Российский детектив. XX век - Последний 'бизнес'

      Николай узнал Валерия Гельтищева. "С ним, наверно, она в субботу и была", - подумал Николай, и на душе у него стало тоскливо и больно. Ну конечно, вон он как рассказывает, разве Николай так умеет? Может, уйти, пока его не увидели? Нет! И вообще, мало ли с кем Маша разговаривает, это еще ничего не значит. Но Николай тут же почувствовал, что именно этот разговор кое-что и значит.
      Все же он подошел и с подчеркнутым спокойствием сказал:
      - Маша, можно тебя на минутку?
      - Конечно, можно! - поспешно и чуть смущенно откликнулась Маша и, обращаясь к своему собеседнику, добавила: - Извините.
      - Да ради бога! - развел руками тот, бросив на Николая быстрый и иронический взгляд.
      Когда они отошли, Маша оживленно сказала:
      - Как хорошо, что ты пришел. Мне два билета принесли в консерваторию. Там сегодня "Пер Гюнт". Представляешь? Невозможно достать! - И вдруг, смутившись, добавила: - Это Григ, к драме Ибсена, чудесного норвежского писателя. Пойдем?
      Николай заметил ее смущение. "Конечно, ему этого объяснять не надо, - с горечью подумал он. - Сам небось ей и билеты достал. Вот Маша весь вечер и будет нас сравнивать".
      - Я не могу, - сдержанно ответил он. - Ребят искать надо. Помнишь, я тебе рассказывал? Думал, и ты с нами пойдешь.
      Маша огорченно всплеснула руками.
      - Ой, как же быть?
      - Иди уж сама, - улыбнулся Николай. - Потом расскажешь.
      Ему пришлось даже уговаривать, ее, но при этом он не мог избавиться от ощущения, что Маша с облегчением восприняла его отказ. А может быть, ему все это теперь казалось?
      - Ты не сердишься? - ласково и как-то участливо спросила Маша. - Только не сердись. Но я не могу не послушать "Пер Гюнта".
      ...С тяжелым чувством возвращался Николай на завод. Случилось, кажется, самое худшее, чего он все время ждал и больше всего боялся: Маша встретила другого, из "своего круга", как выразилась она сама однажды, рассказывая что-то. Это выражение и тогда больно кольнуло Николая, хотя к нему оно в тот момент не имело никакого отношения.
      Ребята ждали его на остановке троллейбуса. Никто из них не спросил, почему Николай один и где Маша. Они как будто чувствовали, что произошло что-то серьезное, о чем так просто спросить, а тем более пошутить, нельзя. Даже Коля Маленький при всем его нетерпении и любопытстве возмущенно шмыгнул носом, встретив строгий, предупреждающий взгляд Бориса Нискина: "Учить меня будешь чуткости!" Он только деловито осведомился:
      - Значит, для начала - в школу? - И, неожиданно вытащив из кармана шахматного короля, протянул его Николаю: - Я очень извиняюсь, но пришлось украсть...
      - Дай сюда! - ринулся к нему Борис Нискин. - Это, знаешь, как называется?! Да я из-за этого...
      - ...только и кончил, - иронически заключил Таран. - А то бы до утра просидел. Это же надо, а? Психическое заболевание! Мания, так сказать.
      Борис сердито и многозначительно ответил:
      - У каждого своя. Ты бы уж помалкивал, - и, вдруг улыбнувшись, добавил: - Между прочим, смотрите, что Илья делает.
      Все оглянулись на Куклева, который, вытащив записную книжку, погрузился в какие-то вычисления.
      Услышав свое имя, он поднял круглую голову и рассеянно спросил:
      - А?.. Что сказали?..
      Ребята рассмеялись. Даже Николай улыбнулся.
      - Нет, это же удивительно! - насмешливо сказал Коля Маленький. - С одной стороны, вроде "мозговой трест" наш, великий техник, а с другой - боксер. Как это у тебя из головы все мысли не выколотят? Удивляюсь!
      Илья усмехнулся.
      - Наоборот. Крепче вколачивают.
      Перебрасываясь шутками, ребята двинулись по улице.
      Школа была недалеко. И уже через несколько минут показалось ее светлое четырехэтажное здание с громадными окнами.
