Сумеречный мир

— Да, однажды видел. Вы имеете в виду жеребят?

— Вот именно. За последний год у одиннадцати кобыл появилось пять жеребят. Двое из них оказались настолько уродливыми, что умерли на первой неделе. Третий протянул лишь месяц. У одного из оставшихся раздвоенные копыта и почти нет зубов. Пятый выглядит нормально… пока. Один из одиннадцати, Драммонд!

— Возможно, эти лошади находились какое-то время в зоне радиоактивного заражения?

— В общем-то радиация сейчас везде «повышенная», — сказал Робинсон. — Если вы подразумеваете районы интенсивного излучения, то я думаю, они могли находиться там. Некоторых из них пригнали сюда издалека. Мне говорили, что одного жеребца поймали у самых окраин Портленда. — Генерал нахмурился и тихо произнес: — Будь он единственным с измененными генами, это почти не проявилось бы в первом потомстве, понимаете? Но в случае наших жеребят все мутации шли по убывающей Менделя*. note 4. Любая преобладающая черта должна была стать общей для всех жеребят… хотя бы у трех животных из пяти. Однако факты ставят в тупик — ни один из них не похож на других.

— Гм-м… Я почти не смыслю в генетике, — ответил Драммонд, — но ученые утверждают, что жесткое излучение — а вернее, производимые им вторичные частицы — может вызвать мутации. Я знаю, что такие случаи редки и обычно составляют несколько определенных категорий. Согласно экспериментам довоенных лет, радиоактивность почти не влияет на скорость мутационных изменений, особенно среди млекопитающих.

— Это они тогда так думали! — Робинсон тяжело вздохнул, и в его глазах промелькнул испуг. — Неужели вы не видели животных и растений? Их стало меньше обычного… Впрочем, я не берусь это утверждать. По нашим отчетам, почти половина убитых или замеченных животных имела какие-то несоответствия — либо снаружи, либо внутри.

Драммонд набил трубку и сделал пару глубоких затяжек, надеясь вернуть потерянное спокойствие.

— Если я правильно понял университетский курс биологии, — тихо сказал он, — большинство мутантов нежизнеспособны. Иначе говоря, путей в стороны много, но дорога к цели одна. Радиация обычно стерилизует животных, но в некоторых случаях она может способствовать генетическим изменениям. Основная масса мутаций вызывает такие несоответствия, что любая особь, наделенная ими, погибает в эмбриональном периоде или сразу же после рождения. Остальная часть мутантов проявляет незначительные, сходные от случая к случаю изменения или различные уродства, замедляющие развитие организма. В некоторых редких эпизодах может получиться нечто действительно достойное, но и тогда мутант не сможет считаться полноправным членом своего вида. Любая благоприятная мутация влечет частичную или полную потерю других основных функций жизнедеятельности.

— Ваших знаний вполне достаточно, — произнес генерал. — Во время переписи населения вам необходимо отыскать как можно больше генетиков и ученых, имевших какое-то отношение к проблемам мутаций. Мы пригласим их в наш центр, в столицу. Но вашей главной задачей, о которой помимо вас и меня будут осведомлены лишь два моих помощника, вашей основной и совершенно секретной работой станет выявление человеческих мутантов.

У Драммонда пересохло в горле, и он с трудом прошептал:

— Вы считаете, таких будет много?

— Да. Но мы не знаем их точного числа и мест обитания. К нам поступают сведения о семьях, которые живут недалеко от армейских постов и довольно часто бывают в гарнизонах — а это только несколько тысяч человек. Статистика отчетов говорит о том, что рождаемость снизилась наполовину по отношению к довоенной. И большая часть рожденных детей имеет явную патологию.

— Большая часть…

— Да. Конечно, при сильных отклонениях дети погибают, или их отправляют в институт, организованный нами в Аллеганских горах. Но что делать с остальными, если их родители занимаются укрывательством? Дети с деформированными, недоразвитыми или отсутствующими органами, дети с перекрученным кишечником, хвостами или чем-то еще более гадким… Все верно, нам досталась тяжелая доля, но они же могут выжить! И они будут потом размножаться!

