Ни пенсом больше, ни пенсом меньше

— Нет-нет, — запротестовал Стивен, отчаянно стараясь не расхохотаться. — Бульдоги — это люди, которые помогают прокторам наводить порядок. И наконец, в конце процессии вы видите цепочку людей в разноцветных одеждах. Это главы колледжей. Все они являются докторами университета. За ними идут доктора, которые не являются главами колледжей, и главы колледжей, которые не являются докторами. Вот такой порядок.

— Послушайте, Род, для меня все доктора связаны с болью и большими гонорарами.

— Ну, это совсем другая разновидность докторов, — пояснил Стивен.

— Ладно, забудем. Мне все очень здесь нравится, но не надейтесь, что я запомню, что к чему.

Стивен старался не упускать лицо Харви из поля зрения. Меткаф с интересом наблюдал за происходящим и уже немного успокоился.

— Вся процессия сейчас проследует в Шелдонский театр, и все люди займут свои места в амфитеатре.

— Так, я не понял, в каком театре, сэр?

— Амфитеатр — это расположенные полукругом скамьи внутри театра. Их главное отличие заключается в том, что они самые неудобные в Европе. Но не беспокойтесь. Благодаря вашему широко известному интересу к Гарвардскому университету мне удалось устроить для нас особые места, и мы сможем занять их чуть раньше, чем окончится шествие.

— Порядок, показывайте дорогу, Род. А что, здесь действительно в курсе, что происходит в Гарварде?

— Разумеется, мистер Меткаф. В университетских кругах вас знают как человека щедрого и заинтересованного в финансовой поддержке академического образования.

— Хорошо, что вы знаете.

«Правда, чтобы пересчитать тех, кто знает, хватит пальцев на одной руке», — подумал Стивен.

Он провёл Харви к зарезервированным местам на балконе: ему совсем не хотелось, чтобы его подопечный разглядел лица профессоров. Хотя, откровенно говоря, эта предосторожность была излишней: все присутствующие были с головы до ног укутаны в мантии с шапочками, пышными галстуками и лентами, так что и родные матери не узнали бы их. Прозвучал последний аккорд органа, и гости притихли.

— Органист из моего колледжа, — не без гордости заметил Стквен. — Он — хормейстер, руководитель хора и заместитель профессора музыки.

Харви во все глаза смотрел на амфитеатр, заполненный людьми в алых мантиях. Никогда в жизни ему не приходилось ещё видеть такое зрелище. Музыка замолчала, и канцлер поднялся со своего места, чтобы обратиться к собравшимся на звучной латыни:

— Cause hujus convocationis est ut…

— Но что он, черт побери, говорит?

— Говорит о причине, по которой мы собрались здесь, — объяснил Стивен. — Попробую перевести.

— Ite Bedelli, — воззвал канцлер. Огромные двери распахнулись, чтобы беделы могли привести дипломантов из Школы богословия. Все притихли, когда общественный оратор Дж. Г. Гриффит ввёл дипломантов в зал и начал одного за другим представлять канцлеру, перечисляя карьеру и достижения каждого из них на остроумно-изысканной латыни.

Перевод Стивена, однако, носил более свободный характер и был несколько приукрашен предположениями, что их почётные звания явились результатом не только их академического мастерства, но и финансовой щедрости.

— Это лорд Амори. Они превозносят его за весь тот труд, что он проделал на ниве образования.

— А сколько он дал?

— Ну, он был канцлером казначейства. А это лорд Хейлшэм. Он занял восемь должностей в кабинете министров, в том числе и должность министра образования, а в конце концов и лорда-канцлера. И он, и лорд Амори получают степень доктора по гражданскому праву.

Харви узнал леди Флору Робсон, актрису, которую удостоили почётной степени за исключительный вклад в театральное искусство. Стивен объяснил, что ей присвоили звание доктора литературы, так же как и поэту сэру Джону Бетьеману. Канцлер вручал каждому свиток, пожимал руку и указывал на место в первом ряду амфитеатра.