      Занятия второй смены уже начались, и широкие коридоры были пусты. На площадках лестницы, по которой поднимались ребята, стояли большие аквариумы, висели стенгазеты, таблицы спортивных состязаний, расписания дежурств и уроков.
      В учительской находились несколько преподавателей. Двое из них - худощавый, невысокий старик с седенькой бородкой, в очках и пожилая женщина в скромном коричневом костюме, с сухим, жестким лицом и гладко зачесанными назад волосами - сидели у стола и проверяли тетради. На диване сидели две учительницы. Одна, совсем молоденькая, что-то весело рассказывала полной женщине в пестром платье. Еще один человек, как видно, преподаватель физкультуры, в легком тренировочном костюме, с мячом в руках, изучал висевшее на стене расписание.
      Ребята вежливо поздоровались, и Николай сказал:
      - Мы из народной дружины. Хотелось бы поговорить с классным руководителем шестого класса "Г".
      - Это я, - ответила сидевшая у стола учительница. - В чем дело?
      - Нас интересуют ваши ученики Виктор Блохин и Гоша Савченко.
      - Ах, эта шайка, - вздохнула учительница. - Настоящая бандитская шайка. И главарь у них этот Блохин.
      Коля Маленький не выдержал и спросил:
      - Что, двое - уже шайка называется?
      Учительница неприязненно взглянула на него и ледяным тоном ответила:
      - Их четверо. Они уже второй день уроки прогуливают. Мы устали обсуждать их на собраниях.
      - Этот Блохин, между прочим, необычайно любознательный паренек, - заметил сидевший у стола учитель с бородкой. - И фантазер! Такие, знаете, истории выдумывает, которые с ним будто бы произошли, - заслушаешься! Но шайка - это ужасно! Я просто не знаю... - разволновавшись, он то снимал, то надевал очки. - Это может превратиться... страшно даже подумать...
      - Вечно вы, Игорь Афанасьевич, паникуете, - усмехнулся преподаватель физкультуры. - Ничего страшного. Живые, подвижные ребята, а вот Кузнецов, так тот даже перспективный для спорта. И я слышал, он еще радио увлекается, приемник собрал.
      - Значит, в их компании еще двое? - спросил Николай и вынул блокнот. - Кто же? Я заодно адреса запишу.
      - Одного вам назвали, это Кузнецов, - ответила классная руководительница, - второй - Вербицкий Олег. Семья вполне приличная. Отец - директор магазина, мать - портниха. А вот у Кузнецова - одна мать, отец погиб, в семье трое детей. Ей, конечно, очень трудно. А старший, вот этот, - отпетый хулиган. И понятно! Никакого контроля. Вот их адреса, - она открыла классный журнал.
      Николай записал.
      - Так. Семьи Блохина и Савченко мы знаем.
      - Ну, а что же все-таки случилось? - с интересом спросила молодая учительница.
      - Блохин и Савченко не ночевали дома. Матери прибежали к нам в штаб. Будем искать.
      - Это ужасно! - воскликнул старик, которого назвали Игорь Афанасьевич. - Ну, разве их теперь найдешь? Что не случается в большом городе? Все! Абсолютно все!
      - Ах, Игорь Афанасьевич, вас всегда страшно слушать, сказала сидевшая на диване полная учительница. - Нельзя же так всего - свете бояться!
      - Ну, хорошо, хорошо! Я ничего не говорю, - нервно вертя в руках очки, ответил Игорь Афанасьевич. - Я буду счастлив, если их найдут. Дай бог, как говорится, дай бог! Но я просто-напросто знаю жизнь. Если бы это случилось, скажем, у нас в Кременчуге лет сорок назад... О! Тогда бы...
      - Ну, мы их все-таки найдем, - улыбнулся Николай. - А учатся они, значит, плохо?
      - Отвратительно, - ответила классная руководительница.
      - Нет, почему же! - снова вмешался Игорь Афанасьевич. Вот Блохин, например, у меня по литературе учится совсем неплохо. К сожалению, он увлекается шпионскими книгами. Но вот недавно я им прочел "На смерть поэта". Вы бы видели, как он слушал! У него пылали щеки, а в глазах стояли слезы. Нет, у этого мальчика есть душа! Я знаю, что говорю!
