Население: 500 жителей, 7000 транзитников.

Исторический период: в зависимости от времени года.

Посещения: Сан-Марко, Дворец Дожей и т. д. Недельные туры, высадка на одном из причалов (Венеция — единственный подвижный город Сети исторических городов).

Не пропустить: праздник Искупителя (вторая суббота июля).

ГОСПОДИН РОЗЕМОНД

Колледж колдуний располагался в интеллектуальном сердце города на холме Знаменитых Личностей в центре Самого Большого и Самого Престижного Университета.

Роберта поступила в колледж в возрасте восемнадцати лет. Но через три года ей пришлось уйти — она отчаянно нуждалась в деньгах. Однако вспоминала о годах учения с непередаваемой радостью. Тем более что, занимаясь диссертацией «История колдовства», выбрала научным руководителем господина Роземонда.

Она миновала главные ворота и пересекла двор, наполненный студентами факультета гуманитарных наук — видимой части айсберга. Ни один из них не подозревал, что величественное здание скрывало еще одно, как шкаф с потайными ящиками или как матрешки, которыми некоторые колдуньи пользовались для изучения бездны.

Роберта с волнением вспомнила проделки, которые она вместе с сокурсницами устраивала ползучим, как они называли простых студентов. Они считали себя властительницами воздуха, невестами вечных Господств, держательницами универсального Знания… Заблуждения юности.

Роберта пересекла почетный двор, взобралась по лестнице «Е» на второй этаж и направилась прямо к стойке приема в школу практических занятий, прятавшуюся в самой древней части здания. По стенам коридоров тянулись зарешеченные полки с книгами, закрытые на ключ, словно хранитель опасался их бегства.

В этой школе можно было столкнуться с учеными мужами, чьи помыслы занимала какая-нибудь недавно обнаруженная руина, ставившая под сомнение точное расположение исчезнувшей столицы. Несколько человек рассуждали о смысле того или иного слога, использованного во время праздника Северного Медведя. Кто-то вещал, что Колумб был мошенником, но подобные утверждения уже давно утеряли свою новизну.

Проходя мимо класса, дверь которого была, открыта, Роберта заметила преподавателя, который, яростно кроша мел об огромную черную доску, переписывал фрагмент из Книги Мертвых. Студенты в могильном безмолвии перерисовывали иероглифы в свои тетради.

Колдунья толкнула дверь библиотеки. В глубине, за грудой книг, виднелся какой-то молодой человек. Библиограф увлеченно штамповал новые поступления. Роберта не заметила хранителя. И ладно. Все равно на нее никто не обращал внимания.

Она протянула руку направо, нащупала выключатель и нажала на него. Потом двинулась по коридору, который заканчивался, как говорила дирекция, замурованной дверью. Убедившись, что за ней никто не следит, она потянула ее на себя. Послышался щелчок электрозамка, и дверь открылась.

Роберта не была в Колледже колдуний уже два года, со времени последнего вечера выпускников ее курса. Ничего не изменилось. Тот же коридор, украшенный книгами в переплетах, тот же запах вощеного дерева… Эту особую древесину использовали для сборки полок Ада муниципальной библиотеки.

Воспоминания о бессонных ночах во время учебы, о фантастических открытиях, об ожидании результатов, о волнении, которое охватывало Роберту, когда она входила в аудитории, нахлынули на нее.

Роберта двинулась дальше по коридору, поднялась по винтовой лестнице, миновала площадку, спустилась на пол этажа, пересекла коридор Небесных Карт. И остановилась перед залом мэтра Альберта, пустого, как и весь колледж в это время года. Котлы, колбы, реторты, пробирки чинно ждали на столах, покрытых белой керамической плиткой.

Роберта добралась до амфитеатра колледжа.

Ротонда была построена по образцу древних анатомических театров. Три ряда сидений образовывали тройную спираль от свода до пола. Дневной свет падал из окна в вершине купола с высоты двадцати метров. Краска на потолке растрескалась. На ней виднелись пятна влаги. Легенда утверждала, что точно под кафедрой руководителя находились развалины древнего храма Бахуса.

Господин Роземонд сидел в кресле профессора, вытянув ноги и засунув руки в карманы. Он неотрывно смотрел на черную доску, на которой не было ни единого каббалистического знака. Услышав шаги, он встал и изумленно воскликнул, увидев приближавшуюся колдунью.