Последним был сэр Джордж Портер, директор Королевского института и лауреат Нобелевской премии. Ему вручили почётный диплом доктора наук. — Мой однофамилец, но мы не родственники. Кстати, почти закончили, — сказал Стивен. — Сейчас ещё немного прозы от Джона Уэйна, профессора поэзии, о благотворителях университета.

Мистер Уэйн прочитал речь, занявшую двенадцать минут, и Стивен почувствовал даже некоторую благодарность, что она звучала живо на языке, который они оба понимали.

Затем канцлер снова поднялся со своего места и повёл процессию из зала.

— А куда теперь все? — спросил Харви.

— Идут на ленч в Олд-Соулз-колледж. Там к ним присоединятся другие почётные гости.

— Уф, я бы многое отдал, только бы оказаться там.

— Я уже все устроил, — просто ответил Стивен. Харви был потрясён:

— Но как, профессор?

— Ваш интерес к Гарварду произвёл большое впечатление на секретаря университета. По-моему, он надеется, что вы изыщете возможность помочь и Оксфорду. Особенно после вашей блестящей победы на аскотских скачках.

— Отличная мысль. Как я сам не додумался?

Запомнив полученный накануне урок, как опасно перебарщивать, Стивен не стал заострять внимание на столь щекотливом вопросе, надеясь, что к концу дня Харви всё-таки додумается. Конечно же, секретарь и слыхом не слыхивал о Харви Меткафе, но, так как это был последний семестр Стивена в Оксфорде, его приятель — аспирант Олд-Соулз-колледжа — внёс его фамилию в список приглашённых.

Они прошли в колледж, находившийся через дорогу от Шелдонского театра. Стивен попробовал объяснить суть этого колледжа Харви, правда без особого успеха, но и многие оксфордцы также считали это учебное заведение своего рода загадкой.

— Полное название колледжа, — рассказал Стивен, — «Колледж всех усопших христианских душ Оксфорда». Имеются в виду погибшие в битве при Азенкуре[43]. При создании колледжа было задумано, что об упокоении их душ каждый день служится там месса. В современной академической жизни роль этого колледжа уникальна. Это собрание многообещающих выпускников университета, известных своими достижениями, в основном в академическом плане. Кстати, среди них могут оказаться как англичане, так и иностранцы. В колледже нет студентов, и посторонний может подумать, что там занимаются чем хотят, при этом обладая большими финансовыми и интеллектуальными возможностями.

Стивен и Харви заняли свои места среди сотни с лишним гостей за длинным столом в прекрасной Кодрингтонской библиотеке. Стивен неусыпно следил за тем, чтобы всё время Харви был занят и не привлекал внимания своими репликами. Понятно, что в таких обстоятельствах люди чаще всего не запоминают, с кем они знакомятся или что говорят, поэтому Стивен со спокойной совестью представлял окружающим Харви как известного американского филантропа. К счастью, их места оказались за противоположным концом стола — вдали от вице-канцлера, секретаря и казначея университета.

От новых впечатлений Харви был вне себя. Он в полном блаженстве молча слушал окружавших его знаменитостей, что в некоторой степени даже удивило Стивена, опасавшегося, что Харви станет безудержно болтать. Когда обед закончился и гости встали из-за стола, Стивен набрал побольше воздуха и сделал самый рискованный ход. Он решительно подвёл Харви к канцлеру.

— Канцлер, — обратился он к Макмиллану.

— Слушаю вас, молодой человек.

— Разрешите представить вам мистера Харви Меткафа из Бостона. Мистер Меткаф, да будет вам известно, много пожертвовал на Гарвард.

— О-о, прекрасно. А что вас привело в Англию, мистер Меткаф?

Харви чуть не проглотил язык.

— Ну, это, сэр, я имею в виду, канцлер, я приехал, чтобы посмотреть, как моя лошадь Розали пробежит скачки короля Георга и Елизаветы.

