Россия забытая и неизвестная - История военно-окружной системы в России. 1862–1918

Алексей Юрьевич Безугольный, Николай Федорович Ковалевский, Валерий Евгеньевич Ковалев

История военно-окружной системы в России. 1862-1918

Введение

Окружная система организации военно-сухопутных сил России зародилась в переломный для страны период времени, после тяжелого поражения в Крымской войне 1853–1856 гг., когда сильны были волнения в российском обществе, резко упал военный престиж страны на международной арене. Война обнажила не только пороки в военном строительстве империи, но и в целом ее системное отставание от ведущих европейских государств.

Под давлением реальной обстановки, а также общественного мнения в период правления императора Александра II (1855–1881) на рубеже 50—60-х гг. XIX в. в государстве начались крупные преобразования. Наконец-то был ликвидирован многовековой институт крепостного права, проведены реформы местного самоуправления, судебной системы, университетского образования и др. Хотя многие из этих реформ и характеризовались половинчатостью, стремлением максимально соблюсти материальные и политические интересы правящего класса, они, взятые в целом, дали ощутимый толчок развитию капитализма в России, становлению начал гражданского общества.

В ряду реформ 1860—1870-х гг. важное место заняли преобразования в военной сфере. Неудачи в ходе Крымской войны показали, что для того, чтобы восстановить военную мощь страны и поднять ее до уровня ведущих мировых держав, нужны комплексные меры. Таковыми стали переход от рекрутской системы комплектования армии к всесословной воинской повинности с относительно короткими сроками службы в интересах создания обученного запаса, преобразование органов центрального военного управления и введение военно-окружной системы, перевооружение армии нарезным стрелковым оружием и артиллерией, перестройка системы боевой учебы войск и подготовки офицерских кадров, военно-судебная и другие реформы.

Создание в 1862–1864 гг. военно-окружной системы существенно изменило всю организацию военного управления, устройства армии, ее мобилизационных возможностей, подготовки и обеспечения войск. Командующие войсками военных округов и военно-окружные управления, наделенные определенными полномочиями в области руководства, подчиненными военно-сухопутными силами, взяли на себя решение большинства вопросов их повседневной жизнедеятельности. Военное министерство освободилось от мелочных забот, касающихся опеки всех воинских формирований, став в действительности центральным органом военного управления.

Реформирование русской армии и становление военно-окружной системы осуществлялись в неблагоприятных условиях. К ним, в первую очередь, относились: хронический бюджетный дефицит, слабость военной промышленности и неразвитость путей сообщения, дисбаланс в распределении экономического потенциала государства между территориями огромной империи, сопротивление проведению реформ со стороны традиционно сильных консервативных кругов общества. Эти обстоятельства в определенной мере созвучны положению, в котором оказалась Россия в 1990-х гг. Глубокий кризис, связанный с развалом Советского Союза, крайне неблагоприятно сказался на состоянии российских вооруженных сил, ограничил их реформирование реалиями жесткой финансовой политики. Основы нового местоположения военно-окружной системы, ее функционирования в военной организации государства были заложены в «Положении о военном округе Вооруженных Сил Российской Федерации», утвержденном Указом Президента РФ от 27 июля 1998 г.[1] В 2001 г. число военных округов как общевойсковых оперативно-стратегических объединений вооруженных сил было сокращено путем их укрупнения с восьми до шести. В 2010 г. вместо шести округов было создано сначала пять, а затем четыре округа, а также четыре объединенных стратегических командования. Не вдаваясь в подробности современных реформ военно-административной системы современной России, следует сказать, что в любом случае работа по ее совершенствованию потребует внимательного изучения опыта, приобретенного в этой области в дореволюционной России, особенно в 1860—1870-х гг., в период так называемых милютинских реформ, а также в те годы, когда наша страна переживала тяжелые времена (Русско-турецкая война 1877–1878 гг., Русско-японская война 1904–1905 гг., Первая мировая война 1914–1918 гг., революционные циклы 1905–1907 гг. и 1917 г.) и от эффективности и выносливости станового хребта вооруженных сил – военно-окружной системы – в прямом смысле зависело будущее российской государственности.

В настоящем труде предпринята первая в отечественной исторической науке попытка комплексного анализа более чем пятидесятилетнего опыта создания, становления и развития военно-окружной организации русской армии – опыта сложного и далеко не прямолинейного. До 1914 г. существовавшая в России военно-окружная система была испытана в ходе нескольких локальных войн – и на западной, и на восточной границах империи. Каждое такое испытание влекло за собой дальнейшее совершенствование этой системы. Большая часть исследуемого периода была насыщена тревожным ожиданием «большой» войны, которая в конце концов и разразилась в 1914 г. Именно это ожидание многие десятилетия определяло группировку, состав и численность военных округов российской армии.

Несмотря на то что округа свыше полувека были основой местного военного управления в императорской России, а во главе их стояли, как правило, наиболее известные и авторитетные начальники, комплексное изучение истории функционирования военных округов досоветского периода находится лишь в самом начале своего пути. В отечественной историографии названная проблема освещалась довольно скупо. Обобщенные сведения о военно-окружной реформе 1860-х гг., дальнейшем развитии окружной системы и некоторые сравнительно-статистические данные по различным округам можно найти в 1-м томе официального издания «Столетие Военного министерства. 1802–1902 гг.», освещающем историю развития военного управления в России[2]. Различные сведения о мерах по совершенствованию военно-окружной системы и о ее функционировании в период царствования Александра II приведены в 6-томном труде «Исторический очерк деятельности военного управления в первое двадцатипятилетие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича (1855–1880 гг.)» (Т. I–VI. СПб., 1879–1881). Данные подобного рода можно найти и в труде, раскрывающем деятельность органов военного управления при Александре III: «Обзор деятельности Военного министерства в царствование императора Александра III. 1881–1894» (СПб., 1903). Сосредоточивая свое внимание на функционировании центральных военных органов, вышеуказанные труды значительно меньше места отводят рассмотрению деятельности военно-окружных управлений. Кроме того, этим изданиям недостает анализа материала, освещающего специфику развития и функционирования приграничных и внутренних, западных и восточных военных округов, не говоря уже о раскрытии особенностей жизнедеятельности каждого из них в мирное и военное время.

В общих работах по истории русской армии[3] сведения о создании и развитии военно-окружной системы весьма кратки и, как правило, приводятся в контексте рассмотрения других вопросов. Можно сказать, что история этой системы, как и история отдельных округов, в науке и общественной мысли Российской империи не имела своих историографов и не получила специального освещения.

В советской военно-исторической науке, без особого интереса относившейся к дореволюционной России и не видевшей преемственности в развитии русской и Красной (Советской) армий, история существовавших до октября 1917 г. военных округов почти не изучалась. Определенное освещение отдельных ее сторон имело место по преимуществу в связи с исследованием революционного движения в армии или карательных акций войск. В основном историками исследовались революционная активность солдатских масс различных военных округов и работа в них большевистской партии[4], а в диссертации И.В. Карпеева весьма обстоятельно были проанализированы полицейские функции войск округов в 1907–1914 гг.[5]

Едва ли не единственным трудом по истории военно-окружной системы, не связанным непосредственно с революционной проблематикой (хотя ей уделено значительное внимание), стала диссертация Н.П. Ерошкина, посвященная созданию и становлению окружной системы в 1860-х – начале 1870-х гг.[6] Работа эта была защищена в 1953 г., однако и сейчас остается единственным и почти исчерпывающим исследованием на эту тему. До сих пор она находится в научном обороте, хотя так и не была опубликована.

Различные аспекты истории военных округов в той или иной мере рассматривались в трудах по проблемам строительства русской армии во второй половине XIX – начале XX в.[7] Среди них выделяется работа П.А. Зайончковского, посвятившего достаточно много внимания проблемам развития военно-окружной системы в контексте общего развития вооруженных сил царской России.

В современной России на волне интереса в целом к ее дореволюционной истории в значительной мере возрос и интерес к истории русской армии. Активизировалась работа по написанию истории военных округов с новых методологических позиций, с большим акцентом на дореволюционном периоде. Об этом свидетельствуют, в частности, вышедшие в свет в 1990-х и начале 2000-х гг. работы по истории Иркутского, Петербургского (Петроградского), Сибирского и Приволжско-Уральского (до 1918 г. – Казанского) округов[8]. В научном отношении из всех этих работ в лучшую сторону выделяются труд В.А. Копылова, В.П. Милюхина и Ю.А. Фабрики об истории Сибирского военного округа и монография Ю.М. Ращупкина, посвященная истории Иркутского военного округа. Оба они основаны на широкой документально-архивной базе, чего явно недостает другим работам. Правда, тематика этих работ весьма узка – ни Сибирский, ни Иркутский округ не оставили значительного следа в истории русской армии в силу своего периферийного положения, малочисленности и недолгого существования.

Еще ряд современных работ по истории военных округов носят эскизный характер; научное их значение невелико. Таково описание дореволюционного периода в изданном в 2002 г. очерке истории Московского военного округа[9]. Основное содержание небольшой публикации В.И. Голованя об Одесском военном округе в 1862–1918 гг. составили биографические очерки о командующих войсками этого округа[10].

Продолжается исследование проблем строительства русской армии и военных реформ во второй половине XIX – начале XX в.[11] Различные аспекты военных реформ рассматривались в диссертационных исследованиях В.И. Бурдужука, О.В. Саксонова, В.О. Сапрыкина[12].

В целом состояние изученности дореволюционной истории военно-окружной системы нельзя признать удовлетворительным. Обобщающих исследований как по истории военно-окружной системы в целом, так и отдельных ее аспектов нет. Нет и более или менее устоявшейся методологии изучения истории местного военного управления в нашей стране до революции. Для преодоления такой ситуации предстоит сделать немало.

