- Киммерин.
      Так не представляются люди высокого происхождения. Слишком коротко, слишком просто. Люди высокого происхождения говорят так: "Герфегест из Дома Конгетларов", да еще зачастую прибавляют: "... на службе у Дома такого-то" или "... на службе у Империи".
      - Герфегест, - коротко кивнул Герфегест, сочтя, что в данном случае довесок "из Павшего Дома Конгетларов" будет совершенно неуместен. А то еще дева-воительница и ее двое молчаливых спутников подумают, что он кичится своим скандальным Домом перед ними, низкородными. Такая скромность - или что-то еще, ускользнувшее от Герфегеста - была встречена двумя молчаливыми спутниками Киммерин с бледными, но дружелюбными улыбками.
      - Двалара, - слегка поклонился один.
      - Горхла, - представился другой, карлик.
      И все. Киммерин легла на дно ручья, погрузившись в воду с головой - к ледяным омовениям подобного толка питал слабость и сам Герфегест. Воины Алустрала только так и купались.
      Назвавшийся Дваларой фыркал, втягивая воду носом и сплевывая ее через рот. Тоже дело. Горхла набрал в рот воды, встал на руки и застыл. Теплая компания на загородной прогулке. Благорастворение!
      Один лишь Герфегест был по-прежнему озабочен. Имена у всех троих были очень странные. О принадлежности их обладателей к какому-либо из Семи Домов Алустрала они ничего не сообщали, а Герфегест был не из тех, кто способен удовлетвориться неведением.
      Слишком много изменений за один день. Герфегест чувствовал, что может себе позволить быть предельно откровенным. Плевать он хотел на все формулы вежливости!
      - Кому вы служите? - спросил Герфегест, ожидая услышать либо ложь, либо спесивое "никому".
      - Ганфале, - ответил Горхла, акробатически заваливаясь из стойки на руках плашмя в воду и подымая ледяную тучу брызг. - Бр-р-р, холодно.
      Его ответ ошеломил Герфегеста.
      8
      Ганфала.
      Кто такой Ганфала для Синего Алустрала, милостивые гиазиры?
      Тот же, кем был Леворго для Сармонтазары. Главный. Пастырь. Охранитель. Тот, кому до всего есть дело. Тот, кому ни до чего нет дела. И никто, ровным счетом никто и никогда не смел называть Ганфалу просто Ганфалой.
      Ганфала - Рыбий Пастырь, Ганфала - Синеву Алустрала Предержащий, Ганфала - Надзирающий над Равновесием.
      Нет в Синем Алустрале слабоумного попрошайки, который не знал бы о Ганфале; но мало, очень мало сыщется людей, которые могли бы похвастать тем, что его видели. Герфегест, например, не видел. Никто из Конгетларов не видел. И никто из Конгетларов ему не служил.
      И в то же время, Ганфале служили все. Луна и звезды, рыбы и камни, песок и Синева Алустрала - потому что все было обязано ему своим существованием и, следовательно, служило.
      Так или иначе, но ПРОСТО "Ганфала" - это оскорбление и для Синевы Алустрала, и для Синеву Алустрала Предержащего.
      - Ответь передо мной за свои слова, - сухо сказал Герфегест Горхле, выходя на берег и, якобы для согрева, запуская свой меч бесконечным "веером бражника".
      Киммерин, поднявшаяся из вод ручья словно варанская Дева Савват, и Двалара, взявшийся растирать ее крепкое тело, с интересом воззрились на Герфегеста.
      - Ответить за слова? - Горхла нахмурился. - Меня редко просят о таком одолжении. И все просители встретились с Синевой Алустрала раньше, чем ты бы успел сосчитать пальцы на своих руках. Но Ганфала не велел делать тебе злого, он велел говорить с тобой, Рожденный в Наг-Туоле. Мы прошли через Врата Хуммера - и это мой ответ.
      - Это не ответ. Я сам прошел некогда через Врата Хуммера. И все люди, убитые нами сегодня, тоже прошли через Врата Хуммера. Значит ли это, что они тоже служат Ганфале?
