Это совершенно никуда не годилось. Имена у всех троих были очень странные. О принадлежности их обладателей к какому-либо из семи Домов Алустрала они ничего не сообщали, а Герфегест был не из тех, кто способен удовлетвориться неведением.

Слишком многое изменилось, слишком быстро за сегодняшний день, и Герфегест мог позволить себе быть предельно откровенным. И на все вводные формулы вежливости ему было в этот момент глубоко наплевать.,

– Кому вы служите? – спросил Герфегест, ожидая услышать либо ложь, либо спесивое «никому».

– Ганфале, – ответил Горхла, заваливаясь из стойки на руках вниз и подымая огромную тучу брызг. – Бр-р-р, холодно.

Его ответ ошеломил Герфегеста.

8

Ганфала. Кто такой Ганфала для Синего Алустрала, милостивые гиазиры? Тот же, кем был Леворго для Сармонтазары. Главный. Пастырь. Охранитель. Тот, дому до всего есть дело. Тот, кому ни до чего нет дела. И никто, ровным счетом никто и никогда не смел называть Ганфалу просто Ганфалой. Ганфала Рыбий Пастырь – Синеву Алустрала Предержащий, Ганфала – Надзирающий над Равновесием. Нет в Синем Алустрале последнего слабоумного попрошайки, который не знал бы о Ганфале, и мало, очень мало сыщется людей, которые могли бы похвастать тем, что видели Ганфалу. Герфегест не видел. И никто из Кон-гетларов его не видел. И никто из Конгетларов ему не служил. Вообще, Герфегест мог дать правую руку на отсечение, что Ганфале не служил никто. И в то же время служили все. Луна и звезды, рыбы и камни, песок и Синева Алустрала – потому что все было обязано ему своим существованием и, следовательно, служило.

– Ответь передо мной за свои слова, – сухо сказал Герфегест Горхле, выходя на берег, и, якобы для согрева, пустил меч бесконечным «веером бражника».

Киммерин, поднявшаяся из вод ручья, словно ва-ранская дочь Пенного Гребня Счастливой Волны, и Двалара, взявшийся растирать ее тело куском грубой морской губки, с интересом воззрились на Герфегеста.

– Ответить за слова? – Горхла нахмурился. – Меня редко просят о таком одолжении. И все просители встретились с Синевой Алустрала раньше, чем ты бы успел сосчитать пальцы на своих руках. Но Ганфала не велел делать тебе злого. Рожденный в Наг-Туоле. Мы прошли через Врата Хуммера – вот мой ответ за мои слова.

– Это не ответ, – отрицательно качнул головой Герфегест. – Я тоже прошел некогда через Врата Хуммера. И все люди, убитые нами сегодня, тоже прошли через Врата Хуммера.

– Хорошо, – Горхла слегка пожал плечами. – Хорошо. Тогда я добавлю совсем немногое. Ты – Герфегест из Дома Конгетларов, ты владетель Семени Ветра, и именно поэтому мы здесь. В Алустрале нет никого, кто знает это, и подавно в нем нет никого, кто смог бы отыскать тебя на необъятных просторах Сармонтазары. Никого – кроме Ганфалы и Гамелинов.

Людей, присланных Гамелинами, ты уже видел, и ты видел их намерения. Мы очень спешили, и опоздай мы на несколько мгновений – ты был бы уже мертв.

– Ты говоришь о многом и не говоришь ничего. Твои слова – шелест ветра в ветвях сикоморы, твои слова – скрип снега под моими ногами.

Карлик побагровел. Медленно, чтобы не уронить достоинства, он наклонился и поднял с земли свой страховидный топор.

– Ганфала не велел делать тебе злого. Но он ничего не говорил о том, что есть для тебя зло. Я вижу, что зло для тебя – твой язык. Я сделаю доброе тебе, если вырву его из твоей велеречивой глотки.

Двалара одобрительно хмыкнул. Киммерин (взгляд Герфегеста помимо его воли все время соскальзывал с лица Горхлы к притягательному телу девы-воительницы), – Киммерин поглядела на них с тревогой.

Герфегесту стало весело. Весело безо всякой видимой причины. И он рассмеялся.