Стивен, стоявший немного позади Харви, знаками показал канцлеру, что лошадь забег выиграла. Гарольд Макмиллан, понимавший все с полуслова и никогда не пропускавший намёков, заметил:

— Надеюсь, вы довольны результатом, мистер Меткаф?

— Ну, как там его, сэр, по-моему, мне повезло.

— Вы не похожи на человека, который надеется только на везение.

— Я пытаюсь заинтересовать мистера Меткафа в поддержке некоторых исследований, которые мы проводим в Оксфорде, — вмешался Стивен.

— Хорошая идея! — Никто лучше Макмиллана, семь лет руководившего политической партией, не знал, как воспользоваться лестью в таких случаях. — Поддерживайте связь, молодой человек. Бостон, говорите, мистер Меткаф? Передавайте привет семейству Кеннеди.

На этом аудиенция окончилась, и, ослепительный в своём академическом одеянии, Макмиллан ушёл. Харви, ошеломлённый, застыл на месте:

— Какой великий человек! Какое событие! Я просто мечтаю, чтобы заслужить честь бывать здесь.

Выполнив свою задачу, Стивен настроился исчезнуть, чтобы не переборщить. Сегодня Макмиллан пожмёт руки и поговорит с тысячью людей, и вряд ли ему запомнится этот разговор с Харви. А даже если и запомнится, ничего страшного. В любом случае Харви действительно много пожертвовал Гарвардскому университету.

— Мистер Меткаф, из вежливости мы должны уйти раньше самых престарелых профессоров.

— Конечно, Род. Вы — хозяин, вы и командуйте.

Выйдя на улицу, Харви взглянул на свои часы «Егер ле Культр». Они показывали 2.30.

— Отлично, — сам себе сказал Стивен: он опаздывал на следующее свидание уже на три минуты. — До «Гарден-Парти» у нас всего час. Давайте я покажу вам пару колледжей.

Они медленно прошли мимо Брейзноуз-колледжа, и Стивен объяснил, что на самом деле колледж называется Брассноуз[44], а знаменитый настоящий медный нос, представляющий собой дверной молоток тринадцатого века, все ещё висит на стене актового зала, над обеденным столом. Через сотню метров Стивен повернул направо.

— Робин, они повернули направо и идут к Линкольн-колледжу, — сообщил Джеймс, притаившийся у входа в Джезус-колледж.

— Понял, — ответил Робин и осмотрел своих сыновей. Мальчики, один семи, другой девяти лет, стояли рядом, чувствуя себя неловко в непривычных итонских костюмчиках, готовые сыграть роли пажей, но совсем не понимая, что задумал их папочка.

— Готовы?

— Да, папа, — хором ответили они.

Стивен и Харви неторопливо приближались к Линкольн-колледжу. Когда до него оставалось всего несколько шагов, из главного входа вышел Робин, облачённый в официальное одеяние вице-канцлера — ленты, воротничок, белый пышный галстук и все такое. Подгримированный, он выглядел на пятнадцать лет старше и очень походил на мистера Хабаккука. «Лысины не хватает», — подумал Стивен.

— Хотите, могу представить вас вице-канцлеру? — спросил Стивен.

— Это было бы нечто! — ответил Харви.

— Добрый день, вице-канцлер, разрешите представить вам мистера Харви Меткафа?

Робин приподнял свою академическую шапочку и поклонился. Стивен поприветствовал его тем же способом. Но не успел он и слова произнести, как Робин спросил:

— Благотворитель Гарвардского университета?

Харви покраснел и улыбнулся мальчикам, державшим край мантии вице-канцлера. Робин продолжил:

— Рад познакомиться, мистер Меткаф. Надеюсь, вы довольны вашим пребыванием в Оксфорде. Имейте в виду, не всем так везёт, как вам: не у каждого экскурсоводом является Нобелевский лауреат.

— Я просто в восторге, вице-канцлер, и в будущем мне хотелось бы чувствовать, если хотите, знать, что и я чем-то помог этому университету.

— Приятно слышать.

