XXXIII

Калигула проснулся среди ночи от невыносимой головной боли. Казалось, невидимые ножи кромсают мозг на куски. Гай сжал ладонями виски и застонал.

Лоллия Павлина, лежащая рядом, не проснулась. Калигула с ненавистью посмотрел на неё: смеет спать спокойно, когда рядом страдает римский принцепс и муж, осчастлививший её, худородную.

Боль не утихала. Ныли виски, резало в затылке. Резким движением ноги Калигула ударил Лоллию.

— Просыпайся! — крикнул он.

Красавица лениво открыла глаза и с сонным бормотанием повернулась к мужу.

— Мне больно — проговорил Калигула. — Помоги мне.

Лоллия приподнялась на постели. При свете двух небольших ламп она рассмотрела сгорбившуюся фигуру Калигулы. Он сидел на краю ложа, схватившись за голову и резко покачиваясь взад и вперёд.

— Что я могу сделать? Искусство врачевания неизвестно мне, — растерянно проговорила она, придавая голосу вкрадчивую мягкость. — Велю рабам привести лекаря?

Гай резко обернулся к ней.

— Позови Друзиллу, дура! — процедил он сквозь зубы, не скрывая презрения.

Лоллия оскорблённо вздрогнула. Вспомнила бывшего мужа — мягкого и покорного ей, но к сожалению — не императора. Заметив нерешительность супруги, Калигула нахмурился и сжал кулаки. Лоллия поспешно сползла с постели. Она уже знала, что эти худые жилистые руки могут оставить на теле внушительные синяки.

Просеменив к выходу, Лоллия подозвала раба-спальника.

— Император желает видеть сестру, — сказала она.

Калигула сердито крикнул из глубины опочивальни:

— Ты сама иди за Друзиллой!

Лоллия послушалась, тщательно скрывая неудовольствие. Покидая опочивальню, она набросила на голову широкое покрывало. Золотой песок, которым доверенная рабыня ежедневно подкрашивала её волосы, осыпался во время сна.

Узнав о болезни брата, Друзилла поспешила к нему. Лоллия едва поспевала за ней. Покрывало часто слетало с головы, обнажая на мгновение волосы, бывшие на самом деле более тёмными и менее блестящими. Слава богам, что переходы дворца ночами пустовали.

Друзилла вбежала в опочивальню. С болью в сердце увидела на ложе Калигулу, скорчившегося от боли, сжимающего ладонями виски. Она бросилась на постель, обняла его, прижала к груди рыжую голову.

— Мне больно, — по-детски пожаловался Калигула.

Друзилла ласково прижалась губами к первым морщинкам, появившимся на лбу брата.

— Я с тобой, — успокоила его. — Боль сейчас утихнет.

Калигула послушно прикрыл глаза. Боль проходила, повинуясь ласковым, невесомым прикосновениям Друзиллы. Лоллия наблюдала за ними, стоя у выхода.

— Пошла прочь! — крикнул ей Гай и, прогоняя, швырнул подушку.

Лоллия возмущённо приоткрыла рот, желая напомнить, что императрица — она, а не Друзилла. Раб-спальник помешал ей, настойчиво потянув за край покрывала.

— Домина, я отведу тебя в соседнюю опочивальню, — он просительно заглянул в глаза Лоллии.

Она смирилась. Провела остаток ночи в кубикуле, где прежде спал Тиберий Гемелл. Ворочаясь без сна на новом месте, Лоллия Павлина решила отомстить Друзилле.

Калигула, успокаиваясь, крепче прижимался к сестре.

— Ты творишь со мной чудо, — шептал он. — Прогоняешь боль и ночные страхи.

Друзилла устроилась под одеялом. Постель ещё хранила слабый запах благовоний Лоллии. Глаза Друзиллы, обострённые ревностью, рассмотрели на подушке золотые пятна.

— Смотри, следы наносной красоты твоей жены! — мстительно посмеиваясь, Друзилла указала на них Калигуле.

Гай порывисто обнял её:

— Мне сильно недоставало тебя, — признался он. — Забудь о Лоллии. Её нет и никогда не было. Этой ночью существуем только ты и я.

XXXIV

Друзилла вернулась к себе поздно утром. Цезония встретила её у входа. Преданно заглянула в припухшие, но счастливые глаза. Безошибочно поняла, где и с кем провела ночь Друзилла.