– Подумай над тем, что сделает с тобой Ганфала, когда вместо Семени Ветра ты принесешь ему мой язык, – сказал Герфегест, хотя никто из троих еще не говорил ему о том, что они посланы за Семенем Ветра. Не нужно быть ни мудрецом, ни знатоком Наречия Хуммера, достаточно среди ночи разодрать в клочья тварь-убийцу, а на рассвете перебить пол-отряда из Дома Гамелинов, чтобы понять: кому-то в Алустра-ле понадобилось Семя Ветра. И едва ли нечто большее.

Сказанное Герфегестом не пропало даром. Карлик пробормотал одними губами невнятное проклятие, из которого Герфегест расслышал только «…Хуммер…» и «…глубокая утроба…», но топор опустил. Неожиданно подала голос Киммерин.

– Ты прав и не прав. Рожденный в Наг-Туоле. Ты прав в том, что не веришь всему, что слышишь. Но ты не прав в том, что не берешься дослушать до конца.

Мы действительно служим Ганфале, потому что для Алустрала начались тяжелые времена; и Ганфала, Надзирающий над Равновесием – единственный, кто может остановить Дом Гамелинов в его стремлении к безудержному сокрушению. Но посланы мы не только за Семенем Ветра. Ты сейчас все услышишь из уст самого Ганфалы. Помоги мне, – последние слова Киммерин были обращены к Дваларе.

Двалара понимающе кивнул. Он расстелил свой плащ на земле и извлек из походной сумы, сшитой из оленьей шкуры, две небольших изящных курительницы.

Вслед за этим на свет появился каменный флакон с загадочным содержимым и маска из тонкой кожи, лишенная каких-либо характерных черт. На маске не было прорезей для носа и для глаз – только для рта.

Дальше происходило вот что. Киммерин легла на спину и надела маску. Двалара установил по обе стороны от ее головы курительницы и, несколько раз щелкнув огнивом, поджег благовонные палочки. Затем он поднес к губам Киммерин открытый каменный флакон. Несколько капель, отразив показавшееся из-за хелтанских вершин солнце, исчезли в приоткрытых устах Киммерин.

Горхла, которому, похоже, все это было не впервой, сделал Герфегесту пригласительный жест – садись, мол. Сам он, окинув быстрым оценивающим взглядом бездыханные тела, пошел к Мелету. Он содрал с его левой руки церемониальный щиток с черными лебедями Гамелинов, поднес его к уху и, пару раз стукнув по нему костяшками пальцев, одобрительно кивнул головой. Что-то ему понравилось.

Герфегест наблюдал за всем происходящим с выражением абсолютной отрешенности. В своей жизни он навидался всякого. В мире слишком много книг и еще больше способов их прочтения. Так говорили мудрецы Ита. И если кто-то думает, что под книгами они разумели пухлые тома желтой бумаги, испещренной красными чернилами – тот не видит дальше собственной руки.

Горхла подошел поближе к Киммерин. В его руках, кроме щитка с гербом Гамелинов, теперь был кинжал с вилообразной гардой. Быстрым жестом опытного каллиграфа он нанес на горло Киммерин крохотную царапину. Потом, спокойный и уверенный в себе, не примериваясь, он плавными взмахами кисти покрыл царапинами запястья и щиколотки Киммерин. Выступили крохотные капли крови.

Потом Горхла заговорил глухим низким голосом. Это не было Наречие Хуммера. Это был высокий язык Синего Алустрала – и не больше.

– Волею Синевы Алустрала, волею Двух Взаимо-борителей и Великой Матери Тайа-Ароан, именем Надзирающего над Равновесием и именами Трех Идущих Путем Его, да откроются Пять Скважин тела твоего и да пробудится память о создателе твоем.

Горхла замолчал, и тогда заговорил щиток с гербом Гамелинов – перехватив свой кинжал за лезвие, карлик принялся мерно постукивать костяной рукоятью по щитку.

Дым от курительниц, стоявших у головы Киммерин, бьш тяжел как свинец. Он не восходил к небу и не рассеивался в воздухе. Дым опадал тяжелыми складками И струился по телу Киммерин. По маске, скрывающей ее лицо. По обнаженной груди, по животу, по рукам и ногам, по лону.

