Инспектор Лосев (№6) - Круги по воде

— Чего же так, в лесу-то? — спросила она, опускаясь на табуретку по другую сторону стойки.

— Служба, — ответил Виталий. — Человека одного ищем.

Женщина соболезнующе покачала головой.

— Надо же… А что за человек-то?

— В среду ночью к вам в деревню пришёл. Ночевал у кого-то.

— Чужой, что ли?

— Ага…

— Не было у нас тут чужих. А то бы знала. Это вы вчера на машине приехали, мальчишек наших возили?

— Мы…

Виталий ел жадно и в ответ только кивал головой. Потом вдруг вспомнил, как мама обычно говорила ему за ужином: «Не набивай так рот, это неприлично», — и усмехнулся.

— Что смеётесь? — спросила женщина. — Не верите? Мой-то — здесь бригадир. В четверг на рассвете. Как раз все дома обходил насчёт коров. Не было у нас чужих в деревне, уж я вам верно говорю.

Виталий, нахмурясь, допил своё молоко.

А потом в чайной появился Углов. Пробираясь между столиками, он еле успевал пожимать тянувшиеся к нему руки.

— Моё почтение, Иван Кириллович… Привет, Ваня… Садись, подвинемся… Ваня, сюда давай!.. — неслось отовсюду.

Углов, видно, был личностью популярной и уважаемой.

— Здравствуйте, Иван Кириллович, — просияла женщина, когда Углов добрался до стойки. — Уж чем вас угостить, не знаю?

— Ставь, Дуняша, беленькую, — весело ответил Углов.

— Знаю я вашу беленькую, — засмеялась та, доставая бутылку с молоком. — В товарище вашем только обозналась.

Полчаса спустя Виталий и Углов сидели на скамейке около чьей-то избы и обсуждали создавшееся положение.

— Дворы тут наперечёт все знаю, — говорил, покуривая, Углов. — Два-три непутёвых мужика есть, конечно. Через «Труд» все пропивают. Знаем их.

— А связи у кого с городом? — спросил Виталий. — С кем может Булавкин тут дружить?

— Связи?.. — задумчиво повторил Углов. — Связи, конечно, есть. Вот, к примеру, у Буракова дочка в городе работает. Приезжает с мужем. У Анашина брат тоже.

— Где этот брат работает?

— Брат-то? На электродном.

Виталий насторожённо взглянул на Углова. А тот, вздохнув, добавил:

— Непутёвые, между прочим, братцы. На выпивку слабы. И сразу драться лезут. Каждое воскресенье тут с ними хлопоты.

— Сегодня как раз воскресенье.

— Пока вот тихо.

— А знаешь что? — предложил Виталий. — Давай-ка заглянем к ним, а? Все-таки и Булавкин с электродного.

— Можно, — согласился Углов и, критически оглядев Виталия, добавил: — Только сперва надо тебе того… — он сделал неопределённый жест руками, словно лепя чего-то в воздухе. — Пошли к бригадиру. Свояк он мне.

В доме бригадира их встретили шумно и радостно. Ребятишки с воплем повисли на Углове. Сам хозяин, огромный и усатый, с утра одетый по-воскресному, в белой рубашке с галстуком, читал у окна газеты за всю неделю сразу. Очки косо и неудобно сидели на его широком носу. Он долго тряс руку Виталию.

— Рад. Душевно рад, — гудел он довольным басом. — Гостями будете…

Когда Углов объяснил, зачем они пришли, вокруг Виталия началась суматоха.

В конце концов отмытый и выбритый, в чистой рубашке, отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках, раскрасневшийся от смущения, он вышел на улицу вслед за Угловым.

Подбежавший к ним уже знакомый Витька, захлёбываясь, сообщил, что приезжали две машины с собакой. И «газик» на буксире приволокли. Мотор у него целый, но дяденька говорил, что сел аккумулятор. А потом все в город уехали, а одна машина стоит у чайной.

Пришлось сначала идти туда.

Солнце уже перевалило за полдень, когда Виталий и Углов подошли наконец к дому Анашина.

