**

 
      – И чего ты такой умный? – поинтересовался директор Виктор, любуясь мною сквозь хороший коньяк.
      Я задумался. По всему выходило, что наниматель прав: я умно съездил в Германию, умно устроился после этого в Москве, уже месяц давал умные советы всему торгово-издательскому концерну… Личную жизнь тоже устроил умнее некуда – моя очаровательная избранница жила в соседней стране и не слишком надоедала мельтешением перед глазами. Зато я летал к ней на выходные каждый раз, когда было настроение. При этом умудрился сделать предложение, не получив ни позорного отказа, ни обременяющего согласия.
      Да, пожалуй что умен.
      – От природы,- ответил я, и мы сдвинули бокалы.
      – А раз ты такой умный, – хитро продолжил Виктор, – скажи, что делать с расширением производства.
      – Расширение производства есть путь в долговую яму, – бодро отрапортовал я.
      – Не выпендривайся. Ты прекрасно понимаешь, что нам это не совсем грозит.
      Я понимал.
      – Можем пересмотреть принципы мотивации работников, – предложил я.
      – Во-первых, там есть кому пересматривать. Петропавловского знаешь? Он в менеджменте не хуже, чем ты в маркетинге.
      Я потупился. Это была высокая оценка нас с Петропавловским.
      – Во-вторых, ну усилим мы мотивацию, и что? На сколько производительность поднимется?
      – Процентов на десять.
      – Это полумеры, – отмахнулся Виктор.
      Тут у меня в нагрудном кармане завибрировало. Я смутился. Включенный фильтр входящих звонков оставлял доступ всего одному абоненту. Шеф махнул рукой (мол, давай, общайся) и откинулся в кресле. Его всегда забавляло, что ведущий сотрудник умеет мурлыкать в трубку.
      – Мяв,- не обманул я ожиданий начальства,- я тут разговариваю.
      – Ага. А потом ты чего будешь делать?
      – Думать.
      – Обо мне?
      – О работе. Есть важная проблема.
      – Я тоже важная проблема.
      – Самая важная. Я потом перезвоню.
      – Потом я спать буду.
      – Значит, напишу. Ну все, мяв. Виктор откровенно развлекался.
      – До завтра справочку подготовишь? – спросил он, улыбаясь и зевая одновременно.
      – Я, пожалуй, ночкой тут подумаю?
      – Валяй, – ответил директор и удалился, пробормотав напоследок: «Хорошо быть холостым!»
      В конторе уже привыкли к тому, что я изредка остаюсь в «ночное». По-моему, только ночью и можно заниматься серьезной аналитической деятельностью. Никто не ходит, не дергает, мыслей никаких нет…
      Я вздохнул и открыл Excel. Написал: «Система оплаты труда работников издательского отдела». Полюбовался.
      Открыл The Bat! и набросал письмо Кате. Перечитал и добавил немного глупых нежностей. Отправил. Полазил по интернету.
      По опыту я знал, что когда мозг загружен сложной задачей, лучше всего не вмешиваться в его работу какое-то время, а заняться какой-нибудь посторонней деятельностью.
      Домой ехать было уже глупо, оставаться спать – жестко (пробовал один раз, на всю жизнь зарекся), раскладывать пасьянсы и читать гороскопы я не люблю. Чем еще может развлечься человек с компьютером? Тут я вспомнил Людочку – секретаршу с моей прежней работы. Днями напролет эта истомившаяся по любви девица ползала по каким-то чатам знакомств и сайтам брачных контор.
      Это было достаточно глупое и вместе с тем интересное занятие. Я потер руки и погрузился в пучину виртуального флирта.
 

**

 
      Какая же я дура!
      Умная женщина не сидела бы сейчас здесь, умная женщина вышла бы замуж, прописалась в Москве и сидела там.
      Умная женщина не куковала бы все вечера в одиночку, не спала в обнимку с подушкой и не ходила на опостылевшую работу.
      Я ненавижу вставать по утрам! Я ненавижу одинокие вечера!
      Я устала. У меня депрессия. И я поправилась на четыре килограмма.
      Самое противное, что я прекрасно знаю все способы борьбы с плохим настроением. Рецепт простой: пара-тройка восхищенных мужчин, немного флирта и хороший секс на закуску – жизнь снова будет прекрасна и удивительна.
      А Сергей?
      Он приезжал неделю назад, значит, еще пару недель мне придется спать в одиночестве. Да и померкли страсти. Все его последние приезды были похожи на возвращение капитана дальнего плавания. Полдня он отсыпается, потом я его кормлю, потом мы выгуливаем ребенка. Ни тебе цветов, ни горящих от страсти торфяников.
      Мне уже иногда кажется, что я готова завести себе еще одного мужчину, чтоб был всегда где-нибудь под рукой. Останавливает меня то, что начнутся неизбежные разборки, моральные терзания и проблемы выбора, а мне только этого счастья сейчас не хватает!
      Наверняка найдутся люди, которые скажут, что я классно устроилась. Вроде мужик есть, а под ногами не путается, жизнь не отравляет, носки ему стирать не нужно. Деньги, опять же, привозит. А что я тут делаю в свободное от него время, его и не касается. Проконтролировать меня он не может при всем своем желании.
      Но я ведь тоже не могу его контролировать! Он же тоже там неизвестно где, неизвестно с кем шляется. Вот, например, сегодня. Говорит, что остался ночевать в офисе. А откуда я знаю, что это правда. А если и правда, то кто там еще с ним остался?
      Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, я решила включить компьютер. Залезла в интернет, но и там все было как обычно.
      Чем бы мне заняться?
      Может игрушку какую скачать? Хотя я в игры лет десять не играла. О! Знаю! Меня уже давным-давно девчонки на работе просили найти им какой-нибудь сайт, где можно познакомиться с приличным мужиком. Вот и займусь. А может и сама с кем-нибудь познакомлюсь!
 

**

 
      Сначала попробовал чат. Три минуты понаблюдав за бессмысленным и хаотическим общением, понял, что нужно поискать что-нибудь более неспешное и основательное.
      Первый же попавшийся на глаза сайт знакомств разочаровал. Если верить ему, большинство девушек интересует только интим, меньшинство – желание завести семью. А поговорить? Просто пообщаться? Нет, если потом дойдет до интима, отбиваться не буду. Или буду? У меня ведь есть Катя.
      Я перебрал еще несколько служб «Найди меня» и остановился на том, где не было слов «Лучшие знакомства!» или «Поиск жениха за границей». Добросовестно зарегистрировался, заполнив уйму неожиданных полей. Споткнулся на вопросе «„Сова" вы или „жаворонок"?». Ответа «сурок» не нашел, поэтому выбрал «сову». Получил подтверждение регистрации и принялся ждать.
      Мой отец, который много лет с неизменным неуспехом пытался привить мне любовь к рыбной ловле, сегодня мог бы мною гордиться. Я все делал как нужно: нашел тихую заводь, прикормил, наживил, забросил удочку и принялся напряженно следить за поплавком – за папкой «Входящие». Два раза случилась ложная поклевка (приходил спам), но через десять минут терпение было вознаграждено – наживку заглотили сразу две рыбины.
      Первая оказалась так, пескариком. Неуклюжая попытка флирта, многозначительные намеки на «разкрепашченую» фантазию (орфография оригинала) и фотка, явно спертая с какого-то порно-портала. Даже отвечать не стал, а адресата занес в черный список (немедленное удаление всех писем).
      Зато вторая поклевка принадлежала явно благородной рыбине – плотве или густере. Просто, без глупостей, с легкой иронией и минимумом грамматических ошибок. Если возраст «пескаря» не превышал 20 лет, то «плотвичка» была в любимом мною самом соку (от 28 до 32 лет). Высшее образование плюс жизненный опыт. Подкупило то, что во первых строках моя партнерша честно призналась, что живет одна, но с ребенком. И что «в первую очередь ее интересует нормальное человеческое общение». Фраза внушала надежды.
      С одной стороны, я именно об общении и мечтал, с другой – «первая очередь» предполагала наличие, как минимум, «второй очереди». Почему бы и нет? Катя Катей, но легкий роман, переходящий в веселое интимное приключение, мне не повредит. Гуляй, пока холостой.
      Я тут же ответил. И тут же получил ответ. Мы с ходу зацепили какой-то философский вопрос, в чем-то сошлись, о чем-то поспорили, над чем-то похохотали. Претендентки на роль улова продолжали изредка одаривать меня посланиями, но тут же уничтожались без права на амнистию. Я только вошел во вкус болтовни с интеллигентной собеседницей, когда она откровенно заявила, что ей пора спать, но завтра обязательно продолжим.
      Я встал и походил по офису, разминая шею. Ладно, поразвлекались, можно и к задаче вернуться. «Ну, – поинтересовался я у мозга, – ты как?» – «Да есть одна идейка. Функциональный анализ помнишь?»
      Я остановился, сел и принялся вспоминать функциональный анализ. Зарплата должна быть функцией (проще говоря, зависеть от) чего? Рабочего времени? А вот шиш вам и Марксу вашему! Зарплата должна быть функцией прибыли. Чем большую прибыль приносит человек, тем больше ему нужно платить. Я набросал на бумаге первую простейшую формулу…
      …К утру был готов документ Excel, который по одному нажатию клавиши рассчитывал оплату труда большинства наемных работников моей новой конторы. Усталый, но довольный, я дождался секретаршу и передал с нею записку для шефа. Можно было ехать домой отсыпаться.

      Хождение по интернету оказалось гораздо интереснее, чем я предполагала. Довольно быстро я напала на сайт, который обещал мне найти идеального партнера, причем не только с целью секса, но и просто для виртуального общения. Совесть замолчала, я оживилась.
      Оказывается, есть такая штука – соционика. С помощью несложного теста компьютер взялся определить мой соционический тип, а потом методом от противного найти мне идеального партнера.
      Каково же было мое изумление, когда выяснилось, что этих идеальных партнеров не один-два, а десятки. Я читала анкету за анкетой и не уставала поражаться. Сколько же вас здесь! Молодых, активных, 180 х 70. Блондины, брюнеты, менеджеры, экономисты… Откуда вас столько? Все холостые (или врут), практически все с детьми, но в разводе (я задала возраст от 28 до 40), все увлекаются спортом, все любят слушать музыку и просто мечтают о том, чтобы познакомиться с женщиной моего соционического типа.
      А куда же смотрят окружающие вас женщины? Как же так? В жизни не встречала мужчину, обладающего перечисленными достоинствами и при этом холостого.
      Я увлеклась всерьез. Чтобы не было ошибок, полезла читать про соционические типы. Кто же я на самом деле?
      После долгой возни выяснилось: рациональный этико-сенсорный экстраверт под названием Гюго. А для полного счастья мне нужен рациональный логико-интуитивный интроверт под названием Робеспьер.
      Выговорить, а тем более понять это невозможно, да и не нужно, ну и ладно. Попытка не пытка. Я быстренько зарегистрировалась на сайте и отправила несколько ответов на наиболее понравившиеся мне анкеты. Выбирала преимущественно москвичей, чтобы, с одной стороны, можно было встретиться, а с другой, это было не так просто. Тем более, что из моего родного города меня почти никто не впечатлил.
 

**

 
      На работе я появился только к вечеру, как раз в разгар производственного совещания. Несколько директоров азартно обсуждали недостатки моего «проекта реформы оплаты труда». Я в ответ указал на недостатки этой ужасной грамматической конструкции («проекта реформы оплаты труда» – четыре родительных падежа подряд) и попросил поконкретнее. Оказалось, что претензии вовсе не к предложенной системе, а к цифрам, которые я туда заложил. По ним выходило, что бездельник будет получать в пять раз ниже ударника. Лично я ничего плохого в этом не видел, но коррективы внес. Дискуссия разгорелась с новой силой – директора выясняли, должен ли руководитель проектов подчиняться заведующему редакцией. Мне стало скучно, и я под предлогом срочной работы смылся в свой кабинет.
      Почтовый ящик был полон. Расправившись со спамом, я изучил оставшиеся восемь писем и обнаружил, что прекрасная незнакомка мне написала, а вот Катя – нет/Встревожившись, я вошел в «аську» и с облегчением увидел, что Кошка уже там. Я послал бодрое «Мяу!» в сопровождении самого улыбчивого смайлика. Мне не ответили. Наверное, Катя отошла от компа, а из интернета не вышла. Ответное мяуканье появилось в окне ICQ только через пять минут. «Эгегей! – обрадованно забарабанил я по клавиатуре. – Ты там как?» – «ОК» – ответили мне еще через несколько минут. Последующее общение происходило словно через спутник. Я задавал вопрос и томительно ждал отклика.
      В конце концов мне это надоело, и я позвонил.
      – Эй! – поинтересовался я. – Ты чем там занимаешься?
      – Ничем,- ответ сопровождался треском клавиатуры.
      – Пишешь что-нибудь?
      – Нет… То есть мне кое-что по работе сделать нужно… Сейчас…
      Треск усилился.
      – Да потом допишешь,- обиделся я, – целый вечер впереди!
      – Ага, – сказала Катя, особенно громко клацнула и словно вынырнула из спячки. – Ну, ты как?
      – Нормально. Как Машка?
      – В ванной отмокает. Она сегодня лучше всех «ласточку» сделала.
      – Это на фигурном? -Да.
      Чем дальше шла беседа, тем сильнее я ощущал, что отрываю человека от чего-то важного и срочного. Я обиделся и как можно суше распрощался.
      Снова посмотрел в почтовый ящик. Письмо от вчерашней ночной подруги было помечено восклицательным знаком. Я пожал плечами и раскрыл его. На свежую голову стиль и манера общаться новой знакомой уже не казались мне такими милыми. Я что-то черкнул ей в ответ, но усердствовать не стал. Сослался на занятость.
      Остальную корреспонденцию пришлось обрабатывать еще полчаса. На что нужно, ответил, остальное переслал по нашим службам. Пробежался по новостям.
      Тут совещание закончилось, директор вызвал меня и торжественно сообщил, что моя система в целом утверждена и будет опробована в нашем филиале. Я вежливо поблагодарил, но особой радости не испытал. Все это мелочь и чепуха. Нужно было решать макропроблему. Для начала – хотя бы сформулировать ее. Я испросил у Виктора разрешение поработать денек дома и немедленно туда отправился. При этом старался перемещаться пешком: задача действительно серьезная, и решать ее нужно только в пешем порядке.
      К счастью, шел меленький дождик, и прохожие под ногами не путались. Подобрав подходящий ритм движения, я принялся раскладывать в уме пасьянс из сегментов рынка. Где-то конкуренты толкались локтями, где-то было просторно – и правильно, нечего было делать в таких сегментах крупным игрокам…
      В этом месте рассуждений пришлось прерваться и зайти в метро. Думать под землей я не умею, умею только читать.
      Когда я поднялся под свет вечерних фонарей, вспомнить, на чем я остановился, не получилось. Вместо рассуждений о поведении рынка в мозгу всплыло воспоминание о сегодняшнем странном разговоре с Катей.
      Да, система оплаты труда была мелочью и чепухой. И мысли о маркетинге тоже были мелочью, только более крупной. А вот Катино поведение казалось все более и более подозрительным.
      Я устал думать и поймал такси.
 

