Россия, Саратов, сентябрь 2004 года

1

      Женя Афанасьев долго и с сожалением рассматривал пьяного черта, который горько рыдал, сидя на полу разгромленного мини-маркета. Сказать, что Астарот Вельзевулович Добродеев (так звали упомянутое бесовское создание) находился в растрепанных чувствах-с – так это ничего не сказать. Собственно, у Астарота Вельзевуловича были все основания для того, чтобы рвать волосы на голове. Причем не только на своей.
      Женя Афанасьев не без труда подтянул свое тело к полке и, коротким тычком локтя разбив стекло, вынул бутылку коньяку. Отхлебнул. «Паленый, – подумалось ему. – Впрочем, какая теперь разница… Как дурной сон. Уколоться и забыться, как это у Высоцкого. Высоцкого?.. Так его НИКОГДА не было. Как не было Пушкина, Гоголя, Ньютона, Наполеона, Цезаря. То есть они, конечно, были, но теперь никто их не помнит…»
      К нему подошел Жан-Люк Пелисье, замечательный (особо ежели воздерживаться от спиртного) французский археолог русского происхождения, который тоже сыграл не самую последнюю роль во всей этой истории. И – то ли еще будет…
      – Ну что, Евгений? – спросил Пелисье. – Кажется, не нравится?..
      – Да, – тихо сказал Афанасьев. – Коньяк паленый.
      И, отхлебнув еще глоток, он стал припоминать события, приведшие к такому вот ПЕЧАЛЬНОМУ итогу. Какому? А вот – такому.
      Египет, июль, 2004 год. В дельте Нила четыре балбеса-археолога находят нетронутую гробницу древнеегипетского вельможи и открывают ее. Мумия в полном порядке, но один из археологов русского происхождения находит на руке мумии странную татуировку. И ему удается разобрать, ЧТО там. А там – на чистом русском языке «Колян с Балтики» и адмиралтейский якорь. К слову, в Древнем Египте якорей не было (о русском языке, понятно, вообще умалчиваю!). Это такое милое начало. Кстати, одного из археологов зовут Жан-Люк Пелисье.
      …Афанасьев посмотрел на Пелисье, стоявшего тут же и с отвращением пьющего псевдоармянский коньяк, и подумал: «Знал бы, что так будет, – никогда бы!.. Никогда!!»
      А ведь так невинно начиналось несколько месяцев назад. Россия, тот же 2004 год, прекрасный юный май. Сидят на даче три русских парня, выпивают, никому не мешают. Один – журналист Афанасьев, второй – бизнесмен из экс-братков Колян Ковалев, третий – мент Вася Васягин. В общем, полный сериальный набор. И тут рядом с дачей приземляется какая-то штуковина. Из нее выходят странные нечесаные индивиды и вступают в исторический контакт с ребятами. Нет, не банальные инопланетяне, хотя, конечно, с другой планеты. Так вот, оказывается, пришельцы вернулись на Землю, как барин в вотчину. Выясняется неописуемое и умом слабо воспринимаемое обстоятельство: в свое время (несколько тысячелетий назад) на Земле мотали срок космические зэки, сосланные сюда со своей планеты Аль Дионна за плохое поведение. Словом, Земля еще в то время, когда люди были малоразвиты и беседовали между собой ударами дубины, служила местом ссылки правонарушителей из другой, более развитой цивилизации. Селились они в местах теплых и приятных для обитания.
      Самая большая популяция космических безобразников жила в Средиземноморье. А что? Тепло, финики разные растут, маслины, оливы… Курорт. Они получили широкую известность под именами богов Олимпийского пантеона. Зевс, Афина, Гера, Аполлон – всё это уроженцы планеты Аль Дионна, обожествляемые древними и вовсю безобразничавшие в своих владениях. Например, осчастливливающие своими инородными сперматозоидами земных женщин, в результате чего на свет появлялись полукровки с уникальными физическими характеристиками. Ну, типа Геракла. А некоторые аль-дионниты селились на севере – например, те, что вошли в земную историю под именами асов, скандинавских богов: Один, Тор, Локи, Хеймдалль.
      Примерно в IIтыс. до н.э. все дионы, отмотав сроки, покинули Землю, а вот теперь прибыли обратно их сыновья и дочери: трое мужчин и две женщины. А с ними дядюшка-наставник, этакий космический дядька Черномор – старый космический зэк Вотан, на Земле более известный как Один…
      Они прибыли сюда с тупой голливудской целью: снова установить свою власть над нашим миром. Только кандидатам в боги доступно разъясняется – даже с их паранормальными способностями не попрешь против баллистической ракеты с ядерной боеголовкой. Впрочем, наши мужики быстро смекают: из сотрудничества с этими дионами может выйти толк. К примеру, потомки «богов»-зэков могут легко скачивать любую информацию из человеческого мозга, вследствие чего сразу начинают говорить с нашими на чистом русском. Кроме того, они на время могут становиться невидимыми. Наконец, силища невообразимая.
      Наши решают, что можно замутить хорошенькое дельце, тем более что дионы, несмотря на свои способности, наивны как дети и порой просто туповаты. Но тут в здравые расчеты наших людей вмешивается некто Астарот Вельзевулович Добродеев, представитель параллельной расы инферналов, в просторечии известной как «нечистая сила». Он только что узнал о прибытии дионов, в связи с чем украл у своего босса важную информацию и хочет предложить ее дионам. А его босс – это единственный из старшего поколения дионов, кто все эти пять тысяч лет (истекшие с момента отбытия «богов» восвояси) оставался на Земле. Его имя Лориер, в скандинавском пантеоне он мелькнул как Локи, но больше известен под именем Люцифер.
      Добродеев открывает тайну: оказывается, если тот, кто соберет семь Ключей Всевластия, поместит их в определенное место, а именно – место приземления ПЕРВОГО ПОЛЕТЕВШЕГО В КОСМОС ЧЕЛОВЕКА, то ВСЕ человечество в своем мироощущении будет отброшено на пять, а то и семь-восемь тысяч лет назад. Проще говоря, современный человек внезапно начнет шарахаться от авто как от жутких чудовищ, а обычный мобильник воспринимать как талисман злобных богов. И все эти метаморфозы – за одну секунду!!!
      Естественно, такая информация, поступившая от самого Люцифера, интригует. И вот эти семь Ключей от нашего мира, от всей нашей культуры:
      1. Кусочек посоха пророка Моисея.
      2. Кинжал из бока Гая Юлия Цезаря со свежей кровью.
      3. Прядь волос Наполеона Бонапарта.
      4. Трубка товарища Сталина, только что из употребления.
      5. Фрагмент крайней плоти Нострадамуса.
      6. Топор Авраама Линкольна.
      7. Хвост кобылы хана Батыя.
      Естественно, нормальный человек возмутится подобной чушью. Так, самый здравомыслящий из тех, кто встретился с дионами, журналист Афанасьев, говорит, что если прядь волос Наполеона и трубку товарища Сталина еще можно раскопать в музее, то со всем остальным – извините. На что ему говорят: это не проблема. Оказывается, могут ребята с Аль Дионны проникать в любое место и время на Земле, но только на двое суток, а дальше их выбрасывает снова в Россию-2004.
      Возражения бесполезны. И начинаются путешествия по мирам, погоня за Ключами, которые мент Васягин, еще один наш герой, презрительно именует «отмычками»…
      Жан-Люк Пелисье допивал коньяк и рассматривал то Добродеева, то мрачного Афанасьева, то толпу дионов, которые тоже рассредоточились по разгромленному мини-маркету и уныло налегали на спиртное.
      «О времена, о нравы… – думал Пелисье. – Это известное изречение получает совсем новое звучание для трех археологов, которые находят в долине Нила мумию древнеегипетского вельможи. Ведь один из археологов русского происхождения, то есть я, Жан-Люк Пелисье, прочитывает на руке трехтысячелетней мумии вытатуированную надпись… на современном русском языке, гласящую: „Колян с Балтики“!!! И что же? Это необъяснимое происшествие, как оказалось, перекликается с другим, случившимся на несколько недель раньше в России. Трое наших (одного из которых, между прочим, зовут Коляном) сталкиваются с группой странных существ, которых и пришельцами-то не назовешь. Индивиды из другого мира претендуют на власть над нашей многострадальной планетой, ссылаясь на свои наследственные права!