Дыхание Киммерин учащалось в такт постукиваниям Горхлы, ее тело едва заметно вздрагивало. Ноги Киммерин медленно согнулись в коленях и разошлись в стороны. Двалара подошел к Герфегесту и протянул ему флакон.

– Подставь ладонь, – шепнул Двалара. Герфегест протянул ему тыльную сторону кулака.

Он уже догадывался, что ему предстоит сделать.

Не колеблясь, он слизнул четыре капли, которые вытрусил из флакона Двалара.

Стоило жидкости коснуться его языка, как в голове пронесся горячий вихрь. В уши ворвался тяжелый грохот – так ему теперь слышался стук рукояти кинжала о щиток. Киммерин показалась ему невыразимо прекрасной, манящей, той, обладание которой необходимо.

Двалара недвусмысленно ткнул пальцем в сторону Киммерин. И столь же недвусмысленно отвернулся.

9

Теперь все пространство, весь мир были пропитаны грохотом. Не было мыслей, не было ни стыда, ни страха, было только желание. Герфегест вошел в Киммерин быстро и жадно. В нее – ждущую, захлебывающуюся экстатическим стоном, окутанную благовонным дымом.

В висках Герфегеста бешено стучала кровь. Перед глазами расплывалась туманным пятном кожаная маска Киммерин. Прошлое рушилось в пучины небытия, будущего не было.

Последние часы были слишком тяжелы для него. Он истек быстро и бессильно закричал вдогон ускользающему наслаждению. И в этот момент маска Киммерин ожила. На ней наметились черты лица, скулы, глазницы и нос. Герфегест отпрянул назад, но стальные руки обхватили его плечи, и Киммерин заговорила далеким, чужим голосом. Этот голос принадлежал мужчине.

– Останься, Рожденный в Наг-Туоле. С тобой говорю я, Ганфала.

Маска на Киммерин полностью преобразилась и уже не была маской. Прямо в глаза Герфегесту смотрел оливковокожий человек. Он не был ни стар, ни молод – казалось, что он вообще лишен атрибута возраста. Два длинных черных уса сходились под подбородком и были сплетены вместе в одну косицу, конец которой был-схвачен простым медным кольцом без узоров и украшений. Его дыхание несло свежий запах-штормового моря, в его глазах Герфегест прочел лишь одно: это Рыбий Пастырь, и никто более. Это Ганфала.

– Ответь мне. Рожденный в Наг-Туоле, ты слышишь меня?

Герфегесту пришлось приложить огромное волевое усилие, чтобы разжать судорожно сведенные челюсти.

– Я слышу тебя.

– Хорошо. Ты силен. Идущий Путем Ветра. Могущество Гамелинов не смогло взять над тобой верх. Тебе удалось отверзть Пять Скважин тела Киммерин и именно благодаря твоей силе я сейчас говорю с тобой. Теперь слушай и молчи.

Герфегест, в общем-то, и без того молчал. Еще не хватало перечить самому Надзирающему над Равновесием!

– Над Синим Алустралом простерли свои черные крылья лебеди Гамелинов. Их могущество растет слишком быстро, и равновесие стремительно разрушается. Ты – отпрыск самого могущественного и искусного Дома Алустрала. Только ты можешь остановить Гамелинов. Ты нужен Алустралу, Герфегест. Я знаю – ты нашел Семя Ветра. Иначе ты сейчас не говорил бы со мной. Я хочу, чтобы ты пришел в Алу-страл, чтобы ты принес Семя Ветра и свое искусство Идущего Путем Ветра. Эти трое – Двалара, Горхла и Киммерин – были посланы мной, чтобы уберечь тебя и указать тебе дорогу обратно. Все мы – они, ты и я – вервие одного каната.

Пока Ганфала говорил, мир вокруг Герфегеста плавился воском, растекался водой, истончался до дыма и исчезал без следа. Исчез грохот, исчезло тело Киммерин, канули в ничто ручей, поляна, усеянная мертвыми воинами, курительницы и память о прошлом.

Герфегест и Ганфала неторопливо вышагивали по тропе, мощенной едва шероховатыми плитами нежно-зеленого цвета. Тропа вилась по берегу неглубокого прозрачного озера. В озере были камни и островки – один довольно большой и много помельче. В левой руке Ганфала держал длинный посох, увенчанный двурогим металлическим лезвием. На поясе у него висел небольшой мешочек, сплетенный из пурпурных водорослей – в таких носят фигуры для игры в нарк.

