Инспектор Лосев (№6) - Круги по воде

— Это сейчас неважно, — мягко перебил её Виталий. — Сейчас самое важное — факты. Он больше ничего не сказал?

— Нет, — она грустно покачала головой. — Мы очень мало с ним говорили в последние дни.

— Как он был одет, когда ушёл?

— Плащ, коричневый, «болонья». Кепка… я забыла, какая кепка, — вдруг с отчаянием произнесла она.

— Неважно. Что ещё?

— Ещё? — переспросила Лучинина. — Ещё сапоги.

— Сапоги ведь стоят в передней?

— Это другие.

— В котором часу он ушёл?

— Уже смеркалось. Часов в девять, наверное, или в десять.

— А приехал домой с работы когда?

— Около семи. Это для него очень рано. Но была пятница. Поэтому.

— Вы случайно не заметили, он приехал или пришёл?

— Заметила. Я стояла на балконе и… ждала его все-таки, — Ольга Андреевна проглотила подступивший к горлу комок.

Виталий подумал: «Сколько страданий может вынести человек, даже самый крепкий? Есть ведь, наверное, предел?»

— Он приехал на машине, — тихо продолжала Лучинина, разглаживая складки скатерти на столе. — Его привёз этот мальчишка…

Она прикусила губу.

— Спасибо, Ольга АндрееЕна, — тоже тихо сказал Виталий. — Все. Я пойду. Вы не беспокойтесь.

Но она проводила его до двери.

Следующий день был воскресенье.

— Есть предложение, — сказал Виталий за завтраком. — Пойдём к реке, на мост, — и задумчиво прибавил, глядя куда-то в пространство. — Там, видно, неплохо думается, если Женька туда ходил.

— Принято, — сказал Игорь.

Они вышли на залитую солнцем, но ещё по-утреннему прохладную и безлюдную улицу и двинулись в сторону реки.

Воскресный город ещё только просыпался.

На небольшой, пустынной площади, возле горсовета, друзьям отдал честь дежурный милиционер. Видно, узнал. Потом их обогнал белый новенький «Москвич».

Потемневшие от времени двух — и трёхэтажные каменные дома с бесконечными вывесками на фасадах уже привычно сменились деревянными, маленькими, отгородившимися от улицы низенькими заборами, зеленой стеной кустарника и фруктовых деревьев. Яблони в этот год бурно плодоносили, тяжёлые ветви их свешивались чуть не до земли, и хозяева подпирали их палками,

Улица незаметно взбиралась в гору.

Друзья шли молча. Виталий сосал свою трубку. И ! каждый знал, о чем думает другой. В белых рубашках, без галстуков, они чем-то неуловимо были схожи между собой — высокий, лёгкий, светловолосый Виталий и коренастый, смуглый неторопливый Игорь, старший лейтенант и капитан, оперативные работники милиции, сыщики, как говорили в старину. Глядя на них со стороны, трудно было это предположить. Инженеры, спортсмены, журналисты — это пожалуйста, Но сыщики…

Река открылась внезапно — широкая, спокойная, искрящаяся на солнце. И тропинки, весело петляя, устремились к ней по широкому откосу. Возле густых ив, недалеко от берега, стоял белый «Москвич». Оттуда, с реки, доносились чьи-то возгласы, смех, плеск воды.

Виталий и Игорь сбежали по откосу и двинулись вдоль густых зарослей ив и кустарников.

— Купаются, — завистливо сказал Виталий, поравнявшись с машиной, — им, конечно, хорошо…

На старом, потемневшем от времени мосту было безлюдно и тихо. Внизу еле слышно плескала вода, сквозь её прозрачную, чуть рябоватую поверхность было видно далёкое дно, тяжёлые камни, освещённые солнцем, стайки рыбёшек между ними.

— Сильное здесь течение, — заметил Виталий, облокотившись на перила и вглядываясь в водяные струи под мостом.

— Да, серьёзная река, — кивнул Игорь.

— По мосту Женька ходил один, — задумчиво сказал Виталий, — Это точно. Куда же делся Анашин?..