**

 
      Чем больше я шлялась по сайтам знакомств, тем больше убеждалась, что жизнь проходит мимо.
      На всем пространстве СНГ толпы мужиков просто жаждали на мне жениться. Судите сами: я и молодая (для тех, кому под сорок), и красивая (а если издалека, то просто супер), и без комплексов (наверное), и с целью создания семьи. Просто мечта любого интернетчика!
      И я не собиралась наслаждаться в одиночку. Вечером, когда мне стал названивать Сергей, я как раз увлеченно пересылала наиболее понравившиеся анкеты на работу, чтобы поделиться ими со страждущими. Мы с девчонками решили не мелочиться, а отправлять каждому кандидату несколько анкет. Пусть выбирает!
      По-моему, Сергей обиделся. Я ему хоть сказала, чем занимаюсь? Или не сказала? Обычно я могу не то что два, даже три дела делать одновременно, но сегодня заклинило, совершенно не помню, о чем мы с ним говорили, слишком уж я была поглощена потенциальными мужиками-женихами.
      Следующие пару недель прошли необычайно плодотворно. Наша секретарша Леночка ввязалась в переписку с несколькими «кандидатами», и мы все активно ей сопереживали. Особенно нам нравился один товарищ по имени Дима из нашего города. Просто ангел в мужском обличье. На четвертый день переписки он предложил встретиться, Лена вся издергалась, день угробила на то, чтобы привести себя в порядок, а вечером внезапно захандрила и стала отказываться от свидания.
      – Понимаешь, он для меня слишком хорош. Он же такой умный! Он директор, у него фирма… А кто я? У него таких секретарш полный офис!
      Я успокаивала ее как могла:
      – Ты себя не недооценивай. Если бы ему хватало секретарш, он бы не давал объявления в интернете! Сходи, встреться, может, это судьба. В конце концов, сказку про Золушку не просто так написали, должно же иногда ив жизни происходить что-то подобное. Вон, принц Датский недавно тоже абы на ком женился…
      В итоге совместными усилиями мы выпихнули Лену из офиса и заставили пообещать нам, что завтра она все подробно расскажет.
      Завтра Лена пришла в двенадцать, и по ее виду сразу было понятно, что все она нам не расскажет. Она растекалась по столу с такой блаженной миной, что я начала испытывать острый приступ зависти. Вот черт! Это же я их познакомила! И письма мы вначале вместе писали! А все удовольствие ей! Это несправедливо!
      На все вопросы Лена закатывала глаза и мычала нечто совершенно невразумительное и неприличное.
      – А когда вы в следующий раз встречаетесь?
      – Сегодня в обед, У него квартира на проспекте. Ух! Там такая спальня! М-м-м…
      Лена находилась в таком состоянии еще двое суток, на третьи ее энтузиазм заметно ослаб. Вернее ослаб энтузиазм у Димы, который внезапно пропадал неизвестно куда, отключал телефон и вечером отвез ее спать домой.
      Лена мучилась, психовала и не понимала, что она сделала не так.
      – Я же ему все-все позволяла… Я же ему слова поперек не сказала, – жалобно причитала она, гипнотизируя телефон.
      – А может, нужно было сказать?
      – Ну как же я… Кто он, а кто я… Как я могу ему возразить?
      И тут я совершила практически противозаконный поступок. Взяла и написала Диме письмо. Создала себе ящик на Яндексе, чтобы не замусоривать свою почту, и отправила. Ответ пришел буквально через пару часов, причем такой же, как и Лене. То есть не просто похож, а абсолютно похож. Все так же, слово в слово. О том, что из всех анкет он выбрал только мою, потому что по неизвестным причинам именно она его зацепила.
      Вместо того чтобы возмутиться, я написала ответ. Знаете, бывает иногда: начинаешь делать глупости, а остановиться не можешь. Понимала ведь, что зря я…
      Самое противное, что я ловила себя на том, что всем остальным он это может быть и по шаблону писал, а мне искренне… Бабы – дуры!
      Короче, развивалось все по уже известному сценарию: мне предложили встретиться на третий день переписки.
      И я пошла! Нет предела человеческой глупости! От неминуемого падения спасло меня только то, что я активно при этом на себя злилась. За все. За то, что ввязалась в этот бред, за то, что подставляю Лену, которая у меня на плече третий день рыдает, за Сергея, с которым у меня все замечательно, мы все время общаемся, но эту историю я ему никогда не смогу рассказать, потому как он не поймет, что в ней смешного. А злость на себя, как известно, всегда срывается на тех, кто рядом. А рядом оказался Дима.
      Он очень старался, он был сама любезность, он вел тонкую светскую беседу. И мы уже совсем было собрались пойти перекусить, но тут он хлопнул себя по лбу, сказал, что забыл дома какие-то бумажки, которые вечером кому-то должен отдать, и что мы сейчас быстренько за ними заедем к нему домой.
      – Если боишься, подожди меня в машине, – сообщил Дима с лучезарной улыбкой.
      Сыграно просто безупречно. Так он ненавязчиво сообщил мне, что у него еще дела вечером, то есть на ночь со мной он не претендует, что он работает практически круглосуточно и что у него своя квартира в центре города. Да и не могла же я признаться, что боюсь, после того, как меня об этом в лоб спросили!
      Если бы я не знала историю Лены, попалась бы как миленькая. Но я злилась и во всем сомневалась, поэтому решила полюбоваться на квартиру. И, честно говоря, угадала. Еще до того, как гостеприимный хозяин открыл дверь, я уже знала, что увижу. Классический пример квартиры, сдаваемой на сутки. Огромная кровать… и все. Если бы Лена была повнимательнее, она бы обратила внимание на то, что на кухне нет посуды, кроме пары чашек и фужеров для вина, что в квартире одинокого мужика такое количество рюшечек и занавесочек смотрится несколько дико. Да и подборка видеокассет выглядела однобоко. Но, видимо, Лена не о том думала. И я ее понимаю. При виде кровати мысли обо всем остальном разом вылетали из головы. «Давно я с Сергеем не виделась!» – подумалось мне. «А может, сойдет и этот?» – поинтересовался мой организм, но я все-таки еще не клиническая идиотка, поэтому голова на этот вариант не согласилась. Дима был мне противен, и с этим ничего нельзя было сделать.
      – И почем такая квартирка? – ехидно поинтересовалась я.
      – В смысле?
      – В смысле за час. Или за сутки?
      – Поня-а-атно. Обижаешь. Я ее все время снимаю.
      – Оптом оно и дешевле… Ладно, поехали. Есть очень хочется. Или ужин в твои планы не входил? Все деньги уходят на квартиру?
      – Ну че ты наезжаешь?
      О! От неожиданности Дима заговорил на близком ему языке.
      Домой я пришла буквально через пару часов. Ужин не удался. Разговаривать было не о чем, кавалер злился на меня за бессмысленно проведенный вечер, я продолжала злиться на себя за то, что во все это ввязалась. А еще прибавились угрызения совести.
      И сколько я себя ни убеждала в том, что я ни в чем не виновата перед Сергеем, ничего не получалось.
 

**

 
      Конечно, нужно было с головой уйти в работу и сублимировать либидо в высокие производственные показатели. Но я отчего-то остыл к деятельности, которая всего месяц назад приводила меня в восторг и упоение. Ночи напролет я либо резался в «тысячу» с компьютером, либо бродил по сайтам знакомств.
      Кого там только не было – и нимфоманки, и нежные, и интеллигентные, и обаятельные! Часть резюме сопровождалась фотопортретами. После изучения этой галереи я стал с большим интересом гулять по улицам. Внезапно обнаружилось, что вокруг действительно полью симпатичных девчонок и молодых женщин. Демисезонная одежда умело маскировала их недостатки, которые можно было определить летом, и, видимо, поэтому незнакомки выглядели еще притягательнее. Я был близок к тому, чтобы начать приставать на улицах, но побаивался. Ну познакомлюсь я, и дальше что? А ведь с большой вероятностью не познакомлюсь, а просто буду послан или проигнорирован.
      Время от времени подмывало проконсультироваться с Катей (она лучше понимает женскую логику), но я вовремя спохватывался. Во-первых, как бы это выглядело? Как можно спрашивать у практически жены совета, какую девочку лучше снять, – даже если мне хотелось просто поужинать в приятной компании? Во-вторых, я же на Катю обиделся, поэтому письма писал сухие и дежурные.
      Кончилось все тем, что однажды вечером я отыскал резюме девушки с неопределенными желаниями и неясными требованиями к партнеру, позвонил и пригласил ее поужинать.
      – Так сразу? – Марина (так звали девушку) немного удивилась. – Я думала, что мы будем какое-то время переписываться, потом созвонимся…
      «Так я и знал, – подумал я, – что-нибудь сделаю не так. Однако сдаваться не собирался:
      – Знаете, я в первый раз подобным образом знакомлюсь. Я думаю, что лучше с глазу на глаз… То есть не совсем. Но хотя бы лично. Письма…
      – Я тоже в первый раз, – перебила меня собеседница, – мне подруга рассказала. Наверное, вы правы. А где мы поужинаем?
      Далее нам пришлось решить типичную «задачу коммивояжера». Мы выбрали ресторанчик, который находился в удобном для нас обоих месте и на разумном отдалении от дома Марины.
      – Вы ведь на машине? – уточнила собеседница. – Иначе придется еще учесть положение станций метро.
      – У вас, наверное, математическое образование?
      – Инженерное,- рассмеялась Марина. – МИСИ. Ну, до встречи.
      К условленному месту я подъехал даже с небольшим запасом. Удачно припарковался и попытался определить, кто из томящихся дамочек сегодня принадлежит мне. В конце концов перестал мучиться и позвонил. Оказалось, что Марина тоже почти на месте и вот-вот увидит мою машину.
      Виртуальная партнерша оказалась слепо монголоидной, но очень улыбчивой. Росту невысокого, с изящной фигурой. Разве что грудь маловата. Ноги были задрапированы так, что об их потребительских качествах оставалось только догадываться.
      Цветы Марина приняла с некоторой неловкостью. Видимо, в подобных встречах букет был не обязательным атрибутом.
      Ресторанчик оказался одинаково нов для нас обоих, и это немного растопило лед неловкости. Тут же подлетел официант с двумя меню, но я не дал ему уйти.
      – Мы тут впервые, – признался я, – расскажите-ка о вашей кухне. Что у вас фирменное?
      Поскольку Марина не сопротивлялась, я заказал два разных салата с ничего не говорящими названиями, какое-то мясо и какую-то птицу и попросил немедленно принести пятьдесят «Мартеля» и порцию вкусного дамского коктейля.
      – Дама предпочитает сладкие коктейли? – осведомился официант.
      – Ты любишь сладкие?
      – Что? – Марина, казалось, начала придремывать. – Да. Сладкие.
      – «Маргариту»? – уточнил я.
      Моя спутница пожала кругленьким плечом. Похоже, ее устраивало все: и моя внешность, и заказ, который я сделал за нее, и вообще происходящее.
      После стремительно принесенного спиртного (коньяк был в подогретом бокале, как я люблю) разговор оживился. Правда, был он довольно однообразным: мы рассказывали свои автобиографии. Я начал понимать, для чего существует интернет-прелюдия – она позволяет оптимизировать официальную часть знакомства. До обсуждения общих интересов мы добрались только по окончании второго «Мартеля» и второй «Маргариты». Незаметно вышли на тему литературы, и тут уж я развернулся. «Допился до работы», как говорит один мой универский приятель. Я вещал о реструктуризации рынка и создании системы крупных товаропроводников, Марина смеялась в положенных местах, отчего ее раскосые глазки на секунду вовсе исчезали с лица. Официанты суетились, мясо было отменным, десерт – и того лучше. Я даже не огорчился, увидев счет. Оно того стоило. Раз в месяц можно себе позволить.
      Разогнав «Мартель» черным кофе, я был готов снова сесть за руль. По опыту я знал, что 100 граммов коньяка после обильной закуски в моем организме растворяются незаметно для ГИБДД.
      Марина раскраснелась и выжидательно косилась на меня с места пассажира. Я понял, что настал миг приглашать. Фраза о необходимости заехать ко мне домой «найти книгу», наверное, возражений не вызовет. Но я не хотел портить себе праздник. Угостить симпатичную девушку в ресторане – это можно, но в первый вечер затащить ее в постель – это гадко. Я понимал, что завтра будет неудобно перед всеми: перед Мариной, которую придется суетливо выпроваживать или даже довозить до работы (в напряженном молчании или с бессмысленной болтовней); перед Катей, которой я буду что-то врать, либо недоговаривать; перед собой, наконец.
      Я завел двигатель и спросил:
      – А ты где живешь?
      Видимо, Маргарита вопроса не ожидала, потому что назвала адрес после некоторой паузы. По удачному стечению обстоятельств я прекрасно знал этот район и путь до него. Всю дорогу мы говорили о чем-то смешном. Кажется, я травил анекдоты.
      – Останови здесь, неожиданно попросила пассажирка, и я намного резче затормозил в каком-то темном переулке.
      Видимо, коньяк все-таки не полностью растворился.
      – Ты классный, – прошептала Марина и одним движением оказалась совсем рядом. – Выключи фары.
      Я чему-то подчинился. Хотя, если бы мой маневр повторил еще кто-нибудь, багажник нужно было бы заменять.
      – Ты мне очень понравился, – шептали в темноте губы Маргариты, шопот стал еще явственнее. – Очень.
      И тут началось вообще что-то странное. Выпускница МИСИ сначала одарила меня жарким (очень волнующим) поцелуем, а затем принялась расстегивать на моих штанах пуговицы. Я чувствовал себя, как больной, которому перед операцией дали слабый общий наркоз – Все слышишь, но поделать ничего не можешь.
      Я молча дождался, пока Марина справится с моими пуговицами, и почти не удивился, когда ее силуэт (глаза начали привыкать к кромешной темноте) скользнул к низу моего живота.
 

**

 
      Настроение было препаршивейшее. Получалось, что я везде виновата. И перед Леной, у которой пыталась отбить мужика, и перед Сергеем, которому собиралась изменить. А самое паршивое было в том, что ничего не произошло. То есть я вроде как со всех сторон сволочь, а никакого удовольствия! Даже вспомнить нечего!
      Сергей опять же куда-то пропал! Ну, я не звоню, это ладно, я была занята, а он куда делся? Наверное, обиделся!
      Поскольку мой интернет-роман увял, так и не начавшись, попутно отбив желание искать какие-то другие варианты, у меня освободилось время, которое я раньше тратила на переписку с Сергеем. Я написала ему огромное письмо, я мяукала ему в «аську», я мурчала в телефонную трубку. Сначала он был странно скован, а потом раздухарился и даже обещал приехать в ближайшие выходные.
      Вторник. Я, оказывается, ужасно соскучилась. Мы не виделись почти месяц, а такое длительное воздержание пагубно сказывается на моем молодом женском организме. Я начала разглядывать мужиков на улицах. Нашла много симпатичных. Попыталась убедить себя в том, что до субботы не так уж долго ждать, и начала представлять себе, что будет, когда… Плохо, что выбрала для этого не совсем удачный момент – мы сидели в кабинете у директора и нам рассказывали про перспективы развития нашей фирмы. В самый интересный момент моих фантазий мне предоставили слово. Ужас! Я промычала что-то малопонятное и вылетела за дверь. Отговорилась отравлением.
      Среда. Два дня. Осталось два дня. Вчера вечером не выдержала и написала Сергею, что я его хочу. Написала как. Подробно. Видимо, у меня был приступ мазохизма. И уже когда отправила, сообразила, что читать мое послание он, скорее всего, будет на работе.
      С утра вся извелась, ждала сообщения в «аське». Сергей позвонил в одиннадцать. Придушенным голосом сообщил, что получил мое письмо, и теперь вынужден уйти с работы, потому что вид у него совершенно неприличный, а думать он все равно теперь не сможет. Вернее, сможет, но не о работе. Потом позвонил в двенадцать. Сказал, что добрался до дома, перечитал мое письмо и хочет к нему кое-что добавить. Рассказал что. Меня бросило в жар. Окружающим пришлось сказать, что я еще не очень отошла от вчерашнего отравления.
      Чтобы хоть куда-то выплеснуть избыток энергии, я отправилась в тренажерный зал и ушла оттуда только после того, как тренер поинтересовался, не собираюсь ли я покончить жизнь самоубийством. А я смотрела на него и думала, что у него потрясающе красивые руки. И живот. И все остальное. И, чтобы избежать искушения, сбежала.
      Четверг. После вчерашних подвигов в тренажерном зале еле встала. Пришлось до работы зарулить на аэробику, чтобы хоть немного начать шевелиться. Мужиков ненавижу! Лучше бы их совсем не было! Весь обеденный перерыв утешала Лену, которая все никак не может смириться с потерей возлюбленного. Несколько раз порывалась рассказать ей правду, но здравый смысл победил, и я ограничилась злобным советом подождать этого проходимца вечером у его квартиры. Лена с энтузиазмом подхватила эту бредовую идею. Все-таки я сволочь! Нет, Диму мне не жалко, жалко ни в чем не повинную девушку, которой Лена повыковыривает глаза.
      Перед тем как расстаться, она час мне рассказывала, какой Дима бесподобный любовник. Только я хоть немного отвлеклась от этой темы!
      Вечером не нашла занятия лучше, чем лазанье по порно-сайтам. Нашла пару интересных фотографий, отправила Сергею. Получила ответ. Через час переписки он перезвонил. Через час разговора я уже готова была идти пешком в Москву.
      Когда мы закончили друг друга истязать, было три часа ночи.
      Пятница. Сергею все-таки легче. Ему осталось дождаться вечера, и он уже будет в пути. А мне нужно ждать утра. То есть пережить еще одну ночь в одиночестве.
      Я поймала себя на том, что во время разговора с любым мужчиной жадно смотрю на его губы. Мне в общем-то не все равно с кем, я на его месте Сергея вижу, но, боюсь они об этом не догадываются.
      Днем сходила в тренажерный зал, взвесилась, выяснила, что похудела за неделю на четыре килограмма. Новый инструктор активно клеился и уговаривал вечером пойти прогуляться. Я отказалась не потому, что не хотела, а потому, что была совершенно не уверена в том, что смогу ему в чем-то отказать.
      Вечером, как ни странно, мгновенно заснула. Суббота. Вот так всегда. Когда чего-то слишком сильно ждешь, когда оно наступает, ничего не чувствуешь.
      Между нами еще у вагона возникло странное чувство: как будто мы друг другу чего-то недоговариваем или не знаем, что друг с другом делать. Я отвыкла. Он отвык. Непонятно, с какой стороны друг к другу подойти.
      Я представила себе, что мы сейчас приедем домой, он пойдет в душ, потом сядет завтракать, потом мы пойдем заберем Машу у бабушки. А потом, может быть, вечером и произойдет то, ради чего они приехал. А как же страсть? Я же тут неделю на стенку лезу! И ведь явно не ради такого «супружеского» вечера!
      Я уже совсем собралась поплакать, но тут Сергей положил руку мне на колено. Пришлось свернуть в какой-то боковой тупик, ведь в правилах дорожного движения ясно написано, что нельзя управлять машиной в невменяемом состоянии. А для того, чтобы привести меня во вменяемое состояние, Сергею понадобился час. И то пришлось потом самому садиться за руль.
 

