А л: Что за событьице?
Ф и л: В одном из среднеблагоустроенных районов БЗ надо было обновить коммуникации. На настойчивые звонки в дверь в доме одного пенсионера, через участок которого проходили коммуникации, не последовало никакой реакции. Сообщили в полицию. Полиция вскрыла дверь и обнаружила, что хозяин дома умер. Экспертиза установила, что он умер ещё семь лет назад. За эти годы автоматически совершались все банковские операции. Его ни разу не навестили бывшие коллеги по работе и родственники. Как установила полиция, лишь однажды его навестили грабители. По всей вероятности, они испугались, найдя в доме труп, и сбежали, не взяв ничего.
А л: А как он сам жил до смерти? Проявлял ли он сам внимание к родственникам и сослуживцам?
Ф и л: Конечно, он сам был таким, как все. И сам сделал все необходимое для того, чтобы никто не вмешивался в его жизнь. Тоже как все. Но это-то и характерно: как все! Из этого следует самый страшный, на мой взгляд, вывод.
А л: Какой?
Ф и л: Мы создали цивилизацию, обрекающую людей на одиночество, — цивилизацию одиноких. По подсчётам специалистов, в одном лишь БЗ более десяти миллионов человек охвачено болезнью одиночества. Болезнь эта неизлечима, от неё нет лекарств. Она вошла в нашу натуру. Весь наш образ жизни способствует ей. Возьми условия работы! Все наши деловые клеточки суть деловые машины, ты сам это знаешь. Все неделовое из них исключено. Большинство людей работают в одиночку, сколько бы людей ни работало в данном учреждении или на предприятии. Люди работают с компьютерами, приборами, машинами, инструментами и т.д. Рядом, но изолированно друг от друга. Собрания людей на рабоче-деловые совещания, отчёты, инструкции. Вне работы люди стремятся к изоляции от себе подобных, дабы избежать излишних тревог и раздражений. Общение с себе подобными опасно. Дома — телевидение, оборудование, не требующее других сожителей. В случае массовых сборищ люди все равно имеют объединяющее их явление вне своей внутренней жизни, принимают в них участие как одиночки. А сколько людей не могут позволить себе даже поверхностные контакты с другими людьми?! Болезнь одиночества начинается с рождения и кончается со смертью. Большинство с ужасом ждёт смерти, представляя её как вечное одиночество. Неужели ты сам не замечаешь в себе симптомы этой болезни?!
Вопрос Фила меня смутил. Дело в том, что признаки этого заболевания я замечал ещё в юности. Но они были не настолько сильными, чтобы придавать им значение. К тому же другие заботы были сильнее. А теперь я все чаще ощущаю мучительное одиночество. Но я решил не признаваться в этом Филу.
А л: Пока нет.
Ф и л: Странно! Впрочем, люди, как правило, скрывают, что страдают от одиночества, ибо боятся, что признание ослабит их шансы на успех. К тому же то, о чем я говорил, ещё не вся беда. Мы создали цивилизацию, которая делает излишними самих её творцов.
А л: Один пенсионер ещё ничего не доказывает.
Ф и л: Мы все потенциальные пенсионеры. Это касается всех нас. Таких пенсионеров миллионы. А сколько одиноких стариков, не получающих пенсию и не имеющих никаких средств?! Они просто мрут где придётся. Их подбирают и жгут в крематориях, если их не успевают сожрать крысы. Но дело не только в никому не нужных стариках. Дело в том, что миллионы молодых, работоспособных и работающих людей становятся потенциально и реально излишними. Тебе приходилось бывать в Подземном Западе?
А л: Нет ещё.
Ф и л: Советую съездить. Там ты увидишь одно из самых страшных следствий нашей цивилизации: скопления никому не нужных молодых людей в расцвете сил и способностей. Это будущее для таких, как мы с тобой.
А л: Ты преувеличиваешь!
Ф и л: Нисколько. Скажи, твой Ла мог бы обойтись без тебя?
А л: В смысле выполнения заданий — да. Но без меня он не может получать задания, оценивать их исполнение и передавать результаты в рабочую сеть.
Ф и л: Ты думаешь, мы в этих функциях незаменимы? Можно сделать так, что твой Ла будет все это выполнять не хуже тебя. Я это уже испробовал. И не я один. До меня до этого додумался Том. Тебе известна его история?
