Здесь вам не причинят никакого вреда

Андрей Жвалевский, Игорь Мытько

Здесь вам не причинят никакого вреда

***

— Мама! Мама!

Мальчик лет пяти набирает побольше воздуха:

— Мамаидисюдаскорей!

— Альберт, ну что еще?

На пороге детской появляется заспанный мужчина в пижаме.

— Ну что ты шумишь? Мама спит, маме завтра рано на работу. Мне, кстати, тоже.

— Папа! — громко шепчет мальчик. — А он ко мне ночью не придет?

— Кто?

— Зубастый человек!

— Опять! — вскрикивает папа.

Мальчик вздрагивает. Папа шумно выдыхает.

— Альберт. Мы на эту тему говорили уже тысячу раз. Во-первых, все люди зубастые…

— А него огромные зубы! Вот такие! Он придет и — ам! — откусит голову!

— Альберт, никакого Зубастого человека нет. А раз его нет, то и зубов у него нет, и головы, и рук, и ног. Правильно'?

Мальчик кивает.

— Ну вот, — говорит папа. — А раз ног нет, то как он к тебе придет?

— А если все-таки придет ?

Папа смотрит на часы. Полпервого ночи! Причем полпервого ночи с понедельника на вторник.

— Хорошо. Ты прав. Зубастый человек все-таки есть. Но к хорошим детям он не приходит. Он приходит только к плохим, непослушным, капризным мальчикам, которые и сами не спят, и родителям не дают.

Альберт натягивает одеяло до уровня глаз.

— Значит, он ко мне придет ?

— А как же, — говорит папа. — И знаешь, что нужно делать, чтобы он не откусил тебе голову ?

— Нет…

— Спать. Крепко спать. Зубастый человек придет, увидит, что ты спишь, и уйдет. Все, спи.

Мужчина поворачивается к двери.

— Папа! Свет не выключай!

— На свет Зубастый человек как раз и приходит, — говорит папа и щелкает выключателем.

Теперь комната освещается только лампочкой в коридоре.

Мальчик смотрит на закрывающуюся дверь, на расплывающиеся в темноте очертания предметов и, как только полоса желтого света превращается в нить и исчезает, сразу закрывает глаза.

«Надо скорей уснуть, — думает Альберт. — Тогда Зубастый человек меня не тронет».

Он зажмуривается так сильно, что в уголках глаз выступают слезы.

Глава 1

Мозги с яблоками

Пастушок так часто кричал «Волки! Волки!»,

что волки услышали и пришли.

Наблюдение зоолога

Я мыслю, следовательно, умный.

Спиноза. «Умные мысли»

— Завтра финал по рукопашному бою, — сказала Мари. — Шестой отряд против четвертого.

— Наши победят, — сказала Жанна, соседка по комнате, хмурясь на страницы «Полицейского вестника».

— А наши — это кто?

— А кто победит, те и наши. Мари усмехнулась.

— Беспринципная ты.

— А ты как думала, подруга? — Жанна оторвалась от газеты. — В партнеры надо выбирать победителей, тогда и брак крепкий, и дети здоровые.

— А вот я не согласна. Все люди делятся…

— Правильней будет сказать: «Все люди размножаются». Мы же не амебы.

Мари замолчала и покраснела. Жанна покачала головой:

— И как тебя в полицейские занесло? — Она вернулась к «Вестнику». — Тебе нужно было в ясли, воспитательницей…

Мари и сама не совсем понимала, как ее занесло сначала в пятый отряд, а потом в подразделение 11 Высшей Школы Полиции. Другое дело Жанна, она же Командирша. Для этой решительной девушки не было ничего важнее, чем неукоснительное выполнение законов и постановлений правительства всеми-подряд-без-исключения-вас-это-тоже-касается-и-нечего-мне-тут-глазки-строить!

Мари же в Школе получила кличку Аленький Цветочек. Цветочек — за красоту, а Аленький — за свойство заливаться краской от самой невинной, с точки зрения будущих полицейских, шутки.

А когда Мари краснела, она начинала злиться, что стало второй причиной выбора профессии. Первой причиной было любопытство — очень хотелось посмотреть на людей, которые добровольно собираются попасть в полицию, да еще и в качестве полицейских. И когда пожилой капрал в приемной очень добрым голосом — тем самым специальным голосом, которым полицейские общаются с заблудившимися детьми — спросил, что она здесь делает, Мари густо покраснела, разозлилась и записалась в стражи порядка.

Полицейская школа оказалась вполне пристойным местом. Науку «ловить и защищать» Мари усваивала без труда, все нормативы по задержанию условных правонарушителей выполняла на отлично, а за первое же учебное патрулирование получила благодарность с занесением.

Хотя случай тот был совсем не учебным, да и к нормативам имел весьма отдаленное отношение. Ну какие могут быть нормативы, если навстречу прет толпа обкуренных экологистов, а у тебя из оружия только свисток и верная подруга?

Мари и Жанна успели зашвырнуть в реку форменные фуражки и кители, пока их не заметили борцы за чистое небо. После чего смешались с толпой и завопили:

— Купаться! Хотим купаться!

— Купаться! — подхватил еще десяток голосов, и колонна, побросав плакаты «Лапы прочь от озона!», полезла в воду.

Напрасно лидеры бегали по набережной и призывали к экологической сознательности. Чтобы не мешали народу отдыхать, пыл вождей радостно охладили водой из реки. Когда подоспел усиленный наряд полиции, большая часть демонстрантов замерзла, протрезвела и разбрелась кто куда.

На торжественном занесении благодарности начальник курса решил живописать подробности подвига курсанток:

— …И тогда храбрые девушки поснимали с себя то, в чем должны были находиться по уставу, — торжественно громыхал старший майор, — и своими, так сказать… э-э-э… находчивыми действиями направили мысли правонарушителей совсем по другому руслу… Курсант Мари! Что у вас с лицом? Не полицейский, а Аленький Цветочек… Что за хиханьки в строю?! Не полицейские, а стадо чудовищ!

Прозвище к Мари приклеилось намертво и, несмотря на все успехи в учебе и бою, так за ней и осталось. Но именно Аленький Цветочек в числе немногих второкурсников прошла отбор в подразделение 11.

Неделю назад, сразу после завтрака, отрядный лейтенант построил курсантов на плацу и тревожно понюхал воздух. Надо отметить, что нос был самой выдающейся частью отрядного лейтенанта, можно сказать, неотъемлемой его частью, которая с успехом заменяла хозяину остальные органы чувств. Спрятанные в спальном корпусе алкогольные напитки лейтенант находил на спор с завязанными глазами. А иногда — и не на спор, а по долгу службы.

Тревожное нюханье не осталось без внимания курсантов. Пятый отряд уже знал, что отрядный обладает уникальным нюхом не только на обычные запахи, но и на неприятности. Поэтому курсанты приняли максимально молодецкий вид. И не зря — через минуту на плац вышел полковник, начальник Школы. Руки он держал за спиной.

— Смирно! — скомандовал лейтенант и отбежал в сторону.

Полковник кивнул и сказал:

— Что должен уметь хороший полицейский? Хороший полицейский должен уметь эффективно действовать в нестандартных ситуациях. Например, таких.

После чего достал из— за спины автомат и открыл огонь по строю.

Кое— кто так и остался стоять смирно. Беднягам здорово досталось: полковник стрелял резиновыми пулями. Многие бросились на землю, но зарыться в бетонный плац не смогли.

Тест на нестандартность прошли только Мари и Жанна. Они метнулись за спину остолбеневшему здоровяку Эдуарду (первая же пуля попала Эдуарду в лоб), приподняли его за плотно пригнанное обмундирование и с криком, который по громкости соответствовал «Ура!», протаранили полковника.

Когда начальник Школы на носилках отбыл в санчасть, лейтенант сказал:

— Что ж, весьма нестандартно. Закрыть амбразуру грудью раненого товарища…

— Товарищ был уже убит! — отрапортовала Жанна.

— Прямое попадание в голову, ничего не поделаешь, — добавила Мари и покраснела.

Лейтенант тоскливо посмотрел на небо. Его переводили из пятого отряда в подразделение 11с перспективой и дальше командовать Жанной и Мари. Хотя грустил он по другому поводу: подразделение было секретным и для конспирации его фамилию официально сокращали до одной буквы — О. Теперь лейтенант скучал по прежней фамилии, которая состояла из тринадцати букв и начиналась с «3».

Так началась учеба в подразделении 11, или «две дубины», как называли его завистливые однокурсники. Впрочем, на обучение полицейских этот процесс походил так же мало, как выщипывание бровей — на прополку кукурузы.

Перед первым занятием будущие специалисты по нестандартным ситуациям Мари и Жанна грамотно выбрали места в аудитории — у задней стены рядом с окном — и обеспечили себя подсобными предметами в количестве, достаточном для отражения любой нестандартной напасти, будь то атака террористов или нашествие павианов.

Напасть оказалась еще более нестандартной. В аудиторию впрыгнул всклокоченный старичок, который с порога понес удивительную ахинею об остатках древних рас, что до сих пор живут среди людей, отводя им глаза мороками.

— Каждому, кто обезвредит и приведет одного древнего, — кричал лектор, — зачет автоматом! За двух древних — два зачета! За трех — три!

Мари и Жанна уже тихо обсуждали, получат ли они зачет, если бережно обезвредят старичка и приведут его в медицинское учреждение. Но тут параноидальная лекция закончилась, и эксперта по древним расам сменила пышная дама в черном с глазами навыкате.

— Здравствуйте, дети, — сказала глазастая дама. — Я научу вас, как правильно задавать вопросы духам умерших…

Затем пришел, точнее, с трудом пролез в дверь человек, поведавший о глобальном похолодании, в котором выживут лишь люди со стратегическим запасом подкожного жира. Потом появился лысый очкарик с колпачком из фольги на голове и рассказом о психоделическом оружии вражеских спецслужб, которое заставляет людей поступать наперекор своим желаниям. «Например, у меня, — сказал очкарик, — нет никакого желания носить этот дурацкий колпачок». Следом в аудиторию проник обвешанный связками чеснока и укропа худой тип в черной коже, который первым делом потребовал, чтобы все присутствующие отразились в зеркале…

Лекторы менялись каждый час, и с каждым часом подразделению 11 открывали глаза на все более поразительные факты. Они узнали об инопланетянах, вселяющихся в головы высших руководителей с целью подготовить вторжение в головы руководителей среднего звена; о вампирах, по поддельным рецептам скупающих в аптеках гематоген; о параллельных Вселенных, что то и дело пересекаются; о Чужих, которые объединились с Иными против Не Местных…

Будь на месте отборных курсантов… ну, скажем, курсанты неотборные, они бы извелись, извертелись и изрисовали все парты. Но 25 боевых единиц подразделения 11 держались, стойко внимая безумным лекторам и терпеливо ожидая, когда придет лейтенант О. и скажет, к чему все это.

Единственным большим плюсом и дополнительным поводом для зависти других групп стало полное отсутствие в подразделении 11 марш-бросков по пересеченной местности и ночных учебных тревог. Впрочем, за неделю сидения на лекциях большой плюс превратился в маленький плюсик, скорее даже крестик — курсанты соскучились по активным действиям.

— Сил моих больше нет! — сказала Жанна и швырнула «Полицейский вестник» в угол. Потом встала, подняла газету и аккуратно сложила на тумбочке. — Хоть бы тревогу какую объявили.

— Действительно, — поддакнула Мари. — Раз уж мы все равно не спим.

— Эгоистка, — лениво произнесла Жанна, стягивая рубашку. — А почему мы, собственно, не спим? Час ночи. Все хорошие девочки уже спят.