При этом имеется вполне достаточная документально-источниковая база для раскрытия названной темы. В представленной вниманию читателей работе использованы как опубликованные, так и неопубликованные источники. Типологически они относятся к категориям законодательных актов, отчетной документации Военного министерства и окружных штабов, оперативно-стратегических материалов Главного управления Генерального штаба, рабочей переписке и переговорам различных инстанций, дневников и воспоминаний участников событий.

Среди опубликованных источников и по объему, и по значению ведущее место занимают законодательные материалы (Полное собрание законов Российской империи, Свод военных постановлений, приказы военного министра). Из этих источников извлечена основная информация по законодательному оформлению военно-окружной системы и механизмам ее функционирования, содержащаяся в положениях о Военном министерстве, Генеральном штабе, военно-окружных управлениях, полевом управлении войск в военное время, правовом обеспечении обязательной воинской повинности и других актах. Это, в частности, трехтомный «Сборник положений, штатов и приказов, относящихся до учреждения военных округов, управления дивизий и устройства местных войск» (СПб., 1864–1865).

Самые различные, хотя и разобщенные фактические данные о военных округах, содержатся в таких документах, как сборники приказов по Военному министерству и циркуляры Главного штаба, ежегодные «всеподданнейшие доклады» Военного министерства, своды штатов и расписания сухопутных войск. Можно также упомянуть издававшиеся в служебном порядке справочники «Ежегодник русской армии», «Военно-статистический сборник» и «Военно-статистический ежегодник армии». Законодательные акты и решения относительно создания военно-окружной системы и совершенствования ее элементов можно найти в Полном собрании законов Российской империи и Своде военных постановлений. Определенное значение имеют печатные сборники приказов и распоряжений командования округов[13], военно-географические и военно-статистические описания округов[14].

Источники, содержащие информацию по истории военно-окружной системы, прежде всего их архивная база, столь обширны, что объективно едва ли поддаются охвату. Документация 19 военно-окружных управлений, существовавших в период с 1862 по 1918 г., хранится в 390 фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), содержащих более 185 тысяч единиц хранения! В связи с этим при написании данного исследования первостепенное внимание было уделено фондам военно-окружных штабов, в которых содержится наиболее важная информация по составу, численности и боевой подготовке войск. Использованы архивные материалы фондов Петербургского (Петроградского), Московского, Минского, Киевского, Кавказского, Казанского, Приамурского и некоторых других округов.

С точки зрения тех или иных сведений об истории военных округов и связанных с нею персоналиях большую ценность представляют дневники и воспоминания участников военных кампаний[15], высших военных чиновников[16], государственных и общественных деятелей[17]. Ряд мемуаристов в разное время являлись командующими войсками округов или занимали ответственные должности в военно-окружных штабах и управлениях (В.А. Сухомлинов, ПА. Половцов, А.И. Верховский, П.К. Кондзеровский, П.Г. Курлов и др.). Благодаря живым свидетельствам современников удается представить многообразную и яркую картину жизни русской армии в исследуемый период.

Цель подготовки настоящей монографии состояла в том, чтобы впервые в обобщенном виде осветить историю создания и развития военно-окружной системы Российской империи, раскрыть ее основные этапы и особенности функционирования в мирное время и в годы военных испытаний. Для достижения этой цели решались следующие задачи: показать объективные исторические условия, вызвавшие к жизни необходимость создания в России военных округов; исследовать особенности подготовительной работы по осуществлению военно-окружной реформы, проведенной военным министром Д.А. Милютиным и его помощниками; раскрыть сущность и содержание этой реформы, нашедшие отражение в Положении о военно-окружных управлениях 1864 г. и других документах, разработанных Военным министерством; показать становление и утверждение во второй половине 1860—1870-х гг. военно-административного деления страны и местных органов военного управления; осветить основные направления, проблемы и тенденции совершенствования и функционирования военно-окружной системы организации русской армии в последующие годы.

При решении этих задач особое внимание уделялось таким вопросам, как характер и итоги дискуссий, сопровождавших подготовку и проведение военно-окружной реформы; трудности налаживания и развития взаимодействия центральных и военно-окружных органов военного управления; деятельность военных округов по развитию военно-технического оснащения войск, их подготовке, обучению и воспитанию личного состава; вклад военно-окружной системы в комплектование, пополнение и обеспечение действующей армии в военное время (в Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой 1914–1918 гг. войнах); реализация войсками округов внутренней функции вооруженных сил, связанной с поддержанием государственного и общественного порядка.

Возможно, что не на все эти вопросы в контексте реализации задач труда авторам удалось ответить в полной мере. История создания, становления, развития и функционирования военно-окружной системы России столь емка, многомерна и богата событиями, что, безусловно, необходимы дальнейшие исследования этой темы, заключающей в себе множество специальных и частных вопросов.

Военно-окружная система в России, насчитывающая более чем 140-летнюю историю, выдержала немало испытаний и всегда являлась надежной организационной основой повседневной жизнедеятельности войск. Остается она таковой и в Вооруженных силах Российской Федерации. Бережное отношение к преемственности, традициям, внимательное изучение исторического опыта развития и функционирования отечественной военно-окружной системы – непременное условие жизнеспособности нынешней военной организации Российского государства. Авторы настоящего труда надеются, что проделанная ими работа поможет военным кадрам в овладении этим опытом и обогатит их новыми знаниями.

Авторы выражают искреннюю признательность художнику «Издательства Центрполиграф» Ю.Г. Клименко за неоценимую помощь в подготовке иллюстративного оформления книги.

Глава 1

От крымской войны к реформе военного управления

1

Кризис центрального и местного военного управления накануне и в период Крымской войны 1853–1856 гг

С 30-х гг. XIX в. стало выявляться несовершенство центрального и местного военного управления в России. Хотя Военное министерство было создано еще в 1802 г., во всех военных делах первенствовал Главный штаб его императорского величества (е. и. в.), при этом Военному министерству отводилась роль сугубо хозяйственного органа. Только генералу от кавалерии А.И. Чернышеву, ставшему управляющим Военным министерством в 1827 г. (военный министр с 1832 г.), а в следующем году и одновременно управляющим Главным штабом, удалось убедить Николая I в необходимости преодоления раздробленности высшего военного управления. В своей записке «Краткое обозрение порядка военного управления и способа преобразования оного», направленной царю в 1831 г., он отмечал «крайнее неудобство отделения хозяйственных дел от фронтовых», что пагубно сказывалось на обеспечении полевых войск, и в дальнейшем настоял на воссоздании единого высшего органа военного управления – Военного министерства. С 1836 г. оно включало в свой состав Главный штаб е. и. в., Военный совет, генерал-аудиториат, ряд департаментов и управлений.

Создание при Военном министерстве Военного совета (во главе с военным министром) позволило изъять вопросы, касавшиеся военного ведомства, из числа дел, решавшихся Государственным советом, и поставить Военное министерство в большую независимость от Правительствующего сената при решении хозяйственных вопросов в армии. Существовавшие ранее четыре канцелярии: начальника Главного штаба е. и. в., военного министра, совета военного министра и дежурного генерала – были слиты в одну канцелярию Военного министерства.

Существенный шаг вперед был сделан, однако и в перестроенном виде Военное министерство все же не обеспечивало эффективного военного управления из-за традиций межведомственного соперничества внутри него и особых полномочий самодержавной власти. В непосредственном ведении лиц царствующей фамилии (великих князей) остались три управления, которые имели свои собственные штабы и весьма условно подчинялись военному министру: управление генерал-фельдцейхмейстера, управление инспектора по инженерной части и управление главного начальника военно-учебных заведений. На особом положении находилась и числившаяся при Военном министерстве Военно-походная канцелярия е. и. в. Только вопросы расположения, размещения и службы войск, дела военных поселений и иррегулярных (казачьих и других) войск и до известной степени военно-судные дела были сосредоточены в соответствующих департаментах – Генерального штаба, военных поселений и аудиторском. Каждая из остальных значительных отраслей руководства, находившихся в общем ведении Военного министерства, была разделена между несколькими управлениями[18].

Так, инспекторские дела (комплектование войск, назначение, увольнение и производство генералов, штаб– и обер-офицеров, надзор за состоянием войск в строевом отношении и учетом личного состава) осуществлялись в четырех учреждениях – в инспекторском департаменте, в штабах генерал-фельдцейхмейстера и генерал-инспектора по инженерной части и в департаменте военных поселений. Интендантской частью заведовали две структуры (провиантский и комиссариатский департаменты), санитарной – две (комиссариатский и медицинский департаменты), артиллерийской – две (штаб генерал-фельдцейхмейстера и артиллерийский департамент), инженерной – три (штаб генерал-инспектора по инженерной части, департаменты инженерный и военных поселений), военно-учебной – пять (штабы главного начальника Пажеского корпуса и всех сухопутных кадетских корпусов, генерал-фельдцейхмейстера и генерал-инспектора по инженерной части; департаменты – Генерального штаба и военных поселений)[19]. Таким образом, хотя в лице Военного министерства и удалось воссоздать единое центральное военное управление, механизм его осуществления оставался громоздким и раздробленным. «Главнейшими недостатками структуры центрального военного управления являлись крайняя сложность и нечеткость иерархического подчинения, отсутствие единоначалия, а также крайняя централизация при фактическом отсутствии местных органов управления»[20].

