Каждому – по потребности

Остановлюсь на этом принципе подробнее, поскольку это – один из центральных пунктов марксистского учения о коммунизме.

Надо различать исторические условия, в которых возникла идея «по потребности» и ее первичный исторический смысл, обывательское истолкование этой идеи и ее истолкование в государственной идеологии коммунистических стран (я имею в виду советскую идеологию в первую очередь). Исторически коммунистическое общество мыслилось как общество, в котором будет равенство людей во всех аспектах их жизни. О том, что это общество породит свои формы социального и экономического неравенства, причем – в очень сильных размерах, об этом даже думать не хотели. Все зло связывали с частной собственностью. А раз последняя мыслилась как подлежащая уничтожению, то и все зло жизни людей предполагалось исчезающим в самом примитивном смысле – как потребность в еде, одежде, жилье. Надежда состояла в том, что они будут удовлетворены, это и выразили в принципе «по потребности». Изобилие – понятие относительное, исторически определенное. И в той мере, в какой оно мыслилось в прошлые века, оно достигнуто в советском обществе. Здесь нет людей голодающих буквально, нет нищих и бездомных. И в этом смысле принцип коммунизма реализован.

Но на базе удовлетворения необходимых потребностей людей возникло другое, нынешнее обывательское понимание изобилия и принципа «по потребности», а именно – как удовлетворение любых желаний современных уже людей. А желания эти возросли настолько, что даже официальная идеология Советского Союза отодвинула исполнение этого принципа в неопределенное будущее. Советские люди уже представляют себе изобилие коммунизма по крайней мере в виде высокого жизненного уровня некоторых западных стран, доступного для всех. Основатели учения марксистского коммунизма вряд ли подозревали о холодильниках и телевизорах как предметах первой необходимости, вряд ли думали, что автомобиль станет заурядным средством транспорта. Но нынешний обыватель уже не мыслит себе коммунизма без многокомнатной квартиры со всеми удобствами, без телевизора и холодильника, без личного автомобиля и без дачи.

Официальная идеология Советского Союза почувствовала опасность, которая кроется в таком истолковании весьма неосторожного заявления классиков марксизма, и дала свое истолкование ему. Она стала говорить о разумных потребностях, контролируемых и регулируемых обществом. А это есть лишь замаскированная форма выражения фактического положения вещей, а именно – того факта, что потребности человека в коммунистическом обществе определены возможностями их удовлетворения, т.е. его фактической социальной позицией. Лозунг «каждому – по потребности» в практическом воплощении обращается в принцип «каждому – по его социальной позиции». Именно социальное положение людей в обществе становится здесь практически действующим принципом распределения. Будучи «справедливым» в идее и в самих основах общества, этот принцип в условиях развитой социальной иерархии людей и коллективов порождает социально-экономическое неравенство людей, не уступающее неравенству других обществ, а в некоторых отношениях даже превосходящее их.

Официальная советская идеология недалека от истины к трактовке потребности. Дело в том, что есть два понятия потребности – субъективное (или психологическое) и объективное (или социологическое). Во втором случае не всякое желание человека есть потребность, а лишь такое, которое социальная среда признает в качестве потребности этого человека. А это значит, что предполагается некоторый общезначимый уровень удовлетворения нужд человека на данном уровне его социальной иерархии, – т.е. некоторая норма потребления. Иметь по потребности – значит иметь в рамках этой нормы, а иметь не по потребности – значит превышать или не достигать нормы. Выражение «не имеет по потребности» относится лишь к случаю, когда человеку не дают того, что ему положено, а выражение «имеет не по потребности» – к случаю, когда человек имеет сверх положенного.