— А плохие что, бодрствуют?

— Все девочки хорошие, — зевнула Командирша, забираясь в постель. — Это мальчики плохие. Вот пусть они и бодрствуют…

«Ясплю… я сплю… я сплю…»

Альберт очень старается. Он считает до сорока, читает наизусть стих про серого волчка, даже пытается себя заколдовать. Ничего не помогает.

Альберт набирается храбрости, высовывается из—под одеяла и быстро осматривает комнату. За последний час он научился проверять комнату правильно. Нельзя вглядываться в черные силуэты, надо просто вспомнить, что на их месте было днем.

«Это не вампир, это мой халат на стуле. Это не паук, это люстра. Это не робот—убийца, это шкаф, и внутри у него ничего нет, только моя одежда…»

Дверь шкафа скрипит и приоткрывается. Альберт захлопывает глаза.

«Я сплю!»

Темнота под веками оказывается не черной. Там движутся лохматые бурые пятна, часто дергаясь в такт грохочущему сердцу. В ушах звенит, но сквозь грохот и звон мальчик слышит, как с тихим шорохом раздвигается одежда в шкафу.

«Я сплю, я сплю, я сплю!»

— Подразделение 11, подъем! Тревога! Мари и Жанна давно научились одеваться на бегу — пока не начались нестандартные лекции, курсанты только так и одевались. Они даже успели поболтать о долгожданной тревоге.

— Помяни мое слово, — говорила Жанна сквозь зубы, в которых она держала портупею и носок, — сейчас нам объявят, что один из лекторов — серийный убийца, и нам надо за 45 минут его выследить и взять с поличным.

Мари только хмыкнула, потому что ее рот был набит куда плотнее: прорезиненная беретка, прорезиненный плащ и резиновая дубинка. Иначе она бы вслух усомнилась в таком развитии событий — оно было предсказуемым. Что нестандартного в серийном убийце? Обычное, повседневное дело.

На плацу курсантов подразделения 11 ждал полковник — весь в черном, только загипсованная рука ярко белела под лучами прожекторов.

— Все собрались? — как-то не по-боевому поприветствовал он строй. — Хорошо. Это не учебная тревога.

Кто-то во второй шеренге зевнул, не раскрывая рта. Полковник нахмурился.

— Вижу, вы мне не очень верите. Вы думаете, если бы это была учебная тревога, я бы все равно сказал, что она не учебная. Даже не знаю, как вас переубедить. И не стану. Просто буду рад на утреннем построении увидеть хотя бы человек десять.

Взвыли авиационные двигатели. Прожекторы метнулись по плацу и осветили военный транспортный вертолет. Огромные лопасти завращались, рубя лучи и темноту в тревожный коктейль «Щасчтотобудет!».

— Погрузка! — гаркнул лейтенант О. Летели долго, снижались, поднимались, закладывали виражи. Иллюминаторы в десантном отсеке были задраены, и Мари попыталась по реакции вестибулярного аппарата угадать маршрут.

— Круг сделали! — прокричала она Жанне через двадцать минут.

— Что?! — проревела в ответ Командирша, лишь немного проиграв по громкости реву двигателей.

— Я говорю, круг сделали! — Мари изобразила руками круг, но тут вертолет тряхнуло, и курсантке пришлось для устойчивости махнуть руками, как перелетной птице.

— Да! — закивала Жанна. — Далеко летим! Границу уже точно пересекли! За границу летим, говорю!

Однако в месте высадки заграницы не оказалось. Там вообще не оказалось ничего, кроме бетонного круга в голом поле и пяти микроавтобусов с задраенными окнами. Пилот вертолета пять раз показал растопыренную пятерню. Двадцать пять курсантов сноровисто разбились на пять групп по пять человек и разбежались по автобусам.

— Так-то лучше, — проворчала Жанна, оглядывая свою пятерку. — Терпеть не могу геройствовать в толпе, вечно кто-нибудь вылезет вперед тебя.

— Пять человек тоже, конечно, многовато… — сказала она после получаса подъемов, спусков и виражей.

Микроавтобус остановился, и выскочившие наружу курсанты увидели пять мотоциклов с колясками. Мари и не знала, что такие еще сохранились. За рулем каждого мотоцикла сидел офицер, а пологи колясок были заботливо откинуты. Желание Жанны исполнилось с лихвой — геройствовать курсантам предстояло в одиночку.

Мотоциклы заурчали и разъехались во все пять сторон света. Мари повез лейтенант О.

«Интересно, — думала курсантка, устраиваясь в коляске поудобней, — лейтенант на мотоцикле вертолет догнал, а потом автобус? Надо же, какой натренированный. И даже не запыхался…»

Альберт почти не дышит. Его тело затекло. Не одеревенели только веки, они упругие и резиновые, и все время норовят распахнуться.

Мальчику приходится сдерживать не только веки. Ему очень хочется в туалет. Но он будет лежать неподвижно до утра, когда Зубастый человек уйдет.

Потому что пока Зубастый человек не уходит. Сидит в шкафу и смотрит на него. Зубастый человек хочет убедиться, что плохой, непослушный, капризный мальчик не спит. Что он —законная добыча Зубастого человека.

Альберт уверен, что выдержит. Он не уверен, что выдержит весь. Альберт уже готов сходить в туалет прямо в постели, но боится, что тогдаЗубастый человек его раскусит. То есть не его, а его хитрость. Но потом он раскусит и самого Альберта.

Альберт успеет закричать, но мама не успеет прибежать.

Лейтенант О. заглушил мотор, и мотоцикл тихо подкатил к ограде небольшого особняка.

— Итак, Мари. Инструктаж будет краток. Ты не знаешь, зачем тебя сюда привезли, не знаешь, где ты, не знаешь, что тебе предстоит сделать…

— Меня привезли сюда для демонстрации эффективных действий в нестандартной ситуации, разве нет?

— Ну, об этом догадаться несложно, — сказал лейтенант после паузы. — Но ты не знаешь, где ты, не знаешь, что тебе предстоит сделать…

— Я знаю, где я. Это дачный поселок, что с краю соснового леса. А наша школа с другого краю, в четырех километрах отсюда. Мы мимо нее недавно проехали.

— Вот вам и режим секретности, — сказал О. кому-то невидимому. — Тьфу. Ну, по крайней мере, ты не знаешь, что тебе предстоит сделать…

Он с подозрением посмотрел на Мари. Та немного подумала и помотала головой. У нее были предположения, но она решила не расстраивать командира. Все-таки человек готовился провести инструктаж, слова придумывал.

— Ну хоть что-то… — сказал лейтенант и водрузил на нос бинокль. — Твоя цель — комната на втором этаже, окно — крайнее слева. В комнате зафиксирована опасность для жизни гражданского лица. Твоя задача — проникнуть в дом, устранить опасность и вернуться. Гражданские лица, находящиеся в других помещениях дома, тебя заметить не должны. Полная скрытность. Ты меня поняла? Мари? Ты где?

Покрутившись, лейтенант О. присел на коляску и достал специальные бездымные и непахнущие сигареты без никотина.

— Интересно, — сказал он, — она услышала про полную скрытность или скрытно смылась, не дослушав?

О. понюхал спецсигарету для спецопераций и поднял брови.

В комнату Мари проникла незаметно не только для гражданского населения, но и для себя самой. Только что стояла под окном, задумалась, хлоп — и уже в спальне, прижимается спиной к стене. «Нельзя вот так, бездумно, механически относиться к работе!» — отругала себя девушка. Она уже хотела выбраться из комнаты и вернуться в нее осознанно, но решила сначала выполнить задание.

Первым делом следовало определить местонахождение гражданского лица. У гражданского лица должны быть гражданские рот и нос, через которые лицо дышит. Мари затаила дыхание и прислушалась. Мари умела задерживать дыхание на четыре минуты даже во время разговора, но тут это умение не помогло. В спальне никто не дышал.

Зато через четыре минуты глаза полностью привыкли к темноте, и Мари разглядела стол, шкаф с приоткрытой дверцей, стул, кровать и лежащего на ней ребенка лет четырех-шести. Пола мужского-женского. Скорее мужского. Похоже, мальчик спал, хотя нет, не спал — когда спят, то не стараются дышать так бесшумно.

«Ребенок — гражданское лицо. Его нужно защитить от опасности. Или наоборот?»

Мари не испытывала иллюзий в отношении маленьких детей, представлявших немалую опасность для других гражданских лиц. Но поскольку других гражданских лиц в комнате не находилось, видимо в данном случае защищать следовало именно мальчика. Оставался вопрос, от чего. Комната выглядела настолько безопасной, насколько вообще может быть безопасной детская комната.

«Утечка газа? Самовозгорание обоев? Обрушение потолка? Проваливание пола? Кусачие насекомые? Ядовитые змеи? Отравленные простыни? Подушка-людоед?..»

Мари с некоторым усилием остановилась. Она знала, что воображение у нее о-го-го, но будущему эксперту по нестандартным ситуациям не пристало заниматься домыслами. Ей пристало действовать по ситуации, однако ситуация — гражданское лицо пяти лет, которое притворяется, что спит — никаких действий не предполагала. Значит, нужно ждать.

«Впрочем, — подумала девушка, — ждать в такой ситуации как раз и будет стандартным решением. Может, просто подойти к ребенку и выяснить, в чем дело? Только как его при этом не напугать? А! Лучший способ не напугать — это удивить».

— Динь-динь, — громким шепотом сказала она. — Вредную фею вызывали?

Должно быть, мальчик удивился, поскольку повернул голову в ее сторону. Но глаз не открыл.

— Мама? — еле слышно спросил он. — Ты не мама… Ты кто?

— Курсант Мари! — доложила Мари. — Подразделение 11 Высшей Школы Полиции!

Тут мальчик удивился так, что даже открыл глаза, но тут же опять зажмурился. Мари скользнула к кровати и принялась прояснять ситуацию. Спрашивала она тихо-тихо, мальчик отвечал вообще на пределе слышимости, но Мари была очень чуткой девушкой.

— Тебя как зовут? Альберт? Как Эйнштейна? Это такой знаменитый физик… знаешь? Ишь ты. А почему не спишь? А глаза почему не открываешь? Какой человек? Зубастый? В шкафу? Увидит, что не спишь, откусит голову? Ясно. А как твой зубастик выглядит?

— Он совсем как человек, — зашептал Альберт, — только без глаз и у него огромный рот, а во рту — много-много зубов, как у акулы. А папа сказал, что он приходит к детям, которые не спят, а я не спал, а он пришел, а если бы я спал, он бы не пришел…

Мари приложила палец к губам мальчика, внимательно посмотрела в приоткрытую дверцу шкафа и никого там не увидела. Рубашки, брюки, спортивные костюмы. Правда, в какой-то момент, когда она поворачивала голову, на периферии зрения что-то то ли шевельнулось, то ли качнулось. И вроде дверца слегка скрипнула.

Но мало ли что скрипит от сквозняка и мало ли что мелькает в краешке глаза? Кто обращает внимание на периферию? По уму надо включать свет, потрошить шкаф и демонстрировать ребенку полное отсутствие зубастых людей. По уму. То есть действуя стандартно.

Мальчик чего-то боится. Причем так сильно, что его страх, наверное, можно даже почувствовать. Почувствовать?

Мари берет Альберта за руку и…

…действительно чувствует страх. Мальчика бьет мелкий частый озноб, и очень быстро ознобначинается у нее самой. Девушке становится страшно, пока непонятно чего… а, вот уже понятно. Ой, мамочка…

Шкаф не пуст.