— А любой нормальный на вид ребенок может иметь какой-то незаметный выверт или черту, которая не будет проявляться годами, — добавил Драммонд. — И даже самые нормальные дети могут нести в себе черты дегенерации, которые перейдут к их потомкам… О Боже! — Его восклицание больше походило на проклятие. — Но в чем причина? Многие люди находились вдали от взрывов атомных бомб и никогда не приближались к зонам интенсивного излучения.

— Да, наверное, есть и такие, — согласился Робинсон, — хотя основная доля беженцев приходится на горожан. Не забывайте, в тот первый год вся страна находилась в движении. Люди проходили по самым опасным местам и не знали этого. А ветер развеял радиоактивную пыль по всему свету. И каждому из нас придется глотать ее еще четверть века. Она будет активной несколько десятилетий. Теперь приплюсуем сюда повальную неразборчивость в связях, которая при полном отсутствии предохранительных средств бытует с тех пор и поныне. В таких условиях мутации будут распространяться сами по себе.

— Но я не понимаю, почему они так многочисленны, — воскликнул Драммонд. — Даже здесь, в горах…

— В общем-то я и сам не знаю, откуда они тут берутся. Возможно, птицы и животные перебрались сюда из других мест. Наш район абсолютно безвредный. Ближайшая зона заражения находится в трехстах милях отсюда, и нас разделяют горы. Конечно, уровень радиации немного повышен, но мой штатный биолог говорит, что его недостаточно для преобразования генов и возникновения мутаций. Он показывал мне результаты довоенных экспериментов. Я думаю, таких островков с нормальными условиями окажется довольно много. Мы должны их отыскать. Но где-то…

— Суп готов! — прокричала Элейн.

Она вышла из кухни, втолкнув в столовую тележку с тарелками и кастрюлями. Мужчины встали. Драммонд взглянул на Робинсона и быстро прошептал:

— Я достану вам эту информацию. Мы составим карту безопасных мест и зон мутаций. Мы устроим перепись населения и ресурсов. Вы получите все необходимые данные. Но что будет дальше, генерал?

— Пока я хочу знать правду, — ответил Робинсон. — Я хочу знать всю правду.

Глава 3

На севере лютовала зима. Огромное серое небо казалось замерзшей твердью, которая нависла над простершимися внизу белыми равнинами. Последние три года морозы наступали рано и длились до самого лета. Коллоидная пыль, поднятая в атмосферу взрывами бомб, ослабила прохождение солнечных лучей всего лишь на два-три процента, но эти проценты привели к ужасным последствиям. Сейсмические бомбы, вызвав серию мощных землетрясений, нарушили геологическую стабильность континентов. В результате сдвига пластов в разломе Сан-Андреас половина Калифорнии ушла под воду, и этот страшный катаклизм только добавил пыли в атмосферу.

В памяти Драммонда всплыл полузабытый миф. Fimbulwinter. Предзнаменование богов. Но нет, мы выжили. Хотя наши потомки, возможно, уже никогда не будут людьми…

Большая часть населения ушла на юг. Волны миграции вызвали голод и болезни. Грабежи, убийства и вооруженные столкновения превратились в нормальные явления жизни. Поэтому в выигрыше остались те, кто не поддался панике, а вцепился в свой кусок земли и уберег урожай от паразитов.

Самолет Драммонда скользил над огромными воронками с каймой почерневших руин. Когда-то здесь шумели города Сент-Пол и Миннеаполис — два близнеца, два потерянных мира. Уровень радиоактивности был по-прежнему высок, снег таял, и впадины кратеров казались пустыми глазницами черепа. Драммонд вздохнул и отвернулся. Он становился бесчувственным к смерти, которая витала теперь везде и всюду.