**

 
      Весь следующий день старался думать исключительно о работе. Вчерашнее происшествие, полностью выбило меня из колеи. Я не понимал, как это все классифицировать. Соблазнил девушку? Не похоже. Просто сводил в ресторан. Романчик на стороне? Тоже не подходит. Романчик предполагает, что обе стороны стремятся к одной цели. Она соблазнила меня? Какое ж это соблазнение? Скорее, сексуальное насилие.
      Я вздохнул. При всех угрызениях совести и смежных нравственных императивов, насилия тоже не было. Не сопротивлялся я. Просто офонарел. И ведь девушка приличная, не шалава подзаборная, а так все ладненько провернула. Еще и спасибо сказала. Попросила звонить. Я уткнулся взглядом в экран компьютера и вспомнил, что сегодня собрался думать только о работе. Совершил несколько колебательно-вращательных движений шеей (все на борьбу с остеохондрозом!) и решительно взялся за мышку.
      Уничтожая в почтовом ящике спам, я едва не покоцал письмо от Кати – заголовок «М-м-м-яу!» показался мне подозрительным. И не зря. Письмо моей суженой украсило бы любой портал «для взрослых». Краткое содержание… Нет, передать это своими словами – значит потерять две трети эффекта, а цитировать подобное послание я не смог бы даже в мыслях. Все было написано прекрасным литературным языком (с допустимой примесью грамматических и стилистических ошибок), но я второй раз в течение суток почувствовал, что становлюсь объектом сексуальной агрессии.
      Я запаниковал. То ли возраст, то ли житейская мудрость (обусловленная тем же возрастом) – но я откровенно испугался такого пристального внимания со стороны женщин. «Может, Катя все знает, – мелькнуло в голове, – и таким образом мне мстит?»
      Попытавшись выяснить это в «аське», я наткнулся на еще более откровенное мурлыкание. В телефонном разговоре оно сопровождалось бархатным грудным тембром и придыханием. «Точно, знает, – похолодел я., – теперь пощады не жди». Оставалось единственное мужское решение – приехать к Кате и разобраться на месте. О чем я и сообщил подозрительно нежной трубке, получив в благодарность несколько оглушительных чмоков.
      Вот после этого я отчаянно бросился в дела служебные. Разобрался с текучкой, яростно промониторил прессу и интернет, скорректировал перспективный и оперативный планы… и обнаружил, что рабочий день грозит перерасти в рабочую ночь.
      Оставаться в офисе сегодня не хотелось. Хотелось вернуться домой, принять ванну с ароматизированной солью, хряпнуть пустырника или «Новопаосита», после чего погрузиться в мирный и беззаботный сон.
      Удалось все, кроме последней части проекта. В «мирном и беззаботном» сне Марина и Катя ласкали друг друга на моих глазах, и где бы я не пытался от них скрыться – в ванной, на балконе, в лифте – эта неутомимая парочка продолжала меня преследовать. Проснулся я в разгар непотребной сцены в вагоне метро под бодрую ритмичную музыку. Полежав немного, я понял, что музыка льется из моего радиобудильника, что означает – «встань и иди». Сегодня был вторник – день еженедельной планерки у Генерального.
      На планерке я получил по зубам – причем совершенно по делу. Всю последнюю неделю занимался какой-то ерундой, а от меня ждали великих свершений, причем уже вчера. Попытавшись для виду посопротивляться, я признал, покаялся и пообещал выдать к пятнице что-нибудь грандиозное.
      В поисках грандиозной идеи пришлось перерыть пару гигабайтов информации и свершить ряд звонков былым друзьям по издательскому цеху. Выяснилась интересная деталь – многие конкуренты все активнее выносят производство за пределы столиц, в глубинку. Это позволяло, как минимум, резко повысить рентабельность. Ничтоже сумняшеся (честно говоря – вообще не сумняшеся) я решил, что идея на гениальную потянет. Я даже не собирался присваивать себе авторство. Все равно мне не за креатив платят, а за аналитическую деятельность. И за умение составлять прекрасные докладные записки.
      К счастью, в этот день Катя меня не донимала, и я заметно продвинулся в оформлении стратегического плана развития. Зато назавтра…
      Если предыдущее письмо Катерины Ивановны претендовало на хит-парад любого интимного сайта, то ее новое послание следовало сопроводить предисловием: «Начиная читать данное произведение вы гарантируете, что вам более 18 и менее 65 лет, вы психически уравновешены, не страдаете нервными и сердечно-сосудистыми заболеваниями…» И так далее, вплоть до отсутствия под рукой колюще-режущих предметов и привлекательных (или непривлекательных, но шевелящихся) особ противоположного пола. К сожалению, предисловие в письме отсутствовало, посему я легкомысленно начал его читать- и пришел в совершенно нерабочее состояние.
      Катя, судя по всему, решила устроить мне образцо-вопоказательную месть. Либо действительно извелась без мужской ласки. Очень хотелось надеяться на второй вариант.
      Я набрал Кошкин номер и попытался устроить выволочку, но вместо этого только мычал и мучительно подбирал слова. Сконцентрироваться было невозможно.
      Смывшись домой, попробовал повторить попытку обдумать происходящее. Перечитал письмо. Полностью потерял контроль над крышей. Перезвонил Кате. Снова попытался призвать ее к порядку, но вместо этого принялся обсуждать детали письма. Никогда не подозревал, что у меня такая развитая фантазия…
      Несмотря на несколько встрясок, которые мне устроила Кошка, до пятницы удалось хорошо потрудиться, сделав несколько мелких обзоров и подготовив «рыбу» гениальной идеи. Мой непосредственный начальник Виктор с черновиком ознакомился, долго чесал лоб и изрек:
      – Может быть… а может и не быть. Добавь-ка конкретики: что, как, где. Примерный бизнес-план набросай.
      – К среде, – пообещал я, – на выходных хочу отдохнуть.
      Виктор хмыкнул. Он уже знал, что означает «отдохнуть» в моем понимании. И не возражал, так как моя работоспособность после поездок к Кате неизменно повышалась,
      В вагоне поезда я погрузился в мучительные размышления. Строго говоря, о моих приключениях с Мариной никто знать не мог. Хотя, после того, что Катина подружка устроила нам два года назад, я не удивлюсь, обнаружив следы великой провокации. И что мне теперь делать? Оправдываться? А если Катя ничего не подозревает? Ровно в полночь мой измученный организм отключился, избавив меня от буридановых проблем.
      На перроне я так и не понял, как себя вести. Катя выглядела словно запуганной, тихой и напряженной. Разговаривая отрывисто, пытаясь нащупать нейтральную тему, мы добрались до машины.
      А в машине мне почему-то совсем не захотелось говорить, а захотелось погладить теплую Катину ножку. Но повод все не представлялся. «Какого черта!» – наконец нашел я повод и, пока мы стояли перед светофором, ласково провел рукой по округлой коленке…
      В каком-то тупике мы исполнили, по-моему, все, о чем Катя писала в своих письмах-фантазиях. Без оглядки, без стеснения, без обычных мер интимной предосторожности, даже без мысли о том, что нас могут увидеть случайные прохожие.
      Хороший у Кати город. Местами практически безлюдный.
 

**

 
      В целом приезд Сергея прошел очень даже ничего. Сергей был нежен, ласков и любвеобилен. Но…
      Если бы я сама понимала, что значит это противное «но»!
      У меня создалось странное ощущение, что между нами появилось что-то, что не дает нам быть единым целым. Даже в постели, несмотря на страсть, которая никуда не делась, я все равно чувствовала, что вот я, а вот Сергей. Почему-то не получалось, как раньше, полностью раствориться в ощущениях и забыть обо всем на свете.
      Я страшно люблю, когда Сергей теряет голову. Когда только что рядом со мной сидел нормальный вменяемый мужчина, а через секунду его глаза заволакивает прозрачная пленочка, и я понимаю, что в этот момент он полностью принадлежит мне. Кроме меня, ему в жизни ничего не нужно, и какое-то время он вряд ли вспомнит о существовании окружающего мира.
      А тут в разгар любви я наткнулась на совершенно трезвый взгляд. Ну, не так чтобы совершенно но мне показалось, что он в чем-то сомневается. Во мне? Или в себе? По крайней мере, меня очень задело то, что он держит себя в руках.
      Я чувствовала себя уязвленной и уязвимой. Мне хотелось посидеть с ним дома, но мы пошли с Машкой гулять в парк; мне хотелось вечером поужинать, сидя у него под крылышком, но мы пошли в ресторан; мне хотелось побыть с ним лишние полчаса и отвезти его на вокзал, но Сергей вызвал такси.
      – Не хочу тебя мучить. Поспи. Я доеду на моторе. Ты и так вчера почти не спала.
      Эти слова сопровождались глубоким поцелуем, но тем не менее у меня возникло странное чувство, что меня пробросили. Как будто дали понять: время, отведенное мне, закончилось. А мне было мало! В этот раз мне было катастрофически мало! Он даже не сказал,
      что любит меня!
      А.вдруг у него кто-то есть? Не легкая интрижка, а что-то серьезное. Вдруг он встретил женщину, которая не выкобенивается, которая всегда рядом, а не сидит в другом городе под какими-то надуманными предлогами.
      А как же я? Странно, еще неделю назад мне казалось, что, если я захочу, у меня этих мужиков будет полный интернет. Если захочу… Так вот выясняется, что хорошо хотеть, когда у меня есть Сергей. А когда существует вероятность, что его не будет, то половина моей уверенности в себе куда-то испаряется. Не такая уж я и красивая, он ведь себе покрасивее нашел.
      Так. Стоп. У меня паранойя. Это просто у меня у самой рыльце в пушку, вот и подозреваю его. А он, может, ни в чем не виноват!
      Я кинулась к телефону.
      – Привет. Как ты добрался до поезда?
      – Нормально добрался. А ты чего не спишь?
      – Да, что-то не спится. Хотелось от тебя услышать что-нибудь хорошее на прощанье.
      – Ну, мяу.
      – А еще?
      – Мяу! Мяу!
      – А еще?
      – Ладно, Кать, на меня уже люди оглядываются.
      Спи давай. Я тебе завтра позвоню.
      Господи! Неужели так трудно сказать всего три слова! Если бы он сказал, что любит меня, я легла бы спать счастливая. Он не сказал. Пришлось сесть и заплакать.
      Всю следующую рабочую неделю во мне нарастала паника. Как ни банально это звучит, но она катилась, как ком с горы, обрастая все новыми мучительными сомнениями и подозрениями. То мне казалось, что
      Сергей звонит слишком редко, то слишком часто, что тоже подозрительно. То он был до предела сдержан, то до приторности сладок. Самое противное было то, что я сама не понимала, чего от него хочу. Последний год я прожила в уверенности, что все будет хорошо. Неизвестно как, неизвестно когда, но если мы с Сергеем вместе, значит так будет всегда. Сейчас эта уверенность во мне почему-то завяла. Стали посещать всякие дурацкие сомнения. А правда ли ему со мной так же хорошо, как и мне с ним? А правда ли я для него такая же единственная, как и он для меня? А вдруг он, как и я, решит развлечься на стороне? Хватит ли у него ума просто развлечься? Или он меня бросит, как только заведет новый роман?
      Чтобы совсем не закиснуть и не сидеть по вечерам в бессмысленной хандре, я вернулась к своим интернет-знакомым. На этот раз выбирала себе просто партнера по переписке, даже без намеков на всякие шуры-муры. И, что самое интересное, нашла. Даже не помню, с какого сайта мне вдруг пришло очень милое, вполне остроумное письмо. Я ответила.
 

**

 
      Следующие два дня я добросовестно искупал вину – был нежен и страстен, внимателен до угодливости и заботлив до противности. Хорошо еще, что Катя уговорила Машу остаться у бабушки, иначе мне пришлось бы холить и нежить сразу двух женщин – я и на одной-то полностью выложился.
      Судя по всему, ублажение прошло нормально – мы славно пообщались на всех уровнях, Катя была особенно женственна, а я оказался настолько заботлив, что поехал на вокзал на такси.
      На обратном пути занялся анализом ситуации. На рациональном уровне все было нормально: Катерина о моем невольном прегрешении не догадывалась, «коней» не кидала, кормила вкусно. Однако за последний год я научился мыслить нерационально, используя чуждую мне женскую логику. И по ней выходило, что что-то как-то не так. Лежа на верхней полке и упираясь взглядом в сияющий потолок фирменного поезда, я пришел к выводу (вернее, сформировал ощущение), что Катя о чем-то догадывается. И ведет себя неправильно. Что именно было неправильным, сформулировать не удалось – женский способ мышления отнял уйму сил. «Как они так живут и думают?» – поразился я и отвернулся к стенке. Где-то под сердцем завелся котенок, который то и дело выпускал когти и впивался в мою беззащитную душу.
      Заноза, которая образовалась той ночью, засела глубоко и не поддавалась ни терапии, ни хирургии. Чем больше я пытался убедить себя в том, что это глупость, чем активнее выковыривал занозу скальпелем холодной логики, тем явственнее ныло на сердце. Котенок превратился в полноценную кошару, скребущую на душе, словно пытаясь замаскировать следы собственного безобразия.
      Хуже всего то, что с Катей на эту тему поговорить было невозможно. Я даже не представлял, как сформулировать свои ощущения. Она бы не поняла. Или, наоборот, поняла слишком много. Так что наши разговоры и переписка становились все более нервными и странными.
      Пришлось прибегнуть к испытанному способу – трудотерапии. Новая грандиозная идея о создании сети филиалов по всей матушке-Руси потребовала проработки множества деталей. Оказалось, что на периферии не так много толковых исполнителей и почти полностью отсутствуют толковые менеджеры. Нужно было собрать тучу сведений о конкретных людях, причем не в интернете, а древними способами – с помощью обзвона, чтения «бумажной» периодической печати и рассылки обычных (не электронных!) писем. Только я собрался напрячь для этих рутинных целей секретаршу, как выяснилось, что она уходит в декретный отпуск.
      Новое воздушное создание, которое заняло боевой пост в «предбаннике», умело очаровательно хлопать неестественно длинными ресницами, ходить практически без юбки и грациозно говорить «Алё». Юбчонку, правда, после первого рабочего дня и разговора с Виктором она сменила на нечто более приличное, но профессиональной помощи от этой Барби ожидать не приходилось. Непосредственных подчиненных у меня не было, поэтому пришлось браться за рутину самому.
      Выписывая длинные адреса на конвертах отвыкшей рукой, я недобрым словом поминал легкомысленность женщин, которым лишь бы рожать.
      Измучившись эпистолярно, я снова полез искать соответствующие сайты, завел себе новый ящик на бесплатном сервере (чтобы было не жалко выкидывать) и совершил еще одну попытку пообщаться с особой противоположного пола. Попытка удалась.
 