      Оказывается, их папы и мамы в свое время жили на Земле в ссылке и безобразничали как хотели, благодаря чему получили известность как… боги. Античные, скандинавские, прочие. Наши земные ребята доходчиво объясняют, что всё не так просто: против баллистической ракеты не попрешь даже с такой непробиваемо тупой башкой, как, скажем, у Эллера, сына Тора. Кандидаты в боги чешут в репе… И вот тут всплывает некий сакральный свиток, содержащий на редкость дурацкие сведения о том, как вернуть наследственную власть. Для этого нужно собрать семь Ключей к миру, семь загадочных «отмычек» всевластия, знаковых предметов из различных эпох: посох Моисея, кинжал с кровью Цезаря, даже хвост коня Батыя… черт знает что! Но дурные на всю голову пришельцы принимают содержимое свитка всерьез, и наши ребята волей-неволей включаются сначала в нелепую, а потом очень опасную, увлекательную и запутанную игру. И кто, кто просил меня, мирного француза, влезать в игры этих сумасшедших русских и еще более сумасшедших «кандидатов в боги»?! Кто?»
      Заполучив все семь Ключей, компания отправилась на место приземления первого человека, летавшего в космос. Небезызвестного Юрия Гагарина. Собственно, ничего хорошего из этого не вышло. Здесь, у обелиска со взлетающей ракетой, они встретили того, кто и остался в главном выигрыше: Лориера. Этот хитрый дион, единственный из всех уроженцев далекого мира остававшийся на Земле со времен первого пришествия «богов» на нашу планету, быстро расставил все точки над i. Именно он оказался в выигрыше от миссии «Семь Ключей Всевластия: обретение и применение». А наши герои, так много сил положившие на достижение известной цели, оказались даже не у разбитого корыта, нет!.. В роли корыта выступало всё человечество, явно не ожидавшее такого подарка.
      Единственное, что оставалось делать Афанасьеву со товарищи, – это забраться в один из круглосуточных саратовских мини-маркетов, оставшихся бесхозными после тотального одичания продавцов, куда-то сбежавших. Забраться и приступить к горестному уничтожению халявного алкогольного запаса.
      – Э-эх!!
      …Пелисье окинул взглядом всю пеструю компанию. Колян Ковалев, бизнесмен. Вася Васягин, сержант. Женя Афанасьев, журналист. Эллер, сын Тора, детина с нечесаной гривой и фигурой, над которой улился бы слезами зависти даже старина Арни, Терминатор-1 (а также Т-2 и Т-3). Альдаир, белокурый сын Зевса, фотомодельной внешности здоровяк. Анни, дионка. Галлена, дочь главного проказника Лориера. И еще Вотан, он же Один, и еще Поджо, и… В обшем, шестеро дионов, четверо людей и бледный, трясущийся инфернал (черт) Добродеев. Итого – одиннадцать против всего одичавшего мира.
      – Ладно, ребята и девчата, – сказал Афанасьев. – За что боролись, на то и напоролись. Вместо вас, хороших, теперь всем заправляет Лориер. Мы сами ему преподнесли власть на блюдечке. Голубая каемочка тоже наблюдалась. Что мы имеем? Планету, одичавшую в одну секунду. Населяют ее несчастные люди-дикари, на лицо ужасные, да и внутри, если рассудить здраво, – тоже ничего хорошего. Мы сами устроили такой культпросвет. Что будем делать, уважаемые человеки, почтенные дионы и особо высокочтимый инфернал?
      Добродеев, который не без оснований считал себя застрельщиком столь губительной для судеб мира затеи с «отмычками», вздрогнул и еще больше съежился. По его бледному лицу текли свинцовые слезы.
      – Я… я не хотел… – бормотал он. – Я не знал. Но что же теперь… что же теперь делать, а? Что делать?
      – Это уж ты сам должен знать, ведь ты у нас такой находчивый: найдешь какую-нибудь гадость и на уши ее вешаешь, – зло сказал Женя. – Вот и наворотили делов. Наследили и в настоящем, и в прошлом. Сколько разных нелепостей!.. Благодаря нам вот и Колян стал предком Ивана Грозного, – он кивнул на мрачного Ковалева, – и мумии обнаруживаются с татуировками на русском языке.
      – Да хрен с ними, с мумиями, – буркнул Колян, ни на кого не глядя, – тут с нынешним раскладом бы разобраться!
      – С хреном у мумий проблемы, – глубокомысленно заметил Пелисье. – Не говоря уж о…
      Снаружи раздался дикий вой. Мент Васягин, в чьем мозгу еще сидели установки на сохранение порядка, выглянул из мини-маркета. Мимо промчались несколько растрепанных людей. С улюлюканьем они бежали за тощей уличной собакой. По всей видимости, в их враз оскудевших мозгах проснулись охотничьи инстинкты. А о такой вещи, как наполненный едой домашний холодильник, уже никто из них НЕ ПОМНИЛ.
      Афанасьев побледнел.
      – Еще немного и город превратится черт знает во что, – пробормотал он. – Сейчас шесть часов утра, представляете, что сотворится, когда заработают будильники, поднимая своих ОДИЧАВШИХ хозяев на работу? Это же черт знает что!!! – повторил он.
      – Не знаю!!! – взвыл Добродеев, но на этот раз каламбур никому не показался смешным. – Я ничего уже не знаю! Но нужно что-то делать!
      Здоровенный Эллер первым из дионов подал наконец голос:
      – А что, – сказал он, – а мне нравится. А то раньше, клянусь бородой Мимира, людишки были какие-то церемонные. (Пообщавшись с Афанасьевым, простак дион успел набраться умных слов.) Нужно, чтоб по-простому. А то сколь досадно было!
      Произнеся эту неслыханно длинную для себя речь, Эллер схватил литровую бутылку водки огромной своей лапищей и, откусив зубами горлышко и сплюнув его, стал пить. Афанасьев покосился на него и пробормотал:
      – Ну конечно, он-то себя теперь как рыба в воде чувствовать будет. Раньше он один охотился на телевизоры и коляновский джип, а теперь таких интеллектуалов хоть пруд пруди.
      – Истинны слова твои, – пробасил старый Вотан, до пределов возможного выпучив единственный глаз, дико сверкающий из-под развесистой, лохмотьями, шляпы и вытянув длинную красную шею.
      – Но как же так? – спросил Пелисье. – Ведь теперь никто не умеет пользоваться техникой, ездить на машинах и даже в общественном транспорте, никто не умеет проникать в Интернет, никто не может войти в метро и, самое страшное, выйти из него… Падают авиалайнеры, потому что пилоты забыли искусство управления самолетом. Тонут подводные лодки, корабли сбиваются с курса… Никто не умеет читать и писать, и даже до смешного!… если кто-то в ТОТ самый момент, когда мы активировали «отмычки», ехал в лифте, теперь не сумеет из него выйти, думая, что…
      – Что замуровали, демоны! – мрачно процитировал Колян Ковалев.
      Классику советского кино и он помнил. Сержант Васягин всё это время вертел головой, глядя то на одного, то на другого говорившего. Потом высказался и он:
      – Наверно, по всему миру идет всплеск правонарушений. Ведь законы тоже забыли, да?
      Добродеев завыл, Ковалев с досадой плюнул, а чувствительный француз Пелисье вцепился в свои волосы и один за другим вырвал два солидных клока. Дионка Галлена покосилась на него и сказала:
      – Ты самонадеян, о человек. Думаешь, тебе кто-нибудь сделает новую прическу? Все приличные парикмахеры сейчас даже мамонта причесать не смогут.
      Афанасьев сжал голову руками и присел на корточки.