— Роберта Моргенстерн! Дорогуша!

— Господин Роземонд!

Она невольно покраснела. Она знала профессора истории уже двадцать лет, но он не менялся: рослый, светлоглазый, высокий лоб, седеющие виски, безукоризненная одежда… Роземонд протянул руку налево — через весь амфитеатр пролетел стул и застыл в его сжавшихся пальцах. Он поставил его напротив себя и пригласил Роберту сесть.

— Вы совсем не меняетесь, — наконец сказала она, едва осмеливаясь шевелить губами.

— Так вам кажется. Tempus edax, homo edacior. Как перевел наш дорогой Виктор: «Время слепо, а человек глуп». Но полагаю, вы просили о встрече не ради разговоров об энтропии? — добавил Роземонд с легкой улыбкой.

— Конечно, нет. Я нуждаюсь в вашем совете. Дело, над которым я работаю. Очень много сложностей.

— Тогда начинайте с самого начала.

Роземонд снова вытянул ноги, достал из кармана жилета трубку. Голубой дым поднялся к потолку, а амфитеатр наполнился приятным запахом голландского табака. Роберта привела мысли в порядок, сделала глубокий вдох и сначала провела Роземонда по Лондону и улицам Ист-Энда в День Доков.

— Мартино падал вниз. Я использовала классическое заклинание, чтобы он не разбился у подножия колокольни.

— Песнь Икара? — с любопытством осведомился Роземонд.

— Нет, сон Ньютона.

— Жестко, но эффективно. Снимаю шляпу, Роберта.

Она не сказала Роземонду, что Мартино буквально парил над бездной, когда она пришла ему на помощь. Ее рассказ и так был насыщен деталями.

— Мы тут же предупредили Грубера. Криминальный отдел оповестил Министерство безопасности. Фулд арестовал всех поклонников черных месс. Париж закрыли и обыскали с помощью милиционеров.

— Никаких следов убийц графа Палладио, полагаю? — намекнул Роземонд.

Роберта кивнула:

— Альбатрос испарился. На графа выдали ордер на арест. Но именно в этом загвоздка. Я почти уверена, что знаю, где он находится, но у Министерства безопасности связаны руки по причинам международной политики.

— Думаете о Венеции? Есть также город, предназначенный для Клуба Состоятельных. Фулду туда доступа нет.

— Кто-нибудь доказал, что этот город действительно существует? Готова спорить, что это — легенда, придуманная членами Клуба. Мы бы знали, где он находится и по какой модели построен…

— Не уверен. Чем человек богаче, тем тщательнее относится к своим секретам.

— В любом случае я склоняюсь к Венеции. В Хрустальном Дворце Палладио обмолвился о своем венецианском происхождении. Кроме того, Лондон, Париж и прочие города являются лишь концессиями и могут находиться в международных лагунах. Но не могут игнорировать законы. Венеция — город исходный, независимый и суверенный. Договоры, подписанные в свое время доминионами, защищают его от любого военного вторжения. Проблема касается не Министерства безопасности, а Министерства войны.

Кто знает, когда генералы примут решение занять Венецию, когда Фулду удастся их убедить?

— Богу не удастся. Быть может, Дьяволу, — пробормотал Роземонд, вставая, чтобы размять ноги.

Он направился к черной доске и начертал идеальный круг, внутри которого поместил звезду Давида, которую тут же стер рукавом.

— Как я могу вам помочь, Роберта?

— Вы — эксперт по колдовству. Мы вляпались в эту проблему с самого начала. Что вы знаете о Палладио и о «Кадрили убийц»? Он использовал эту формулировку в галерее зеркал перед тем, как прикончить моего двойника. Кто такой Антонио Палладио?

Роземонд молчал.

— Вы ни разу в своих лекциях не упоминали о «Кадрили убийц». Во всяком случае, я не помню об этом. Но ведь этому должно быть объяснение… историческое.

— Объяснение есть всему, мисс Моргенстерн. Даже тайне Палладио.

Профессор порылся в папке из коричневой кожи и извлек досье с печатью Переписи. Заинтригованная колдунья открыла его. Досье состояло из листков, покрытых торопливым почерком, и очень древней брошюры, если судить по пятнам плесени и печати в виде сжатого кулака.

— Перепись занималась графом?

— Это все, что удалось о нем найти. Даю его вам. Мне надо кое с кем встретиться на улице. Я вернусь через полчаса.