**

 
      У меня наступил очередной кризис среднего возраста. Или очередной предменструальный синдром… Не знаю.
      Суть в том, что хандра поглотила меня с головой, в жизни все стало плохо.
      Осточертела работа. Надоело вставать по утрам, надоело каждый день делать одно и то же. Я в ужасе обнаружила, что все книги тупые, книготорговцы думают только о том, чтобы нагрести себе бабок, и скупают всякое…
      Что мы продаем? Это же уму непостижимо! Только дневников для девочек три вида, гороскопы, комиксы. Я поняла, что своему собственному ребенку не могу со склада принести ни одной книжки. Мне будет противно, если она будет такое читать! Я стала смертельно завидовать маленьким издательствам, которые в состоянии выпускать только хорошие книги. Им, наверное, не стыдно перед знакомыми, когда те спрашивают о работе. Уйти, что ли, работать в такое издательство? А жить на что?
      Самым противным в моей хандре было то, что я прекрасно понимала, что работу я не поменяю. Тут у меня есть все мыслимые льготы. Прекрасные отношения с директором, который, если это ничему не мешает, разрешает работать дома У него вообще очень редкое для руководителя доверие к подчиненным. Его интересует только, чтобы работа обязательно была сделана к оговоренному сроку, а где и когда, его совершенно не волнует. Если документы нужны к завтрашнему утру, я могу их сделать поздно ночью дома, а на работу вообще не приходить, но с утра бумажки должны лежать у него на столе.
      Для меня это просто счастье, потому что я могу планировать время, включая туда свои и Машины тренировки, походы по магазинам в будний день, чтобы не душиться вместе со всеми по выходным, и прочие женские радости.
      Я полностью отдаю себе отчет в том, что такой халявы у меня больше нигде не будет. Не говоря уже о зарплате.
      Что еще можно в жизни поменять? Квартиру? Бред. Лучше не найду. Родить еще одного ребенка? От кого? И опять же – а жить на что?
      И уже в который раз я приходила к одному и тому же выводу. Единственный способ выйти из депрессии – это найти себе мужика. Я стала серьезнее относиться к своему новому знакомому в интернете. Остроумный, не дурак, работает где-то консультантом. Я так поняла, что что-то связанное с финансами. Пишет охотно, но вежливо, легко и много, но по делу. Без «понтов» и попыток изобразить из себя «крутого чувака». С каждым письмом он мне нравился все больше и больше. Что-то в нем меня очень притягивало, было ощущение, что я встретила родную душу.
      В моем беспросветном царстве хандры забрезжил светлый лучик.
 

**

 
      Интернет-партнерша оказалась общительной и остроумной. И к тому же Катериной. «Отлично, не буду путаться!» – пошутил я про себя и принялся за интеллектуальное ухаживание. Правда, сам почему-то назвался Андреем. Соврал совершенно механически.
      ‹…›
      Вообще-то пост концертного директора местной лиги КВН. Несмотря на такое несерьезное прошлое, Гена оказался человеком основательным и дотошным.
      Я посчитал свою функцию выполненной и отправился домой – лечить челюсть.
      По дороге решил, что пора уже завязывать с моей виртуальной знакомой реальные отношения. Никакого секса! Просто поговорить. По крайней мере, для начала.
      И тут выяснилось, что Катя-вторая не москвичка. Что это меня так тянет на провинциалок?
 

**

 
      Я толком не помню, когда начала догадываться о том, кто скрывается под маской моего нового знакомого. Сначала было ощущение, что я знаю этого человека очень давно, потом начались странные совпадения. Например, выяснилось, что он живет в Москве на серой ветке метро. Меня немного смутило то, что моего собеседника зовут Андрей, но я вспомнила, что сама очень долго выбирала, каким бы именем назваться. Остановилась на своем только из-за природной лени, боялась потом запутаться. Ящик, по традиции, завела себе другой, специально под эту переписку. Окончательно мой виртуальный собеседник засыпался на третьем «Гарри Поттере». В письмах мы договорились, что пойдем завтра в кино (он у себя, я у себя) и сразу обменяемся впечатлениями. Не успела я прийти на работу, как мне позвонил Сергей и захлебываясь начал рассказывать, что вчера был в кино, а там такие дементоры…
      Вот тут и случилось прозрение. Меня абсолютно не удивило, что вероятность такого совпадения активно стремится к нулю. В нашем с Сергеем прошлом было и не такое. Меня мучил только один вопрос: знает ли он, что это я. Или он мне со мной же и изменяет?
      Как-то постепенно наше дневное общение практически прекратилось. Вернее, вошло в рамки дежурного созвона днем с пожеланием не болеть и не переутруждаться. Зато ночью, в письмах, мы по-прежнему раскрывали друг другу душу. Мы обсмеялись и обговорились обо всем на свете. Я достаточно быстро привыкла к анонимному общению, научилась писать намеками и не ссылаться на общее прошлое. Сергей тоже резвился, но ни разу ни словом, ни полусловом не дал понять, что понимает, с кем он разговаривает.
      Проходило время, и наше общение становилось все более интимным. Было очевидно, что мужчина на другом, конце провода заинтересовался мной серьезно. И я уже не знала, чего я хочу больше: чтобы Сергей знал, что это я, или чтобы он заново в меня влюбился.
      Один раз я не выдержала и ввернула что-то про интернет-романы в нашем дневном телефонном разговоре. Сергей замялся, стушевался и не знал, как реагировать. Но что это значит? Смутился, потому что думает, что у него роман на стороне? Или Сергей считает, что я не знаю, что мой таинственный собеседник это он, и хочет сделать мне сюрприз?
      Погода за окном портилась, осень грозила перейти в зиму. Вечерняя переписка стала для меня просто спасением долгими холодными вечерами. Незаметно мы стали желать друг другу спокойной ночи все пламенней и пламенней. По мере нарастания жара в письмах, Андрей стал активнее намекать на то, что неплохо было бы и встретиться. Предложил последнюю неделю ноября, ссылаясь на то, что у него будет полегче с работой, написал, что оплатит все расходы, звал на недельку в Москву.
      В это время в ЦДХ проходит очередная книжная выставка. Я окончательно запуталась. Так он меня узнал или нет? Если нет, то какова наглость: звать к себе неизвестно кого, когда у него в это время буду я!
      В первом же телефонном разговоре я у него спросила, помнит ли он о том, что я к нему приеду в ноябре. Сергей опять замялся, но сказал, что конечно помнит и ждет. Но как-то не так сказал, не убедительно, как будто из-под палки. Я разозлилась, мы поругались, причем наговорили друг другу кучу гадостей.
      И я даже какое-то время серьезно собиралась эту неделю в Москве пожить у Наташи, но быстро остыла. В письмах мы назначили конкретный день встречи – 25 ноября. Выставка открывается 26-го, поэтому 25-го я еще целый день свободна. Назначили конкретное место встречи – некий маленький ресторанчик недалеко от Пушкинской площади, в письме Сергей-Андрей нарисовал подробную схему, где он находится. Вернее, сначала он пытался объяснить словами, типа выходишь из метро на какую-то там улицу, идешь до первого поворота налево… После совершенно естественных, на мой взгляд, вопросов: «В какую сторону на улицу выходишь?» и «Лево это где?» он выпендриваться перестал и показал пальцем.
      Темой нескольких писем было то, как мы при встрече друг друга узнаем. О, это были просто шедевры! Я их не удалила, сохранила на память. Как мы резвились! Сочиняли друг для друга наряды, придумывали, что должны держать в руках, начиная с журнала «Огонек» и заканчивая пачкой презервативов – когда до встречи оставалось меньше месяца, мы уже совершенно не скрывали, чего хотим друг от друга. В итоге, остановились на том, что на мне будет что-нибудь рыжее, а Сергей (Андрей) будет в черном костюме и белом галстуке. Я испытываю просто непреодолимую страсть к мужчинам в официальных нарядах и настаивала на костюме. Белый галстук – его идея. Понятия не имею, почему белый, наверное он уже давно валяется в шкафу и его некуда больше надеть.
      Я начала тщательно готовиться к поездке. Ну, маникюр, педикюр, депиляция, парикмахерская – это понятно, это обязательная программа. Но мне хотелось чего-то особенного. Зная по опыту, что похудание ни к каким восторгам не приведет, оставила эту идею. Совершенно непостижимо, но это факт: Сергею не нравится, когда я худею. Однажды, когда мне удалось достигнуть рекордного веса в 51 килограмм и я была счастлива, он не только не разделял моих восторгов по поводу впалого живота и стройных ножек, но еще и утверждал, что торчащие кости никого не украшают, а ножки до этого были стройные, а теперь тощие. Говорил, что кроме жалости, мой вид никаких чувств не вызывает. С тех пор я стала осторожнее относиться к диетам, держа вес в пределах от 55 до 57 килограмм.
      Несколько дней подряд я тратила обеденные перерывы на хождение по магазинам в поисках чего-нибудь «эдакого» и совершенно случайно нашла. Это был потрясающий набор белья огненно-рыжего цвета. Простой, без всяких рюшечек и кружавчиков, невесомый, полупрозрачный в нужных местах. Короче, красоты необыкновенной. Обещала быть в рыжем, не вопрос! Осталась маленькая проблема: что надеть сверху.
      И тут меня осенила просто гениальная идея. Раз мы заново знакомимся, имитируя первое свидание, нужно вспомнить нашу на самом деле первую встречу. Я вытащила из шкафа свое бежевое платье. Да-да, то самое илатье, из-за которого в свое время и закрутилась вся история нашего с Сергеем знакомства. Померила. Класс!
      А вопрос с рыжим решился просто. Поскольку на улице все-таки зима, на мне будут рыжие зимние сапоги и рыжая же шаль, которую можно снять уже сидя за столиком. К тому же в предвкушении удовольствия мои волосы начали пламенеть, как сумасшедшие. Я давно замечала, что по мере нарастания в крови гормонов они меняют цвет. Чтобы это усугубить, я провела день, густо намазанная хной. Результат был потрясающий. Шаль можно и не надевать.
 

**

 
      Умею я все-таки делать свою жизнь интересной! Так увлекся организацией свидания с Екатериной Второй, что совсем забыл о запланированном приезде Екатерины Первой. Это у меня становится традицией – сводить своих теток вместе для личного знакомства. С большим трудом удалось разрулить встречи. Моя новая знакомая приезжала в Москву за день до старой. Предстояло так виртуозно все организовать, чтобы незнакомка осталась довольной, но домой ко мне не попала. Даже если удастся ее вовремя выставить перед приездом Кошки, присутствие в доме посторонней женщины будет обнаружено. Не знаю, как они это делают: по запаху, по расположению вещей, по поведению мужика?
      Можно было, наверное, отменить одну из встреч, наврать про какую-нибудь командировку,- но я не мог определиться, кому врать. Первая Екатерина имела на меня больше прав, но Вторая обладала прелестью новизны. К тому же, Кошка мной еще понаслаждается. Если повезет (или не повезет?) – до конца жизни. Словом, решил я, что как-нибудь выкручусь. Нагуляю аппетит с одной, утолю с другой.
      Честно говоря, особенно размышлять было некогда. Мои региональные проекты набивали многочисленные шишки при столкновении с реальностью. Постепенно от абстрактного теоретизирования я переключился на конкретное управление нижегородским филиалом. У местного управляющего была здоровая страсть к абсолютно точным инструкциям. Приходилось объяснять ему интуитивно понятные для профессионала вещи: психологию ленивых верстальщиков, особенности работы с авторами, размытость сроков редактуры.
      Так и вышло, что о двойном свидании удалось спокойно поразмышлять только за пару дней до этого знаменательного события. От работы до метро я – специально для спокойного думанья – двинулся пешком. Сначала просто гулял. Потом успокоился и пришел к выводу, что все должно пройти гладко. Зовут их одинаково, если что, не оговорюсь. Возраст, семейное положение, интересы – все это тоже совпадает, не нужно будет перестраиваться в общении. Обе провинциалки. Умницы. Любят рыжий цвет. Просто одна и та же женщина…
      Я остановился в подземном переходе, создав пробку и моментально получив совершенно законный тычок под ребра. Идиот! Она и есть одна и та же! Катька, зараза, без меня шашни в интернете крутит! И ведь даже не призналась, что приезжает на день раньше. Почему? Неужели у нее какие-то планы? Вспомнив кое-какие цитаты из переписки, я понял, что планы есть, и еще какие!
      «Может, она специально тебя разыгрывает?» – подало робкий голос сострадание.
      «Ничего подобного! – окрысился я. – Почтовый адрес не мой, имя я назвал другое, ничего конкретного о месте работы не говорил. Ну, я тебе покажу! Потом, конечно, прощу, но сначала…»
      И я решительно двинулся домой. Праведный гнев сам по себе приятен, а тут еще облегчение по поводу того, что не придется изображать из себя слугу двух госпож… Словом, настроение резко улучшилось.
 

**

 
      Я приехала в Москву в несусветную рань, в семь утра. Не выспалась страшно, но зато спокойно доехала в метро до Наташи, не убиваясь в толпе. Обычно меня на вокзале встречает Сергей, но в этот раз пришлось жертвовать комфортом во имя романтики.
      Подруга встретила меня не открывая глаз, что-то промычала и мотнула головой в сторону застеленной кровати, иди, мол, спи. Я послушно улеглась и начала размышлять о предстоящем вечере. Встреча назначена на семь часов, времени впереди вагон и маленькая тележка, все успею: и голову помыть, и попсиховать. Я попыталась представить себе реакцию Сергея на свое появление. Хорошо, если он догадывается, что я – это я, тогда он мне подыграет и мы проведем вместе незабываемый вечер, а потом и ночь. А если не догадывается? Если ему захотелось разнообразия, он нафантазировал себе блондинку с голубыми глазами и ногами от ушей, а тут опять я. Даже если учесть, что я сейчас очень хорошо выгляжу, его может постигнуть жестокое разочарование, которое он немедленно сорвет на том, кто подвернется ему под руку. Может, привести с собой кого-нибудь, какого-нибудь мальчика для битья? Или девочку?
      Ладно, если так рассуждать, то проще на это свидание совсем не ходить, а уже жалко потраченных усилий. Белье, опять же, пропадает красивое.
      Незаметно для себя я все-таки заснула, а проснулась от бодрящего запаха кофе, которое моя подруга потребляет просто в нечеловеческих количествах.
      – Ну, рассказывай, – Наташа бухнулась на диван рядом со мной, – чего приехала. Где Сергей?
      – Сергей дома. Мы с ним сегодня вечером встречаемся. У нас свидание.
      – С кем у вас свидание?
      – Друг с другом.
      – Зачем?
      – То есть как зачем? Романтический ужин. То-сё. Наташа смотрела на меня совершенно ошарашенно.
      – Знаешь, я в сказки не верю. Тебе не кажется, что ему просто лень было тебя встречать? Или у него ночует другая баба? Или он перепутал телефонный номер и, назначая эту встречу, имел в виду вовсе не тебя. Ты не обижайся, Сергей хороший мужик, но на романтика ни с какой стороны не тянет.
      – Поживем увидим. Сегодня вечером у меня будет либо колоссальный скандал, либо сногсшибательная страсть.
      Наташка задумалась.
      – Так, у меня на вечер свои планы. Я тебе дам ключи от квартиры, в холодильнике есть бутылка водки – это на случай провала. Ну а если все хорошо, то я тебя, как понимаю, в ближайшую неделю не увижу.
      – На выставке встретимся.
      – Ах, да, выставка… О-о-о! Зачем ты мне про нее напомнила? Было такое хорошее утро!
      Наташа собиралась на работу, я валялась на диване-в мире временно воцарились покой и гармония.
      – Нет! – изрекла я в итоге. – Сергей не может думать, что это не я. Он бы волновался, спрашивал, когда я приезжаю. Он же должен меня завтра встречать! А не звонит, не интересуется. Значит знает, что я уже приехала!
      Наташка посмотрела на меня странно, но ничего не сказала. Видимо; была убита моей железной логикой.
 