      «Это же… это же кошмарный сон какой-то! Мир скатится в тартарары к вящей радости любезного Люцифера, который подстроил нам всю эту подлянку с легкой руки своего глупого слуги Добродеева!.. Одна половина человечества переколотит другую! Конечно, во всем нужно искать свои плюсы: теперь никто не знает, что такое феминизм, гомосексуализм, коррупция, никто не станет призывать на борьбу с кариесом, перхотью и критическими днями!.. Но минусов несравненно меньше, тут даже и сравнивать не приходится. Нужно что-то делать. Единственное, что во всём этом может вызывать у меня чувство глубокого удовлетворения, как сказал бы дорогой Леонид Ильич, – так это то, что я, судя по всему, на данный момент являюсь САМЫМ УМНЫМ человеком планеты. Таким статусом могли похвастаться разве что Эйнштейн с Львом Толстым, каждый в свое время. Беда только в том, что Толстой был умнейшим из двух с половиной миллиардов, Эйнштейн – примерно из четырех, а вот я тоже из четырех. Только не миллиардов, а просто четырех человек, из которых один Пелисье хоть что-то соображает. Васягин и Колян – это, конечно, не мыслители. А дионы, при всех их плюсах, всё-таки туповаты. И…»
      Афанасьев вздрогнул всем телом. Клин глубокой, продолжительной, остро отточенной боли разломил голову. Афанасьев поднял глаза и встретил гневный взгляд Альдаира. Белокурый дион сжал кулаки и сделал шаг вперед. Не придержи его прекрасная дионка Галлена, Женя мог подвергнуться чувствительным побоям.
      Размышляя о своей роли в истории, он упустил из виду способность несостоявшихся богов читать мысли как открытую книгу.
      – Значит, вот как, о неблагодарный! – произнес Альдаир, и от мощных раскатов его голоса треснули и потекли две бутылки пива. – Ты списываешь нас со счетов, забывая, сколь многим и обильным обязан нам! Достоин ты кары!
      – Какая ему кара? – вмешалась Галлена. – Он среди нас едва ли не единственный, кто хоть что-что соображает!
      – Что ты рекла, о дерзкая?! – встрепенулся и возмутился старый Вотан, никогда не отличавшийся покладистым нравом, теперь отягченным еще и старческими психозами. – Или хочешь ты сказать, что недостает ума у меня, мудрого Вотана?..
      Галлена поспешила смягчить выражения. Впрочем, она всегда умела мягко стелить – генетика. Всё-таки дочь хитрого Локи, он же Лориер, он же новоиспеченный властитель мира Люцифер.
      – Я хотела сказать, о мудрый Вотан, что этот человек более нас знаком с этим миром. И, чтобы победить Лориера, его помощь, равно как и помощь его соплеменников, будет потребна.
      – Вот это благочестиво сказано, – одобрил Вотан, натягивая шляпу на череп так, что из-под нее остался торчать только подбородок.
      Галлена глянула на Афанасьева и Пелисье, которые, по ее мнению, были наиболее смекалистыми среди людей, и произнесла:
      – Ну, что же вы собираетесь делать?
      – Что МЫ собираемся делать, – поправил ее Женя. – Ну что же. Гм… во-первых, я хотел бы предложить перейти в более безопасное место. Мало ли что может случиться. Не надо торчать на открытом воздухе. Это может оказаться опасным.
      Мускулистый Эллер сорвал с пояса молот Мьелльнир, доставшийся ему в наследство от отца Тора, известного своей привычкой швыряться упомянутым снарядом во всё и вся, что его не устраивало. Нрав у экс-бога был, что и говорить, вздорный, да и его потомок Эллер не отличался монашеской кротостью. Рыжебородый атлет прокрутил свою железяку раз и другой, так что взвыл разорванный в клочья воздух, и свирепо заорал:
      – Ты хочешь сказать, что мы должны забиться по углам, как трусливые овцы, и дрожать? Думаешь, Эллер испугается ваших дикарей, которые выбивают глаза железным чудовищам? (Эллер имел в виду какого-то озверевшего в результате катаклизма транспортника, который монтировкой выбивал фары троллейбуса, крича при этом что-то вроде: «Я вышиб глаз чудовищу!») Как ты смел обвинить меня в трусости, ничтожный? Да сунься сюда хоть сам Лориер, я так угощу его, что ног не унесет!..
      Пелисье и Афанасьев переглянулись. Вот и имей дело с этими храбрецами, хотел было подумать каждый их них, да не посмел. Быстро сформулировав ответ, Женя проговорил с максимальной почтительностью:
      – Уважаемый Эллер, никто и не думал обвинять вас в трусости. Но не все же так храбры, как вы.
      – Это точно! – объявил дион и с грациозностью стенобитного тарана врезал себе кулаком по груди. Гул пошел по всему мини-маркету. Сидевший в углу черт Добродеев выпустил из ноздрей две сернистые струйки мутно-синего дыма. Афанасьев произнес:
      – Я хотел предложить вот что.
      – Говори! – каркнул из угла старый Вотан, хотя его дозволения никто особенно и не спрашивал. Впрочем, на своем опыте Афанасьев уже осознал, что любую, даже самую бестактную выходку дионов следует принимать как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, несмотря на свои экстраординарные способности и до смешного безудержные амбиции, они были большими детьми. А детям следует потакать, особенно если это дитятко под два метра ростом и способно голыми руками заломать медведя.
      – Прежде всего нам нужно узнать, сохранил ли кто-либо, кроме нас, прежнее сознание и прежнее восприятие мира, – начал Женя. Нет, не так. Пожалуй, немного сложновато для Вотана, Эллера и особенно брата последнего, толстого и прожорливого диона Поджо. – Я хотел сказать… нужно узнать, все ли люди стали дикими, такими, как в ту пору, когда мудрый Вотан был богом нашего мира. Или кто-то уцелел, как мы. Это очень важно. И прежде всего нужно сделать это в городе, где мы сейчас находимся. Нам же еще отсюда выбраться надо.
      – Ну и что дальше? – шепнул Пелисье.
      – А черт его знает, – хрестоматийной фразой ответил Женя, и наученный горьким опытом инфернал Добродеев только горестно вздохнул. – Для начала поедем на телецентр. Есть у меня одна идейка.
      – Поедем? – влез Васягин. – На чем?
      – Да на чем угодно! Вон, хотя бы на том грузовике, – сказал Женя, сквозь разбитое кем-то из дионов стекло кивая на стоявший неподалеку КамАЗ. – Я тут, в Саратове, бывал, так что до телецентра с ветерком прокатим.
      В кабину КамАЗа полезли: Колян Ковалев за руль, Женя Афанасьев указывать дорогу, а Галлена и несносный Эллер – в нагрузку. Прочая братия с шумом и гамом загрузилась в кузов, и поехали.
      По дороге Галлена обратила внимание на пустынность улиц.
      – Спят, поди, – буркнул Колян.
      – Да нет, тут другое, – чуть помедлив, сказал Афанасьев. – Ты представь себе чувства мезолитического человека…
      – Кого-кого?
      – …мезолитического человека. Человека, жившего семь – десять веков назад. Просыпается такой мезолитический человек, по всему полагая, что он у себя в пещере, накрытый шкурой убитого позавчера дикого тура. Или тому подобного буйвола. Продирает глаза. И вдруг видит дивный чертог с ровными стенами, украшенными дивными петроглифами…
      – Чем-чем, блин? – снова влез Ковалев, крутя баранку.
      – Да не перебивай. Петроглифы – наскальные надписи, если по-простому. То есть, конечно, на самом деле это обои, но попробуй докажи это троглодиту! Далее. Подает свой голос невиданного обличья птаха – короче, будильник. А, не дай бог, включится по таймеру музыкальный центр или телевизор! Помните, почтенный Эллер, как вы швырялись могучим молотом Мьелльнир, хвала ему в веках, в несчастный телевизор у меня дома? Тогда мы только… гм… познакомились, и вы, почтенный Эллер, с непривычки…
      – Да уж помню, – проговорил здоровенный дион, оглаживая рыжую бороду. – Дерзким и страшным показалось мне то диво, потому и молот бросил.
      – Вот именно! А у теперешних обитателей нашего мира, и этого города в частности, враз превращенных в дикарей, мудрости и оглядки несравненно меньше, чем у вас, уважаемый Эллер, – на всякий случай подлил меда лести Афанасьев. – Так что не сразу люди выйдут из своих жилищ. Может, только к вечеру.
      – А те, кто и не был дома? – озадачил Ковалев. – К примеру, всякая разная молодежь, которая по ночным клубам тусняк давит?
      Женя Афанасьев взъерошил ладонью свою макушку.