— Это мать Изида помогла тебе! — наставительно сообщила разведённая матрона.

Друзилла не спорила. Она была счастлива.

— Я принесу богине обещанную жертву, — присев перед зеркалом, улыбнулась Друзилла. — И попрошу брата построить новый храм Изиды и Осириса.

Гета принесла госпоже таз с тёплой водой. Друзилла с наслажением окунула в теплынь босые ноги. Розовые лепестки плавали по поверхности, прилипали к узким ступням и медным стенкам таза. Друзилла вытащила из ушей тяжёлые изумрудные серьги и протянула Цезонии.

— Тебе, — улыбнулась она. — За то, что открыла мне могущество Изиды.

Цезония трепетно приняла подарок. Она взвесила серьги на ладони и опустила веки, стараясь не выказать охватившую её алчность.

— Благодарю тебя, Друзилла!

Цезония готовилась преклонить колено перед сестрой императора, но Друзилла удержала её.

— Ты — моя лучшая подруга! — сказала она. — До сих пор у меня не было никого, ближе сестры Агриппины.

Друзилла умолчала о Гае, самом близком и дорогом ей человеке. О муже, Луции Кассии Лонгине, даже не вспомнила.

— Цезония! — Друзилла вдруг вцепилась в рукав темно-зеленой туники Цезонии. Медовое лицо побледнело, светло-коричневые веснушки проступили сквозь слой белил.

— Что, Друзилла? — Цезония участливо приблизила к ней узкое лицо.

— Я ненавижу Лоллию Павлину. Как мне избавиться от неё?

Цезония испытывающе всмотрелась в лицо Друзиллы. Как далеко готова зайти она? Можно ли доверить безвольной, избалованной императорской сестре страшные тайны улицы Субуры?

— Гречанка-вольноотпущенница, Локуста, держит лавочку на Субуре, — предусмотрительно оглядевшись, шепнула она. — Продаёт травы, лечащие простуду и боли в суставах. Но есть у неё иные: несущие болезни, безумие и смерть, — Цезония, призывая к осторожности, приложила к губам указательный палец.

Друзилла, замирая от страха, прижалась к Цезонии.

— Достанешь мне эти травы? — спросила она. — Я заплачу любую цену.

Цезония кивнула.

— Нужно действовать осторожно, — предупредила она. — Если нас обнаружат — осудят за колдовство. «Тебе, любимой сестре императора, ничего не будет. А мне доведётся ответить за двоих!» — подумала Цезония, пожалев о неосмотрительном предложении.

— Я боюсь, — суеверно передёрнулась Друзилла.

— Прежде, чем испробовать травы, можно избавиться от Лоллии иным способом, — вкрадчиво шепнула Цезония.

— Как?

Цезония, хитро ухмыляясь, наклонилась к уху Друзиллы и зашептала.

Час спустя Цезония поджидала между колоннами перистиля Лоллию. Когда императрица, тщательно наведя красоту, покинула покои, Цезония преградила ей дорогу.

— Приветствую тебя, благородная Лоллия Павлина! — льстиво проговорила она, склонив голову.

— Кто ты, и чего хочешь? — Лоллия презрительно осмотрела скромную тунику женщины, склонившейся перед ней.

— Я — Цезония, подруга благородной Юлии Друзиллы.

Красавица Лоллия звонко рассмеялась, играя обольстительными ямочками на розовых щеках.

— Точнее — её добровольная рабыня! — язвительно заметила она. — Мне рассказали, что ты причёсываешь Друзилле волосы и помогаешь лечь в постель! Оставь меня в покое! Рабынь у меня и без тебя достаточно, а милостыни я не подаю.

Сделав знак двум прислужницам, подхватившим край длинного покрывала, Лоллия попыталась обойти Цезонию. Та не сдавалась. Сделала два поспешных шага в сторону и взглянула в лицо императрице. Лоллия неприятно поморщилась, столкнувшись вплотную с женщиной, чьё узкое длинное лицо напоминало лезвие меча.

— Я не прошу милостыни, благородная Лоллия! — с достоинством улыбнулась Цезония.

— Чего же ты хочешь?

— Друзилла желает поговорить с тобой наедине. Она ждёт тебя в саду, у статуи Юпитера. Одну, без провожатых.

Лоллия задумалась. Красивое, умело нарумяненное лицо, стало жёстким.

— Побудьте здесь! — велела она рабыням.