— М-да, — неопределённо буркнул. Игорь, закуривая.

Он бросил пустой коробок и стал смотреть, как его подхватило течение и, кружа, вынесло из-под моста.

— Где ж твоя зажигалка? — спросил Виталий.

— Потерял, — досадливо ответил Игорь, — Когда возился с этим чёртом Анашиным. Хорошая была зажигалка…

Он ещё больше перегнулся через перила и стал рассматривать чёрные, мокрые, заросшие мохом опоры моста.

— И вообще, — продолжал рассуждать Виталий, — зачем ему был нужен этот Анашин? Непонятно… Если собрался на рыбалку, должен был ехать в Пожарово. А тут какая рыбалка? И при чем тогда Анашин?..

Пока он говорил, Игорь перелез через перила и, уцепившись руками за настил моста, повис над рекой, потом ловко обхватил ногами толстую опору и соскользнул по ней чуть не к самой воде.

— Ты чего это? — удивлённо спросил Виталий, перегибаясь через перила.

— Тут была цепью привязана какая-то лодка, — глухо ответил Игорь, внимательно разглядывая соседнюю опору. — Её здорово рвало течением…

— Цепью?! А ну…

Виталий спустился вниз.

Потом, когда, они выбрались снова на мост и отряхивали мокрые, перепачканные брюки, Виталий, слегка запыхавшись, спросил:

— Как думаешь, эксперт сможет установить, та это цепь или не та? Отпечатки ведь очень ясные?

— Во всяком случае, надо попробовать, — рассудительно ответил Игорь. — Думаю, можно. А пока едем в Пожарово. Сейчас же. Мы и так с этим делом задержались.

— А ордер?

— Потревожим товарища прокурора, — усмехнулся Игорь. — И товарища эксперта тоже. Как её зовут, я забыл?

— Оксана Владимировна. Капитан милиции и почтённая мать семейства. В воскресенье даже неудобно тревожить.

— Ничего. Сейчас важно не второе её качество, а первое. И тут она, бедная, ко всему уже, наверное, привыкла. Пошли.

— Пошли, — энергично подхватил Виталий.. — Углова надо будет прихватить. А понятые найдутся, на месте. Вот только как быть с ней? — он покосился на заинтересовавшую их опору. — Если, бы её выпилить…

— Ты что, рехнулся? — сердито спросил Игорь. — Придётся экспертам повозиться на месте.

— Ну, завтра мы дадим бой, — усмехнулся Виталий.

Они чуть не бегом вернулись в город.

…Однако бой грянул только через два дня. Собственно, это даже не было боем. Как выразился потом Виталий: «такие боя не принимают, чуть что, они просто уползают и ждут своего часа».

В кабинет к Кучанскому вошли все вместе: Игорь, Виталий и Томилин. Там ещё никого, кроме хозяина, не было. Кучанский пожал руку каждому и сказал:

— Присаживайтесь. Устроим небольшое совещание. Дело серьёзное. Сейчас подойдут…

Кучанский не успел кончить. В кабинет шумно, по-хозяйски вошёл Раскатов, а за ним Савельев.

— Здравствуйте, товарищи, — зычно произнёс Раскатов, пожимая всем руки, потом, крякнув, опустился на диван. — Ну что ж, начнём, Андрей Михайлович?

— Сейчас, — ответил Кучанский, берясь за телефон.

Последним вошёл Роговицын, даже не вошёл, а как-то совсем неслышно проскользнул в дверь, так, что Виталий в первый момент его даже не заметил.

— Здравствуйте, уважаемый коллега, — произнёс над его ухом Роговицын, протягивая маленькую, сухую руку.

При этом он не улыбнулся. Узкое, морщинистое его лицо с ввалившимися щеками было неразличимо в подробностях, только блестели стекла очков в толстой оправе, и сквозь них нельзя было уловить выражение глаз. Потом щуплая его фигура в сером костюме сразу метнулась куда-то, и Роговицын опустился на стул в углу кабинета.

— Начнём, — сказал Кучанский и повернулся к Игорю. — Прошу, товарищ Откаленко, доложите нам материалы по делу.