Еще более сложной оставалась структура взаимоотношений Военного министерства непосредственно с войсками. Русская регулярная армия к началу 50-х гг. XIX в. включала в себя действующие (линейные, или полевые) войска, резервные и запасные, местные и вспомогательные (Отдельный корпус внутренней стражи, Корпус жандармов, гарнизонные роты крепостной артиллерии и др.). 1—4-й пехотные корпуса, располагавшиеся в Польше и западных губерниях России и укомплектованные по штатам военного времени, составляли 1-ю армию, которую принято было называть «Действующей армией». Во главе ее стоял главнокомандующий и одновременно наместник Царства Польского генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич, подчинявшийся непосредственно императору. В свою очередь, Паскевичу подчинялись все военные и гражданские учреждения на территории дислокации войск армии. Военному министру были подчинены располагавшиеся внутри России 5-й и 6-й пехотные, 1—3-й резервные кавалерийские корпуса, резервная пехота (на каждый пехотный корпус по одной резервной дивизии), Отдельный корпус внутренней стражи (со своими округами) и местные военно-хозяйственные органы, объединявшиеся в провиантские, комиссариатские и другие округа и комиссии. На особом положении находились Гвардейский пехотный и Гренадерский корпуса, а также Гвардейский резервный кавалерийский[21], ибо они возглавлялись лицами императорской фамилии (первые два подчинялись одному главнокомандующему великому князю Михаилу Павловичу). Кроме того, имелись отдельные корпуса на «окраинах» России – Кавказский и Оренбургский, имевшие специфическое управление: они представляли собой не только военно-строевую, но и административную единицу; командир отдельного («окраинного») корпуса являлся как военным, так и гражданским начальником местного края, заведовавшим в нем так называемым военно-народным управлением (в какой-то степени это было своеобразным прообразом военных округов). На особом положении находились и войска в Великом княжестве Финляндском. Естественно, что в отношениях Военного министерства с каждой из вышеназванных структур существовала масса сложностей, выходивших далеко за пределы военной иерархии.

«Местных же органов Военного министерства, – как весьма категорично отмечал П.А. Зайончковский, – в строгом смысле этого слова, вовсе не существовало»[22]. Лишь комиссариатский, провиантский, артиллерийский и инженерный департаменты имели свои представительства на местах, именуемые комиссиями и округами. Функции этих представительств заключались в снабжении войск, расположенных в определенных районах, теми или иными видами довольствия и имущества. Районы этих комиссий (округов) не совпадали, и одна и та же часть войск, расположенная в определенном районе, для удовлетворения своих нужд должна была обращаться в разные места: по части обмундирования – туда, где находилась ближайшая комиссариатская комиссия, по части продовольствия – в провиантскую комиссию, по части оружия – в другой пункт, где находился артиллерийский арсенал, и т. д.

Провиантские учреждения в виде комиссий находились в 1-й («Действующей») армии и в отдельных («окраинных») корпусах и подчинялись местным командующим войсками, действуя в основном самостоятельно. На остальной территории России существовали органы провиантского департамента Военного министерства. Накануне Крымской войны они объединялись в 10 провиантских округов. В шести из них, наиболее значительных по территории, снабжение войск продовольствием возглавлялось провиантскими комиссиями во главе со своими управляющими и их канцеляриями. В двух округах продовольственные органы были представлены комиссионерствами, еще в двух – дистанциями. Провиантские комиссии существовали в следующих городах – Москве, Саратове, Кременчуге, Калуге, Симферополе и Рыбинске. Московская провиантская комиссия обслуживала войска, расположенные в центральных губерниях – Московской, Тверской, Владимирской, Нижегородской, Рязанской и Тульской. Саратовская – войска, размещенные в черноземных и волжских губерниях – Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Симбирской, Саратовской и Астраханской. Рыбинская – войска в северных губерниях и губерниях Верхнего Поволжья и Приуралья – Ярославской, Костромской, Вологодской, Архангельской, Олонецкой и Вятской. Кременчугская заведовала продовольственным обеспечением войск в южных губерниях – Полтавской, Харьковской, Херсонской и в Бессарабской области. Симферопольская обслуживала войска Таврической и Екатеринославской губерний.

Новгородское комиссионерство обеспечивало провиантом войска в Новгородской и Псковской губерниях, а Финляндское – на территории Финляндии. Войска Петербурга и Петербургской губернии продовольствовались через Петербургскую дистанцию, а в прибалтийских губерниях – через Эстляндскую дистанцию. Казанская и Пермская губернии из-за малочисленности войск на их территории не входили в районы провиантских округов, а область войска Донского имела собственный провиантский аппарат. Несмотря на значительную численность штата губернских провиантских органов (более 2600 человек), они имели незначительные права, и все крупные заготовления продовольствия провиантский департамент Военного министерства обычно брал на себя сам.

Организацией снабжения войск вещевым имуществом, денежным довольствием, а также госпитальным обеспечением ведал комиссариатский департамент Военного министерства и его местные органы – комиссариатские комиссии (фактически – округа). Здесь централизация носила еще более ощутимый характер, охватывая довольствие практически всех русских войск от Варшавы до Иркутска и от Архангельска до Тифлиса (Тбилиси). Перед Крымской войной департамент имел на территории России 16 комиссариатских комиссий: Петербургскую, Динабургскую, Брест-Литовскую, Новогеоргиевскую, Киевскую, Кременчугскую, Херсонскую, Московскую, Воронежскую, Тамбовскую, Казанскую, Симбирскую, Ставропольскую, Тифлисскую, Тобольскую и Иркутскую. Например, округ Петербургской комиссариатской комиссии охватывал Петербургскую, Эстляндскую, Олонецкую, Новгородскую губернии и Финляндию, а Киевской комиссии – Киевскую, Житомирскую, Каменец-Подольскую, Черниговскую и Могилевскую губернии. При этом деятельность некоторых комиссий носила ограниченный характер: так, Тамбовская и Симбирская комиссариатские комиссии занимались только заготовкой сукон, а Новогеоргиевская ведала денежным довольствием войск в Польше.

Как и местные провиантские органы, комиссариатские комиссии действовали по преимуществу на коллегиальных началах, и там точно так же было много возможностей для военных чиновников к сговору с поставщиками в целях удовлетворения своих корыстных интересов за счет казны. «Войска до того заражены алчностью к деньгам, – писал генерал-адъютант свиты е. и. в., генерал-лейтенант Б.Г. Глинка (Глинка-Маврин) Николаю I, – что охотно хороших вещей не принимают», ибо предпочитают получать в качестве компенсации за недоброкачественные предметы от подрядчиков так называемую «денежную накладку»[23]. От этого имеют «доход чиновники комиссариатских комиссий, в особенности управляющие комиссиями, смотрители мундирных магазинов и смотрители сортов; а иногда еще более их – командиры войск и казначеи»[24].

Артиллерия русской армии до Крымской войны оставалась в ведении двух разных центральных военных ведомств. Строевую часть возглавлял генерал-фельдцейхмейстер, фактически независимый от военного министра, а все артиллерийские хозяйственные дела велись в учреждениях артиллерийского департамента Военного министерства, объединявшихся в крепостные артиллерийские округа. В 1853 г. таких округов было двенадцать: Петербургский, Московский, Финляндский, Лифляндский, Западный, Киевский, Дунайский, Южный, Кавказский, Грузинский, Оренбургский и Сибирский. Территория каждого округа включала по нескольку губерний. Так, Лифляндский округ состоял из Эстляндской, Лифляндской, Курляндской, Ковенской, Виленской и Витебской, Западный – из губерний Царства Польского, Московский – из Московской, Калужской, Владимирской и Нижегородской губерний, и т. д.

В условиях разобщенности полевой и крепостной (гарнизонной) артиллерии, организационно-штатных и хозяйственно-технических сторон артиллерийского дела канцелярии генерал-фельдцейхмейстера и военного министра вели бесконечную переписку, пытаясь организовать совместное планирование развития артиллерии, чего до Крымской войны так и не удалось добиться. Артиллерийскому департаменту Военного министерства, находившемуся в бесконечной переписке с артиллерийскими округами, не удалось наладить тесного взаимодействия войск с крупнейшими оружейными заводами (Сестрорецкий, Тульский, Ижевский), выявить и реализовать необходимые потребности войск в орудиях, боеприпасах, порохе.

Перед Крымской войной русская полевая артиллерия оставалась по-прежнему медной, гладкоствольной и характеризовалась чрезмерным разнообразием калибров. На вооружении крепостной артиллерии состояло много орудий устаревших конструкций. Лучше других были обеспечены Кронштадт, имевший 1061 орудие (из 1140 предусмотренных штатом 1838 г.), Брест-Литовск, обладавший 401 орудием (из 443), и Севастополь, который имел 696 орудий (из 764)[25]. Наиболее современное стрелковое оружие – нарезные штуцера различных систем – имелось только у 4–5 % войск[26]. Очень медленно рос запас пороха. Начальники окружных оружейных арсеналов, гарнизонной артиллерии и артиллерийских парков не могли решить даже мелких вопросов без санкции артиллерийского департамента.

Инженерные войска (инженерные части, команды, парки и т. д.), как и артиллерия, управлялись двумя центральными органами – управлением генерал-инспектора по инженерной части и инженерным департаментом Военного министерства. К 1853 г. было 8 инженерных округов: Петербургский, Финляндский, Лифляндский, Западный, Киевский, Дунайский, Грузинский и Оренбургский, в ведении которых находились 44 крепости в разных губерниях, прежде всего на западном и южном направлениях. При этом наблюдалась довольно пестрая картина: «лишь 3 приморские и 2 сухопутные (Кронштадт, Свеаборг, Севастополь, Киев и Варшава) имели современные оборонительные сооружения, остальные продолжали оставаться в неудовлетворительном состоянии»[27]. И вновь главной причиной этого оставались двойственный характер центрального военного управления, бюрократические сложности в отношениях местных военных органов с центральными в сочетании с предоставлявшимися незаконными возможностями удовлетворения своекорыстных интересов военных чиновников всех рангов.