Подобрав край покрывала, Лоллия трижды обернула его через руку, чтобы не цеплялось за ветки. И поспешно спустилась по ступеням в сад. Удовлетворённо улыбаясь, Цезония наблюдала за стройной фигурой, затерявшейся между розовых кустов.

Лоллия отыскала Друзиллу у статуи Юпитера. Девушка неподвижно стояла на том самом месте, где Гай Калигула рыдал от страха дождливой осенней ночью.

— Зачем ты звала меня? — высокомерно спросила Лоллия, грациозно уперевшись ладонями в бедра.

Не отвечая, Друзилла подбежала к сопернице и больно дёрнула её за прядь волос. Золотой песок, искрясь на солнце, осыпался на землю.

— Ты с ума сошла?! — возмутилась Лоллия и подняла ладонь для пощёчины.

Друзилла набросилась на неё. Угрожающе выставила пальцы, намереваясь исцарапать в кровь холёное лицо Лоллии. Женщины, визжа, сцепились в драке. Повалились на землю, разрывая тонкие шёлковые туники о сухие ветки и мелкие камни. Друзилла, оказавшись наверху, оседлала Лоллию. Приподнимала за волосы голову поверженной соперницы и снова опускала, норовя ударить её о камень.

Сквозь заросли жасмина к дерущимся женщинам пробирались преторианцы. За ними спешил Калигула, которому сообщила о происходящем хитрая Цезония.

— Что здесь происходит! — задыхаясь, крикнул он.

Друзилла ловко соскочила с Лоллии и подбежала к Гаю Цезарю, рукою придерживая тунику, разорвавшуюся на груди.

— Твоя жена заманила меня в самый дальний угол сада и пыталась избить! — плаксиво пожаловалась она.

Калигула конвульсивно обхватил Друзиллу и поцеловал её исцарапанное лицо. Капли крови остались на тонких губах императора. Не чувствуя отвращения, Гай Цезарь медлительно, млеюще облизнул губы. «Даже кровь твоя сладка, любовь моя!» — промелькнула мысль.

— Неправда! — Лоллия, пошатываясь, с трудом поднялась на ноги. — Это Друзилла затеяла драку! Мои рабыни и Цезония подтвердят!

Калигула взглянул на жену. В длинных волосах запутались опавшие сучки и кипарисовые шишки. Золотой песок местами осыпался, открывая настоящий, темно-русый цвет волос. Восточная сурьма расплылась под глазами некрасивыми пятнами.

— Ты похожа на облезлую кошку! — насмешливо воскликнул Гай.

Обиженно скривившись, Лоллия метнулась к Друзилле. Два преторианца перехватили её.

— Лгунья! — громко сплюнув, заявила Лоллия. Поискала обезумевшим взглядом рабынь или Цезонию, способных подтвердить её правоту.

Цезония ловко пробралась между преторианцами и опустилась на колени перед императором. Увидев её, Лоллия обрадовалась.

— Скажи, что Друзилла поджидала меня здесь, — всхлипывая, попросила она.

— Великий цезарь! — торжественно заявила Цезония. — Зачинщица ссоры — Лоллия Павлина. Я слышала, как она угрожала избить твою благородную сестру.

Лоллия возмущённо остолбенела.

— Мои рабыни опровергнут твою ложь! — наконец нашлась она.

Цезония выпрямилась с достоинством, подобающим матроне.

— Неужели словам рабыни придадут больше веры, чем свидетельству римлянки? — спросила она намеренно тихо, заставляя всех прислушаться внимательнее.

— Никогда Рим не опустится до позора предпочесть рабынь порядочной матроне! — презрительно выговорил Калигула.

Лоллия поняла, что она проиграла. Друзилла коварно напала на неё. Лоллия лишь защищалась. Но даже если все в один голос подтвердят это, Гай Цезарь непременно станет на сторону Друзиллы. Для них двоих существует особая правда.

Оставив сестру, Калигула вплотную подошёл к Лоллии.

— Детей у тебя нет, — осуждающе проговорил он, рассматривая подбитый глаз красавицы. — В супружеской жизни ты скучна и однообразна. Зато расточительна и падка на драгоценности. Зачем ты мне нужна? — Калигула хмыкнул и насмешливо передёрнул плечами. — Даю тебе развод!

Лоллия всплеснула руками и громко зарыдала. Друзилла с нескрываемой радостью смотрела на поверженную супругу. Отныне — бывшую!