А л: Он покончил с собой в состоянии душевной депрессии.
Ф и л: Но знаешь, сколько времени прошло, прежде чем это обнаружили? Полгода! За него все задания Ива прекрасно выполнял его дублёр.
А л: Но, помимо работы, есть масса других дел. Например, совещания.
Ф и л: Сколько их было, пока ты здесь? Ни одного. А ведь прошло больше полугода. Наше личное присутствие на совещаниях вообще не требуется.
А л: Питание.
Ф и л: Кому какое дело до того, где и как мы питаемся?
А л: Общение с коллегами.
Ф и л: Кто тебя тут разыскивает для общения? Женщины? Он имел связь с некоторыми, но порвал с ними. И с Ро тоже. А скорее всего, она сама порвала с ним.
А л: Родственники.
Ф и л: Ты часто общаешься со своими родственниками?
А л: Телекоммуникация.
Ф и л: Он заготовил необходимые для этого видео, и его дублёр превосходно манипулировал ими.
А л: Поэтому эти способности дублёров и отключили?
Ф и л: Случаев аналогичного злоупотребления дублёрами и без него было мною.
А л: Пусть ты прав. Но ведь мы становимся излишними лишь после того, как обучим дублёров всему тому, на что способны сами.
Ф и л: Можно наладить серийное обучение дублёров. Это не так уж сложно. Достаточно каждого дублёра обучить всему, что входит в обязанности всех сотрудников отдела и даже всего МЦ, а затем дифференцировать функции отдела или всего МЦ по различным дублёрам.
А л: Но ведь кто-то должен их обучать?!
Ф и л: Для этого достаточно десяти высококвалифицированных специалистов.
А л: Так зачем же нас держат здесь?!
Ф и л: Отнюдь не из гуманных соображений. Если свести к минимуму число основных сотрудников вроде нас с тобой, придётся уволить девяносто пять процентов начальников, а оставшимся снизить служебный ранг наполовину. В их руках власть. Они заботятся о себе, допуская нас как условие своего благополучия. К тому же тут действует социальный инстинкт.
А л: Какой именно?
Ф и л: Число таких людей, как мы, неизмеримо больше того, что ты можешь вообразить. Уже сейчас по крайней мере треть работающих практически захвачена этим процессом, а ещё треть — потенциально. А когда люди ощущают, что они излишни или могут стать излишними, что без них могут обойтись, они теряют всякую способность к сопротивлению, превращаются в покорную или впадающую в состояние пассивной паники скотину. Лучшее средство держать многомиллионные массы людей в узде не выдумаешь.
Прогнозы прошлого и наше настоящее
Какими же наивными теперь выглядят все те ужасы, которые мыслители прошлого выдумывали относительно будущего для них и настоящего для нас времени! Один из самых популярных запугивателей XX века Оруэлл, например, предсказывал будущее общество, в котором люди угнетены всесильной высшей властью, книги запрещены, информации практически никакой, правда скрывается, люди контролируются и угнетаются посредством ненависти, боли и страданий. Одним словом, крайний тоталитаризм.
В картине будущего, выдуманной Хаксли, нет никакого Старшего Брата, который лишает людей свободы, понимания реальности и исторической памяти, который доводит до предела надзор за поведением людей. Тут люди выводятся искусственно в колбе. Они любят своё рабское положение. Имеется специальная технология, разрушающая их способность мышления. Книги в изобилии, но их не хотят читать. Информация в избытке, но её игнорируют. Правда тонет в океане несущественных сведений и фактов. Развлечения и удовольствия в изобилии. Люди контролируются не путём надзора, ненависти, боли и страданий, а наоборот, путём любви и удовлетворения потребности в удовольствиях.
Порицатели будущего в XX веке замечали отдельные чёрточки современной им реальности, производившие сильное впечатление на умы и чувства их сограждан, и раздували их до масштабов таких факторов, которые определяют состояние целых обществ и эпох. При этом они не утруждали себя серьёзным научным исследованием закономерностей общества и тенденций его эволюции. Их абсурдные с научной точки зрения сочинения производили на их современников самое сильное впечатление, внося свою лепту в их идеологическое оболванивание.