Профессор вышел. Роберта задала себе вопрос, как это досье могло попасть ему в руки. Перепись была щепетильнее Министерства войны в вопросах конфиденциальности. Она просмотрела первый документ досье. Это было письмо с наглой и четкой подписью. Датировано 15 марта 1810 года. Роберта тут же принялась за чтение.

Моя дорогая и нежная подруга.

Позвольте рассказать вам историю призрака, которую вы, быть может, найдете гротескной, коли она вышла из-под пера такого человека, как я, но она в любом случае остается точным пересказом события, произошедшего со мной.

Венеция сдалась без сопротивления, а ее знать шествовала перед моим креслом, словно воздавая мне почести. Эти бесконечные церемонии утомляли меня своей скукой. Иногда я скрывался в каком-нибудь здании вроде далматской церкви, в которой обнаружил несколько превосходных картин. Я впервые увидел Антонио Палладио на приеме во Дворце Дожей. Это случилось 19 января 1798 года.

Палладио выглядел великолепно: зрелый человек с твердыми чертами лица — облик солдата. Он не опустился на колено. И достаточно умело шепнул так, что расслышал только я: «Смерть смеется над саблями, заговорами и пушками. А я знаю способ обойти ее. Это вас интересует?»

Я был молод, безумен и глуп. Но пригласил Палладио на ужин. Мне тысячи раз приходилось видеть Смерть за работой. Так я иногда считал. Сейчас она стала для меня навязчивой идеей, как для любого, кто не раз подходил к ней слишком близко.

Кругозор Палладио превратил ужин в удивительное приключение. Он рассказал мне историю трех последних веков так, словно все пережил сам.

В конце концов он изложил мне свой проект. Я внимательно выслушал его. Этот алхимик просил у меня кое-что, чем тогда я не располагал. Но он не был глуп и знал, что я могу это раздобыть. Мы расстались, условившись о весьма странной встрече: в стране фараонов, когда я стану властителем.

Я не знал, какую часть последующих побед отнести на счет этой встречи. Но в одном уверен — История на моей стороне.

Мне понадобилось меньше года, чтобы создать Восточный флот, взять Мальту, потом Александрию. В Эль-Раманехе, городке, продуваемом жгучими ветрами пустыни, граф Палладио во второй раз встретился со мной. Я спорил в палатке с Десексом, Ренье и Виалом, как лучше идти на Каир.

Какое колдовство позволило ему миновать все посты? В войсках придерживались строжайшей дисциплины, и визит чужака был попросту невозможен. Мы полагались на некоего Панусена, ученого из Музея и секретаря Клебера. Но этот человек буквально испарился в Александрии. Палладио предложил свои услуги. Он превосходно знал арабский язык. Хорошие переводчики были редкостью, и любой человек, знающий местные наречия, был как нельзя кстати. Клебер взял его.

Я отослал своих офицеров, и мы продолжили беседу с того места, на котором она прервалась в Венеции. Мы были рядом с Каиром! Мой дух был воспламенен. И в эту ночь мне не удалось заснуть.

Утром следующего дня, к великому удивлению солдат, я свернул лагерь. Мы ничего не знали о силах мамлюков, которые поджидали нас в Каире. Нельсон терзал наш флот. Но я совершил десятидневный марш-бросок. Ночевали мы в походных условиях. Мои славные солдаты без ропота вынесли невероятную сухость местного климата.

Моя спешка противоречила военному духу, но дала мне все шансы на успех. Мамлюки не успели организовать оборону, хотя на берегах Нила стояла мощная артиллерия. Мы подошли к Каиру. Пирамиды были на расстоянии пушечного выстрела.

Я отдал приказ о наступлении в тот же вечер. Всего ночь понадобилась Ренье и Десексу, поддержанным атакой Бона и Виала, чтобы справиться с противником. Мы завладели четырьмя сотнями верблюдов и сорока пушками. Через час Каир сдался. Великая и прекрасная победа.

Теперь следовало навести порядок в стране, напечатать пропагандистские материалы, убедить религиозных вождей учредить пост администратора Египта. Многое приходилось делать в тени, но Палладио знал все тайные пружины.

Мой верный Картенье ждал нас в соответствии с инструкциями у западного выхода из лагеря. Он приготовил двух превосходных жеребцов, каких умеют выращивать только арабы. Наверное, у меня горели от восхищения глаза, когда я несся рядом с венецианцем.