В шкафу среди одежды стоит темный человек с плоским лицом. Ни глаз, ни глазниц. Ростом не выше метра, но рот! И точно, как у акулы… Рот распахнут, и оттуда вкривь и вкось торчат большие острые зубы, много-много зубов, один ряд, другой, третий…

Мари закрывает глаза.

— Ты его видела? — шепчет Альберт.

— Да, — шепчет в ответ Мари, стараясь как можно меньше шевелить губами.

— Он может откусить нам головы?

— Такой ? Может.

Мари крепко сжимает руку мальчика. В другой руке она сжимает резиновую дубинку. Что она будет делать, когда акулий человек вылезет из шкафа и направится к кровати ? Предложит ему резиновую дубинку в качестве жевательной резинки?

«Буду отбиваться и кричать, — решает девушка. — Громко. Глупо погибать такой молодой, но еще глупее погибать, не покричав напоследок».

Некоторое время они молча боятся вместе.

— Одного не пойму, — вдруг говорит Мари. —Что ему за толк от наших голов? Головы ведь невкусные. Одна кость.

—А мозги?

—Да сколько там мозгов…

Альберт протестует:

— Я умный! Я вчера в уме сложил два и восемь.

— И что получилось ? —Десять. —Десять чего?

—Яблок. Это была задача с яблоками.

— У тебя в уме целых десять яблок ? Что ж, тогда твоя голова —лакомый кусочек. Голова с яблочной начинкой.

Мальчик прыскает. Мари открывает глаза и смотрит на шкаф. Альберт открывает глаза и смотрит на Мари.

— Он ушел! Мари, он ушел! Почему?

— Обиделся, наверное. Он там пугает, а мы тут хихикаем.

— Здорово! Ой… Я сейчас…

Мальчик выбежал из комнаты и зашлепал босыми ногами по коридору.

Мари включила фонарик и осмотрела шкаф. Никаких отверстий, никаких следов проникновения. Ну и куда же подевался безглазый коротышка с акульей пастью? Вылез в закрытое окно? Открыл дверь и вышел? И она ничего не услышала? Как такое может быть? Она ведь закрывала глаза, а не уши.

Альберт вбежал в комнату, бросился к Мари, обнял ее за шею.

— А ты правда полицейский? А ты пошутила про вредную фею? Ты добрая фея? Или добрый полицейский? Или добрая фея-полицейский? Ты красивая. А ты завтра придешь? А если он завтра снова придет, ты придешь?

— Обязательно, — сказала красивая фея-полицейский и из вредности добавила зловещим голосом: — Я приду в полночь!

— Потому что нельзя бросать детей в беде?

— В какой такой беде? — подняла бровь Мари. — Что это такое ты выдумываешь? Никакой беды я не заметила. Просто кое-кому надо зубы проредить.

— Ты точно не фея, — заключил мальчик. На его лице нет никаких признаков разочарования этим фактом.

Глава 2

Десять индейцев

Главное — произвести убийственное первое впечатление.

М. Горгона. «Неотразимая»

Многие вещи кажутся не такими, какими они кажутся на самом деле.

Кажется, Аристотель

Когда Мари вернулась в казарму, соседка уже спала. Спала, закутавшись с головой в два одеяла, хотя раньше довольствовалась одной простыней.

Утром Жанна не накинулась на Мари с расспросами, а непривычно долго рассматривала себя в зеркало. Потом, уже одевшись, минут пять вертела ладонями перед носом, как будто впервые их видела. И только после этого закрыла ладонью один глаз, посмотрела вторым на Мари и сказала:

— Долго рассказывать, понимаешь? Как-нибудь потом. Рада, что ты справилась.

Мари понимала. Ей тоже было бы затруднительно сделать краткое сообщение о том, чем она занималась прошлой ночью. Боялась монстра в шкафу? Готовилась к долгому предсмертному крику? Считала яблоки?

На утреннем построении подразделение 11 не досчиталось половины личного состава. Примерно половины. Осталось то ли 12, то ли 13 человек. Мари несколько раз принималась считать коллег, но в какой-то неуловимый момент сбивалась. Похоже, один курсант присутствовал на построении… как бы не совсем. Не полностью.

—А где остальные? — спросила она у Жанны.

— Провалились, — буркнула Командирша.

— И что с ними стало?

— Ничего. Сделали лоботомию и отчислили.

Мари не поняла, шутит Жанна или говорит всерьез.

Пришел полковник, принялся считать курсантов, досчитал до десяти, просветлел лицом, ушел. Пришел лейтенант О., оглядел строй, вычеркнул 12—13 строчек в командирском блокноте, ушел, вернулся с начальником медчасти. Начальник медчасти осмотрел курсантов, посветил фонариком в глаза, пощелкал пальцами перед носами, попытался ударить Жанну по колену медицинским молоточком, попал в захват, ушел в медчасть лечить вывихнутую руку. Пришел старший майор, начальник курса, привел человек двадцать в черной одежде разных оттенков.

Новоприбывшие — незнакомые офицеры в форме без знаков различий либо со знаками, не упомянутыми в уставах, один человек вроде бы в гражданском, которого никак не удавалось ухватить взглядом, и даже одна дама в довольно легкомысленном, но все равно черном платье — расположились позади майора. Начальник курса забрал у лейтенанта командирский блокнот и принялся распределять людей в черном.

Одни офицеры занимали места напротив курсантов, другие уходили, сокрушенно (а некоторые удовлетворенно) покачивая головами.

Поскольку все это происходило на расчерченном для строевой подготовки плацу, то напоминало шахматную партию. Немного странную партию — ходили только черные, а белые (курсанты в кремовой форме) лишь вращали глазами.

Наконец, старший майор сделал первый ход белыми.

— Курсант Артур! Выйти из строя! Для усиленного инструктажа, своевременной стажировки и в целях прохождения производственной практики поступаете в распоряжение… этого господина.

Мари не видела лица щуплого Артура, но по спине курсанта ей показалось, что тот с трудом сдерживается, чтобы не подпрыгнуть от радости. Впрочем, у него могло просто зачесаться между лопатками. «Этот господин» в военно-морском мундире со знаками различия, похожими на тонущих русалок, сделал приглашающий жест рукой. Артур рванул к моряку так, словно собирался обнять его. В последний момент моряк сделал шаг в сторону, пропустил Артура, дал ему легкий подзатыльник, подпихнул в спину, так они и ушли: все время оборачивающийся Артур и добродушно подталкивающий его моряк с русалками.

Пока Мари думала, что делают моряки в стране, не имеющей выходов к морю, начальник курса прикомандировал не полностью присутствующего курсанта к вроде бы существующему инструктору. Следующей в списке значилась Командирша, которая стояла на месте белого ферзя и жадно всматривалась в лица потенциальных наставников.

— Курсант Жанна! Выйти из строя! Поступаете в распоряжение этого… этой господины… этой госпожи!

Командирша окинула каменным взором платьице «этой госпожи» и посмотрела на лейтенанта. Лейтенант сделал непонимающие глаза. Жанна снова повернула голову к даме в черном. Дама усмехнулась и приложила ладонь к глазу. Жанна тихо ахнула и чуть ли не вприпрыжку бросилась к своей новой наставнице.

Когда очередь дошла до Мари, выяснилось, что она в очереди последняя. На плацу остались только майор, печальный лейтенант О. и ее «этот господин», пожилой усач, единственный человек в настоящей полицейской форме с нашивками старшего инспектора. Правда, форма была не слишком новой. Увидев, кто ему достался, полицейский скривился, как пьяница при виде безалкогольного пива. Мари немедленно зарделась. Инструктор издал отчетливый вздох страдания, его усы печально поникли. Мари почувствовала, что краска заливает не только щеки, но и уши. Полицейский, поняв, что Аленький Цветочек ему не померещилась, махнул рукой, понурился и зашагал с плаца. Судя по всему, вешаться.

Мари двинулась следом, хотя ноги ее плохо слушались. Тяжело ходить, когда почти вся кровь прилила к голове.

«Прекрати, — приказала она себе. — Что с того, что твой инструктор тебе не рад? Это первое впечатление. Соберись, отвечай четко и ясно, глупых вопросов не задавай, и все наладится».

Однако полицейский, похоже, не собирался предоставлять Мари возможностей ни для четких ответов, ни для глупых вопросов. Инструктор шел, не останавливаясь и не оглядываясь. Они миновали плац, аллею перед столовой, площадку перед штабом, КПП, и тут Мари засомневалась. Она вообще правильно поняла? Может, полицейский вовсе не имел в виду, что ей надо за ним идти? И что он подумает, когда увидит, что она его преследует?

Мари начала потихоньку отставать. И засомневалась еще больше. А вдруг ей все-таки надо следовать за инструктором? И что он подумает, когда увидит, что она куда-то делась?

Мари ускорила шаг, но тут ее охватили новые сомнения. Что он подумает, когда увидит, что она то отстает, то бросается вдогонку?

Полицейский оглянулся и остановился. Что он подумал, увидев стажерку, сомневающуюся в ста метрах позади, осталось загадкой, но гамма отчаяния на его лице определенно дополнилась новыми красками.

Дождавшись, когда Мари приблизится на расстояние приказа, инструктор заметным усилием воли вернул лицо в нормальный вид и сказал:

— Меня зовут старший инспектор Георг. Для друзей — просто… Хм… Друзей-то у меня… В общем, можешь звать меня Начальник. Или лучше Командир. Придумал. Зови меня Шеф.

— Так точно, шеф, господин старший инспектор! — выпалила Мари и — удивительно, но факт — покраснела еще сильней.

Гамма отчаяния на физиономии Георга уступила место маске скорби.

— Ладно, — сказал он, кажется, себе, — все равно это ненадолго.

После чего развернулся и двинулся дальше походкой человека, которому приходится много патрулировать.

Мари прикинула, равносильна ли фраза «Все равно это ненадолго» приказу «Следуйте за мной», и решила все-таки следовать за инструктором, но шагах в пяти позади. Чтобы прохожие думали, что она просто идет в том же направлении.

За прохожих Мари волновалась напрасно. Такое событие, как идущие в одном направлении полицейский и краснолицая девушка в мундире полицейской школы, не стало для ее сограждан поводом что-то там думать. Сограждане вообще славились благодушным отношением к любой ерунде, что творилась вокруг.

Полчаса интенсивной ходьбы по прямым и пустынным, словно специально созданным для пеших прогулок улицам столицы разогнали кровь по положенным венам и артериям. Лицо Мари приняло здоровый привлекательный оттенок, и она почувствовала себя способной задать вопрос, терзавший ее последние двадцать пять минут.

— Разрешите обратиться, шеф, господин старший инспектор?

— Еще раз назовешь меня «господин старший инспектор», — ответил Георг, не оборачиваясь, — и я начну называть тебя «госпожа отличница». Обращайся.

— А зачем вы так далеко припарковали машину?

Инструктор огляделся по сторонам, отыскивая то ли упомянутую машину, то ли свидетелей безграничной глупости стажерки.

— Знаешь что? — наконец сказал он. — Ты, пожалуй, можешь говорить мне «господин старший инспектор». И даже добавлять «его высокопревосходительство».

Мари изобразила глазами и бровями два вопросительных знака.

— Тогда у тебя будет меньше времени на глупые вопросы, — ответило его высокопревосходительство .

Дальнейшая дорога прошла в молчании. Инструктор молча шел, Аленький Цветочек молча злилась сначала на инструктора, потом на себя, потом спохватывалась и снова принималась за инструктора.

