"Он из Иноземного Дома", - спустившись на полтона ниже, сообщил рослому тот, его товарищ, в охотничьей шапке.
      - Да хоть из свиты Сиятельной Сайлы! - заржал рослый.
      "Интересное дело, - подумал Эгин. - Эти ребята одеты, как штатские, а хамят, словно гвардейцы Сиятельного князя. Разгуливают по Пиннарину с псами, словно высшие чины Внутренней Службы, и оскорбляют чиновника Иноземного Дома. По виду - наемники из северян, по речи - из Урталаргиса".
      - Разве вам не известно, какие влиятельные родственники у этой девочки, которую вы сейчас пытаетесь прибрать к рукам? - не оставляя надежды уладить дело миром, поинтересовался Эгин.
      - Знаем, знаем! У нее о-очень влиятельные родственники, - снова заржал тот, что был за главного.
      - Особенно дядя! - вклинился стоявший поодаль, тот, что придерживал псов.
      - Они-то нас и послали, господин хороший, так что дела твои швах, авторитетно добавил третий, обнажая свой короткий и широкий меч.
      Случилось то, чего Эгин давно ожидал, - Овель разревелась. Видимо, упоминание о родственниках действовало ей на нервы похлеще любых сколопендр, ползающих по спине, и гадюк, обнимающих шею холодным чешуйчатым воротником.
      - Короче... - но рослый не успел договорить, потому что Эгин, метнувшись, словно молния, в глубоком выпаде, всадил меч ему прямо в живот, который, к счастью, не был защищен даже дрянной кольчугой. Всадил на половину длины лезвия. И тут же начал обратное движение. Трюк опасный, но иногда крайне эффективный.
      Остатки хмеля слетели с Эгина в тот же миг. Ают-ское, истерика Иланафа, философствования Онни и даже милые влажные губки Овель - все это уже не существовало для него. Оставались только двое вооруженных мужчин и два свирепых пса, воспитанность которых может обратиться нападением в любой момент.
      Так же стремительно Эгин извлек меч из раны и отскочил на два шага назад. К стене. К Овель. От неожиданности она даже перестала всхлипывать столь отчаянно. Рослый заскулил, скрючился, ухватился за рану и упал на спину, в помои. Наконец-то он осознал, что с ним произошло. Осознал, когда повалился спиной в нечистоты, покрывшие его с головой. И ослиная моча вкупе с кухонными отбросами, грязь вперемешку с теплыми каплями ночного дождя были ему саваном. Если такие, как он, вообще заслуживают савана.
      Внезапность - половина победы. Все это верно. Но всякий знает, что, взяв врасплох одного врага, ты вынуждаешь оставшихся на удвоенную осторожность и жестокость.
      - Спускай, Ракку, - бросил товарищу второй, тот, что разглагольствовал о дяде Овель, отступая. Похоже, таланты писаки вершить суд жизни и смерти не подлежали теперь сомнению, и он просто струсил. Меч, однако же, прятать не спешил.
      Псарь что-то шепнул своим питомцам, и те, не издав ни единого звука, бросились на Эгина под одобрительное улюлюканье обоих провожатых. Обе твари были кобелями. Черными, с обрезанными ушами и хвостами. Поджарыми, мускулистыми, сильными, откормленными. Эгин не очень хорошо разбирался в псах, потому что терпеть их не мог, но даже его знаний было достаточно для того, чтобы понять - они обучены держаться до последнего, нападать на вооруженного человека, останавливать бегущих и ударом лап вышибать из седла всадника.
      При Эгине был только меч. Причем так называемый "салонный меч". Кто бы мог подумать, что вечеринка у Иланафа будет иметь столь неожиданное продолжение? Как и всякий салонный меч, клинок Эгина был тонок, слегка искривлен и имел очень длинную рукоять с избыточно декорированной гардой. Для того чтобы давать отпор псам, хорошо бы располагать чем-то более длинным и более увесистым.
      Самое лучшее отступать к стене, когда обе собаки присели для прыжка, предварительно изучив характер обороны Эгина. Одна из них обязательно погибнет. Но зато другая обязательно достанет Эгина, Меч которого будет все еще вонзен в тело первой.