2

      Нет, не к добру Колян уже несколько месяцев общался с Вотаном, даром прорицания наделенным: слова Ковалева немедленно оказались пророческими. КамАЗ вписался в поворот, и открылся вид на ночной клуб «Мамонтова пещера». Какое трагически верное название!.. Никому из присутствующих не приходилось бывать в этом ночном клубе, более того, из всех путешественников только Афанасьев был в Саратове ДО этого! Однако даже недалекому Васягину, отиравшему спиной кузов КамАЗа, в секунду стало ясно, что хозяева клуба и его проектировщики не это, ну не это имели в виду, когда давали своему детищу такое ВЕРНОЕ, такое точное в условиях новой действительности название! «Мамонтова пещера»!!!
      Перед клубом бесновалось около трех десятков молодых людей и девушек чрезвычайно агрессивного вида.
      Особенно усердствовали девушки. Бедный неоновый мамонт, символ клуба, уже не светился, так как он был атакован десятком пьяных индивидов эпохи позднего мезолита. Одна лохматая особь, кстати, женского пола, вскарабкалась на самый верх потухшей неоновой панели мамонта и усиленно колотила пяткой в бивень «животного» с явной целью отколоть последний на сувениры.
      Статуя охотника в набедренной повязке была повалена – троглодиты не терпят конкурентов. Бутафорное копье вырвано из руки несчастной статуи, и высокий тощий парень в белом свитере колотил им в витрину с явной целью разбить ее. Несколько особей в стороне перекидывались мобильниками, очевидно, принимая их за прихотливые амулеты. Из глубины клубного помещения слышался грохот: как оказалось позднее, около десятка «пещерных» товарищей под организованным руководством лысого индивидуума крушили телевизоры, музыкальную аппаратуру и барные стойки. Последние заслужили такую немилость пьяного дикого народца тем, что состояли из зеркальных панелей и, соответственно, отражали всю сущность посетителей клуба в полный рост. Чуть поодаль сидел человек в спортивном костюме «адидас» и сосредоточенно разглядывал то свою левую кроссовку, которую он держал в руке, то связку ключей от уже неведомой ему квартиры. Ключи вызвали у него особое восхищение, потому что, потряся ими и добившись металлического бряцанья, товарищ пустился в кровожадный ритуальный пляс. К нему тотчас же подключились два мезолитических красавца в пиджаках и девушка в блузке. Дама отличилась тем, что немедленно разорвала в пляске и блузку, и лифчик под ней – к вящей радости всех тех, кто видел это шоу эпохи позднего мезолита.
      Колян вдавил ногу в тормоз и выглянул из кабины. Вид у него был откровенно озадаченный.
      – А что? – наконец сказал он. – Нормальная такая вечеринка.
      – Скорее уж утренник, – поправил Женя Афанасьев, глянув на наручные часы.
      – У нас в сауне с пацанами и не такое бывало. Вот когда Гена Сиплый как-то раз нажрался и принял свою телку за прокурора области Сан Саныча Тараканова…
      – Достаточно, – остановил его Афанасьев. – Твой Сан Саныч Тараканов сейчас, поди, охотится на носорогов.
      – Каких носорогов?
      – Шутка у меня такая. Дурацкая. А вот твой Гена Сиплый, как и вон тот товарищ в «адидасе» и с ключами от квартиры, от катаклизма явно ничего не потерял. Мозгов-то у него и раньше не было.
      Явление КамАЗа народу позднего мезолита меж тем породило широкий резонанс. Дикари обернулись. Даже длинный тип в белом свитере, дробящий копьем витрину, приостановил свою плодотворную деятельность. По всей видимости, они должны были принимать продукцию Камского автомобильного завода за подвид какого-то особенно диковинного чудовища с громадной железной головой, короткими лапами и панцирем (в виде кузова). Собственно, размышлять никто долго не стал. Длинный парень в белом свитере, то ли самый пьяный, то ли самый воинственный, первым подал пример, издав дикий вопль и швырнув копьем в КамАЗ. Его примеру последовали прочие. Как оказалось, они разворотили ограду клуба и выдрали из нее бронзовые колья со светлыми острыми навершиями. Уж больно они напоминали копья, собранные вместе в один большой и годный к применению арсенал!
      Губительность этого маневра все пассажиры грузовика быстро почувствовали на себе.
      – Колян, гони, пока нас тут не-э-э-э-э!.. – заорал Женя Афанасьев, даже привставая с сиденья от натуги.
      – Ты за нас боишься? – отвечал Ковалев и разве что не ткнул пальцем в свирепо ощетинившегося Эллера.
      Этот уже накручивал свой Мьелльнир, явно готовясь швыряться им в новоиспеченных дикарей. Судя по тому, какие звуки доносились со стороны кузова, прочие дионы тоже не собирались проявлять миролюбие, а бравый сержант Васягин (насколько друзья знали его) так и вовсе почел бы своим долгом пресечь вопиющее правонарушение. К тому же в самом что ни на есть общественном месте.
      – Ну так гони! – крикнул Афанасьев.
      – Да как? Этот длинный урод колесо пропорол! Вот сука! Да я сейчас сам пойду его загашу!
      Афанасьев вовремя вспомнил, что у его приятеля Ковалева, даже не подвергнувшегося действию катаклизма, ума ненамного больше, чем у несчастных клубных дикарей, кидающихся мобильниками и крушащих неонового мамонта. Он покачал головой. Нужно было что-то немедленно предпринять, иначе побоища с участием дионов, Ковалева и Васягина с одной стороны и тинейджеров эпохи позднего мезолита – с другой не миновать. Ему помогла Галлена, у которой, как неоднократно подмечал Женя, ума было больше, чем у остальных пяти ее соплеменников вместе взятых. Она схватила Эллера за руку, уже готовую бросить чудовищный молот прямо сквозь лобовое стекло, и закричала:
      – Да опомнись, о неразумный! Ты хочешь воевать с этими людишками, враз ополоумевшими по нашей, кстати, вине? Ты же великий воитель, о Эллер, и не ратишься с червями! Они недостойны того, чтобы пасть от твоей руки!
      Эллер, кажется, внял ее словам. Женя мысленно поблагодарил Галлену, и она, мгновенно подхватив его мысли, повернулась к Афанасьеву с лукавой улыбкой на губах.
      В кузове, слава богу, тоже обнаружился свой миротворец. Им оказался Альдаир. Белокурый гигант выпрыгнул из кузова КамАЗа на землю и, сделав три шага, оказался у переднего колеса грузовика. «Что он собирается делать?» – подумал Афанасьев. Свистнул выдранный из ограды металлический кол и ударился в асфальт прямо около ноги Альдаира, однако отпрыск Зеурса (известного в нашем мире как Зевс) даже не обратил на это внимания. Он наклонился, завел обе ладони под днище КамАЗа, и Ковалев с Афанасьевым почувствовали, как кабина начинает крениться.
      – Черт, какая силища! – невольно вырвалось у Жени, и тут КамАЗ стал падать набок.
      – Берегись!!! – пискнул Колян, сорвавшись на фальцет.
      Массивный грузовик с чудовищным грохотом упал набок. Лопнуло лобовое стекло, с жалобным звяканьем разбилось и стекло у водительской дверцы. Эллер врезался башкой в стойку кабины. Стойка погнулась. Женя и Колян отделались легким испугом и двумя или тремя царапинами; Галлена вовсе не пострадала. Да и по Эллеру после его контакта с кабиной что-то не было заметно, что он огорчен или испытывает дискомфорт.
      Из кузова посыпались дионы, охреневший Васягин и инфернал Добродеев. Последнему не повезло больше остальных: прямо на него свалился громадный, грузный дион Поджо, прожорливый, как вечно голодный бегемот. Поджо даже не заметил, как взвыл под его тушей Астарот Вельзевулович. Такие мелочи, как падение грузовика и крики Добродеева, ничуть не отвлекли тучного Поджо от увлекательного занятия, а именно пожирания сырых пельменей вместе с упаковками. Пельмени, как легко догадаться, были утащены из бесхозного мини-маркета.
      – Он что, сдурел? – взвыл Колян Ковалев. – Ты че творишь? – отступив от рамок этикета, заорал он на весьма довольного собой Альдаира. Впрочем, тот не обратил внимания на гнев Коляна. Он сосредоточенно колотил кулаком по днищу опрокинутого вместе с пассажирами и водителем КамАЗа. Наконец он перестал и, отступив на два шага, оглядел дело рук своих. А потом царственным жестом указал замершим троглодитам на поверженный грузовик. Дескать, сие я содеял.
      Женя подтянулся и вылез из кабины.