К концу XX века в странах Запада сложилась мощная система управления людьми. Она затем лишь несколько усложнилась и усовершенствовалась, оставаясь качественно той же самой. Она мало общего имеет с тем, что на эту тему писали мыслители XX века. Она не лучше и не хуже. Она просто иная. Она сделала совершенно излишними те ужасы, какими запугивали своих современников предсказыватели будущего в XX веке. Наряду с мощными средствами идеологической обработки людей через массмедиа и культуру, реальная история изобрела такие в высшей степени гуманные средства управления людьми, как прогресс орудий труда и свободы. Прогресс сделал человека потенциально и в большой степени фактически излишним в самом процессе трудовой деятельности, а непомерно раздутая свобода оказалась просто предоставленностью людей самим себе.
Достаточно миллионам потенциально излишних людей предоставить полную свободу и при этом предоставить их самим себе, как они сами без всяких затрат и усилий со стороны властителей сделают все то, что должны были бы делать, по мысли предсказателей прошлого, с помощью выдумываемых ими ужасных средств. Пусть думают, чувствуют, говорят и делают, что хотят! Нужно лишь установить границы, за которые предоставленные самим себе массы не должны выходить, — устроить своего рода социальные резервации. Границы эти надо сделать такими, чтобы массы их вообще не считали границами и даже не замечали их, а заметив, сочли бы их за признаки свободы и их собственного волеизъявления. Властителям достаточно держать в своих руках лишь немногие рычаги управления поведением людей и их масс, которые (рычаги) вообще не замечаются или считаются воображаемыми «невидимыми руками»,
Предоставленность самим себе не есть свобода в смысле демократии. Это — именно предоставленность самим себе, то есть отсутствие как демократии, так и антидемократии. Это безразличие к людям во всем, что не есть исполнение ими каких-то деловых функций, дающее им средства существования. Лишь бы они выполняли эти функции должным образом. И в силу этой жизненной необходимости люди сами делают с собою все то, что, по идее, должны были бы делать средства, которые использовали правители прошлого и которые предсказывали лучшие умы XX столетия.
Предоставленность людей самим себе есть мощное средство манипулирования и управления ими лишь в условиях нашего западного общества, а не вообще. Она предполагает определённый образ жизни, определённые условия труда, определённую культуру, идеологическую обработку, средства развлечения, формы общения и т.д. Человек здесь, с одной стороны, погружён в среду западного общества со всеми его влияниями и соблазнами, с его системой ценностей, с его социальной структурой, политической и гражданской жизнью, а с другой стороны, человек в этой среде предоставлен самому себе в том смысле, что сам должен как-то выкарабкиваться из житейской трясины на поверхность, на какую-то спасительную кочку.
Предоставленный самому себе человек должен приложить усилия, поглощающие все его силы, чтобы преодолеть это нестерпимое состояние и стать существом, предоставленным по его доброй воле в распоряжение кого-то другого, обменять свою личную свободу, считаемую величайшей ценностью человеческого бытия, на что угодно, лишь бы это создало ощущение или хотя бы иллюзию внимания к нему как реально существующему индивиду. Предоставленный самому себе человек лишь иллюзорно свободен. На самом деле он есть потенциальный раб, стремящийся стать рабом фактическим и страдающий, если ему это не удаётся.
Как показал социологический опрос, подавляющее большинство граждан ЗС не любит своё положение в обществе и свой образ жизни. И никакие искусственные средства создавать состояние счастливости не помогают, хотя они были изобретены в изобилии и стали общедоступными. То, что с ними произошло, поставило в тупик сторонников и предсказателей искусственного осчастливливания человечества. Люди не набросились на дешёвые, почти бесплатные и даже совсем бесплатные средства счастливости, допущенные законом и расхваливаемые в рекламе и пропаганде, как ожидалось. Наоборот, наступил даже некоторый спад сравнительно с тем временем, когда наркотики были запретными и стоили дорого. Стремление к реальным жизненным благам пересилило. Понимание счастья как обладания ими осталось доминирующим. Иначе и быть не могло, ибо наше общество в самих своих основах организовано так, что оно вообще исключает искусственное осчастливливание людей. Оно вынуждено поддерживать сложившийся тип обмена веществ, должно производить вещи и услуги, должно сбывать их не не имеющим ничего и не жаждущим ничего искусственно осчастливленным существам, а жаждущим их и имеющим средства для их приобретения людям. Все наше искусство, наука и культура превратились поэтому в рекламу и пропаганду материального благополучия и материальных удовольствий. Людьми управляют на самом деле не осчастливливанием и изобилием развлечений и удовольствий, а путём гипертрофии стремления к реальным жизненным благам и создания условий, в которых исключается возможность удовлетворения этого стремления для большинства людей, а для тех, кто имеет жизненные блага в изобилии, сама идея счастья теряет всякий смысл. Её место занимает соблазн как таковой, не имеющий никаких границ. Наряду с одиночеством, сознанием ненужности и предоставленностью самим себе этот самодовлеющий и безграничный соблазн стал одним из тиранов нашего общества и сильнейшим источником страданий.