Мы проскакали до плато Гизы. Усыпальницы фараонов походили на фрагменты ночи, утонувшие в земле. Как можно было хоронить в подобных мавзолеях обычных людей? Быть может, они были гигантами?

Палладио остановился у самой большой пирамиды, пирамиды Хуфу, как говорил Денон. Он вскарабкался по огромным камням. Чуть выше его ждал араб.

Меня охватило раздражение. Этот человек, которого я знал всего по одной встрече, вполне мог устроить западню.

Многие тогда, как и сегодня, жаждали моей смерти. Я последовал за ним, не снимая руки с рукоятки сабли.

Араб зажег два факела и протянул их нам. Мы проникли внутрь пирамиды по подземному ходу, который вырыли грабители, как разъяснил Палладио. Двигаться было затруднительно. Я даже потерял пуговицу от шинели. Мы добрались до галереи, вырубленной рабами фараона. Она уходила в глубины захоронения. После показавшегося мне бесконечным спуска мы вышли в пустую квадратную комнату. Стены ее были покрыты непонятными надписями. В плиты пола был заделан выщербленный и пустой каменный саркофаг.

Палладио достал баночку с мазью и палочкой извлек некоторое количество находившегося в ней вещества. Он бросил эту крошку внутрь саркофага, достал из другой коробочки прядь волос, отделил несколько волосков и бросил туда же, потом отошел в сторону. Я последовал за ним и оказался в углу склепа.

Женщина, которую он собирался вернуть к жизни, умерла в XVI веке. Он знал ее лично.

Палладио поднял руку и произнес несколько непонятных слов в сторону саркофага. И вдруг внутренность склепа осветилась. Белый, ослепительный, ледяной, бушующий свет. Мы походили на призраков. Свет исчез столь же внезапно. И вот что я увидел в бледном свете факелов, которые, к счастью, не погасли.

Из саркофага показалась кисть с вытянутыми пальцами. Потом показалась женщина. Лет тридцати и совершенно обнаженная. Не ревнуйте, моя милая. Эта женщина уже не могла ни любить, ни быть любимой. У меня мелькнула мысль о том, что она была ловкой подручной Палладио, что она проскользнула в саркофаг, воспользовавшись пиротехнической вспышкой, чтобы сыграть супругу Лазаря.

Она заговорила приглушенным голосом: «Антонио, чекуа ми, пардоне». Она говорила на том итальянском, который можно слышать лишь в самых отдаленных уголках полуострова. «Ичабелла», — ответил граф на том же архаичном наречии. Я перестал сомневаться. Я действительно присутствовал на встрече. Женщина без всякого стыда перешагнула через каменный бортик, даже не заметив моего присутствия. Спрыгнула на пол, ощупала руки, озабоченно наморщив лоб, запустила руку в волосы и тронула затылок. Ее указательный палец остановился в какой-то точке в самом верху позвоночника. И тут же она скорчилась вдвое, издав вопль боли, от которого мне стало не по себе. Палладио окаменел.

Она бросила венецианца на пол. Он пытался уклониться от ее когтей, но тщетно. Фурия убивала его.

Палладио вырвал эту женщину из вечного сна. И тем самым пробудил в ней невероятную боль. Человек должен оставаться человеком. Какая немыслимая ошибка — пытаться перейти границы! Я должен был вернуть все на свои места. В конце концов, за этим я и прибыл в Египет.

Я выхватил саблю и срубил голову воскресшему чудовищу. Тело поразило меня своими конвульсиями. Оно бросилось к противоположной стене и опустилось на пол. Палладио отупело глядел на меня.

В склепе разнесся ужасающий запах разлагающейся плоти. Труп распадался на глазах, растекался по полу зловонной лужей. И вскоре от женщины осталось лишь несколько лужиц отвратительного беловатого вещества.

Когда все закончилось, я сунул саблю в ножны, в одиночку выбрался из пирамиды, вернулся в лагерь и заснул непробудным сном. Странная история, не так ли? И я ничего не придумал. Я больше никогда не видел Палладио и не слышал о нем. Иногда жалею, что не прикончил этого демона, чтобы дать возможность женщине довершить в ином мире то, что она не завершила в этом.

Преданный Вам Наполеон Бонапарт.