      - Хорошо, - Горхла слегка пожал плечами. - Хорошо. Тогда я добавлю совсем немногое. Ты - Герфегест из Дома Конгетларов, ты владетель Семени Ветра и именно поэтому мы здесь. В Алустрале нет никого, кто знает об этом, и подавно в нем нет никого, кто смог бы отыскать тебя на необъятных просторах Сармонтазары. Никого - кроме Ганфалы и Гамелинов. Людей, присланных Гамелинами, ты уже видел, и ты видел их намерения. Мы очень спешили. Опоздай мы на несколько мгновений - ты был бы уже мертв.
      - Ты говоришь о многом, но ты не говоришь ничего. Твои слова - шелест ветра в ветвях сикоморы, твои слова - скрип снега под моими ногами.
      Карлик побагровел. Медленно, чтобы не уронить достоинства, он наклонился и поднял с земли свой топор.
      - Ганфала не велел мне делать тебе злого. Но он ничего не говорил о том, что есть для тебя зло. Я вижу, что зло для тебя - твой язык. Я сделаю доброе тебе, если вырву его из твоей велеречивой глотки.
      Двалара одобрительно хмыкнул. Киммерин - (взгляд Герфегеста помимо его воли все время перебегал от лица Горхлы к притягательному телу девы-воительницы) - Киммерин поглядела на них с тревогой.
      Герфегесту стало весело. Весело безо всякой видимой причины. Он рассмеялся.
      - Подумай над тем, что сделает с тобой Ганфала, когда вместо Семени Ветра ты принесешь ему мой язык, - сказал Герфегест, хотя никто из троих еще не говорил ему о том, что они посланы именно за Семенем Ветра.
      Не нужно быть ни мудрецом, ни знатоком Истинного Наречия Хуммера, достаточно среди ночи разодрать в клочья тварь-убийцу, а на рассвете пришибить несколько Гамелинов, чтобы понять: кому-то в Алустрале понадобилось Семя Ветра. И едва ли нечто большее.
      Карлик пробормотал одними губами невнятное проклятие, из которого Герфегест расслышал только "... Хуммер... " и "... глубокая утроба... ", но топор опустил. Неожиданно подала голос Киммерин.
      - Ты прав и не прав, Рожденный в Наг-Туоле. Ты прав в том, что не веришь всему, что слышишь. Но ты не прав в том, что не берешься дослушать до конца. Мы действительно служим Ганфале, потому что для Алустрала начались тяжелые времена. Ганфала, Надзирающий над Равновесием - единственный, кто может остановить Дом Гамелинов в его стремлении к безудержному сокрушению. Но посланы мы не только за Семенем Ветра. Сейчас ты услышишь все из уст самого Ганфалы. Помоги мне, - последние слова Киммерин были обращены к Дваларе.
      Двалара понимающе кивнул. Он расстелил свой плащ и извлек из походной сумы, сшитой из оленьей шкуры, две небольших изящных курительницы.
      Вслед за этим на свет появился каменный флакон с загадочным содержимым и маска из тонкой кожи, лишенная каких-либо характерных черт. На маске не было прорезей для носа и для глаз - только для рта.
      Дальше происходило вот что. Киммерин легла на спину и надела маску. Двалара установил по обе стороны от ее головы курительницы и, несколько раз щелкнув огнивом, поджег благовонные палочки.
      Затем Двалара поднес к губам Киммерин открытый каменный флакон. Несколько капель, отразив показавшееся из-за деревьев солнце, исчезли в приоткрытых устах девушки.
      Горхла, которому, похоже, все это было не впервой, сделал Герфегесту пригласительный жест - садись, мол.
      Сам он, окинув быстрым оценивающим взглядом бездыханные тела, направился к Мелету. Он содрал с его левой руки церемониальный щиток с Черными Лебедями Гамелинов, поднес его к уху и, пару раз стукнув по нему костяшками пальцев, одобрительно кивнул головой. Что-то ему понравилось.
      Герфегест наблюдал за всем происходящим с абсолютной отрешенностью. В своей жизни он навидался всякого. Есть много книг и разные ремесла для прочтенья. Приблизительно так писал Трев Аспадский, дословно этот стих Герфегест уже не помнил. И если кто-то думает, что под книгами аспадский мудрец разумел пухлые тома желтой бумаги, испещренной красными чернилами тот не видит дальше собственного носа.