«Тоже мне, — думала она, глядя на унылую фигуру впереди, — граф Монте-Кристо. Так его называй, так не называй. Вот дать бы ему пинка, вот бы он подпрыгнул! Да, а потом оглянулся бы, а я бы сказала: „Это не я!“. А он бы спросил: „А кто?“, — а я бы сказала: „Народ!“. А он: „Ты меня пнула, ты не будешь моей ученицей!“ А я: „Давайте еще раз пну, чтобы уже точно никогда не встретиться“. А он…»

К концу бурного внутреннего диалога Мари успокоилась настолько, что даже перестала злиться. Подумаешь, инструктору она не приглянулась. Пусть сначала он ей приглянется!

Когда центральные улицы сменились улочками пригорода, Георг остановился у большого дерева.

— Мой офис, — сказал он.

Мари задрала голову. Сидевшая на ветке ворона каркнула, выражая нежелание делиться этим офисом с кем бы то ни было. Георг вздохнул, взял Мари за плечи и развернул.

Девушка внимательно изучила офис старшего инспектора и оглянулась на дерево.

— Кар-ряв! — согласилась с ней ворона. Она тоже считала, что ее дерево выглядит менее корявым, чем офис Георга.

Двухэтажное здание стояло с таким трудом, что казалось одноэтажным. Обитая железом дверь выглядела гораздо надежнее, чем приютивший ее косяк. Матовые от пыли оконные стекла, похоже, держались в рамах на одном только страхе упасть в то, что находилось под ними.

Потому что под ними находились: облетевшая со стен краска и осколки черепицы, наводившие на элегические размышления о листопаде, обуглившиеся сейфы, изрубленные в сердцах шкафы, столы с двумя-тремя ножками, несколько ржавых велосипедов без колес, десяток ржавых колес от велосипедов, мотоцикл с коляской, точнее, мотоцикл и коляска… Венчал груду хлама дырявый бронежилет.

Лишь два элемент пейзажа искажали общее впечатление — ровный слой асфальта, на котором покоилась вся эта разруха, и новенький свежеокрашенный забор, видимо, принадлежавший городским коммунальным службам и призванный ограждать не двор от города, а город от двора.

— Удивлена? — спросил Георг. — Раньше вокруг газон был, а потом я сообразил: лучше раз асфальтовым катком пройтись, чем каждый месяц газонокосилкой. И работы меньше, и порядка больше.

«Да, — согласилась Мари, — если сюда еще и газон…»

— Иди строго за мной, — приказал инструктор, открывая калитку. — Здесь где-то капкан может быть… или два капкана…

Внутри оказалось почти уютно. Нет, порядка здесь тоже не было, но и ржавого железа почти не наблюдалось. Зато наличествовали целых пять чуланов — все с приоткрытыми дверями и все совершенно пустые. В отличие от кабинета, доверху заполненного вещами, которым самое место в чулане.

Однако хаотичное с виду нагромождение служебного и личного имущества подчинялось системе. Хозяин офиса перемещался среди причудливо расставленных, развешенных и приклеенных предметов быстро, ловко и почти не задумываясь. Нужные вещи он выуживал из самых неожиданных мест одним отработанным жестом. Например, табурет для Мари он извлек из-под шкафа виртуозным движением стопы.

Правда, это оказался не табурет.

— Что это такое? — сказал Георг.

— Тазик, — сказала Мари.

— Нет…

— Точно тазик.

— Когда я сказал «Что это такое?», я имел в виду «Как это понимать?», — пояснил старший инспектор.

Девушка хотела сказать, что понять тазик — непростая задача даже для опытного философа, но инструктор выглядел таким расстроенным, что она передумала.

— Может, здесь кто-то был, забрал табурет, а взамен оставил тазик?

Георг серьезно посмотрел на Мари, встал на четвереньки и сунул голову под шкаф. Когда курсантка решила, что инструктор застрял, но стесняется в этом признаться, Георг встал, чихнул и довольно произнес:

— Ты права. Про табурет можно забыть навсегда. Ладно, времени у нас мало, начнем без табурета.

Мари проследила его взгляд и от удивления приоткрыла рот. Времени у них был вагон. В дальнем углу кабинета возвышалась целая башня из часов. Там были часы механические, электронные, электронно-механические, механические с электронной системой регулировки хода, а также песочные, цветочные, водяные, песочно-водяные…

Георг цепким взглядом проследил взгляд Мари, которым она проследила его предыдущий взгляд.

— Часы вечно врут, — объяснил он, непринужденно двигая плечом высокие, под потолок, стопки книг, — но никак не могут сговориться. А для меня это отличный тренажер. Тренируюсь, как разбираться во вранье без применения физической силы.

«Наверное, не всегда получается», — подумала Мари, заметив битое стекло вокруг мусорного ведра. Само ведро сияло магазинной чистотой и использовалось для каких-то других целей.

— А что у вас на втором этаже?

— Ничего. Я там сплю.

Девушка представила абсолютно пустую комнату, в центре которой на полу спит старший инспектор. Накрывшись мундиром.

Инструктор выдернул относительно чистый лист бумаги из-под крайней книжной стопки, а почти не поцарапанную ручку — из кофейника и протянул Мари.

— Пиши.

Курсантка примостилась на краю стола, стараясь не нарушить царившую на нем асимметричную гармонию.

— Я готова. А что писать?

— Заявление, — Георг принялся расхаживать по кабинету с закрытыми глазами. Наверное, путь среди шкафов, стульев, коробок и прочей утвари непонятного назначения он находил шестым чувством — как угри дорогу к Саргассову морю. — «Я, такая-то растакая… подтверждаю… что просила принять меня… временно… на замещение вакантной должности… стажера-полицейского… находясь в здравом уме и твердой памяти». Дата. Подпись. Печать. Сам поставлю.

Мари очень хотелось вместо «такая-то растакая» написать «умница, красавица, отличница и специалист высокого класса», но она удержалась от соблазна. Только спросила, протягивая листок:

— А почему должность вакантная? Что стало с моим предшественником?

Георг помолчал, помрачнел, полез в холодильник, который Мари первоначально приняла за сейф.

«Он его съел», — пришла в голову девушки нелепая мысль. «Что за чушь мне в голову лезет!», — рассердилась она. «Говорю тебе, съел! — настаивала мысль. — И тебя съест. Вот только холодильник освободит».

Георг достал из холодильника огрызок шляпы. Мари поняла, что удержаться — выше ее сил. И уж всяко ниже ее любопытства.

— Вы его съели?

— Не съел, а покусал, — сказал Георг, посмотрел на растерявшуюся курсантку и криво улыбнулся. — И не я, а…

— А кто?

Полицейский не ответил. Не глядя, он метнул шляпу на вешалку. Вешалка упала, потревожив несколько килограммов пыли. Георг тем временем извлек пузырек с темной жидкостью и стакан. Подумал и добавил к стакану потемневшую чашку.

— Я не пью, — быстро сообщила Мари.

— Это не пить. Это запивать.

Не дождавшись вопроса «Что?», Георг кивнул на заявление:

— Бумажку-то съесть придется.

Мари молчала. Ей надоело задавать вопросы, на которые в лучшем случае не дают ответа.

— Служба-то секретная, — продолжал Георг, — поэтому все бумаги должны немедленно уничтожаться.

Мари никак не реагировала.

— Но и заявление написать нужно, — в голосе полицейского появилось напряжение, — чтобы порядок был.

Мари даже не мигала.

— Так что будешь каждый день на завтрак писать заявление, а на обед его съедать.

Мари неотрывно смотрела в глаза Георгу.

— Эх, — окончательно расстроился он, — это шутка, понятно? Я пошутил, чтобы смягчить наши отношения, сделать их более теплыми, неформальными. Когда начальник шутит, нужно смеяться. Или делать вид, что веришь. А то сидит тут…

Начальник с чувством захлопнул холодильник, взял заявление и сунул его в картонную папку. Папку он поместил в сейф, замаскированный под прикроватную тумбочку. Взамен шеф вытащил еще несколько папок.

— Предшественники, говоришь, — бурчал Георг, хотя Мари уже давно ничего не говорила, а только преданно пялилась на него. — Как стажировку прошли, спрашиваешь… По-разному. Но все одинаково. Вот, например, аккурат перед тобой прислали мне паренька…

Он открыл одну из папок. Девушке страшно хотелось заглянуть в личное дело ближайшего предшественника, но Георг, конечно, только того и ждал. Поэтому Мари подняла глаза вверх.

— Толковый был. На ерунде погорел. А потом еще раз. Потом втянулся. Короче… Ну, сама понимаешь, — полицейский раскрыл другую папку, потолще. —Аэто совсем другая история. Этот был стреляный воробей. Он не одну собаку съел. Но на чужой каравай рот не разевал. И все равно обмишулился по полной программе. По ней же и прокололся. А жаль. Да тебе интересно хоть?

— Ага, — ответила Мари, продолжая смотреть в потолок.

— Не «Ага», а «Так точно».

— Так точно, господин старший инспектор, шеф!

Георг поперхнулся.

— Та-а-ак… — сказал он, но мысль не закончил. — Ладно, вот еще один интересный субъект. Он, видишь ли, тоже умным был…

— Так точно, вижу! — отрапортовала Мари. — Капитан Макс, коэффициент «Ай-кью» равен 213, докторская степень по математике…

Полицейский захлопнул папку.

— И давно мы в зеркальный плафон пялимся? — спросил он. — И много мы секретной информации незаконно прочитали?

— Никак нет. Плафон очень грязный.

— Это в целях предотвращения утечки, — пояснил Георг, но папки в сейф вернул. — Будем считать, тест на наблюдательность ты прошла.

Мари моргнула.

— А ты как думала? Будем проверять твою профпригодность.

Георг вытащил белую книжицу, раскрыл, нашел нужную графу и поставил крупную галку. Она напомнила Мари ворону с дерева напротив.

«Сначала на работу принял, — подумала курсантка, — а потом пригодность проверяет».

— Я тут ни при чем, — сказал Георг. — Это все штатные психологи.

«Еще и мысли читает. Вот зануда».

— Думают, по их тестам можно определить пригодность, — продолжал инструктор. — Мне-то сразу видно, что курсант не пригоден. Это если пригоден, не сразу разглядишь.

Георг посмотрел на Мари, видимо, ничего такого не разглядел, и принялся листать брошюрку, бормоча под нос:

— Это и так ясно… этот необязательный… это, будем считать, провели… это у всех одинаковое… Ага! Вот.

Начальник хитро покосился на Мари, ловко выставил локоть и сбил чашку со стола.

У самого пола он успел ее поймать.

— Очень плохо, — сказал Георг, но лицо его дисгармонировало со словами, — тест на быстроту реакции про…

— Никак нет!

— …вален. Никак что? Чашка упала, ты ее не подхватила. Согласно тесту БСТР-1(о), скорость твоей реакции меньше ускорения свободного падения…

— Никак нет! Скорость моей моторной реакции меньше моей скорости анализа объективной ситуации!

— Чего меньше чего? И прекрати никак-неткать.

— Есть прекратить никакнеткать! Разрешите пояснить? Движение вашего локтя сопровождалось необязательными смещением кисти, а также изменением положения корпуса, указывавшим на вашу готовность подхватить чашку, если вы подумаете, что я не успеваю. Просчитав вероятность столкновения передними частями голов в случае моей попытки подхватить чашку и найдя ее более высокой, чем вероятность того, что вы пожертвуете чашкой, я приняла решение продолжить наблюдение, которое впоследствии подтвердило правильность моих выводов!

— Каких выводов? — обреченно спросил Георг. — И сделай милость, говори по-человечески.

— Или это ваша любимая чашка, или это ваша единственная чашка.

— Вот и не угадала, — сказал Георг, — я просто не люблю, когда мусор на полу валяется.