— Джентльмены, я остановился здесь в отеле «Рэндолф». Мне было бы очень приятно, если бы немного позднее вы сочли возможным прийти ко мне на чашку чая.

На несколько секунд Робин и Стивен растерялись: опять Харви сделал неожиданный ход. Неужели непонятно, что в день «Энкении» у вице-канцлера нет ни одной свободной минуты, а уж тем более для частного чаепития.

Первым нашёлся Робин:

— Боюсь, это затруднительно. Как вы понимаете, в такой день у меня масса дел. Может, лучше вы зайдёте ко мне в Кларендоне? Это даст нам возможность спокойно поговорить.

— Как вы любезны, вице-канцлер. Удобно будет в половине пятого? — тут же подхватил Стивен.

— Да, профессор.

Робин старался не выглядеть так, будто только что пробежал милю. И хотя их разговор длился всего пять минут, это время показалось ему вечностью. Он не возражал быть журналистом или американским хирургом, но роль вице-канцлера ему крайне не нравилась. В любой момент его могли разоблачить. Хорошо ещё, что большинство студентов на прошлой неделе разъехались по домам. Робину чуть не сделалось дурно, когда какой-то турист остановился рядом и сфотографировал его.

Харви снова переиграл все их планы. Стивен лихорадочно думал о Жан-Пьере и Джеймсе, важных элементах его операции: в данный момент, дожидаясь их, они без толку болтались в своих вычурных нарядах за чайной палаткой на территории Тринити-колледжа.

— Возможно, вице-канцлер, будет разумно также пригласить секретаря и казначея университета?

— Конечно, отличная идея, профессор. Я попрошу их тоже прийти. Ведь не каждый день к нам приезжает такой выдающийся благотворитель. А сейчас, джентльмены, должен вас покинуть: меня ждут на «Гарден-Парти». Очень рад нашему знакомству, мистер Меткаф, и надеюсь увидеть вас в половине пятого у себя.

Обменявшись крепким рукопожатием, они разошлись. Стивен повёл Харви в сторону Эксетер-колледжа, а Робин нырнул обратно в маленькую комнатушку у входа в Линкольн-колледж, специально подготовленную для него, и тяжело плюхнулся в кресло.

— Папа, с тобой все в порядке? — спросил его старший сын Уильям.

— Да, сынок, я хорошо себя чувствую.

— А мы получим мороженое и кока-колу, которые ты нам обещал, если мы будем молчать?

— Разумеется.

Робин снял с себя все атрибуты: мантию, головной убор, пышный галстук, ленты — и аккуратно сложил их в чемодан. Он вышел на улицу как раз вовремя: настоящий вице-канцлер Хабаккук покидал Джезус-колледж на противоположной стороне, очевидно собираясь на «Гарден-Парти». Робин взглянул на часы. Если бы они задержались ещё хоть на пять минут, вся операция провалилась бы.

А тем временем Стивен, сделав полный круг, направлялся к ателье «Шефферд и Вудворд», где шились все академические одежды для университета, и лихорадочно пытался сообразить, как бы ему связаться с Джеймсом. Перед витриной ателье Харви задержался:

— Какие великолепные мантии!

— Это мантия доктора литературы. Хотите примерить и посмотреть, как вы в ней выглядите?

— Было бы здорово. А мне разрешат? — с надеждой спросил Харви.

— Думаю, возражать не будут.

Стивен, все ещё в полном академическом облачении доктора философии, и Харви вошли в мастерскую.

— Мой уважаемый гость хотел бы посмотреть мантию доктора литературы.

— Пожалуйста, сэр, — ответил молодой приёмщик заказов, который совсем не хотел возражать профессору университета. Через несколько секунд он вернулся с роскошной красной мантией с серой отделкой и мягкой чёрной бархатной шапочкой.

Стивен не отступал от своего:

— Мистер Меткаф, может, примерите? Любопытно было бы посмотреть на вас в академическом облачении.

Удивлённый приёмщик уже сожалел, что мистер Венейблс задерживается на обеденном перерыве.