Герфегест не удивился новому превращению. Он уже не удивлялся ничему.

– Ты не согласен со мной, Герфегест, – заметил Ганфала так, будто они давно вели какую-то пустую беседу. О лошадях или, к примеру, о тягловых каракатицах.

– Ты прав, Рыбий Пастырь, – неожиданно для самого себя согласился Герфегест. – Я ничего не должен Синему Алустралу. Мой Дом был истреблен по тайному сговору чужих Домов, я обрел себя в Сармон-тазаре и вновь лишился всего по вине людей из Алустрала. Если Гамелины вознамерились вновь вывернуть наизнанку Синеву Алустрала – пусть сделают это.

– Пусть сделают это, – эхом отозвался Ганфала, извлекая из своего мешочка «лебедя», и, ловким щелчком большого пальца подбив плоскую резную фигурку, отправил ее в зеленую траву одного из островков посреди озера.

– Ты узнаешь эти земли? – спросил Ганфала, ткнув пальцем туда, где упала фигура.

Герфегест всмотрелся повнимательнее. Да, надо быть полным ослом, чтобы не понять сразу смысл и назначение озера, окольцованного мощеной тропой. Это земли мира, а озеро – океан, моря и заливы. Герфегест теперь с легкостью различил восточное побережье Сармонтазары, длинный язык полуострова Цинор, бычий желудок моря Фахо, ромбовидный Тернаун и скалистый обломок Хеофора. Западнее тянулись длинные цепи Хелтанских и Онибрских гор, а за ними раскинулись архипелаги Алустрала.

– Узнаю, – сказал Герфегест. – Узнаю, но едва ли сейчас помню, как называется тот островок, куда упал «лебедь».

Ганфала невесело усмехнулся.

– Священный Остров Дагаат. Герфегест равнодушно повел плечом.

– Мне ничего не говорит это название.

– Еще десять лет назад оно никому ни о чем не говорило. А теперь – смотри. Священный Остров Дагаат восстал из вод Синего Алустрала уже после того, как пал Дом Конгетларов.

Столь же ловко, сколь и в предыдущий раз, Ганфала отправил щелчком на островок второго «лебедя». В изумрудной траве раздался тихий стук соударения двух костяных фигурок.

По безмятежной воде озера пробежала мелкая рябь. Что-то ухнуло в глубине – далекое, непостижимое, ужасающее. Герфегест увидел, как рукотворный мир Сармонтазары побежал трещинами. Пожухла хар-ренская трава. Докрасна раскалились пески Легередана. Над морем Фахо встало колеблющееся парное марево.

Спустя несколько коротких варанских колоколов Сармонтазара полностью погрузилась в кипящую воду, а на месте разрозненных островов Алустрала вздыбился черный неведомый материк, от которого веяло холодом векового ужаса.

– Что это значит? – спросил Герфегест, который никогда не стеснялся выказать себя недоумком. В тех случаях, когда это было действительно важно.

– Это значит, что на Священном Острове Дагаат находится ключ к судьбам мира. И этот ключ в любой момент может попасть в руки Гамелинов. И есть только одно, способное обратить Дагаат не в ужас, но лишь в воспоминание о нем, – Семя Ветра. И есть лишь один человек, способный посеять Семя Ветра в каменную твердь Дагаата. Этот человек – ты, Герфегест Конгетлар.

– А если не сделать этого?

– Гамелины сейчас сильны как никогда. На их стороне еще три Дома Алустрала. В любой момент Гамелины смогут взять Священный Остров Дагаат в свои руки и открыть тайну сокрушения мира. И тогда не останется ничего. И тебя. Рожденный в Наг-Туоле, тоже.

– Пусть, – непокорно тряхнул головой Герфегест, вспоминая смерть Тайен. – Пусть. Этот мир похож на слишком старый, проржавленный до дыр панцирь, чтобы жалеть его.

– Ты упрямый осел, – сказал Ганфала, и в его голосе Герфегесту послышалось восхищение. – Но Заклятие Конгетларов сильнее твоего упрямства. Так вспомни его!