Мари посмотрела на пол.

— Да, — согласился инструктор. — Мусор на полу валяется. Но я этого не люблю. Что же мне про тебя в тесте БСТР-1(о) написать?

— Правду, — предложила Мари.

— Такого варианта тут нет, — сказал Георг, очень довольный тем, что наконец удалось пошутить. — Есть варианты: «Низкая», «Средняя», «Высокая» и «Другое»… Хм… Видимо, как раз для таких случаев. Следующий тест для проверки твоих физических данных…

Он покосился на девушку, смутился и торопливо посадил в несколько граф брошюрки еще полдюжины галок.

— Что там проверять, нормально у тебя все с физическими данными, — сказал он. — Теперь… Что теперь? А. Теперь психология.

Мари никогда не видела, чтобы человек с таким отвращением произносил слово «психология». Георг положил на стол большой лист бумаги с черно-белой картинкой.

— Здесь прячутся десять индейцев. Найди их.

Мари минуту смотрела на переплетение листьев, скал и веток, потом перевернула лист, посмотрела с другой стороны («Неплохо», — пробормотал Георг), снова глянула на лицевую сторону и воскликнула:

— Нашла!

— Что ж ты врешь, — укоризненно произнес инструктор. — Нет здесь никаких индейцев. Вообще. В этом фокус. В смысле, в этом суть теста: под видом теста на внимательность проводится тест на адекватность. А индейцев здесь нет.

— Индейцы есть! Двое прячутся за этим деревом, — Мари ткнула пальцем. — Трое — за этой скалой. Еще двое — в реке. И трое притаились за кустами, это очевидно.

— Что значит «очевидно»! — возмутился Георг. — Не очевидно, а ничего не видно! Где три индейца за кустами? Это самые обыкновенные кусты, никаких признаков индейцев!

— Конечно никаких, это же индейцы! Знаете, как они умеют прятаться? Я тоже ничего не вижу.

— Тогда с чего ты взяла, что они там?!

— Ну это же идеальная позиция для засады. Куда лучше, чем, скажем, в речке. Они кусты в первую очередь заняли, а кто опоздал, расселись по менее удобным местам: скалам, деревьям… Или вы думаете, они дураки?

— Но почему три? Не два, не четыре? Мари подняла на инструктора честные глаза.

— Так вы же сами сказали, что их десять. Минус два за деревом, минус три за скалой, минус два в реке. Я в уме быстро вычитаю.

Георг зашевелил губами, что-то высчитывая в уме, почесал нос, буркнул: «Пускай сами разбираются» и отметил галочками сразу несколько вариантов.

— Ну а теперь расскажи о своем самом ужасном детском воспоминании. Если, конечно, твое детство уже закончилось.

— Ой, — курсантка округлила глаза. — Это было ужасно! Мне было пять лет. Ох, я не могу… До сих пор с дрожью вспоминаю!

— Так-так, — подбодрил ее инструктор. — Продолжай.

— Родители отвезли меня с сестрой на лето к бабушке…

— Ага, — Георг взялся за ручку, — так и запишем: «Самое страшное — бабушка».

— Нет, бабушка хорошая. Бабушка дала мне посмотреть старую фотографию дедушки…

— Значит, — инструктор зачеркнул предыдущую запись, — пишем: «Самое страшное — дедушкина фотография».

— Да нет же! Дедушка там был красивый. В военной форме. Бабушка сказала, что это лучшая дедушкина фотография. А я эту фотографию через пять минут потеряла. Вот это был ужас! Я так плакала!

Полицейский подумал, но запись исправлять не стал.

— А самое радостное детское воспоминание?

— А я через полчаса эту фотографию у себя в кармане нашла. Целую и невредимую. Бабушка даже ничего не узнала. Я так радовалась! До потолка прыгала.

Георг записал: «Самое радостное — см. выше».

— Следующий вопрос: «Самый богатый событиями день твоего детства». Кажется, я догадываюсь…

— Да! Я ее еще три раза теряла и находила, так мне нравилось прыгать до потолка!

— Прыгать до потолка, — повторил инструктор.

Он пролистал брошюру, пытаясь найти вопрос, на который у стажерки не нашлось бы неожиданного ответа.

— Бесполезно, — заключил он, сворачивая брошюру в трубочку. — Скажи, пожалуйста, не для протокола, у тебя в детстве действительно не случалось ничего страшней временной потери дедушкиной фотографии? Неужели по ночам тебе никогда не казалось, что из чулана…

Тут Георг смолк на полуслове и повернул голову к одному из пяти своих чуланов.

— У нас не было чулана, — сказала Мари.

— Повезло, — рассеянно произнес инструктор, продолжая вглядываться в чуланную темноту. На его лице появилось недоверчивое выражение, которое вскоре сменилось чем-то вроде мрачного удовлетворения. — Ишь ты, днем вылезли. Свежатинку почуяли, не иначе…

Георг протянул руку и извлек из аптечки блестящий цилиндр, в котором курсантка с удивлением узнала световую гранату.

— Хочешь совет? — спросил он у курсантки и метко швырнул цилиндр в приоткрытую дверь. — Глаза закрой.

В чулане полыхнуло.

— Не любят они этого, — произнес Георг, когда Мари открыла глаза. — Теперь недели две не покажутся. Так что тебе волноваться нечего, твоя практика уже закончится.

— Так быстро? — удивилась курсантка. — Я думала, практика на несколько месяцев.

— Кто много думает, у того все заканчивается очень быстро, — загадочно ответил инструктор. — Отправляйся в Школу, выспись, сбор в полночь под дубом за складом.

— В полночь?.. Извините, я в полночь занята…

Мари почувствовала, что начала розоветь.

— И как раз в эту полночь… то есть в 24:00… я должна к нему прийти… я ему прошлой ночью обещала…

«Он обо мне сейчас черт знает что подумает!» — запаниковала девушка, покраснела еще немного и попыталась все объяснить:

— То есть я не каждую ночь занята, вы не подумайте, а только эту ночь… и то не всю, наверное… то есть, кто знает, как оно повернется… но я постараюсь быстро управиться…

К завершению объяснения лицо Мари стало напоминать государственный флаг Китайской Народной Республики. Только без звездочек.

Георг дождался, пока Аленький Цветочек окончательно умолкнет, и спросил:

— За два часа управишься? Я попрошу злодеев подождать.

Мари отчаянно кивнула.

— Значит, в два ночи под дубом. Свободна. Уже на крыльце, когда ветерок обдул ее пунцовые щеки и вернул способность соображать, курсантка вспомнила все, о чем она забыла. Забыла расспросить о ночной проверке, которую ей вчера устроили. Забыла уточнить, чем конкретно они будут заниматься. Забыла выяснить, может ли существовать Зубастый человек, и если может, то что это такое.

— Ничего, — сказала Мари ветру, — успею все разузнать. Я тут временно. А «временно» всегда растягивается в «очень долго».

И девушка принялась высматривать в куче велосипедов капканы.

Глава 3

Отдай свое сердце!

В неожиданных ситуациях нет времени на принятие решения.

Есть время только на его выполнение.

Из инструкции к секундомеру

Ночью все кошки страшные.

Конфуций

На обратном пути Мари попала под ливень. Она с детства обожала попадать под ливень. Стоило небу за окном затянуться тучами, как маленькая Мари поднимала крик: «Гулять! Гулять! По лужам скакать!».

«И в кого только она такая?» — довольно ворчал папа, набрасывая на широкие плечи желтый дождевик, что всегда висел в прихожей наготове.

«Она такая в меня», — важно отвечала мама, натягивая на длинные ноги резиновые сапоги, большой набор которых всегда располагался под вешалкой с дождевиками.

«Да ну?» — смешно поднимал брови папа.

«Ну да», — еще смешнее морщила нос мама.

«Что вы глупости спорите? — возмущалась Мари. — Я не в тебя и не в тебя. Я в Ирэн!»

Родители усмехались и смотрели на сестру-близняшку Мари — Ирэн, которая грустно теребила край дождевика. Ирэн даже купаться не любила, но отказаться от прогулки в хорошей компании не могла.

У ворот полицейского училища промокшая до последней казенной нитки Мари вроде бы встретила однокурсника, который почти присутствовал на утреннем построении. Впрочем, окончательно она в этом не была уверена. Возможно, она встретила кого-то другого. А может, это был именно тот однокурсник, но встретил он не ее. Или ее, но поклясться в этом Мари бы не смогла.

А если б и смогла, то позже ей было бы очень стыдно.

Девушка вбежала под крышу Школы и зашлепала по коридору, оставляя за собой лужицы. Когда она пробегала мимо спортивного зала, оттуда донесся победный крик, перешедший в предсмертный хрип, без какой-либо паузы вновь сменившийся победным криком. Мари хотела броситься на выручку или наутек, но, услышав аплодисменты, вспомнила. Четвертый и шестой отряды. Финал по рукопашному бою.

«Наши победят», — вспомнила она прогноз соседки и отправилась к себе.

Жанны в комнате не оказалось. Мари выжала одежду, с удовольствием приняла душ и попыталась уснуть.

«Как же я засну, — думала она, взбивая подушку, — когда столько проблем? Первый день стажировки. Инструктор меня не любит. Мальчик меня ждет. Тестирование я испортила. Что делать с Зубастым человеком, непонятно. А интересно, что мои предшественники…»

Проснулась Мари без пяти двадцать три. Она терпеть не могла вставать по будильнику, поэтому всегда просыпалась за пять минут до звонка.

«…что мои предшественники, — продолжила думать она, — делали не так? А старший инспектор Георг в ВШП таким стал или его жизнь таким сделала? И что мне с собой на ночную практику взять? А к мальчику что? Сегодня я там одна буду, безо всякой страховки…»

Мари отключила будильник, соскочила с кровати и тут же запрыгнула обратно. На соседней койке лежала Жанна и сопела. Ее левый глаз был открыт.

— Ты чего не спишь? — прошептала Мари.

— Я сплю, — совершенно не сонным голосом ответила Жанна.

— Извини… А глаз зачем открыт?

— Чтобы видеть.

Мари согласилась с логичностью объяснения, но ей по-прежнему было не по себе.

— Ты его закрой, — посоветовала она, — в два раза быстрей выспишься.

Жанна не ответила, но глаз закрыла.

«Так что же мне с собой-то взять? — подумала Мари, потом немного поразмыслила, то есть подумала без слов в голове, и сама себе скомандовала: — Подъем, тревога!»

Через 45 секунд она уже была полностью одета и укомплектована всеми видами снаряжения, которые выдавались на руки курсантам.

Мари миновала КПП («На практику», — сказала она, звякнув наручниками; «Удачной охоты», — ответили из окна КПП) и углубилась в ночной лес в направлении дачного поселка.

Лес шевелился, влажно вздыхал, ветки качались, осыпая землю дробями мелких капель. Хорошо!

— Ну вот, — сказала Мари, ступая по упругому серому мху. — Самое время вспомнить все, что я знаю о методах борьбы с ужасами из шкафов и чуланов.

Увы, знала она немного. Фильмов ужасов Мари не смотрела, ужасных книг не читала. То ли дело сестричка-трусиха, которая очень любила бояться понарошку. В детстве Мари часто пугала Ирэн внезапными воплями «Черти летят!» или «Отдай свое сердце!», но страшные истории из фильмов, которые пересказывала сестра, слушала вполуха.

Кажется, припомнила она, какому-то кошмару надо было подсунуть зеркало. Тогда, увидев, насколько он ужасен, кошмар от огорчения умирал. Зеркальце у Мари было, но сам способ показался девушке оторванным от жизни.

