Сумеречный мир

Когда они вышли на улицу. Колли увидел автомобиль, стоявший у обочины. Какой-то мужчина, забравшись на капот, с интересом разглядывал толпу у входа в заведение. Рядом с ним сидела собака. Парень как парень — стройная фигура, длинная куртка и серая шляпа. Скользнув по нему взглядом, Колли пригляделся к собаке. Огромное лохматое животное тряхнуло шишковатой головой и неуклюже поднялось на мощные черные лапы. Собака-мутант.

Глава 6

Здание конгресса находилось в центре города. В кольце парков и садов высокая башня казалась воплощением мечты. Изящные барельефы украшали каждый ярус этажей, а на тонком шпиле, вознесенном в самое поднебесье, реяло знамя Североамериканского союза. Чуть выше колоннады главного входа над глобусом Земли простирал свои крылья белый голубь свободы. Местные остряки называли здание «колокольней». Знамя было для них «тряпкой», а символ сира — «засранцем». Они не понимали тоски уходящего поколения, с задумчивой грустью подумал Аларик Вэйн.

Он поднялся по длинному пролету лестницы. Охрана, отсалютовав, без слов пропустила его и собаку. В конце мраморного коридора странная пара вошла в автоматический лифт и поднялась в конференц-зал, который располагался на десятом этаже. Вэйн нащупал в кармане мятую пачку, прикурил сигарету и сделал несколько нервных затяжек. В нем снова вскипела напряженность. Он знал, что его здесь ценят. К нему благоволили и ловили каждое его слово. Но при встрече с этими людьми он всегда испытывал страх. Что же им сказать, чтобы они поняли его план? Аларик вздохнул и, опустив руку, погладил бесформенную голову собаки.

Да, ему хотелось нравиться людям. Ему хотелось стать простым парнем в большой компании, которого дружески хлопают по плечу и которому рассказывают смешные анекдоты. Это желание нравиться вызывало страх. Однако понимание причин не избавляло от последствий. Вэйн боялся людей. Однажды он обратился к психиатру. Но какой психиатр мог помочь человеку, мозг которого отличался от всего, что когда-либо встречалось на Земле?

Увидев его, охранник, стоявший у двери, отдал честь и щелкнул каблуками. Вэйн вздрогнул и, кивнув, прошел мимо солдата.

Несмотря на странный мозг, Аларик внешне ничем не отличался от любого нормального человека: средний рост, стройная, немного неуклюжая фигура, тонкие черты лица, взъерошенные каштановые волосы и большие светло-синие глаза. Костюм и куртка маскировали короткое туловище и длинные ноги. Пропорции его тела не совпадали с общепринятыми нормами, но эти различия были почти незаметными. Тем не менее Вэйн воспринимал свой необычный облик как клеймо, как уродливый штрих, который бросался в глаза всем и каждому.

Дверь автоматически открылась, и он прошел в просторный освещенный зал. Сквозь дальнюю стену из прозрачного пластика просматривались горы, сияющий город и наплывающая ночь. Несколько человек прохаживались у двери, еще около полудюжины сидели вокруг большого стола. Они ожидали его. Эти люди, возраст которых колебался от сорока до пятидесяти или даже до шестидесяти, управляли огромным континентом. Они представляли власть. Но сейчас они ожидали его.

Роберт Бонд, президент Северной Америки, поднял усталое лицо и взглянул на вошедшего Вэйна.

— Здравствуйте, Аларик, — сказал он.

Его невыразительный голос казался чем-то обеспокоенным. Другие тоже кивали и шептали приветствия: начальник штаба Нейсон; лидер правящей партии конгресса Рэморез; министр иностранных дел Винкельрайд; министр здоровья и генетики де Гайз; их секретари и помощники — Каннингхэм, Маккена, Джованни.

Вэйн вздохнул и кивнул. Его губы шевельнулись, но слова не шли, словно какая-то преграда в горле мешала им прорваться наружу.