Стальная птица мчалась навстречу зловещим сумеркам, проносясь над бесконечными белыми полями. Выгоревшие остовы ферм, развалины разграбленных поселков и мертвая зараженная земля… Но он слышал рассказы странников о большом поселении у канадской границы и уже несколько дней пытался его найти.

Драммонду многое удалось за последние шесть месяцев. Он сплотил приданных ему людей в команду, обеспечил пилотов прекрасными машинами и, загрузив помощников работой, отправился в дальний поиск.

Конечно, они не могли охватить всю страну. С такими силами это было невозможно. Они выбирали районы почти наугад, их несколько самолетов не знали покоя, хотя в задачу группы входило лишь воссоздание общей картины условий, своего рода поперечный разрез современной жизни. Его пилоты проникали в самую удаленную глушь — на холмы, в прерии и леса. Они налаживали контакты с разбросанными поселениями или встречались с шайками изгоев. Такие встречи проходили по-разному, но всегда оставляли в душе тяжелый осадок. Многие радовались и плакали при виде самолета, воспринимая его как символ закона и порядка, как символ того, что они уже называли старыми временами. Но иногда возникали проблемы, и пилотов встречали с подозрением, настороженно или с открытой враждебностью. Во многих замкнутых колониях люди считали, что во всех их бедах виновато только правительство. А как-то раз эскадрилье удалось спланировать и провести блистательное сражение с кочевой бандой, которая наводила ужас на всю округу. Но именно теперь, после предварительных мер, им предстояло сделать главное — восстановить свое государство.

Предварительные меры… Звучит банально, но сколько сил ушло на эту огромную работу. Какой ценой дался им этот перечень реальных и насущных дел, которые могла взять на себя страна. Драммонд собрал все необходимые данные. Его люди составили из отдельных фактов целостную картину: несмотря на Дефицит пленки они провели аэрофотосъемку; с помощью опроса, наблюдений и поиска нашли многих специалистов. В их блокнотах, на графиках и в стенографической вязи таилась истина, которую оставалось теперь выявить и использовать на благо людей.

«Слетаю еще в одно место и отправлюсь домой», — подумал Драммонд. Он говорил себе это, возможно, в тысячный раз. Его сознание, соскальзывая в привычную борозду, описывало все тот же круг и не находило пути из тупика. «Да, Робинсону не понравятся мои слова. Может быть, и неплохо, что тебя уже нет на белом свете. Ты ушла с детьми так быстро, прилично и безболезненно, что даже не заметила своей смерти. А вот другим не повезло. И этот мир больше никогда не будет нашим».

Он увидел наконец то место, которое искал — скопление домов у замерзших берегов Лесного озера. Его самолет приземлился на белый снег. Истории об этом поселении имели много темных мест и не слишком радовали, но Драммонд полагался на свой опыт. Кроме того, он уже передал в центр полученную информацию. А остальное его мало волновало.

К тому времени когда самолет, скользнув на лыжах по поляне, остановился у окраины поселка, вокруг него собралась шумная толпа местных жителей. В сгущающихся сумерках люди выглядели заросшими дикарями, одетыми в лохмотья из обрывков тряпок и шкур, которые им удалось раздобыть. Бородатые угрюмые мужчины сжимали в руках дубины, ножи и винтовки. Спрыгнув на снег, Драммонд демонстративно протянул к ним пустые ладони.

— Привет, — сказал он. — Я к вам как друг.

— А вам лучше им и оказаться, — прорычал большой человек, который, очевидно, был их вожаком. — Кто вы, откуда и зачем?

— Во-первых, я хочу вас сразу предупредить, что мой напарник на другом самолете знает ваши координаты, — спокойно солгал Драммонд. — Если я не вернусь в установленное время, он прилетит сюда с бомбами. Но мы не намерены причинять вам какой-то вред или вмешиваться в ваши дела. Я, Хью Драммонд из армии Соединенных Штатов, прилетел к вам только для того, чтобы рассказать о нашей стране, которая по-прежнему существует.