Роберта собрала листки и уложила их в папку. Как историки-специалисты оценили бы императора, доведись им прочесть это письмо? Фантастика сочится сквозь наши поры, господа! Колдунья представила себя на трибуне в момент произнесения страстной речи перед учеными мужами, закрытыми, как устрицы. Фантастика внимательно следит за любым из нас! И Смерть еще не самая неразрешимая из загадок.

Роберта вздохнула и занялась брошюрой с печатью в виде сжатого кулака. Она была написана на итальянском, который должна была знать любая уважающая себя колдунья. Любезный господин Роземонд добавил свои записи к документу, поясняя самые темные места. Колдунья смогла прочесть протокол, словно сама его составляла.

В день 23 июля 1570 года Десятка собралась в Черной палате, чтобы разобраться в деле Антонио Палладио, шпиона на службе Правительства. Присутствовали: осужденный, десять представителей самых знатных семей Венеции и ваш служитель, исполнявший обязанности писца. Акт обвинения зачитал Иноченте Контарини. Судьей, назначенным на это дело, стал Джулиано Морозини. Осужденный сам защищал себя.

ИНОЧЕНТЕ КОНТАРИНИ. Мы рассматриваем необычное дело, в котором замешан один из лучших агентов Белой Руки, которым мы восхищались с момента ее создания. Антонио Палладио, член корпорации в течение четырнадцати лет, оказался виновным в преступлении по следующим пунктам обвинения, которые я зачту. Присутствующий здесь Антонио Палладио судится за двойное убийство, совершенное без заказа и нарушающее статью первую корпорации. Стражи, введите свидетеля.

Перед Десяткой появляется человек в капюшоне. Его руки связаны за спиной. Он волнуется.

МУЖЧИНА. Я… Кто вы? Где я?

И. К. Вам нечего бояться. (Стражам.) Развяжите его, мы судим не его. (Стражи развязывают руки человека.) Расскажите нам о ночи с 12-го на 13 июля накануне праздника Искупителя, когда вы делали обход квартала Скальцы.

МУЖЧИНА. А! Вот в чем дело. Я уже рассказывал эту историю…

И. К. Расскажите ее еще раз.

МУЖЧИНА. Хорошо. Рота была встревожена… Я обязательно должен оставаться в капюшоне?

ДЖУЛИАНО МОРОЗИНИ. Постарайтесь, солдат, пересказать свою историю, не прерываясь.

МУЖЧИНА. Ладно. Праздник начинался на следующий день, а вы сами знаете, что это такое. Все пьют, страсти разгораются, вспыхивают ссоры. Короче, я обходил Скальцы, когда со стороны Большого канала послышались крики, потом все стихло.

И. К. Вы были один, солдат? Разве вы не должны делать обход с напарником?

МУЖЧИНА. Вообще да. Но он занимался кабатчиком, который просрочил час официального закрытия таверны. Мы договорились встретиться чуть дальше.

И. К. И чуть позже! Продолжайте.

МУЖЧИНА. Крики доносились из дворца Гамбини. Я направился туда и постучал в дверь. Подождал несколько минут и вновь постучал. Наконец мне открыл молодой человек. Его одежда была заляпана кровью.

Мужчина замолчал. Палладио выглядит отрешенным и не интересуется рассказом, хотя является его главным героем.

МУЖЧИНА. Выражение лица у него было, Святая Мария прости меня, как у мадонны: экстаз и отчаяние.

Д. М. Солдат, не утомляйте нас стилистическими изысками. Что вы сделали потом?

МУЖЧИНА. Я был крайне удивлен. Тип оттолкнул меня и убежал. Я бросился за ним. Но я был один, а во дворце могли быть люди, нуждавшиеся в помощи. Я закрыл дверь на двойной оборот ключа. Убийцу все равно вскоре бы отыскали.

И. К. Хм… на двойной оборот.

МУЖЧИНА. А, да. Я пошел по кровавому следу, ведущему на второй этаж до спальни, окна которой выходили на канал. Сцена была освещена десятком фонарей. Описывать ее?

И. К. Именно для этого мы вас сюда привели.

МУЖЧИНА. Синьор Гамбини хороший… был хорошим и благородным человеком. Выглядел патриархом в своем облачении… Он лежал поперек кровати с широко открытыми глазами. С одним глазом. Во втором торчал кинжал, загнанный по рукоятку. У кровати сидела очень красивая женщина. Тоже мертвая. Но я не обнаружил на ней раны. Я вышел из дворца, позвал стражу, которая появилась очень быстро.