Очень часто окончательной инстанцией для разрешения даже мелких вопросов был не начальник департамента, а сам военный министр. В силу этого особо важную роль стала иметь канцелярия Военного министерства как связующее звено между канцеляриями и штабами самых различных инстанций. Как отмечал в своей диссертации Н.П. Ерошкин, «формализм, огромное письмоводство, раздутые штаты и другие элементы бюрократизма разъедали центральный военный аппарат»[28].

Сложившиеся сложные и запутанные отношения канцелярий центральных и местных органов военного управления Д.А. Милютин позже оценивал так:

«Можно себе представить, какие происходили от этого неудобства, проволочки, пререкания»[29]. Так, например, войска, расположенные в Харькове, должны были обращаться по вопросам провиантского обеспечения в Кременчуг, по вопросам комиссариатского (вещевого) довольствия – в Воронеж, а артиллерийское снабжение получать из Киева. При этом каждое из местных хозяйственных учреждений (комиссий, округов), обладая незначительной самостоятельностью, были вынуждены обращаться за помощью в разрешении тех или иных вопросов к Военному министерству.

Воинская часть, находившаяся, к примеру, в Минской губернии, должна была по вопросам вооружения обращаться в Киев, так как Минская губерния входила в Киевский артиллерийский округ, по вещевому обеспечению – в Динабург, потому что центр комиссариатского округа был там, а по снабжению провиантом войска, расположенные в Минской губернии, и вовсе выпадали из ведения Военного министерства, так как в этом отношении они обслуживались провиантским управлением 1-й армии, находившимся в Варшаве. Войска в Крыму (Таврической губернии) за продовольствием обращались в Симферопольскую провиантскую комиссию, за вещевым и денежным довольствием – в Кременчугскую комиссариатскую комиссию, по артиллерийским делам – в Херсон. В то же время местные комиссии, в свою очередь, беспрестанно одолевали докладами и прошениями соответствующие департаменты Военного министерства, штабы генерал-фельдцейхмейстера и генерала-инспектора по инженерной части. При этом содействие и помощь центральных военных органов местным учреждениям часто имели «характер формальной письменной отчетности. Это давало простор для крупных хищений и прочих злоупотреблений со стороны чиновников местных военно-хозяйственных органов»[30].

Недостатки чрезмерной и одновременно «разнобокой» централизации военного управления, как и злоупотребления в ведении военного хозяйства, все же мало тревожили военного министра генерала от кавалерии и генерал-адъютанта А.И. Чернышева, занимавшего этот пост более двух десятилетий. Он лишь отчасти понимал серьезность положения, но по большей части смирился с пороками самодержавно-крепостнической отсталости России при Николае I. «Остается налицо тот факт, что с 1837 по 1852 г. князь Чернышев в своих всеподданнейших отчетах ежегодно докладывал императору Николаю, что устройство военного управления находится на желательной степени совершенства, не требуя никаких существенных изменений»[31]. Не в воле стареющего военного министра было изменить многовековые самодержавно-крепостнические порядки России, на страже которых стоял суровый Николай I. Это отрицательно сказывалось не только на системе военного управления, но и на других важных вопросах жизнедеятельности русской армии – качестве личного состава – тех же крепостных крестьян, одетых в военную форму, на постепенном военно-техническом отставании полуфеодальной России от стран Запада (в вооружении и военной технике, развитии средств транспорта, связи и т. д.).

Преемником 67-летнего Чернышева стал генерал от кавалерии В.А. Долгоруков (руководил Военным министерством с 1852 по 1856 г.), но и он, поглощенный неотложными заботами по приготовлению армии к назревавшей воине с крупнейшими европейскими державами, а затем текущей неразберихой в строевом и хозяйственном управлении военного времени, в своих докладах императору обходил наиболее острые вопросы молчанием. Велась лишь текущая работа, имевшая целью наладить снабжение действующих войск.

С началом Крымской войны 1853–1856 гг. выявилось недостаточное соответствие требованиям войны как полевого устройства войск, так и их управлений. В соответствии с «Уставом для управления армиями и корпусами в мирное и военное время» (1846) управленческий аппарат 1-й армии и всех корпусов уже в мирное время приобрел довольно разветвленную структуру, способную, как предполагалось, без особых изменений вступить в войну. Однако механизм взаимодействия этого аппарата со строевыми и хозяйственными органами Военного министерства, как и до этого, оставлял желать много лучшего. Главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Крыму Николай I назначил военно-морского деятеля – начальника Главного морского штаба адмирала А.С. Меншикова, а главнокомандующим войсками на юго-западных границах – генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича, что резко ослабило возможности Военного министерства влиять на управление войсками и усугубило проблемы обеспечения и довольствия войск.

1-ю, или Действующую, армию И.Ф. Паскевича сразу же пришлось дробить: для действий генерала от артиллерии МД. Горчакова против турок на Дунае и для формирования войск адмирала А.С. Меншикова в Крыму. При этом Паскевич весьма неохотно направлял свои силы на помощь Крыму и Севастополю даже после того, как летом 1854 г. русское наступление на Дунае было остановлено из-за угрозы вступления в войну против России Австрии. В период, когда англо-франко-турецкие войска с осени 1854 г. повели наступление в Крыму, продолжались дискуссии и переписка между Николаем I, А.С. Меншиковым, И.Ф. Паскевичем, М.Д. Горчаковым, В.А. Долгоруковым о формировании и переформировании армий, корпусов и отрядов. Бывали ситуации, когда «корпусные командиры оставались с одними только своими адъютантами и жандармами, самые же войска корпуса разделялись на отдельные отряды и оставались иногда в таком виде до окончания кампании»[32]. Например, войска V пехотного корпуса были распределены следующим образом: 13-я дивизия – в Закавказье, 14-я – в Крыму, 15-я – в окрестностях Одессы, 5-я легкая кавалерийская дивизия – в Бессарабии, 16-я и 17-я дивизии VI пехотного корпуса находились в Крыму, 18-я – в Закавказье, 6-я легкая кавалерийская дивизия – одна бригада в Херсонской губернии, другая – в Крыму. Гренадерский корпус также был разъединен: одна дивизия – в Финляндии и две – в Крыму, 7-я легкая кавалерийская дивизия – в Бессарабии[33].

Результаты такого военного управления наряду с другими негативными обстоятельствами губительно сказывались на всех полевых сражениях войск А.С. Меншикова. Например, в сражении на реке Альме [8 (20) сентября 1854 г.] войска, по словам участника Крымской войны П.К. Менысова, «стали на местности предварительно не осмотренной, стали, как умели, дрались славно… но не знали и что защищать, и куда идти вперед, и по какому пути следовать назад!»[34].

Не уверенный в своих военачальниках Николай I лично вмешивался в назначение бригадных и полковых командиров, в комплектование и перекомплектование частей, в вопросы их передвижения, размещения и снабжения, то есть во все то, что лежало на обязанности полевого управления армий или местных учреждений тыла. В.А. Долгорукову же часто отводилась роль секретаря при императоре, доводившего решения и рекомендации последнего до Меншикова, Паскевича и Горчакова, для которых военный министр не являлся авторитетом. Два любимца царя светлейшие князья А.С. Меншиков и И.Ф. Паскевич, казалось, лишь изображали роль полководцев, но фактически, считает А.А. Керсновский, «полководцев у императора Николая Павловича не было»[35].

Недовольный военным министром Долгоруковым известный острослов А.С. Меншиков так отзывался о нем: «Он имеет тройное отношение к пороху: он пороху не нюхал, пороха не выдумал и пороху не посылает в Севастополь»[36]. С присущим ему сарказмом главнокомандующий русскими войсками в Крыму острил, что для победы над неприятелями «было бы достаточным заменить их интендантское управление нашим»[37]. Военно-морской деятель, казалось бы призванный умело использовать морские силы в Крыму, Меншиков после того, как Черноморский флот оказался заперт в Севастополе, насмешливо порекомендовал вице-адмиралу В.А. Корнилову: «Положите его себе в карман»[38] (флот, за исключением пароходофрегатов, пришлось затопить на севастопольском рейде).

Вплоть до своего отъезда из армии (февраль 1855 г.) А.С. Меншиков так полностью и не сформировал полевого штаба армии (а в сражении на р. Альме последний вообще отсутствовал), больше полагаясь на самого себя. Сменивший его в Крыму генерал от артиллерии М.Д. Горчаков (ранее бессменный и безропотный начальник штаба у И.Ф. Паскевича) по прибытии в Севастополь издал приказ, в котором заверил войска: «Самое трудное время для нас миновало: пути восстановлены, подвозы запасов идут безостановочно… Принимая начальство над вами, я в полном уповании, что вскоре с Божьей помощью конечный успех увенчает наши усилия»[39].

Однако новому главнокомандующему скоро пришлось убедиться в огромных трудностях, окруживших его со всех сторон: организация и вооружение армии уступали противнику, солдаты из неграмотных крепостных крестьян было слабо обучены и мало верили своим «барам»-командирам, нового оружия не поступало, запасы боеприпасов иссякли, тыл работал все хуже. Привезя с собой свой собственный и весьма многочисленный штаб, Горчаков постоянно менял его состав и задачи, по привычке штабного работника перегружал подчиненных педантичным составлением отчетов, диспозиций, карт и т. д. Одновременно он испытывал сильное давление со стороны лиц из императорской свиты, по настоянию которых он решился на сражение у Черной речки [4 (16) августа 1854 г.]. Проиграв его, М.Д. Горчаков фактически утратил веру в спасение Севастополя, хотя затем-таки сумел организовать эвакуацию оставшихся русских войск через Севастопольскую бухту.