      Он всегда ненавидел собак. Иногда стеснялся этого. Особенно с Вербелиной. Но в тот момент, глядя на их пасти с желтыми зубами, на пасти людоедов, а отнюдь не вегетарианцев (от Вербелины Эгин слышал, что в отдельных состоятельных дворах этих тварей кормят человечиной кровожадные самодуры вроде того же Хорта оке Тамая, но он тогда не поверил), он поклялся, что никогда и ни за что не потреплет за ухом ни одну псину, будь она хоть с голубя величиной.
      Под бодрое улюлюканье псаря собаки прыгнули в сторону резко отступившего на четыре шага по диагонали Эгина. "В этот раз не попадут, но в следующий!" - Эгин не успел закончить свою мысль, ибо истошный крик Овель тут же свел на нет его планы.
      - Сэм-ми-са! - истошно завизжала она. - Сэм-ми-са!
      10
      Эгин обернулся. С Овель было все в полном порядке. Она была жива, невредима и разъярена, словно тигрица. Конечно же, испугана. Но, по крайней мере, больше не плакала. Но самое любопытное - это то, что она обращалась отнюдь не к Эгину. И не к своим преследователям. Она обращалась к псам. И псы, похоже, прекрасно слышали ее.
      Они оба, словно бы получив обухом по голове, смиренно сидели теперь в пяти локтях от Эгина. Да, они были недовольны, что та неукротимая жажда крови, что блестела в их глазах, осталась невостребованной, а голод неудовлетворенным. Но они слушались ее. Слушались эту глупую девчонку!
      Тут уже и псарь понял, что произошло. "Теперь ясно, как эта дрянь смылась из "Дикой Утки", - бросил один преследователь другому.
      - Командуй, давай-давай, - второй вместо ответа ткнул его в бок локтем.
      - Саа! Саа! - закричал псарь. Для шепота расстояние было слишком велико.
      Это словцо знал даже Эгин. Благодаря Вербелине. "В принципе, объясняла увядающему от скуки и отвращения возлюбленному Вербелина, каждый, кто держит собак, может тренировать их на свои собственные слова. Но да только обычно все пользуются известными, когда речь идет о простых вещах. Но, представь себе, есть любители играть со своими собаками в Свод Равновесия. Такие недоумки, милый, имеют специальные пароли для общения с собаками". "А ты?" - вот что нехотя спросил тогда Эгин, просто чтобы как-то поддержать разговор. "А у меня есть только один шутейный пароль, Вербелина расцвела в улыбке. - Когда я говорю "энно", самые сообразительные из них делают обратное сальто через голову".
      Тогда Эгин не придал этому разговору никакого значения, хотя и не забыл. Тем, кто страдает провалами в памяти, в Своде Равновесия не выжить. Он запомнил весь тот разговор до мельчайшей детали. И не пожалел об этом. Когда Овель заорала "сэм-ми-са" в очередной раз и собаки снова стали как вкопанные, Эгин понял две вещи.
      Во-первых, что Овель каким-то образом был известен пароль, запрещающий обыкновенное "са" этим псам. Да и псов она, похоже, тоже знала, судя по тому, что по отношению к ней они не проявляли ни злобы, ни агрессивности. Самое большее - служебный интерес. Во-вторых, что настала пора действовать, и действовать незамедлительно, потому что это довольно глупо заставлять Овель орать каждый раз, когда псарь посылает своих питомцев в атаку. Не дожидаясь очередного "са", Эгин в три прыжка достиг ближайшей твари и снес ей голову косым поперечным ударом. А затем, изо всех сил пнув вторую тварь, в тот момент слишком поглощенную дилеммой двоевластия, проделал ту же операцию и с ней.
      "Даже четвероногих иногда подводит излишняя воспитанность", - вот каким трюизмом сопроводил воспоминание об этом Эгин двумя днями позже.
      "Что ж, судьба раздает мне авансы" - вот что подумал Эгин, надвигаясь на двух оставшихся преследователей Овель, которая оказалась совсем не такой бесполезной в этой ночной драке, какими обыкновенно оказываются прекрасные спутницы чиновников Иноземного Дома.
      11
      Псы лежали обезглавленные на мелководье в канаве нечистот. Неподалеку от них намечался труп первого хама - главаря преследователей. "Даже если рана не смертельная, после такой дозы дерьма его кишки едва ли заработают вновь", - бесстрастно и безо всякого злорадства заключил Эгин. Овель с искаженным яростью лицом вжалась всем телом в серую спину дома. Все это значило, что конец кровавой пьесы, разыгравшейся на Внутреннем Кольце, весьма близок. Мечи преследователей блеснули в неярком свете молодой луны.