Хозяина на месте не оказалось.

— В город уехал, — сказала его жена, высокая, бледная женщина с суровым лицом. — Дома-то у него занятиев нет.

— Что ж брат-то не приехал? — спросил Углов.

— Да уж третье воскресенье в городе гуляют, — сердито ответила женщина, вытирая об фартук мокрые руки.

— Дозвольте зайти, поговорить, — сказал Углов.

— Милости просим. На стол только подать нечего. С моим обормотом только бы с голоду не подохнуть.

— Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, — вздохнул Углов, проходя в избу.

На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.

Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.

На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.

Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:

— Сидайте, пожалуйста.

— Хозяин-то у вас рыбачит? — спросил Виталий.

— Когда трезвый, — хмуро ответила женщина. — Да больше Егорка этим занимается. Братан его.

— Один?

— Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.

— Кого же рыбачить?

— Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы — труха, а не люди, — и, вздохнув, добавила: — Егорка-то судимый у нас.

— А кто же приезжал, звать-то как? — осторожно спросил Виталий.

— Звать-то? Уже не помню.

— Вспомните, Пелагея Федоровна, — попросил Углов.

Женщина задумалась, перебирая складки фартука на коленях.

Виталий, охваченный непонятным беспокойством, встал, прошёлся по комнате, потом снова опустился на стул.

— Кажись, Евгений Иванович звали, или Евгений Петрович… — неуверенно произнесла, наконец, хозяйка, не отрывая глаз от своего фартука.

Виталий бросил тревожный взгляд на Углова.

— Та-ак, — чуть хрипло протянул он и откашлялся, — Евгений Петрович. Значит… рыбачить, говорите, приезжал?..

— Рыбачить, — не поднимая головы, кивнула женщина и, подумав, добавила: — Молчаливый такой был, усталый, все хмурился…

Виталий, не выдержав, снова стал расхаживать по комнате, стиснув зубами пустую трубку.

— Ну, а пить кто с ним приезжал? — спросил Углов, беспокойно следя за Виталием.

— Пить-то? — переспросила женщина и тяжело вздохнула. — Да Васька его, кто же ещё, — и, заметив, что Виталий остановился перед рамой с фотографиями, кивнула на неё. — Вон они с Егоркой рожи-то свои выставили.

— Где? — обернулся к ней Виталий.

Женщина тяжело поднялась со стула. Подойдя к фотографиям, она вытащила одну из них и протянула Виталию.

— Вот они. А назаду Егорка потом уже пьяный приписал.

И потому ли, что она протянула её Виталию перевёрнутой, или он, беря, сам её перевернул, но прежде всего ему бросилась в глаза корявая надпись на обороте: «Два друга — метель и вьюга».

А с фотографии на него глянули два лица. Одно незнакомое, худое, с тонкими, сжатыми губами, нос с горбинкой, тёмная чёлка падает на глаза, и те смотрят дерзко, с прищуром. А другое лицо странно-знакомое, мясистое и угрюмое.

В это время Углов спросил:

— А что, Пелагея Федоровна, в прошлую среду, ночью, не забредал к вам никто чужой?

— В среду-то? — женщина беспокойно повела плечами. — Не-ет. Чужих у нас не было в среду.

— А может, вы спали, да не слышали? Антон впустил.

— Это он сроду не услышит. Завсегда пьяный спит. И Егорка такой же. А я… господи! Забыла уж, когда и спала спокойно.

Пока они говорили, Виталий неотрывно смотрел на фотографию. Потом спросил:

— А как этого Васьки фамилия, не знаете?

— Васьки-то? — женщина повернулась в его сторону. — Как не знать. Носов его фамилия.

— Носов?! — ошеломлённо повторил Виталий и снова перевёл взгляд на фотографию.

«Два друга — метель и вьюга»…

Все оборачивалось непонятно и странно.

ГЛАВА VII

ЧАША ВИНЫ И ЧАША БЕДЫ

Вечером в номер ввалился Виталий, запылённый, усталый, в чужой рубашке.