Официальная отчетность Военного министерства не показывала картины истинного состояния хозяйственных дел в армии. Снабжение ее оружием, боеприпасами, обмундированием, провиантом и фуражом, деньгами, медикаментами было распределено между центральными, местными и полевыми военно-хозяйственными учреждениями. Местные учреждения комиссариатского, провиантского, артиллерийского и инженерного департаментов Военного министерства были размещены в России неравномерно. Они находились в местах производства оружия, обмундирования, продовольствия и т. д. Их деятельность была весьма ограничена и стеснена различной регламентацией сверху, длительными согласованиями сумм закупок и др., а по преимуществу коллегиальный характер работы и ответственности замедлял исполнение дел и затруднял даже формальный контроль.

Полевое интендантство, согласно уставу «Для управления армиями и корпусами в мирное и военное время», возглавлялось генерал-интендантом армии, который в военное время ведал снабжением армии не только провиантом и фуражом (как это было в 1-й армии), но и предметами комиссариатского довольствия – вещами, деньгами, медикаментами и т. д. Полевое интендантство состояло из канцелярии генерал-интенданта, главной полевой провиантской комиссии (имевшей несколько отделений), комиссионерства при главных силах армии, корпусных провиантских комиссионерств и дивизионных провиантмейстеров. Все они в годы войны погрязли в переписке с департаментами Военного министерства и конфликтах с администрацией мест движения и дислокации.

Снабжение оружием и боеприпасами производилось органами артиллерийского департамента Военного министерства.

Почти все немногие предприятия по их производству были расположены далеко от театра военных действий. Артиллерийские орудия и снаряды изготовлялись на казенных заводах горного ведомства, преимущественно на Урале, а частично на Петербургском, Брянском, Казанском и Киевском арсеналах. Стрелковое, а также холодное оружие производили Сестрорецкий, Тульский и Ижевский заводы (Златоустовский завод – только холодное оружие). Производство пороха было сосредоточено на Охтенском, Шостенском (Черниговская обл.) и Казанском заводах. То есть большинство военных заводов было расположено на севере и даже востоке европейской части России. К проблемам их технического несовершенства прибавлялись трудности доставки гужевым транспортом изготовляемого и ремонтируемого вооружения в действующие войска.

Особенно часто участники войны жаловались на недостаточное снабжение порохом и снарядами, что порой, частично или полностью, парализовало ведение артиллерийского огня. Так, в приказе по Севастопольскому гарнизону от 1 февраля 1855 г. говорилось: «Стрелять реже, по затруднительности доставки пороха»[40]. Командир 10-й пехотной дивизии в своем дневнике от 2 апреля 1855 г. писал: «Мало пороху и снарядов, орудия наши должны молчать»[41]. Запас пороха накануне Крымской войны в 370 тыс. пудов и увеличение его производства на Охтенском, Шостенском и Казанском заводах в 1854 г. до 158 тыс. пудов, а в 1855 г. до 312 тыс. пудов не смогли удовлетворить потребности войск. Одна только оборона Севастополя поглотила 250 тыс. пудов пороха[42].

Промышленные центры по производству предметов вещевого довольствия находились в центральных губерниях России, главным образом в междуречье Оки и Волги, откуда до Крыма было более 1000 км. При этом комиссариатский департамент Военного министерства проявлял недостаточную активность в снабжении войск обмундированием, обувью, полевым снаряжением, госпитальным имуществом. Даже помощь близлежащих к Крыму Херсонской и Кременчугской комиссариатских комиссий была весьма слабой. И министерство, и полевое командование вынуждены были без конца повторять им требования по высылке вещей и госпитальных средств, но «комиссии с большим трудом выполняли подобные требования, так что и до конца войны не было выслано всего, что следовало», – отмечал дежурный генерал штаба Крымской армии Н.И. Ушаков[43].

Пока заготовленные вещи медленно и с большим трудом перевозились по плохим дорогам, армия терпела большие лишения. «Шинели пришли в совершенную ветхость, сапоги тоже очень износились…» – писал в начале 1855 г. офицер Васильчиков[44]. К тому же в войска часто привозились не готовые вещи, а ткань, кожа и другие «полуфабрикаты», из которых военные мастерские, а то и сами солдаты наспех шили и кроили обмундирование. Это была давняя традиция русской армии, отражавшая низкий уровень развития промышленности по изготовлению одежды и обуви.

Не лучшим образом обстояли дела и с провиантским довольствием. Например, провиантское управление 1-й армии не справилось с продовольственным обеспечением корпусов, направленных в начале войны на Дунай. Когда Дунайская армия МД. Горчакова в мае – июне 1853 г. вошла в Бессарабию и Валахию, она не имела почти никаких запасов продовольствия. Срочно пришлось создавать новое управление генерал-интенданта, потому что штаб 1 – й армии остался при И.Ф. Паскевиче в Варшаве. Лишь к концу июня была доставлена из Проскурова, Каменец-Подольска и Фрамполя первая партия продовольствия, перевозка которого стоила дороже, чем сам провиант.

Парадоксальная ситуация сложилась к середине 1854 г. в Одессе, где были созданы большие запасы пшеницы (355 тыс. четвертей). Перед лицом опасности высадки англо-французских войск в Одессе провиантские органы долго решали, что делать с пшеницей: то ли приготовить из нее сухари и отправить в Крым, для чего потребовалось бы до 30 тыс. подвод; то ли отравить зерно стрихнином, чтобы пшеница не досталась врагу; или же раздать хлеб в ссуду местным помещикам, но среди них желающих оказалось мало. В обсуждении проблемы пришлось участвовать и Военному совету Военного министерства, и даже Комитету министров. Тем временем хлеб постепенно «разошелся» через распродажу его жителям по заниженным ценам, через спекулянтов края и лишь частью был отправлен для продовольствия войск[45].

Постоянный недостаток в продовольствии испытывала Крымская армия А.С. Меншикова, о чем он неоднократно сообщал в Петербург. С целью исправить положение Военное министерство распорядилось, чтобы близлежащие к Крыму провиантские комиссии подрядили для армии большую партию провианта в Ростове-на-Дону. Но из-за плохой работы местных хозяйственных учреждений поставка затянулась и даже по контрактам должна была быть выполнена только во второй половине 1856 г. «И армия должна была бы пропасть, если бы не местные вспоможения», – писал все тот же Н.И. Ушаков[46]. Приходилось прибегать и к реквизициям продовольствия у местных жителей, что было разорительным для многих районов. «Едва ли какая кампания представляет пример такой безурядицы в продовольствовании армии, какою отличалась Крымская кампания», – вспоминал один из очевидцев[47]. «Если бы все, что отпускало армии государство и что жертвовалось ей народом, доходило по назначению, – отмечал Н.Н. Обручев, – наверное, тысячи из умерших больных были бы сбережены отечеству»[48].

Бедствия армии сочетались со злоупотреблениями в военном хозяйствовании. «Начиная от Симферополя, – писал один из севастопольцев, – далеко внутрь России, за Харьков и за Киев, города наши представляли одну больницу, в которой домирало то, что не было перебито на севастопольских укреплениях. Все запасы хлеба, сена, овса, рабочего скота, лошадей, телег – все было направлено к услугам армии. Но армия терпела постоянный недостаток в продовольствии; кавалерия, парки не могли двигаться. Зато командиры эскадронов, батарей и парков потирали руки… А в Николаеве, Херсоне, Кременчуге и других городах в тылу армии день и ночь кипела азартная игра, шел непрерывный кутеж, и груды золотых переходили из рук в руки по зеленому полю. Кипы бумажек, как материал удобоносимый, прятались подальше»[49]. Волна общественного недовольства, охватившая Россию после окончания Крымской войны, была столь сильна, что заставила царское правительство и Военное министерство провести расследование злоупотреблений и хищений в интендантстве. Главным подследственным стал барон Ф.Ф. Затлер, с 1853 г. генерал-интендант Дунайской армии, затем Южной, а с февраля 1856 г. – Крымской армии. Хотя в течение войны он получил немало наград и благодарностей, выяснилось, что при его косвенном, а нередко и прямом участии интендантскими чиновниками были совершены огромные хищения. Военным судом Ф.Ф. Затлер в 1858 г. был разжалован в рядовые, лишен орденов, дворянства, на него было наложено денежное взыскание в размере исчисленного судом ущерба – 1 700 000 руб. Достаточно сурово были наказаны и другие виновные. Но когда общественное мнение поутихло, у осужденных нашлись многочисленные покровители в армии и при дворе. В 1869 г. Ф.Ф. Затлер был оправдан, ему возвратили все права и «списали» все огромное денежное взыскание.

Чрезвычайно много нареканий в годы войны вызвала организация медицинского обслуживания армии. Неслаженно и вяло действовали чиновники медицинского департамента Военного министерства, не находили должной помощи и поддержки у центральных и местных военных властей многие военно-лечебные учреждения, большую нерасторопность в обеспечении госпиталей и лазаретов медицинским имуществом проявляли чиновники комиссариатского департамента. Как отмечал П.К. Менысов, в отчетности по медицинскому обслуживанию, представляемой для вышестоящего начальства, все было относительно благополучно, и в то же время «больные голодали и умирали, смотрители госпиталей толстели и богатели»[50]. «Даже солома, назначенная для подстилки под раненых и больных воинов, послужила источником для утолщения многих карманов…»[51] Только в Кишиневе осенью 1854 г. за 15 дней сентября умерло 188 солдат и офицеров[52]. В госпиталях Дунайской армии на каждого врача или фельдшера приходилось по 500–700 больных, не хватало лекарств, простейших медицинских инструментов, перевязочных средств, некоторые госпитали не имели даже прачечных. В результате средняя смертность больных достигала более 10 %[53].