      - Это не мешает ему быть вожаком шайки, - ледяным тоном возразила классная руководительница, и лицо ее стало еще жестче. - А я исчерпала все меры педагогического воздействия на него.
      Игорь Афанасьевич со скептической улыбкой осведомился у Николая:
      - И вы в самом деле рассчитываете их найти?
      - Конечно, найдем.
      - Ну, знаете! - И, пожимая плечами, он развел руки, выражая крайнее сомнение. - Однако допустим. Но потом они могут опять убежать, если им захочется.
      - Сделаем так, чтобы им не захотелось.
      Игорь Афанасьевич недоверчиво покачал головой, потом поднял палец и снова спросил:
      - Вы пойдете к ним домой?
      Николая все больше забавлял этот старик. Как видно, он понравился и другим ребятам, потому что Коля Маленький неожиданно спросил:
      - Не хотите с нами пойти?
      - Кто, я? - удивился Игорь Афанасьевич. - Но... как же так?.. Вот ведь классный руководитель... Ольга Ивановна...
      - Пойдите, пойдите, - охотно откликнулась та. - Я уже сто раз там была. Увидите, кстати, какая душа у этих бандитов. Дома им Лермонтова не читают.
      - Ну, хорошо... я пойду, - продолжая, однако, сомневаться, ответил Игорь Афанасьевич. - Хотя, право... Но все-таки любопытно... Вот и молодые люди тоже. Знаете, их самоуверенность мне даже импонирует...
      Учителя с улыбкой переглянулись. Только Ольга Ивановна осталась невозмутимой...
      Ребята и Игорь Афанасьевич вышли на улицу.
      И тут вдруг Николай с удивлением обнаружил, как незаметно для него самого почему-то начала исчезать скованность, медленномедленно начал таять холодок в его отношениях с товарищами. Николай не стал разбираться в этом радостном ощущении, сейчас было не до того. А главное, ему казалось, что попробуй только он начать разбираться, и это новое, еще совсем зыбкое, почти как мираж, ощущение мгновенно исчезнет. Но необыкновенное чувство облегчения овладело им, и давно, казалось, потерянная уверенность вдруг появилась вновь во всех его мыслях и поступках. Николай сказал:
      - Надо разделиться, чтобы к вечеру всех обойти. А потом решим, что дальше делать. Мы, к примеру, с Тараном и вот с вами, - он обратился к Игорю Афанасьевичу, - пойдем к Блохину и хотя бы вот к этому, Вербицкому. А вы к двум остальным. Старшим будет Борис. Задача такая...
      Слушая Николая, Игорь Афанасьевич снова пожал плечами и развел руками, но теперь это означало уже удивление.
      - Ну, знаете... Вы, я вижу, прекрасный организатор. У вас ясная голова, молодой человек.
      - У нас другого бригадира быть не может, - пояснил Коля Маленький. - Мы очень трудные.
      - То есть в каком смысле?..
      - Ну, по-разному, - в глазах у Коли Маленького мелькнули лукавые искорки. - Этот товарищ, например, просто больной, - он указал на Бориса Нискина, потом повертел пальцем у лба. - Немножко того... на шахматах. Знаете, бывает. А вот этого зовут Таран Василий, он насчет девушек - того!
      - Ты лучше о себе скажи, - сердито заметил Таран.
      - И скажу. Вот только сначала о нем, - Коля Маленький указал на Илью Куклева. - Страшный человек! Кажется, тихий, скромный, да? Но обожает бокс. И вы видите комплекцию? Если стукнет - все, мокрое место! Представляете, как с ним опасно?
      Игорь Афанасьевич засмеялся, из-под очков разбежались к седым вискам веселые морщинки.
      - Да, знаете... а о себе уже можете не говорить, тоже представляю...
      - Я-то что... У нас еще один есть. Так его мы недавно из дружины исключили. Вот трагедия!
      - Если не ошибаюсь... за трусость, да? - в полном смятении неожиданно спросил Игорь Афанасьевич.
      - Вот именно!