Перед глазами Герфегеста блеснуло двурогое лезвие боевого посоха Ганфалы. В горле полыхнуло пламя чудовищной боли. И вместе с болью в его мозгу сверкнуло нестерпимым белым светом Заклятие Конгетларов.

Вначале был Лед предвечный,
И более ничего.
Лед греет души Лорчей -
УЛорчей пламя его.

В грохоте молотов тяжких
Миру явилась Сталь.
Сталь дана Гамелинам,
Их беспощадным клинкам.

Два Тунца звонкобронных -
Порождены Синевой -
Южным Домам опора,
Юга хранят покой.

Над заводями колеблем
Ветром гибкий Тростник.
Танец его – для Хевров.
И Три Головы – для них.

Для Пелнов крылья простерты
Птицы, мощной, как смерть.
Им – Альбатроса дерзость,
Им – сила его и честь.

Тур, ярый в битве который,
Подъял на рогах небеса.
Тур – воитель Эльм-Оров,
Ужас в его глазах.

Лед изойдет водою,
Ржавчиной Сталь изойдет.
Ветер, один лишь
Ветер Над прахом
Домов воспоет.
Песнь о падении сильных.

Герфегест умирал. И вместе с Заклятием в него входила боль всех погибших Конгетларов. И вместе с болью к Герфегесту приходило отчаяние. Теперь ему уже никогда не отомстить за смерть родичей, никогда не стоять на смотровой площадке отстроенного Наг-Туоля и никогда не вдыхать полной грудью крепкий утренний ветер, прислушиваясь к рокоту близкого моря…

10

Ноздри Герфегеста щекотал благовонный дым. Все тело раскалывалось на куски от нечеловеческой усталости. В беспредельной высоте, широко распластав крылья, парил черный кондор.

К его щеке прикоснулась холодная женская рука.

– Тайен? – прошептал Герфегест.

– Нет, Рожденный в Наг-Туоле.

Идущий Путем Ветра знает, что самое последнее дело – поддаваться навалившейся усталости. Герфегест поднялся на ноги одним рывком. В голове далеким эхом отозвалась боль. Вместе с ним поднялась с корточек Киммерин. Киммерин. Откуда он знает это имя?

Трупы воинов были сложены в один ряд вдоль берега ручья. Двое – карлик в потертой зеленой залме и высокий тридцатилетний воин в длинном темно-коричневом плаще – перебирали небогатые трофеи. Мечи, шлемы, три лука, несколько секир, поясные бляхи, наплечники, щиток с двумя черными лебедями.

– Я… – неуверенно сказал Герфегест, ощупывая глазами лицо девушки, – я… мне нужно в Алустрал. Меня ждет Рыбий Пастырь.

– Я знаю, – кивнула Киммерин. К ним подошел Двалара.

– Тебе понравилось с ней? – спросил он, прищурившись и слегка склонив голову набок.

– О чем ты говоришь, Двалара? – спросил Герфегест, не вполне понимая, как на язык ему подворачиваются нужные имена.

– Пройдет совсем немного времени, и ты вспомнишь. Когда вспомнишь – знай, что все мы служим Ганфале и выполняем любые его приказания. Не будь на то его воли – я и Киммерин спорили бы только об одном: кто убьет тебя быстрее.

Киммерин едва заметно улыбнулась, будто бы извиняясь.

Герфегест не понимал их, да это сейчас было и не важно.

– Где Семя Ветра? – тревожно спросил он, бросив быстрый взгляд в сторону святилища. Последнее, что помнил Герфегест о Семени Ветра – это свое незавершенное превращение от заклинаний Тайен. Тогда Семя Ветра было в его руках, а после обломки расщепившейся стрелы слизнули его с ладони и оно упало в траву. Поляна была истоптана и залита кровью. Чтобы разыскать на ней Семя Ветра, могли уйти дни и недели.

– А это мы узнаем. Это мы сейчас узнаем, – чем-то исключительно довольный сказал-пропел Горхла.

11

Слепец не умер, потому что не жил. Останки его растерзанного Герфегестом тела, повинуясь слепому – ведь он за то и назывался Слепцом – стремлению самовосстановиться и вновь обрести целостность, успели уже отчасти собраться вместе. В дверях святилища Герфегеста и его новых союзников ожидало не самое приятное зрелище.