— Я… я…

Он закрыл рот и попытался сконцентрироваться. Они терпеливо ждали, давно привыкнув к его дефектам речи.

— Извините за оп-поздание. В центре города начались беспорядки, и я ос-с-становился, чтобы п-проследить за ситуацией. Дело в том, что нападению п-подвергся один из обитателей нашего холма.

— Да?

Де Гайз склонился вперед. В его голосе чувствовалось волнение.

— Кто это был? Чем все закончилось?

— Тот большой русский. Его зовут Иванович. Сами понимаете — бар, пьяная драка… Так что прошу прощения.

Вэйн раздраженно сжал пальцы в кулак. Черт… Наверное, ему никогда не привыкнуть к обычной речи. Пусть его ум работает не так, как у них, но он должен… он должен научиться выражать свои мысли доходчиво. Аларик помолчал, вытягивая новую нить из паутины мыслей.

— Кажется, никто не пострадал. Полиция арестовала участников драки. Это произошло в баре недалеко от центра города.

Де Гайз холодно усмехнулся:

— Пусть он посидит до утра, а потом мы заберем его под залог. Большой бык! Теперь он поймет, что значит шляться по городу.

— Мне это не нравится, — сказал Рэморез. — Знаю, что надоел вам своими предостережениями, но так больше не может продолжаться, господа. Мы совершаем огромную ошибку. Выделив особый класс привилегированных людей, мы насильно пытаемся внедрить его в демократическое общество.

— Тем не менее этот класс существует, и тут ничего не поделаешь, — пожав плечами, ответил Бонд.

— Если потребуется, мы можем изменить структуру общества, — сказал Нейсон. — Целостность человеческой расы неизмеримо важнее частной формы гражданского правления.

— А я в этом абсолютно не уверен, — парировал Рэморез.

— Черт бы вас побрал, джентльмены, — огрызнулся Нейсон, — если не будет расы людей, не будет и правительства.

— Мы уже обсуждали этот вопрос, — сказал Бойд. — Сегодня на повестке дня другая тема. Если только наш гость не предложит нам что-то новое…

Он взглянул на Вэйна, но мутант покачал головой и застенчиво улыбнулся:

— Прошу прощения. Мне очень хотелось бы разработать для вас идеальное политическое решение, однако я не так силен в человеческих взаимоотношениях. Мой разум функционирует по другим законам. И должен признаться, мне проще рассчитывать электронные и потенциальные поля, чем анализировать общественное мнение.

— Это общая черта нашего времени. И именно поэтому тридцать лет назад мы переступили запретную грань, — сказал Бойд. — Именно поэтому мир стоит перед новой опасностью, которая может означать гибель всего человечества.

Вэйн взглянул на него и удивленно поднял брови. Его невинные, по-детски чистые глаза наполнились тревогой и недоумением.

— Что-то случилось? — спросил он. — Я так давно не слышал никаких новостей.

«Да, ты долго жил вдали от всех, — подумал Бойд. — Ты заточил себя в уединённом гнезде на скалах континентального разлома. Ты спрятался от мира, который не хочет тебя понимать. И временами ты сходишь с Синая и даришь нам, как добрый волшебник, одно из своих чудес — атомный мотор, лучевой передатчик энергии или полное математическое описание теории спонтанных турбулентностей. Ты создал сотни вещей, каждая из которых обогатила цивилизацию. Но тебя не интересуют люди. Тебе по душе одиночество. Почему же ты не хочешь объединиться с нами?»

Президент откашлялся и произнес:

— Кризис еще не наступил. Я думаю, у нас есть в запасе гремя. Сибиряки осторожны и постараются свести риск к минимуму. Но мы знаем, что они разрабатывают новое секретное оружие. Это только часть их долговременной программы, целью которой является уничтожение нашей страны и завоевание мирового господства.

Он взял указку и подошел к огромной карте, которая висела на стене под портретом его предшественника — великого президента Драммонда.