— Будьте любезны, сэр, пройдите в примерочную.

Харви исчез за занавеской, а Стивен выскочил на улицу:

— Джеймс, ты меня слышишь? Ну ответь же, Джеймс!

— Успокойся, старина. Никак не могу надеть эту проклятую мантию правильно, но до нашей встречи у меня ещё семнадцать минут.

— Встреча отменяется.

— Как отменяется?

— Отменяется, и скажи Жан-Пьеру. Оба свяжитесь с Робином. Вам троим надо как можно скорее встретиться, и он расскажет вам о новом плане.

— Что за новый план, Стивен? У тебя все в порядке?

— Да, и даже лучше, чем я предполагал.

Отключив передатчик, Стивен бросился обратно в мастерскую.

Харви как раз появился из примерочной, облачённый в мантию доктора литературы. Более нелепой фигуры Стивен не видел уже много лет.

— Вы выглядите бесподобно.

— И сколько этот наряд стоит?

— Наверное, фунтов сто.

— Да я не о том. Сколько мне нужно дать…

— Не имею ни малейшего представления. Это вы обсудите с вице-канцлером после «Гарден-Парти».

Харви долго разглядывал себя в зеркало, потом вернулся в примерочную, а Стивен, поблагодарив приёмщика, попросил его завернуть мантию и все, что к ней полагается, и прислать в Кларендон, оставив у привратника на имя сэра Джона Бетьемана, и тут же расплатился наличными.

— Да, сэр, — только и ответил совсем сбитый с толку приёмщик, продолжая молиться, чтобы поскорее вернулся Венейблс. Тот и вправду вернулся через десять минут, но к тому времени Стивен и Харви уже направлялись к Тринити-колледжу на «Гарден-Парти».

— Мистер Венейблс, меня только что попросили прислать полный наряд доктора литературы сэру Джону Бетьеману в здание Кларендона.

— Странно. Для сегодняшней церемонии мы послали ему все, что нужно, ещё несколько недель назад. Интересно, зачем ему понадобился второй комплект?

— Уплатили наличными.

— Ладно. Отошлите все в Кларендон, только убедитесь, что точно на его имя.

Стивен и Харви пришли в Тринити-колледж вскоре после половины четвёртого. Более тысячи гостей расположились на элегантных зелёных лужайках, с которых на время праздника убрали крикетные воротца. Представители университета были одеты несколько непривычно: мужчины носили шикарные выходные костюмы, а дамы шёлковые вечерние платья, но и в том и в другом случае поверх были наброшены мантии с капюшонами и надеты четырехугольные шапочки с кистью. Чай, клубника и сандвичи со свежими огурцами пользовались популярностью среди приглашённых.

— О-о, какая шикарная вечеринка! — И Харви невольно процитировал Фрэнка Синатру. — Определённо, здесь все делают со вкусом, профессор.

— Стараемся. «Гарден-Парти» всегда весьма интересны. Это главное светское событие учебного года в университете. Я уже говорил вам, сегодня празднуется его окончание. Половина преподавателей, которых вы видите здесь, с трудом выкроили всего лишь несколько часов, а затем они снова вернутся к проверке экзаменационных работ. А у выпускников экзамены только что закончились.

Стивен тщательно высмотрел, где находились вице-канцлер, секретарь и казначей университета, и отвёл Харви подальше. Он непринуждённо представлял Меткафа чуть ли не каждому встречному профессору, надеясь, что они не посчитают это знакомство чересчур запоминающимся, а уж тем более к чему-то обязывающим. Они провели три четверти часа, переходя от одного мэтра к другому, и Стивен не раз ловил себя на том, что чувствует себя как секретарь высокопоставленного, но некомпетентного деятеля, чей рот, во избежание дипломатического скандала, должен оставаться закрытым. Тем не менее Харви явно нравилось все.

— Робин, Робин, ты меня слышишь?

— Да, Джеймс.

— Ты где?

— В ресторане «Истгейт». Идите сюда ко мне с Жан-Пьером.