Игорь поднялся, держа в руках папку с бумагами.

Говорил он медленно, веско, взвешивая каждое слово.

— …Вот результаты последних экспертиз, — сказал он наконец. — Биологической, по исследованию пятен в лодке. Ещё одной биологической, по исследованию пятен на одежде подозреваемого, изъятой в доме его брата в Пожарове. Последняя экспертиза оказалась очень сложной. Пятна были тщательно замыты. Но при обработке люминолом они ярко засветились в темноте, — Игорь положил на стол перед Кучанским акты экспертиз и продолжал, перебирая бумаги: — Вот протокол опознания, протокол нового допроса Носова. Вот акт трассологической экспертизы следов лодочной цепи. Эксперты и тут провели большую работу, надо признать,

— Что бы мы вообще без них делали, — вставил Виталий.

— Шагу без них не ступишь. Вот так, — веско добавил Раскатов, словно осуждая кого-то.

— Ваши выводы ясны, — сказал Кучанский. — И требование тоже. Что скажете вы, Павел Иосифович?

Роговицын потёр рукой большой морщинистый подбородок и спокойно, чуть иронично произнёс:

— На этот раз наши молодые коллеги представили нам не ощущения и воспоминания, а факты. Я их поздравляю. Некоторую скороспелость отдельных выводов мы, надеюсь, поправим в ходе дальнейшего следствия. Их версия…

— Это уже, извините, не версия, — резко заметил Виталий.

— …их версия, — ровным голосом повторил Роговицын, — довольно перспективная. А с окончательными выводами, как подсказывает опыт, спешить никогда не следует. Надо ещё поработать.

— Вы считаете возможным удовлетворить требование товарищей? — спросил Кучанский.

— Повторяю: надо ещё поработать. К сожалению…

— К сожалению, — подхватил Кучанский, — у Павла Иосифовича в производстве сейчас очень много дел. И поэтому, — он обернулся к Игорю, — нам пришлось выделить другого следователя.

Видимо, это было совсем не то, что собирался сказать Роговицын, потому что он резко опустил голову и посмотрел из-под очков на Кучанского, тонкие губы его сжались, и он холодно процедил:

— Как будет угодно.

— А ваше предложение, — как ни в чем не бывало продолжал Кучанский, — полагаю, следует принять. Ваше мнение, Юра? — он поглядел на Савельева.

— Необходимо принять, — кивнул в ответ тот.

— Профессор Очаков в субботу вернулся, — сказал Томилин. — И он согласен.

— Прекрасно, — ответил Кучанский. — Завтра осуществим эксгумацию и повторную медицинскую экспертизу, — он снова обернулся к Савельеву. — Как вы формулируете вопрос к ней?

— Есть ли на теле Лучинина прижизненные повреждения, которые могли привести к летальному исходу, — сурово сказал Савельев.

— Согласен, — Кучанский слегка прихлопнул ладонями по столу. — Я думаю, все, товарищи.

Виталий и Игорь вышли на улицу первыми. Вскоре к ним присоединились Раскатов и Томилин. Все вместе направились в горотдел.

— Эх, — вздохнул Виталий. — Если бы этот профессор Очаков был хоть на десять лет помоложе. Семьдесят три года — это же надо…

Все промолчали. Только Раскатов загадочно усмехнулся.

На следующий день, под вечер, часов около пяти, Виталий, тщательно завязав галстук на новой рубашке, до блеска начистив ботинки и проверив, как ложится на них складка собственноручно отглаженных брюк, отправился в медицинский институт, к профессору Очакову.

Всего лишь час или полтора назад оттуда позвонили, сообщив, что акт экспертизы готов и можно его получить, причём лично у профессора, так он велел передать.

Было решено, что за актом отправится Виталий. Он нервничал в этот день больше всех. Кроме того, но мнению Раскатова, Виталий должен был произвести в институте впечатление. «Свой брат учёный, — усмехаясь, сказал он. — Папаша тоже профессор».

И вот Виталий, еле сдерживая волнение, вышел из гостиницы к поджидавшей его машине.