Кроме того, надо различать потребность как то, что общество обязано предоставить данному индивиду, и потребность как то, что считается естественным согласно некоторым разумным представлениям этого общества. Например, с точки зрения практически действующих норм Советского Союза три квадратных метра жилплощади на человека в низших слоях считаются достаточными для удовлетворения потребности в первом смысле, тогда как в обществе уже созревает потребность (во втором смысле) иметь отдельную комнату на каждого взрослого члена семьи. Если взять всю совокупность элементов жизненной ситуации, то можно описать для каждого слоя населения эти две границы «разумных» потребностей, в которых колеблется фактическое положение людей. И надо признать, что общество так или иначе стремится держать жизненный уровень населения в этих границах.

Простота жизни

Еще одно условие жизни в коммунистическом обществе заслуживает здесь внимания: это – формальная простота самой жизни. После школы или другого учебного заведения человек поступает на работу. На него автоматически заводится трудовая книжка. Он вступает в члены профсоюза. И все! Все остальное делается само собой. Больше в принципе не нужно никаких бумаг для дальнейшего хода жизни. Конечно, время от времени требуются какие-то справки (с места жительства, с места работы), но это – малообременительная рутина. Некоторые хлопоты имеют место при изменении места жительства и работы. Это все может быть связано с потерей времени и нервотрепкой. Но это принципиально не усложняет жизнь, подобно тому, как стояние в очередях и толкучка в транспорте не вносят в нее неких социальных усложнений. Человек здесь не опутан системой формально-правовых отношений. Например, человек здесь совершенно не знаком с той громоздкой и тяжкой налоговой системой, какая имеет место в странах Запада. У него здесь автоматически высчитывают небольшой процент в качестве налога ото всех денежных сумм, какие он получает в официальных учреждениях. И все! Для огромной массы людей, обладающих сравнительно большими средствами, это неизмеримо лучше, чем в правовом западном обществе.

Благодаря крайнему упрощению формально-правового аспекта жизни все внимание и силы людей переключаются на аспект коммунальный. А этот аспект привычен и легко доступен, не требует никакого морально-правового оформления. И люди в этом обществе становятся с детства специалистами по житью в условиях буйства социальности, как многие люди на Западе с детства приучаются жить в условиях формально-правового общества.

Степень эксплуатации и вознаграждения

Стало догмой мнение, будто жизненный уровень населения на Западе выше, чем в Советском Союзе. Но что такое жизненный уровень? Совпадают ли компоненты жизненного уровня населения на Западе с таковыми в Советском Союзе, т.е. в обществе коммунистическом? Являются ли критерии измерения одинаковыми? И вообще, как измерять это явление? Здесь я рассмотрю важнейшие элементы жизненного уровня и вообще образа жизни населения, которые я называю степенью эксплуатации и степенью вознаграждения. Рассмотрю, конечно, в максимально упрощенном виде.

Работающий человек в какой-то форме отдает свои силы обществу – тратит себя на общество. В величину этих трат входит время, отдаваемое работе, интенсивность труда, нервное напряжение, характер эмоций, риск и многое другое. И люди сильно различаются по этим показателям, так что не так-то просто произвести достаточно точные измерения. Например, научный работник может бездельничать в своем учреждении, но работать дома вечерами и даже по ночам, как это часто бывает. Лица, занимающие важные руководящие посты, часто находятся в сильном нервном напряжении, проводят массу времени на заседаниях, не имеют свободного времени и сил для чтения книг, посещения театров и вообще на культуру. Короче говоря, требуется специальное социологическое исследование, чтобы измерить величину трат в каждом виде деятельности, сравнить величины и найти какие-то суммарные величины для различных подразделений общества и страны в целом.

Работающий человек получает определенное вознаграждение за свою деятельность. И опять-таки не просто измерить это вознаграждение. В него помимо официальной заработной платы входит многое другое: жилье, детские учреждения, дома отдыха и санатории, медицинское обслуживание, ссуды, премии, льготы, специальные распределители, дачи, персональные машины, – невозможно перечислить всякого рода дополнительные пути, которые люди находят в своей сфере деятельности (вплоть до воровства, взяток, использования служебного положения). Добавим к этому гарантированность некоторого минимума жизненных благ и довольно высокую стабильность социальных позиций.