При виде его Игорь, скрывая радость, иронически воскликнул:

— Кого я вижу! Это тот самый московский пижон Лосев?

— Остри дальше, — ответил Виталий, плотоядно глядя на бутылки с молоком, колбасу и прочую снедь на столе. — Остри, пока я не наемся. А то на двоих тут не хватит.

— Ну, я все понимаю. Но с кого ты снял рубашку? И что это такое — кража или грабёж?..

Впрочем, Игорь, обеспокоенный чудовищным аппетитом друга, вовремя спохватился и кинулся спасать то, что ещё можно было спасти. Он и сам весь день ничего не ел и только что пришёл, расставшись с Небоговым.

Когда первый приступ голода был утолён, Игорь спросил:

— Ну, кто первый будет докладывать? Я полагаю, начинать надо с младших. Докладывайте, товарищ Лосев.

— Ты хоть в двух словах скажи, что узнал? — взмолился Виталий. — Я пока в себя приду.

— В двух словах? Ну, ладно. А ты давай умойся, И, ради бога, сними чужую рубашку.

— Слушаюсь!

Пока Виталий плескался под умывальником, Игорь, развалившись рядом на стуле и сбросив ботинки — он тоже изрядно устал за этот день, — рассказал о беседе с Черкасовым, о встречах с Олешковичем, Симаковым и Небоговым.

— Этот Славка отличный парень. А его сестра…

— Ага, есть, значит, и сестра, — насмешливо вставил Виталий, как уж извиваясь под рукомойником.

— Да. Очень строгая учительница. Хотя и рыжая. Брата во как держит. — Игорь потряс в воздухе кулаком.

— Но тебя это все, конечно, не испугало?

— Есть некоторый опыт. Так вот. Проводив Славку, я отправился к ней. Да! Самое главное! Их соседом оказался Носов! Представляешь?

— М-м-м… — изумлённо промычал Виталий, продолжая с ожесточением намыливать лицо и шею и потому будучи не в силах произнести что-либо более членораздельное.

— Так вот, — продолжал Игорь. — Оказалось, что Носов брал у неё одолженную им Черкасовым машинку. Причём брал с разрешения самого Черкасова. Понимаешь?

Виталий на секунду замер с зажмуренными глазами, потом стал торопливо смывать с лица мыло.

— Выходит, Носов напечатал те анонимки? — спросил он, уже вытираясь. — А Черкасов…

— Вот именно. Хотя мне тут далеко не все ясно, — задумчиво покачал головой Игорь. — У меня будут к ним кое-какие вопросы. И вот ещё что. Один человек бывал у Носова особенно часто. К сожалению, Леля не знает, как его зовут, — и торопливо объяснил: — Леля — это сестра Небогова.

— Я понимаю, — скромно отозвался Виталий. — Просто Леля. Без всяких там официальностей.

— А, брось ты! — Игорь нетерпеливо махнул рукой. — Так вот. Человек этот — молодой, худощавый, узкое лицо, нос с горбинкой, чёлка падает на глаза…

— Анашин!.. Егор Анашин, — сказал Виталий, усмехнувшись. — Близкий друг. «Два друга — метель и вьюга».

— Это ещё что такое? — удивился Игорь.

— А то, что мы с тобой с двух концов подошли к одной точке. Вот это работа! Я тебе потом все расскажу.

— В общем, надо браться за этого Носова вплотную.

— Знаешь, — мечтательно произнёс Виталий. — Мне все это напоминает известную детскую игру. Сначала было холодно, потом теплее, ещё теплее… Сейчас становится уже горячо. Но где спрятана вещь — я пока понять не могу. Хоть убей. Вот слушай теперь, какие у меня достижения.

Виталий принялся рассказывать.

— …Из этих двух братцев опаснее кажется Егор. Пелагея Федоровна сказала так: «Мой-то дурак, а вот Егорка у нас судимый».

— Мужья всегда кажутся глупее других, — философски заметил Игорь. — Так что это не аргумент.

