческую столицу [34]. Страсберг провернул похожий маневр, в результате которого Нью-Йорк – и даже сама Студия – стали центром послевоенной театральной жизни. Тем самым он поднял американский театр на новый уровень, возвысив его от зрелища до искусства.

Изобретя свой Метод, Страсберг задал новую планку искренности в англоязычной актерской игре. В довершение всего он отдал роль культурного противника ближайшим союзникам американцев – британцам, раскритиковав их за наигранность, позерство, шаблонность и чрезмерную четкость, а американцев превознося за спонтанность и эмоциональную насыщенность. Подобно доктрине Трумэна, провозглашающей подчинение Америке бывших сфер европейского влияния, Метод Страсберга вытеснял европейские стили игры.

Несмотря на масштабное международное влияние Метода, сама революция, устроенная Страсбергом, оказалась камерной, поскольку ее зачинщик не уставал провозглашать свои и студийные разработки исключительно американскими. Убеждение в исключительности Америки он продемонстрировал, когда заявил в интервью британскому журналу Plays and Players: «Мы в Студии гордимся тем, что наша работа вызвала такой интерес в других странах. Однако наши находки и методы на экспорт не идут» [35].

Актер, играющий по Методу, становился символом свободы и независимости, творя от себя, в соответствии с внутренними ощущениями. Он отказывался строить образ на основе традиционных трактовок, отвергал приемы, ассоциирующиеся с европейскими моделями. Ключ к созданию новой трактовки героя крылся в неповторимости американского характера – актер играет не роль, актер «играет себя» (курсив авторский) [36]. Задача актера, владеющего Методом, – «отыскать в собственной личности новые черты, который подойдут к изображаемому персонажу» [37].

Если Group упивался текстом и языком, то Актерская студия относилась к тексту с недоверием. Актеры 1930-х верили в силу слова, они знали, что слова позволяют выразить идею, а в идеях часто заложен протест. Метод же «по крайней мере, негласно проявлял настороженность к языку как инструменту мышления и выражения мысли» [38]. Страсберг учил своих актеров, что эмоция должна превалировать над текстом пьесы. Возможно, его недоверие к языку было продиктовано бессознательным стремлением еще раз продемонстрировать «американский характер» и отмежеваться от российских культурных установок.

Метод допускал если не коллективный, то индивидуальный культурный протест, выражавшийся не в тексте и диалогах, а в движениях и жестах. Движение стало для страсберговского актера чем-то вроде «тайного письма». Если Group овладевал языком, то Актерская студия возносила на пьедестал жест, давая актеру установку– «играть между строк» [39]. Все приемы страсберговского актера – ужимки, хмыканья, бормотания, пожимания плечами – освобождали его, но при этом принижали, стирали и искажали текст. Страсберговский актер из исполнителя превращался в соавтора драматурга.

И когда актер поднялся до статуса равноправного сотворца, критики стали описывать Актерскую студию с помощью религиозных метафор. В журнале Theatre Arts Морис Золотов описывал «зачастую мучительные и ужасающие обряды», проходящие в Студии, которую он назвал «храмом, церковью, святилищем», где актеры «кладут себя на алтарь драматического эксперимента, словно жертвенные агнцы. Актерская студия перестала быть местом обучения ремеслу, теперь этот источник был источник “вдохновения”» [40].

Метод помогал актеру успешно демонстрировать независимый, индивидуализированный эмоциональный отклик в широком спектре ролей. Однако лучше всего эта техника проявила себя в кино и других развлекательных жанрах, например, на телевидении и в популярной музыке, где эмоционально насыщенное зрелище вызывало восхищение критиков и публики. Добиться же достоверности и «правды» оказалось сложнее, поскольку то, что выглядело достоверным в учебном классе, зачастую совершенно не годилось для сцены. Гарольд Клерман, обеспокоенный несостоятельностью послевоенного американского театра, сокрушался, что актеров, «обладающих широтой и размахом», сменяют «ограниченные, почти все на одно лицо», способные лишь на «новомодный жалкий натурализм». Клерман порицал упор на психологию и сокрушался по поводу недостаточного внимания «к внешним – зрительному, музыкальному, графическому, формальному – аспектам» [41].

Умышленный антитеатральный натурализм Страсберга породил радикальную критику Метода. Разногласия по этому поводу дошли и до широкой публики. Сначала Гарвардский университет пригласил Майкла Редгрейва выступить с лекциями на конференции памяти Теодора Спенсера в 1956 г.; затем, весной следующего года, Роберт Льюис прочитал цикл из восьми лекций под общим названием «Метод – или помешательство?» в бродвейском театре Playhouse. Льюис был вынужден попросить желающих записываться заранее – послушать соображения режиссера о новой актерской технике собралось «около 5000 человек» [42]. Наблюдая такой ажиотаж, организаторы в 1958 г. издали оба лекционных цикла в виде сборников [43].