В Крыму, несмотря на ожидавшуюся высадку англо-французских войск, до сентября 1854 г. не было предпринято никаких мер для увеличения госпитальных средств (имелись лишь два слабо оборудованных госпиталя в Севастополе на 2000 мест и Симферополе на 600). И лишь после первых поражений русской Крымской армии началась обширная и спешная переписка с Военным министерством и местными комиссариатскими комиссиями об учреждении в Крыму новых госпиталей, присылке врачей, аптекарей, медикаментов и др. Из-за бюрократических проволочек и суматохи военной обстановки удалось сделать очень мало, и до конца войны многие раненые и больные оставались почти без всякой помощи. «В Симферополе, – писал в декабре 1854 г. хирург Н.И. Пирогов, – лежат еще больные в конюшне. Соломы для тюфяков нет, и старая полусгнившая солома с мочой и гноем высушивается и снова употребляется для тюфяков»[54]. Приехав в Крым для налаживания госпитального дела, Пирогов столкнулся с бюрократическим равнодушием командования, медицинских и комиссариатских чиновников.

Лишь к осени 1855 г. были усилены старые и созданы новые госпитали, но их было очень мало. По возможности больные размещались у местных жителей; несмотря на осенние и зимние условия, приходилось создавать полевые лазареты из солдатских палаток и шинелей. Огромную проблему составляла перевозка (транспортировка) раненых и больных, организация которой, по оценке Н.И. Пирогова, находилась «в первобытном состоянии». До конца 1855 г. система этапов фактически отсутствовала, и на станциях скапливалось огромное число раненых и больных, которых не могли обеспечить даже водой. В тех пунктах, где не было военного губернатора, коменданта или хотя бы воинского начальника в младшем офицерском чине, положение всех этих людей было хуже некуда.

С ноября 1854 г. по ноябрь 1855 г. в госпиталях Крыма умерло 48 268 человек – более 9 % от общего числа лечившихся[55]. Сменивший А.С. Меншикова на посту главнокомандующего в Крыму М.Д Горчаков, обеспокоившись санитарным состоянием войск, помог Пирогову в его деятельности, в том числе в широком привлечении к госпитальной работе сестер милосердия, он даже распорядился увеличить госпитальную прислугу за счет… музыкантов из полков. Видя, что одного директора госпиталей, находившегося, как правило, вблизи главнокомандующего, явно недостаточно, Горчаков пришел к выводу о необходимости разделить сеть госпиталей Крымской и Южной армий на три округа с тем, чтобы в каждом из них был свой директор, но не встретил поддержки в Военном министерстве «вследствие экономических соображений».

Таким образом, на протяжении всей Крымской войны во взаимодействии фронта и тыла, в организации всего военного хозяйствования имелись крупные недостатки. В этом отношении П.А. Зайончковский в лучшую сторону выделял лишь Отдельный Кавказский корпус. За много лет его фактически автономного существования сложилась хотя и весьма громоздкая, но вполне справлявшаяся со своими задачами система органов строевого и хозяйственного управления с налаженными связями, определенной иерархией отношений, структурой тылового обеспечения. Лишь для решения особо сложных вопросов, связанных, например, с перевооружением войск, их усилением за счет частей из внутренних губерний, со строительством городов-крепостей и т. п., командир Отдельного Кавказского корпуса входил в непосредственные сношения с Военным министерством. Кавказ фактически был прообразом будущего военного округа, способного самостоятельно решать самые различные и насущные проблемы своей жизнедеятельности.

Кроме того, в отличие от «школы плац-муштры» («школы Николая I и Паскевича»), которая глубоко внедрилась в войсках Европейской России (включая Царство Польское), в Кавказском корпусе были еще живы боевые традиции А.В. Суворова, М.И. Кутузова и А.П. Ермолова. Не случайным был тот факт, что именно на Кавказском театре русские войска добились впечатляющих успехов в борьбе с турецкой армией, что помогло России с относительным достоинством выйти из Крымской войны и заключить 18 (30) марта 1856 г. не самый тяжелый Парижский мирный договор.

2

В преддверии коренных преобразований

Военный министр В.А. Долгоруков, отягощенный повседневными заботами о снабжении действовавших в Крымской войне войск и выслушивавший немало обидных слов и отзывов в свой адрес со стороны их полевого командования, избегал заострять перед Николаем I злободневные вопросы. «И, таким образом, – говорится в труде «Столетие Военного министерства», – до самой кончины императора Николая I ни единого слова критики не было произнесено относительно военного управления»[56]. Бремя забот по завершению Крымской войны и обновлению российского гражданского и военного устройства выпало на долю наследника умершего 18 февраля (2 марта) 1855 г. Николая I – Александра II.

Война выяснила с очевидностью, что внутреннее устройство государства (самодержавно-крепостнический строй, полуфеодальные экономические отношения) имело много недостатков, вследствие которых Россия, располагавшая абсолютным численным превосходством в населении и огромными материальными средствами для борьбы, не смогла ими воспользоваться в должной мере. При этом было бы не совсем оправданным приписывать все неудачи в Крыму причинам, лежавшим вне армии. «Наоборот, необходимо сознаться, что вся система военного управления, созданная и окрепнувшая в предшествующее царствование, оказалась не соответствовавшею вновь народившимся условиям ведения войны и боя»[57].

В начале 1855 г. Военное министерство включало в себя: Главный штаб е. и. в.[58], Военный совет (во главе с военным министром), генерал-аудиториат, канцелярию Военного министерства, девять департаментов: Генерального штаба, инспекторский, артиллерийский, инженерный, комиссариатский, провиантский, медицинский, аудиториатский и военных поселений, а также два главных управления (Главное управление иррегулярных войск и Главное управление военно-учебных заведений)[59]. К составу министерства были причислены также инспектор стрелковых и инспектор саперных батальонов. По-прежнему особое положение по отношению к Военному министерству занимали Военно-походная канцелярия е. и. в., генерал-фельдцейхмейстер (великий князь Михаил Николаевич) со своим штабом, генерал-инспектор по инженерной части (великий князь Николай Николаевич) и его штаб, главный начальник военно-учебных заведений (великий князь – наследник Александр Николаевич) с так называемым главным штабом и, кроме того, несколько комитетов [военно-ученый, военно-медицинский ученый, военно-цензурный, Комитет о раненых (существовал с 1814 г.[60])]. «Особое главное начальство составляли генералы-инспекторы всей пехоты и всей кавалерии»[61]; в начале 1855 г. эти должности занимали: первую – генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич, вторую – генерал от кавалерии П.П. Пален. Помимо них войска, расположенные на окраинах империи (на Кавказе, в Польше, Сибири, Финляндии) со своими самостоятельными управлениями, тоже до известной степени были независимы от Военного министерства. На особом положении находились Гвардейский и Гренадерский корпуса, подчинявшиеся, как и раньше, особому главнокомандующему, ответственному непосредственно перед государем.

После восшествия на престол Александра II первым, кто решился изложить ему недостатки военной системы в связи с неудачным ведением Крымской войны, был главнокомандующий Гвардейскими и Гренадерским корпусами генерал от кавалерии и генерал-адъютант Ф.В. Ридигер. В своей служебной записке от 4 июня 1855 г. он отметил, в качестве одной из причин неудач русской армии, отсутствие способных людей как на высоких командных должностях, так и в центральном военном управлении, что, по его мнению, объяснялось излишней централизацией власти, которая действовала в ущерб самостоятельности нижестоящих инстанций, превратив их в структуры сугубо передаточного характера. «Раз нужно было быть только слепым исполнителем приказаний вышестоящего начальника, на которого падала вся ответственность, – писал Ридигер, – то естественно, что от лица, занимающего низшую должность, не требовалось ни характера, ни присутствия духа, ни знания людей и обстановки, ни живого ума, ни проявления собственной инициативы»[62]. Еще одну причину неудач российских войск он видел в слабой обученности их искусству воевать, поскольку в подготовке личного состава армии преобладала плац-парадная сторона, стремление к демонстрации внешне красивых и однообразно-слаженных действий в строях, непригодных в боевой обстановке.

Вскоре (23 июня) Ф.В. Ридигер представил царю через военного министра новую записку, в которой изложил некоторые меры, которые, на его взгляд, необходимо было принять для исправления сложившегося положения. В их числе: устранить злоупотребление властью центральной администрации и сделать ее деятельность более упорядоченной, сократить число так называемых отборных, а также «отдельных войск», изменить их дислокацию, переработать воинские уставы, ввести строгое аттестование начальствующего состава и др. С целью обсуждения всех этих вопросов он предлагал создать несколько комиссий. Одобряя инициативу Ф.В. Ридигера, Александр II 20 июля повелел ему сформировать и возглавить особую «Комиссию для улучшения воинской части», работая в тесном контакте с Военным министерством. Кроме того, «по Высочайшему повелению, было предложено начальствам действующих против неприятеля войск сообщить в комиссию чрез Военное министерство замечания на счет особенностей употребления в бою неприятельских войск и вообще различные соображения, которые следует принять во внимание при пересмотре постановлений о способе снаряжения и боевом образовании наших войск»[63].