      Чиновник, собирающийся на дружескую пирушку, не берет с собой оружия под левую руку. Не взял его и Эгин. А потому драться с двумя придурками одновременно, у каждого из которых, в отличие от него, было в левой руке по кинжалу, было очень несподручно.
      Приходилось следить за огромным количеством вещей, за которыми гораздо легче следить днем. Несмотря на то, что каждый из его противников был не чета Эгину в фехтовальном искусстве, реализовать свое преимущество оказалось весьма не просто. В первую очередь потому, что Эгин дорожил своей жизнью, а вот эти двое, кажется, не слишком. "Они что, смертнички оба?" - подумал Эгин, утирая пот со лба во время очередной краткой передышки. За минуту до этого псарь попытался подставиться под удар меча Эгина с тем, чтобы дать своему напарнику возможность нанести предательский удар. "Или нет, скорее другое. Кто-то сказал им, чтобы без девки не возвращались. Вот они и стараются, фанатики", - с презрением подумал Эгин, как-то позабывший о Правиле Двух Игроков, известном всякому офицеру Свода Равновесия и сводившемся приблизительно к тому же самому. Один пес прыгает и устраняет опасность своим телом, а другой завершает его дело.
      Эгин принял выжидательную тактику и именно поэтому поединок затягивался. Оба его противника тяжело дышали. Каждый из них втихаря гадал о двух вещах - кто умрет первым и кто первым даст деру. Оба эти исхода, впрочем, не исключали один другой.
      Эгин ждал того, что в фехтовальном классе учителя Занно называли "гороховый верняк". Так молодые питомцы Свода Равновесия называли непростительный промах противника, который приводит к тому, что его становится так же легко поднять на пику, как мешок, набитый горохом, что использовался во время тренировок. И он, разумеется, дождался.
      Ослабевший от непривычно долгого поединка псарь занес руку с мечом слишком далеко. Замах вышел нелепым, корявым и гибельным. Эгин не замедлил воспользоваться этим промахом - минуту спустя псарь глотнул отбросов, судорожно пытаясь удержать жизнь, стремительно покидавшую его сквозь порванный шейный сосуд.
      "Ну что Ж, теперь поединок можно назвать честным. Один на один", - с удовлетворением подумал Эгин, отгоняя Прочь усталость. Как вдруг раздался испуганный голос Овель:
      - Атен! Атен! Там еще, посмотри!
      Отойдя на безопасное расстояние от своего последнего врага, чьи волосы были настолькомокры от пота, будто он только что покинул купальню, Эгин обернулся.
      С другой стороны, со спины к ним приближались еще трое. С двумя такими же черными псами, у которых вместо ушей - едва заметные лоскутки, а с языков капает липкая обильная слюна. Они неспешно шлепали по воде, стремясь поспеть к развязке действа. Словно бы в охоте на утку.
      12
      - Ха! А вот и Овель! Цела и невредима! - с наигранным удивлением всплеснул руками очередной командир.
      - Это ты, что ли, наших поперебил? - спросил псарь, с интересом оглядывая Эгина, знаков отличия которого уже было не разглядеть - так он измазался дерьмом и грязью.
      - А ты что, последний боец? - заржал третий, обращаясь, правда, не к Эгину, а к его противнику, молившему всех известных ему богов о спасении несколькими минутами раньше, а теперь возносившему всем богам по очереди благодарственные и хвалебные молитвы.
      Эгин быстро оценил обстановку, которая, к сожалению, теперь была очень И очень не в его пользу. Он обессилен. Он слегка ранен. Их трое, они свежи, а также свежи их замечательные псины. Кто знает, пройдет ли у Овель тот же номер, что прошел в прошлый раз? Это означало, что в нем должен вновь воскреснуть дипломат, лицедей, наглец и... и... офицер Свода Равновесия, наконец.