— Тебе, конечно, виднее, — согласился Виталий, пряча усмешку. — Дальше. К ним приезжал Лучинин. Два раза. Рыбачить. Понимаешь? В последний раз незадолго до смерти.

— Один? Без приятелей? Что же это за рыбалка?

— Это, брат, была, видно, очень грустная рыбалка. По-моему, Женька просто искал уединения. Ведь на него уже все свалилось в то время. И грозил суд.

— Понятно. Но все-таки, куда же девался Булавкин? — медленно произнёс Игорь. — И кто там, в машине, был с ним? Ведь кто-то из них пришёл в деравню, раз собака привела.

— В том-то и дело! Но чужой в деревню не приходил… Чужой… А? — Виталий вопросительно посмотрел на Игоря. — Это мысль.

— Да. Надо проверить.

В это время кто-то торопливо постучал в дверь их номера.

Игорь быстро поднялся. Виталий устремился было за ним, но, опомнившись, стал поспешно натягивать рубашку.

Игорь щёлкнул замком.

На пороге стояла худенькая женщина-администратор в синем халате.

— К телефону вас!.. — запыхавшись, сообщила она. — Москва!

Игорь бросился по тёмному коридору к лестнице. «Алла, — мелькнуло у него в голове. — Неужели с Димкой что-нибудь? И я ни разу не позвонил, не написал».

Охваченный беспокойством, он поспешно схватил лежащую на столе трубку:

— Да!.. Алло!.. — закричал он. — Слушаю!..

Сквозь шум и треск разрядов к нему пробился голос телефонистки:

— Сейчас будете говорить. Не кладите трубку… Алло, алло, Москва! Говорите!.. Товарищ Откаленко? — раздался, наконец, далёкий и почему-то знакомый голос.

— Да, да! Кто говорит?

— Мацулевич. Здравствуйте, милый мой.

— О-о! Григорий Осипович! Здравствуйте! — с облегчением воскликнул Игорь. — Как там у вас дела?

— А вот слушайте. Забодали мы тут комиссию к чертям собачьим. Представьте, этот Кобец, её председатель, оказался по образованию гидролог! И в нашем деле, как говорится, ни уха ни рыла. Один апломб! А я, знаете, когда с такими нахалами сталкиваюсь, сам становлюсь нахалом. Пошёл к министру. А что? Ведь не за себя прошу, в конце концов.

— С чего же там все началось, Григорий Осипович? Почему комиссию послали?

— Вот, вот! Тоже небезынтересно! Началось с анонимного письма. Я его своими глазами видел.

— На чьё имя?

— На имя замминистра.

— А Кобец — это кто?

— Его референт. Все как нарочно.

— Интересно…

— Вот именно, милый мой. Вот именно!

— А Кобец раньше бывал на заводе?

— Не скажу, не знаю.

— Узнайте, Григорий Осипович. И с подробностями, если можно. И ещё вот что, — Игорь на секунду задумался. — Нельзя ли нам это анонимное письмо выслать?

— Постараюсь. Все постараюсь. Ну, а у вас, батенька, как?

— У нас то же самое светит, Григорий Осипович.

— Превосходно! Просто превосходно!

Они простились. Игорь тут же заказал новый разговор с Москвой. Его одолевали угрызения совести, которые терзали его, пока он бежал к телефону.

Разговор обещали не раньше, чем через час, и Игорь, предупредив дежурную, отправился к себе.

Виталий, в новой рубашке и галстуке, выбритый, в сверкающих ботинках, задумчиво расхаживал вокруг стола, сунув руки в карманы и дымя зажатой в зубах трубкой.

— Тебе сейчас только скрипку, — насмешливо сказал Игорь.

— Я вот думаю, — серьёзно произнёс Виталий, не отвечая на шутку. — Этот Анашин…

— Сначала, может быть, сообщить, кто звонил?

— Я догадываюсь, — галантно раскланялся Виталий.

— На этот раз вы ошиблись. Звонил Мацулевич… — Игорь передал свой разговор с ним и вдруг озабоченно нахмурился. — Ах да! Надо позвонить Томилину. Он же собирает данные о Носове. И тебе и мне нужно. А завтра утром мы с тобой опять разлетимся.