И. К. Вы поймали убийцу через три дня?

МУЖЧИНА. Ну да. Он даже не защищался. Похоже, он нас ждал.

И. К. Мы благодарим вас, солдат. Ваши показания очень ценны.

Иноченте Контарини нажимает на невидимый звонок. Появляются два стража и выводят солдата из Черной Палаты. Обвинитель поворачивается к Десятке и продолжает рассказ.

И. К. Антонио Палладио убил Арнольфо Гамбини и его любовницу без видимых причин. Мы полагаем, что это преступление на почве страсти, но не можем привести доказательств. Поэтому для начала хотелось бы, чтобы Марко Тревизан [1] высказался по поводу того, кто был его учеником. Мэтр, пожалуйста.

МАРКО ТРЕВИЗАН. Братья мои, я глубоко переживаю, выступая перед вами в этот траурный час для Белой Руки. Если мне приходится говорить об этом человеке, то я могу только восхвалять его, он был безупречен и вел себя образцово до этой роковой ночи.

И. К. Говорите, Тревизан. Вы знаете обвиняемого лучше других.

Палладио в открытую смотрит на Тревизана и выпрямляется, пока учитель рассказывает об ученике [2].

М. Т. Антонио, когда я обратил на него внимание, был нарушителем закона. Он воровал на рынках Торчелло и возглавлял банду парнишек, за которыми присматривала стража. Мальчишка был чрезвычайно ловок, как говорил покойный сержант Дзанотти, сообщивший мне о нем. У него был истинный талант перевоплощения. В двенадцать лет он мог сойти за древнюю старуху и с невероятной легкостью похитить любую вещь. Однажды его поймали солдаты Сан Вителе. Его посадили в тюрьму, заковав в железа по рукам и ногам. А утром он исчез словно по мановению волшебной палочки, словно птичка, выпорхнувшая из окна. За этот подвиг он получил прозвище Стриж. Думаю, что он, как и эта птичка, жил под стрехами в каком-нибудь гнезде, где и прятал свои жалкие сокровища. Я расставил ловушку юному дарованию, в которую он и угодил. Я предложил ему обычную сделку: пять лет службы у меня, чтобы обучиться владению кинжалом, с запрещением покидать Венецию и находиться под строжайшим наблюдением, которое я ему гарантировал. Либо галеры. Антонио выбрал службу. Он быстро превзошел мои ожидания, как и ожидания Совета. Должен вам об этом напомнить. Его вступление в Белую Руку с вручением кинжала состоялось здесь восемь лет назад. Его приняли единогласно.

Д. М. Мы не ставим под сомнение ни ваши достоинства, ни достоинства вашего ученика, мэтр Тревизан. Мы сейчас судим преступление, которое ставит корпорацию шпионов в очень деликатное положение в глазах великих семейств. Я не сказал бы, что… неразумный поступок Антонио Палладио накладывает тень на саму Белую Руку. Он скорее выводит ее из тени. Шпионы, как и монахи, должны работать в тишине. Кроме того, знать не любит, когда ее убивают.

М. Т. Я сознаю это. Антонио с честью и достоинством носил мой кинжал все эти годы, ни разу не замарав его блеска. Я…

Патриарх бледнеет и поворачивается к Палладио, который наконец берет слово.

АНТОНИО ПАЛЛАДИО. Настало время ответить за совершенное мною преступление. Я убил Арнольфо Гамбини и женщину, бывшую вместе с ним, Изабеллу, в приступе безумия, которое никак не умаляет моего проступка. Я заслуживаю смерти.

ДЖУЛИАНО МОРОЗИНИ. Судить будем мы. Если хотите говорить, говорите. Но будьте точны. Безумие или нет, но сообщите, почему и как вы совершили это двойное убийство. Объяснитесь.

Палладио ни к кому не обращается. Он не сводит глаз с ламбрекенов Черной Палаты.

А. П. Я знал Изабеллу задолго до падре Тревизана. Она жила на Гидечче. Отец ее был рыбаком, но утонул в море. Она отправилась в Верону, где жили родные ее матери. Тревизан взял меня под свое крыло. Прошли годы. Я обучился профессии, я исполнял свои первые фигуры [3]. Изабелла появилась, когда мне исполнилось двадцать лет. Мы встретились, словно расстались только вчера. И я прожил с нею четыре года несравненного счастья.