Калигула, небрежно махнул кистью руки. Солнечный луч преломился в отграненном камне перстня.

— Затолкайте её в старые носилки и увезите прочь из Рима. Видеть её больше не желаю. Никто не смеет оскорблять мою милую Друзиллу!

Почва закачалась под ногами Лоллии Павлины, словно зыбучий песок африканской пустыни. Плача и простирая руки, она подползла к императору. Калигула склонился к ней. Подумал ревниво: «Никто не должен спать с женщиной, которая была женой императора!»

— Не смей возвращаться к Гаю Меммию! — угрожающе прошептал он, приподняв резким движением заплаканное лицо Лоллии.

— Я и не собираюсь! — брезгливо приподняв верхнюю губу, ответила она. — После императорской постели — вернуться в жалкое провинциальное ложе?!

Калигуле понравился высокомерный ответ, достойный императрицы. Но он не любил Лоллию Павлину. Он не любил никого, кроме Юлии Друзиллы.

XXXV

Друзилла сладко нежилась в постели. Шёлк покрывал приятно охлаждал разгорячённое тело. Окна императорской опочивальни были открыты, чтобы поскорее выветрился запах благовоний Павлины.

— Изида соединила нас после разлуки, — шепнула она, влюблённо прижимаясь к Гаю. — Нет в Риме богов, способных потягаться с её могуществом.

Гай лениво кивнул. Он был готов согласиться с Друзиллой в чем угодно.

— Ты построишь новый храм в честь Изиды и Сераписа? — кокетливо спросила она. — Чтобы она больше не ютилась в жалком сером доме на склоне Эсквилина.

— Конечно! — Калигула обхватил рукой хрупкое обнажённое тело, которое теперь не приходилось делить с Кассием.. — Изида — замечательная богиня: она была преданной женой родному брату!

— Я завидую ей, — вздохнула Друзилла.

— Египет! — лёжа на спине, размечтался Гай. — Роскошь и нега двора Клеопатры… Наш прадед Антоний был не так глуп. С каким удовольствием я покинул бы Рим и поселился в Александрии! Но нельзя оставить Сенат без присмотра! — помрачнел он. — Если я не могу отплыть в Египет — привезу кусочек Египта в Рим. Начну с нового храма.

— У меня есть для тебя подарок, — улыбнулась Друзилла.

Грациозно вывернувшись, она вытащила из-под подушки гемму. На тёмном фоне переливались розовым блеском два профиля — Калигулы и Друзиллы. Гай Цезарь восхищённо осмотрел драгоценность.

— Я буду носить её на императорской мантии, — пообещал он. — Я тоже приготовил подарок для тебя. Особый подарок!

— Какой?

— Узнаешь этой ночью в храме Кастора и Поллукса. Непременно одень жёлтую тунику.

Чтобы пройти из Палатинского дворца в храм божественных близнецов, не нужно выходить на улицу. Под покровом темноты Калигула и Друзилла, держась за руки, бежали по саду. В правой руке Гай Цезарь держал горящий факел. Оранжевое пламя выхватывало из темноты очертания статуй, делая их причудливо уродливыми. Слабо колыхались верхушки аравийских пальм, шумели ветви кипарисов. Изливаясь из открытых рыбьих ртов, журчала вода в фонтане.

Дверь в храм, недавно прорубленная по приказу императора, была приоткрыта. Калигула, увлекая Друзиллу, прошёл внутрь. Их неровные шаги в полумраке отдавались загадочным эхом.

На алтаре горел жертвенный огонь. Два жреца стояли рядом с молодым барашком с рогами, обвитыми плющом. Между коринфских колонн неподвижно замерли закутанные фигуры. Подойдя поближе, Друзилла узнала Цезонию, Макрона и дядю Клавдия с супругой, капризной и сварливой Элией Петиной.

— Что это? Ночное жертвоприношение? — девушка удивлённо посмотрела на барашка, напоённого вином.

— Да, жертвоприношение! Свадебное! — уголком тонкого рта улыбнулся Гай. — Хочешь быть моей женой и матерью моих детей? — произнёс он ритуальный вопрос.