Какое-то исчадие ада взрывали вместе с шахтой, где оно окопалось… или откуда выкопалось… в общем, где-то там оно рылось. От этой идеи курсантка отказалась сразу: метод, конечно, эффективный, никаких жалоб от населения, но слишком уж радикальный.

Был еще какой-то обобщенный способ, который формулировался как «Повернуться к страху лицом». Этого Мари вообще не понимала. Ну повернется она лицом, и что? Не такое уж страшное у нее лицо, чтобы Зубастый человек бросился наутек.

Что там еще было? Найти источник зла и уничтожить его. Источник — одежный шкаф, взорвать шкаф. Проехали. Дать злу то, что ему нужно. Что нужно Зубастому человеку? Откусить голову. Дать ему куриную голову? Курицу целиком? Понятно. Использовать против зла его же оружие.

Зло использует шкаф, значит… прищемить зло дверцей шкафа! Гениально! Какое убожество…

«Кошмар с минусом! — поставила себе оценку за знание материала Мари. — Да, подруга, не тем ты в детстве занималась. Эх, Ирэн бы сюда. Вот бы кто сразу, не тратя времени понапрасну… заверещал и забился в угол».

К дому мальчика девушка вышла даже раньше, чем рассчитывала. «И раньше, чем придумала что-нибудь толковое», — с огорчением добавила она.

Мари посмотрела на особняк. Вон ее окно, крайнее слева. А вон там лейтенант О. ждал, выполнит она задание или нет. Девушка приободрилась. Нет, если бы в шкафу была действительно серьезная опасность, ей бы это дело не поручили. Особой деликатностью полицейские не отличались, но всерьез рисковать жизнью гражданских лиц, тем более пятилетнего возраста, они бы не стали.

«Да и вообще, может в шкафу переодетый полицейский сидел? Да хоть тот же Георг! А я, как дурочка, по правде боялась! Ну, это я, положим, хватила. Вряд ли Георг уменьшился до метра, но все равно. Раз я в прошлый раз справилась, то справлюсь и сейчас. Вот только бы сообразить, как… Ладно, на месте разберемся».

Мари привычно проникла в спальню, прижалась к стене, прислушалась и не поверила своим ушам.

Ребенок спал! Спал самым обыкновенным образом, закрыв оба глаза.

Мари глянула на шкаф — никого — села на пол и задумалась. Альберт сказал, что к спящим детям Зубастый человек не приходит. Ну или приходит, видит, что они спят, и уходит. После вчерашней бессонной ночи мальчик точно будет спать до утра, так что она может… А что она может?

Мари посмотрела на наручные часы. 23:54. Ближайшие два часа придется заниматься непонятно чем.

«Буду сидеть, — решила Мари. — Заодно проверю, действительно ли Зубастый человек не приходит к спящим. В конце концов, кто мне это сказал? Пятилетний мальчик. А кто сказал мальчику? Папа. А папе кто сказал? А папа это сам придумал. Придумщик! Нет чтобы придумать, что при виде полиции Зубастый человек кладет зубы на полку! Или сам себя съедает. Или превращается в плюшевого медвежонка. Или…»

Бип-бйп-бип! — запищал желтый пластмассовый будильник на тумбочке у кровати.

— Мари! — завертел головой мальчик. — Мари, ты здесь?

— Ну а где же мне быть, — сказала Мари и с чувством хлопнула по кнопке будильника. — Зачем будильник поставил? Спал бы себе и спал.

— Но мы же договорились! — обиделся Альберт.

— Ладно, — сказала Мари, присаживаясь на постель. — Давай бояться вместе.

Но бояться вместе получилось не очень. Мальчик вертелся, делился впечатлениями, почерпнутыми днем в песочнице, и живо интересовался, как именно Мари прикончит Зубастого человека.

— Тресну его стулом по башке, — предлагала курсантка двадцатый по счету способ расправы с существом из шкафа, — он и рухнет замертво.

— А если не замертво? А если он снова поднимется? Как разинет пасть…

— А я суну ему в пасть гранату, он и взорвется.

— А если он ее выплюнет?

— Тогда я… Постой, Альберт.

Мари повернула голову к шкафу. Шкаф безмолвствовал. Зубастый человек не собирался приходить туда, где к нему относятся столь неуважительно. Так что она сидит совершенно без толку, а сидеть ей — Мари глянула на часы — еще целый час. Или битый час? Выходит, целый час — то же самое, что и битый? Как же их отличить один от другого?..

Мари потрясла головой и вернулась к нужным мыслям. Значит, так. Пока она здесь, мальчик не боится. Может, Зубастый человек приходит только к тем, кто его боится? Она уйдет, мальчик снова начнет бояться, тут-то Зубастый и явится? Тогда уходить нельзя. Тогда нужно… тогда вот что нужно.

— А знаешь, Альберт, ты прав, — страшным шепотом сказала она. — Выплюнет он гранату. Да и нет у меня гранаты. И стулом по башке с ним не справиться. С ним вообще никак не справиться. Он же сверхъестественный!

— И что же будет?

— Да известно что. Влезет в шкаф, дверью поскрипит, одеждой прошуршит, потом вылезет и пойдет к нам. Топ, топ, хлюп, хлюп, пол прогибается, болотная жижа с него капает — зеленая, вонючая. Топ, топ, хлюп, хлюп, Зубастый человек все ближе, Зубастый человек все больше, зубы щелкают, а на поясе — откушенные головы предыдущих мальчиков! Подойдет, схватит меня за ногу, подбросит к потолку и проглотит, как аист лягушку, целиком, я и пикнуть не успею. А потом склонится над тобой и скажет: «Ну-ка, кто тут у нас на десерт?» И что ты ему скажешь?

— Мне страшно, Мари, — сдавленно прошептал мальчик.

Дверь шкафа скрипнула. Потянуло холодом. Мальчик оцепенел, не успев закрыть глаза.

Фокус удался. Зубастый человек почуял детский страх и пришел. Осталось выполнить вторую часть задачи — победить его. Всего-то.

«Ты-то чего боишься? — спросила себя Мари. — Ты же взрослая девушка, большая… упитанная… Тебя-то он первой и проглотит…»

Дверца скрипнула раз. И заскрипела на одной противной ноте. Мари быстро, чтобы не увидеть подробностей, глянула на шкаф — распахнут настежь.

«Спокойно, девушка, без паники. Сейчас надо, как в прошлый раз, представить происходящее в юмористическом контексте…»

Топ.

Зубастый человек учился на собственном опыте. Еще раз предоставлять Мари время для поиска юмористического контекста он не собирался.

Топ. Застонали, прогибаясь, доски пола.

«Хоть болотной жижей не хлюпает, и на том спасибо…»

Топ. Еще два таких шага и…

«Все, поднимаюсь, расправляю плечи и поворачиваюсь к страху лицом, — решила Мари. — Хуже не будет».

Опять ошибка. Стало намного хуже. Но, по крайней мере, существо остановилось — возможно, для того, чтобы Мари получше его рассмотрела.

Зубастый человек изменился. Он вырос настолько, что почти упирался макушкой в потолок. Очертания Зубастого человека были расплывчатыми, а сам он — очень массивным, словно его надули из лохматого куска черной резины, а потом набили булыжниками. Зубы тоже изменились — место акульего частокола заняли ровные, почти человеческие зубы. Если бы существовали люди с двадцатисантиметровыми зубами.

Существо всхрапнуло, выпустив из пасти клуб морозного воздуха. Мари подняла взгляд на разверстые ноздри и выше… А… а… а вот и… в-третьих. Кожа на затылке девушки зашевелилась. У Зубастого человека появились глаза.

Большие, черные, живые… даже слишком живые. Как будто каждый глаз слепили из полусотни шевелящихся черных муравьев.

Мари чуть не стошнило. Она сделала усилие, удержала ужин внутри и немного пришла в себя. «Думай… думай… Зеркало!»

Если карманное зеркальце Мари и огорчило Зубастого человека, то ненадолго. Из приоткрытой пасти выскочил длинный язык, мокро шлепнул девушку по пальцам, подцепил зеркало и нырнул обратно в пасть.

«Все-таки взрывать надо было, — отрешенно подумала Мари. — Что там у тебя осталось? Юмористический контекст? Ну давай свой юмористический контекст. Помирать, так уж с веселым смехом. Что бы такого пошутить… как бы еще губы расклеить…»

— А-а-а… А-а-а… Сейчас. А-а-а… у т-т-т-те-бя… вся спина белая!

Существо моргнуло одним глазом, потом вторым, склонило огромную башку набок. Потом протянуло сморщенную, как сушеный банан, ручищу к Мари, будто собиралось похлопать ее по плечу, вдруг резко уменьшилось, подалось назад и со свистом втянулось в шкаф.

В комнате заметно потеплело.

«Неужели сработало?!» — не поверила своему счастью девушка.

Нет, не сработало.

Топ, — послышалось из коридора.

Топ.

Топ.

«Решило с другой стороны зайти, — поняла Мари. — Ах ты, тварь неугомонная! Ну погоди у меня…»

Она подхватила стул, сделала два неслышных шага и встала у входной двери.

Дверь медленно… очень медленно… невыносимо медленно…

при…

от…

кры…

лась…

и существо быстро просунулось в комнату.

— Отдай свое сердце! — рявкнула умница, красавица, отличница и специалист высокого класса, после чего наотмашь треснула существо стулом по голове.

— Ох, мать… — сказало существо, оседая на пол.

— Господин старший инспектор? — удивилась Мари.

— Нет… — простонал господин старший инспектор, хотя это был определенно он, — нет… Только не это… Почему ты? Почему меня?

— Так это вы… — Она чуть было не ляпнула: «Так это вы сидели в шкафу?», но вовремя поймала себя за язык зубами.

— Мари, ура! — шепотом закричал мальчик. — Ура, Мари! Ты победила сразу двух монстров!

— Нет, Альберт, — сказала Мари. — Второй монстр — это полицейский.

— Это у нас, полицейских, такое фирменное приветствие, — сказал Георг. — Табуреткой по голове.

— Во-первых, это был стул, — сердито сказала Мари. — А во-вторых…

В глубине дома хлопнула дверь.

— Папа идет, — обрадовался мальчик. — Прячьтесь!

— В шкаф, — скомандовал Георг. — Быстро!

Они еле успели втиснуться между вешалками и прикрыть дверцу, как в комнату вошел отец Альберта.

— Ну? — сонным голосом произнес он. — Что за шум? Опять у тебя в шкафу Зубастый человек?

— Нет! — воскликнул Альберт. — Зубастый человек приходил, но потом пришла полиция и его прогнала!

— Полиция? Полиция — это хорошо. А почему я ее не вижу?

— Они прячутся у нас в шкафу!

— У нас в шкафу прячется полиция? — переспросил отец после паузы.

— Да! Они меня охраняют от Зубастого человека! Теперь я его не боюсь!

Еще одна пауза, куда длиннее первой. «Сейчас он заглянет в шкаф, — подумала Мари. — А стул снаружи остался».

— У нас в шкафу полиция, которая охраняет тебя от Зубастого человека, — монотонно повторил отец. — Поэтому ты его больше не боишься. Что ж, такое положение дел меня вполне устраивает. Спокойной ночи, Альберт. Не шуми больше…

Из коридора донесся длинный удаляющийся зевок.

— А во-вторых, — яростно зашипела Мари, выскакивая из шкафа, — как вы посмели подвергать опасности жизнь ребенка?! Это же было настоящее чудовище! Если бы не я, оно бы его съело!

— Да какое чудовище… — промычал Георг, выплевывая рукав рубашки. — Кого бы оно съело? Что за девичьи фантазии… Что ты тут вообще делала? — инструктор тоже перешел на шипение. — Как ты здесь оказалась?