И. К. Сожительство никогда не считалось полезным для шпионов, хотя никогда не ставился вопрос и о внесении его в индекс. Вы смогли все это время скрывать свое истинное занятие и умолчать имена тех, кто оплачивал вам этот маленький домик в Сан Стефано? Как вам это удалось?

А. П. Я могу заставить проглотить язык и глухонемого. В любом случае вы бы убили ее, если бы сомневались в чем-либо. Или я ошибаюсь?

И. К. Вы никогда не ошибались, Антонио. Кроме этой ночи, рассказ о которой мы никак не можем услышать из ваших уст.

А. П. Все началось в прошлом году. Изабелла стала чужой, скрытной. Мы пытались зачать ребенка, но тщетно. Она ходила к колдуньям, чтобы затежелеть, и мне это не нравилось. Я следил в это время за англичанином и часто отсутствовал.

Д. М. Вы говорите о Кристи? Вы проделали блестящую работу, чтобы добыть доказательства его вины.

А. П. Надеюсь, он все еще в темнице?

Д. М. Он пока еще жив. Но мы собрались здесь, чтобы говорить о вас, а не о нем.

А. П. Ревность, подозрение, горечь в душе месяцами точили меня. Я был в отчаянии, я уже не мог с ней разговаривать. Наши раздоры переходили в яростные стычки. Однажды я ее ударил. Я тут же исповедовался. Я не знал, что делать.

М. Т. Вы были влюблены.

А. П. Я был в безумии. Я следил за ней по всей Венеции. Но ей удавалось ускользнуть от меня, от Антонио Палладио. Ах! Каким бы отличным рекрутом она была, если бы один из учителей-шпионов заинтересовался бы ею.

Десятка обменивается смущенными взглядами. Обвиняемый, похоже, не замечает этих взглядов, ибо продолжает дрожащим, от волнения голосом.

А. П. В тот вечер она отсутствовала. Я не спал уже несколько ночей. Утром начинался праздник Искупителя, и я выпил больше обычного. Изабелла не переставала мне повторять: «Я скоро тебе все объясню. Сам увидишь, что нам еще суждено счастье». Но ничего мне не объясняла. Один из моих информаторов сообщил мне, что видел ее входящей во дворец Гамбини. Когда он нашел меня, я был пьян. О дальнейшем вы можете легко догадаться. Я почти в бессознательном состоянии бросился из Сан Стефано в Скальцы. У меня об этом беге по улицам остались смутные ощущения. Проникнуть во дворец было детской игрой. Я поднялся в спальню, нашел их обоих и…

И. К. И…

Тишина, опустившаяся в Черной Палате, затягивается. Я пользуюсь этим, чтобы поменять перо.

И. К. Ну ладно, вы убили. Но вы убили кинжалом, тайным оружием вашего братства [4]!

Обвиняемый пожимает плечами. Он смирился с неприятностями этого мира.

А. П. Что я могу на это ответить?

И. К. Мэтр Тревизан настолько хорошо обучил вас, что даже научил презирать смерть?

А. П. Смерть?

Палладио смеется. У него сатанинский смех.

А. П. А почему мне бояться смерти? Я бессмертен.

Иноченте Морозини, считая, что его оскорбили, хочет возразить, но судья, выбранный из Десяти, закрывает прения мановением руки и вызывает стражей, чтобы увести обвиняемого.

И. К. Сошел с ума, таким и останется.

Д. М. Мы столкнулись с преступлением на любовной почве! И огласки в такого рода делах избежать не удается. Теперь мы должны обсудить этот случай и как можно скорее вынести приговор. Мы и так опаздываем. Тревизан, секретарь, прошу вас покинуть зал.

— Ну и что?

Роберта подскочила, едва не выронив исторический документ. Роземонд вернулся. И стоял позади нее.

— Вы меня напугали.

— Позволите?

Роземонд наклонился, чтобы собрать листки, лежащие на коленях колдуньи. Он вложил их в папку и небрежно бросил на стол в центре амфитеатра. Потом прислонился к черной доске.

— 1570-й, 1798-й, сегодня, — перечислил он.

Роберта откинулась на спинку стула и скрестила ноги. Она была разгорячена то ли чтением, то ли еще чем.