      - Позвольте, позвольте! - Старик с интересом и беспокойством посмотрел на Николая. - А вас, извините, не Николаем зовут?
      Игорь Афанасьевич от волнения снял и снова надел очки.
      - Ну что же мы, в самом деле, заболтались? Время-то идет!.. - и он суетливо поглядел на часы.
      Николай пожал плечами, а Коля Маленький, подмигнув товарищам, сказал:
      - Какая известность, а? Вот увидите, скоро еще автографы придется раздавать.
      - Пока известность не очень приятная, - хмуро заметил Илья Куклев.
      Ребята разделились.
      Николай, Таран и Игорь Афанасьевич сели в троллейбус. Ближайшим из двух адресов был адрес Олега Вербицкого.
      Дверь открыла его мать, высокая, представительная женщина в ярком платье с тщательно уложенными белокурыми волосами; глаза ее чуть припухли и покраснели. На груди висела подушечка с булавками.
      - Вы насчет Олега?! - всплеснула руками она, и голос ее задрожал. - Он пропал! Его нет второй день. Вы его будете искать? Ах, умоляю!..
      - Как он вел себя последнее время? Может, говорил что? - спросил Николай.
      - Право, не знаю. Он. очень скрытен, - и, обращаясь к Игорю Афанасьевичу, добавила: - Знаете, в таком возрасте... Вообще вам лучше поговорить с мужем. Воспитанием сына ведает он...
      - То есть как так? - удивился Игорь Афанасьевич. - Это ведь и ваш сын?
      - Ах, я не пользуюсь влиянием, - с улыбкой вздохнула Вербицкая, посмотрев на Тарана. - С отцом они говорят, как мужчина с мужчиной.
      - А где ваш муж? - спросил Николай.
      - Он на работе. В магазине. Черноморская, семнадцать. Здесь недалеко.
      При этих словах Таран невольно вздрогнул: это был магазин, где работала Кира. Не хватает встретить ее там!
      - Лучше вечером еще раз сюда придем, - поспешно предложил он.
      Николай решительно покачал головой.
      - Зачем терять время? Пошли.
      И Тарану ничего не оставалось, как подчиниться.
      Игорь Афанасьевич тоже не возражал. Он теперь с особым интересом присматривался к Николаю. Еще бы! Оказывается, это тот самый парень, в которого влюблена его Машенька. Это ужасно!.. То есть пока не ужасно, но что из этого получится? Он действительно не очень интеллигентен, тут жена права. Но, с другой стороны, он чем-то ему все-таки нравится. Ей-богу! И "что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом"! В последнее время Игорь Афанасьевич все чаще любил повторять этот грибоедовский афоризм. Но надо же - такая встреча! А вчера жена как раз перед сном говорила, что, оказывается, девочка начала критичнее относиться к этому парню. Почему вдруг? Любопытно, конечно. Но что из всего этого получится, лучше не думать. Ужасно просто!
      Этим обычно и заканчивались размышления Игоря Афанасьевича о жизни и людях...
      Большой магазин встретил их шумом и суетой.
      Таран бросил опасливый взгляд на доску с указанием отделов и с облегчением вздохнул: спорттовары находились на втором этаже. Значит, только бы не подниматься на второй этаж.
      Кабинет директора оказался запертым. Пожилая продавщица за соседним прилавком неохотно ответила:
      - В какой-нибудь отдел вышел.
      - Придется подождать, - решил Николай. - Вы бы присели, Игорь Афанасьевич, вот стул. - И, помолчав, не очень уверенно прибавил: - Я вас спросить хотел. Вы ведь литературу преподаете. Вот, например, "Пер Гюнт". Мне бы для начала прочесть его надо. А потом...
      Игорь Афанасьевич удивленно переспросил:
      - "Пер Гюнт"? А почему, разрешите узнать, вы начинаете именно с этого произведения?
      - Так надо, - чуть смутившись, ответил Николай. - Одна знакомая...
      Игорь Афанасьевич сердито перебил:
      - Ваша знакомая, извините меня, ничего не понимает в самообразовании. Начинать надо с другого. Ибсен и Григ! Ну, знаете... Нет, нет! Для начала это слишком трудно.