Люди медленно осмысливали сказанное. Судя по оружию в руках, к правительству они относились враждебно, но его самолет вызывал у них почти благоговение.

— А вы надолго к нам? — осторожно спросил вожак.

— На ночь, если вы дадите мне приют. Я готов заплатить за ночлег. — Он вытащил из кармана небольшой мешочек. — Табак. Их глаза заблестели, и вожак торопливо сказал:

— Вы остановитесь у меня. Идемте в дом. Драммонд отдал ему кисет и пошел по тропе в окружении возбужденных людей. Конечно, ему не хотелось расставаться с таким бесценным богатством, но этого требовала работа, а ради нее он мог бы отдать и жизнь. Получив табак, вожак смягчился. Поднеся к носу мешочек с коричневыми комочками, он жадно вдохнул аромат и доверительно сказал;

— Дымить корой или травой — это просто ужасно.

— Нет ничего хуже, — согласился Драммонд.

Он поднял воротник куртки и, вздрогнув, пригнулся под напором холодного колючего ветра, который принесли с собою сумерки.

— А все-таки зачем вы сюда прилетели? — спросил кто-то из толпы.

— Да так, посмотреть, как идут дела. Мы снова создаем правительство и хотим наладить нормальную жизнь. Поэтому нам надо знать, где теперь живут люди, что им нужно и тому подобное.

— Плевать мы хотели на твое правительство, — проворчала одна из женщин. — Это оно втравило нас в такое дерьмо.

— Война есть война. Мы никого не просили на нас нападать. Драммонд мысленно перекрестился. По правде говоря, он и сам не знал, кто нес ответственность за гибель мира. Обе стороны, одержимые взаимным страхом, увязли в разногласиях и довели друг друга до истерии. Вспоминая ту панику и слепую агрессию в верхах, он все больше склонялся к мысли, что первые ракеты были выпущены с территории Соединенных Штатов. Но тех, кто знал истину, уже не было в живых.

— Это кара Божья за наши грехи, — послышался из темноты старческий голос.

Люди притихли. Хруст снега под каблуками казался скрипучим смехом, словно сама земля хохотала над этими словами.

— И разве не предсказаны Библией чума и огни смерти, ракеты и людская боль? Разве не живем мы в последние дни перед концом света?

— Все может быть.

Драммонд даже обрадовался, когда они остановились перед длинным низким домом. Он и раньше причислял доводы религии к категории легковоспламеняющихся веществ, но в эти времена и при таких условиях они мгновенно превращались в динамит.

Его ввели в уютный дом с незатейливой обстановкой и просторными комнатами. Следом входили люди. Они жались к стенам, рассаживаясь на полу, теснились возле гостя. Их подозрительность отступила под натиском любопытства: человек, прилетевший на самолете, казался им сказочным чудом.

Драммонд чинно осмотрелся, отмечая про себя каждую интересную деталь. Три женщины у очага — это означало возврат к внебрачному сожительству. Вполне закономерное явление при послевоенной нехватке мужчин и власти сильной руки. Украшения и утварь, добротные инструменты и прекрасное оружие — все это подтверждало услышанные им истории. Он не мог бы назвать поселок бандитским лагерем, но, когда наступали тяжелые времена, местные жители устраивали засады на бродячих торговцев и совершали набеги на ближайшие города. Их боялись и уважали по всей округе; к ним обращались за помощью и защитой. Впрочем, ничего странного — по таким правилам жила почти вся страна.

На полу, вылизывая щенят, лежала собака. Три маленьких веселых комочка — один без малейших признаков шерсти, другой без ушей, а третий имел на лапках по восемь коготков. Среди набежавшей детворы Драммонд заметил и тех, кто родился во время войны. Добрую четверть из них представляли уроды.