Игорь снова спустился к телефону. Вернувшись, он объявил:

— Все. Через час будет. Ну, давай теперь думать.

Игорь устроился на диване. Виталий с трубкой в зубах продолжал кружить по комнате. Потом остановился перед Игорем.

— Ты, конечно, заказал разговор с Алкой?

— Ага.

— Мне бы, в сущности, говоря, тоже надо было бы.

— В чем дело? Заказывай. И некоторые родствен ники, надо полагать, уже уехали. Так что не исключено, что по тебе скучают.

— Сначала кое-что обдумаем.

— Давай.

— Понимаешь, — Виталий снова загорелся. — Существуют три формы страха. Первая — это астеническая форма. Когда человек начинает паниковать и космысленным поступкам не способен. Это, так сказать, трус по натуре. Но у шестидесяти процентов людей существует нормостеническая форма страха. При этом у них снижается осмысленность поведения, но разумные поступки не исключаются. Наконец, третья форма — стеническая. Люди, обладающие ею, при любой опасности проявляют повышенную находчивость и выдержку, ощущают прилив сил, боевое возбуждение.

— Ну, это у тебя, конечно, — вставил Игорь.

— Дело сейчас не во мне. Я вот думаю, Анашин — трус. Если так, то при любой опасности он начнёт паниковать. И разумного поступка не совершит. Отсюда и линия поведения с ним завтра.

— Только все-таки поточнее выясни, может быть, он вовсе и не трус. А вот мне завтра предстоит Носов… Этот наверняка не трус. И разговор будет серьёзный.

Вскоре пришёл Томилин, большой, сутулый, в синем плаще и кепке. Поздоровался он, как всегда, коротко и хмуро, потом с шумом снял свой негнущийся, словно из жести, плащ.

— Ну, как там Носов? — спросил Игорь, когда Томилин опустился на стул и сильными пальцами размял сигарету.

— Кое-что уже сам знаешь, — коротко усмехнулся Томилин. — Насчёт соседей и по работе.

— Ишь, — засмеялся Игорь. — Ты, оказывается, и о нас материал собрал. Ну, давай, чего мы не знаем.

— Так, значит, — начал Томилин. — Носов Василий Павлович, год рождения тысяча девятьсот двадцать второй. Прописан… Ну, это ты знаешь. По работе характеризуется плохо. Это ты тоже знаешь.

— Однако оставлен в должности, — заметил Игорь.

— Именно, — Томилин многозначительно поднял палец. — Говорят, даже квартира обещана.

— Ну, ловок, — усмехнулся Виталий.

Томилин, не ответив, уже другим тоном продолжал:

— Одного его дружка я установил. Это…

— Анашин? — быстро спросил Виталий.

— Точно. И это знаете? Ну, а дальше, значит, так. До нас в Ленинграде работал. На том же заводе, что и Лучинин. За год до него сюда перебрался. Выходит, встретились старые знакомые.

— Ты подумай! — воскликнул Виталий. — Вот это уж действительно интересно!

— Надо немедленно туда запрос послать нашим товарищам, — сказал Игорь. — Прямо по спецсвязи.

Томилин кивнул головой.

— Завтра передадим. Теперь дальше. Ухаживал за Филатовой. Проходу, говорят, не давал. Это ещё до Лучинина было. Однако отворот получил. Ну, что ещё? За три дня до смерти Лучинина в командировку уехал, на Чеховский завод. Вернулся через неделю. В вечер, когда Булавкин пропал, был в клубе на концерте. Видели его там. Вот и все пока насчёт Носова.

— Та-ак, — протянул Игорь. — Немало, прямо скажем. А? — он поглядел на Виталия.

— Кое-что есть, — согласился тот. — Можно использовать.

— Вот завтра и попробуем, — Игорь с силой потёр руки.

Но тут его позвали к телефону. «На проводе» снова была Москва.