      - Мало ли что трудно, - упрямо возразил Николай. - А помните "Мартин Идеи"? У меня тоже ночи в запасе есть.
      - Ого! - Игорь Афанасьевич одобрительно, хотя и с некоторым недоверием, улыбнулся. - Вы это серьезно? Что ж, тогда я вас научу читать Ибсена. Но сначала...
      Таран отошел к галантерейному отделу и принялся рассматривать галстуки на вертящемся обруче.
      Неожиданно за его спиной раздался веселый возглас:
      - Вася, приветик!
      Таран как ужаленный оглянулся. Так и есть! Перед ним стояла улыбающаяся Кира. Поверх ее синего халатика был кокетливо выпущен белый крахмальный воротничок кофточки, губы ярко намазаны, глаза подведены. Обеими руками она поправила пышную прическу.
      - Здравствуй, - смущенно ответил Таран, скосив глаза на стоявшего невдалеке Николая.
      Кира лукаво погрозила ему пальчиком.
      - Ты что это зашустрил?
      - Нет, что ты... Просто... по делу мы тут.
      - Кто это "мы"?
      - Да вот с товарищами.
      Кира бросила сияющий, полный любопытства взгляд на Николая.
      - Задушевный друг?
      - Задушевный, - сдержанно ответил Таран.
      - Значит, по делу пришли? А я-то думала, соскучился. По какому же делу?
      - К вашему директору. Сын у него пропал.
      - Что ты говоришь?! - Кира всплеснула руками, и в глазах ее зажглось нестерпимое любопытство. - Мамочка моя, как интересно! А ты знаешь, где он?
      - Кто?
      - Да сам, - и, понизив голос, Кира ехидно прибавила: Он в посудном. Вокруг Верки все вьется. Позвать?
      Воскликнув напоследок: "Ой, мамочка, что делается!", Кира исчезла в толпе покупателей.
      Таран неторопливо подошел к Николаю.
      - Знакомую встретил, - сообщил он. - Сейчас она директора позовет.
      - Видел, - сухо ответил Николай. - Что-то я раньше только не замечал ее с тобой.
      Таран счел за лучшее промолчать.
      Через несколько минут к ним торопливо подошел высокий, представительный человек с пышной шевелюрой, в хорошо сшитом бежевом костюме и зеленом галстуке. Вид у него был обеспокоенный.
      - Вы ко мне, товарищи? Прошу.
      Он отпер кабинет.
      Через минуту Вербицкий уже взволнованно рассказывал:
      - Олег способный, но нервный мальчик. Однако в последние дни он вел себя особенно нервно. Боялся каждого звонка. Я пытался с ним говорить, никакого эффекта! Только дерзит. Переходный возраст!
      - Вот именно, - ворчливо вставил Игорь Афанасьевич. Здесь надо быть особенно чутким.
      - Конечно! - подхватил Вербицкий. - Но я вам скажу о другом. У него подозрительные друзья. Очень отрицательное влияние. Например, Блохин Витька - отпетый разбойник. Олег говорил, что он связан с какими-то взрослыми хулиганами. Даже кличку одного из них называл. Уксус, что ли?
      - Уксус?! - в один голос переспросили Николай и Таран.
      - Да, что-то вроде этого. Вы его знаете?
      - Немного, - ответил Николай и, посмотрев на Тарана, тихо прибавил: - Блохин - Блоха, похоже?
      - Видите, какое окружение? - продолжал Вербицкий. - Вот в таких условиях и воспитывай. А школа палец о палец не ударяет. Кошмар просто! В милицию я уже заявил. Что еще прикажете делать?
      Игорь Афанасьевич сердито ответил:
      - Сейчас приказывать поздно. Проглядели сына.
      - С вашей помощью, кажется, - ядовито заметил Вербицкий.
      Вербицкий все больше распалялся. Полное лицо его раскраснелось, он гневно жестикулировал.
      - Никаких благородных идеалов! Никакой моральной чистоты! Цинизм! Сплошной цинизм даже в отношениях с родителями!.. Я один тут, извините, бессилен!..
      Уже смеркалось, когда Николай, Игорь Афанасьевич и Таран вышли из магазина.