В третьей записке (от 11 августа) генерал Ф.В. Ридигер специально изложил свою позицию по вопросу централизма в военном управлении. Являясь сторонником единоначалия в армии, он, вместе с тем, на примере командиров корпусов, участвовавших в Крымской войне, доказывал, что среди них нельзя найти ни одного, способного к самостоятельным действиям ввиду воспитанном у них слепой привычки дожидаться указании и приказаний от старшего начальника. Постоянное вмешательство главнокомандующих армиями и их штабов во все мелочные подробности службы подчиненных уничтожает у последних всякое стремление к самостоятельности, к принятию решений, соответствующих обстановке, которая в деталях вовсе не видна далеко отстоящим штабам. Привычка же вышестоящих начальников проверять боевую подготовку войск путем проведения смотров линейных учений и маршировок, оставляя в стороне стрельбу, применение к местности, организацию сторожевого охранения и т. п., окончательно наставляет командиров на ложный путь. По мнению Ридигера, в мирное время главнокомандующие с их штабами не нужны, и тогда корпусные командиры, получив самостоятельное положение, будут соревноваться между собой именно в действительной подготовке войск, а не в смотрах-маршировках. Ф.В. Ридигер предлагал также четко определить права командиров корпусов и начальников дивизий с расширением прав последних. При этом он подчеркивал, что с увеличением прав любого начальника должна увеличиваться и степень его ответственности. К сожалению, руководителем и вдохновителем «Комиссии для улучшения воинской части» Ридигер пробыл недолго, так как скончался в июне 1856 г.

Нетрудно заметить, что большинство предложений Ф.В. Ридигера, писавшего свои записки еще до окончания Крымской войны, относилось к вопросам строевого управления в русской армии. В частности, работа комиссии оказала непосредственное влияние на начало переработки уставов о строевой службе, способствовала ускорению снабжения войск нарезным оружием и введению в войсках занятий по гимнастике (физической подготовке). Вместе с тем идеи генерала Ридигера подталкивали Александра II взглянуть на проблему усовершенствования русской армии шире.

Немало поводов для раздумий императору дала «Всеподданнейшая записка», направленная ему в июле 1856 г. генерал-лейтенантом Б.Г. Глинкой (Глинкой-Мавриным). В первом разделе своей записки Глинка весьма яркими красками обрисовал тяжелое положение командира отдельной части, происходившее от неопределенности его положения по отношению к войсковому хозяйству. Положение это, сложившееся десятилетиями и закрепленное различными установлениями, во-первых, возлагало на командира части ответственность за хозяйство, мало сообразованную с его возможностями, а во-вторых, вынуждало его вести хозяйство в соответствии с традициями интендантства в основном на коммерческих основах. А это отвлекало командира от главной строевой деятельности и снижало его авторитет в глазах подчиненных. При этом Б.Г. Глинка ратовал за всяческое «возвышение в войсках личного достоинства начальствующих лиц и офицеров»[64].

Во второй части записки под названием «О некоторых из вкоренившихся во военном ведомстве злоупотреблениях» Глинка на многочисленных примерах показывал неудовлетворительное состояние управления войсками, устарелость в них хозяйственных порядков, из которых проистекали многие злоупотребления по комиссариатским и провиантским делам.

Поскольку комиссариатский департамент Военного министерства находится в Петербурге, противостоять этим злоупотреблениям на местах мог бы командно-начальствующий состав частей, но сложившаяся система неизбежно втягивала в корыстолюбивые дела и командиров. «С давних пор, – отмечал Глинка, – у нас вошло в обыкновение довольствие войск предметами как провиантского, так и других ведомств представлять в разных случаях попечению командиров полков и команд. Вследствие сего главная забота многих начальников частей состоит не в доведении нравственного и фронтового образования войск до желаемого совершенства, а в приискании средств успешному и притом выгодному для них выполнению поставок, им предоставленных…Сколько стремление к обогащению оборотами естественно в промышленнике, столько же оно предосудительно в военном, когда он обогащается за счет командуемой части»[65].

Б.Г. Глинка еще в меньшей степени, чем Ридигер, высказывал конкретные предложения по части улучшения военно-административного и военно-хозяйственного управления, но его вывод был также довольно серьезен: «Военное ведомство не может долее оставаться в том положении, в котором находится; положение это слишком обременительно для казны, терпящей без того огромные убытки; оно слишком тягостно для всех благонамеренных людей, поставленных в необходимость действовать против убеждений, и выгодно лишь для людей корыстолюбивых и безнравственных. Настала, по-видимому, пора приступить к нравственному преобразованию войск и военных управлений, не уступающему по важности своей другим преобразованиям»[66].

К марту того же 1856 г. относится первая записка генерал-майора Д.А. Милютина, состоявшего в то время для особых поручений при военном министре. Автор дал ей предварительное название: «Мысли о невыгодах существующей в России военной системы и о средствах к устранению оных». Она носила характер личных записей-размышлений и не была тогда никому представлена, хотя по глубине содержащихся в ней мыслей и конструктивности предложений записка значительно превосходила идеи Ридигера и Глинки (ниже о содержании этой записки Милютина будет сказано подробнее).

Тем временем военный министр В.А. Долгоруков, удрученный ходом и исходом Крымской войны, в апреле 1856 г. отпросился в отставку. На его место царь назначил генерала от артиллерии Н.О. Сухозанета, командовавшего в конце войны Южной армией. В связи с окончанием военных действий в качестве первоочередных задач военного министра стали перевод войск на мирное положение, возвращение их к местам постоянной дислокации, и, на чем особо акцентировал внимание Сухозанета Александр II, – максимально возможное сокращение военных расходов ввиду больших затрат и потерь, понесенных Россией в войне.

Происходило сокращение состава регулярных войск России: с 1,778 млн человек в 1856 г. до 891,1 тыс. человек в 1861 г.; при этом число нижних чинов снизилось с 1,742 млн человек до 861,8 тыс.[67] В дальнейшем сокращение армии считалось нецелесообразным, в том числе ввиду крестьянских волнений, происходивших от недовольства условиями отмены крепостного права.

Вообще, политико-экономические последствия Крымской войны были огромны. Полуфеодально-крепостническая хозяйственная система России показала свою несостоятельность, низкую экономическую и финансовую эффективность. Затраты на войну приходилось покрывать систематическим выпуском билетов государственного казначейства, внутренними и внешними займами и «займами» (фактическими изъятиями) из государственных кредитных учреждений. Уже к 1 января 1856 г. государственный долг России составлял 533,3 млн рублей, что более чем вдвое превосходило доходы в бюджет за 1855–1856 гг.[68] Дефицит государственного бюджета нарастал. Ежегодный выпуск новой партии кредитных билетов вызывал дальнейшее понижение стоимости рубля, а следовательно, дороговизну товаров и спекуляцию. Золотые и серебряные деньги фактически исчезли из обращения. Дороговизна товаров заставляла министров правительства планировать сверхсметные расходы, что угрожало дальнейшим ростом государственного долга.

Оставался большим военный бюджет. На 1857 г. он предполагался в 117 млн рублей, в то время как после уплаты процентов по государственным займам из общей суммы предполагаемых доходов в 226,7 млн рублей оставались свободными только 41 млн рублей[69]. Естественно, что Александр II поставил правительству задачу вывести страну из затруднительного финансового положения. В апреле 1857 г. он создал специальную комиссию (в составе адмирала А.С. Меншикова, министра иностранных дел А.М. Горчакова и государственного контролера генерала от инфантерии Н.Н. Анненкова), которая разработала меры по частачному сокращению расходов по всем ведомствам, в том числе по военному. Руководителю последнего было запрещено выходить с представлениями о сверхсметных расходах; одновременно военный бюджет снижался: на 1857 г. он составил 101,8 млн рублей, а уже в следующем году – 89 млн рублей[70]. Опережая события, следует отметить, что начиная с 1859 г. бюджет Военного министерства стал вновь постепенно возрастать.

Позже Д.А. Милютин отмечал, что «все меры, предпринимаемые генералом Сухозанетом, имели исключительно целью сокращение военных расходов. То одно, то другое отменялось, упразднялось, убавлялось, и хотя некоторые из этих мер заслуживают полного одобрения, как, например, упразднение военных поселений и сословия военных кантонистов, тем не менее… продолжая идти таким путем, можно было довести государство до полного бессилия, в то время когда все другие государства усиливали свои вооружения»[71].

Примечания

1

Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 31. Ст. 3839, 3840.

2

Столетие Военного министерства. 1802–1902: В 13 т. СПб., 1902. Т. 1: Исторический опыт развития военного управления в России.

3

См., например: Русская военная сила: В 2 т. Изд. 2-е. СПб., 1897; Редигер А. Комплектование и устройство военной силы. 3-е изд. СПб., 1900; Михеев С. История русской армии. СПб., 1903.

4

Кораблев Ю.М. Революционное движение в войсках Петербургского военного округа // Революционное движение в армии в годы первой русской революции. М., 1955. С. 102–177; Андреев A.M. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975; Ионенко И.М. Солдаты тыловых гарнизонов в борьбе за власть Советов. (По материалам Поволжья и Урала). Казань, 1976; Голуб П.А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977; Протасов А.Г. Солдаты гарнизонов в Центральной России в борьбе за власть Советов. Воронеж, 1978; Борьба большевиков за армию в Сибири (1916 – февраль 1918). Новосибирск, 1978 и т. д.

5

Карпеев И.В. Военно-окружной аппарат царской России на службе внутренней политики самодержавия (июнь 1907 г. – июль 1914 г.): Дисс… канд. ист. наук. М., 1987.

6

Ерошкин Н.П. Военно-окружная реформа (1862–1864 гг.): Дисс… канд. ист. наук. М., 1953.

7

Зайончковский П.А. Военные реформы 1860–1870 годов в России. М., 1952; Бескровный А.Г. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1973; Федоров А.В. Русская армия в 50—70-х годах XIX века: Очерки. Л., 1959.