— Геополитические факторы жизни почти не изменились. Любая страна, объединившая против нас регион Евразии и Африки, превратит Америку в удаленный остров, на который потом набросится весь мир. И Сибирь работает в этом направлении.

— А если построить на Луне военные базы? — предложил Вэйн. — Тогда мы могли бы угрожать им ударом из к-к-космоса.

— Не забывайте, у них там тоже есть свои базы.

— Вы хотите сказать, они их уже п-построили? — удивленно вскричал Вэйн.

— Неужели вы этого не знали? — раздраженно спросил Бойд, но тут же взял себя в руки. — Да, они осваивают Луну около пятнадцати лет. Мы не так сильны, чтобы помешать им создавать космические базы. Конечно, два набора баз могли бы компенсировать друг друга, а в случае войны они бы просто занялись обоюдным уничтожением. Может быть, вы что-нибудь придумаете на этот счет?

— В принципе, можно разработать противоракетный силовой экран, — сказал Вэйн. — Знаете, я подумаю.

Участники заседания выслушали его обещание с нарочитой небрежностью, но Нейсон не удержался от восторженного проклятия. Они привыкли ожидать от Вэйна невозможного — невозможно хорошего или невозможно плохого.

Молчание затянулось, и начальник штаба попытался разрядить обстановку.

— Откровенно говоря, мне не очень нравится, что вы живете там, на этой чертовой горе, — сказал Нейсон. — Вы создали прекрасную систему обороны, но я думаю, сибиряков она не остановит. Разрешите мне хотя бы организовать охрану территории.

Вэйн молча смотрел на свои руки. Он не мог заставить себя произнести ответ, но они поняли, что это отказ.

Де Гайз выпятил острый подбородок:

— Во всяком случае, вы могли бы жить на холме — в моей колонии. Я прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но вам давно пора обзавестись семьей и детьми. Или дайте нам хотя бы вытяжку половых клеток. Ваши хромосомы уникальны. Надеюсь, вы не хотите унести их с собой в могилу.

Вэйн покраснел. Собака сердито зарычала. Юноша закусил губу, но нашел в себе силы для ответа.

— Н-н-нет!

Возглас получился слишком резким.

Де Гайз немного помолчал и шепотом извинился.

— Мы попросили вас прийти сюда для того, чтобы обсудить марсианский проект, — торопливо вмешался Бонд. — Нас заинтересовала возможность полета на Марс.

— Марс… Да-да. Я послал вам чертежи космического корабля. Вы их получили?

— Мы получили весь ваш отчет. Но почему вы хотите отправиться на другую планету? В обосновании это не указано.

Вэйн удивленно поднял голову.

— А разве вам не ясно? — спросил он. — Полет на Марс решит проблему с мутантами. Радиация по-прежнему окружает каждого из нас, и это будет длиться десятилетиями. Нам не остановить видоизменения генов, и наследственность людей станет еще более непредсказуемой.

Аларик говорил теперь быстро и без запинок. Он перешел к теме, которая ему нравилась, — к большой, сложной и совершенно безличной теме.

— Перед войной ученые утверждали, что радиоактивное излучение не может быть причиной многочисленных мутаций. Они проводили эксперименты с млекопитающими, и уровень сопротивляемости организма генетическим изменениям казался им относительно высоким. Судя по их расчетам, наша ситуация с мутантами предполагала бы такой уровень радиации, при котором дальнейшая жизнь на Земле вообще невозможна.

Ученые не учли всеобъемлющего распространения радиации. Она оказалась везде — в частицах пыли, в молекулах воздуха, в потребляемой пище и воде. Ее уровень не слишком высок, чтобы нанести серьезный вред большинству живых организмов, но она теперь в каждом теле, в каждой клетке и даже в самой протоплазме. Не удивительно, что нуклеопротеины в генах просто сошли с ума.