— Пусть Алка моим позвонит, — сказал ему вслед Виталий. — Все, мол, в порядке, жив-здоров, — и, обращаясь к Томилину, добавил: — Ох, и денёк же у нас завтра будет! Чует моя душа…

Утром, придя в горотдел, Игорь заперся в кабинете Томилина. Надо было подготовиться к встрече с Носовым. Виталий прав. Наступил момент, когда стало «жарко». И теперь ошибиться нельзя.

Игорь придвинулся к столу и произнёс вслух:

— Давайте познакомимся с товарищем Кучанским, тем более, говорят, что это во парень, — и он поднял большой палец.

Перелистав телефонный справочник, Игорь набрал номер телефона прокуратуры.

Разговор был коротким.

— Еду, — сказал Игорь и, улыбнувшись, поправился: — То есть иду. Всё масштабы путаю.

Вернувшись от Кучанского, он отдал короткое распоряжение насчёт Носова и поднялся к себе.

Игорь снова перечитывал протоколы допросов, свои записи, акт ревизии, материалы прокуратуры, письма. Потом, спохватившись, посмотрел на часы. Нет, время ещё есть. Носов придёт часа через два.

Итак, какие улики против этого Носова? Собственно говоря, только одна: анонимные письма, которые он печатал на машинке Черкасова. Улика, прямо скажем, слабая. Носову ничего не стоит отказаться. Ведь машинка может побывать в руках у кого угодно. А других улик пока нет. Но есть подозрения. На чем они основаны? На общей отрицательной характеристике Носова. На его бесспорной вражде к Лучинину, тут поводов хватало. На дружбе с Анашиным. Очень перспективная линия. Хотя она тянет куда-то в сторону. Ею сейчас занимается Виталий. Что ещё? Наконец, прямые угрозы в адрес Лучинина. Да, оснований для подозрений вполне достаточно. Но только для подозрений. Как же в таком случае построить этот первый допрос? Какую здесь выбрать тактику? Пожалуй, надо предоставить возможность высказаться Носову, не вступая с ним в полемику. Надо усыпить его бдительность. И ещё: использовать фактор внезапности. Изобличать Носова, наступать на него рано. Наоборот, не настораживать, не вызывать тревоги. Но и чтобы не было сплошного покоя.

Многое зависит от того, что за человек Носов, какой у него характер. Игорь вспомнил фотографию, которую показывал ему вчера Виталий, вспомнил, каким он увидел Носова там, в приёмной у Ревенко. Кажется, неглуп, кажется, не трус и совсем не возбудим. Кажется, кажется… Но каков он на самом деле? Это надо будет разгадать сразу, как только начнётся допрос, по первым же его ответам, по его тону, по манере вести себя.

И вот ещё что надо иметь в виду. Носов печатал анонимные письма. Это ясно. Но мог ли он сам их составить? Мог ли он сам подобрать факты? Плохо верится. Он же малограмотный человек, этот Носов. А если так, значит… кто-то ему помог. К кому-то он обратился за помощью. Не побежит ли к нему Носов за помощью и за советом теперь? Это многое осветит. Но тогда придётся встревожить Носова, испугать его. А это ещё делать рано. Как же поступить? Хорошо бы все-таки, чтобы он побежал.

Игорь долго ломал себе голову над предстоящим допросом, формулировал вопросы, устанавливал их очерёдность. Он чувствовал: от этого допроса многое зависит, очень многое.

Итак, решено. Допрос не должен быть спокойным и ровным. Необходимы спады и пики напряжения. Не забыть о Филатовой. И о Булавкине. Интересно, что скажет о нем Носов. Ведь оба собирались «закопать» Лучинина. Если то письмо писал Булавкин, конечно.

Незаметно текло время. Игорь увлечённо работал. И когда зазвонил на столе телефон, он даже вздрогнул от неожиданности.

— Привет, товарищ Откаленко, — услышал он, сняв трубку. — Это Савельев из прокуратуры.

— А-а, Юрий Сергеевич! Так я вас жду.

— Не могу, — сокрушённо ответил Савельев. — Зашиваюсь. Проводите допрос сами. Потом все обсудим.