Допустим, мы измерили величину вознаграждения и величину затрат, чтобы иметь такое вознаграждение. Частное от деления первой величины на вторую дает степень вознаграждения, а обратная ему величина есть степень эксплуатации. По моим наблюдениям и измерениям (весьма упрощенным и приблизительным) для самой активной И производительной части населения степень вознаграждения в коммунистическом обществе имеет тенденцию возрастать, а степень эксплуатации – снижаться. Причем степень вознаграждения здесь выше, чем для соответствующего типа людей на Западе, а степень эксплуатации – ниже. И в этом состоит основное преимущество коммунистического общества перед Западом. В этом – основа его притягательной силы для миллионов людей на планете.

Но не надо думать, что высокая степень вознаграждения означает, что люди хорошо живут в бытовом отношении. Люди могут жить плохо при высокой степени вознаграждения и хорошо при низкой. Население на Западе живет в бытовом отношении много лучше, чем в Советском Союзе. Степень вознаграждения может возрастать, а бытовые условия при этом могут ухудшаться. Это величины относительные и не оценочные. Высокая степень вознаграждения – это не обязательно хорошо, а низкая – не обязательно плохо. С точки зрения прогресса цивилизации как раз наоборот, увеличение степени эксплуатации и снижение степени вознаграждения есть признак цивилизации более высокого уровня. Это есть показатель роста производительности труда. И хотя прямой связи этих степеней с бытовыми условиями жизни нет, огромные слои населения чувствуют преимущества для себя коммунистической ситуации на этот счет, а вкусив это на деле, уже не могут от нее отказаться добровольно. Конечно, в коммунистическом обществе есть слои населения, для которых действуют противоположные тенденции. Но не им принадлежит в обществе главная роль и власть.

Тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации. Научно-технический прогресс компенсирует эти тенденции. Но мощь его не беспредельна. Он сам обходится все дороже и дороже. В нем самом действуют те же тенденции, замедляющие его и накладывающие верхние ограничения. Есть основания предположить, что со временем тенденция к застою и деградации будет доминировать. Во всяком случае, тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении, явно не случаен.

Такая замечательная на первый взгляд вещь, как повышение степени вознаграждения и снижение степени эксплуатации, имеет далеко не столь замечательные следствия. Это ведет к снижению интенсивности «обмена веществ» как внутри общества, так и между обществом и его средой. Замедляются все жизненные процессы. Усиливается тенденция к чисто физическому (пространственному) росту тела общества, – одна из глубоких причин стремления Советского Союза к расширению за счет других мест планеты. Усиливается тенденция к хищнической эксплуатации природы и к паразитизму за счет своего окружения.

Принудительный труд

Труд в коммунистическом обществе есть обязанность в том смысле, что каждый работоспособный человек должен быть прикреплен в первичной деловой коммуне. Эта обязанность выражает тот объективный факт, что трудоспособные граждане общества могут приобрести средства существования, лишь работая в деловой коммуне. Здесь социально-экономический факт облекается в юридическую форму и становится средством принудительного труда. Поскольку подавляющее большинство граждан и без юридического принуждения вынуждено и хочет работать, ситуация такого типа, когда гегелевская формула «Свобода есть познанная необходимость», ставшая элементом государственной советской идеологии, имеет силу. Но с небольшим коррективом: осознавая необходимость прикрепления к деловой коммуне (необходимость трудиться), люди не воспринимают эту необходимость как несвободу. Они кажущуюся свободу воспринимают как реальную. Тем более некоторая свобода выбора профессии и места работы для значительной части людей, некоторая интересность пребывания в деловой коммуне, общепринятость этого, передаваемая из поколения в поколение, и другие обстоятельства настолько усиливают иллюзию свободы и скрывают реальную несвободу, что грань между реальным и иллюзорным для поведения людей здесь исчезает фактически. Если здесь несвобода и замечается, то лишь в форме некоей природной неотвратимости.