Шумные и длинные институтские коридоры, пёстрые ленты стенных газет, бесконечные объявления и списки на стенах, мельканье белых халатов, острый запах скипидара, спирта, лекарств, обдававший его около дверей лабораторий, — все это пронеслось мимо сознания Виталия, пока Он расспрашивал, где можно видеть профессора Очакова.

И вот, наконец, перед ним оказалась высокая белая дверь, кафедры и синяя, табличка с фамилией профессора на ней. Виталий на секунду остановился и перевёл дыхание.

Профессор Очаков оказался громадным человеком с красным лицом и седыми запорожскими усами, эдакий былинный богатырь в белом халате и белой шапочке на голове. Громовой его голос наполнил весь просторный кабинет, когда он поздоровался с Виталием. При этом Очаков так сжал ему руку, что, Виталий только, подумал: «Боже ты мой, каким же он был десять лет назад!»

Но ещё оглушительнее было впечатление от акта, который вручил ему профессор: «Прижизненное повреждение черепа с неизбежным летальным исходом…» «Повреждение нанесено металлическим остроугольным предметом, который, в силу его специфичности и специфичности самого ранения, можно идентифицировать».

— Вот какая картина, голубчик, — прогремел Очаков; хлопая Виталия по плечу громадной, шершавой от спирта ладонью. — Видал-миндал? Притащишь этот предмет — определю. Он вот какой должен быть, гляди. Дай листок, — обратился Очаков к кому-то из своих.

У Виталия с непривычки заложило в ушах от его оглушительного баса.

— А я, голубчик, этого парня знал, — продолжал греметь, Очаков. — Ого! Орёл был! И тут, голубчик, убийство.

Совершенно оглушённый, Виталий вернулся в горотдел и поднялся по лестнице в кабинет Томилина. Там он: наконец пришёл в себя и протянул акт Игорю.

— Ну, профессор… — выдохнул он. — Это же… — и, не находя, слов, он только в восхищении развёл, руками.

Анашина. допрашивали только на следующий день. За это время. Виталий ещё дважды побывал у профессора Очакова.

Допрос вели вместе Виталий и следователь прокуратуры Савельев, ему и предстояло потом заканчивать дело.

— Ну, Егор, — сказал Виталий холодно и строго, даже как-то безжизненно, столько сил ему стоило намертво зажать все свои чувства, — слушай меня внимательно и спасай все, что ещё можно спасти в твоей судьбе.

И, видно, в голосе его было что-то такое, отчего разом сдуло наглую ухмылку, с какой Анашин вошёл в кабинет. И он неуверенно произнёс:

— Что ж, начальник, выкладывай. Только дай сперва закурить.

Виталий придвинул к нему сигареты.

— Теперь выкладывать будешь ты, все до конца, — предупредил он. — И помни: суд учитывает чистосердечное признание. Сейчас для тебя это очень важно.

— Знаем, знаем, — пробормотал Анашин, жадно затягиваясь. — Учёные…

— Ну тогда отвечай на первый вопрос: ты был знаком с Евгением Петровичем Лучининым?

— Не помню такого.

— Не помнишь? Вот показания Пелагеи Федоровны. Ты с ним два раза приезжал к ним. Хватит?

— Хватит. Был знаком.

— Так. Кто тебя познакомил?

— Не помню.

— Опять не помнишь? Хорошо. Вот показания Носова. Будешь читать?

— Буду, а как же.

Анашин медленно прочёл протокол допроса.

— Вспомнил. Он познакомил. Любил тот рыбачить.

— Так и пишу. Только твои «не помню» пропускаю, не выгодно это тебе, Егор, — предупредил Виталий и задал новый вопрос: — С лодки рыбачили вдвоём?

— Не помню, — упрямо повторил Анашин, закуривая новую сигарету.

— Вот показания Антона. Будешь читать?

— Буду, — и через минуту добавил: — С лодки. Вдвоём.

Виталий пристально посмотрел на Анашина.

— Что ж, Егор, так каждый шаг тебе и доказывать? Сам ничего признавать не будешь?

— Не буду. Так и доказывай.