Друзилла мучительно покраснела, давясь жгучим стыдом. До сих пор она убеждала себя, что никто, кроме бабки Антонии, Агриппины и подруги Цезонии, не догадывается о её непозволительной, извращённой любви. Да, она живёт во дворце брата! Ну и что? Разве это запрещено женщине, чей муж находится в длительном отъезде? Глухие сплетни, ползающие по Риму, ещё не добрались до её ушей. Она благополучно обманывала саму себя.

— А как же Кассий? — хрипло спросила она. — Он до сих пор мой законный муж.

— Уже нет! — заверил её Гай. — Я послал ему развод от твоего имени.

Друзилла закрыла лицо узкими ладонями. Кассий знает о её грехе! И все остальные тоже знают! Друзилла осмотрела лица присутствующих сквозь слегка расставленные пальцы. Цезония мило улыбается, держа в руках аккуратно сложенное покрывало огненного цвета. Вот почему Гай попросил Друзиллу одеться в жёлтое. Жёлтая туника с оранжевым покрывалом составляют свадебный наряд невесты.

Цезонии можно доверять. Она — подруга, которая не осудит Друзиллу. Но остальные?! Смуглое лицо Макрона напоминало каменную глыбу. Он смотрел на Друзиллу с плохо затаённой ненавистью. Дядя Клавдий удивлённо открыл рот, словно кто-то исписал непристойностями его любимые этрусские манускрипты. Жена Клавдия, сплетница Петина, уставилась на Друзиллу с нескрываемым любопытством. Будет чем удивить подруг, болтая в лавке драгоценностей или восточных тканей!

— Мне так стыдно! — обращаясь к Гаю, пробормотала Друзилла. Уголки нежных розовых губ болезненно дрогнули и поползли вниз.

Калигула поцеловал её безвольную руку.

— Зачем стыдиться? Весь Рим знает о нашей любви. Мы создадим целую династию рыжеволосых императоров, равных по могуществу и славе династиям египетских фараонов.

Возбуждение, блестящее в глазах Калигулы, передалось и Друзилле.

— Разве я когда-нибудь отказывала тебе? — зачарованно глядя на возлюбленного брата, ответила она.

Не отводя глаз от лица Друзиллы, розового от пламени факелов, император махнул рукой жрецам:

— Начинайте!

Фламин схватил упирающегося барашка за рога и подтащил поближе к алтарю. Виктимарий взвесил на ладони тяжёлый молот, которым предполагалось оглушить жертвенное животное. Лица обоих жрецов были сосредоточенно-хмурыми. Затея с ночной женитьбой императора казалась им безумной. Но воспротивиться они не смели. Гай Цезарь недавно велел убить двоюродного брата, назначенного ему в сонаследники покойным Тиберием. Что ему жизнь двух жалких жрецов?

— Можно? — хрипло спросил виктимарий.

— Бей! — ответил фламин, крепко держа барашка и не позволяя ему двигаться.

Мощный удар обрушился на голову животного. В следующее мгновение жертвенный нож по рукоять погрузился в горло, поросшее белой кудрявой шерстью. Кровь потекла ручьём, обагряя мрамор алтаря. Виктимарий умелым движением вспорол брюхо. Фламин поднёс к вывалившимся внутренностям факел и пристально изучил положение внутренних органов.

Молчание фламина продолжалось слишком долго. Его густые брови непроизвольно сдвинулись. Виктимарий заглянул коллеге через плечо и тоже нахмурился.

— Что там? — нетерпеливо прикрикнул Калигула.

— Неблагоприятное знамение, цезарь! — пряча растерянный взгляд, ответил фламин. — Печень сильно сдвинута влево. Боги говорят, что брак не должен состояться. По крайней мере, сейчас.

В бегающих глазах жреца неуловимо читалось: союз между сестрой и братом невозможен. Калигула молчал, закипая злостью. Всемогущий на земле, он оказался бессилен перед богами. Гай пожалел о том, что он не бог. Может, после смерти его обожествлят, как случилось с Юлием Цезарем и Октавианом Августом. Но сейчас — он не бог, и не может отменить неблагоприятное знамение. Люди приносят жертвы в храмах империи, но не богу Гаю Цезарю Калигуле, а гению императора — духу-хранителю, который рождается вместе с человеком и вместе с ним умирает. «Скоро положение вещей изменится! — надменно выдвинув нижнюю челюсть, думал Гай. — Все в Риме будет так, как я хочу!»

Друзилла устало стянула с головы ненужное покрывало. В зелёных глазах девушки стояли слезы.