      Горхла подошел к Киммерин. В его руках, кроме щитка с гербом Гамелинов, теперь был кинжал с вилообразной гардой.
      Быстрым жестом опытного каллиграфа он нанес на горло Киммерин крохотную царапину. Потом, спокойный и уверенный в себе, не примериваясь, он плавными взмахами кисти покрыл царапинами запястья и щиколотки девушки. Выступили крохотные, но стремительно набухающие капли крови.
      Потом Горхла заговорил глухим низким голосом. Это не были громокипящие слова Хуммера. Просто высокое наречие Синего Алустрала - и не более того.
      - Волею Синевы Алустрала и Великой Матери Тайа-Ароан, именами Трех Тайных Алустралов и Надзирающего над Равновесием да откроются Пять Скважин тела твоего и да пробудится память о создателе твоем.
      Горхла замолчал. Вместо него заговорил щиток с гербом Гамелинов перехватив свой кинжал за лезвие, карлик принялся мерно постукивать костяной рукоятью по щитку.
      Дым от курительниц, стоявших у головы Киммерин, был тяжелым и густым. Он не восходил к небу и не рассеивался в воздухе. Дым опадал тяжелыми, дурманящими складками и струился по телу Киммерин. По гладкой поверхности маски, скрывающей ее лицо. По обнаженной груди с маленькими сосками, по животу, рукам и ногам, по лону.
      Дыхание Киммерин учащалось в такт постукиваниям Горхлы, ее тело едва заметно вздрагивало. Ноги Киммерин медленно согнулись в коленях и разошлись в стороны. Двалара подошел к Герфегесту и протянул ему флакон.
      - Подставь ладонь, - шепнул Двалара.
      Герфегест протянул ему тыльную сторону кулака. Он уже догадывался, что ему предстоит сделать. Впрочем, догадался бы, пожалуй, и любой другой мужчина.
      Не колеблясь, он слизнул четыре капли, которые вытрусил из флакона Двалара.
      Стоило жидкости коснуться его языка, как в голове пронесся горячий вихрь. В уши ворвался рвущий мозг грохот - таким ему теперь слышался стук рукояти кинжала о щиток. Память о Тайен растаяла без следа, зато Киммерин показалась ему невыразимо прекрасной, невыразимо соблазнительной, словом, той, обладание которой необходимо.
      Двалара недвусмысленно ткнул пальцем в сторону лежащей в весьма нецеломудренной позе девушки. И столь же недвусмысленно отвернулся.
      9
      Теперь все пространство, весь мир были пропитаны грохотом.
      Не было мыслей, не было ни стыда, ни страха - только желание. Герфегест вошел в Киммерин быстро и жадно. В нее - ждущую, захлебывающуюся экстатическим стоном, окутанную благовонным дымом.
      В висках Герфегеста, вторя ритмичному грохоту щитка, бешено стучала кровь. Перед глазами расплывалась туманным пятном кожаная маска Киммерин. Прошлое рушилось в пучины небытия, будущего не было.
      Последние часы были слишком тяжелы для него. Он истек быстро и бессильно закричал вдогон ускользающему наслаждению. И в этот момент маска Киммерин ожила. На ней наметились скулы, глазницы, нос...
      В ужасе Герфегест отпрянул назад, но стальные руки вцепились в его плечи. Киммерин заговорила далеким, чужим голосом.
      Голос принадлежал мужчине.
      - Останься, Рожденный в Наг-Туоле. С тобой говорю я, Ганфала, Надзирающий над Равновесием.
      Маска на Киммерин полностью преобразилась и уже не была маской.
      Прямо в глаза Герфегесту смотрел оливковокожий человек. Он не был ни стар, ни молод - казалось, он вообще лишен атрибута возраста. Два длинных черных уса сходились под подбородком в одну косицу, конец которой был схвачен простым медным кольцом без узоров и украшений. Его дыхание несло свежий запах штормового моря.
      Да, в глаза Герфегесту сейчас глядел Рыбий Пастырь и никто более. Это просто не мог быть кто-либо иной!
      - Ты слышишь меня?
      Герфегесту пришлось воздвигнуться на огромное волевое усилие, чтобы разжать судорожно сведенные челюсти.