Он вздохнул и сел на предложенный стул. С природой не поспоришь. Драммонд встречал мутантов везде, но то, что он нашел их здесь, в самом удаленном от ядерных воронок и радиоактивной пыли месте, стало последним звеном, последним доказательством, в котором он нуждался.

Теперь требовалось наладить дружеские отношения и незаметно перевести разговор на численность населения, на условия жизни и прошлый урожай — на те вопросы, которые интересовали его больше всего. Сложив непослушные губы в печальную улыбку, он вытащил из кармана флягу.

— Настоящая хлебная водка, джентльмены. Кто хочет глоток?

— Мы… Мы! — на разные лады затянуло около дюжины голосов.

Фляга пошла по кругу. Мужчины тянули руки, ругались и с жадностью хватали ее круглые бока.

Какой же противной тогда должна быть их брага, с тоской подумал Драммонд.

Вожак окриком восстановил порядок, и одна из женщин, сняв с глинобитной печи котелок с едой, поставила его перед гостем.

— А теперь похлебайте нашей болтушки, — с долей радушия сказал хозяин. — Меня зовут Сэм Бакмен.

— Рад познакомиться, Сэм.

Драммонд крепко сжал волосатую руку, стараясь показать вожаку, что он не какой-нибудь там дохляк и хитроумный пройдоха из столицы.

— Ну а какая теперь жизнь в других местах? — спросил кто-то из задних рядов. — Давненько мы ничего не слышали.

— Откровенно говоря, вы не пропустили ничего особенного, — ответил Драммонд, набрасываясь на еду.

Суп действительно оказался вкусным… сравнительно вкусным.

Утерев ладонью рот, Драммонд вкратце обрисовал ситуацию.

— Так что вы устроились лучше многих, — закончил он свой рассказ.

— Да. Наверное, вы правы. — Сэм Бакмен задумчиво почесал спутанную бороду.

— Ах, черт, что бы я только не дал за бритву! Вот вы нас хвалите, а ведь мы начинали с нуля. В то время каждому хватало горя и бед. Я тогда вел хозяйство на своем участке. Мне удалось сберечь несколько початков кукурузы, немного пшеницы и ячменя, хотя всю зиму я буквально загибался от голода. А весной мою ферму разграбила шайка голодных беженцев, и я ушел сюда. Можно сказать, что мне повезло — я набрел на пустую ферму, обжился здесь и начал вести хозяйство заново.

Драммонд сомневался, что ферма была пустой, но он знал, что не имеет права судить этих людей. Жажда жизни сильнее любого закона.

— Потом сюда пришли другие, — вспоминая, рассказывал вожак. — Мы объединились, отстроили поселок, распахали поля. А что делать? Человек не может жить только для самого себя… Разве справишься в одиночку с жуками и прочей нечистью, когда зерно вырастает в невесть что и кругом вас жмут бандиты и воры? Пусть их здесь не много, но прошлой зимой мы положили на снег пару вражеских отрядов.

Он даже покраснел от гордости, но на Драммонда его слова не произвели большого впечатления. Горстка голодных и замерзших новобранцев вряд ли представляла собой серьезную опасность — безусые мальчишки, потерянные или брошенные в чужой враждебной стране, без веры в себя, без надежды на возвращение домой.

— Со временем ситуация начала улучшаться, — продолжал Бакмен. — В принципе, можно сказать, что мы выкрутились из этой переделки. — Он замолчал, нахмурился и мрачно осмотрел своих людей. — Эх, если бы только не эти уроды…

— Каждому да воздается по заслугам его! — запричитал вдруг старик, в глазах которого светилось безумие. — И каждое дитя да будет уродом, как любое растение, животное и мелкая тварь. Ибо пришел в наш мир Сатана, и на всех ныне печать его.

— Заткнись!

Огромный Бакмен вскочил со стула и схватил старика за тощую шею.

— Заткнись, или я размозжу твою лживую голову. Пусть мой сын слеп, но он чист перед Богом!

— И мой… И мой тоже…

По комнате пронесся шквал сердитых и испуганных голосов.