      – А-а, кажется, я понял, что уважаемый Эллер хочет донести до этих индивидов, – сказал он Галлене. – Он хочет дать им понять, что он только что победил ужасное чудовище и дарит свою добычу им. Вот они сразу все и утихомирились. Ну точно! Колян, ты только взгляни на это! Лезь сюда, говорю!
      – Да я и так вижу! – проворчал Ковалев, выползая из кабины через разбитое, разошедшееся полосами лобовое стекло.
      Посмотреть в самом деле было на что.
      Длинный тип в белом свитере, который, верно, возомнил себя самопровозглашенным вождем племени, подскочил к Альдаиру и выдал несколько замысловатых коленец с выкидыванием ног высоко перед собой. Очевидно, этим варварским способом он выражал удовлетворение и благодарность. Потом он выдернул из толпы застывших за его спиной молодых людей девушку в светлом платье и, рыча, принялся сдирать с нее одежду. Ему помогал лысый тип с серьгой в левом ухе и в толстовке с дурацкой и кривой надписью: «No drugs your drinks!» Когда на девушке остались только трусы, длинный осмотрел ее с головы до ног, пощупал грудь (та и не думала сопротивляться, а только скалилась), хлопнул по заднице и подтолкнул к Альдаиру. Тот смотрел вопросительно. Длинный подпрыгнул на месте и выкрикнул несколько коротких отрывистых слов.
      – Он тебе ее дарит! – со смехом крикнул Афанасьев. – Ты убил для них чудовище, о могучий и славный Альдаир, а он дарит тебе женщину из их племени! Бери, пока дают!
      – А что, ничего девчонка, бери, – поддержал Колян, оглядывая голую мезолитическую прелестницу.
      Тут вмешалась Галлена, которая немедленно приревновала своего родича к непонятной туземке, выставившей напоказ свои прелести.
      – А ну!.. – сказала она, выступая вперед. – Что сие за непотребство? Убери свою женщину, ты! – рявкнула она на длинного «вождя» в белом свитере. – Немедля прекратите!
      Мезолитические товарищи, переталкиваясь и выпуская короткие отрывистые слова, во все глаза смотрели на Галлену и Альдаира, но подарочную девицу забирать назад не спешили. Потом вождь вскинул вверх руки и завопил:
      – Канхья ду быврррр!
      – Бывррр! – заревела толпа, потрясая верхними и даже нижними конечностями.
      – Пьор фррр бузи! – продолжал красноречивый вождь и принялся раздирать на себе нарядный белый свитер, никак не заслуживающий такого дикого обращения с собой. – Мран мманг быврррр!
      – Бывррр! – повторно заревела покорная толпа мезолитических тинейджеров и предприняла несколько, несогласованных беспорядочных прыжков.
      Афанасьев, который с некоторым остолбенением наблюдал это выступление предводителя перед своим добрым народом, вдруг почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он обернулся и увидел Пелисье. Французский археолог облизнул губы и проговорил:
      – Видишь ли, Женя. Конечно, этот язык настолько примитивен, что даже наши уважаемые друзья с Аль Дионны, способные видеть наши мысли столь же ясно, сколь ясно видим мы содержимое прозрачного бокала… даже они не могут уразуметь, о чем вещает этот… гм… месье в драном свитере. Однако я немного понимаю. Дело в том, что я серьезно занимался проблемами расхождения языков – проще говоря, определял сроки того, когда тот или иной язык отмежевывался от общего праязыка. Это называется глоттохронологической лексикостатистикой, или просто лексикостатистикой, или, в просторечии – глоттохронологией…
      – Ни хрена себя просторечие! – простонал Женя, а Колян Ковалев безгласно выпучил глаза и побагровел, как будто на его шею накинули удавку.
      – Так вот, – продолжал месье Пелисье, не обращая внимания на тихое безумие своих товарищей, – с помощью метода глоттохронологии можно определить, к какому периоду принадлежит тот или иной язык и на какой стадии становления он находится. Темп сохранения или же НЕсохранения слов в течение выбранного времени относительно постоянен (как постоянна скорость радиоактивного распада), а шансы каждого слова сохраниться или не сохраниться равны. Проще говоря…
      – Проще, проще!.. – пискнул сержант Васягин, чьи мозговые извилины в числе двух явно подверглись серьезному перегреву.
      – …проще говоря, метод глоттохронологии в лингвистике – это примерно то же самое, что метод измерения скорости полураспада в физике. Метод радиоактивного полураспада определяет возраст какого-то предмета, материи, а метод глоттохронологической лексикостатистики – возраст языка, языкового материала…
      Рыжебородый Эллер вынул молот. Пелисье понял, что пора закругляться.
      – Так вот, – затараторил он, – я примерно могу датировать возраст того языка, на котором сейчас изъяснялся этот месье в белом… гм… бывшем белом свитере. Вне всякого сомнения, слово «быврррр» является ностратической праформой…
      – Пелисье! – в панике крикнул Афанасьев.
      – … праформой слова bura – вертеть, сверлить, – с дикой скоростью забубнил Пелисье, – в общедравидском рог – отверстие; в праиндоевропейском b(u)r – сверлить, рыть, колоть; в пракартвельском br(u) – вертеть; в семито-хамитском b(w)r – сверлить, копать, проделывать отверстие! Проще говоря, языковая праформа «быврррр» может, точнее, обязана относиться к лексике так называемой надсемьи праиндоевропейского языка. А это – не меньше семи тысяч лет тому назад. Такой же вывод мы можем сделать на основе анализа фонетической модели слова «мран»…
      Афанасьев схватил Пелисье за руку и почти силой заставил умолкнуть, чем спас его от больших неприятностей. Потому что и Эллер с молотом, и Колян Ковалев без молота, но с очень свирепым выражением лица готовы были применить самые жесткие методы воздействия на зарвавшегося археолога. Впрочем, ему повезло.
      Галлена сказала:
      – Слишком много слов. Я так понимаю, что эти дикари говорили на языке, на котором говорили не меньше семи тысяч лет назад.
      – Я бы мог сказать вам то же самое, о неразумные, – выдвинулся на передний план Вотан. – Этот человек, – без особых церемоний он ткнул пальцем в «вождя», – говорил о том, что они хотят изжарить («пьор») в честь тебя, Альдаир, пиршественную дичь, насадив («быврррр») ее на вертел.
      – Пьор, пьор! – загомонили мезолитические красавцы.
      – Ну конечно! – снова подал голос Пелисье, для которого научная сторона вопроса, кажется, заслонила возможную перспективу получить тумак, а то и хуже. – Пьор . Этой праформе никак не меньше семи тысяч лет!
      – Так, – пробормотал Женя, – значит, семь тысяч лет? На столько откинула наша затея с «отмычками» всё человечество? На каждый Ключ Всевластия – одно темное, страшное тысячелетие, назад, туда, в каменный век?.. Отлично! А я еще надеялся, что всё это…
      – Да нет, – грустно сказал Пелисье. – Так и есть. Эти люди находятся на уровне развития дикарей позднего мезолита, как мы и предположили сразу. Они отстоят от нас на семь тысячелетий!
      …От мезолитических ребят и их даров удалось отделаться, и наши герои продолжили продвигаться к телецентру, который отстоял от разгромленного ночного клуба «Мамонтова пещера» на несколько кварталов. КамАЗ, ясное дело, бросили. Пришлось воспользоваться рейсовым автобусом, в котором, конечно же, никого не было.
      Пустой, запертый телецентр показался Жене Афанасьеву диким и страшным. Все было погружено во тьму. С помощью молота Эллера и дикой силищи Альдаира удалось проникнуть внутрь запертого помещения главной студии Саратовского телевидения. В свое время Афанасьев работал тележурналистом, так что он прекрасно знал, как обращаться с техникой. Он указал, как следует навести камеру и расположить освещение, а потом сам встал перед объективом и сказал волнуясь:
      – Уважаемые граждане города Саратова! Если кто-то из вас видит сейчас меня и в состоянии понять, немедленно позвоните в студию вашего телевидения. Телефоны студии 54-03-23, 55-54-21. Я очень прошу вас… откликнитесь! Откликнитесь, и да не оставит вас РАЗУМ!
      Мороз пробежал по его коже. Он мгновенно представил себе одичавший, вычищенный от разума город, пустые глаза дикарей. Темные пещеры подъездов, мертвые лифты, брошенные автомобили с разбитыми фарами. Одичавшее, страшное, темное человечество.