Бонд поднял руку, пытаясь остановить затянувшееся вступление, но странный ум Вэйна ушел в свой собственный неведомый мир, глаза лучились голубоватой пустотой, и он не замечал ничего вокруг. Президент со вздохом откинулся на спинку кресла и смирился с предстоящей лекцией о всем очевидных вещах. Они уже привыкли к менторской манере речи. Вэйн всегда начинал с элементарных вещей, а затем охватывал всю тему целиком. Но его фразам недоставало логической связанности, он перескакивал с темы на тему, и тогда уже никто не понимал, о чем он говорил.

— В данный момент мы разрабатываем прибор, который позволит нам наблюдать структуру генов. Работа идет полным ходом, и я верю, что вскоре мы добьемся значительных результатов. К сожалению, все это требует времени, и проблема настолько огромна, что исследования могут затянуться на несколько поколений. Мы столкнулись с огромными трудностями. Например, принцип неопределенности Гейзенберга накладывает на работу целый ряд теоретических ограничений, которые нам придется как-то обходить. Тем не менее главной бедой остается время. Жизнь на Земле задыхается от неимоверного количества искаженных генов. Пока проявляется только малая их часть, но мутантов рождается все больше и больше.

В следующие несколько лет я предвижу резкое снижение рождаемости. И если нам не удастся приостановить стерилизующее действие рецессивных изменений, человечество подойдет к грани полного вымирания. Война и ее последствия нарушили тонкое равновесие экологии. Ее сотрясает вихрь хаоса, и силы природы уже не могут поддерживать жизнь на Земле. Скажите, что произойдет с людьми, если, допустим, вымрут бактерии, Производящие азот? А сколько лет осталось до исчезновения высших форм жизни? Нам необходимо найти решение проблемы сейчас, иначе мы не сделаем этого никогда.

Ситуация почти безвыходная — радиация везде. С годами ее интенсивность ослабевает, но уровень настолько высокий, что она по-прежнему осложняет положение. Поэтому стабилизации не предвидится. Темпы рождаемости замедляются даже среди мутантов. Как мы можем изучать генетику при таких условиях? Но самым радужным прогнозам, люди обретут контроль над своей наследственностью только через сотню лет. Но к тому времени на Земле уже никого не останется. Кто же будет пользоваться нашими достижениями?

Мы пытались строить герметически закрытые лаборатории. Это нам не удалось — от радиоактивности не избавиться. Даже под землей она настолько велика, что не помогают ни герметизация, ни дегазация. Любые точные исследования попросту невозможны. Кроме того, нам не обойтись без длительного изучения некоторых образцов. А где их хранить? Вы представляете, какой огромный исследовательский комплекс пришлось бы изолировать от внешней среды? Сначала мы планировали создать колонию на Луне. В принципе эта идея выполнима, но на практике она не выдерживает критики — слишком сложно создавать на Луне дееспособную систему самообеспечения и слишком накладно поддерживать ее ресурсами Земли. Ко всему прочему я узнал сегодня о существовании вражеских баз, а они наверняка будут создавать нам лишние сложности.

До сих пор ни один проект не выходил за пределы системы Земля — Луна. Я предлагаю нарушить эту традицию. Как мы знаем из астрономии, Венера не подходит для освоения. Она еще хуже, чем Луна. Марс тоже не слишком гостеприимный, но у него есть несколько преимуществ. Содержание кислорода в атмосфере таково, что при использовании соответствующих компрессоров люди могли бы обеспечить себе необходимый запас. Воды там немного — вероятно, большая ее часть содержится в минералах, зато мы имеем неописуемое изобилие тяжелых металлов, чего не скажешь о Луне. Съемка со спутников подтвердила наличие простейших жизненных форм — а значит, мы получим ценный материал для генетических исследований… Возможно, некоторые из мхов и растений окажутся съедобными. Что же касается холода, то при нашей атомной энергетике я считаю эту проблему вполне разрешимой. Топлива для ракеты потребуется немного — чуть больше, чем для полета на Луну. И, конечно, не последним доводом является величина планеты. Я убежден, что на Марсе можно создавать самостоятельные, независимые от Земли колонии.