— Сейчас будем. Минут через пять. Может, десять. С моим гримом мне лучше особо не торопиться.

Робин расплатился по счёту. Дети уже доели свою награду, и он отвёл их к ожидавшему у ресторана автомобилю, дал последние указания специально нанятому на этот день шофёру, и тот повёз мальчиков обратно в Ньюбери. Они сыграли свою роль и теперь только мешали бы ему.

— Папочка, а разве ты не едешь с нами? — спросил маленький Джейми.

— Я приеду, сынок, попозже. Скажите маме, что я буду после семи часов.

Возвращаясь в «Истгейт», Робин увидел Джеймса и Жан-Пьера, ковылявших к нему навстречу.

— Робин, что такое? Почему поменялся план? — спросил Жан-Пьер. — Я целый час одевался и гримировался.

— Ничего страшного. Сейчас вы выглядите именно так, как нужно. Вы не представляете, как нам страшно повезло. Я болтал с Харви на улице, и этот нахальный негодяй пригласил меня на чай в отель «Рэндолф». Я, естественно, ответил, что это невозможно, и предложил ему прийти ко мне в Кларендон. А Стивен ещё посоветовал пригласить и вас обоих.

— Разумно, — высказался Джеймс. — Не на глазах же у публики нам обдирать его, как липку.

— Надеюсь, что это не чересчур умно, — заметил Жан-Пьер.

— По крайней мере, весь спектакль разыграется за закрытыми дверями, — сказал Робин, — что уже намного легче. Мне никогда не нравилась идея разгуливать с Харви по улицам.

— С Харви вообще непросто, — проговорил Жан-Пьер.

— Итак, я приду в Кларендон в четверть пятого, — изложил новый план Робин. — Ты, Жан-Пьер, появишься через несколько минут после половины пятого, а ты, Джеймс, через пять минут после него. Все играем свои роли по плану, как если бы мы были на «Гарден-Парти».

Стивен напомнил Харви, что им пора отправляться в Кларендон: было бы невежливо опаздывать на встречу с вице-канцлером.

— Да-да, конечно. — Харви поспешно взглянул на часы. — Надо же, уже половина пятого.

Они покинули «Гарден-Парти» и быстрым шагом направились в сторону Кларендона. По дороге Стивен объяснил, что в Оксфордском университете Кларендон является чем-то вроде Белого дома: там располагаются все административные кабинеты.

Кларендон, огромное представительное здание постройки восемнадцатого века, неопытный гость легко мог принять за колледж. Лестница из нескольких ступеней вела ко входу в просторный вестибюль, попав в который тут же начинаешь понимать, что находишься в великолепном старинном здании, которое используется в качестве административного с минимальными внутренними изменениями.

При появлении Стивена и Харви швейцар в знак приветствия поднялся им навстречу.

— Вице-канцлер ожидает нас, — сказал Стивен.

Когда пятнадцать минут назад пришёл Робин и сказал, что мистер Хабаккук просил подождать его у него в кабинете, привратник несколько удивился и с подозрением посмотрел на человека в полном академическом облачении: вице-канцлер и его свита должны были покинуть «Гарден-Парти» не ранее чем через час. Приход Стивена немного рассеял его сомнения. Привратник отлично помнил фунтовую купюру, полученную за экскурсию по зданию.

Он провёл Стивена и Харви в кабинет Хабаккука и оставил их там, отправив себе в карман ещё одну фунтовую бумажку.

Кабинет вице-канцлера выглядел довольно скромно. Бежевый ковёр и бледные стены придавали ему вид кабинета чиновника средней руки. И только великолепная, висевшая над мраморным камином картина Уилсона Стиера[45], изображавшая деревенскую площадь во Франции, исправляла впечатление.

Из огромного окна взгляду Робина открывался вид на Бодлеанскую библиотеку.

— Добрый день, вице-канцлер.

Робин обернулся:

— А, профессор, добрый вечер. Входите, пожалуйста.

— Вы помните мистера Меткафа?