— Гляди. Тебе решать, конечно. Только предупреждаю: на основе одних твоих личных признаний суд тебя никогда не осудит. Нужны факты, улики. Но если они имеются, тогда твои признания нужны больше тебе самому, чем суду. Ты меня понимаешь?

— Учёный… — зло пробормотал Анашин, не поднимая головы и продолжая жадно курить.

— Хорошо. В пятницу двенадцатого июля, когда тебя видели с Лучининым, ты днём взял лодку у Антона?

— Не помню. Давно было, — нервно усмехнулся Анашин.

— Вот показания Антона. Вот Пелагеи Федоровны. Хватит?

— Ну, может, и брал. Что с того?

— Значит, брал. И куда поплыл?

— Не помню.

— Так…

Виталий сам не понимал, откуда у него берётся это дьявольское терпение.

— Ты поплыл в город, Егор. И привязал лодку под мостом цепью. Следы от этой цепи остались. Вот акт экспертизы. И Тебя в тот день видели на лодке возле моста. Недалеко купались люди. Ты их мог заметить. Они приехали на белом «Москвиче». И они подплывали к мосту. Вспомнил теперь?

— H-нe помню…

Анашин, прищурившись от дыма, со злобой, пристально посмотрел снизу вверх на Виталия. Его начинало трясти от нараставшего напряжения.

— Это уже неважно, — ответил Виталий, встречаясь с ним взглядом. — Вспомнишь потом.

Анашин, не выдержав, первым отвёл глаза.

— Вечером, — продолжал Виталий, — ты встретился с Лучининым. И вы пошли к реке…

— Не пошли! — крикнул, выпрямляясь, Анашин.

— Глупо отрицать. Вас же видели. Ты помнишь ту девушку?

— А я!.. Ничего не знаю!.. Понял?! И катись ты!..

Анашин весь напрягся, подался вперёд, схватившись побелевшими пальцами за край стола, словно готовясь прыгнуть на Виталия. Его трясло от ненависти. И тут Виталий не выдержал.

— Что?! — крикнул он. — Хочешь кинуться?! Хочешь ударить?! Как Лучинина?! Вот этим?!

Он рывком выдвинул ящик и швырнул на стол перед Анашиным тускло блестевший кастет.

Анашин отпрянул в сторону, опрокидывая стул. Глаза его расширились.

— На твоей куртке кровь, понял?! — отчеканил Виталий. — В лодке тоже. Это не твоя кровь. И не Антона. Это кровь Лучинина…

На Анашина было страшно смотреть. Лицо его посерело. Он снова подался вперёд и, кажется, действительно сейчас готов был броситься на Виталия. Его трясло так, что слышно было, как стучат зубы, тупым мелким стуком, словно быстро дробя что-то.

— Назад, Анашин! — вскакивая, крикнул Савельев.

В этот момент в кабинет вошёл Раскатов. Появление нового человека неожиданно подействовало на Анашина. Словно вдруг лопнула какая-то перетянутая струна в нем, какой-то главный нерв.

Он упал на стул, запрокинув назад голову, и казалось, острый его кадык пропорет кожу на горле. Глядя в потолок и словно видя там что-то, Анашин с усилием выкрикнул:

— Не хотел!.. Не хотел!.. Я пугнуть… хотел! Вот и вдарил!… вдарил… — повторил он упавшим голосом.

Перед его взором внезапно проступила столько раз-снившаяся ему по ночам страшная минута на мосту, над чёрной водой, когда высокий, в плаще, Лучинин гневно бросил ему: «Ты, парень, видно, много худого сделал. Подумай, хорошо подумай. Зверем ты, кажется, ещё не стал». Но Егор уже готов был на все, он помнил слова Васьки: «Закопает он нас с тобой когда-нибудь. Он много чего про нас знает». И в тот вечер, на мосту, во тьме, Егор нащупал в кармане кастет. И крикнул: «Врёшь! Говори, чего знаешь! Говори, Ну!..» И ещё: «Бери к себе на завод, а то…» Вот тогда Лучинин и ударил Егора по роже. И сам отвернулся. Он не в себе был. Это потом Егор понял. А в ту минуту он кинулся на Лучинина. Сзади… А потом в лодку стащил и на середине реки вывалил.