Давайте посмотрим, что нам это даст. Во-первых, соответствующие лабораторные условия. Во-вторых, колонисты перестанут мутировать, и, если исследования себя не оправдают, мы просто обеспечим людей более хорошими условиями для выживания. В-третьих, колонистов можно подбирать по определенным параметрам, и это будет естественным завершением ваших экспериментов по евгенике. В данном случае вы не только избежите тех унизительных моментов, которые провоцирует ваша нынешняя политика селекции, но и сохраните свою захромавшую на обе ноги научную программу.

Вэйн замолчал. Де Гайз мрачно кивнул.

— Я знал, что этим закончится, : — сказал он. — Даже если бы на обитателей холма не нападали толпы, к ним все равно чувствовали бы злобу и отвращение. Но разве у нас есть другой выбор, спрошу я вас?

— Хм-м… Марс, — задумчиво произнес Винкельрайд и посмотрел в окно на потемневшее небо. — У меня есть информация, что правительство Сибири рассматривает аналогичный проект. Я считаю, что мы должны запустить космический корабль первыми.

Каннингхэм прочистил горло.

— Мои инженеры уже просмотрели ваши чертежи, — сказал он, — и у нас появилось несколько вопросов. Отсутствие инструментов и контрольно-измерительных приборов…

— Понимаю вас, — ответил Вэйн. — Все верно. Я знал, что надо торопиться, и поэтому конструировал очень простой летательный аппарат. Функции многих приборов, необходимых для полета, возьмет на себя команда.

— Команда?

— Речь идет о супермутантах. Обитателях холма. А я буду у них капитаном.

На Вэйна обрушился поток возражений.

Бонд внимательно следил за спором, но участия в нем не принимал. Он знал, за кем останется победа. Подойдя к окну, он взглянул на огоньки, мигавшие в ночи, и ему вспомнились летние вечера давно забытой довоенной эпохи. Бойд вспомнил кафе «Флорес», суету толпы и бокал в руке — бокал аперитива, который он не пил, а лишь подносил к губам. Сумерки превращали город в сказку, мимо столиков проходили люди — тысячи лиц, тысячи судеб. А рядом сидела девушка-финка, которая училась на том же курсе, и они улыбались друг другу, потому что вокруг шумел Париж, потому что они были молодыми и им принадлежал весь мир.

Забавно, как часто он вспоминает этот год. Тот год и статую Крылатой Победы. Ему нравилось приходить в Лувр, когда дворец открывался по вечерам. Он медленно поднимался по длинному пролету ступеней, а над головой, сияя в лучах прожекторов, Победа расправляла крылья. И он видел это застывшее движение, он слышал вой ветра, неистовый рев труб и величественный шелест крыльев.

Нет-нет, сказал себе Бойд. Все гораздо проще — порыв морского ветра, обычная статуя и прожектор. Что еще могло кричать и струиться вокруг триумфа обреченных?

Прах к праху, пыль к пыли. Я воскрешаю и жизнь, сказал Господь. И нет больше девушки-финки, нет Парижа и Ники Самофракийской. Наступила ночь.

Глава 7

Гордыня: Аларик — победитель; Вэйн — телега, фургон, стремление и дорога к неизвестному. Итог: повозка, которая несет победителя за грань небес. Лжепобедитель. Пустышка.

Какая пустота внутри. Какое одиночество. Вечное одиночество! Но не будет больше плача в темноте, потому что ночь разобьется в реве дюз и сгорит в реактивном пламени…

( Отец )

( )

Родерик Вэйн : Бог :

( )

(Защитник)

— Родословная

( Мать )

( )

Карен Вэйн : Любимая :

( )

( Дом )

… и слезы, к которым он привык, — их тоже больше не будет.