      - Я, милостивые гиазиры, - подтвердил Эгин. - Эта девущка преступница, которой давно интересуется Свод Равновесия. Ее судьба поручена мне. Если у вас хватит наглости пойти против Свода и сразиться со мной, знайте. Мне не составит большого труда одержать победу. Но даже если судьба будет на вашей стороне, никто из вас не проживет дольше завтрашнего вечера. Ибо в моем лице каждый из вас будет сражаться со всеми моими коллегами.
      Эгин замолчал. Гости начали переговоры друг с другом, явно удивленные таким оборотом дела. Эгин даже не взглянул на Овель - он и так был уверен, что глаза у девушки сейчас больше, чем блюдца, на которых в благородных домах подают холодный десерт. Для нее это тоже сюрприз - вдруг оказаться персоной, которой интересуется, пусть и на словах, офицер Свода Равновесия. Пусть ломают головы! Эгин набрал в легкие воздуха и прислонился к стене. Вот о чем он в тот момент не думал, так это о жуткой вони, которой, казалось, было напоено все вокруг, включая луну и безразличные к происходящему звезды.
      13
      Свод Равновесия - это государство в государстве. Свод подчиняется гнорру. Гнорр - Сиятельному князю. И более никому. Любой варанец впитывал эти нехитрые истины с молоком матери. И эти молодцы с псами тоже, конечно, впитали, Хуммер их раздери.
      Разумеется, решившись на такую чудовищную ложь, Эгин совершал должностное преступление. Ни много ни мало. Во-первых, он открылся людям, о которых толком не знает ни кто они такие, ни зачем им эта девочка. Во-вторых, он сделал это ради особы женского пола, случайно встреченной им после дружеской попойки, стало быть, будучи нетрезвым. Ради нее он солгал, объявив ее преступницей, а себя - следователем. А в-третьих, а также и в-четвертых, и в-пятых, сейчас ему придется совершить еще более тяжкое преступление - представить этим ублюдкам доказательства, если они не поверят ему на слово. Причем в отсутствие удостоверяющего жетона - Внешней Секиры, которой он щеголял давеча перед Гастрогом и которая сейчас преспокойно полеживает у его ложа на ореховом столике о трех ножках, в отсутствие этого вот самого жетона, факт предъявления самого веского "из возможных доказательств - Внутренней Секиры - не может остаться незамеченным начальством. А именно - Норо оке Шином.
      Они, конечно же, не поверили.
      - А чем докажешь, офицер? - соединив в этой фразе наглость и опасливый подхалимаж, спросил, как ни странно, его последний, уцелевший таки противник.
      Разумеется, все это время его мучил вопрос, почему этот странный псевдочиновник Иноземного Дома не воспользовался своей подавляющей и наводящей страх привилегией сразу, пока его товарищи и псы еще были целы и невредимы. Да и что тут странного - откуда этим уголовникам знать, что и как в Своде Равновесия.
      - Вот именно! Кто его знает, может, ты гониво гонишь, а, дружок? подтвердил псарь, почесывая псину за ухом.
      Что ж, это не было для Эгина неожиданностью. На изумленных глазах наблюдателей Эгин отер меч о платье. Затем, слегка наклонившись к своему правому плечу, аккуратно взрезал рукав платья. Затем очистил от смердящего тряпья кожу - рукав полетел под ноги, и Эгин стал выглядеть отчасти балаганным шутом. А затем произошло нечто совсем странное и никем из присутствующих - в том числе и самим Эгином - доселе невиданное.
      Эгин, не изменившись в лице, взрезал сначала кожу, затем мышцу. Затем все тем же острием клинка раздвинул кровоточащие ткани в обе стороны. Все это заняло не более трех минут. Можно было бы даже предположить, что в технике обнажения перед всякими безродными идиотами Внутренней Секиры Свода Эгин тренировался, по меньшей мере, месяц кряду. Кровь стекала к локтю - бросив на Овель беглый взгляд, Эгин обнаружил, что та зажмурилась. И вот Внутренняя Секира показалась на свет, источая некое бледное, но все же весьма заметное в ночи сияние.
      - Оба-на! - не выдержал один из зрителей. Овель открыла глаза пожалуй, ей было приятно узнать, что человек, случайно вступивший в лужу перед крыльцом дома, в котором ей посчастливилось укрыться, оказался ни много ни мало, а офицером Свода. И теперь в этом не было сомнений.
      - А можно поближе? - с невесть откуда взявшимся почтением спросил один из преследователей.