Вкривь и вкось сросшаяся головогрудь твари беспомощно мялась на трех лапах. Голова, перебирая несколькими жвалами, медленно подбиралась к телу. Извивающийся змеей ложноязык, однако, по неведомой Герфегесту причине стремился отнюдь не к воссоединению с головой. Он медленно пробирался в траве вдоль стены святилища, все более удаляясь от всего того, что осталось от Слепца.

Герфегест занес над Слепцом меч.:

– Не трать зря время, – остановил его Горхла. – Ещеуспеется.

Герфегест покосился на карлика с раздраженным недоумением.

– Мы что, будем ждать до тех пор, пока он не соберется до конца и не прикончит всех нас?

– Нет. Не будем. Мы расчленим Слепца перед уходом. А пока – найдем Семя Ветра.

Герфегест уже успел заметить на правой руке Гор-хлы рукавицу, искусно сплетенную из крошечных железных колец. Карлик ловко схватил извивающийся ложноязык, пренебрегая хлесткими ударами по плотной холщовой ткани его залмы, на которую были нашиты медные бляхи в виде зверей и чудовищ Алустра-ла. Горхла спросил у Герфегеста:

– Где ты стоял, когда выронил Семя Ветра?

– Приблизительно здесь, – Герфегеет сделал несколько шагов в сторону и ковырнул землю носком сапога.

– Хорошо.

Горхла подошел к Герфегесту и швырнул ложноязык на землю.

– У Слепца есть два безусловных стремления, – пояснил он тоном итского любознателя. – Первое в том, чтобы восстанавливать свою целостность. А второе – в том, чтобы идти к Семени Ветра. И для ложноязыка Слепца второе стремление сильнее первого. Отойдем. Не будем мешать его стремлениям.

С точки зрения Герфегеста, ложноязык Слепца вился по траве достаточно бесцельно. Но спустя некоторое время Герфегест обнаружил, что в его движениях есть некоторая закономерность. Сворачиваясь и разворачиваясь кольцами, ложноязык медленно отдалялся от того места, куда его бросил Горхла.

– Похоже, ложноязык Слепца знает что-то, чего не знаешь ты. Рожденный в Наг-Тубле, – не-без иронии заметил Двалара.

– Возможно, – сухо согласился Герфегест. – Однако я полагаю, что нет смысла стоять над обрывком беспросветно тупой твари, покуда он ищет Семя Ветра подобно тому, как Орис истекает из своего безмолвного истока в ХелтаНских горах и несет свои воды в море Фахо. Я должен предать земле тело Тайен.

– Разумно, – кивнул головой Горхла. – Очень разумно. Но могу ли я задать тебе один вопрос?

– Говори.

– Ты собираешься ходить обнаженным весь долгий остаток своих дней? Или отныне твоей единственной одеждой.будетмеч?.

Первый раз за день Герфегест услышал что-то, похожее на шутку. Очень отдаленно похожее.

– Меч, – серьезно ответил Герфегест. Только сейчас он стал чувствовать холод.

12

Герфегест направился в святилище, которое служило ему жильем последние семь лет. Обезображенное нападением Слепца и его шевелящимися останками, оно потеряло для Герфегеста вид жилища и сейчас больше походило на мясницкую. Статуи-хранительницы – четыре бронзовых оленеглавых девы, установленные здесь некогда варанскими атрами – безмолвствовали. Опасность ушла, оставив боль, усталость и решимость до конца исполнить Заклятие Кон-гетларов.

Каменная чаша пустовала, и Герфегест не знал, суждено ли ей когда-нибудь еще принять Семя Ветра. Скорее всего – нет, возможно – да.

Герфегест подошел к стенной нише, забранной грубой полотняной шторой. В нише хранилось то немногое, в чем может нуждаться Идущий Путем Ветра.

Яловые сапоги и легкие сандалии. Крепкие грют-ские штаны и просторная льняная рубаха. Пояс, плащ, подбитый медвежьим мехом, и варанский кафтан, на котором голубой и белой нитью были вышиты Пенные Гребни Счастливой Волны. Походный харрен-ский сарнод и ореховая шкатулка со снадобьями. Боевой цеп и перевязь «крылатых ножей». Все. Меч был у него в руках, его ножны висели в изголовье ложа. Их с Тайен ложа.