Раскатов открыл дверь в коридор, где стояли встревоженные криками Анашина милиционеры конвоя.

— Увести — властно приказал он.

Виталий молча приблизился к столу, взял в руки кастет и долго смотрел на острые выступы на нем и до блеска отполированные изнутри кольца.

— Самоделка, — сказал, подходя, Савельев.

Виталий не слышал.

На следующее утро Раскатов сказал Игорю:

— Значит, так. Звонил Коршунов.

— Из Москвы?

— Нет, милый. Из Ташкента. Сказал, чтобы немедленно выезжали. Вот так.

— В Ташкент? — ахнул Виталий, чувствуя, как забилось сердце.

— Да нет, в Москву.

— А почему немедленно?

— Сказал: «Дело есть».

— Интересно… — протянул Игорь. — Значит, вылетаем сегодня.

— Точно, — согласился Раскатов и посмотрел на Томилина.

— Самолёт через час двадцать, — сказал тот. — Билеты заказаны.

— А Коршунов в Ташкенте, — сказал Виталий, ни к кому не обращаясь.

И никто ему не ответил. Слова повисли в воздухе, как непонятный и тревожный аккорд.

— Ну, все, Викентий Петрович, — сказал Игорь, — Командировка наша закончена.

Раскатов шумно вздохнул, провёл ладонью по ёжику седых волос, потом твёрдо и громко произнёс:

— Сам вижу, что все. Убийца найден, изобличён, чего же ещё.

Виталий досадливо покачал головой.

— Нет. В этом деле есть ещё кое-что не менее важное. И не только для нас, но и для многих других.

Раскатов поднял одну бровь.

— Это как понимать?

— А так, — запальчиво ответил Виталий, — Никогда бы Женька не встретился с Анашиным, никогда бы не ездил с ним, если бы душа у него была на месте. Вот что! Вы подумайте! Один негодяй — один! — а сколько он сумел причинить бед!

— Выходит, урок надо извлечь, так, что ли? — усмехнулся Раскатов.

— Вот именно, — убеждённо ответил Виталий и принялся раскуривать свою трубку, потом поднял голову и добавил: — Урок на всю жизнь.

РЫСС ЕВГЕНИЙ

КНИГИ АРКАДИЯ АДАМОВА

В повести «Круги по воде» вы прочли о том, как работники розыска, советские сыщики, распутывают хитросплетённую сеть, тщательно разбираясь в каждой улике, проверяя каждую версию, постепенно и уверенно нащупывая запутанные следы.

Вероятно, вы почувствовали достоверность героев повести, реальность их мыслей, рассуждений, поступков.

Вы верите им потому, что они такие, как в действительной жизни, потому, что автор повести Аркадий Адамов со многими из них знаком, часто встречался, иногда при обстоятельствах интересных, но нелёгких.

Лет пятнадцать или двадцать назад тема борьбы с уголовной преступностью практически отсутствовала в нашей литературе. Деятельность милиции в этой области считалась делом не заслуживающим большого внимания, делом, о котором и писать-то не стоит.

Сейчас мы знаем, что работа уголовного розыска героична, необходима, что она связана с важнейшей проблемой воспитания и перевоспитания людей, что она останется необходимой на немалый ещё отрезок времени.

Одни из первых писателей, который понял это и уверенно посвятил себя описанию трудной и опасной работы уголовного розыска, был Аркадий Григорьевич Адамов. Первую свою детективную книгу «Дело пёстрых» он отнёс в одно из крупнейших наших издательств. Сейчас странно читать письмо, полученное А. Адамовым из этого издательства.

«Обывателя, которого обокрали, — писала редакция, — не жалко, а следовательно, и работа Коршунова по расследованию дела неинтересна». Следует вспомнить, что под презрительным словом «обыватель» подразумевался почтённый, заслуженный мастер завода Никанор Иванович Амосов, у которого, как почему-то не заметил автор письма, не только украли вещи, но и убили дочь.