**

 
      Предвкушение встречи бодрило. Утюжа рубашку, я запоздало подумал о том, что нужно было потребовать фотку. И повод был пристойный – легче узнать при встрече. Вместо этого пришлось долго подбирать набор опознавательных аксессуаров. Зато можно было помечтать, выдумать себе красавицу неописуемую.
      «Тьфу ты! – сердито прикрикнул я на себя. – Это ж Катя! Какие еще красавицы!»
      Я перешел к брюкам и предвкушению расправы. Высмотрю ее издали, подойду сзади и так спокойно:
      «Привет! А ты уже приехала? Ждешь кого-нибудь?»
      Она, конечно, растеряется, начнет что-нибудь врать, а я усмехнусь и скажу: «А рыжий тебе идет!»
      Она вспомнит, что рыжий – это тот самый опознавательный признак, начнет нервничать. А я ее сразу уведу… или нет! Я нарочно буду стоять и наслаждаться ее паникой. Это Катя меня попытается увести, чтобы я не встретился с ее ухажером. А если он заявится…
      Я еще раз чертыхнулся про себя и покачал головой. Ухажер – это я. Я уже пришел.
      Ну вот! Штаны сжег!
      Рассуждения и предвкушения мести сладко щекотали мне нервы. На рабочем месте сидеть не мог. По офису носился. Узнал, между прочим, что наша главбух пошла по стопам секретарши – в декрет. Похоже, началась эпидемия беременности. Вирус передается половым путем.
      Картины мести, одна другой изощренней, отвлекали -от производственного процесса. И все они завершались моей фразой: «Надеюсь, это послужит тебе уроком!» Прямо «Летучая мышь» наоборот. Отомстим за всех обманутых мужчин!
      После обеда мне в голову пришла гениальная идея: подбить кого-нибудь из знакомых прийти на стрелку вместо меня. Поколебавшись, я решил обойтись без таких изощренных фокусов. Я же не зверь. Немного воспитательной работы на местах – и довольно с нее. А потом мы отправимся в наше гнездышко, где прощенную Катю встретит шампанское в ведерке со льдом, свечи…
      Я посмотрел на часы и хмыкнул. Идея с шампанским и свечами была хороша, но почему она не посетила меня утром? Даже если я все брошу и ринусь в магазин, домой, а потом на место встречи, Кате придется ждать меня до полуночи. Ничего, сходим в ресторан. Давно мы с Кошкой не были в ресторанах. Если не считать курортов, только раз и сходили – на той памятной выставке.
      Кстати! А почему бы не посетить памятное место? Это даже лучше свечей с ведром шампанского. Заодно Катя увидит, что я помню о нашем первом ужине. Это должно подействовать. Женщин пробивают подобные сентиментальные штуки.
      Подъезжая к условленной точке, я окончательно сформировал план действий. Сначала «случайная» встреча, потом доведение до истерики, потом раскрываю карты (не забыть сказать, что я «с самого начала все знал» – а получится, что и у меня все в пушке), потом благородное прощение, фраза про урок… Нет, про урок я скажу попозже, в ресторане. Пусть немного отойдет, подумает, что я уже все забыл, а я во время третьего тоста: «Это послужит хорошим уроком!» Пышновато и банально, зато эффектно. Я ее научу хранить верность даже в виртуальном пространстве! А то, вишь ты, намеки она мне отпускает двусмысленные! А под конец переписки – даже не очень двусмысленные. Что это она там про «люблю сильные руки» написала? (Я полюбовался своими мужественными кистями на руле.)
      Хм… О чем это я? А, да. Потом мы это дело празднуем и отправляемся домой.
      План был великолепным. Жизнь учит: великолепный план лучше оставлять нереализованным. Иначе все его великолепие летит ко всем чертям, их матерям и более далеким родственникам.
 

**

 
      Сколько часов женщина, которую оставили в покое, может истратить, готовясь к свиданию? Оказывается, сколько есть, столько и может. Дома, если нужно, я соберусь за десять минут, причем парочка останется на то, чтобы спокойно передохнуть перед выходом. Здесь, когда в моем распоряжении было почти десять часов, я с трудом успела.
      Поехала на метро, волновалась страшно. Руки-ноги холодные, нос мокрый. Хорошо, что с погодой повезло: легкий мороз, без слякоти, с неба ничего не сыплется; соответственно, ни прическа не испортится, ни тушь не размажется. Выехала я сильно заранее, зная свою страсть свернуть не в ту сторону, сойти не на той станции и напоследок заблудиться в трех соснах. Шла по улице, глубоко вдыхая морозный воздух, жмурилась от рекламы, улыбалась встречным прохожим. То, что мне улыбались в ответ, успокаивало – значит, я хорошо выгляжу, значит, все пройдет нормально. Ну не может же мужик долго злиться на красивую женщину!
      Ресторан я нашла очень быстро и, чтобы не приходить заранее, еще полчаса гуляла вокруг, попутно высматривая машину Сергея. Впрочем, то, что я ее не обнаружила, меня совершенно не напрягло – поедем домой на такси, так даже лучше, можно целоваться на заднем сидении.
      В ресторан я вплыла уже достаточно успокоившаяся. Дубленку принял очень вежливый швейцар, спросил как меня зовут, выяснил, что Катерина, и сообщил, что меня ждут за столиком у окна.
      – Уже ждут?
      – Да, проходите, пожалуйста.
      Я глубоко вздохнула и вошла в зал.
      Приятный полумрак, тихая музыка. Сначала я ничего не рассмотрела, а потом увидела за столиком мужской силуэт. Силуэт поднялся мне навстречу, я рванула к нему и замерла, не дойдя буквально пару шагов.
      – Катя?
      – Д-да.
      – Ты еще красивее, чем я думал.
      – Здесь просто темно, ничего не видно.
      – Я заказал шампанское. Надеюсь, ты не против?
      – Н-нет.
      – Ты писала, что любишь сухое, надеюсь, ничего не изменилось.
      – Н-нет.
      – Да садись же, что ты стоишь!
      Я автоматически плюхнулась на услужливо придвинутый стул. Мое состояние описывалось только одним диагнозом – полный мозговой паралич. И единственный вопрос, который стучал в голове, формулировался просто: «Кто этот человек?»
      Хлопнув для храбрости бокал шампанского, я пыталась вернуть себе способность соображать.
      – Катя, я так рад, что мы наконец встретились.
      Мужчина взял мою руку и начал интимно ее поглаживать. И тут меня накрыла такая волна эмоций, что я чуть не упала со стула. Краска бросилась в лицо, по спине заструился холодный пот. Господи, боже мой! Ну почему, почему мне даже в голову не пришел такой расклад событий! Как я могла так опозориться! Я же все предусмотрела, мне казалось, что я предвидела каждую мелочь, а такая очевидная вещь даже не мелькнула в голове.
      Я внимательно смотрела на мужчину, который сидел напротив.
      – Сколько вам лет?
      Он замялся.
      – Сорок два.
      – Вы писали, что живете на серой ветке. А где?
      – На «Алтуфьево». Катя, почему на вы? Неужели я тебя так разочаровал? На тебе лица нет.
      – Извините. Извини. Я… Я… У меня… Простите, я сейчас.
      Совершенно неожиданно для себя самой я сорвалась с места и практически выбежала в холл, а оттуда на улицу. Пошел снег, все вокруг стало похоже на новогоднюю сказку, снежинки в огнях рекламы сияли разноцветными огнями. Меня трясло, но холода я не чувствовала. Стояла у подъезда и тихо выла от ярости, от осознания собственной глупости, от стыда за то, что писала в письмах совершенно незнакомому человеку.
      – На, возьми.
      У меня перед носом оказался платок.
      – Спасибо.
      Оказывается, я еще и плакала.
      – Пойдем внутрь, ты простудишься. Я посмотрела на своего кавалера.
      – Вас… тебя правда зовут Андрей?
      – Да. Катя, что происходит? Почему ты плачешь?
      – Соринка в глаз попала.
      – А-а-а. Понятно… Если тебе лучше, может быть мы пойдем внутрь, а то холодно.
      – Да. Лучше. Пойдем.
      Никогда не думала, что человека может удовлетворить такое идиотское объяснение.
      Внутри мы уселись за столик, и Андрей начал вести светскую беседу. И я поняла, что ничего не знаю об
      этом человеке. Я не с ним переписывалась! Для меня он абсолютно чужой мужик, достаточно импозантный, но совершенно несимпатичный, и уж тем более не вызывающий никаких сексуальных мыслей.
      Андрей же был настроен весьма игриво, норовил погладить под столом ножку, а при упоминании десерта картинно закатил глаза и принялся облизываться. Видимо считал, что выглядит очень эротично. Никогда не видела ничего нелепее, чем сорокалетний лысеющий мужик, плотоядно причмокивающий над недоеденным мороженым.
      Последние полчаса я просто изнывала, совершенно не представляя, что делать дальше.
      – Может, мы уже пойдем? – игриво подмигивая спросил Андрей.
      – Да, конечно.
      Нога за ногу я выволоклась из ресторана.
      – Подожди меня здесь, я машину поставил на соседней улице, сейчас подъеду.
      Это был мой шанс! Как только он скрылся за углом, я рванула в противоположную сторону, какими-то переулками вылетела на Тверскую, но до метро по инерции бежала не останавливаясь. Перевела дух только в вагоне.
      Я не испытывала никаких угрызений совести, честно говоря, я вообще ничего не чувствовала. Только сейчас я начала соображать, что если это был не Сергей, и вся моя пламенная переписка была не с ним, то что сейчас делает настоящий Сергей, я не знаю. По телефону мы последнее время совершенно не разговаривали. Он даже не поинтересовался, когда я приезжаю и нужно ли меня встречать.
      Дома у Наташи я первым делом налила себе водки. Вторым – кинулась к компьютеру и написала Сергею письмо, о том что приезжаю завтра, но встречать меня не нужно, поеду сразу на выставку, а вечером позвоню. Третьим – дрожащими руками открыла ящик, с которого писала Андрею, и удалила его. После этого свернулась калачиком на диване и стала ждать подругу. Так и уснула.
 

**

 
      Приехал заранее. Запарковался подальше – не хватало провалить тщательно продуманную комбинацию из-за того, что Катя узнает мою машину. Подняв воротник, принялся кружить, пока не занял идеальную позицию для наблюдения.
      Через полчаса я замерз. Моя знакомая незнакомка все не объявлялась. Это было не в Катиных традициях. Она могла опоздать на 10-15 минут, но не больше. «А вдруг она пришла, а я ее отсюда не вижу? – вдруг сообразил я. – Стоит, небось, мерзнет». Я, забыв о скрытности и эффекте неожиданности, принялся бродить меж людей, высматривая рыжую челку. Кати негде не было.
      Я так нервничал, что не среагировал, когда меня позвали. С другой стороны, я всегда медленно реагирую, когда меня называют Андреем.
      – Андрей? – вопросительно повторила дамочка бледного вида. – Я Катя. Мы с вами переписывались.
      Я оцепенел.
      – А я смотрю: вы или не вы, – тетка напряженно улыбнулась. – То есть ты. Я непонятно себя описала, да? Вот смотрите… смотри: синий платок, рыжая челка, сапоги фасные.
      Я продолжал изображать памятник дочерям Лота.
      – Ой, я, наверное, обозналась.
      – Да нет, – очнулся я. – Все правильно. Я Андрей. Вы Катя. Я просто опоздал, извините.
      «Зачем я вру? – в панике пронеслась мысль. – Она же сказала, что заметила меня!»
      – Работа, – продолжал я тем не менее импровизировать. – Совещание. А потом важная встреча.
      – А, – сказала Лжекатя, – понятно. Мы помолчали.
      – Много работаете? – продолжила беседу дама. – Устаете?… Устаешь?
      Тут я заметил, что бедолага от холода даже не синяя, а зеленоватая. Ее следовало немедленно отогреть. И накормить.
      – Что мы тут стоим? – я с облегчением взялся за решение конкретной проблемы. – Поехали перекусим. У меня тут машина за углом.
      В салоне мы практически не разговаривали. На робкие попытки девушки начать разговор я отвечал бодро, но, по-моему, невпопад. Серия больше чем из двух вопросов-ответов не получалась. В тепле ресторана стало немного полегче. Я даже смог рассмотреть объект моей эпистолярной страсти. Это было худое, потрепанное жизнью создание. Изо всех сил Катя-новая пыталась выглядеть непринужденной, но только после второго бокала мерло она перестала путаться между вы и ты. Волосы были, конечно, рыжие, но… Такого рыжего в природе не встречается. Подобный оттенок можно получить, только тщательно вымочив паклю в перекиси водорода и залив ее очень искусственным (то есть крайне неестественным) красителем.
      У моей Кати рыжесть была не цветом волос, а состоянием души, темпераментом и жизненной философией. Новенькая носила свою рыжесть как паранджу.
      Все остальное тоже подействовало отталкивающе. Хотя потом я пытался восстановить, чем мне не угодила ее внешность – и не понимал. Все там было в порядке. И лицо, и грудь, и ноги, как писал классик, пока не попал в руки литературного редактора. И говорила она что-то умное. Даже, наверное, смешное. Помню, в некоторых местах я посчитал необходимым улыбнуться. В ответ бедняжка хохотала с такой готовностью, что хотелось плакать.
      Я, наверное, очень обидел ее, когда, получив счет, прервал на полуслове и поинтересовался:
      – А ты где остановилась? Давай отвезу. Завтра выставка начинается, у меня много дел.
      Катя-новая почему-то предпочла метро. За что я был несказанно ей благодарен.
      В башке творился такой кавардак, что я даже вымыл дома пол и вытер пыль с книг.
 