— Слушаюсь. А насчёт экспертизы по Булавкину не забыли? Она нам срочно нужна.

— Ну что вы! К вечеру будет готова. Её, кстати, проведёт эксперт из вашего областного управления.

Они простились. Савельев спешил и нервничал. Дело Лучинина свалилось на него так неожиданно, что он не успевал закончить находившиеся у него в производстве другие дела.

Вскоре дежурный доложил, что пришёл Носов.

Игорь торопливо собрал со стола бумаги, подтянул галстук и даже зачем-то причесался.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Игорь.

На пороге появился невысокого роста, коренастый человек в синей шёлковой тенниске, обтягивавшей могучую волосатую грудь, и в модных, узконосых ботинках. На мясистом, угрюмом лице прищуренные глаза смотрели на Игоря спокойно, почти сонно.

— Вы, что ли, вызывали? — грубовато, но миролюбиво спросил Носов, останавливаясь в дверях.

— Я. Заходите, — коротко ответил Игорь.

«Приоделся, — отметил он про себя. — И конечно, приготовился. И все преимущества пока на его стороне. Ну, поглядим».

Носов не торопясь пересёк комнату и опустился на стул.

— Закуривайте, Василий Павлович, — предложил Игорь, подвигая к нему сигареты. — Московские. И давайте побеседуем. Кое в чем поможете нам разобраться.

— Это можно, — солидно произнёс Носов, вытаскивая толстыми пальцами сигарету из придвинутой пачки.

— Мы тут уже беседовали кое с кем из ваших. Наверно, слышали?

— А чего ж? Слышал.

— Ну вот и отлично. О результатах ревизии на заводе вам тоже, конечно, известно. Как считаете: все там верно?

— Начальству виднее, — усмехнулся Носов. — Ему за это платят.

— Это точно. Но, я думаю, вы не всегда были согласны с начальством?

В глазах Носова мелькнула насторожённость.

— Это почему? — спросил он.

«Так, забеспокоился», — отметил про себя Игорь.

— Да вот, к примеру, — продолжал он. — Читал я тут акт ревизии. Там, между прочим, сказано, что Лучинин передал Барановскому комбинату бросовое, утильное оборудование.

— Не утильное оно было, — возразил Носов. — А самое что ни на есть годное. Скажут тоже…

— Вот видите? — живо подхватил Игорь. — Лучинин утверждал, что оно утильное, а вы не согласны. Так?

— Не согласен. Он, может, ещё чего утверждать будет.

— Он уже ничего больше утверждать не будет, Василий Павлович, — с неподдельной горечью возразил Игорь.

— Ну да, это я к слову сказал, — хмуро поправился Носов. — Ясное дело, не будет, раз помер.

«Так, так, пойдём, милый, на спад, — подумал Игорь. — Слишком тревожить тебя пока не следует».

— А вот насчёт его изобретения, — снова спросил он, — вы слышали? Будто бы заводские чертежи он Барановскому комбинату продал?

— Это уж мне неизвестно, — с явным облегчением ответил Носов. — Не касается это меня.

— А что же вас касается из того акта?

— Вот про то оборудование — это да. Известно. Или вот, допустим, деньги кое-кому платил зря. Это тоже знаю. Ругались люди.

— Какие же люди?

Носов задумчиво почесал затылок.

— Кто их знает. Разве запомнишь?

— Ну, приятели-то у вас на заводе есть?

— Какие там приятели, — махнул рукой Носов. — Дерьмовый там народ, я вам прямо скажу.

«Ишь ты, — подумал Игорь. — Совсем ты у меня, милый, видно успокоился».

— Ну, не все же, — возразил он. — Вот, допустим, Филатова?

И снова Носов забеспокоился, даже заёрзал на стуле и, жадно затянувшись, неохотно ответил:

— Женщина, конечно, видная. Но тоже… — он махнул рукой. — Доверия к ней нету, я скажу.

— Почему ж так?

Носов враждебно усмехнулся.