      - Вы, может, домой поедете? - обратился Николай к Игорю Афанасьевичу. - Устали, наверно.
      - Что вы! - обиженно запротестовал тот. - Вовсе не устал. С чего вы взяли? Хочу еще того старика повидать. Как он сына выгнал, не понимаю! Но и этот директор - фрукт, я вам доложу! - он кивнул на магазин.
      - Еще какой! - усмехнулся Таран.
      Переговариваясь, они двинулись по улице.
      - Неужели это тот самый пацан? - вслух рассуждал Николай. - Блохин - Блоха, похоже! Тогда он может и к Уксусу привести.
      - А это кто такой? - поинтересовался Игорь Афанасьевич.
      - Опасный тип. Мы с ним однажды познакомились, - ответил Николай и кивнул на Тарана. - Вот его он ножом угостил.
      - Боже мой! Все-таки как вы так рискуете, не понимаю... Попал бы в сердце и - готово! Или, например, по глазам... На всю жизнь калека.
      - Да нет, он по плечу попал, легко... - махнул рукой Таран.
      - Мало ли что! А вы подумайте, куда он мог попасть! Поразительное легкомыслие! - Игорь Афанасьевич рассердился не на шутку.
      - Мы уже все подумали, - улыбнулся Николай. - Поэтому и надо его быстрее поймать.
      - Ну, знаете... Интересуетесь "Пер Гюнтом", а сами... Не понимаю!.. Где же логика?
      "Положительно этот парень мне нравится, - подумал Игорь Афанасьевич. - Какое-то внутреннее благородство. Кажется, я начинаю понимать Машу".
      Они вышли на улицу Свободы. Николай посмотрел на бумажку с адресом.
      - Октябрьская, двадцать четыре. Теперь недалеко. Постой-ка! - он посмотрел на Тарана. - А ведь там Степка Шарунин живет?
      - Кажется... - неуверенно откликнулся Таран.
      - Не кажется, а точно! М-да... - И Николай пояснил Игорю Афанасьевичу: - Это тот самый парень, которого мы исключили из дружины. И он должен бы знать Блохина...
      Вскоре они подошли к воротам, возле которых на длинных скамейках сидели несколько женщин.
      В глубине большого пустынного двора в одном из домиков жила семья лекальщика Захара Карповича Блохина. Здесь под окнами росли кусты, стояла аккуратная скамейка, ступеньки крыльца и перила были наполовину из свежеоструганных досок, видно, их чинили недавно и добротно.
      Дверь открыл сам хозяин - высокий кряжистый старик, на суровом лице от ноздрей к углам рта пролегли глубокие складки, короткие усы тщательно подстрижены, на широком носу чуть косо держались модные очки в изящной дорогой оправе. Блохин был в старых домашних брюках, косоворотке, на плечи он накинул серый ватник.
      - Мы к вам, Захар Карпович, - сказал Николай. - По делу пришли.
      - Милости просим.
      Блохин провел гостей в большую, опрятно прибранную комнату. Над круглым столом, покрытым клеенкой, свисала лампа под большим оранжевым абажуром. У стенки стояло пианино, напротив широкая кровать с кружевным подзором и горой подушек.
      Над ней висели фотографии, а в стороне - гитара с красным бантом на грифе. На другой стене Николай заметил несколько почетных грамот под стеклом.
      Дощатый крашеный пол был чисто подметен. На окнах стояли горшки с фикусами и кактусами, в них бугрилась черная, щедро политая земля.
      В комнате появилась высокая, под стать хозяину, опрятно одетая старушка с открытым и добрым лицом, но сейчас омраченным какой-то горестной заботой; темный платок прихватывал ее седые волосы.
      За ней из соседней комнаты вышла молодая женщина. В ней Николай сразу узнал мать Витьки Блохина, прибегавшую к ним в штаб.
      - Хозяйка моя Полина Осиповна, а это Ксеня, невестка, представил женщин Блохин, и те приветливо поклонились.
      Но за внешним спокойствием всех троих угадывались тревога и напряженность, царившие в доме.
      Невольно вздохнув, Николай сказал:
      - Мы к вам насчет внука, Захар Карпович.