Ты должна была прийти в назначенное место и пройти инструктаж! И только потом вместе со мной идти сюда и спокойно твое чудище ловить…

— Так вы знали, что оно снова придет?! И собирались его ловить?

— Конечно знал, конечно собирался, — Георг полез за пазуху и извлек в качестве доказательства замызганный мешок.

— Вы хотели поймать его этим мешком?! Да оно в десять раз больше!

— Что?! В десять раз? Нет, это уже ни в какие ворота не лезет…

— В этот мешок оно бы точно не влезло!

— У страха глаза велики!

— Еще как велики! У него глаз, как у вас… мозг!

— А вы завтра снова придете? — присоединился к общему шепоту мальчик.

— Нет! — сипло рявкнул Георг.

— А я еще хочу! Вдруг Зубастый человек вернется?

— Не вернется! Мари теперь каждую ночь будет дежурить в шкафу!

«Вот это да! — подумала курсантка. — Вот тебе, девочка, и производственная практика!»

— Вот это да! Я теперь никогда по ночам спать не буду! Буду смотреть, как Мари дежурит.

Георг помолчал.

— Нет, ты уж лучше спи. Мари будет… невидимой. И неслышимой. И… — он повысил шепот, — молчащей!

— У меня в шкафу будет невидимая засада! Здорово!

Инструктор повернулся к Мари:

— Что у тебя по «скрытному незаконному проникновению в частный дом»?

Девушка опешила.

— Ничего. У нас такого предмета нет. Есть «скрытное проникновение в предполагаемое логово предполагаемых террористов». По нему — пять.

— Тогда выясни, где в предполагаемом логове предполагаемый холодильник.

— Холодильник на кухне, — сообщил Альберт. — Но холодное пиво папа вечером допил.

Георг скрипнул зубами.

— Мне нужен лед. Если папа вечером его не доел.

Когда Мари вернулась с пакетом, наполненным ледяными кубиками, мальчик уже спал, обняв подушку. Полицейские двумя неслышными тенями… точнее, одной неслышной и одной постанывающей тенями выскользнули из дома.

— И что? — спросила Мари. — Я действительно буду каждую ночь…

— Не будешь, — сказал Георг. — Участок большой, его патрулировать нужно.

— Но ведь тогда невидимая засада не сработает! Или… сработает? Так, подождите. Пока мальчик не боялся Зубастого человека, тот не приходил. Теперь он не будет бояться, значит, никто не придет… Так что же это получается? Получается, что я спятила? Этот Зубастый человек, что, был массовой галлюцинацией? Он существовал только в воображении мальчика? А потом в моем воображении съел мое зеркало?

— Ага, — проворчал Георг. — В воображении. Представляешь, приходит завтра этот воображаемый чудик в шкаф, а там — в воображении мальчика — ты сидишь. Ты и так девчонка не промах, а уж в воображении…

Мари почувствовала, что краснеет, и поспешно приложила к лицу пакет.

— Кстати, — сказала она, — а лед вам зачем?

— Лед? Тьфу, черт, задумался. Это мне к глазу приложить. Я же говорю, девчонка не промах. «В воображении»… Все было на самом деле.

Мари обогнала шефа и преградила ему путь.

— Я ничего не понимаю…

— Вот-вот, — инструктор приложил пакет со льдом к голове, — ноль понятия. Девчонка, одним словом. В шкафу был настоящий, реальный, живой кошмар. Его следовало изловить, а ты его спугнула. Теперь ищи его…

— Что значит живой кошмар?

— Ну Оглазой или Посмотрень, — Георг перевернул пакет и двинулся дальше. — Хотя, скорее, Оглазой.

— Кто?

— Оглазой редкозубый обыкновенный…

— Редкозубый?!

— Ну да. Изгоняется простым человеческим разговором. Из шкафа никогда не вылезает и никакого вреда причинить не может, разве что напугать. Что, я вижу, ему отлично удалось.

— Но он вылез из шкафа!

— Этого не может быть. Тебе со страху померещилось.

— Если это был настоящий живой кошмар, значит, и все остальное мне не померещилось, — твердо сказала Мари. — Нельзя сойти с ума наполовину. Он вылез из шкафа. Он подошел к кровати. Он уперся головой в потолок. Он слопал мое зеркало…

— Прекрати нести чушь! Да если б там такое было, кто бы тебя вчера туда пустил? Да я бы первый туда тебя не пустил! Но я пустил. Потому что еще вчера все проверил: в шкафу был совершенно не опасный кошмар. То есть не совершенно не опасный, а условно опасный, то есть условно его можно считать безопасным… отчасти… то есть совершенно… Тьфу! Совсем мозги мне задурила! Короче, вчера ничего опасного для тебя там не было!

— А сегодня было! — воскликнула Мари, которая за время тирады шефа как раз успела подумать. — Это был другой кошмар. Безусловно опасный.

— Что значит «другой кошмар»?

— В эту ночь был не тот кошмар, что в ту! В смысле сегодня был не тот, что вчера. Не акулий человек! Наверное, вчера он сильно обиделся и ушел навсегда. А тот, что сегодня, был в три раза больше, и зубы у него были другие. Хотя и первый не был редкозубым, но из шкафа первый и правда не вылезал. И у первого глаз не было, а у второго были! Ой, какие там были глаза!

— Какие глаза?

— Какие, какие… Как у нашего завхоза! Только крупнее.

Георг остановился. По его лицу пробежала тень сомнения, которая тут же перешла в гримасу страдания.

— Давай все выяснения на завтра. Приходи в офис к десяти утра… что это такое я говорю? Крепко же ты меня приложила… Приходи к часу. А сейчас спать. И не грусти, я тебя научу, это проще пареной репы.

— Никогда в жизни не видела пареной репы, — буркнула Мари,.

Инструктор помрачнел.

— А я видел. И даже ел. И тебе не советую.

Когда Мари вернулась в свою комнату, Жанна сидела на кровати. Выглядела соседка бодро, свежо и совершенно нормально.

— Привет, Маришка! — обрадовалась она и подмигнула двумя глазами одновременно. — Ну, как прошла первая практика? Как твой инструктор?

— Более-менее, — ответила Мари. — Хрястнула его стулом по голове. Узнала много нового.

Она достала из тумбочки скотч и тщательно заклеила двери шкафа.

Глава 4

Пугающий холодильник и летающий портшез

Причина хаоса — бессистемные попытки навести порядок.

А. Азимов. «Ты, робот!»

Если не удается поймать преступника, соответствующего описанию,

постарайтесь поймать преступника, максимально на него похожего.

Устное замечание к плану «Перехват»

— Разобраться, кто это был, — сказал Георг, глядя в дымящуюся кружку, — очень просто. Забираешься в архив-классификатор, перебираешь всех, кто подходит под описание, идентифицируешь…

— А где архив?

— В малой комнате, за аквариумом. Даю тебе два часа. Я пока чаю попью.

Мари вернулась через пять секунд.

— Извините, я не нашла…

— …аквариума? Ничего удивительного. Он уже давно высох. Я в него складываю зимнюю одежду.

— Извините, я комнаты не нашла.

— А что там искать? Встаешь в центр большой комнаты, лицом к правому сейфу, отсчитываешь 45 градусов влево, разворачиваешься на 180 градусов, идешь, у второй стопки книг поворачиваешь направо, снова идешь, не доходя до холодильника, останавливаешься… — Георг посмотрел на Мари и пришел к гениальному выводу: — Нет, показать будет быстрее.

С видом человека, которого по пустякам отрывают от важных дел, инструктор встал, покряхтел и направился в комнату. Там он ногой отодвинул пачку книг, плечом — шкаф с цветочными горшками, и ловко подцепил то, что казалось висевшим на стене куском старых обоев, а оказалось куском старых обоев, закрывавшим проход в темную комнатушку. Георг широким жестом указал Мари путь и вернулся на кухню с видом человека, которого перестали отрывать от важных дел, и уж теперь-то он наконец сделает то, что откладывал столько лет.

Девушка осторожно вошла в малую (и еще более захламленную) комнату. Там она попыталась нащупать на стене выключатель, два раза обо что-то укололась и решила подсветить себе фонариком. Кандидатов на роль аквариума оказалось два. Слева — низкий и широкий, справа — повыше и поуже. Оба стеклянных ящика были заполнены каким-то барахлом. Мари попыталась выяснить, какое из барахлов (барахол?) зимнее. Ей повезло. Перебрав в узком ящике несколько толстых от пыли рубашек, она наткнулась на лыжную палку.

Теперь осталось найти архив-классификатор.

Мари разгребла груду вещей за аквариумом и обнаружила на полу архив — объемистый альбом в синем бархатном переплете. Девушка села рядом и погрузилась в изучение отвратительных мутных физиономий. В среде кошмаров, судя по всему, было принято принимать человеческий облик, некоторые выглядели почти как настоящие люди. Выдавал их только злобный, безжалостный взор. Мари искала очень тщательно, но все равно не смогла выполнить приказ шефа. Во-первых, не нашла никого похожего, во-вторых, уложилась в десять минут. «В любом случае, — решила курсантка, — доложить об отсутствии результата нужно».

Георг пребывал на кухне в блаженном состоянии. Кружка его уже не дымилась, а пенилась. Увидев Мари, инструктор спешно вернул на лицо страдальческую гримасу.

— Лечебное пиво, — пояснил он, — снимает любые боли. В том числе послеоперационные, травматические и фантомные. А также позволяет быстро восполнить нехватку калорий. А ты что, решила подкрепиться перед большой работой?

— Никак нет. В смысле, этого кошмара там никак нет.

Георг посмотрел на часовую башню. Хотя механизмы и привирали, ни у одного из них не хватило наглости заявить, что прошло уже два часа.

— А вас там неплохо натаскали, — заметил он. — И что, совсем никого похожего?

— Один, кажется, похож, — Мари протянула раскрытый архив. — Он чем-то смахивает на нашего начальника Школы.

Полицейский внимательно изучил указанную фотографию.

— А ты наблюдательна, стажер. Это и есть ваш начальник Школы.

Георг выудил из-за батареи влажную тряпку и начал с усилием тереть обложку архива. Вскоре на ней проступили буквы:

«Высшая Школа Полиции. Выпуск 1981 года».

Мари задумчиво зарделась.

— А теперь скажи мне, девушка, — ласково произнес Георг, — почему ты полчаса любовалась моим выпускным альбомом, вместо того чтобы выполнять приказ?

— Значит, — ответила Мари, — это был не аквариум.

И направилась к выходу из кухни.

— Нет уж, — сказал Георг, — теперь я тебя сам отведу. За ручку. А то вас там даже ходить по офису не научили.

В малой комнате инструктор мгновенно нашел выключатель, который оказался вмонтированным в плинтус. Тусклая лампочка осветила левый ящик и недвусмысленно торчащую из него шапку-ушанку.

— Если это аквариум, — сказала Мари, — то за ним архива нет. За ним только стена и дверь. А вы сказали, архив в маленькой комнате, за аквариумом.

— Архив в маленькой комнате за аквариумом, — согласился Георг.

— Но за аквариумом нет никакого архива… подождите. Архив что, за дверью? То есть архив не за аквариумом в маленькой комнате, а архив в маленькой комнате за аквариумом?!

— Архив в маленькой комнате за аквариумом.

— Так бы сразу и сказали, — сказала Мари, чтобы хоть что-то сказать.

— Поздравляю, — сказал Георг и отхлебнул из кружки. — Тебе понадобилось всего сорок минут, чтобы осознать приказ начальства и уловить разницу между коридором и комнатой.