      - Я слышу тебя, Рыбий Пастырь.
      - Это хорошо. Ты силен, идущий Путем Ветра. Гамелины не смогли взять над тобой верх. Тебе удалось отверзть Пять Скважин тела Киммерин и именно благодаря твоей силе я сейчас говорю с тобой. А теперь слушай и молчи.
      Герфегест, в общем-то, и без того молчал. Еще не хватало перечить самому Надзирающему над Равновесием!
      - Над Синим Алустралом простерли свои черные крылья Лебеди Гамелинов. Их могущество растет слишком быстро. Равновесие стремительно разрушается. Ты - Конгетлар. Только ты можешь остановить Гамелинов. Ты нужен Алустралу, Герфегест. Я знаю - ты нашел Семя Ветра. Иначе ты сейчас не говорил бы со мной. Я хочу, чтобы ты пришел в Алустрал, чтобы ты принес Семя Ветра и свое искусство. Эти трое - Двалара, Горхла и Киммерин - были посланы мной, чтобы уберечь тебя и указать дорогу обратно. Все мы - они, ты и я - вервие одного каната.
      Пока Ганфала говорил, мир вокруг Герфегеста плавился воском, растекался водой, истончался до дыма и исчезал без следа. Исчез грохот, исчезло тело Киммерин, канули в ничто ручей, поляна, усеянная мертвецами, курительницы и память о прошлом.
      Герфегест и Ганфала неторопливо вышагивали по тропе, мощеной полированными плитами нежно-зеленого цвета. Тропа вилась по берегу неглубокого прозрачного озера дивной красоты. В озере были камни и островки - один довольно большой и много помельче.
      В левой руке Ганфала держал длинный посох, увенчанный двурогим металлическим лезвием. На поясе у него висел небольшой мешочек, сплетенный из пурпурных водорослей - в таких носят фигуры для игры в нарк.
      Герфегест не удивился новому превращению. Он уже не удивлялся ничему.
      - Ты не согласен со мной, Герфегест, - заметил Ганфала так, будто они давно вели какую-то пустую беседу. О лошадях или, к примеру, о тягловых каракатицах.
      - Ты прав, Рыбий Пастырь, я не согласен, - неожиданно для самого себя откликнулся Герфегест. - Я ничего не должен Синему Алустралу. Мой Дом был истреблен по тайному сговору других Домов, я обрел себя лишь в Сармонтазаре. Теперь я вновь лишился всего по вине людей из Алустрала. Если Гамелины вознамерились вновь вывернуть наизнанку Синеву Алустрала - пусть сделают это.
      - Пусть сделают это, - эхом отозвался Ганфала, извлекая из своего мешочка "лебедя" и, ловким щелчком большого пальца подбив плоскую резную фигурку, отправил ее в зеленую траву одного из островков посреди озера.
      - Ты узнаешь эти земли? - спросил Ганфала, указав пальцем туда, где упала фигура.
      Герфегест всмотрелся повнимательнее. Да, надо быть полным ослом, чтобы не понять сразу смысл и назначение озера, окольцованного мощеной тропой. Это Круг Земель, а озеро - Океан, моря и заливы. Теперь Герфегест с легкостью различил восточное побережье Сармонтазары, длинный язык полуострова Цинор, бычий желудок моря Фахо, ромбовидный Тернаун и скалистый обломок Хеофора. Западнее тянулись длинные цепи Хелтанских и Онибрских гор, а за ними раскинулись архипелаги Алустрала.
      - Узнаю, - сказал Герфегест. - Узнаю, но едва ли сейчас помню, как называется тот островок, куда упал "лебедь".
      Ганфала невесело усмехнулся.
      - Священный Остров Дагаат.
      Герфегест равнодушно повел плечом.
      - Мне ничего не говорит это название.
      - Еще десять лет назад оно никому ни о чем не говорило. Дагаат восстал из вод уже после того, как пал Дом Конгетларов.
      Столь же ловко, сколь и в предыдущий раз, Ганфала отправил щелчком на островок второго "лебедя". В изумрудной траве раздался тихий стук соударения двух костяных фигурок.