— А я вам говорю, это Божья кара! — пронзительно закричала молодая женщина. — Не сегодня-завтра разверзнется земля и настанет конец света. Готовьтесь ко второму пришествию!

— И ты тоже заткнись, Мэг Шмидт! — зарычал Бакмен. В его глазах появился дикий блеск, огромные руки угрожающе качнулись, массивная фигура нависла над тщедушной женщиной.

— Закрой свою лоханку, Мэг, и держи ее на замке. Я здесь хозяин, и, если тебе что-то не нравится, можешь проваливать отсюда. Но знай, я до сих пор не верю, что твой странный ребенок утонул в озере случайно.

Отступив на шаг, женщина поджала губы и потупила взгляд. Комнату наполнила хрупкая тишина, сквозь которую прорвался насмешливый вой ветра. Один из малышей заплакал. У него были две головы.

Бакмен медленно повернулся к Драммонду, который тихо сидел у стены.

— Теперь вы поняли? — мрачно сказал он. — Вот так мы и живем. Не знаю, может, это и есть проклятие Бога. Может быть, миру действительно конец? Иначе отчего детей рождается все меньше и меньше и почти каждый из них урод? Сколько это будет продолжаться? Неужели всегда? Может быть, нам лучше убивать их в надежде на то, что когда-нибудь родятся нормальные дети? О Господи! Что происходит с этим миром? Что делать? Подскажи!

Драммонд встал. Его душа стонала от пустоты и усталости, и казалось, что на плечи давит тяжесть нескольких веков. О, как часто он видел эту панику в глазах людей, как часто слышал этот вопль отчаяния.

— Только не убивайте их! — воскликнул он. — Это будет худшее из убийств, которое не принесет вам добра. Дети рождаются такими из-за бомб, и вам не остановить колеса судьбы. Каждый ребенок — это Божий дар, и будет лучше, если вы примете уготованное вам со смирением и достоинством.

Глава 4

Для стратолета с атомным двигателем путь от Миннесоты до Орегона — не очень большое расстояние. Драммонд приземлился в Тейлоре около полудня. На этот раз его никто не торопил, а машина так и осталась стоять на открытой площадке. Чуть выше на склоне горы виднелись следы земляных работ, где город намеревался разместить новое летное поле. Люди преодолевали ужас перед небом. Но у них появился новый страх, от которого не спрятаться, не скрыться — страх, с которым им придется жить.

Драммонд свернул на главную улицу и по обледеневшему тротуару направился к главному управлению. На холодном ветру руки и ноги казались деревянными, а лютый мороз, продираясь сквозь куртку и брюки, вгрызался в тело до костей. Но внутри помещений было не лучше. Запасы горючего подходили к концу, и отопительные системы превращались в легенду.

Робинсон ждал полковника в вестибюле и, увидев его, торопливо бросился навстречу:

— Вы вернулись!

Он еще больше похудел и выглядел лет на десять старше. В каждом его движении чувствовалась какая-то нервозность. Генерал сгорал от нетерпения и не мог удержаться от вопросов:

— Ну как там? Что скажете, полковник? Драммонд вытащил пухлую записную книжку.

— Все необходимые данные находятся здесь, — ответил он бесстрастно. — Они еще не сведены в таблицы, но вы получите полное представление о демографической ситуации.

Робинсон схватил его под локоть и повел в кабинет. Полковник чувствовал, как дрожала рука генерала. Он с благодарностью принял стакан виски, и после пары формальных фраз они приступили к делу.

— Это огромная и важная работа, Драммонд, — произнес Робинсон. — Когда мы закончим воссоединение страны, я представлю вас к награде. Остальные поисковые группы тоже прибыли?

— Нет. Им предстоит продолжить съемку местности. Работы хватит на несколько лет. В настоящее время я могу представить вам лишь общий обзор ситуации. Но, честно говоря, и его вполне достаточно.