— Конечно. Рад вас видеть, мистер Меткаф. — Робина даже передёрнуло. Ему ещё никогда не хотелось так сильно оказаться дома, как сейчас. Несколько минут они поговорили ни о чём.

Раздался стук, и в комнату вошёл Жан-Пьер:

— Здравствуйте, секретарь.

— Здравствуйте, вице-канцлер и профессор Портер.

— Разрешите представить вам мистера Харви Меткафа.

— Здравствуйте, сэр.

— Уважаемый секретарь, не хотели бы немного…

— Где этот молодой человек? Где Меткаф?

Все трое обернулись и замерли в изумлении, глядя на девяностолетнего старика, с трудом передвигавшегося на костылях. Проковыляв к Робину, старик подмигнул ему, поклонился и громко сказал брюзгливым голосом:

— Добрый день, вице-канцлер.

— Здравствуйте, Хорсли.

Джеймс приблизился к Харви и слегка ткнул его костылём, будто проверяя, не чудится ли ему.

— А я читал о вас, молодой человек.

Харви уже лет тридцать никто не называл молодым человеком. Компаньоны с восхищением смотрели на Джеймса. Они не знали, что на последнем курсе университета он сыграл в пьесе Мольера «Скупой» и зал бурными овациями не отпускал его со сцены. Его казначей был примитивным повтором Гарпагона, но, пожалуй, даже Мольер остался бы доволен его игрой. Джеймс продолжил:

— Вы были чрезвычайно щедры к Гарварду.

— Приятно, что вы знаете об этом, сэр, — почтительно произнёс Харви.

— Не называйте меня «сэр». Вы мне сразу понравились. Зовите меня просто Хорсли.

— С удовольствием, Хорсли, сэр, — выпалил Харви.

Компаньоны с большим трудом сохраняли серьёзные лица.

— Ну-с, вице-канцлер, — Джеймс был неподражаем, — надеюсь, вы заставили меня протащиться через весь город не ради вашего удовольствия. Что у вас здесь? И где мой херес?

Стивен испугался, что Джеймс переигрывает, но, взглянув на Харви, понял, что тот просто очарован происходящим. Возможно ли, чтобы такой искушённый в определённой области человек был таким совершенно беспомощным в другой? До него только сейчас начало доходить, как за последние двадцать лет Вестминстерский мост продали, по крайней мере, четырём американцам.

— Мы весьма надеемся, что мистер Меткаф заинтересуется проектами нашего университета, вот я и подумал, что присутствие хозяина университетского сундука просто необходимо.

— А что за сундук? — спросил Харви.

— Так называют университетское казначейство, — пояснил Джеймс громким, убедительно старческим голосом. — А вот, почитайте! — Он сунул в руку Харви «Оксфордский университетский календарь», который тот мог бы и сам купить в книжном магазине за два фунта, как это только что сделал Джеймс.

Стивен терзался, какой следующий шаг ожидается от него, но тут инициативу перехватил Харви.

— Джентльмены, я хочу сказать, что горжусь моим присутствием здесь, да ещё в такой день. Для меня это невероятно счастливый год. Я посетил Уимблдон, когда турнир выиграл американец. Я, наконец, приобрёл Ван Гога. В Монте-Карло чудесный хирург спас мне жизнь. И вот теперь здесь, в Оксфорде, меня окружает сама история. Джентльмены, мне доставило бы огромное наслаждение, если бы я связал своё имя с вашим знаменитым университетом.

Джеймс опять вмешался:

— Что вы имеете в виду? Говорите яснее! — выкрикнул он, поправляя свой слуховой аппарат.

— Сэр, получив Приз короля Георга и Елизаветы на скачках в Аскоте из рук вашей королевы, я осуществил мечту всей своей жизни, а призовые деньги мне хотелось бы пожертвовать вашему университету.

— Но ведь это более 80 000 фунтов! — театрально ахнул Стивен.

— Если уж быть совсем точным, сэр, то 81 240 фунтов. Но почему бы мне не сказать 250 000 долларов?