8

Копылов В.А., Милюхин В.П., Фабрика Ю.А. Сибирский военный округ. Первые страницы истории (1865–1917). Новосибирск, 1995; Петербургский, Петроградский, Ленинградский военный округ. 1864–1999. СПб., 1999; Роль Петербургского – Петроградского – Ленинградского военного округа в обеспечении безопасности России: Материалы военно-истор. конференции 15 декабря 1999 г. СПб., 1999; Краснознаменный Приволжско-Уральский военный округ. Военно-исторический очерк. Екатеринбург, 2002; История создания, развития и деятельности штаба войск гвардии и Петербургского – Петроградского – Ленинградского военного округа в обеспечении безопасности России: Материалы военно-истор. конференции. СПб., 2002; Ращупкин Ю.М. Иркутский военный округ во второй половине XIX – начале XX века: формирование, специфика и деятельность. Иркутск, 2003.

9

Московский военный округ. 1864–2002 гг. М., 2002.

10

Головань В.И. Одесский военный округ и его командующие. 1862–1918. Одесса, 1998.

11

Соловьев В.В. Строительство русской армии в последней четверти XIX века. М., 2001; Стратегические решения и вооруженные силы: новое прочтение. М., 2000; двухсотлетие Военного министерства. 1802–2002 гг.: Очерки истории Военного министерства. М., 2003.

12

Бурдужук В.И. Реформы русской армии в 1905–1912 гг.: Дисс… канд. ист. наук. М., 1994; Саксонов О.В. Военные реформы 1905–1912 гг. в России и их влияние на военное искусство: Дисс… канд. ист. наук. М., 1994; Сапрыкин В.О. Военные реформы в политической жизни России, 1907–1914 гг.: Дисс… канд. ист. наук. М., 1995.

13

Десятки таких сборников имеются в фондах военного отдела Российской государственной библиотеки.

14

См., например: Военно-географическое и военно-статистическое описание Кавказского военного округа: В 14 т. Тифлис, 1906–1912; Казанский военный округ. Военно-географическое и военно-статистическое описание: В 4 т. Казань, 1905–1907; Виленский военный округ. Военное обозрение: В 2 т. Вильно, 1876–1877 и т. д.

15

Кренке В.Д. Первые годы интендантства в Петербургском военном округе. 1864–1866 гг. // Русская старина. 1882. № 5–7; Меньков П.К. Записки. СПб., 1898. Т. 1; Грулев М.В. В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о русско-японской войне. СПб., 1908. Т. 1; Геру а Б.В. Воспоминания о моей жизни. Париж, 1969. Т. 1; Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1988; Будберг А.П. Дневник белогвардейца. М., 2001.

16

Милютин Д.А. Дневник. 1881–1882. М., 1950; Пузыревский А. Русская армия перед войной 1877–1878 гг. СПб., 1889; Куропаткин А.Н. Итоги войны. Отчет. Варшава, 1906. Т. 4; Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999. Т. 1–2; Сухомлинов В.А. Воспоминания. М.; Л., 1926; Данилов Ю.Н. Россия в Мировой войне. 1914–1915 гг. Берлин, 1924; Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006; Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907–1916 гг. Т. 1. М., 1924; Половцов П.А. Дни затмения. Записки командующего Петроградским военным округом. Париж, б. г.; Кондзеровский П.К. В Ставке Верховного. 1914–1917. Воспоминания дежурного генерала при Верховном главнокомандующем. Париж, 1967.

17

Дневник государственного секретаря А.А. Половцова. Т. 2. 1887–1892 гг. М., 1966; Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 1; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий. Воспоминания 1881–1914 гг. М., 1997; Александр Иванович Гучков рассказывает… Воспоминания Председателя Государственной думы и военного министра Временного правительства. М., 1993; Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1911–1919. М., 1991; Аемке М.К. 250 дней в царской ставке. М., 2003.

18

См.: двухсотлетие Военного министерства. 1802–2002 гг.: Очерки истории Военного министерства. М., 2003. С. 88.

19

См.: двухсотлетие Военного министерства. 1802–2002 гг.: Очерки истории Военного министерства. М., 2003. С. 88.

20

Зайончковский П.А. Военные реформы 1860–1870 годов в России. М., 1952. С. 21.

21

В 1833 г. существовавший с 1829 г. и составлявший, по сути, общеармейский резерв Отдельный гвардейский корпус был разделен на Гвардейский пехотный и Гвардейский резервный кавалерийский корпуса. Первый состоял из 3 гвардейских пехотных дивизий, гвардейского экипажа, лейб-гвардии саперного и Финского стрелкового батальонов, а во второй входили 3 гвардейские кавалерийские дивизии (кирасирская и 2 легкие) и гвардейская конная артиллерия. См.: Российская гвардия. Страницы истории. М., 2002. С. 44; Военная энциклопедия: В 8 т. М., 1999. Т. 4. С. 204.

22

Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 19.

23

Приложения к историческому очерку развития военного управления в России. СПб., 1902. С. 61.

24

Там же.

25

Бескровный А.Т. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1973. С. 335.

26

Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 25. В период Крымской войны ¹/₃ французской и ¹/₂ английской пехоты были вооружены нарезным оружием.

27

Двухсотлетие Военного министерства. 1802–2002 гг.: Очерки истории Военного министерства. С. 107.

28

См.: Ерошкин Н.П. Военно-окружная реформа (1862–1864 гг.). Дисс… канд. ист. наук. М., 1953. С. 60.

29

Военные реформы императора Александра II // Вестник Европы. 1882. № 1. С. 25.

30

См.: Ерошкин Н.П. Указ. соч. С. 76.

31

Столетие Военного министерства. 1802–1902: В 13 т. Т. 1. Исторический очерк развития военного управления в России. СПб., 1902. С. 381.

32

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 1. Д. 25449. Ч. 3. Л. 57 об.

33

Федоров А.В. Русская армия в 50—70-х годах XIX века: Очерки. Л., 1959. С. 127.

34

Меньков П.К. Записки. СПб., 1898. Т. 1. С. 203.

35

Керсновский А.А. История русской армии: В 4 т. Т. 2. С. 156.

36

Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей. М., 1997. С. 200.

37

Там же.

38

Там же. С. 199.

39

Там же.

40

Меньков П.К. Указ. соч. Т. 1. С. 315.

41

Ерошкин Н.П. Указ. соч. С. 88.

42

Бескровный А.Г. Указ. соч. С. 385.

43

Ушаков Н.И. О состоянии госпитальной части в Южной и Крымской армиях во время войны 1853, 1854, 1855 и 1856 гг. // Военный сборник. 1867. № 5. С. 213.

44

Меньков П. К. Указ. соч. Т. 1. С. 261.

45

Аратобский В. Распоряжения по продовольствию действующей армии в 1853–1855 годах // Военный сборник. 1874. № 1. С. 310.

46

Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России против Турции и западных держав 1853–1856 гг. // Девятнадцатый век. М., 1872. Кн. II. С. 218.

47

Из походных воспоминаний о Крымской войне. Б. м., 1870. С. 247.

48

Обручев Н.Н. Изнанка Крымской войны // Военный сборник. 1858. № 2. С. 435.

49

Цит. по: Керсновский А.А. Указ. соч. Т. 2. С. 160.

50

Меньков П.К. Указ. соч. Т. 1. С. 210.

51

Керсновский А. А. Указ. соч. Т. 2. С. 160.

52

Заметшей артиллериста // Русская старина. 1875. № 11. С. 565.

53

Обручев Н.Н. Изнанка Крымской войны (статья вторая) // Военный сборник. 1858. № 4. С. 433.

54

Пирогов Н.И. Севастопольские письма и воспоминания. М., 1950. С. 31.

55

Ушаков Н.И. О состоянии госпитальной части в Южной и Крымской армиях во время войны… // Военный сборник. 1867. № 5. С. 225.

56

Столетие Военного министерства. 1802–1902. Т. 1. С. 381.

57

Там же. С. 374.

58

Главный штаб е. и. в. фактически был упразднен в 1832 г., однако его название сохранялось (до 1865 г.) для совокупности ряда высших военных должностей и лиц. В мирное время Главный штаб е. и. в. не составлял какой-либо административной инстанции. Он мог действовать только в военное время, причем лишь по особым высочайшим повелениям (состав также определялся ими).

59

Двухсотлетие Военного министерства. 1802–2002 гг. С. 122.

60

С 1814 г. в связи с учреждением попечения об инвалидах войн 1804–1814 гг. именовался «Комитетом, Высочайше утвержденным в 18-й день августа 1814 года», название «Комитет о раненых» получил в 1858 г. (Примеч. авт.).

61

Исторический очерк деятельности военного управления в России в первое двадцатипятилетие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича (1855–1880 гг.): В VI т. СПб., 1879. Т. II. С. 12.

62

Исторический очерк деятельности военного управления в России в первое двадцатипятилетие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича (1855–1880 гг.): В VI т. СПб., 1879. Т. II. С. 383.

63

Там же. С. 28.

64

Приложения к историческому очерку развития военного управления в России. С. 52.

65

Там же. С. 62–64.

66

Приложения к историческому очерку развития военного управления в России. С. 67.

67

Ерошкин Н.П. Указ. соч. С. 126.

68

Блиох И.С. Финансы России в XIX столетии. СПб., 1882. Т. II. С. 21.

69

Там же. С. 34, 35, 37.

70

Блиох И.С. Финансы России в XIX столетии. СПб., 1882. Т. II. С. 195.

71

Российская государственная библиотека (РГБ). Отдел рукописей фонда Д.А. Милютина. Д. 7841. Л. 109.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.