Фактическое положение обнаруживается здесь (как и во многих других случаях такого рода) лишь в случаях исключительных, лишь в случаях уклонения от общей нормы, а именно – когда отдельные люди имеют источники существования, независимые от работы, и хотят уклониться от работы в деловой коммуне, когда отдельные люди по тем или иным причинам теряют работу и не могут найти подходящую работу по своему выбору. Для таких людей есть специальный термин – «тунеядцы». И есть законы, позволяющие властям привлекать таких людей к трудовой деятельности принудительным порядком, причем – в местах по усмотрению начальства.

Большинство тунеядцев не угрожает существованию общества. Часть из них – уголовники, и они преследуются обычными методами. Часть живет за счет родственников или тоже за счет незаконных (но не разоблачаемых в качестве таковых) источников. Обычно они ладят с властями (взятки, связи, фиктивные документы). И на их существование общество смотрит сквозь пальцы. Но часть тунеядцев становится предметом особого внимания властей, и к ним применяются суровые меры. Это – люди, которые так или иначе вступают в конфликт с обществом (диссиденты, религиозные сектанты, индивидуальные отщепенцы и бунтари). В этом случае принудительность труда обнаруживается со всей его беспощадностью. Причем в таких случаях власти не считаются с тем, что человек трудится дома (например, сочиняет стихи или научные трактаты, пишет картины, преподает математику или языки). Работающим в этом обществе считается только тот, кто прикреплен к деловой коммуне и может засвидетельствовать это документально. Здесь имеются лица так называемых свободных профессий, которые работают индивидуально, независимо от коммун. Но и они так или иначе должны быть прикреплены к каким-то организациям, например – в форме особых договоров.

Человек, никак не прикрепленный к деловым коммунам и являющийся при этом трудоспособным, представляет собою серьезную опасность для общества по многим причинам. Он нарушает стройность рядов тружеников общества, как солдат, идущий не в ногу с ротой, мешает последней идти и вызывает справедливый гнев командиров. Он подает дурной пример прочим людям. Некоторое время тому назад в Советском Союзе появилось довольно много таких тунеядцев. Они заразили своим примером буквально тысячи молодых и даже пожилых людей. Они показали возможность жить независимо от коммун и зарабатывать на существование не хуже, чем в коммунах. И быть при этом свободным человеком. Они показали, что при этом можно прекрасно ужиться с людьми и избежать изоляции. Властям было трудно справится с этой эпидемией тунеядства. И одна из главных трудностей для них тут заключалась в том, что тунеядцы оказались очень полезными для влиятельных кругов общества. Они доставали им нужные книги, которые не найдешь в обычных магазинах, вещи, ювелирные изделия. Они натаскивали их детей по разным дисциплинам, чтобы те могли прилично сдать экзамены в институты. Короче говоря, они стали весьма полезными в сфере обслуживания средних и даже высших слоев населения. Были даже такие тунеядцы, которые сочиняли диссертации для ученых и стихи для писателей. Борьба с эпидемией тунеядства началась более или менее серьезно лишь после того, как в армию тунеядцев влилось значительное число диссидентов. Тунеядцы в некотором роде проложили дорогу диссидентам, открыв и разработав до деталей способы существования в коммунистическом обществе без прикрепления к первичным коммунам.

Главная опасность тунеядства для общества – не уголовная, а социальная: тунеядец уходит из-под контроля первичного коллектива, который фактически является высшей властью общества над индивидом.