      Афанасьев повернулся к Ковалеву и Галлене, которые сидели на телефонах, а потом вдруг увидел, как прожорливый дион Поджо тянет в рот высоковольтный кабель. Женя взвился в воздух и крикнул:
      – Не смей, идиот!!!
      …Поздно. Зубы ненасытного кандидата в земные боги легко прокусили оболочку кабеля. Брызнул сноп искр.
      От раздувшихся щек и вытянувшихся губ Поджо густо повалил дым. Его затрясло, и тут же студия погрузилась во тьму. Только слышно было, как Поджо, повалившись на пол, глухо мычит и повизгивает.
      И тут прозвенел звонок. Телефонный звонок. Колян Ковалев протянул руку, но Афанасьев крикнул: «Не надо, дай я сам возьму!» и бросился к аппарату. Он схватил трубку и выдохнул:
      – Говорите, я вас слушаю! – Молчание.
      – Говорите же!..
      Послышалось какое-то сдавленное мычание, вроде того, что издавал Поджо, закусивший высоковольтным кабелем. Афанасьев открыл рот, и тут в ухо ему брякнул надсадный, дикий вопль:
      – Нимми, нимми!..
      И – грохот. Афанасьев едва успел отстранить трубку от уха. А потом полились короткие гудки. Афанасьев повернулся к напрягшемуся, непривычно молчаливому Пелисье и спросил:
      – Жан-Люк, что такое «нимми»? Ты не мог бы предположить?
      Тот помолчал.
      – Ну?
      – «Нимми», – как будто нехотя начал Пелисье, – это… это подтверждает все худшие мои предположения! Нимми – это праформа niuma – «имя, заклинание, гадание». Праформа мощная, встречается в диалектах японского языка: riamae – «имя». Еще персидское пат, готское пато, английское пате. Возраст праформы – семь—десять тысяч лет.
      – Значит, «имя, заклинание, гадание»? – тихо спросил Женя. – Стало быть, тот тип, который случайно набрал наш номер, заклинал трубку, накладывал на нее какой-то запрет?.. Принял мой голос за голос какого-то своего… племенного демона, нечистой силы?
      – Да, – глухо ответил Пелисье.
      Женя Афанасьев схватил телефонную трубку и принялся набирать номера разных городов России. 095 – Москва, 812 – Петербург… Самара, Екатеринбург, Владивосток, Калининград, Сочи, Архангельск, Красноярск, Новосибирск. Пусто. Гудки уходили за гудками, теряясь где-то там, в гулкой, жадно впитывающей звуки, как губка воду, тишине. Афанасьев смахнул со лба пот и набрал Лондон. Там у него жил знакомый. Никого. Париж. Глухо. Токио. Никто не подходит. Австралия. Женя едва не выронил трубку, когда приятный женский голос на чистом английском языке произнес: «Здравствуйте. С вами…»
      – Девушка, милая, вы как ангел!.. – по-русски завопил Женя, практически цитируя великолепную песню Владимира Семеновича.
      – «…говорит автоответчик».
      – Не сходите ж с алтаря, – бледными губами вытолкнул Женя фразу из знаменитой песни Высоцкого и еще секунд двадцать слушал, как на прекрасном английском языке невидимая австралийская девушка рекомендует ему дождаться сигнала и сообщить цель своего звонка. Женя положил трубку и зажмурился, потому что ясно, как если бы это было наяву, увидел девушку, чей приятный, мелодичный голос он только что выслушал. Девушка крадучись подходила к кустам, за которыми паслись два страуса нанду. В ее руке был бумеранг, а за ее спиной виднелся рослый дикарь в драных джинсах и с огромной дубиной – выломанной из уже ненужного офисного стола массивной ножкой…

3

      – Нужно в Москву, в Париж, по всему свету, – сказал Пелисье тоном, по сравнению с которым любая надгробная речь показалась бы радостным панегириком. – Я всё-таки не верю, что все, решительно ВСЕ люди потеряли разум и стали злобными, неотесанными, грубыми дикарями. Что все они забыли прекрасный французский, великий русский, звучный итальянский, мужественный немецкий, чеканный английский язык. Что теперь они изъясняются на тупых, неоформившихся наречиях, мало отличающихся от звериных воплей.
      – Вот только без лирических отступлений, – сказала Галлена. – Конечно, нет никакого сомнения в том, что люди такими и стали. Собственно, мы сами этого добивались. Ну и добились. С той только разницей, что теперь миром правим вовсе не мы, а Лориер, мой почтенный родитель. Впрочем, едва ли он питает ко мне отеческие чувства и сделает меня своей соправительницей, а всех нас – счастливыми властителями Земли. Папа удавится, но властью не поделится ни за что. Жизни он нам тут не даст.
      – Я думаю, что нам нужно вернуться.
      – Куда? – спросил Эллер.
      – Домой. На Аль Дионну.
      – Что-о-о-о?
      – Да что слышали, уважаемые соплеменники. Сейчас Лориер получил большую власть.
      – Да, сие суть истина, – важно сказал старый Вотан. – Лориер теперь властелин настоящего и будущего. Тяжко будет бороться с силой, которую мы сами, аки глупые свиньи, вручили коварному Лориеру. Но думаю, что рано возвращаться на Аль Дионну. Да и мало в том смысла. Вот что скажу вам!.. Сегодня, когда ехали мы на спине железного чудовища, поваленного Альдаиром, задремал я. И приснился мне сон.
      Все дионы – Альдаир, Эллер, Поджо, и две дионки – Галлена и черноволосая Анни – уставились на своего титульного предводителя. Конечно, Вотан был далеко не так силен, как Альдаир, не так энергичен и свиреп, как Эллер, и даже не так умен, как Галлена, однако же у него был ряд достоинств, кои определенно помогали старому экс-богу бодро идти по жизни. У него был огромный опыт борьбы с Лориером – раз. У него была прекрасная интуиция, которая много раз выручала всех присутствующих, – два. Кроме того, старый Вотан, страдая бессонницей и засыпая только под утро, становился счастливым обладателем разнокалиберных снов. Сны были лохматы и неряшливы, как старая вешалка с кое-как накинутыми на нее плащами, пальто, рубахами, с приткнутыми ботинками, гамашами, сапогами с налипшей на них грязью с травинками. Сны были нелепы и со стороны казались даже глупыми, однако в них всякий раз заключалось зерно истины. Истины, которую едва ли можно было обнаружить, не будь поблизости старого Вотана с его дурацкими, глупыми, неряшливыми, бутафорными – ПРОВИДЧЕСКИМИ! – снами.
      – Приснился мне сон, – продолжал старый Вотан, – будто под деревом, а было это то ли оливковое дерево с узловатым древним стволом, то ли душистый кедр… зарыт под тем деревом ларец. В ларце покоится древний пергамент с письменами холодными как лед. Много веков назад зарыт сей ларец, и тот, кто найдет его и прочтет письмена, а потом сделает в точности по писаному, то спасет он мир.
      – Ага, – скептически пробормотал Колян Ковалев, – в ларце утка, в утке заяц, в зайце бутылка водки, а там и смерть Кощеева.
      – Тяжело найти тот ларец, но если узрят ТЕ письмена свет, то зашатается трон проклятого Лориера и падет вдруг, а под его обломками останется и сам владыка настоящего и будущего! – торжественно рек Вотан, восторженно теребя шляпу и выпучивая единственный свой глаз. На скепсис Ковалева и его оскорбительные слова он не обратил никакого внимания.
      – А где же зарыт тот ларец? – вмешалась Галлена. – «Под каким-то деревом» – этого явно недостаточно для того, чтобы найти ларец.
      – Если он вообще существует, – задушенно шепнул кто-то. Кажется, месье Пелисье.
      Вотан посмотрел на Галлену и изрек:
      – Я же сказал, женщина. Ларец зарыт то ли под кедром, то ли под древним оливковым деревом!
      – Да, очень точные координаты, – с серьезным лицом отозвался Афанасьев. И немедленно стал жертвой гнева вспыльчивого и желчного старика.
      – Ты что же, не веришь в истинность того, что я прозрел в том сне, несчастный червь? Или хочешь усомниться в мудрости снов, которые осеняют мою голову?