Ворчун — добрый старый пес… Он пытался помочь и понять. Но у него мало что получалось. Им не хватало полного взаимопонимания (потому что взаимопонимание — основная функция, которая отличает человека от других животных). И все же, общаясь с ним, Аларик переставал бояться.

А победитель боялся, даже оставаясь наедине с самим собой. Он понимал, что у него нет врагов. Он знал, что люди желают ему только добра. Но они его не понимали. Они не могли его понять, и ему приходилось делать усилия и говорить их словами.

Жалость к себе: червь, вцепившийся в собственный хвост. Хватит думать об этом. Они уже перешли к сборке двигателя.

Энергия расщепления: как жаль, что никто не может оценить красоту его матрицы уравнений.

Они как бронзовые золотистые листья, взвившиеся в вихре красного пламени. Они, как ветер из темной бездны, как озноб, который холодит щеки, руки и грудь.

— Мистер Вэйн?

— Да…

Как его зовут? Они говорили о нем однажды. Ах да.

— Что вам угодно, мистер Коллингвуд?

— Я долго думал над вашим предложением. И знаете… Мне бы очень хотелось оказаться на этом корабле.

— Спасибо за поддержку. Я рад, что вы будете с нами.

— Сначала мне ваша идея показалась бредом. Я собирался возвращаться домой и уже укладывал вещи. И тут до меня дошло, что это мой последний шанс, последняя возможность сделать что-то действительно полезное. — Как сияют его глаза! — И я надеюсь, это будет интересно!

— Хорошо, мистер Коллингвуд. Во время полета вы будете выполнять обязанности помощника инженера. И вам н-не м-мешало бы…

— Подготовиться? Будьте уверены, мистер Вэйн. Весной я заканчиваю курс. Мне вот только хотелось узнать — почему надо улетать так быстро? Через год Марс будет гораздо ближе…

— Да, он будет ближе. Но план заключается в том, чтобы пройти рядом с Солнцем и получить дополнительное ускорение. Используя энергию притяжения нашего светила, мы сэкономим не только время, но и топливо. Как видите, достоинства маневра оправдывают риск.

Вот такой ответ. А для тех людей, которые останутся здесь, он подготовил толстый том таблиц, графиков и математических выкладок, хотя все это можно найти в его чудесной матрице уравнений.

«Жаль, что они не понимают. У них другой образ мышления — поэтапный, линейный, разнесенный во времени. Огромная сеть взаимосвязанных и одновременных факторов не имеет для них смысла. Они не улавливают потрясающего единства всех событий. Люди прикованы к этой сети. Они едва передвигаются от одной ячейки к другой, и общая картина ускользает от их взора.

Но они заметили мою ошибку. Видимо, при разборке узловых сочленений не хватило концентрации, и незамеченный фрагмент остался затерянным в бесконечности неизвестного. Им удалось ухватить этот кусок. Они удержали его и сделали своим. Безмерность не напугала их. Они отвергли ее, едва коснувшись хаоса рассудком.

Космический корабль: синтез уравнений, диаграмм и блестящего металла. Почему потенциальные поля и абстрактные математические выражения кажутся ему более реальными, чем ветер, земля и далекое солнце?

Анализ ситуации: они рассказывали об одной девушке. Нам необходим ее слух. Принимая звуки в инфра— и ультразвуковом диапазонах, она могла бы анализировать вибрационные составляющие действующего двигателя, а значит, отпала бы нужда в приборе…

— который пришлось бы проектировать, создавать, настраивать, переделывать, перенастраивать (а время несется галопом, как дикая лошадь);

— который пришлось бы сопрягать с массивным компьютером (мы же обойдемся простым человеческим мозгом — двумя фунтами влажной губчатой ткани);

— который потребовал бы новых уравнений, беглых набросков и чертежей… (О нет! Слишком многое еще нуждается в доработке).

…но, будь альтернатива, я бы ни за что не взял ее в полет. Семь мужчин и одна незамужняя женщина — ахи, вздохи и лукавое жеманство… Почему люди не ведут себя так же разумно, как электронные приборы?»