Я не называю издательство, потому что там уже не работают люди, писавшие это письмо, и издательство выпустило за последние годы, немало книг о борьбе с уголовной преступностью. Однако вспомнить о былых предубеждениях и ошибочных взглядах порой бывает полезно.

В «Деле пёстрых» рассказывается о шайке преступников, совершавшей тяжёлые уголовные преступления, об упорной борьбе с ними работников розыска. Целая галерея людей проходит перед нами: от молодых ребят, впутавшихся в уголовщину по слабости характера, по боязливости, по тысяче, у каждого своих, особенных причин, в результате многих случайно сложившихся обстоятельств, до матёрых преступников, которые я не думают отказываться от преступлений.

В «Деле пёстрых» рассказывается о работниках уголовного розыска, только что пришедших в розыск, и о «стариках» с большим опытом и знанием своего трудного дела. Они ведут напряжённую борьбу против рецидивистов, напряжённую борьбу за споткнувшихся, за тех, кто случайно стал на путь преступлений, кого ещё можно вернуть к честной жизни. Борьбу эту работники угрозыска ведут коллективно, вооружённые всей современной техникой, вооружённые умом и доблестью.

Здесь мы впервые встретились с молодым лейтенантом, только что пришедшим на работу в милицию, Сергеем Коршуновым. Мы встретимся с ним позже во многих книгах Аркадия Адамова. Вы увидели его и в повести «Круги по воде», уже подполковником, уже мастером розыска, руководителем молодёжи, готовым, несмотря на высокое звание, покинуть кабинет в министерстве, лететь на помощь своим работникам.

Убеждённость Аркадия Адамова в серьёзности и важности своего материала и своей темы оправдалась.

В 1956 году роман напечатал журнал «Юность», и в этом же году его выпустило издательство «Молодая гвардия».

Роман, неоднократно переиздавался. О романе в те годы много говорили. Киностудия «Мосфильм» поставила картину «Дело пёстрых», и картина долго не сходила с экрана.

Двумя годами позже вышла книга А. Адамова «Чёрная моль» — увлекательная повесть о раскрытии хищений на меховой фабрике. Ещё через три года — «Последний бизнес». Ещё через два года — «Личный досмотр» — о работе таможенников. В 1965 году — «След лисицы», в 1966 году — «Стая», в 1968 году — «Со многими неизвестными». Аркадий Адамов твёрдо определил свою тему и уверенно разрабатывает характеры работников розыска, современных советских сыщиков.

Зачинатель мировой детективной литературы Эдгар По впервые ввёл в галерею литературных образов сыщика Огюста Дюпена. Дюпен раскрывает сложнейшие преступления точными логическими умозаключениями. Исследование места действия, скрупулёзное собирание улик: мало интересуют Дюпена. Немногих данных ему достаточно, чтобы логическим путём прийти к неоспоримым выводам. Верный последователь Эдгара По — Конан Дойль заставил своего Шерлока Холмса значительно более тщательно собирать улики, но оставил на первом месте железную логику сыщика. Эркюль Пуаро, постоянный герой Агаты Кристи, тоже добирается до истины главный образом путём неожиданных умозаключений, в сущности говоря, интуитивных озарений. Всех этих писателей очень интересно читать, но к реальным условиям раскрытия преступлений их герои имеют весьма отдалённое отношение. Сейчас на вооружении работников розыска серьёзная наука криминалистики, разветвлённая на многие специальности. Сейчас раскрытием каждого преступления занимается целая организация, целый большой коллектив. Коллектив этот подчинён строгой дисциплине. В то же время в нем обязательно должны проявиться творческая индивидуальность, одарённость, талант каждого участника.

Ни Эдгар По, ни Конан Дойль, ни современная нам Агата Кристи не ставили перед собой и вопрос: как, почему тот или иной человек стал преступником? Их герои — сыщики — видят перед собой только одну цель: раскрыть преступление. Советские же сыщики озабочены не только этим. Им важна и судьба человека, совершившего преступление, важно выяснить путь, который он прошёл, причины, приведшие его к падению.