      По безмятежной доселе воде озера пробежала мелкая рябь. Что-то ухнуло в глубине - далекое, непостижимое, ужасающее. Герфегест увидел, как рукотворный мир Сармонтазары побежал трещинами. Пожухла харренская трава. Докрасна раскалились пески Легередана. Над морем Фахо встало колеблющееся парное марево.
      Спустя несколько коротких варанских колоколов Сармонтазара полностью погрузилась в кипящую воду, а на месте разрозненных островов Алустрала вздыбился черный неведомый материк, от которого веяло холодом векового ужаса.
      - Что это значит? - спросил Герфегест, который никогда не стеснялся выказать себя недоумком. В тех случаях, когда это было действительно важно.
      - Это значит, что на Священном Острове Дагаат находится ключ к судьбам мира. И этот ключ в любой момент может попасть в руки Гамелинов. Есть только одно средство, способное смирить стихии - Семя Ветра. И есть лишь один человек, способный посеять Семя Ветра в каменную твердь Дагаата, обратив веления рока во благо. Этот человек - ты, Герфегест Конгетлар.
      - И что же?
      - Гамелины сейчас сильны как никогда. На их стороне еще три благородных Дома. В любой момент Гамелины смогут взять Священный Остров Дагаат в свои руки и открыть тайну сокрушения мира. И тогда не останется ничего. И тебя, Рожденный в Наг-Туоле, тоже.
      - Пусть, - непокорно тряхнул головой Герфегест, вспоминая смерть Тайен. - Пусть. Этот мир похож на отслуживший, проржавленный до дыр панцирь. Надо ли его жалеть?
      - Ты упрям и своенравен, как ураган, - сказал Ганфала и в его голосе Герфегесту послышалось восхищение. - Но Заклятие Конгетларов сильнее твоего упрямства. Так вспомни его!
      Перед глазами Герфегеста блеснуло двурогое лезвие боевого посоха Ганфалы. В горле полыхнуло пламя боли - боли, выскребающей душу до последней пылинки. В мозгу Герфегеста сверкнуло нестерпимым белым светом Заклятие Конгетларов.
      Вначале был Лед предвечный
      И более ничего.
      Лед греет души Лорчей
      У Лорчей пламя его.
      В грохоте молотов тяжких
      Миру явилась Сталь.
      Сталь дана Гамелинам,
      Их беспощадным клинкам.
      Два Тунца звонкобронных
      Порождены Синевой
      Южным Домам опора,
      Юга хранят покой.
      Над заводями колеблем
      Ветром гибкий Тростник.
      Танец его - для Хевров.
      И Три Головы - для них.
      Для Пелнов крылья простерты
      Птицы, мощной, как смерть.
      Им - Альбатроса дерзость,
      Им - белизна и честь.
      Тур, ярый в битве хищной,
      Подъял на рогах небеса.
      Тур - воитель Эльм-Оров,
      Ужас в его очах.
      Лед изойдет водою,
      Ржавчиной Сталь изойдет.
      Ветер, один лишь Ветер
      Над прахом Домов воспоет
      Песнь о падении сильных.
      Герфегест умирал. И вместе с Заклятием в него входила боль всех погибших Конгетларов. И вместе с болью к Герфегесту приходило отчаяние.
      Теперь ему уже никогда не отомстить за смерть Конгетларов.
      Никогда не стоять на смотровой площадке отстроенного наново Наг-Туоля.
      Никогда не вдыхать полной грудью крепкий утренний бриз, прислушиваясь к рокоту близкого любвеобильного моря...
      10
      В ноздри Герфегеста входил щекотливый благовонный дым. Все тело раскалывалось на куски от нечеловеческой усталости. В беспредельной высоте, широко распластав крылья, парил черный кондор.
      К его щеке прикоснулась холодная женская рука. Тайен?
      - Тайен? - прошептал Герфегест.
      - Нет.
      Идущий Путем Ветра знает: поддаваться навалившейся усталости последнее дело. Герфегест поднялся на ноги одним рывком. В голове далеким эхом отозвалась боль. Вместе с ним поднялась с корточек Киммерин. Киммерин. Откуда он знает это имя?
      Трупы воинов были сложены в один ряд вдоль берега ручья. Двое - карлик в потертой зеленой залме и высокий молодой воин в длинном темно-коричневом плаще - перебирали небогатые трофеи. Мечи, шлемы, три лука, несколько секир, поясные бляхи, наплечники, сапоги, щиток с двумя черными лебедями.