А ведь победитель боится женщин. Его сердце закрыто для чувств. Хотя многие сочли бы за честь разделить с ним ложе и без колебаний пошли бы следом, помани он их пальцем. Но у женщин странные глаза. Интересно, о чем они думают наедине с собой?

Белый снег искрился под солнцем, горные вершины отбрасывали голубые тени, и высокое небо казалось твердым непробиваемым куполом.

— Здравствуйте, мистер Фейнберг. Как идут дела?

— Все прекрасно, мистер Вэйн. Скоро закончим. Честно говоря, я не ожидал, что объем работ окажется таким большим. Мы только что завершили сборку корпуса, а сами знаете, какой точности требует стыковка пластин. Но мы управились как надо — можете не беспокоиться. До Марса доберемся без проблем. — Его лицо светилось от радости. — Вы даже представить не можете, что означает для меня этот полет! Я ведь хотел вернуться домой. Так бы и собирал всю жизнь какие-то безделушки, которые не имели бы для меня никакой ценности. А теперь я работаю от всей души.

Вот так из холодной стали и голых уравнений они воплощали свою мечту. Страна напряженно ожидала старта. Им пришлось создать специальное учреждение, где опытные профессионалы отказывались от услуг тех, кто хотел быть зачисленным в команду. А в паре тихих кабинетов уже знали день, когда ракета поднимется на хвост и, сверкнув столбами огня, умчится в небо громовой стрелой. И кто-то уже писал торжественные речи о гордых сыновьях Земли и твердой поступи разума.

Капитан Вэйн, пилоты О'Нил, Аракелян и Гэммони, инженеры Фейнберг, Коллингвуд и Гренфил, младший помощник Иванович — их имена на века сохранятся в истории. Хотя они летели на Марс по велению души — их не заботили награды и памятные записи. За несколько месяцев тренировок экипаж сплотился в настоящую команду. Их принял даже Ворчун… хотя это еще не повод для его участия в экспедиции. Конечно, Вэйну хотелось взять пса с собой. Но здесь следовало учесть массу и аппетит животного.

(Старая дружба. Привычка размышлять вслух, беседуя с собакой о непостижимом. Благодаря изменениям в мозгу Ворчун научился понимать его слова, желания и мысли. «Мы многое потеряем, расставшись друг с другом. Но тогда зачем расставаться? Пусть он полетит как талисман — как талисман, приносящий счастье».)

Среди просевших снежных проталин бежали ручьи, на темной земле сияли лужи, покрытые мелкой рябью и кусочками льда. Холодный ветер срывался с вершин и разносил по всей округе тревожные крики возвращавшихся птиц.

— Установка прошла испытание на все сто процентов. Не думаю, что у нас возникнут с ней какие-то проблемы, но на всякий случай проверьте таймер номер три.

— Будет сделано, мистер Аракелян. Мы скоро перейдем на следующий блок.

— Вызывает Джонни Кривоножка. Алекс, укладывай свою сумку и иди сюда… Добрый день, мистер Вэйн. Да-да, все хорошо.

«Я мог бы называть их по именам, но меня останавливает какой-то внутренний страх. Кто знает, как они отнесутся к этому? Пока я веду себя с ними официально, они вынуждены отвечать мне тем же. Хотя в формальных отношениях есть доля безопасности. Это как хорошая маска».

Первую ступень ракетоносителя покрасили в ярко-зеленый цвет — цвет весны, который оживил и украсил голые темные сопла.

— Вот и все, Ал. Завтра старт.

— Да, господин президент. Завтра в полночь.

— Если вы не вернетесь в течение года, мы отправим поисковую группу.

Старик волновался. Иначе он не говорил бы об этом снова.

— Я думаю, до такого не дойдет. Но нам может потребоваться несколько дополнительных месяцев. Не волнуйтесь. Если мы выбьемся из графика, отклонение будет небольшим, и я без труда рассчитаю новую орбиту.