      Блохин нахмурился и, бросив сердитый взгляд на невестку, зло и как-то мстительно произнес:
      - Напрасно стараетесь, товарищи дорогие. Нашелся уже. Отец родной пригрел.
      - Нашелся?! - с изумлением воскликнули Николай и Таран.
      А Игорь Афанасьевич возбужденно прибавил:
      - Боже мой, так почему же они домой не явились? В школу не ходят?
      - Почему? - угрожающе переспросил Блохин и неожиданно с силой стукнул кулаком по столу. - А потому, что я подлеца на свет произвел! Такого подлеца, что свет не видывал! Вот я вам, люди добрые, сейчас покажу, какую он мне писульку сегодня подкинул.
      Он тяжело поднялся и шаркающей походкой направился в соседнюю комнату. Все молча, не шевелясь, ждали его возвращения.
      Через минуту Блохин пришел с письмом, опустился на стул и, хмурясь, стал доставать из конверта небрежно сложенный лист бумаги. Все заметили, как дрожат у него руки.
      Развернув бумагу, он поправил очки, секунду всматривался в письмо, потом резко протянул его Николаю:
      - Не могу я эту подлость еще раз перечитывать. На, читай сам. Вслух читай!
      Николай взял письмо и громко, спотыкаясь на неразборчивых буквах и словах, прочел:
      - "Батя, вы меня из родного дома выгнали, поперек жизни и воззрений моих стали. Нрав свой деспота и тирана проявили в отношении родного сына. Уж извините за такую не то рецензию ваших мыслей, не то откровенность с моей стороны. Но этот несчастный случай отложился поучительным уроком в моей жизни. С волками жить - по-волчьи выть. Извольте теперь обеспечить мою поломанную судьбу. Потрясите себя и любезных моих братцев-врагов и достаньте денег, сколько я перед уходом просил, и барахла-вещичек. А без этого я вам Витьку не верну, поскольку он у меня от гнева вашего и сумасбродства скрывается. Ну, а меня вам не найти, хоть всю милицию на ноги ставьте. Остаюсь ваш несчастный сын Семен".
      Николай в полной тишине торопливо дочитал письмо до конца, потом поднял голову и со сдержанным негодованием спросил:
      - Выходит, он родным сыном торговать решил?
      - Ну, знаете... - растерянно проговорил Игорь Афанасьевич.
      Старик Блохин вытащил из кармана большой пестрый платок, снял очки и промокнул глаза.
      - Нет, вот вы мне скажите, - горестно обратился он к Игорю Афанасьевичу. - Человек вы ученый, молодому поколению воспитание даете. Откуда эдакая... ну, пакость, что ли, в семействе заводится? Три сына у нас, погодки. Вместе росли. Достаток один, и воспитывали одинаково, никого мы с матерью не выделяли, всем поровну и ласка, и забота, и строгость. В школу одну ходили, во дворе одном гуляли. И вот на же тебе! Двое гордостью моей стали, утешением и радостью, а этот позором! Выродком! Проклятьем вечным! Двое в люди вышли; один инженер, коммунист, цехом командует. Вот, между прочим, очки мне эти фасонные зачем-то прислал, - смущенно прибавил Блохин и с прежней болью продолжал: - Второй у нас - сталевар знатный, орденоносец. И люди спасибо мне за них говорят, о них в газетах пишут. А этот честным трудом жить не желает, все налево ловчит, все в мутной водичке ловит. Спекуляцией, темными делишками промышляет. От законной жены к другим бабам бегает...
      - Не ловили вы его на этом, батя! - захлебываясь в слезах, перебила старика Ксения. - Со свечой над ним не стояли!..
      - Цыц! - прикрикнул на нее Блохин и, как бы извиняясь за ее слабость, прибавил: - Ей, конечно, тяжело такое выслушивать. А мне каково? - грозно спросил он. - Каково этот позор выносить? Так вот я вас и спрашиваю, откуда это берется?