"Русская» болезнь Фила
Ф и л: Мы все свои действия в отношении человечества оправдываем тем, что наше общественное устройство есть лучшее изо всего того, что было и есть на планете.
А л: Ты с этим не согласен?
Ф и л: Я считаю это бессмыслицей. Лучшее в своём роде явление не обязательно хорошее. Самый высокий карлик ещё не есть великан. Самый умный дурак ещё не есть мудрец. Из того, что наше общество лучше других, не следует, что оно хорошо само по себе. Из этого следует, что другие ещё хуже, и все. Кроме того, одно явление бывает лучше других только в некоторых, а не во всех отношениях, и только для некоторых, а не для всех людей. А мы считаем, что если наше общественное устройство лучшее, то оно хорошее само по себе, лучшее во всех отношениях и для всех людей и народов.
А л: А ты думаешь иначе?
Ф и л: В детстве мне пришлось прочитать сказку об ослике, который, увидев в луже лягушку, решил сделать ей добро и вытащил её из лужи на раскалённый от солнца камень. Но лягушка вместо благодарности с гневом обрушилась на ослика. Ослик удивился и спросил о причине гнева. Лягушка ответила, что лужа — её родная стихия, а солнцепёк для неё смертельно опасен. Истина банальная. А мы между тем с ослиным упорством вытаскиваем незападных «лягушек» из привычных для них «луж» на гибельный для них западный «солнцепёк».
А л: Ты думаешь, мы и с коммунизмом поступили по принципу «глупого ослика"?
Ф и л: Не истолковывай все буквально! Ослик действовал, исходя из намерения сделать добро и не понимая, что делал зло. Мы же прекрасно понимали, что причиняли людям зло, но делали вид, будто хотим сделать добро, и стремились убедить всех в том, будто делали добро. Ослик действовал в интересах лягушки, мы — в своих собственных.
А л: Ладно, оставим словесную казуистику. В чем ты видишь достоинства коммунизма?
Ф и л: Коммунистический социальный строй, возникший в России после революции 1917 года, принёс людям коллективизм, гарантию удовлетворения минимальных потребностей, образование, возможность улучшать свою жизненную позицию за счёт своих личных способностей, личного труда и достойного поведения в коллективе. Улучшение жизненной позиции означало не столько рост материального благосостояния, хотя и это имело место, сколько овладение культурой, знаниями и профессией, а также завоевание уважения и почёта в коллективе. В извечном споре «Иметь или быть?» многие миллионы людей в те годы отдавали предпочтение «быть», довольствуясь минимумом «иметь». Русские попытались создать систему высших ценностей, превосходящих те, которые они называли мещанскими и низменными. Это — моральное и духовное усовершенствование, служение коллективу и народу, самопожертвование ради интересов общества, самоограничение и т.д. Появилось много искренних последователей такой системы ценностей. Благодаря им были совершены великие исторические подвиги, достигнуты беспрецедентные результаты. Сложился слой образованных и творческих личностей, которые жили в материальной бедности и занимали низшие ступени служебной иерархи, но при этом много читали, думали, разговаривали и сочиняли. Они не стремились к карьере и к известности. Их удовлетворяла та репутация, какую они имели в своём окружении.
А л: А не идеализируешь ли ты прошлое? Насколько значителен был этот слои? Какой ценой этим людям доставалось их положение? Ведь этот слой оказался слишком слабым. Он капитулировал перед теми, кто предпочитал иметь, и исчез!