Драммонд отвел глаза, и Робинсон тут же заметил это. Его насторожили двусмысленные фразы и напряженный взгляд полковника.

— Неужели все так… плохо? — с дрожью прошептал он.

— Очень плохо. Судя по делам, страна восстанавливает порядок и начинает новую жизнь. Но в биологическом аспекте мы прошли перекресток эволюции и свернули не на ту дорогу.

— Что вы этим хотите сказать? Я не понимаю, о чем вы говорите!

И тогда Драммонд выложил все, жестко и без прикрас. Каждая фраза — как удар штыка.

— В сравнении с данными довоенных лет уровень рождаемости снизился почти наполовину. Семьдесят пять процентов новорожденных являются мутантами, причем две трети из них жизнеспособны и, по всей вероятности, не будут иметь проблем с размножением. В число здоровых детей пока входят и те мутанты, чьи отклонения проявятся в более зрелом возрасте. Как вы сами понимаете, поверхностный осмотр не позволяет определить внутреннюю патологию и видоизменения генов. Но хуже всего то, что мы не нашли ни одной безопасной зоны. Вот такие дела, командир.

— Я это подозревал, — сказал Робинсон после долгого молчания и кивнул. Вид у генерала был такой, будто его оглушили мощным ударом. Робинсон тяжело вздохнул и попытался успокоиться.

— А причины…

— Они очевидны.

— Да, вы говорили. Люди прошли через зараженные зоны.

— Нет, не совсем так. Это объясняет лишь некоторые случаи — если вообще что-нибудь объясняет. Судя по результатам довоенных экспериментов, краткое облучение не может стать причиной мутации, особенно при таком низком уровне радиации.

— Какая разница? Факт есть факт, и этого достаточно. Мы должны решить, что нам теперь делать.

— И как можно быстрее, — согласился Драммонд. — Цивилизация гибнет. Пока мы еще сохраняем наше культурное единство, но этому скоро придет конец. Если каждое рождение будет приносить уродов, люди начнут сходить с ума. Их разум и без того подточен болью войны и страхом перед будущим. Но разочарование в детях и крушение семьи затронут глубинные инстинкты. Это приведет к убийствам младенцев. Многие уже сейчас впадают в отчаяние. Корни общества заражены раковой опухолью. Поэтому мы должны действовать незамедлительно.

— Но как? Как?! — вскричал Робинсон и смущенно перевел взгляд на дрожащие руки.

— Не знаю. Это решать вам. В прежние времена я бы предложил общеобразовательную кампанию, но при отсутствии средств связи и телевидения она невозможна. Вы можете ускорить программу по объединению страны. Может быть, попытаться… Нет, не знаю.

Драммонд пожал плечами и начал набивать трубку. Запасы табака подошли к концу, но, вместо того чтобы растянуть их на пару-тройку дней, он решил отдать предпочтение обычной порции.

— А ведь это еще не все, — задумчиво произнес полковник. — Мы не знаем, что будет через поколение или два. Возможно, мутанты создадут свое собственное общество. И когда их количество превысит численность людей, они начнут прибирать к рукам льготы и преимущества. Если мы пустим ситуацию на самотек, то одному лишь Богу известно, куда она нас заведет. Такого еще на белом свете не было. Не вписавшись в стандарты эволюции, наша раса погибнет как вид. Мы вымрем как динозавры и мамонты. А представьте, что мутанты начнут междоусобную войну или набросятся на людей. Скрещивание различных пород может породить еще худших уродцев, особенно в период усиления негативных видоизменений. И если мы хотим хоть как-то повлиять на дальнейшее развитие истории, нам надо действовать, генерал, и действовать быстро. Иначе снежный ком превратится в неуправляемую лавину.

— Да, вы правы. Мы должны действовать быстро. И жестко! Робинсон откинулся на спинку кресла. К нему вновь возвращалось былое самообладание, но в глазах по-прежнему стоял испуг.