Стивен, Робин и Жан-Пьер онемели. Не растерялся только Джеймс и блестяще продолжил игру. Наконец-то у него появилась возможность показать остальным, почему его прадед считался одним из самых уважаемых генералов Веллингтона.

— Мы принимаем ваш дар, молодой человек. Но он должен быть анонимным, — произнёс он. — Думаю, что я не преувеличиваю своих полномочий и могу вас заверить, что вице-канцлер доведёт до сведения мистера Гарольда Макмиллана и еженедельного совета, кто наш благодетель, но мы не должны устраивать из этого спектакль. Конечно, вице-канцлер, хотелось бы, чтобы вы рассмотрели вопрос о почётном звании.

Робин настолько поверил в то, что Джеймс держит всю ситуацию под контролем, что только и спросил:

— А как вы рекомендуете провести все это, Хорсли?

— Обналичить чек, чтобы никто не смог проследить движение денег обратно к мистеру Меткафу. Нельзя, чтобы эти подонки из Кембриджа преследовали его до конца жизни. Мы же уже делали так для сэра Дэвида — и никакой шумихи.

— Согласен, — сказал Жан-Пьер, не имевший ни малейшего представления, о чём говорит Джеймс. Что же до Харви, то он вообще ничего не понимал.

Джеймс кивнул Стивену, и тот вышел из кабинета и сразу направился в привратницкую, чтобы узнать, не приходила ли посылка на имя сэра Джона Бетьемана.

— Есть такая, сэр. Но я не понимаю, почему посылку оставили здесь. Мне ничего не известно, что сэр Джон должен прийти сюда.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Стивен, — он как раз попросил меня забрать её.

Вернувшись, Стивен обнаружил, что Джеймс все ещё разглагольствует о том, что пожертвование Харви является символом его связи с университетом.

Стивен развязал пакет и вынул великолепную мантию доктора литературы. От растерянности и гордости Харви даже покраснел, когда Робин накинул мантию ему на плечи, речитативом произнося бессмысленный набор латинских фраз: «De mortius bonum. Dulce et decorum est pro patria mori. Rer ardua ad astra. Nil desperandum»

— Мои наилучшие пожелания! — проорал Джеймс. — Жаль, что это присвоение не вошло в сегодняшнюю церемонию, но при таком щедром подарке мы просто не имеем права ждать ещё год.

«Блестяще! — восхищался Стивен. — Лоренс Оливье не сыграл бы лучше».

— Со своей стороны, я не имею никаких претензий, — скромно сказал Харви и, сев за стол, выписал чек на предъявителя. — Даю вам слово, что никто и никогда не узнает от меня об этом деле.

Никто из присутствующих не принял его слова всерьёз.

Они молча поднялись с мест, когда Харви встал и протянул чек Джеймсу.

— Как можно, сэр! — Джеймс чуть не пробуравил его взглядом. Остальные тоже ошеломлённо уставились на него. — Вице-канцлеру!

— Конечно, конечно, — стал извиняться Харви. — Простите, сэр.

— Благодарю вас. — Когда Робин брал чек, его рука дрожала. — Очень щедрый дар, и будьте уверены, что мы найдём ему наилучшее применение.

Раздался сильный стук в дверь. Все испуганно переглянулись, один Джеймс оставался невозмутимым: он вошёл в роль и был готов ко всему. Это оказался шофёр Харви, которого Джеймс не переваривал за его слишком щеголеватую белую форму и белую фуражку.

— А-а, мой исполнительный мистер Меллор, — сказал Харви. — Джентльмены, уверен, что сегодня он проследил за каждым нашим шагом.

Четвёрка замерла, но шофёр явно не сделал никаких зловещих выводов из своих наблюдений.

— Ваш автомобиль готов, сэр. Вам необходимо вернуться в «Клэриджис» к девятнадцати часам, иначе у вас будет недостаточно времени до назначенного вами обеда.

— Молодой человек! — заорал Джеймс.

— Да, сэр, — почтительно отозвался шофёр.