— Заносится больно. Начальство одно ей подавай. Да повыше. На нашего брата и не смотрит.

— Это знакомо, — в свою очередь, усмехнулся Игорь.

«Создадим контактик», — зло подумал он. И Носов сразу уловил этот «контактик» и, не сдержавшись, тем же тоном добавил:

— Без этого жить никак не может. Не один, так другой.

«Кого же он имеет в виду? — подумал Игорь. — Ну, один — Лучинин. А другой? Ах ты подлец!»

— Уж не ваш ли главный инженер? — снова усмехаясь, спросил он.

— И этот там пасся, — зло ответил Носов. — Говорили люди… — Однако спохватившись, тут же добавил: — Он ещё, я так скажу, ничего. Что почём понимает.

«А ты, оказывается, дипломат, — подумал Игорь. — С живым начальством отношений портить не хочешь».

— Ну, это все ладно, — сказал Игорь. — А вот бухгалтерия ваша расчёты ведёт правильно?

— Охрипнешь с ней ругаться, с бухгалтерией этой. Пока чего докажешь, семь потов сойдёт. Роешься, роешься в этих нарядах, будь они неладны…

«Роешься?..» — насторожился Игорь и безразличным тоном спросил:

— Зачем же рыться? Сами находить должны.

— Они найдут. Пока их носом не ткнёшь, ничего не будет.

— Та-ак. Ну, спасибо. Это важное обстоятельство. А Булавкина вы знаете? Что это он у вас там учудил?

Носов, видимо, совсем успокоился и вошёл в роль помощника.

— Это, я так скажу, парень бедовый. Чего хочешь учудит. Сегодня он, допустим, машину угнал, а завтра и ещё чего похуже надумает.

— Или вчера.

— Чего это? — не понял Носов.

— Или уже учудил чего похуже, говорю.

— Может, — охотно согласился Носов и деликатно вмял окурок в пепельницу. — Ему любая статья ни почём.

«Смотри, как он дружка топит», — удивился про себя Игорь.

— Что ж он такое мог сотворить, как думаете, Василий Павлович? — доверительно спросил Игорь, нажимая на возникший «контактик».

— Чего? Да мало ли! Парень-то ушлый. Мог, к примеру, и кражонку залепить, и хорошего человека замарать с ног до головы. Он такой у нас, Сергей-то.

«Вот тебе и раз, — ещё больше удивился Игорь. — На анонимки намекает. С головой решил утопить. Почему бы это?»

— И водилось это за ним?

— Говорили люди, — уклончиво и многозначительно ответил Носов. — Но за рукав, я так скажу, никто не поймал. А не пойман не вор, говорят. Вот когда найдёте, помотайте.

«Я гляжу, ты разошёлся, — подумал Игорь, — и жаргончик соответствующий появился. Пора кончать спад».

— Его ещё найти надо, — вздохнул он. — А у вас самих как с новым начальством отношения, не жалуетесь?

— Я-то? — в маленьких глазах Носова опять мелькнула насторожённость. — Да нет. Чего мне жаловаться? Зря людей не пачкаю.

«Так, так, — говорил себе Игорь. — Ещё нажмём. Ты у меня, милый, побежишь, если у тебя где-нибудь советчик есть».

— Это верно, — согласился он. — Зря пачкать не следует. Ну, а если не зря?

— Чего это? — опять не понял Носов, но на этот раз только сделал вид, что не понял, тут Игорь мог поручиться.

У него были так натянуты нервы, он так напряжённо вслушивался в каждую интонацию Носова, так ловил его реакцию на каждое своё слово, что ошибиться было немыслимо: Носов притворился, что не понял, он хотел выиграть время. Но этого времени сейчас нельзя было ему давать. Первая их встреча подходила к концу, и кончить её надо было так, чтобы Носова встряхнуть, чтобы затряслись у него нервы и чтобы он не выдержал потом, когда уйдёт отсюда.

И Игорь, резко меняя тон, многозначительно спросил:

— Вы случайно никаких сигналов не подавали? О беспорядках или о чем ещё похуже, писать не приходилось?