      - Я... - неуверенно сказал Герфегест, ощупывая глазами лицо девушки, я... мне нужно в Алустрал. Меня ждет Рыбий Пастырь.
      - Я знаю, - кивнула Киммерин.
      К ним подошел Двалара.
      - Тебе понравилось с ней?
      - О чем ты говоришь, Двалара? - спросил Герфегест, не вполне понимая, каким образом на язык ему подворачиваются нужные имена.
      - Пройдет совсем немного времени и ты вспомнишь. Когда вспомнишь знай, что все мы служим Ганфале и выполняем любые его приказания. Не будь на то его воли - я и Киммерин спорили бы только об одном: кто убьет тебя быстрее.
      Киммерин едва заметно улыбнулась. Будто бы извинялась.
      Герфегест не понимал их, но решил смолчать. Были дела поважнее бахвальства.
      - Где Семя Ветра? - тревожно спросил он, бросив быстрый взгляд в сторону святилища.
      Последнее, что помнил Герфегест о Семени Ветра - это свое незавершенное превращение от заклинаний Тайен. Тогда Семя Ветра было в его руках, а после обломки расщепившейся стрелы слизнули его с ладони и оно упало в траву. Поляна была истоптана и залита кровью. На то, чтобы разыскать на ней Семя Ветра, могли уйти дни и недели.
      - А это мы узнаем. Это мы сейчас узнаем, - чем-то исключительно довольный, сказал-пропел Горхла.
      11
      Слепец не умер, потому что не жил.
      Останки его растерзанного Герфегестом тела, повинуясь слепому - ведь он за то и назывался Слепцом - стремлению самовосстановиться и вновь обрести целостность, успели уже отчасти собраться вместе. В дверях святилища Герфегеста и его новых союзников ожидало не самое приятное зрелище.
      Вкривь и вкось сросшаяся головогрудь твари беспомощно мялась на трех лапах.
      Голова, перебирая несколькими жвалами, медленно подбиралась к телу.
      Извивающийся змеей ложноязык, однако, по неведомой Герфегесту причине стремился отнюдь не к воссоединению с головой. Он медленно пробирался в траве вдоль стены святилища, все более удаляясь от всего того, что осталось от Слепца.
      Герфегест занес над Слепцом меч.
      - Не трать зря время, - остановил его Горхла. - Еще успеется.
      Герфегест покосился на карлика с раздраженным недоумением.
      - Мы что, будем ждать до тех пор, пока он не соберется полностью и не прикончит всех нас?
      - Нет. Ждать мы не будем. Мы расчленим Слепца перед самым уходом. А пока - найдем Семя Ветра.
      Герфегест уже успел заметить на правой руке Горхлы рукавицу, искусно сплетенную из крошечных железных колец. Горхла ловко схватил извивающийся ложноязык Слепца защищенной рукой.
      Пренебрегая хлесткими ударами ложноязыка по плотной холщовой ткани его залмы, на которую были нашиты медные бляхи с чеканными морскими чудами Алустрала, Горхла спросил у Герфегеста:
      - Где ты стоял, когда выронил Семя Ветра?
      - Приблизительно здесь, - Герфегест сделал несколько шагов в сторону и ковырнул землю носком сапога.
      - Хорошо.
      Горхла подошел к Герфегесту и швырнул ложноязык на землю.
      - У Слепца есть два безусловных стремления, - пояснил он тоном итского любознателя. - Первое в том, чтобы восстанавливать свою целостность. А второе - в том, чтобы идти к Семени Ветра. Для ложноязыка Слепца второе стремление сильнее первого. Отойдем. Не будем мешать его стремлениям.
      С точки зрения Герфегеста, ложноязык Слепца вился по траве достаточно бесцельно. Но спустя некоторое время Герфегест обнаружил, что в его движениях есть некоторая закономерность. Сворачиваясь и разворачиваясь кольцами, ложноязык медленно отдалялся от того места, куда бросил его Горхла.
      - Похоже, ложноязык Слепца знает что-то, чего не знаешь ты, Рожденный в Наг-Туоле, - не без иронии заметил Двалара.