— Мы проведем мобилизацию! — воскликнул он. — У нас есть люди, оружие и дисциплина. Они не в силах нам сопротивляться.

Драммонд почувствовал, как его горло сжалось во внезапном спазме страха.

— Что вы задумали? — хрипло спросил он.

— Расовую войну. Все мутанты и их родители будут стерилизованы. Прямо там, где их найдут! Без всяких разговоров!

— Вы сошли с ума! — Вскочив на ноги, Драммонд схватил генерала за плечи и как следует встряхнул его. — Неужели вы… Нет, это невозможно! Вы хотите поднять мятеж, начать гражданскую войну и привести мир к окончательной катастрофе?

— Если мы будем, действовать осторожно, ситуация останется под контролем. — На лбу генерала выступили капли пота. — Мне это нравится еще меньше, чем вам, полковник. Но у нас нет выбора. Либо смертельный бой, либо гибель человеческой расы. Нормальные дети стали слишком редким явлением.

Он, задыхаясь, поднялся.

— Нет и дня, чтобы я не думал о мутантах. Все аспекты вопроса ясны, и ваши данные лишь подтверждают мои подозрения. Зло необходимо вырвать с корнем. Поймите, Драммонд, эволюция действует очень медленно. Жизнь не предназначена для таких встрясок и перемен. Если мы не спасем породу настоящих людей, ее уничтожат мутанты. Изменения будут продолжаться, и они будут продолжаться бесконечно, пока не наступит окончательное вырождение.

Страна огромна, и при таком количестве людей регрессивные отклонения поначалу останутся незаметными, но потом мутации начнут проявляться, и ими будет отмечен каждый. В результате люди просто перестанут существовать. Подтверждением этому могут служить циклы увеличения числа крыс и леммингов. Истребив мутантов, мы спасем нашу расу. А это можно сделать без лишней грубости — небольшой укол, несколько таблеток, и они уже никогда не будут иметь детей. Стерилизация необходима. — Его голос сорвался на крик: — И мы начнем проводить ее незамедлительно!

Драммонд наотмашь ударил его по щеке. Робинсон судорожно вздохнул, упал в кресло и заплакал. Это было ужаснее всего.

— У вас нервный срыв, генерал, — сказал Драммонд. — Последние шесть месяцев вы только и думали над этим. Ночи без сна, вопросы, на которые нет ответа, сложная ситуация в стране — все это лишило вас сил. Вы потеряли перспективу. — Немного помолчав, он добавил: — Нам нельзя становиться на путь насилия. Жесткие меры только ускорят гибель цивилизации, которая и без того трещит по швам и вот-вот готова рухнуть. Ввергнув страну в безумную бойню мутантов, мы никогда не добьемся победы. Да, пока нас больше. Но нашему поколению не удержать всего континента, не говоря уже о планете. Однажды мы уже говорили на эту тему. Отныне нам предстоит забыть о силовых методах контроля. Тем более что они не несут с собой никакого решения. Неужели мы отбросим урок трехлетней давности, который показал нам истинное лицо войны? Я понимаю ваш страх перед будущим страны, но это не повод для расового самоубийства.

Робинсон молчал.

— В любом случае борьба с мутантами к добру не приведет, — сказал полковник. — Их будет рождаться все больше и больше. Яд разлит повсюду, и в любой нормальной семье может появиться ребенок с отклонениями. Мы должны смириться с этим. Мы должны привыкнуть к мутантам И принять их в общество. Только тогда новая раса проявит к нам такую же терпимость в будущем.

— Прошу прощения.

Робинсон вытер слезы, и на его мертвенно-бледном лице застыла маска хладнокровного спокойствия.

— Прошу прощения. Я впал в истерику. Вы правы. Просто какое-то помрачение. Последние ночи меня мучает бессонница, но стоит заснуть, как тут же приходят кошмары, и снова волнения, нервы, тревога… Да, полковник, мне понятна ваша точка зрения. И я с ней согласен.