— Не судьба! — она нервно дёрнула головой. — Ты — мой Гай, но я никогда не стану твоей Гайей, — с печальной иронией Друзилла перефразировала брачную формулу.

Калигула мучительно скрипнул зубами. Макрон подошёл к императору и положил ему на плечо сильную ладонь. Его каменное лицо казалось тёмным, словно грозовое небо.

— Так лучше, Гай Цезарь! — примирительно произнёс он. — Подумай, какую реакцию вызвало бы известие о твоей женитьбе на сестре?! Сенат ни за что не одобрил бы её!

— Какое дело Сенату до того, на ком я женюсь? — злобно выкрикнул Гай. — Я — император! Я стою выше Сената!

— Сенат издревле считается носителем римской демократии, — терпеливо напомнил Макрон. — Все в стране делается от имени Сената и народа римского. Сенаторы убили могущественнейшего правителя, Юлия Цезаря, когда он угрожал их привилегиям. Они убили и Ромула, основателя города. Императору, если он хочет благополучно встретить старость, следует дружить с сенаторами.

«Сенат! — раздражённо подумал Калигула. — Гнездо, в котором по-гадючьи копошатся мои враги! По вине сенаторов я не могу делать, что хочу, и жениться, на ком хочу! Но сенаторы — не боги, против чьей воли страшно идти. Им я отомщу!»

Сжав кулаки, Гай исподлобья оглядел храм. Искал сенаторов, на которых можно выместить злость, душившую его. Жрецы испуганно присели, спрятавшись за алтарём. Макрон, крепкий, высокий, плечистый, сам внушал опасение. Оставался Клавдий. Он не был сенатором. Его имя скромно числилось в списке всадников — второго по значению сословия. Сенаторы не желали видеть в своих рядах глупого хромого заику, хоть и члена императорской семьи.

Калигула со злостью накинулся на дядю Клавдия. Повалил его на пол и несколько раз пнул ногой. Клавдий не сопротивлялся, только прикрыл руками лицо и оборачивался к ударам рыхлыми плечами. Слабая улыбка, постоянно блуждавшая на тонких губах Клавдия, превратилась в жалкую гримасу. «Почему я служу мишенью для всех? — растерянно думал он. — Прежде меня били дети, которых мать приводила, чтобы они играли со мной. Позже — подвергал постыдным издевательствам дядя Тиберий. Неужели теперь пришла очередь племянников?!»

Элия Петина, разозлившись, подскочила к ничком лежащему супругу.

— Ну и дурак же ты! — пронзительно выкрикнула она и тоже ударила Клавдия ногой, обутой в изящную сандалию. — Позволяешь всем издеваться над собой!

Она опустилась на колени и, оскорблённо кривясь, ущипнула Клавдия за пухлое предплечье. Выискивая способ дать пощёчину, закрутилась у его лица, плотно прикрытого ладонями.

Калигула захохотал.

— Поднимайся, дядя Клавдий! — насмешливо воскликнул он. — Прости, что я побил тебя, желая избавиться от напряжения.

Макрон протянул Клавдию руку. Опираясь на смуглую ладонь, он тяжело поднялся.

— Спа… спа… спасибо, Гай Цезарь! — пробормотал он, кряхтя и отдуваясь.

— За то, что избил тебя? — ещё сильнее развеселился Калигула.

— За то, что перестал, — с глупой улыбкой ответил Клавдий. Похоже, он был счастлив, что вызвал смех императора.

Элия Петина выразительно закатила чёрные глаза.

— Где твоё достоинство? — процедила она сквозь зубы.

— Я потерял его, женившись на тебе, — едва слышно пошутил Клавдий и сгорбился, опасаясь удара.

— У тебя никогда его не было! — побагровев, заявила Петина.

Калигула протянул руку Юлии Друзилле.

— Идём в опочивальню, — устало зевнул он.

Друзилла прижалась к Гаю и вызывающе выпрямилась. Неровные алые пятна горели на бледных щеках. Её позор теперь известен всем. Защитою от злобных взглядов станет высокомерие.

— Идём, Гай! — она величественно кивнула, подражая восточным царицам.

Проходя мимо Макрона, Друзилла надменно оглядела хмурое лицо префекта претория. «Я ненавижу тебя!» — прочитал Макрон в холодных глазах молодой женщины.

«Я тоже ненавижу тебя! Ты способна разрушить здание власти, которое я возвёл с безграничным терпением!» — презрительным взглядом ответил он Друзилле.