Ф и л: Да. И мы помогли тем, кто исповедовал принцип «иметь», в их борьбе против тех, кто исповедовал принцип «быть». Мы заразили русских жаждой иметь. У них не оказалось иммунитета против этой западной заразы. Произошло катастрофическое разрушение русского менталитета, разрушение души целого народа. Ситуация эта сходна с той, какая имела место в Америке в отношении индейцев с приходом туда европейцев.
А л: Ты думаешь, они не разрушились бы без нашей помощи?
Ф и л: Не стоит гадать, что было бы в прошлом. Я просто хочу сказать, что я хотел бы прожить жизнь в то время и среди тех людей, для которых главным было быть, а не иметь. Я с детства почему-то был равнодушен к материальному благополучию. Я ненавидел вещи. С годами это перешло в неприязнь к собственности. Я установил для себя, что человек, становясь собственником, перестаёт быть человеком. В юности я мечтал жить в обществе, в котором твоё положение и твои жизненные успехи целиком и полностью зависели бы от твоих способностей, работоспособности и нравственности. Если ты хорошо учишься в школе и имеешь способности, ты выбираешь последующее образование по способностям, получаешь работу по призванию и всю последующую жизнь совершенствуешься в своей профессии. Тебя ценят в этом качестве в коллективе. Устраиваешь свою бытовую жизнь на скромном, но терпимом уровне. Обзаводишься семьёй и друзьями. И я не есть исключение. Недавно наши социологи произвели опрос населения ЗС на тему, в каком обществе они хотели бы жить. Девяносто процентов ответили, что хотели бы жить в таком обществе, в котором им была бы гарантирована работа по призванию, жильё, питание, отдых, образование, медицинское обслуживание, пенсия, человечные отношения с коллегами по работе и с соседями, короче говоря — все то, что было реальностью для большинства жителей коммунистических стран двадцатого века.
А л: Что из этого следует?
Ф и л: Пора сочинять новый коммунистический манифест.
А л: Новую утопию?
Ф и л: Почему утопию?! Во-первых, манифест Маркса и Энгельса уже не был утопией. Это была идеология преобразования общества, причём во многом реалистичная. Его до сих пор боятся именно потому, что он не утопия. Во-вторых, к истории человечества уже существовали общества с коммунистическим социальным строем. Они добились в своё время огромных успехов. Одно время казалось, что коммунизм мог завоевать всю планету. Его заразительный пример на Западе считали главной опасностью для себя. После победы Запада над мировым коммунизмом в конце двадцатого и начале двадцать первого века все связанное с коммунизмом подверглось чудовищному извращению. После разгрома коммунизма в Азии состоялся международный суд над коммунизмом. Он осудил как идеологию, так и практику коммунизма как преступление против человечности. Такая оценка коммунизма была самой грандиозной ложью в истории человечества, а решение этого суда — самым грандиозным беззаконием и преступлением именно против человечности. Тогда было принято решение запретить всякую пропаганду коммунистических идей и всякие коммунистические движения и организации. Было принято решение уничтожить все то, в чем был хотя бы малейший намёк на апологетику коммунизма или даже было хоть какое-то признание плюсов коммунизма. Было решено считать коммунизм абсолютным злом, абсолютной отрицательностью. Были уничтожены или спрятаны в особые хранилища миллионы книг, фильмов, картин и прочих объектов, содержавших какую-то информацию о коммунизме. Те сожжения книг, которые устраивали немецкие национал-социалисты в тридцатых годах двадцатого века, были примитивными развлечениями по сравнению с тем, что сделали мы почти сто лет спустя. Правда о коммунизме до сих нор находится под строжайшим запретом. В новом коммунистическом манифесте будет достаточно рассказать правду о реальном коммунизме, и она в наших условиях прозвучит сильнее любой утопии.
А л: Если люди мечтают о коммунизме без всякого манифеста, зачем сочинять его?!
Ф и л: Жизнь людей зависит от того, как они представляют себе будущее не только лично своё и своих близких, но и своих потомков, и даже всей человеческой общности, к которой они принадлежат. Для многих даже будущее всего человечества есть важный фактор их бытия. Люди в прошлом переносили страшные страдания благодаря вере в небесный рай религии, а в девятнадцатом и двадцатом веках — благодаря вере в земной рай, обещанный коммунистами. Мы же лишены такой веры в будущее. Более того, мы живём с уверенностью в том, что нас и наших потомков не ждёт в будущем ни земной рай при жизни, ни небесный рай после смерти. Мы живём в страхе перед ужасами будущего. Надо вернуть людям веру в лучшее будущее!