**

 
      Наташка заявилась домой в час ночи и разбудила меня громким чертыханием, потому что споткнулась о мою сумку.
      – О! Ты здесь? Впрочем, я так и думала.
      – Почему?
      – Потому что сюрпризы с мужиками не проходят.
      Они не въезжают в ситуацию и сразу начинают злиться. Потом, конечно, простят и все такое, но радость уже не та…
      – Это был не Сергей.
      – О! А Сергей знает, что это был не он?
      – Про Сергея я вообще ничего не знаю.
      – Круто. Водку будешь?
      – Завтра ж на охоту… то есть на работу.
      – Делов-то. Давай, рассказывай все по порядку.
      Я рассказала. Наташка слушала молча. Верный признак того, что моя глупость перешла всякие разумные границы, раз она даже не язвит.
      – Бедный Андрей,- наконец сказала она,- два месяца ожидания коту под хвост. Кстати, ты хоть представляешь себе, сколько стоит ужин в том ресторанчике?
      – Слава богу, нет.
      – А что вы хоть ели?
      – Не знаю. Мороженое.
      – По-нят-но. Мороженое… Это наверняка было самое дорогое мороженое в твоей жизни.
      – Знала бы, не ела. Оставила б на память.
      – Ладно, так ты у меня будешь жить?
      – Не знаю. Завтра позвоню Сергею, скажу, что приехала, и буду ориентироваться по ситуации.
      – Да уж. Ты у нас видный ориентирщик. Зато не скучно. Удачно я все-таки тебе мужика нашла, теперь на всю жизнь есть занятие.
      И Наталья бодро удалилась во вторую комнату, подгоняемая летящими вслед подушками.
      На выставку мы с утра приехали вдвоем с подругой. Коллеги смотрели на меня с сочувствием, хотя они уже привыкли к тому, что в Москве на выставках я, мягко говоря, не всегда высыпаюсь. Я подождала до одиннадцати часов, чтобы не разбудить Сергея, и трясущимися руками набрала его номер.
      – Да! Катя?
      – Да. Катя. Я приехала. Я на выставке…
      – Я тебя вечером заберу.
      – Хорошо. В семь.
      – До встречи.
      Трубка загудела, а я так ничего и не поняла. Так он меня ждал или как? По голосу вроде да, но где же тогда «мяу» и «целую»?
      Тем не менее меня слегка отпустило и я даже решила что-нибудь съесть. После вчерашнего ужина во рту ни одной маковой росинки, кроме водки, не было.
      И дернул же меня черт есть эти пирожки! Сколько раз я уже убеждалась: нельзя есть незнакомую еду в незнакомом месте. Зачем я вообще куда-то ходила? Но меня вытащила секретарша Лена под надуманным предлогом, что в буфете все страшно дорого. Если бы я знала, чем все это кончится, я бы заплатила втрое дороже!
      Короче, нашли мы место, где все дешево. Мало того, что дешево, так я еще и набрала себе каких-то пирожков с мясом. С мясом! Я вообще этого никогда не ем! Они мне сразу показались подозрительными!
      Через пару часов я начала подозревать неладное. К концу рабочего дня мне было уже понятно, что еда – это худшее из зол, существующих на свете, а мысль о пирожках с мясом вызывала содрогание. Кроме того, начала подниматься температура. Вялость была необыкновенная, чтобы дотянуть до конца рабочего дня, пришлось сгонять в аптеку и выпить целую жменьку таблеток во главе с аспирином. И это тоже была ошибка! Температура сбилась, но чудовищно разболелся желудок, к тому же я покрылась испариной и стала небесно-голубого цвета. Обычно голубой мне идет. Но, видимо, не сегодня и не в таких количествах.
      К приезду Сергея я была совершенно никакая. Не было сил ни радоваться, ни огорчаться, ни следить за его реакцией. Не было сил даже рассказывать, что случилось. Я практически упала к нему на руки и промычала что-то насчет того, что очень устала. Правда, усталость и нервы взяли свое, и, уткнувшись в него носом, почувствовав запах родного одеколона, я разревелась. Сергей, умница, ни о чем не спрашивал, гладил по головке, а дома уложил в постель и отправился к Наташе за моей сумкой. Я сказала ему, что Наташа приезжала на выставку с утра, а потом поехала домой и забрала мои вещи.
 

**

 
      Утром я по-прежнему ничего не понимал. И днем по-прежнему ничего не понимал. Зато к вечеру начал ничего не понимать по-новому – с жуткой головной болью и общим отупением. Вот к чему приводит непродуманное думанье одной и той же мысли.
      «Что же теперь делать?» – гласила эта мысль. О возобновлении отношений с новой Катериной и речи не шло. Я понимаю, человек специально в Москву приехал, ехал встретить здесь родную душу. Ревет, сейчас, наверное, в три ручья. (Кстати, почему говорят «в три ручья»? Глаза-то два. Возможно, еще из носа течет?) Но сочувствия во мне эта наглая самозванка не вызывала.
      А что говорить моей родной Кате? Я ведь уже второй раз ей почти изменил. Опять придется не то чтобы врать – недоговаривать. А она почует. Уже почуяла: среди дня позвонила неживым голосом и сообщила, что приехала. В прошлые разы еще из поезда начинала названивать. И я летел ее встречать, хватал в охапку…
      Приехав на выставку, я убедился в своих худших подозрениях – Катя очевидно питала худшие подозрения. Она была бледна, как Офелия после водных процедур, слова цедила неохотно, а при попытке обнять разревелась страшным ревом.
      Естественно, ни о каких чувственных ласках после долгой разлуки речи не было. И хорошо. Не ощущал я себя сегодня героем-любовником. Мы даже спать легли порознь. Так получилась. Катя уснула на тахте, свернувшись калачиком, я туда не вписывался даже сидя, а будить и переносить на ложе было жалко. Ночью я несколько раз слышал, как моя бедная женщина вставала и ходила в ванную, где, по-моему, рыдала.
      Поутру Катя отказалась принимать пищу. Вот тут я окончательно перепугался. Аппетит – это то, что у моей Кошки пропадает вместе с пульсом. С большим трудом удалось уговорить ее на сухарик с жиденьким чаем. На выставку, понятное дело, я ее не отпустил.
      На службе нужно было появиться обязательно, и я отправился с твердым намерением быстренько все порешать и вернуться к умирающей. Естественно, тут же начались бесконечные совещания, встречи и звонки. Уже надев верхнюю одежду, я полчаса бегал по офису, доделывая хотя бы самые срочные дела.
      «Приеду, все расскажу! – в отчаянии думал я, продираясь через пробки. – Пусть убьет, пусть скандал закатит. Не могу так дальше!»
      Дверь открывал своим ключом, подозревая, что Катя еще спит. Действительно, света в квартире не было. Как и спящей Катерины Ивановны.
      Я обошел комнаты два раза, проверил ванную и решил, что признаваться такой наглой симулянтке ни в чем не буду. Поставил греться чайник и сел ждать. Даже телевизор не включил от злости.
      Но когда Катерина заявилась домой, понял, что срывать зло на ней не буду. Потому что все зло мира на этом измотанном существе уже сорвано. Я собрал волю в кулак и стал изображать радушного хозяина.
      Катя моего нравственного подвига не оценила, потому что не заметила.
 

**

 
      Когда я проснулась, тошнило меня немилосердно. Организм подумал и начал категорически возражать против того, чтобы пирожки находились внутри.
      Часов в девять утра наконец-то слегка отпустило, и я даже была в состоянии съесть сухарик с чаем, который Сергей приволок мне в постель.
      – Какая выставка! Никуда ты не поедешь в таком состоянии! – категорически заявил мой мужчина.
      Иногда так приятно, для разнообразия, не спорить, а просто подчиниться. Что я и сделала, немедленно уснув.
      Правда, на выставку я к обеду все-таки приехала. Мне было заметно лучше, но есть я по-прежнему ничего не могла. Зато появилась аристократическая бледность, что очень гармонировало с рыжими волосами.
      Выставка протекала крайне плодотворно, то есть толпы народу бессмысленно шлялись по павильону и искали «что-нибудь новенькое», приставая к нам с идиотскими вопросами. Правда, если бы ко мне приставали даже с самыми умными вопросами, легче бы не было. Раздражало все: и люди и книжки. До этой выставки я всегда славилась тем, что не выхожу из себя, даже если клиент откровенно хамит.
      Есть такая странная порода покупателей, которые ходят по выставке исключительно скандалить. Если дать такому человеку волю и, не дай бог, вступить с ним в дискуссию, то он будет час толкаться, мешать, раздражать, не давать ни с кем другим разговаривать, привлекать к себе всеобщее внимание.
      – Сколько можно издавать этого Булгакова! – вещает какой-нибудь отставной военный. – Куда ни плюнь, везде Булгаков! А у меня есть товарищ, пишет гораздо лучше, так вы его издавать не захотели, захотели опять этого… А ваш Булгаков, между прочим, еврей!
      Если начать спорить, то можно узнать массу интересных подробностей из жизни не только Булгакова, но и Пушкина, причем выяснится, что светило русской поэзии тоже был махровым евреем, а лучшие стихи за него написал простой русский парень Запупыркин, которого гадкие сионисты держали в заточении многие годы. И только истинные патриоты это знают.
      – Здравствуйте, я поэт! – сообщает очередной посетитель. – Поэзию издаете?
      Узнав, что только за счет автора, начинает бушевать:
      – Вот из-за таких, как вы, талантливейшие люди и умирают в нищете! Вы заморили Моцарта, отрезали ухо Ван Гогу…
      Шуток такие люди не понимают, отрезвить их сарказмом невозможно. Если начать ехидно интересоваться, уверен ли он, что Моцарта заморила лично я, мне немедленно объяснят, что я невежда и что он жил пару веков назад. Правда, попутно вполне может выясниться, что посетитель убежден – Моцарт был поэтом…
      Если издательство не хочет вести на стенде розничную торговлю, то даже повесить самый огромный плакат и написать на нем «Книги не продаются» недостаточно. Нужно обязательно ставить рядом с плакатом специального человека, который будет повторять это заклинание каждому второму посетителю.
      – Сколько стоит?
      – Мы не продаем книги.
      – А если бы продавали, сколько бы стоила? Это не анекдот, это суровая правда жизни.
      – Девушка, у меня подруга на прошлой ярмарке купила книжечку… Такая красненькая… Там про это… Ну… Роман, короче. Там героиня на обложке нарисована. Ее рекламу еще по телевизору крутили. На каком стенде ее можно купить?
      – Девушка, у вас есть «Вентиляционные и аспира-ционные установки для предприятий хлебопродуктов»? Как нет? Почему нет? А что тогда есть?
      – Девушка, а где ваше руководство? У меня есть новый бестселлер!
      Обычно при этом из сумки вынимается замызганная тетрадь, исписанная мелким убористым почерком.
      – Если вы это издадите, это будет бомба! Ведь знаете, нам про фашистов все врут. Среди них были образованные, высоконравственные люди…
      Если бы я себя нормально чувствовала, то, не раздражаясь и мило улыбаясь, отработанными интонациями посылала бы всех по разным адресам, как простым, так и электронным. Но я себя чувствовала просто отвратительно. Последний раз мне было так плохо в стройотряде, где я съела какую-то гадость и местный врач ставил мне последовательно диагнозы от ангины и аппендицита до дифтерии. Тогда я неделю жила на минералке, которую практически невозможно было достать, и не ходила на работу. Сейчас к моим услугам хоть вся минералка города Москвы, но на работу нужно ходить обязательно. Терпения катастрофически не хватало. Я сорвалась на каком-то мужике, который долго ругал книгу: мол, обложка отвратная, подборка авторов ужасная, бумага газетная, цена запредельная… Дайте мне три штуки.
      Я сказала, что не дам. Что у него лицо несимпатичное, руки грязные и мерзкий характер. И мне будет очень неприятно, если у него дома будут наши книги. Мужик три минуты ловил воздух ртом и ушел.
      Меня отправили в буфет пить чай.
      Я приезжала с выставки к Сергею, выжатая как лимон. Причем уже засохший и заплесневевший. Как назло, его, как видного аналитика, заставляли сидеть в офисе, и мне приходилось каждый раз добираться на метро в самый час пик. Странная получилась поездка. Сексом мы не занимались: я каждый раз засыпала, едва упав на подушку. Утром извинялась, а что толку… Поговорить тоже не получилось, по той же причине, да и меня так глодало чувство вины за мой очередной неудавшийся роман, что при всех попытках меня пожалеть и приласкать на глаза накатывались слезы.
      Даже с Наташкой я больше практически не поболтала, пару раз вместе в буфет сходили.
      Я слегка оклемалась только в последний день перед отъездом, впихнула в себя за обедом куриный суп с булочкой и перестала рычать на покупателей. Сергей приехал за мной, отвез на вокзал. Надо сказать, что он тоже неважно выглядел – под глазами синяки, как будто не спал ночами. Я попыталась проститься с ним как можно ласковее, сказала, что в следующий раз все будет иначе. И услышала в ответ примерно следующее:
      – Целую, Коша. Береги себя, все будет хорошо. И еще: не принимай никаких необдуманных решений. Я все устрою.
      Что он имел в виду? Может, решил, что я собираюсь его бросить?
 

**

 
      Так оно и повелось: я каждый день ждал, что уж сегодня-то мы и поговорим, и наладим прочие отношения – отведем, так сказать, душу и тело. Вместо этого вечером приходилось довольствоваться только телом, да и то неактивным. Над Катей можно было бы совершить любое интимное действие, но вряд ли она проснулась бы. Поскольку труположество в мои планы не входило, приходилось сжимать зубы и подавлять желание – я имею в виду желание встряхнуть лежащую рядом женщину и спросить: «Что, собственно, происходит? Али не люб я тебе, девица, али не пригож, красная?»
      Удерживало то, что Катю красной назвать было никак невозможно – даже по утрам она представляла собой бледную немочь. Вечером она не представляла ничего. Просто валилась в постель ничком и отрубалась. Не помню, чтобы прошлые выставки так ее выматывали.
      На работе ситуация в эту неделю была нервной. Вместо выбывшей по беременности бухгалтерши взяли новую. И каково же было негодование начальства, когда выяснилось, что та тоже на сносях. На третьем месяце, ничего не заметно, но ведь через квартал ее тоже придется менять! Виктор Владимирович устроил нагоняй кадровику, потребовал найти главбуха-мужчину и почти всерьез предупредил о поголовном гинекологическом осмотре персонала. Наша руководительница проектов Ольга предупреждение встретила нервно, побледнела, целый день отвечала невпопад, куда-то исчезла, а вечером со слезами повисла почему-то на мне.
      – Он положительный! – рыдала она, явно требуя поддержки и участия. – Положительный!
      Я попытался придумать, как утешить коллегу, но растерялся. Я всегда считал «положительный» хорошим словом. Возможно, Оля имела в виду своего поклонника? А тот бросил ее, молодую, холостую, красивую?
      – Ничего, – сказал я, – раз положительный, все будет хорошо. Ой обязательно вернется.
      – Кто вернется? – руководительница проектов оторвалась от моей жилетки (пиджака) и обиженно задрожала губами. – Ты что, издеваешься? Тест на беременность положительный!
      – Это же здорово! – по американским фильмам я знал, что мужчина в такой ситуации должен радоваться, поднимать женщину на руки и глядеть на нее влюбленными глазами.
      Поскольку мужем Ольги я не являлся, то последние два действия решил не осуществлять. Видимо, моя беременная коллега на это очень рассчитывала, потому что обиделась еще больше.
      – Здорово? А растить ее кто будет? А моя карьера? Я же только-только в люди выбилась! У меня же перспективы! И вообще, кто меня будет обеспечивать все это время?
      – Но у ребенка ведь есть отец? – предположил я, напряженно вспоминая, что нам там говорили на уроках анатомии.
      Эту глупость даже не стали комментировать, обозвали дураком и – без перехода – уткнулись в еще сухое плечо. Тогда я высказал еще одну мысль, которая показалась мне логичной:
      – Раз ты только что узнала, значит, еще не поздно сделать аборт.
      Ольга взвыла и умчалась в туалет доревывать. Я остался в недоумении. Перебрав в уме варианты развития событий, понял, что их всего два: рожать или не рожать. Нужно просто посидеть, все взвесить и принять решение. Реветь-то зачем? Раньше надо было думать.
      По дороге из офиса я обратил внимание, что беременные красотки и молодые мамки заполняют половину полезной площади дворов и улиц. Как это я раньше не видел? Или сегодня день такой – Всемирный День Будущей и Начинающей Матери? Или Чубайс веерными отключениями в прошлом году достиг своей тайной цели?
      Выяснить что-либо у Кати не удалось по причине глубокого сна последней. Пришлось добывать информацию на работе.
      В качестве информатора я выбрал тетю Зою – интеллигентную уборщицу, которая из детородного возраста вышла лет десять назад.
      – Как же вы не знаете, Сережа? – покачала она головой. – Сейчас в России бум рождаемости, так называемый «беби-бум». Вы газеты не читаете?
      – И телевизор не смотрю, – признался я. – Только боевики и футбол.
      – Так вот, демографическая ситуация изменяется волнообразно, – тетя Зоя явно кого-то цитировала. – Несколько лет назад был спад рождаемости, а теперь наоборот. Это связано с социальными… и иными причинами. Жить стало лучше. Вот и у меня тоже…
      Я похолодел и уставился на хрупкую старушку, ожидая признания в тайной беременности от председателя районного совета пенсионеров.
      – …у невестки в Астрахани скоро будет ребеночек. Говорят, девочка. Но мне кажется…
      Тонкостей определения пола на расстоянии я не узнал, так как меня срочно позвал шеф.
      – Геннадий в Нижнем, – грозно спросил он, – твой протеже?
      – Не совсем. Но нашел его я.
      – Обнаглел совсем. Через все головы связался со мной, требует увеличения жалования. Он, видите ли, женился, у него жене, видите ли, через полгода рожать…
      Я признал вину, обещал накрутить хвост Геннадию в Нижнем, посетовал на распущенность современных девушек, которые замуж идут уже не девушками, и поклялся на «Книжном бизнесе», что отучу подчиненных обращаться наверх напрямую.
      Так продолжалось всю неделю.
      И только в последний день Катиного визита до меня дошло. Как я раньше не сообразил! Тетушке Судьбе пришлось подсовывать мне под нос сто подсказок, прежде чем я смог сделать очевидный вывод. Всю ночь я придумывал слова ободрения и поддержки для моей любимой женщины, но на прощанье смог выдавить только:
      – Береги себя. Я все понял, все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся.
      И уехал волноваться сам.