      – Ни в коем случае, мудрый Вотан, – лицемерно начал было Афанасьев, но старому диону уже попала вожжа под хвост. Его понесло:
      – Клянусь черепом и седой бородой моего отца, славного Бора, престолом Хлидскьяльв, на коем восседал я в пору моего могущества, ты посмел усомниться в моем сне!..
      Они стояли у фонаря возле телецентра, оказавшегося совершенно бесполезным, пустым, брошенным. Вотан Борович бушевал, а все прочие, стеснив в душе досаду, терпеливо дожидались конца этой вспышки. Сенильные психозы были не редкость для лица столь почтенного возраста. Наконец Вотан умолк, а Альдаир спросил:
      – Что же было в том правдивом сне еще, о мудрый Вотан? Ведь не смеем подвергать истину, заключенную в словах твоих, сомнению и тем паче осмеянию! Однако же должны мы знать, где зарыт ларец, в котором погибель Лориера!
      Вотан вцепился всей пятерней в свою бороду и несколько раз с силой дернул ее. Наверно, таким образом он стимулировал мыслительный процесс, худо-бедно, со скрипом, но протекающий в его древней головушке. Наконец он пожевал нижней челюстью и выговорил:
      – Помню, что знал я дорогу. Явился мне во сне ворон Мунин, который восседал на моем плече, и вел за собой. Шел я по полету ворона и узнал место, где таятся древние письмена, холодные как лед, синие как небо. Но, верно, ослабела память моя, ибо не упомню, где…
      – А ворон-то его где? – шепнул Васягин на ухо Коляну Ковалеву.
      – А хрен его знает, – тихо ответил тот. – Улетел куда-то. После таких непоняток и не удивительно вовсе. Козел, который был при Эллере, сейчас у меня на даче отвисает. А может, и сбежал уже, что скорее всего. А ворон куда-то соскочил.
      – М-м-м, – глубокомысленно отозвался сержант Васягин.
      Они не успели закончить этого разговора, равно как старый Вотан Борович не довел до конца свой занимательный рассказ о посетившем его сне. Откуда-то послышался дикий рев, испущенный несколькими глотками, и сложно было определить, кто источник этих звуков – человек или зверь… Истина оказалась где-то посередине, потому что из-за угла ближайшей девятиэтажки выскочили несколько дикарей, вооруженных уже известными нам копьями. Однако гнались не они – гнались за ними. Непонятно, как копьеносцы (а среди них был и длинный «вождь», но уже без свитера и с окровавленной спиной) умудрялись сохранять дистанцию между собой и своими преследователями, потому что в роли этих самых преследователей выступали ТРИ ТИГРА, ЛЕВ и здоровенный пятнистый ЯГУАР. У Афанасьева вытянулось лицо. Ковалев коротко выматерился и попятился к стене, а инфернал Астарот Вельзевулович Добродеев молча полез под «Волгу», припаркованную накануне к телецентру кем-то из журналистов. Да и дионы выглядели несколько озадаченными.
      – Откуда звери? – спросила Галлена. – Они…
      – Кажется, я могу ответить на этот вопрос, – выговорил Афанасьев. – Тут неподалеку должен быть зоопарк. Я бывал в этом городе и в зоопарке тоже, вы знаете. В теплое время года зоопарк располагается под открытым небом. Альдаир, вы же помните, что эти несчастные мезолитические парни хотели в честь вас зажарить на вертеле какую-нибудь дичь? Ну так вот, наверно, они решили убить тигра или льва и открыли клетки. Ну, как в «Полосатом рейсе». А хищники не захотели быть съеденными. Вот охотники и дичь поменялись местами.
      – А что? – вдруг сказал Эллер. – Жареная дичь – это звучит привлекательно. А пожрать не мешало бы.
      И прежде, чем кто-либо успел сообразить, рыжебородый громила раскрутил молот Мьелльнир и швырнул им в зверей, преследующих бедолаг-дикарей. Молот просвистел в воздухе. Только мгновенная реакция спасла от больших неприятностей здоровенного тигра, возглавлявшего погоню. Он упал на землю и, перекатившись, снова встал на лапы. Молот с грохотом впечатался в стену панельного дома и проделал в ней довольно внушительную выбоину. Эллер заревел. С легким жужжанием молот поднялся в воздух и полетел обратно в руки к своему хозяину.
      Тигры и лев остановились. Только ягуар продолжил погоню за незадачливыми дикарями, а четверо покрупнее, хлеща по бокам хвостами, смотрели на более привлекательную добычу. Лев рыкнул и неспешно направился на мягких лапах по направлению к Афанасьеву, Эллеру и компании. Люди похолодели. Даже дионам стало не по себе, а из-под «Волги» уже слышалось натужное, страдальческое сопение перетрусившего инфернала.
      – Мы, темный народец, невкусные, серой пахнем, – причитал он. – Кошечки, милые, не ешьте меня, а? Ну что во мне проку – кожа, кости да рога с копытами!
      Впрочем, трусливый инфернал оказался единственным, кто так явно уклонялся от схватки. А схватка, нарисовавшаяся так неожиданно и нелепо, оказалась неминуемой. По крайней мере тигры и лев рисовали для себя привлекательную перспективу скорого завтрака. Вне всякого сомнения, они сегодня еще не питались, да и кто бы стал кормить зверей в ОЗВЕРЕВШЕМ городе?.. Так что, оставив ягуара в одиночестве гнаться за выходцами из клуба «Мамонтова пещера», четыре крупных хищника, вырвавшихся на волю, вознамерились наполнить себе желудки.
      Впрочем, из зоны их досягаемости тотчас же исключили деликатесы. Эллер, мужчина довольно грубый, но имеющий свои представления о джентльменстве, легко перекинул через ограду телецентра обеих женщин – Анни и Галлену, и таким образом, самая изысканная трапеза ускользнула от зверей на своих двоих. Стоя по ту сторону ограды, дионки с тревогой ожидали, как мужчины – по праву сильного – будут защищать их и самих себя от угрозы, угрозы тем более реальной, что у четверых дионов и четверых людей было единственное оружие, а именно – молот Эллера. И если могучие Эллер, Альдаир и Поджо имели надежду отбиться от зверей голыми руками, то Колян, Женя Афанасьев, сержант Васягин и Пелисье не питали по этому поводу ни малейших иллюзий.
      – Вот тебе и первобытная природа!.. – в отчаянии выкрикнул Афанасьев. – Пелисье, что же ты замолчал, скажи тигру что-нибудь о… ну, например, об изменчивости митохондриальной ДНК и вариабельности диаллельных локусов нерекомбинирующей части Y-хромосомы!.. Эту чушь любил говаривать один мой знакомый биолог, пока не умер от белой горячки и в результате падения с третьего этажа на арматуру! Скажи!! Может, тигр и не станет есть такой ученый завтрак!
      Пелисье с сопением выдирал из земли какой-то кол. Им французский археолог предполагал отбиваться от злобных полосатых тварей. Тем временем ближайший тигр прыгнул и уже в воздухе встретился лбом с молотом Эллера. Контакт вышел явно не в пользу зубастого: его голова разлетелась, как гнилая тыква. Залитый кровью и мозгом, молот с жужжанием летел обратно в руки могучего диона.
      Лев прыгнул на Альдаира. Его мощные лапы сомкнулись на торсе диона, и оба повалились на асфальт. Альдаир ревел и рычал ничуть не тише хищника, чьи мощные когти оставляли на обнаженной спине кандидата в боги глубокие, обильно кровоточащие полосы.
      …Тигр смотрел прямо на Афанасьева, Коляна Ковалева, Васягина и Пелисье, прижавшихся друг к другу и ощетинившихся кто чем: Пелисье – деревянным колом, Васягин – острым обломком кирпича; Женя же Афанасьев и Колян Ковалев прикрывались крышкой канализационного люка. Тигр прыгнул.
      Крышка люка вылетела из рук друзей, как пробка из бутылки шампанского. Тигр смахнул тяжелую железяку одним ударом лапы, как ничего не весящую безделицу. Люди посыпались в разные стороны. Пелисье успел вытянуть хищника колом по хребту, однако это повредило тому не больше, чем слону хрестоматийная дробина и мертвому – припарки. Сержант Васягин, державший оборону до последнего, наконец пренебрег честью своего мундира и молча полез на фонарный столб. Руки и ноги соскальзывали, но сержант был упорен.