А л: Но почему идеал будущего искать в прошлом?! Будущее есть реализация потенций и тенденций настоящего. При выдвижении идеалов будущего надо исходить из данной реальности. А для этого нужно познание реальности, познание и ещё раз познание!
Ф и л: Манифест не социологическая теория и не научный прогноз, а идеологический текст. Это систематизация и чёткое выражение желаний масс людей, обещание, что эти желания исполнятся в будущем при определённых условиях.
А л: А условия эти откуда берутся?
Ф и л: Из реальности, конечно. Я не отвергаю необходимость изучения реальности. Я лишь иначе, чем ты, смотрю на соотношение идеала будущего и реальности. В манифесте на первом месте должен идти идеал, а анализ реальности должен быть подчинён интересам идеала. Реальность надо использовать в той мере, в какой она даёт основания для идеала. Так было всегда. И так будет вовеки. Это — общий закон идеологий.
А л: Идеал будущего, о котором ты говоришь, осуществим лишь в обществе такого типа, какое было построено в России в двадцатом веке, то есть в коммунистическом. Так?
Ф и л: Примерно так.
А л: Значит, в манифесте следует дать обоснование возможности превращения нашего общества в коммунистическое. Так?
Ф и л: Нет. Такое превращение невозможно. Но возможно образование коммунистических «островков» из того материала, какой в изобилии имеется в современном человечестве.
А л: Допустим, кто-то сочинит такой манифест. А что с ним делать?
Ф и л: Запустить в общую информационную сеть. Через несколько дней его будет знать весь ЗС, И кто знает, может быть, такой пустяк изменит ход истории.
А л: А кто способен сочинить такой манифест?
Ф и л: Хотя бы мы с тобой.
А л: Я по натуре не реформатор, не революционер и тем более не коммунист. Я рождён для познания реальности, а не для переделывания её. Здесь, в МД, я могу получить неповторимую возможность для этого.
Ф и л: Это иллюзия. Все, кто попадает сюда на низшие должности, суть прирождённые мыслители и исследователи. И все они на первых порах надеются на то, что смогут использовать возможности МЦ на этот счёт для удовлетворения своей страсти познания. Но ещё никому из них до сих пор не удалось. Поверь моему опыту, как только тебя оставят на основной срок, у тебя стремительно начнёт развиваться отвращение к океану информации, в котором тебе предстоит вечно барахтаться, безразличие к использованию её для каких-то личных целей. Придёт профессионализм, убивающий всякие творческие потенции. И ты разделишь судьбу всех прочих: либо отупение и безразличие ко всему, либо искусственные возбудители и дозволенные (а также и недозволенные) извращения, а в лучшем случае — медленное восхождение по лестнице рангов и должностей — младший сотрудник, служащий девятнадцатого ранга, сотрудник, служащий восемнадцатого ранга, старший сотрудник, служащий семнадцатого ранга… Если доберёшься до уровня начальника сектора и служащего десятого ранга, можно будет считать, что ты добился выдающегося успеха. Научишься пользоваться положением и получать дополнительные доходы. Уйдёшь на пенсию. Купишь домик. И займёшься… Чем?! Заботой о продлении своей никому не нужной жизни и о более почётном месте для своей практически вечной «души» в Раю.
Тревога
Этот разговор с Филом посеял в моей душе тревогу. У меня с юности шевелились в голове мысли о том, что и нашем мире многое происходит не так, как мне хотелось бы, что этот мир нуждается в какой-то переделке. Но я никогда не думал, что переделка должна произойти в коммунистическом направлении. И тем более никогда не думал, что буду как-то вовлечён в это дело.
Тем не менее я в какой-то мере сам заразился болезнью, сходной с болезнью Фила. Не в смысле прокоммунистических умонастроений, а скорее наоборот — в смысле обоснования бессмысленности их. Разговаривая с коллегами, я стал замечать, что многие из них тоже задумываются над проблемами такого рода, причём имеют что сказать.
Нор
Развивая мне свою теорию уникальности великих исторических явлений, Нор упомянул среди них и коммунизм. Я попросил пояснить это. И услышал в ответ следующее.