XXXVI

Друзилла не любила думать о Кассии. Воспоминания о нем вызывали стыд, к которому примешивалась боль потери. Старозаветный особняк с тяжёлой бесвкусной мебелью, бронзовая лошадь на изголовье кровати, простая сытная пища, патриархальный уклад семейного быта… Мелочи, прежде казавшиеся смешными, теперь принимали облик надёжного, спокойного счастья. Жизнь с Кассием могла бы сложиться иначе, если бы Калигула не ворвался в судьбу Друзиллы.

Она убеждала себя, что счастлива. Улыбалась, надменно вскидывая голову. С вызовом носила драгоценности, равных которым не было ни у одной римской матроны. А душу исподтишка подтачивали сомнения. Друзилла никогда не забывала о том, что её любовь — порочна и непозволительна.

На званых обедах и ужинах, почти ежедневно сотрясавших перестроенный дворец, Друзилла возлежала рядом с императором. Порою Гай Цезарь мимолётно касался ладонью её бедра. Тогда Друзилла подмечала изумлённое выражение в глазах гостей. Она принимала надменно-неприступный вид, старательно затаив горечь.

Сколько осуждения пряталось в людях, с которыми она заговаривала! Они лицемерно улыбались и льстили. Но Друзилла угадывала истинные мысли под напускной любезностью.

Лёжа рядом с императором, Друзилла рассеянно ела виноград. Взгляд блуждал по объедающимся гостям. Случайно встречаясь глазами с мужчиной или женщиной, она думала: «Как они ненавидят меня за то, что Гай — любит! Улыбаются, льстят, пряча в душе змеиную ненависть! Я отомщу любому, кто осмелится открыто враждовать со мной!»

Макрон возлежал напротив Друзиллы. Он мало ел и много пил. Кувшин, стоящий рядом с префектом претория, наполовину опустел. Угрюмое каменное лицо стало красным. Тонкие губы опустились, приняв форму конской подковы. Друзилла передёрнулась от отвращения.

— Что с тобой? — Цезония участливо дотронулась до её руки.

Она сидела у ног Друзиллы на подушках, кучей наваленных на полу. Подобно служанке, подавала императорской сестре приглянувшиеся кушанья. На шее Цезонии красовалось драгоценное ожерелье. Шёлк и виссон пришли на смену заношенным шерстяным туникам, которые она носила до встречи с Друзиллой.

— Я ненавижу Макрона! — злорадно шепнула Друзилла в ухо подруги.

— Погуби его, пока он не погубил тебя! — посоветовала Цезония.

Молодые женщины многозначительно переглянулись. Обе одновременно подумали о Локусте, торгующей странными снадобьями в конце Субуры.

Макрон не слышал перешёптывания женщин. Но их заговорщицкие жесты привлекли его внимание. «Две змеи! — ухмыльнулся он, делая очередной глоток вина. — Откуда взялась эта Цезония? Как она сумела сблизиться с Друзиллой за столь короткий срок? Друзилла владеет сердцем императора, а Цезония исподтишка влияет на Друзиллу. Нужно опасаться обоих!» Протянув опустевшую чашу виночерпию, Макрон вздохнул: «Негоже мужчине бояться женщин. Но с ядовитыми гадюками нужно быть настороже!»

Друзилла перехватила презрительный взгляд Макрона. С обворожительной улыбкой она обратилась к Калигуле:

— Милый Гай! Я боюсь Макрона. Обрати внимание, как страшно он глядит на нас! Наша любовь застряла костью ему поперёк горла. Убери его подальше из Рима, ради моего спокойствия.

Калигула кивнул. Он и сам раздумывал, как избавиться от Макрона. Бывший друг угнетал его. Глядя на префекта, Гай вспоминал предсмертный хрип Тиберия. «Если я удалю Макрона — Тиберий перестанет являться мне ночами!» — суеверно подумал он.

Друзилла подтянулась на руках поближе к Гаю. Опалила его горячим дыханием, очаровала блеском прищуренных глаз.

— Знаешь, что повсюду говорит Макрон? — низким проникновенным голосом шепнула она.

— Что? — жадно спросил Калигула.

— Что ты — творение его рук! Что Тиберий хотел убить тебя, как старших братьев, но Макрон с трудом вымолил у него твою жизнь! Что ты обязан ему жизнью и властью!