Та принудительность труда, о которой я говорил выше, является нормальным явлением и даже предметом гордости общества и предметом зависти для многих людей в некоммунистических странах. Имеются другие формы принуждения, которые сейчас кажутся случайными и временными, но которые имеют тенденцию стать постоянным спутником реального коммунизма. Назову главные из них: 1) принудительная посылка больших масс населения (рабочих, служащих, студентов, школьников, научных сотрудников и т.п.) в деревню, на отдаленные стройки, на овощные базы; использование армии в качестве рабочей силы; 2) огромное число заключенных. Хотя об этих формах и упоминают в обличительной литературе (особенно – о заключенных), однако серьезного социологического анализа их еще не было. А между тем это явление заслуживает самого серьезного внимания, ибо в нем проявляется одна страшная тенденция коммунизма, которую все стараются не замечать или тщательно маскируют, а именно – тенденция к особой форме рабства не в фигуральном, а в буквальном смысле слова.

Изобретатели идеологического коммунизма исходили из целого ряда неявных или явных допущений, описывая будущее общество как рай земной. И в первую очередь они не принимали во внимание того, что в обществе могут оказаться места, где люди добровольно не захотят селиться, и виды деятельности, которыми люди добровольно не захотят заниматься. Идеологи коммунизма вовсю изощряются на этот счет, утверждая, что неприятные работы будут выполнять роботы и машины, а отдаленные места будут связаны с прочими современным транспортом и будут насыщены средствами культуры. Абстрактно рассуждая, все возможно. Но факты, которые по выражению Сталина – вещь упрямая, пока говорят о другом. Несмотря на развитие техники, средств транспорта, средств распространения культуры и т.д., остаются другие факторы оценки людьми своего положения и возникают новые проблемы, которые никто ранее не мог предвидеть. Кто мог предвидеть, например, совокупность проблем, связанных с открытием и использованием атомной энергии?! Каких бы успехов ни достигла наука и техника, все равно в огромных массах населения остается потребность в таких видах деятельности, которые имеют низкий социальный престиж и сравнительно плохо вознаграждаются. А главное – в силу самой социальной иерархии населения значительная часть последнего должна занять такое положение, по отношению к которому все прочие ступени иерархии выглядели бы благом. Чтобы жалкая жизнь коммунистического общества казалась обещанным раем, должен быть ад, с которым люди могли бы сравнивать свою жизнь и наслаждаться тем, что они по крайней мере не в этом аду. Такого рода социально-психологические факторы игнорировать при рассмотрении коммунистического общества ни в коем случае нельзя. Они порой играют роль неизмеримо более важную, чем факторы ощутимо-материальные. Так что если даже допустить, что в стране нет плохих мест жительства и работы, они будут изобретены специально в силу социальных законов этого общества. Концлагеря сталинских времен имели одной из причин бессознательное исполнение воли этой социальной необходимости. То, что они давали даровую рабочую силу – рабов, это очевидно.

В Советском Союзе до двадцати миллионов человек на те или иные сроки каждый год посылается на уборочные работы в деревни, в строительные отряды на различные стройки, на овощные базы в городах. А какие человеческие силы растрачиваются на регулярно проводимых субботниках! Что же касается заключенных, то подавляющая часть их – не хронические уголовники, а обычные граждане, совершившие преступления в силу стечения обстоятельств, часто – вынужденно. В Советском Союзе практически невозможно жить, не совершая преступлений. И число заключенных зависит здесь не от числа преступлений, а от способности милиции находить преступников и способности судов осуждать то или иное количество людей. Эти же факторы в свою очередь зависят от установок высших властей и от потребности в рабочей силе в таких местах, в которых могут работать только заключенные, т.е. рабы.

Подчеркиваю, что я говорю о достаточно большой и обычной коммунистической стране, а не об исключениях. Возможно, что среди коммунистических стран маленькая страна займет исключительное положение, и таких явлений в ней не будет. И в самых больших странах возможны районы с исключительными условиями. Но в коммунистическом мире в целом такие исключения не отменяют его общих тенденций.