      - Возможно, - сухо согласился Герфегест. - Однако я полагаю, нам нет смысла стоять над обрывком беспросветно тупой твари, покуда он ищет Семя Ветра. Я должен предать земле тело Тайен.
      - Разумно, - кивнул головой Горхла. - Очень разумно. Но могу ли я задать тебе один вопрос?
      - Говори.
      - Может, оденешься? Или отныне твоей единственной одеждой будет меч?
      Первый раз за день Герфегест услышал что-то, похожее на шутку.
      - Меч, - серьезно ответил Герфегест. Только сейчас он стал чувствовать холод.
      12
      Герфегест направился в святилище, которое служило ему жильем последние семь лет. Обезображенное нападением Слепца и его шевелящимися останками, оно сейчас больше походило на мясную лавку, где вместо мяса продают свежие отбросы.
      Статуи-хранительницы - четыре бронзовых оленеглавых девы, установленные здесь некогда варанскими паломниками - безмолвствовали. Опасность ушла, оставив боль, усталость и решимость до конца исполнить Заклятие Конгетларов.
      Каменная чаша пустовала и Герфегест не знал, суждено ли ей когда-нибудь еще принять Семя Ветра. Скорее всего - нет. Возможно - да.
      Герфегест подошел к стенной нише, забранной грубой полотняной шторой. В нише хранилось то немногое, в чем может нуждаться воин.
      Яловые сапоги и легкие сандалии. Крепкие грютские штаны и просторная льняная рубаха. Пояс, плащ, подбитый медвежьим мехом, и выходной варанский кафтан, на котором голубой и белой нитью вышиты Пенные Гребни Счастливой Волны. Походный харренский сарнод и ореховая шкатулка со снадобьями, среди которых сыскались бы и яды. Боевой цеп и перевязь "крылатых ножей". Все. Меч был у него в руках, ножны висели в изголовье ложа. Их с Тайен ложа.
      Герфегест оделся. Плащ, сандалии и ореховая шкатулка не без насилия уместились в сарнод. Перевязь с "крылатыми ножами" привычно легла на плечо. Герфегест взвесил в руке боевой цеп. Некоторое время он стоял, добиваясь совершенной чистоты мысли. Не вышло.
      С яростным хрипом Герфегест обрушил тяжесть цепа на каменную чашу, хранившую до сегодняшнего дня Семя Ветра.
      С глухим стуком осколки посыпались на земляной пол святилища. Нет. Ей никогда больше не суждено принять в свое каменное чрево Семя Ветра. Хоть в чем-то он теперь уверен.
      Успокоив дыхание, Герфегест заткнул боевой цеп за пояс. Снял со стены ножны и вверил им изящный прогиб своего меча.
      Лук и стрелы он возьмет позже. Впрочем, нет. Проклятые лук и стрелы, которыми на рассвете столь опрометчиво Тайен погубила все, брать с собой нельзя. Отныне они несут печать несчастья и их следует уничтожить.
      Ну что же. Оставалась Тайен. Еще перед тем как осуществить отрезвляющее после кровавого безумия купание в ручье, Герфегест переложил ее холодеющее с каждой минутой тело на ложе.
      Оно было там и сейчас.
      Он намеревался вынести Тайен под открытое небо и предать ее земле там, где он впервые встретился с ней.
      Но стоило Герфегесту склониться над ее мраморным холодным телом и прижаться пылающей горем щекой к ее мертвой, такой мертвой груди (ему не хотелось прощаться с Тайен на глазах у Двалары и, особенно, Киммерин), как статуи-хранительницы снова призывно зазвенели.
      Герфегест отнял лицо от холодной кожи Тайен и слегка отстранился. Он не понимал, что означает звон статуй-хранительниц. Герфегест знал только одно они никогда не станут подымать шум зря.
      Тело Тайен, которое до настоящего момента было не более чем телом красивой мертвой девушки, начало неуловимо изменяться.
      Под ее кожей стали проступать зыбкие загадочные очертания. Ошпаренный недоумением Герфегест отступил на два шага назад. Превращение, которое происходило с телом, не было ни пугающим, ни отталкивающим, но осторожность была наследственной добродетелью Дома Конгетларов.