      Эгин не ответил, но тот воспринял его молчание как знак согласия, что, впрочем, было в обычае в тех землях, и сделал три скромных шажка, по-гусиному вытягивая шею. Остальные не двигались.
      - Мужики, там, Хуммер меня разбери на этом самом месте, - залопотал любопытный, - там это, два глаза. Один мне только что подмигнул. Как есть подмигнул, мужики!
      Как выглядела Внутренняя Секира, знал каждый - такая же точно венчала купол Свода Равновесия. Никто не отваживался подступиться ближе. Эгин затворил рану пальцами и выжидающе посмотрел на остальных.
      - Ну, кто-то еще претендует на эту девочку? - зло и недвусмысленно процедил он.
      Ответа не последовало. "Лучше пусть нас хозяин повесит, чем к этим в подвал попасть", - сказал остальным тот, что подходил полюбоваться на пугающее чудо Внутренней Секиры. Эгин услышал, хотя и сказано это было в некотором удалении. Очень скоро четыре человеческих и два собачьих силуэта скрылись за дверью черного хода так и неопознанного Эгином дома.
      Эгин улыбнулся Овель, которая, несмотря на удачный исход всей этой затянувшейся сцены, была мрачнее тучи.
      - Так как же мне вас теперь называть, милостивый гиазир? - робко спросила она, краем уха слышавшая расхожую присказку о том, что у тех, кто работает в Своде, столько же имен, сколько блох на неухоженном лошадином крупе.
      - Зови как хочешь, - примиряюще сказал Эгин, пытаясь перевязать руку поверх раны витым шелковым шнуром, на котором раньше болтался поясной сарнод.
      - Давайте я, Атен, - с вымученной улыбкой отвечала девушка, ради которой Эгин и влип во всю эту историю.
      14
      Вопреки опасениям Эгина, слуги не спали, а дверь черного хода оказалась не заперта - наверное, кто-то из чужих слуг втайне от спящих соседей Эгина по дому отправился на поиски приключений и оставил ее открытой. Таким образом, ни стучать, ни объясняться не пришлось.
      - ...И вот представь себе, Тэн, молния ему прямо в голову ударила. А могла бы и в меня! Мы ведь рядом стояли. Ну, думаю, сдохнет как есть! Но тут еще один мужик, он сотником сейчас служит, он тут подбежал и орет мне, как оглашенный - рой землю, рой землю быстро! - в людской, как обычно, разглагольствовал Амма. А Тэн, как водится, - мычал и жестикулировал.
      "Хоть и глухой, а не дурак послушать", - промелькнуло в голове у Эгина по поводу всего этого бреда. Впрочем, у самого Тэна по поводу этого имелось готовое объяснение - он, мол, отлично читает по губам.
      - Ну я начал рыть, что твой крот. Земля мокрая, я быстро вырыл яму. И тогда мы того бедолагу закопали в сырую землю, как мертвяка. Только нос оставили. Я, конечно, не поверил, что это помогает. Но сотник знай твердит - поможет, поможет. И правда помогло, Тэн. Помогло! Я-то думал, он сдох шутка ли, молния ударила. А он возьми да и оклемайся через часок-другой....
      Но Тэн вместо обычного во время таких россказней товарища одобрительного мычания вздрогнул и указал Амме на дверь. Шаги с черного хода. Двое. Хозяин? А если не хозяин?
      Амма бросился к печи и схватил кочергу, Тэн мигом достал свой мясницкий нож с широченным кривым лезвием. Дверь распахнулась.
      - Хозяин? - недоуменно и растерянно спросил Амма. - А отчего не с парадного?
      Но у Эгина не было ни сил, ни желания держать перед слугами отчет.
      - Постелите этой девушке в моей спальне. А мне - в фехтовальном зале, на сундуке.
      - Будет сделано, - ответствовал оторопевший Амма. А Тэн полностью погрузился в размышления о том, каким образом будет отстирывать платье хозяина завтра поутру. Может, лучше сразу выкинуть?
      Овель прятала глаза. Все-таки это очень необычно - являться за полночь в дом к офицеру Свода Равновесия, которого ты видишь первый раз в жизни. Впрочем, выбора у нее не было.
      15
      "Придет? Не придет?" - вот какая мысль вертится в голове у каждой столичной содержанки, когда она лежит в своей постели и глядит в потолок сквозь кисею балдахина. По мнению Онни, по крайней мере.