      Я лежал на диване и готовился стать отцом.
      Теперь-то я понимал, что означали Катины бледность, нервозность и постоянная усталость. В ее состоянии это было так естественно! Я порылся в памяти, разыскивая дополнительную информацию о беременных. Сексом ей заниматься нельзя. Я загрустил. Девять месяцев – это много. А ведь после родов тоже, наверное, недели две придется сохранять интимный мораторий.
      А еще беременным хочется солененького. Хотелось ли солененького Кате? Ей ничего не хотелось, ее тошнило. Это называется токсикоз.
      «И что же теперь делать?» – подумал я, повернулся к телевизору и включил «Евроспорт». Показывали драматический матч между сборными Голландии и СССР. Посмотрев немного, я вернулся к обдумыванию. Требовалось принять – а затем и осуществить – настоящее мужское решение.
      Проще всего было бы заставить Катю с потомством переехать к себе. Проще? Как бы не так! Снова начнутся разговоры о регистрации и справках, о школах и поликлиниках. Кроме того, в «двушке» мы не разместимся. Нужно расширяться. Кроме собственно денег на обмен требовались средства на переезд, ремонт, мебель. И все это на фоне Катиной беременности.
      Я понял, что предстоящее отцовство наполняет меня не только гордостью, но и кислым компотом из раздражения, тоски и обиды. Она, видите ли, решила завести ребенка! А меня спросили? Чего она ждет – пока срок не станет критическим, а пузо очевидным? Сейчас еще можно сделать аборт…
      Меня передернуло. Со всей отчетливостью я понял, что аборта не хочу. Хочу, чтобы у меня был свой законный ребенок. Как Маша у Кати. Только мальчик. Скажем, Саша. Александр. Александр Сергеевич.
      А что? Чем мы не Пушкины-Грибоедовы? Буду учить его кататься на велике, а потом – работать на компьютере. С математикой буду помогать. Хотя, скорее всего, он пойдет в родителей и сам будет в этом деле способным. На работе буду рассказывать о его успехах в школе.
      Я вздохнул: жизненный опыт подсказывал, что дети не сразу начинают овладевать велосипедом и персональным компьютером. Первые несколько лет они бессмысленны. И беспощадны. Даже говорить не умеют. Только едят и едят. Не понимаю, что в этом такого великолепного? Не далее как сегодня утром я подслушал хвастовство культурного вида мамаши: «Никита только что покакал!» На весь двор. Если я заявлю что-нибудь подобное про себя, в лучшем случае вызовут скорую психиатрическую помощь.
      А ведь мне с этим жить. Год или даже два. Потом дети хоть читать начинают. Хотя нет: я обучился грамоте в пять лет, и это было рекордом бабушкиной деревни.
      Захотелось напиться. Чтобы не думать о печальном будущем, пришлось думать о печальном настоящем. Следовало обеспечить, во-первых, воссоединение семьи, во-вторых, нормальное самочувствие будущей матери моего сына. Я поглядел на часы. Последний сеанс связи с Катей состоялся три часа назад, пора было еще раз поддержать беременную женщину.
      – Мяу! – очень бодро сказал я в трубку и даже сел. – Как ты себя чувствуешь?
 

**

 
      Я вернулась домой в препоганом настроении. Все-таки в наших отношениях с Сергеем все неправильно! Жить в разных городах – это ненормально. Если бы жили вместе, поболела бы недельку и все… Когда я теперь в Москву выберусь? А вдруг Сергей себе кого-нибудь все-таки найдет? Кроме того, у меня началось традиционное месячное жертвоприношение, которое на фоне всех отравлений и нервного стресса проходило особенно бурно. Нужно отдать должное Сергею, он меня всегда в этих ситуациях очень жалеет. Вот и сейчас звонит буквально каждые три часа, спрашивает, как я себя чувствую. Ужасно жалко, что его нет рядом, прилег бы вечером рядом, принес чаю в постель, погладил бы по пузу, глядишь, и полегчало бы.
      Как обычно, после выставки дома полный разгром – есть нечего, Машка соскученная, работы невпроворот. И в голову лезут разные мысли о том, что разрываться между ребенком и любимым мужчиной, которые живут на расстоянии 750 километров друг от друга, это неправильно. Любимые люди должны жить вместе/так, чтобы, отдавая кусочек любви одному, не обделять другого. Я страшно устала все время выбирать, с кем провести выходные: с Машей или с Сергеем. Хочется покоя. Хочется просто поваляться на диване, чтобы с одного бока Маша, а с другого Сергей. Я даже согласна при этом смотреть какую-нибудь американскую муру, лишь бы им обоим одновременно было хорошо.
      Мне кажется, наконец-то Сергей угадал мое настроение. А то мы последние полгода живем, как будто в противофазе: я к нему, он от меня. По-моему, мы наконец-таки повернулись друг к другу лицом. Если он все еще этого хочет, я к нему перееду. Черт с ней, с работой, со школой тоже как-нибудь разберемся, жизнь состоит не из регистрации и поликлиники. Очень хочется простого житейского счастья.
 

**

 
      Я нервно расхаживал по квартире.
      Поддерживать моральный дух Кати у меня кое-как получалось, а вот с воссоединением семьи дело обстояло… никакие обстояло. Следовало уговорить любимую женщину переехать ко мне, отыскав какие-то новые аргументы. Логика здесь помочь не могла. Я придумывал все новые и новые доводы и понимал, что все они не имеют для Катерины Ивановны никакого смысла – не то что значения. «Ну что ж, – говорила мне логика, – если гора не идет к Магомету, у того не остается выбора».
      Это было еще ужаснее. Уехать из Москвы как раз сейчас, когда у меня открылись такие классные перспективы! Я впервые за многие годы мог получать от работы все удовольствия – от солидной зарплаты до интересного дела включительно.
      Тут я вспомнил, как всего пару дней назад мысленно издевался над ревущим руководителем проектов Ольгой. А теперь сам оказался в той же ловушке: я и хотел сына, и боялся его, и понимал, что теперь моя карьера накроется медным тазом (как вариант – детской ванночкой).
      Что я буду делать на Катиной родине? У меня как раз подоспело время утвердить план по созданию множества региональных филиалов по всей России. А у Кати? Какие там могут быть проекты? Кто мне их будет оплачивать? Там же люди пашут за гроши.
      На этой мысли я споткнулся. В голове предупреждающе щелкнуло – верный признак того, что все необходимые детали головоломки собраны. Мне осталось чуть-чуть подумать логически, чтобы найти решение.
      Я даже зажмурился и закрыл уши. И тут же хлопнул себя по лбу.
      Конечно, Магомету стоит отправиться к горе, но захватить с собой все необходимое: ковры, гарем и верблюдов. Хотя про гарем – это я, конечно, погорячился.
      Итак, завтра мне предстояло объявить о существенном расширении планов расширения издательского дома. Даешь выход на международный уровень! Филиалы ведь можно открыть не только в российской, но и в любой другой глубинке. Пусть ребята работают за гроши, а руководить ими буду я. Причем за нормальные деньги. Возможно, чуть меньшие, чем в Москве – стоимость-то жизни куда ниже. И жить будем в нормальной трехкомнатной квартире. Правда, провинция…
      «Ничего, – решил я, – это же не навсегда! Зарекомендую себя в качестве отличного руководителя филиала, вернусь в метрополию на белом коне, с законной женой и подросшим ребенком». А параллельно можно строить жилье, производить обмены жилплощади, делать толковый ремонт – словом, готовиться к триумфальному возвращению.
      Да, пару лет в стороне от московского ритма жизни – это минус. Зато возможность наладить работу издательства (ладно, пока филиала) по-своему – это серьезный, жирный плюс.
      Я бросился к телефонной трубке – хотя можно было выждать еще не менее часа, – чтобы сообщить будущей госпоже Емельяновой, что ее гениальный мужчина все придумал.
 

**

 
      Честно говоря, такого счастья я и не предполагала! Сергей оказался еще умнее, чем я думала. Когда он начал излагать мне свой план, я даже не ожидала, что он все продумал. Это же действительно замечательный выход из положения! Поживем пару лет у меня, Маша закончит начальную школу, а потом мы все будем морально готовы переехать в Москву, если кто-нибудь из нас еще будет этого хотеть.
      Я была страшно тронута, я была абсолютно счастлива, всю хандру как рукой сняло. Первым делом, я сообщила новость Маше.
      – Ура! – закричал ребенок. – Ты теперь перестанешь ездить в эту противную Москву! Правда?
      – С удовольствием! – честно ответила я.
      – Ой, а как же книжки, которые ты привозила? А мы попросим дядю Сережу, он вместо тебя будет ездить! Здорово я придумала?
      – Здорово.
      – А как же он будет здесь жить? А где он будет спать? Все время в зале? Так что, опять телевизор не посмотришь, пока он по выходным не проснется? Знаешь что, мама, забирай его к себе, пусть с тобой спит, у тебя же кровать широкая.
      – Договорились, заберу.
      Вот так ненавязчиво и решился вопрос, который меня каждый приезд Сергея страшно беспокоил: что подумает Маша, если с утра обнаружит Сергея у меня в постели? Оказывается, ничего не подумает, пойдет телевизор смотреть. А мы так долго мучились! – С огромным энтузиазмом мы с ребенком приступили к генеральной разборке квартиры, чтобы освободить для нашего мужчины немного жизненного пространства. Правда, мужчина по телефону реагировал на это крайне нервно. Услышав, что мы собираемся выбивать на улице ковры, устроил просто истерику.
      – Ты что, с ума сошла! Ты бы еще мебель сама двигала! Хоть бы о ребенке подумала, если на себя мозгов не хватает!
      Я посмотрела на своего ребенка. Ничего плохого не увидела. Румяный такой ребенок, полчаса отпрыгал на морозе с выбивалкой, заодно и на горке накатался до полного вымокания. У нас как раз вчера выпал первый снег пополам с водой. Я решила, что это у Сергея нервы пошаливают перед переездом – наверное, на работе неприятности.
      После того как он швырнул трубку, подождала минут двадцать и перезвонила.
      – Сергей, знаешь… Я тебя люблю.
      Честно говоря, я давно не была так счастлива.
 

**

 
      Я раньше и не подозревал, как много нужно знать, чтобы правильно родить и вырастить младенца. Источники, из которых я черпал информацию, были самыми разнообразными: специализированные сайты, телепередачи, глянцевые журналы. И подслушанные разговоры. Последние были самыми информативными. Беби-бум подстрекал кумушек на работе обсуждать всякого рода подгузники, присыпки, болезни и корма. Из перечисленных тем стало ясно: грудные дети только едят, гадят и болеют. На остальное (лепетание, улыбание, узнавание и проч.) приходится не более пяти процентов времени жизни.
      Следовало начать готовиться к рождению сына заблаговременно. Я решил первым делом накупить памперсов. Все источники сходились в одном – памперсов младенцу нужно в пятьдесят раз больше, чем взрослому мужчине носков. Прячась от сотрудников и начальства, я выяснил наилучшую марку, уточнил цены и условия поставки, после чего оформил заказ.
      В субботу утром в мою дверь позвонил курьер. Его лицо представляло собой смесь уныния и радушия. На лбу читалось: «Спасибо, что выбрали нашу компанию, но лучше бы я сегодня поспал». Курьер держал в руках три плотно упакованных ящика. «Многовато, наверное» – подумал я.
      – Доброе утро! Вы заказывали…
      – Да, вносите, – торопливо перебил я. Почему-то не хотелось, чтобы соседи услышали слово «памперсы».
      – Сейчас остальные притащу, – сообщил курьер, опуская ящики на пол.
      Через пять минут моя квартира была готова принять полк непрерывно писающих мальчиков.
      Получив деньги, курьер немного добавил радушия и попрощался:
      – Сохраните чек, в следующий раз получите скидку.
      – В следующий? – я-то рассчитывал затариться до достижения ребенком совершеннолетия.
      – Да, – знаток окинул ящики взглядом и уверенно кивнул, – через месяц.
      Далее следовало заняться одеждой. Ознакомившись с ассортиментом, я затосковал. Я и себе-то не очень люблю выбирать шмотки, предпочитая джинсу во всех ее проявлениях, а тут предстояло ориентироваться в сотне наименований ползунков, кофточек, шапочек и носочков. К счастью, из одного подслушанного разговора удалось выяснить, что покупать для малыша одежду заранее – плохая примета.
      Со вздохом облегчения я переключился на чтение литературы о здоровье грудничков. Разрекламированный Бенджамин Спок меня не впечатлил, зато книжка какого-то русского педиатра очень понравилась. Там пропагандировался здравый смысл в процессе охраны здоровья. Объяснялось, что нормальному человеку некомфортно в душной кухне с законопаченными окнами, включенными горелками газовой плиты ив сорокоградусной воде с марганцовкой. Оказывается, именно так многие купают младенцев! И укутывают в жару, и оставляют без кислорода, и вообще всячески издеваются.
      От изучения будущих родительских обязанностей меня отвлекала только работа. Впрочем, «только» – это мягко сказано. Надлежало в кратчайшие сроки подготовить отчет о проведенном в Нижнем эксперименте, составить новый план и убедить начальство, что я должен лично все проделать на месте.
      Виктор, когда я дошел до этого пункта программы, насторожился:
      – А аналитика? Кто у нас будет заниматься аналитикой?
      – Да я и буду. Думаешь, там интернета нет? Или телефона?
      – А встречи? Тебе ведь приходится и с живыми людьми общаться.
      – Ага. Три раза в год, на выставках. Уж на выставки я вырваться смогу.
      – Допустим. Но зарплату я тебе все равно срежу, ты понимаешь?
      – Почему?
      Если убрать все околичности, логика директора сводилась к следующему – менеджер на периферии не имеет морального права получать столько же, сколько и в Москве. Это закон природы, и нечего тут обсуждать. Когда спор достиг апогея, я совершил неожиданный маневр – согласился на условия Виктора. Почувствовав себя неуютно, тот предложил в качестве компенсации оплачивать хотя бы квартиру.
      – Не нужно,- барски махнул я рукой,- у меня есть там отличная трехкомнатная квартира. С домохозяйкой.
      – А-а-а, – посветлел мой начальник, – точно! Но ты же ее, вроде бы, к себе хотел перевезти? Или это другая?
      – Та. Просто обстоятельства изменились. Похоже, у меня появится наследник.
      – Мальчик?
      – Пока не знаю.
      Виктор секунду посидел прищурившись, потом хмыкнул и сказал:
      – Уболтал, черт языкастый. Сохраним тебе оклад. Дети – дело накладное.
      Осталось только завершить формальности и перевезти личные вещи.
      Половину которых теперь составляли памперсы.
 