      Вскоре тело Тайен проявило свою истинную сущность.
      Ее кожа разделилась на отдельные лоскуты, обратившиеся листьями больших киадских кувшинок. Волосы Тайен стали молодыми побегами повилики и мохнатыми стеблями хмеля. Глаза - двумя каплями харренского янтаря. Зубы - россыпью тернаунского жемчуга.
      Затаив дыхание, Герфегест восхищенно наблюдал как то, чему было назначено стать подчистую объеденным червями скелетом и двумя горстями истлевшей плоти, вновь наполнялось жизнью и движением. Такой странной жизнью, таким естественным движением!
      Листья кувшинок опали на ложе и под ними Герфегест увидел великое множество цветущих клеверных головок. По святилищу закружились сонмы разноцветных бабочек - ленточницы, бражники, крапивницы. И, в довершение всего, к огромному удивлению Герфегеста, из клевера возникли: большая рыжая лиса и восседающий на ее правом ухе угольно-черный богомол.
      Лиса подошла к Герфегесту и, ошалело потряхивая головой, потерлась о его ногу. Богомол соскочил на пол и с восхитительной прытью исчез под ложем.
      Герфегест, ошалевший едва ли менее чем лиса, довольно бессмысленно присел рядом с ней на корточки и почесал ее за ухом. Словно собаку.
      - Сыть Хуммерова... - пробормотал он. Более пространные комментарии не шли ему в голову.
      Когда из вереска и повилики выпорхнул дрозд и в несколько уверенных взмахов крыльями исчез за дверью, Герфегест только махнул рукой. Удивляло лишь одно - как в такой страшный и жестокий день могло произойти что-то, помимо уродливого и отталкивающего?
      13
      Двалара, Горхла и Киммерин гляделись тремя несмышлеными и перепуганными детьми, когда из святилища вышел Герфегест в полном боевом облачении, опушенный мельтешащим пестроцветием бабочек, с лисой у ног.
      Горхла, впрочем, довольно быстро сообразил, в чем дело:
      - Твоя подруга не была рождена земной женщиной, да?
      - Да. Но я не знал об этом, - сказал Герфегест и это была чистейшая правда.
      Горхла нахмурился.
      - Это не умно - не интересоваться, с кем делишь ложе. Обычно подобного рода неведение оборачивается большими неприятностями. Она могла тебя...
      - ... Как ты можешь видеть, на этот раз все обернулось... - поторопился перебить Горхлу Герфегест. Он не мог сказать "хорошо", потому что не видел в смерти Тайен - кем бы она ни была - ничего хорошего.
      - ... все обернулось иначе, - подобрал он наконец подходящие слова.
      Горхла, ничего не говоря, направился к двери в святилище. Когда он проходил мимо Герфегеста, лиса опасливо шарахнулась в сторону и, помедлив мгновение, пустилась наутек. "Жаль", - подумал Герфегест, который почему-то заключил, что лиса скрасит его путь в Синий Алустрал.
      - Постой, - сказал Герфегест, вежливо, но непреклонно схватив Горхлу за локоть. - Ты куда?
      Герфегест почувствовал, как карлика сковало сверхчеловеческое напряжение.
      - Хочу осмотреть место, где совершилось разложение твоей Тайен. Глиняные люди - опасные существа, - сказал Горхла. Чувствовалось, что он прикладывает немалые усилия к тому, чтобы его голос звучал непринужденно.
      - Как бы не вышло злого, - добавил он, делая попытку высвободить руку.
      Но Герфегест держал его очень и очень крепко.
      - Нет, - сказал он твердо. - Никто больше не войдет туда. Отныне, именем проклятого Дома Конгетларов, это святилище нарекается Усыпальницей Тайен. Никому не дозволено входить в нее, какими бы ни были его намерения злыми или добрыми.
      - Даже Слепцу? - невинным голосом спросил Горхла.
      - Слепцу? - переспросил Герфегест насмешливо.
      Он выпустил локоть Горхлы и стремительно подошел к настырно борющейся за целостность твари, которая копошилась теперь чуть в стороне от святилища, поближе к ручью. Не пожалев сил, он изрубил Слепца на хрустящие куски и расшвырял их по всей поляне.