      В ту ночь строй мыслей Эгина, лежащего на сундуке, набитом мечами, алебардами, деревянным тренировочным оружием, защитными масками, поножами и метательными кинжалами, был не слишком далек от строя мыслей продажных, но честных девушек.
      Он лежал с открытыми глазами и следил за безвкусными ветвлениями лепного винограда, покрывающими потолок фехтовального зала. Дверь он нарочно оставил незапертой. После купальни он был чист, словно паж супруги Сиятельного князя Сайлы исс Тамай. На удивление бодр. Рана, которую Аима, претендовавший на сведущесть в вопросах излечения и отравления, залил какой-то пакостью и перевязал, совершенно не докучала ему. Но Овель все не шла.
      "Да с чего я, собственно, взял, что она вообще должна прийти? Я бы на ее месте и не подумал о таком развлечении, как ночная болтовня с офицером Свода Равновесия". - Эгин сел на своей импровизированной постели. Он не узнавал себя. Не узнавал. С каких это пор его стало волновать, явится ли пожелать ему доброй ночи девушка или не явится?
      Но не успел он сказать голосом Вальха очередное и последнее "успокойся!" самому себе, как дверь распахнулась, и Овель, босая, одетая лишь в одну батистовую рубаху с плеча самого Эгина, показалась на пороге фехтовального зала.
      16
      - Ого! - грустно сказала она, оглядывая совершенно пустую и оттого кажущуюся необъятной комнату. - Я вижу, вам тоже не спится! - добавила она, как бы извиняясь за вторжение.
      Сердце Эгина бешено колотилась. Кровь стучала в ушах, а язык, казалось, на время перестал выполнять даже простейшие приказания своего владельца. Так всегда бывает, когда чего-то ждешь очень долго и вдруг это желанное "что-то" появляется и застает тебя врао-плох. Застает взволнованным и нелепым.
      -Я... мм... очень рад видеть вас, госпожа Овель. Мне тоже, знаете ли, не спится.
      Эгин не солгал ни в первом, ни во втором. Быть может, он даже слишком рад ее видеть. Она даже еще не успела приблизиться к нему на расстояние кинжального броска, а любовный зуд, ударивший в чресла, уже казался ему почти нестерпимым. "Я заслужил ее, заслужил", - носилось где-то среди непрошеных мыслей об Обращениях и Изменениях.
      - Я так и думала, Атен, иначе бы не пришла, - смутилась Овель. - Я просто хотела объяснить вам, что там на самом деле происходило. А то дико как-то получается. Вы рисковали своей жизнью и тащили меня по этой грязи, вы ранены" и вдобавок у вас с плечом... А вы даже не знаете, ради чего все это!
      Эгин намотал простыню на чресла и, отодвигаясь на самый край сундука (чтобы случайно не спугнуть наверняка чрезвычайно щепетильную молодую госпожу исс Тамай), по-мальчишески поджав ноги, предложил Овель место поодаль от себя. К счастью, она воспользовалась его приглашением. Впрочем, сесть больше было некуда. Разве что на пол, застеленный кое-где матами.
      - Как вы себя чувствуете, госпожа? - куртуазно поинтересовался Эгин, больше всего радея о том, чтобы легкая дрожь в голосе не выдала его волнения.
      - Да мне-то что, Атен. Я только стояла поодаль и сидела у вас на руках.
      Повисла пауза, какая обычно возникает вслед за правдивыми ответами на вежливые вопросы.
      - Вы очень хорошо сидели, Овель, - улыбнулся Эгин.
      Пожалуй, в тот момент он был полностью уверен, что готов сидеть на этом сундуке хоть до завтрашнего вечера, лишь бы Овель продолжала говорить. Говорить любые глупости. Лишь бы звучал хрусталь ее голоса и доносились до него легкие флюиды благовоний, утонченный запах которых источало совершенное тело его ночной гостьи.
      17
      - Это были люди моего дяди. Хорта оке Тамая. Вот почему они были такими Наглыми. Я знаю в лицо кое-кого из них. И собак, разумеется, тоже знаю, - запинаясь и бледнея, начала Овель. - Я их видела в поместье "Дикая Утка". Вы наверняка знаете, о чем я...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.