Герфегест оделся. Плащ, сандалии и ореховая шкатулка уместились в сарнод. Перевязь с «крылатыми ножами» привычно легла на плечо. Герфегест оценивающе взвесил в руке боевой цеп. Некоторое время он стоял, добиваясь совершенной чистоты мысли. Не вышло.

С яростным хрипом Герфегест обрушил тяжесть цепа на каменную чашу, хранившую до сегодняшнего дня Семя Ветра. С глухим стуком осколки упали на земляной пол святилища. Ей никогда больше не суждено принять в свое каменное чрево Семя Ветра. Хоть в чем-то он теперь уверен.

Успокоив дыхание, Герфегест заткнул боевой цеп за пояс. Снял со стены ножны и вверил им свой меч.

Лук и стрелы он возьмет позже. Впрочем, нет. Проклятые лук и стрелы, которыми на рассвете столь опрометчиво Тайен погубила все, брать с собой нельзя. Отныне они несут печать несчастья и их следует уничтожить.

Ну что же. Оставалась Тайен. Еще перед тем как идти омывать кровь в ручье, Герфегест переложил ее холодеющее с каждой минутой тело на ложе. Оно было там и сейчас. Он намеревался вынести Тайен под открытое небо и предать земле там, где. он впервые встретился с ней.

Но стоило Герфегесту склониться над ее мраморными грудями и прижаться к ним щекой (ему не хотелось прощаться с Тайен на глазах у Двалары и особенно Киммерин), как статуи-хранительницы призывно зазвенели.

Герфегест отнял щеку от холодной кожи Тайен и слегка отстранился. Он не понимал, что означает звон статуй-хранительниц. Герфегест знал только одно: они никогда не станут подымать шум зря.

Тело Тайен, которое до настоящего момента было не более чем телом красивой мертвой девушки, начало неуловимо изменяться. Под ее кожей стали проступать зыбкие загадочные очертания. Герфегест для верности отступил на два шага назад. Превращение, которое происходило с телом, не бьшо ни пугающим, ни отталкивающим, но осторожность была наследственной добродетелью Конгетларов.

Вскоре тело Тайен проявило свою истинную сущность. Ее кожа разделилась на отдельные лоскуты, обратившиеся листьями больших киадских кувшинок. Волосы Тайен стали молодыми вересковыми побегами. Глаза – двумя каплями харренского янтаря. Зубы – россыпью тернаунского жемчуга.

Затаив дыхание, Герфегест восхищенно наблюдал, как то, чему бьшо назначено стать изгнившим скелетом или двумя горстями пепла, наполнялось новой жизнью.

Листья кувшинок опали на ложе, и под ними Герфегест увидел великое множество цветущих клеверных головок. По святилищу закружились сонмы разноцветных бабочек – ленточницы, бражники, крапивницы. И, в довершение всего, к огромному удивлению Герфегеста, из клевера возникли: большая рыжая лиса и восседающий на ее правом ухе угольно-черный богомол. Лиса подошла к Герфегесту и, ошалело потряхивая головой, потерлась о его ногу. Богомол соскочил на пол и с восхитительной прытью исчез под ложем.

Герфегест, ошалевший едва ли менее чем лиса, довольно бессмысленно присел рядом с ней на корточки и почесал ее за ухом.

– Сыть Хуммерова… – пробормотал он. Более пространные комментарии были излишни.

Когда из вереска выпорхнул дрозд и в несколько уверенных взмахов крыльями исчез за дверью, Герфегест только мысленно махнул рукой. Удивляло лишь « одно: как в такой страшный и жестокий день могло произойти что-то, помимо уродливого и отталкивающего?

13

Двалара, Горхла и Киммерин оторопели, когда из святилища вышел Герфегест в полном боевом облачении, окруженный пестроцветьем бабочек и сопровождаемый по пятам лисой.

Горхла, впрочем, довольно быстро сообразил, в чем дело:.

– Твоя подруга не была рождена земной женщиной, да?