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты хочешь там остаться.

— А что? Марс имеет свои преимущества.

Прошел день, и наступил долгожданный час. Вспугнув ночную темноту, на поле засияли прожектора и фары. Стофутовая колонна корабля тянулась вверх — к невидимым звездам. Машины ревели, скрежетали тросы, вокруг разносились крики людей. Секундная стрелка описывала круги, минутная — все ближе подползала к полуночи. Желанный миг настал. «Отныне мы всегда будем жить настоящим. Это трудно понять пространственным умом. Но я обречен пробираться к истине на ощупь — слишком долго меня воспитывали люди с иной конфигурацией психики». Последнее рукопожатие. Слова президента:

— Я не буду произносить прощальные речи. Вы и сами знаете, как мы к вам относимся, парни.

Двери с шипением закрылись. Атомный двигатель взвыл, разогревая реактор. Защелкали реле. Металл замкнул их в себе, как громадная холодная утроба.

— Раз, два, три! Проверка! Проверка! Раз, два, три! Энергетические ячейки создали потенциальные поля, те замкнулись на единую матрицу Вселенной, выделив в континууме пространства короткую дугу орбиты. Расчет уравнений подтвердил ее соответствие. Но пространство и время — относительные концепции. Энергетическая связь корабля и Вселенной включала в себя Солнце, Землю и Марс. Она могла измениться в любую секунду.

— Пост номер один готов.

— Пост номер два готов.

— Пост номер три готов.

— Общая готовность. Все управление на ключ… Ну, парни, держитесь. Четыре секунды до старта, три, две…

«Спокойно, Ворчун, спокойно. Прижмись ко мне, и пусть гигантская лапа придавит тебя к подушке амортизатора. Просто лежи и жди».

— Старт!

Рев, грохот, пронзительный визг, а потом давление и тьма, взметнувшаяся клочьями перед глазами… и сердце, готовое выскочить из груди.

Энергетическая потребность равна интегралу гравитационной функции, взятой в интервале от уровня Земли до бесконечности.

Глава 8

За обзорными экранами повисла ночь, и холодную тьму до самого края вечности заполнили колючие сверкающие звезды. Почувствовав нервную дрожь. Колли отвернулся и тяжело вздохнул. Иногда в горах, морозными зимними ночами, он смотрел на яркое, усыпанное звездами небо, но оно никогда не было таким холодным и безжалостным, как теперь. Отныне все казалось другим. Корабль превратился в скорлупку из металла и пластика, пространство стало бездной между двумя мирами, а Земля и Луна уменьшились до двойной звезды — янтарной и голубой. Высокие горы и широкие равнины, великие моря и бушевавшие океаны сократились до крохотных светлых точек.

Дюзы гудели, их вибрация отдавалась тупой непрерывной дрожью в каждой частичке тела. Колли закрыл глаза, и назойливый гул понес его к Солнцу, которое им скоро предстоит обогнуть. Его швырнуло в море беспокойных снов. Огромные волны из пустоты и звезд ревели и вздыхали, рассказывая о вечном одиночестве. Нет, человеку здесь не выжить, шептали они. Это место не для него.

Он проснулся и увидел Луис, стоявшую в узком проходе между сектором жилых кают и машинным отделением. Она смотрела на обзорный экран, но думала о другом — скорее всего о Земле, — и звезды напрасно подмигивали ей озорными огоньками.

— Привет, — смущенно сказал Колли.

— А-а, это ты, — обернувшись, ответила она. — Как дела? Глупый вопрос, когда живешь бок о бок, когда на виду у одних и тех же людей ты дышишь, ешь, спишь и работаешь, а когда ты начинаешь забывать, что означает слово «уединение», этот вопрос вызывает раздражение и гнев. В первую неделю полета произошло несколько ссор, но они не вызвали серьезных последствий. Колли мало общался с другими членами экипажа. Во время разговоров он робел и замыкался в себе.