Надо различать условия возникновения явления и условия его существования, сохранения. Если явление уже возникло, оно может существовать при условиях, отличных от тех, при которых оно возникло, и при изменяющихся условиях. Но условий его существования ещё мало для его возникновения, а то и вообще при них оно не может уже возникнуть, если его ещё не было или оно исчезло. Надо, далее, различать условия необходимые и достаточные. Первые суть такие условия, без которых явление не может возникнуть или существовать. Вторые же суть такие, при наличии которых явление возникает или сохраняется. Если есть условия, достаточные для возникновения данного явления, оно возникает. Аналогично с сохранением. Если нет необходимых условий возникновения явления, оно не возникает. Аналогично в отношении сохранения. Эти различные аспекты понятий, испокон веков известные в логике, у нас удивительным образом смешивают, а то и вообще сознательно игнорируют.
Коммунизм возник в реальности в России XX века благодаря уникальному стечению обстоятельств. Он возник в одних условиях, а отстаивать своё существование ему пришлось в других. Несколько десятилетий он боролся за жизнь, но не хватило сил на это в новых условиях. Условия, необходимые и достаточные для его возникновения, исчезли и никогда не появятся вновь. Чтобы они появились, нужно, чтобы мир вернулся в то состояние, какое он имел накануне русской революции. Это невозможно по законам природы. Точно так же, как невозможно возникновение жизни на Земле теперь, если бы все живое погибло. И если погибнут все люди, человек уже не появится никогда.
К тому же превращение нашего общества в коммунистическое в такой же мере возможно, в какой возможно превращение дельфина в акулу или акулы в дельфина. Никакой тип общества вообще не превращается в другой. Теория, согласно которой происходит такое превращение, основывается на логических ошибках.
Ро
Р о: Фил — специалист высшего класса. И человек интересный. Но он слишком сжился с тем объектом, над которым работает. Он явно идеализирует коммунизм.
А л: А что ты сама думаешь о коммунизме?
Р о: Думаю, что это — примитивная организация общества. Полуживотная. Посмотри на обезьян в заповеднике! Имеют все по потребности. Никаких денег. Никакого государства. Равенство. Коллектив. Что ещё нужно?!
А л: Ты вульгаризируешь! Коммунисты предполагали современную для них цивилизацию.
Р о: Для них! А для нас их уровень цивилизации выглядит как нечто примитивное. Ты можешь вообразить обезьянник с нашими достижениями?
А л: Нет, конечно. Но я ведь не коммунист!
Р о: Само собой разумеется! Быть коммунистом в наше время — редкая, практически исчезнувшая болезнь. Но внезапная вспышка её возможна. Даже эпидемия возможна. Так что постоянная и педантичная профилактика, которой мы занимаемся, вполне оправдана.
А л: Но почему такая нетерпимость к этой «болезни"?! Неужели она так опасна для нас?!
Р о: Дело тут не в степени опасности, а в её сущности. Она есть посягательство на те блага, какие имеем мы, представители благополучной части человечества. Она страшна не столько своей реальностью, сколько как потенциальная угроза нашему благополучию.
Гор
Гор, с которым я изредка обмениваюсь несколькими фразами в спортивной зоне, занимается тем же самым в отношении ЕАС, что и Та в отношении арабов. Он связывает судьбу коммунизма со строго определённым человеческим материалом.
Изучая ЕАС и его прошлую историю, Гор сделал величайшее, по его словам, открытие в исторической «археологии": он „раскопал“ доказательства того, что на территории Российской и -затем Советской империи до конца XXI века существовал великий народ, который затем исчез с исторической арены и был буквально „вычеркнут“ из памяти человечества.
Согласно нашей официальной исторической концепции, на территории ЕАС жило и живёт до сих более ста различных этносов. Их совокупное название — русские. Никакой особой этнической группы русских, отличной от татар, башкир, калмыков, украинцев, белорусов, чувашей, чеченцев и других народов, никогда не было и нет. Гор установил, что эта концепция ложна. На самом деле такой народ существовал. Причём это был великий народ не только по размерам (около ста миллионов), но и по исторической роли, и по вкладу в мировую цивилизацию. Гор назвал его русоидами, поскольку слово «русские» утратило этнический смысл и стало собирательным названием множества разных народов.