      Игорь Афанасьевич минуту молчал, нервно теребя бородку, потом снял очки и, вертя их в руках, с трудом заговорил:
      - Это очень сложный вопрос. Признаюсь, я над ним не раз задумывался. На мой взгляд, вот в чем тут дело. Но это только на мой взгляд! Есть еще один фактор, влияющий на формирование человека, который мы не учитываем. Это, извольте видеть, характер, с которым человек рождается. Это не "лист белой бумаги", как утверждают некоторые ученые педагоги. А если и "лист", то разного качества, и "чертить" на нем надо разными способами. А что такое характер, с которым человек рождается? Это наследственность! Она может быть легкой и тяжелой, благоприятной и неблагоприятной, даже опасной. Негодяем человек, конечно, не рождается, но какие-то чер^ ты характера, заложенные в нем, если их не учесть при воспитании, могут сделать человека негодяем. А мы детей своих воспитываем одинаково, подсознательно предполагая, что они у нас тоже одинаковые. А ведь они разные. И те, другие двое, оба хорошие, но тоже разные. Верно ведь?
      - Ну, ясное дело, разные, - задумчиво ответил Блохин.
      - Вот именно, - все больше увлекаясь, говорил Игорь Афанасьевич. - А раз так, то и воспитывать детей, даже в одной семье, надо по-разному, и это, я вам доложу, целая наука. Ведь вот рождаются люди, например, музыкантами или техниками. Спрашивают: "Откуда такие способности?" Говорят: "Or природы". Но ведь бывают люди мягкие, задумчивые, а бывают резкие, жесткие, решительные, деятельные. Откуда они такие? Тоже от природы. То есть рождаются уже с такими задатками. Хотя здесь и воспитание играет роль. Оно может исправить, улучшить характер, может, порой невольно, его ухудшить.
      - Выходит, наша это беда - Семен-то? - тихо спросил Блохин.
      - И ваша и не ваша, потому что не умеем, не знаем еще многого в этой сложной науке. - Игорь Афанасьевич покачал головой, потом бросил взгляд на Николая и добавил: - У меня вот одна дочь, а и то я ее порой не понимаю.
      - Да-а, - тяжело вздохнув, произнес Блохин. - Умные слова вы сказали. Но сейчас думать надо, как Витьку у него отобрать, не дать парню таким же подлецом стать, как отец. О господи!..
      Игорь Афанасьевич согласно кивнул головой.
      - У внука вашего наследственность сложная. Есть что-то хорошее. Это я, как учитель, заметил. Но я же и многое очень плохое проглядел. Только сейчас вы мне глаза открыли.
      - Где теперь ваш сын живет? - решительно спросил Николай. - Мы с ним сами поговорим. Будьте спокойны.
      Блохин горько усмехнулся.
      - Если бы знать! Я уж через милицию справки наводил. Нигде не значится. Думал, он в другой город подалея. Ан вот тебе...
      - А друзей, приятелей его знаете? - продолжал допытываться Николай.
      - У него, милый, такие друзья, что их небось только милиция знает. А честным людям они не открываются. Да и имени у них нет, все клички. И у моего-то, я ненароком слышал, тоже кличка имеется. Дай бог память... - он нахмурился, вспоминая. - Король бубен, вот! Тьфу, пакость какая!
      - Король бубен? - не веря своим ушам, переспросил Таран.
      Николай покосился на него и, в свою очередь, спросил: А ты что, встречал такого?
      - Нет... так, знаешь, слышал, - смущенно ответил Таран, сам внутренне замирая и пугаясь сделанного им открытия.
      Николай внимательно, как бы оценивающе, посмотрел на товарища, потом обернулся к Блохину и твердо сказал:
      - Найдем мы этого Короля. Весь город поднимем, но найдем...
      Было уже совсем темно, когда они вышли от Блохиных.
      Прощаясь, Игорь Афанасьевич сказал Николаю:
      - Не понимаю. Как это вы можете так ручаться, что найдете? Случай, конечно, ужасный! Страшно подумать, что будет, если мальчик там останется. Но так ручаться...
      - Надо найти, а раз надо - сделаем! - убежденно ответил Николай.
      - Ну, знаете... - Игорь Афанасьевич по привычке пожал плечами и развел руками, выражая крайнее сомнение, - я бы на вашем месте...
      Николай весело рассмеялся.
      - Что вы, Игорь Афанасьевич! Зачем вам на наше место? А мы тогда куда?