      И несдобровать бы оглушенным Афанасьеву и Ковалеву, несдобровать и Пелисье!.. Ведь могучие дионы были заняты борьбой с остальными голодными хищниками. Ибо валяется на земле, что есть сил пережимая тело льва, белокурый гигант Альдаир, и течет по его телу кровь, смешиваясь с выступившими по всему телу крупными каплями пота! И Эллер, сблизившись с другим зверем на максимально допустимую дистанцию, машет молотом со скоростью, недоступной обычным людям, а рыжие волосы хлещут по плечам, и ревет, громя, разрывая утренний воздух, мошная голосина диона!.. Забыли, забыли несостоявшиеся боги, что под боком у них подвергаются чудовищной опасности их соратники, простые смертные, обычные земные люди, по определению не способные с голыми руками что-то противопоставить вырвавшимся на свободу хищникам! Толстый Поджо хлещет по морде третьего тигра, белые клыки толстяка с Аль Дионны клацают, а в глазах, желтоватых, с выпуклыми белками, осмысленности ничуть не больше, чем у его полосатого оппонента.
      И только – старый Вотан…
      Лежа на земле, Афанасьев беспомощно смотрел на то, как тигр приближается к нему, к Пелисье, к полуживому после столкновения с полосатым хищником Коляну Ковалеву. «Всех не успеет, но кому-то умереть!.. – мелькнула мысль. – Эх, как глупо, как глупо!..»
      Ну что же!..
      Женя вскочил на ноги и крикнул:
      – Ну, иди сюда, тварь! Иди сюда, полосатая гнида! – Тигр задергал хвостом. Женя гримасничал, прыгал перед своей полосатой смертью, как дикарь, не хуже тех, из «Мамонтовой пещеры». Что-то не укладывалось в крошечном мозгу зверя. Полосатый хвост метался из стороны в сторону, хлеща по бокам, и прыгали в глазах зверя две желтые терпкие искры…
      – Аа-а-а-а!!!
      Уже в полете тигр вдруг получил чудовищный удар в бок. Его развернуло, и лишь великолепная скоординированность организма помогла ему опуститься мягко, точно на подушечки лап. Это старый Вотан в последний момент настиг хищника. Старый бог древнего мира точно помолодел в этот момент. Он сорвал с головы шляпу, седые волосы разметались по плечам и единственный глаз вспыхнул с молодым, звонким свирепым восторгом! Старый плащ выстелился в воздухе, и Вотан прыгнул прямо на спину тигра – не хуже, чем за мгновение до того сам тигр устремился прямо на неистовствующего Афанасьева.
      – Ай да старикан! – воскликнул Колян Ковалев. – Просто укротитель!
      Эти слова как нельзя лучше соответствовали действительности. Сидя верхом на тигре и хохоча при этом гулким, как из бочки, смехом, старый дион с размаху нахлобучил тому на голову свою старую, пропахшую плесенью и давно не мытыми волосами шляпу. Ослепленный, тигр завертелся на месте. Силясь сбросить с себя неожиданную напасть, он то подпрыгивал метра на два вверх, то бил задки не хуже записного жеребца, а потом упал на асфальт и стал кататься по земле. Вотан держал крепко. Хватка у него была железная, но, видно, старик был не так вынослив, как его более молодые соплеменники Альдаир и Эллер. Тигру удалось сбросить с себя Вотана Боровича и ударом лапы сбить со своей головы шляпу.
      Зверь рассвирепел.
      И тут…
      – Тангриснир! – пролепетал Женя Афанасьев.
      В самом деле, нельзя было ошибиться. Непонятно откуда возник громадный, с лошадь размером, козел. У него была длинная косматая борода, здоровенные рога толщиной с добрую оглоблю и мощные ноги с устрашающими копытами. Никто не успел разобраться, откуда взялась эта рогатая скотина и как она нашла путешественников, но нельзя не признать, что явление Тангриснира случилось как нельзя кстати. Козел стукнул копытом об асфальт, без труда проломив его, и вынесся прямо на тигра. Стартовая скорость у него была сумасшедшая. Козел наклонил голову и на полном ходу врезался в тигра, с силой припечатав того к фонарному столбу, по которому полз бедняга Васягин.
      Едва ли даже самая богатая фантазия может измыслить все те последствия, которые имел этот короткий, молниеносный маневр Тангриснира. Тигра едва не разорвало надвое и, коротко рыкнув, он издох. Из его нутра выбило целый фонтан крови. Столб содрогнулся и рухнул: его выворотило из асфальта, согнув при этом в дугу. С грохотом разбился фонарь. Васягина сорвало с самой вершины столба и, пронеся по воздуху метров пять, кувыркнуло в развесистый куст. Только это обстоятельство спасло ему жизнь, смягчив падение.
      Но это еще не всё. Сила удара, вывернувшего столб, была такова, что, ударившись о землю, он снова подскочил в воздух и, окончательно выкорчевавшись из своего основания, опустился точнехонько на непокрытую голову Вотана.
      Старый дион без чувств рухнул на окровавленный асфальт.
      Козел остановился и, оглядев картину принесенных им разрушений, виновато заблеял.
      Альдаир и Эллер, практически одновременно справившись каждый со своим противником, поднимались с земли. Из куста торчали обутые в форменные милицейские ботинки ноги сержанта Васягина. Колян Ковалев сидел с тем остолбенелым выражением лица, которое в свое время было у него в последних классах школы (как следствие – исключение в девятом классе за неуспеваемость).
      Галлена и Анни, как представительницы прекрасного пола не принявшие участия в этой феерической бойне, уже перемахнули через забор и бросились к старому Вотану. Долгое время он не подавал признаков жизни. Альдаир задал риторический вопрос, на который не получил ответа, тем паче этот вопрос был задан бессловесной твари по имени Тангриснир:
      – Ты вообще откуда взялся-то?
      – Он же, кажись, у меня на даче был, – бормотал Колян Ковалев, всё так же сидя на земле.
      – Был да сплыл, – мутно сказал Пелисье. – Нашел хозяев. Прирученные звери своих хозяев могут найти по чутью. Вот… был такой случай, когда кот пришел к своему хозяину в другой город. Сейчас… ну, сейчас, наверно, то же самое.
      – Да помолчал бы ты, ученая ворона, – грустно сказал Женя Афанасьев.
      В этот момент старый Вотан открыл глаза. Точнее, конечно же – глаз. Глаз на его морщинистом лице проклюнулся мрачный, налитый кровью, с остановившимся бессмысленным взглядом. Вотан задергал губами, и несколько слитных, малоразборчивых звуков сползло с них. Вотана бережно усадили, он оглядел склонившиеся над ним лица и уронил низким, хриплым голосом:
      – Вспомнил!!!
      – Что вспомнил, мудрый Вотан? – заботливо осведомилась Галлена. – Что ты вспомнил?
      – Вспомнил. Небо рухнуло мне на голову, но приоткрылась глубина памяти. Вспомнил, вспомнил, где в моем сне зарыт тот ларец, в котором хранятся письмена, погибель Лориера хранящие! Это древний масличный сад, на тропах которого уже горят следы великого пророка этой Земли. Под корнями древнего оливкового дерева, которому три тысячи лет, зарыт тот ларец.
      – Какой, какой сад, о мудрый Вотан? – в один голос спросили Пелисье и Женя Афанасьев.
      – Масличный сад, обнесенный каменной стеной! Течет там ручей Кедрон и уходит в небо гора, имя которой – Елеонская. Древний город, и большая мудрость за века накопилась в нем.
      Женя Афанасьев выпрямился. Пелисье нервно переплел пальцы обеих рук и качнулся вперед.
      – Так, – сказал Афанасьев, – кажется, знаю я, о каком саде речь.
      – Я тоже, – кивнул Пелисье. – Гефсиманский сад.
      – Это че за лесное угодье? – влез Колян. Афанасьев не выдержал:
      – Сам ты лесное… чудо! Историю надо учить, болван ты необразованный. И мифологию. Гефсиманский! Это тот самый сад, где, по преданию, римская стража схватила Иисуса Христа…

ГЛАВА ПЕРВАЯ
И пока что не очень веселая…

ГЛАВА ВТОРАЯ
Колян Ковалев делает очередные успехи в изучении истории