А. Адамов знает не только криминалистику, но и криминологию — науку о причинах преступности. Он говорит на одном языке не только с работниками розыска, но и с учёными-юристами, тоже его друзьями; занятыми изучением этой сложнейшей области, где переплетаются проблемы нравственные, психологические, социальные. И вы, знакомясь в книгах А. Адамова с судьбами десятков людей, совершивших преступления, чувствуете, как стремятся его герои разобраться в сложной проблеме причин преступности, как стремится сам автор заразить читателя своей тревогой и болью, своей решимостью и убеждённостью в том, что причины эти преодолимы и их необходимо преодолеть.

Да, книги А. Адамова необычайно занимательны острым, напряжённым сюжетом, стремительным разворотом действия, опасной тайной преступления, которое надо раскрыть. Но вглядитесь внимательно в характеры, в судьбы его героев. Как настойчиво пытается ответить автор на главный вопрос: как мог человек совершить преступление? Вспомните хотя бы Игоря Пересветова из «Дела пёстрых», Лидочку Голубкову из «Чёрной моли», Ваську Кротова из «Следа лисицы», Толю Карцева, Кольку — Розового или «тихую» Галю из «Стаи», Алека Гамидова из «Со многими неизвестными» и многих других очень живых, очень «сегодняшних» юношей и девушек, самых разных, которые действуют, ошибаются, страдают, любят и радуются на страницах книг А. Адамова. Какие это разные характеры и какие трудные, поучительные; судьбы! Скольких юных читателей взволнуют они, чему-то научат, от чего-то предостерегут!

В этом смысле книги А. Адамова — книги предупреждения социальное и воспитательное значение которых велико.

И потому так тянутся читатели, особенно молодые читатели, к этим книгам, поэтому вы не найдёте их на прилавках магазинов уже в день их выхода, поэтому и в библиотеках вы их получите, только записавшись на очередь, получите потрёпанными, побывавшими в сотнях рук. Я сам держал в руках эти рассыпающиеся с выпадающими страницами книги. Потому трудно достать, даже у знакомых, номера молодёжных журналов «Юность», «Смена», «Искатель», когда там публикуются повести А. Адамова. Потому, наконец, его книги были изданы не раз в десятках зарубежных издательств.

Перед тем как написать свою первую детективную книгу, Аркадий Адамов явился в Московский уголовный розыск. В то время работникам розыска он был совершенно неизвестен. Несколько книжек, выпущенных им до этого, к раскрытию преступлений не имели никакого отношения. И все-таки в МУРе его встретили дружелюбно. Вероятно, работникам МУРа тоже было обидно, что об их неустанном труде не пишут писатели. Они охотно стали вводить А. Адамова в курс своей работы.

Вероятно, писатель мог ограничиться беседами со следователями, оперативными работниками и специалистами научно-технического отдела. Но может быть, А. Адамов понимал, что написать хорошую книгу после таких бесед невозможно, а может быть, просто его увлекли специфика розыскной работы, сочетание логики и риска, объективных данных науки и смелых логических построений. Так или иначе, А. Адамов, к счастью, не ограничился беседами. Он ходил на операции, участвовал в обысках и засадах, дежурил но ночам в МУРе и выезжал с оперативными группами на место преступления. Короче говоря, он знает дело не по рассказам. Он пережил, как и его герои, напряжённые часы в засаде, когда нельзя ни кашлянуть, ни закурить, ни пошевелиться. Сидел на оперативных: совещаниях. Участвовал в обысках, когда точно известно, что крупный преступник скрывается здесь, в этой комнате или в этой квартире, а найти его не удаётся. Приходится снова и снова идти по комнатам шаг за шагом и ставить себя на место преступника, и думать, куда он мог спрятаться. А родственники преступника громко возмущаются и доказывают, что этот человек здесь не бывал уже очень давно. Может быть, они его покрывают? Но может быть, произошла сшибка и, родственники возмущаются; искренне.

Да, А. Адамов знает дело. Сам он рассказывает о своём участии в операциях редко и очень скупо. Я лично его понимаю. Все эти случаи так или иначе вошли в книги. Там о них и следует читать.