Сама благородная идея обязательного труда в реальном ее исполнении в больших массах людей имеет неизбежным следствием тенденцию к раздвоению людей в самом фундаменте человеческого бытия: для одних людей труд становится рабской повинностью, для других – удовольствием. На одном полюсе общества концентрируются люди, ведущие активную социальную жизнь со всеми ее соблазнами, а на другом концентрируются люди, обрекаемые на рабское и скотское существование. Коммунизм не ликвидирует эту поляризацию. Он лишь меняет ее формы и даже усиливает. По моим предположениям со временем армия рабов в коммунистических странах может превысить цифры сталинских времен. Мы не имеем фактических данных о Китае. А что происходит там?

Отношение к труду

Отношение граждан коммунистического общества к труду определяется организацией деятельности первичных коммун и принципом вознаграждения за деятельность. Здесь фактически действует принцип, который советские люди выражают в такой шутливой форме: «Где бы ни работать, лишь бы не работать», «От работы даже лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит». Это не значит, что тут все люди работают плохо или стремятся не работать. Во-первых, многие виды работ таковы, что люди вынуждены работать и делать свое дело достаточно хорошо. Во-вторых, для многих людей сам процесс труда доставляет удовольствие, и они работают, как говорится, не за страх, а за совесть. В-третьих, в известных пределах хороший труд лучше вознаграждается, чем плохой. Все это, конечно, есть. Однако в значительной части деятельности общества, в которой заняты наиболее активные его граждане, качество труда и личные способности граждан играют менее важную роль, чем способности ориентироваться в социальной среде и делать карьеру. В этой части деятельности общества люди со средними способностями, со средней подготовкой и усилиями вполне справляются с соответствующими функциями, а вознаграждаются так же или лучше, чем их одаренные и тяжко работающие коллеги. Здесь более важное значение приобретает такое поведение людей, которое не считается работой в принятом смысле слова, подобно тому, как светские балы, на которых в свое время власть имущие решали важные проблемы управления обществом, мало походили на работу. Деятельность как развлечение и как игра приобретают здесь более престижное значение, чем деятельность – труд. Обычно и те люди, которые оказываются захваченными трудом как таковым, не подозревая того, попадают во власть деятельности как развлечения, как спектакля.

Здесь происходит разделение деятельности на деятельность-труд и деятельность-развлечение (удовольствие, игра). Первая становится неприятным и принудительным занятием ради средств существования. Вторая, давая лучшие средства существования, приносит участникам удовольствие сама по себе. Она становится самоцелью. Она сама есть вознаграждение. Но за что? Исключительно за способность пробиться к ней, занять нужную социальную позицию. Стремление всякую деятельность превратить в деятельность такого рода порождает отсутствие в массе населения заинтересованности в труде, в его лучшем исполнении, в добросовестности. Халтура, лень, обман, уклонение от труда заражают все общество. Поднятие производительности труда, на которое так рассчитывают идеологи коммунизма, оказалось одной из самых трудных проблем коммунистического общества в значительной мере из-за такого отношения к труду. Коммунистическое общество, повторяю, есть общество плохо работающих людей. Это не есть национально русская черта. Опыт других коммунистических стран подтверждает это утверждение.

Общество стремится как-то преодолеть препятствие. Отсюда – необычайно громоздкая система контроля, создание образцово-показательных предприятий, особые условия в некоторых сферах деятельности, пропаганда, преимущественное развитие отраслей, в которых качество труда не столь важно, раздувание штатов. Однако эти меры и средства все же не способны заглушить мощную тенденцию общества к замедлению роста производительности труда и к более низкому качеству всего производимого. И сами же они даже способствуют этой тенденции, что отчетливо видно на примере действия контроля и отчетности за сделанное. Система контроля и отчетности в Советском Союзе, например, грандиозна. Контроль здесь осуществляют специальные органы власти, общественные организации и вся масса активного населения. Здесь все так или иначе отчитываются за сделанное. И в огромном числе случаев форма отчета приобретает более важное значение, чем фактическое положение дел. Вырабатывается особая система правил отчетности, позволяющая производить хорошее впечатление на контролирующие лица и органы при плохом положении дел. Причем контролеры знают фактическое положение дел и сами заинтересованы в его сокрытии путем формально безупречной отчетности. Складывается круговая порука в самообмане, в котором заинтересованы все участники. Эта тенденция получает мощное подкрепление в том факте, что судьбы лиц и учреждений в значительной мере не зависят от сбыта их продукции. К этой теме я еще вернусь ниже.