– Да. Но я не знал об этом, – сказал Герфегест, и это была чистейшая правда. Горхла нахмурился.

– Это дурно – не знать, с кем делишь ложе. Обычно подобного рода неведение оборачивается большими неприятностями.

– Как ты можешь видеть, на этот раз все обернулось… – Герфегест не мог сказать «хорошо», потому что не видел в смерти Тайен – кем бы она ни была – ничего хорошего.

– …все обернулось иначе, – подобрал он наконец подходящие слова.

Горхла, ничего не говоря, направился к двери в святилище. Когда он проходил мимо Герфегеста, лиса опасливо шарахнулась в сторону и, помедлив мгновение, пустилась наутек. «Жаль», – подумал Герфегест, который почему-то решил, что лиса скрасит его путь в Синий Алустрал.

– Постой, – сказал Герфегест, вежливо, но непреклонно схватив Горхлу за локоть. – Ты куда?

Герфегест почувствовал, как карлика сковало сверхчеловеческое напряжение.

– Хочу осмотреть место, где совершилось разложение Тайен, – сказал Горхла. Чувствовалось, что он прикладывает немалые усилия к тому, чтобы его голос звучал непринужденно.

– Как бы не вышло злого, – добавил он, делая попытку высвободить руку.

Но Герфегест держал его очень и очень крепко.

– Нет, – сказал он, делая вид, что пропустил оскорбительное «разложение» мимо ушей. – Никто больше не войдет туда. Отныне, именем Дома Конгет-ларов, это святилище нарекается Усыпальницей Тайен, и никому не дозволено посещать его, не важно со злыми или добрыми намерениями.

– Даже Слепцу? – невинным голосом спросил Горхла.

– Слепцу? – переспросил Герфегест насмешливо. Он выпустил локоть Горхлы и стремительно подошел к полувосстановившейся твари, которая копошилась теперь чуть в стороне от святилища, поближе к ручью. Не пожалев сил, он изрубил Слепца на хрустящие куски и расшвырял их по всей поляне.

Герфегест не видел, как за его спиной Горхла в один ловкий мах крюкообразно выброшенной вперед руки поймал в воздухе зазевавшегося бражника и, расплющив его хрупкое тело в своих стальных пальцах, быстро сожрал добычу. Вторую бабочку – ею оказалась нежно-желтая лимонница – он спрятал себе в суму до лучших времен.

– У тебя пыльца на губах, – сообщил Двалара Горхле очень тихим шепотом.

– Что у него на губах? – осведомился Герфегест, неожиданно повернувшись к ним.

– На губах? – удивился Горхла, успевший дважды облизнуться.

– Ты ослышался. Я говорю, что мы нашли Семя Ветра, и оно великовато для того, чтобы застрять в зубах, как земляничное, – нашелся Двалара.

– Нашли – так давайте сюда, – потребовал Герфегест, которого общество посланцев Ганфалы начинало не на шутку раздражать.

– Возьми, – с неожиданной легкостью сказал Двалара, протягивая ему раскрытую ладонь.

Это было оно. Семя Ветра. Тяжелое и шершавое.

– И где оно было? – спросил Герфегест, который, вновь овладев Семенем Ветра, пришел в неожиданно приподнятое расположение духа. Теперь ему хотелось как-то скрасить неловкость, вызванную его чересчур резким обращением с его пусть и непрошеными, но все же спасителями.

– Угадай, – панибратски подмигнул Двалара. Герфегест скроил потешно-презрительную мину. Дескать, вот еще, в загадки играй тут с тобой, в то время как весь мир может со дня на день превратиться в одну ужасающую загадку.

– Оно застряло в подошве одного из людей Гаме-линов, – сказала Киммерин, которая, по всей видимости, оценила мимическое мастерство Герфегеста.

– М-да? – скептически переспросил тот, оценивая расстояние от ложноязыка Слепца, который трепыхался посредине поляны, до уложенных на берегу ручья тел. – А этот вонючий обрубок? Он что – успел сползать туда и теперь возвращается?

– Нет, – серьезно качнула головой Киммерин. – Я пошла к ручью, чтобы наполнить фляги водой, и мой взгляд совершенно случайно упал на странный граненый камешек. Горхла сказал, что это Семя Ветра.