Он открыл дверь.

Маленькая комната выглядела раза в два просторней большой. Впрочем, когда Мари, прижав холодные ладони к пылающим щекам, достигла некоторого температурного равновесия, она поняла, что на самом деле комната меньше. Просто в ней совершенно нет хлама. Архив-классификатор представлял собой три плоских металлических шкафа со множеством ящиков. На каждом ящике белел картонный прямоугольник с надписью. В центре комнаты под мощной люминесцентной лампой стояли вращающееся кресло и маленький столик.

— Оказывается, в делах у вас порядок, — сказала девушка. — А по большой комнате и не подумаешь…

Она увидела выражение лица инструктора и замолкла.

— У меня. В делах. Порядок. И это не оказывается, а должно быть ясно от одного взгляда на меня… — Георг взмахнул кружкой и вылил на себя глоток лечебного пива. — Тьфу! А архив этот мой напарник собрал. Тот, который Макс. Который с докторской степенью по математике. Которая ему не помогла…

— Что ты сидишь над тарелкой? Почему не ешь суп ?

Девочка лет четырех с торчащими в разные стороны, хвостиками косичек задумчиво водит ложкой в разноцветной жиже.

— Ну что за фокусы, Элен ? — мать девочки садится напротив. Полуденное солнце светит ей в спину, так что лица матери почти не видно.

Девочка выпячивает нижнюю губу.

— Хочешь, чтобы, он совсем остыл ? Чтобы стал совсем невкусным ?

— Он уже совсем невкусный, — говорит девочка и бросает ложку на стол. — Не хочу супу.

Мать хмурится на дочь, потом заглядывает в вазу с конфетами.

— Ну конечно! Ты опять ела конфеты перед обедом! Перебила аппетит. Разве я тебе не запретила есть сладкое перед едой ?

— Конфеты вку-у-усные, — начинает ныть Элен. —А суп проти-и-ивный…

— Значит, так. Если ты сейчас же не доешь суп, придет дядя полицейский и заберет тебя в тюрьму. Слышишь ? — мать несколько раз топает под столом ногой. — Он уже стучит в дверь. Я иду открывать.

— Мама! — глаза девочки расширяются. — Ты отдашь меня полицейскому ?

— Как же я тебя не отдам полицейскому, если он действует по закону ? По закону всех девочек, которые не едят суп, забирают в тюрьму. Я тебе ничем помочь не смогу.

Элен хватается за ложку.

— «Пугающий Холодильник», — читала Мари с архивной карточки. — «Неподвижный. Технологический. Глотатель. Парализует жертву урчанием…»

Она подняла глаза на Георга.

— Так я и думал, — с довольно мрачным видом (одновременно мрачным и довольным) произнес инструктор. — Никакого системного подхода. Ты знаешь, сколько здесь карточек?

— Много.

— А знаешь, чему равно это «много»? 20 167 штук. Или 19 785. Или около того. Если брать их наугад, как ты, и на каждую тратить пять минут… Сколько получится?

Мари полюбовалась изображением черного холодильника. И без умножения было ясно, что работы ей тут на несколько месяцев.

— Засовывай свой Холодильник на место, — приказал Георг, — и начинай думать головой.

Полицейский отхлебнул еще пару раз, после чего не выдержал:

— Не про меня думай, и не гадости всякие, а про то, как правильно искать информацию.

«Сейчас мне будет стыдно», — подумала Мари, жалобно вздохнула и посмотрела на инструктора своим фирменным взглядом недоумевающего олененка. От этого взгляда самый матерый волчище забыл бы о злодейских планах и вывез Мари из дремучего леса на серой спине.

— Вот несчастье на мою голову! — в сердцах воскликнул Георг. — Мы полицейские или мы в детском саду? Все же классифицировано, разнесено по видам, подписано! Ну смотри, этот ряд — условно вымершие кошмары, о них можно сразу забыть…

— Условно вымершие?

— Поясняю на примере. — Георг выдвинул один из ящиков, выхватил карточку и прочел: — «Летающий портшез. Подвижный. Устаревший. Раздробитель. Зажевывает полы камзола до полного удушения жертвы». Понятно, почему вымер?

— Не совсем. А что такое «портшез»?

— Вот потому и вымер. Как люди будут бояться каких-то портшезов, если они не знают, что это такое? Вот если портшезы вдруг снова получат распространение, тогда другое дело. История, знаешь ли, движется по спирали… Да-да, по спирали, нечего на меня смотреть так удивленно. И чему вас только в Школе учили…

— Древним расам, — начала перечислять Мари, — вампирам, инопланетянам, рукопашному бою…

— Понятно. То есть непонятно, как ты вообще прошла проверку. Твой кошмар был антропоморфным, предметообразным или не пойми что?

— Первый или второй?

— Первый — мелочь, он нас не интересует. Второй был антропоморфным?

— То есть был ли он похож на человека? Да нисколечко! У него был совершенно нечеловеческий взгляд!

— При чем тут взгляд? Сколько у него было тел?

— Одно.

— Голов?

— Одна.

— Рук? Ног?

— По две. Но это все равно был не человек! Это было… чудище!

— Эх, девочка, плохо ты знаешь людей. Значит, твой был антропоморфным. Средний шкаф. Дальше. Кошмар подвижный?

— Да. Рот открывал.

— Рот они все открывать мастаки. У кого он есть, конечно. Раз, как ты говоришь, твой ужас из шкафа вылез, значит, подвижный. Вот если бы он пасть открыл и ждал, пока ты туда сама заберешься…

— Еще чего!

— …тогда был бы неподвижным. Неподвижные — верхняя треть среднего шкафа. Что осталось? Остались ящики 135-264. Видишь, как все просто.

Мари оглядела ящики 135-264. «Глотатели», «Душители», «Жеватели», «Давители», «Откусыватели», «Затягиватели», «Затаскиватели», «Засасыватели», «Выскакиватели», «Выпрыгиватели», «Щипатели», «Щекотатели»… Ей стало зябко.

— И чего ты ждешь? — спросил Георг. — Давай ищи.

— А нельзя еще точнее… классифицировать?

— Нельзя. Если бы ты не поторопилась, то можно было. По способу уничтожения жертвы.

— То есть вы предпочли бы, чтобы я дождалась, пока он начнет меня жевать, а я бы его определила как жевателя?

— Ну-у-у… В идеале да.

— У нас разные представления об идеале, — девушка отвернулась к шкафу и выдвинула ящик с номером 178.

Георг пошевелил усами и заметил:

— Ты бы лучше с глотателей начала. Ящики 135-152. Вряд ли у душителя были бы зубы.

Мари не отвечала.

— Хотя, — произнес полицейский, — в принципе, бывали случаи.

Ответом ему было упрямое сопение. Георг пожал плечами и отправился на кухню. Там он плеснул себе еще немного лечебного пива и неспешно стал им лечиться…

— Ну вот, молодец. Видишь, ничего сложного в том, чтобы съесть суп, нет. И стоило из-за этого так мать изводить, а, Элен ? Вот тебе целых три конфеты, заслужила.

Девочка хватает конфеты, бежит к дивану, садится рядом с большим розовым слоном, включает телевизор. На экране тут же начинают скакать и верещать рисованные зверюшки.

— Элен, я ухожу. Ненадолго. Вернусь в шесть. Помнишь, сколько это? Когда большая стрелка будет показывать строго вверх, а маленькая — вниз.

Девочка кивает.

— Что ты, не должна делать одна дома, повтори.

— В окно не высовываться, дверь никому не открывать.

— И?.. И не брать конфет из вазы. Ты меня поняла?

Девочка смотрит на маму, ее перепачканные шоколадом губы начинают дрожать. —Конфеты вку-у-усные…

— Значит, так, — говорит мама.

Она берет вазу, ставит ее на верхнюю полку серванта, открывает ящик комода, достает ножницы, показывает дочке.

— Это заколдованные ножницы. Смотри, я их кладу рядом с вазой. Как только какая-нибудь непослушная девочка полезет за конфетами, ножницы — чик! — и отрежут ей пальчики.

Элен недоверчиво смотрит на маму, потом на полку.

Мама уходит, гремя дверным замком. Элен отворачивается к телевизору. У нее есть еще две конфеты.

…Георгу снился нестрашный кошмар. Ужасные твари летали, ползали и прыгали, пытаясь его напугать, а он совсем их не боялся. Наоборот, смелый полицейский ловил ужасы большой пивной кружкой и вытряхивал в архив-классификатор. Вот к нему приблизилась целая группа кошмаров, которые поддерживали увесистые нижние челюсти маленькими лапками.

— Жеватели, — представились они.

— Душители, — отрекомендовалась вторая группа, размахивая змеевидными конечностями.

— Глотатели! — прогорланили ужасы из третьей группы.

Кошмары уставились на Георга, ответного приветствия не дождались и принялись скандировать:

— Жеватели! Душители! Глотатели! Кто-то положил щупальце на плечо Георгу.

Полицейский оглянулся. Антропоморфный ужас в облике симпатичной девушки склонил к нему лицо и спросил:

— А что, эти глотатели и душители на самом деле глотают и душат?

Инструктор открыл глаза. Помотал головой. Антропоморфный ужас принял облик курсанта Мари.

— Глотатели и душители, — терпеливо повторила она, — на самом деле глотают и душат?

— Нет, конечно.

— А почему тогда они так называются?

— Это просто их способ пугать. Мари удивилась.

— Хороший способ. Если бы меня начали заглатывать, я бы обязательно слегка испугалась.

— Да нет. Это вид угрозы, при помощи которой они воздействуют на людей. Как правило, они лишь изображают, что собираются задушить или зажевать, чтобы испугать человека. Они ведь не людьми питаются, а их страхом.

— Вы сказали «как правило», — заметила Мари.

— Это ты верно заметила, — почему-то довольно произнес Георг. — Бывают и телесные повреждения, и летальные исходы. Редко, но бывают.

— Вот как? — девушка поникла, вся ее бодрость куда-то улетучилась. — То есть на этих карточках не преувеличивают?

— Да, — повторил полицейский. — Ужасы иногда убивают людей.

Он выжидательно посмотрел на Мари.

Мари молчала.

— Ну? — наконец не выдержал инструктор. — Разве ты не хочешь сказать: «А почему же эти ужасы не истребят?»

— Люди тоже иногда убивают людей, — ответила Мари, думая о чем-то другом. — Что ж теперь, всех людей перебить?

— Это должна была быть моя фраза! — возмутился Георг. — Да что ты за стажерка такая! Все новички, как узнают о летальных исходах, тут же требуют поголовного изничтожения кошмаров, одна ты… Кстати, — инструктор воззрился на часовую башню. — Два часа прошло… Или не прошло? Короче, ты задание выполнила?

Мари кивнула и положила на стол красную, как тревожный сигнал светофора, карточку.

Мультфильмы кончились. Конфеты тоже. Элен выключает телевизор, задирает голову к часам. Большая стрелка показывает влево, а маленькая немного не доползла до самого низа. Элен ставит к серванту стул, забирается на него. Поднимается на цыпочки, внимательно смотрит на ножницы. Ножницы неподвижны. Элен вздыхает, протягивает руку к вазе, держа ее подальше от ножниц.

Щелк!

Девочка отшатывается и чуть не падает со стула. Невидимая рука поднимает ножницы — щелк! щелк! — еще пару раз режет воздух и начинает проявляться. Рука похожа на куриную лапу.

Элен кричит, поворачивается, спрыгивает со стула, бежит через комнату, забирается с ногами на диван, крепко обнимает плюшевого слона, замолкает и только после поднимает глаза на полку.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.