Общественная работа

Коротко об одном специфически коммунистическом явлении – об общественной работе. Явление это сложное. Отчасти оно относится к формам принудительного труда, отчасти – к формам воспитательно-идеологической деятельности, отчасти – к приятному и выгодному времяпровождению. Я лично с детства занимался такой работой. В школе я был вожатым пионерского отряда и рисовал стенные газеты. Рисование карикатур в стенгазетах стало моей общественной работой потом на всю жизнь в Советском Союзе. Хотя это и был труд, но это было веселое времяпровождение. Обычно при изготовлении стенгазеты мы собирались большой компанией, много острили и смеялись, а потом отмечали окончание работы веселой выпивкой. Я много раз ездил с агитационной бригадой по деревням с лекциями и концертами самодеятельности. И опять-таки у меня об этих поездках остались самые хорошие воспоминания. Кое-что из этих поездок я использовал в своих книгах, в особенности – в «В преддверии рая» и в «Желтом доме». Я также прочитал десятки всякого рода публичных лекций в сети политического просвещения. И часть этих лекций я использовал в своих книгах, в особенности – в книге «Зияющие высоты». Хотя во многих случаях общественная работа есть неприятная обязанность и пустая формальность, было бы несправедливо вообще рассматривать ее так. По моим наблюдениям, это – сложное явление. И очень эффективное с точки зрения идеологического воспитания населения. В этой работе участвуют миллионы людей в качестве активных деятелей. А сколько миллионов охватывается к качестве объекта деятельности! И отмахнуться от такого мощного феномена парой критических фраз и насмешек – значит отступить от принципов научного мышления.

Общественная работа – это работа, выполняемая гражданами сверх своих профессиональных обязанностей. Считается, что она выполняется в сверхурочное время. Фактически же она, по крайней мере во многих случаях, выполняется в рабочее время. И очень часто – вместо служебных обязанностей. Большое число сотрудников официально числится на каких-то служебных должностях, фактически занимаясь профессионально этой общественной работой. Считается, что это – добровольная безвозмездная деятельность на благо общества, зародыш коммунистического отношения к труду. Конечно, – это коммунистическая форма труда.

Прежде всего насчет добровольности. Члены партии и комсомола обязаны заниматься общественной работой. Иначе – взыскания, проработки. Прочие тоже обязаны, поскольку в характеристику сотрудника обязательно включается указание на участие в общественной работе. Конечно, не в такой мере, как члены партии или комсомольцы, чно так или иначе. Человека, который уклоняется от общественной работы, берут на заметку и принимают меры. А меры разные. Начиная от надбавки к зарплате, повышения в должности и кончая квартирными делами, поездками за границу, публикацией работ. Лишь те, кто утратил всякие перспективы роста и улучшения жизни, игнорируют общественную работу. Или еще аристократы, знаменитости, люди с высокими связями.

Затем о безвозмездности. Большинство лиц, занятых общественной работой, получает вознаграждение в форме хорошей характеристики, благодарностей и даже премий. Очень часто время, потраченное на эту работу, компенсируется: официальные «отгулы», неофициальные «отпуска». Выдаются билеты в зрелищные предприятия, путевки со скидкой. Многие получают специальную плату (например, лекторы Вечернего Университета марксизма-ленинизма) и гонорары (например, лекторы различного рода партийных органов и обществ, вроде общества «Знание»). Во многих случаях занятия общественной работой очень выгодны.