**

 
      Сергей собрался приехать к нам в ближайшие выходные. Мы с Машей ждали как никогда: наготовили вкуснятины, убрали квартиру, даже зачем-то помыли машину. На следующий день у нас не открывались замки и мы опоздали в школу, но машина была чистая. По крайней мере перед тем, как я выехала со двора.
      Трудно встречать мужика. Для женщины можно было бы расставить по всем комнатам цветы, вылизать квартиру, приготовить ванну со свечами. Вернее, ванну с какими-нибудь ароматическими солями, а свечи расставить вокруг. Мужчина, скорее всего просто не обратит на наши приготовления никакого внимания. Поэтому мы с Машей ограничились горой мяса под черносливом, горяченькой картошечкой и селедочкой с водочкой. Мне показалось, что Сергею это понравится больше цветов.
      Он приехал рано утром, мы еще даже не проснулись, – холодный и мокрый, за окном как раз шел снег. Мы в четыре руки начали его раздевать, сушить, кормить, показывать новые куклы… Наконец, он не выдержал, заткнул рты ладонями нам обеим, сказал:
      – Эй вы, цыц! Дайте хоть дух перевести. Давайте как в сказке. Сначала молодца нужно накормить, потом в баньке попарить…
      – А потом съесть! – сообщила начитанная Маша.
      – Ну, потом посмотрим. Можете и съе.сть, только тогда подарки исчезнут. Они заколдованные.
      – Подарки? Дядя Сережа, ешь быстрее!
      Дядя Сережа перетащил свой баул в комнату и вытащил оттуда здоровенную пачку книжек с наклейками. Любимое Машино занятие в последнее время. Ребенок завопил от радости и поволок добычу к себе в комнату. Сергей стоял и довольно улыбался. Я решила его окончательно обрадовать.
      – Перетаскивай сумку в спальню. Мы с Машкой решили, что там тебе будет удобнее. Я тебе даже полку в шкафу освободила.
      Сергей замялся и сказал:
      – Нет. Я думаю, мне лучше поспать здесь. Вернее, я думаю, что всем нам, всем троим, будет лучше, если я буду спать здесь.
      И, решительно выпятив подбородок, пошел принимать душ.
      Мне оставалось только стоять посреди комнаты и растерянно хлопать глазами. Своим видом Сергей давал понять, что он принял серьезное мужское решение. Я должна оценить и проникнуться. Оценила. Прониклась. Но смысла не вижу. Правда, серьезные мужские решения, как правило, всегда бессмысленные, но это явно выдающееся. Или он пытается мне сказать, что в его отношении к нам все не так серьезно, как мы себе напридумывали?
      Мое счастье слегка увяло и скукожилось.
      Правда, весь день Сергей был просто ангелом, я его таким и не помню. Возился с Машей, переделал в квартире кучу дел, починил мне дворники в машине (они последние дни противно скребли по стеклу), сходил в магазин, приволок кассету с какой-то мелодрамой (не боевиком!), чтобы посмотреть ее вечером. Короче, идеальный мужчина. Вечером сам вызвался уложить Машу, хотя весь процесс укладывания у нас заключается в том, что я сижу с ней в комнате, пока она читает, чтобы ей было с кем поделиться впечатлением от особенно удачных мест.
      Вот только когда я вылезла из душа, то застала мерно сопящего Сергея, который постелил себе в другой комнате и там же заснул. Наверное, мне нужно было его сразу разбудить и начать выяснять, в чем дело, но я была так ошарашена, что развернулась и ушла в спальню. Что случилось? Может, обиделся на мое отравление? Решил, что я его симулировала? Не похоже, зачем тогда было днем передо мной так прогибаться? А вдруг у него другая женщина и он меня просто больше не хочет? А метет хвостом потому, что чувствует себя виноватым.
      Нет, нет, не может быть. Нужно отогнать от себя эти мысли, иначе мне не уснуть. Просто он переработал, устал с дороги. Завтра мы вместе над этим посмеемся, и все будет хорошо.
      Уснуть я, конечно, уснула, но осадок остался.
 

**

 
      К Кате я ехал с четко поставленной задачей – максимальное количество максимально положительных эмоций. Значит, внимание, забота и никакого эгоизма. Нельзя ей интима? Не будет. Буду держать себя в руках, сколько смогу. Говорят, в середине беременности можно восполнить. Без фанатизма, по-семейному. Что еще? Машу нужно взять на себя, а то Катя и без нее нервная. И вообще, буду вести себя как идеальный мужчина.
      Интересно, а как себя ведет идеальный мужчина? Перед отъездом я, преодолев брезгливость, купил покетбук розового цвета под названием не то «Страсть и любовь», не то «Счастье вдвоем». Прочитал десять страниц и понял, что идеальный – с женской точки зрения – мужик если и встречается в природе, то только в клинике для душевнобольных. Книгу я выкинул. В любом случае мне не светит стать широкоплечим брюнетом, который месяцами ошивается вокруг своей возлюбленной, умудряясь при этом заколачивать огромные бабки.
      Значит, оставалось надеяться на здравый смысл и собственную интуицию.
      Они меня не подвели. Маша была в полном восторге-я умудрился вспомнить о ее пристрастии к детским книжкам. Катя восторг прятала, но, кажется, тоже была очень довольна. Во всяком случае, выглядела она куда лучше, чем в свой последний приезд. Живота пока видно не было – так, легкое брюшко, но в движениях я уловил плавность и осторожность. Мать берегла свое дитя. И мое, кстати, тоже. Расчувствовавшись, я решил совершить какую-нибудь глупость в духе розовой книжки. Случай подвернулся сразу: когда Кошка предложила мне официально поселиться в ее комнате, я эффектно отказался, демонстрируя, что готов пожертвовать всем ради ее здоровья. Чтобы овцы были целы, волки согласились остаться голодными.
      Гордясь своим заявлением и принимая душ, я пришел к выводу, что не такая уж это была глупость. Если бы мы оказались в одной кровати, долго бы я не протянул – либо нарушил бы неприкосновенность плода, либо съехал бы с катушек. Размышления о совместной кровати слишком уж меня поглотили, и я бросился сублимировать их, занимаясь домашним хозяйством.
      Это оказалось утомительным, и сублимация прошла успешно. Убаюкав Машу, я завалился спать, и сны были совсем неэротические: я строил новый дом из коробок с Машиными куклами. Катя стояла рядом и торопила меня: «Вот-вот родится! – говорила она, хотя живота не было и в помине. – Вот-вот!» И я, хотя понимал, что никто никуда не родится, послушно ускорял стройку. При этом я умудрялся помнить, что сплю, и обдумывать фрейдистский смысл коробок с куклами.
      Наутро положительные эмоции перестали оказывать на Катерину положительное воздействие – проснулась она снова бледная и неулыбчивая. Я, как мог, пытался скрасить ее недомогание, пытался отправить к врачу, но наткнулся на обиженный взгляд. Отчего-то моя будущая половина не собиралась обсуждать со мной свое состояние. «Наверное, гормональное», – подумал я и спешно перешел на другую тему.
      – Ты не знаешь толковых редакторов, которые могли бы читать художку?
      Катя назвала несколько имен и пообещала выяснить все, что возможно, о хороших редакторах. Из верстальщиков она знала только тех, кто работал у нее в офисе. Но это было не такой уж большой проблемой: интернет буквально ломился от ребятишек, которые владели «в совершенстве Corel, Photoshop, Ventura, PageMaker и QuarkXPress». Устроив плотный конкурсный отбор, можно было укомплектовать штат максимум за месяц. Последним в списке шел маркетолог. Нашего директора интересовал еще й местный рынок. Он давно собирался расширить здесь наше небольшое торговое представительство, а наличие издательской группы «в одном флаконе» позволило бы минимизировать расходы на ремонт, связь и прочие накладные дела.
      – А возьми меня! – безответственно предложила Катя.
      Я замялся. Взять на работу специалиста, который через пару месяцев уходит в декрет, мне не позволяли совесть и чувство самосохранения. За подобное кадровое решение мне просто вырвали бы… Короче, мой первый ребенок стал бы и последним.
      – Нет,- решился я, – ты работать теперь вообще не будешь. Будешь сидеть с детьми.
      Вместо того чтобы обрадоваться беззаботному будущему, моя беременная красавица разразилась рыданиями. Ну, не совсем рыданиями, но слезу пустила.
      С этими гормонами одни неприятности.
 

**

 
      Проснулась я от Машиного щебетания, которое доносилось откуда-то издалека. Прислушалась и поняла, что ребенок таки пришел к дяде Сереже смотреть мультики. А дядя Сережа, значит, предпочел общество Маши, даже не зашел ко мне в нос поцеловать. Мне стало смертельно обидно. Я что, лишняя?
      Встала я обиженная и насупленная, Сергей тут же подорвался с предложением приготовить завтрак, но был послан в грубой форме. И так настроение плохое, еще и есть то, что у него пригорит! Я автоматически начала жарить гренки, практически не прислушиваясь к тому, что говорит Сергей. Включилась только на рассуждении о том, что врачи бывают разные.
      – Это ты к чему?
      – Может, тебя свозить куда-нибудь? Может, найдем какой-нибудь хороший медицинский центр? Ты неважно выглядишь.
      – Это не лечится, – буркнула я и задумалась.
      Он намекает на то, что не хочет меня, потому что я плохо выгляжу? Ведь если бы он вчера заснул от усталости, то давно бы терся об меня носом и интересовался у Маши, не хочет ли она погулять днем часа два-три.
      А он на эту тему даже не намекает, значит, его ничего не беспокоит. То есть он считает, что не видеться целый месяц, а потом встретиться и не спать вместе – это нормально? В таком случае моего Сергея где-то в дороге подменили.
      День прошел примерно так же, как и вчерашний. Максимум внимания, куча любезности, минимум прикосновений. Все внимание Маше. Она висела у него на руках, сидела на шее, причем ив прямом, и переносном смысле, а также временами стояла на голове. Если бы моя дочь была лет на десять старше, я бы, наверное, забеспокоилась, не перекинулся ли мой мужчина на молоденьких. Добило меня то, что часа в три Сергей заявил:
      – Машка, пошли гулять. Маме нужно днем отдохнуть.
      Мы обе уставились на него с одинаковым изумлением. С каких это пор мама днем отдыхает?
      – Пошли, пошли. А хочешь, поехали в парк. Мама нам доверит машину?
      Машину мама, конечно, доверит…
      – А мне с вами нельзя? – робко поинтересовалась я.
      – Ты поспи. Нам нужна бодрая и здоровая мама. Сергей с совершенно обалдевшей Машей отбыли в
      парк, а я начала рассматривать себя в зеркало. Вроде не похудела, цвет лица нормальный… Что ему во мне не нравится? Ладно, допустим, я не замечаю, что устала. Значит, нужно отдыхать!
      Я завалилась на диван и включила телик. Ощущения были, как будто меня высадили на необитаемом острове. В квартире ненормально тихо, делать нечего, телевизор я смотреть разучилась, даже приблизительно не представляю себе, что по нему идет. Последние несколько лет он используется у нас как приставка к видеомагнитофону, ну, еще Маша иногда смотрит детские каналы. Через десять минут я поймала себя на том, что, проматывая каналы, пошла по третьему кругу. Остановилась, посмотрела новости по Евроньюс, прокрутила каналы по четвертому разу… Господи, что же люди дома делают? Ведь тысячи людей по выходным сидят дома и смотрят телевизор! Ладно, попробуем еще раз: ток-шоу, сериал, сериал, сериал, ток-шоу, новости… это я уже видела, дальше: клип, мультики, американцы спасают мир от инопланетных чудищ, телемагазин, увлекательный фильм из жизни крокодилов, сериал, ток-шоу… У меня сдали нервы, телевизор я выключила. Встала, пошаталась по квартире. Как еще люди отдыхают? Придумала!
      Я набрала себе полную ванну, наплюхала туда пены и залезла внутрь. И что теперь делать? Просто лежать скучно… Попыталась читать – мокрыми руками неудобно. Потерпела для приличия минут двадцать, вылезла.
      Посмотрела на часы – убила полтора часа, но совершенно не отдохнула, скорее наоборот, нервничать начала.
      Квартира убрана, еда приготовлена. Можно сходить в магазин, но я же должна отдыхать! То есть сесть за компьютер поработать тоже нельзя… Я пригорюнилась. Съездить в тренажерный зал? У меня забрали машину, на транспорте неохота. Сходить потрындеть к подруге? Позвонила, никого нет дома. Даже по телефону не с кем поговорить, все чем-то заняты, одна я тут… отдыхаю.
      К исходу второго часа я окончательно извелась и, чтобы хоть как-то успокоиться, в сотый раз стала перечитывать «Мастера и Маргариту». За этим занятием меня и застали совершенно счастливые Маша и Сергей.
      – Ой, мама! А в парке столько нового понаставили! Представляешь, там такая горка: сначала едешь вот так, потом бабах, потом сюда, а потом вообще! Круто?
      – Наверное…
      – А еще там такие штуки! Мама, ну чего ты такая хмурая? Там так весело!
      – Маш, наверное, мама еще не отдохнула, пойдем сходим в магазин, она еще поспит.
      – Нет!!! Я уже отдохнула! Я уже наотдыхалась на всю оставшуюся жизнь. Я с вами.
      За ужином нам наконец удалось внятно поговорить. Сергей поделился своими рабочими проблемами. Приятно, что, проработав в этом городе столько лет, я знаю здесь каждую собаку (если она имеет отношение к книжному бизнесу). Порекомендовать редакторов? Не проблема! Все, вплоть до пристрастий в еде. Верстальщики? Хороших мало, за них идет скрытая война, они стали сытые и наглые, но хорошо я знаю только тех, кто непосредственно с нами работает.
      Самая большая проблема с руководящим персоналом. Из толковых людей, которые в данный момент не заняты, могу предложить только себя.
      Я собственно и не собиралась работать с Сергеем, зачем мне нужны лишние проблемы? Да и вообще, я считаю, что жить вместе вполне достаточно, не хватало еще целый день друг другу глаза мозолить.
      Я знала, что Сергей откажется, но думала, что он выберет для этого какой-нибудь нормальный предлог, например, что я для него слишком хороша, или что он не сможет по заслугам оплачивать мои гениальные способности. То, что он заявил, возмутило меня так, что я потеряла дар речи. Я не собираюсь сидеть дома! Я с удовольствием буду работать поменьше, если мужчина возьмет на себя функцию кормильца семьи, но дома сидеть! Это ни в какие рамки не лезет!
      А вечером практически повторилась вчерашняя история. Пока я укладывала Машу, Сергей быстренько принял душ и заснул у себя в комнате.
      Я как дура потопталась рядом и ушла в спальню. Бред! Я могла предположить какие угодно проблемы совместного проживания, но до такого не додумалась бы даже после большой дозы галлюциногенов.
 

**

 
      Быть внимательным мужем беременной женщины очень тяжело, но очень почетно. Я заботился тщательно и непрерывно: полностью освободил Катю от домашних хлопот, возился с Машей, порывался готовить – правда, от плиты меня решительно отгоняли. Подумав, я решил на это не обижаться. Во-первых, я и так упростил Кошкину жизнь до предела. Во-вторых, я плохо представлял себе диету беременных. Вдруг приготовлю что-нибудь не то!
      К третьему дню пребывания я вспомнил о формальной цели своего визита. Отвез Катю на работу, взял с нее слово, что она будет звонить при малейшем покалывании в боку, и отправился общаться с людями. За полдня успел переговорить с тремя редакторами и одним верстальщиком. Все они выразили сдержанную готовность попробовать. О деньгах говорили, немного стесняясь. Только верстальщик сразу выдвинул какие-то непомерные требования. С ним мы закончили беседу очень быстро: «Восемьсот долларов платить будете?» – «Вряд ли!» – «Тогда до свидания!» – «Всего хорошего».
      Затем я направился в торгпредство. Директор – тридцатилетний мужик по имени Василий – принял меня хмуро. Видно было, что делиться властью он не хочет. Я тут же заверил, что весь персонал будет подчиняться только ему «в порядке внутренней службы». Эта фраза сразу успокоила Василия. Мы перешли на ты, сходили закусить в кафе неподалеку и за куском вполне съедобного мяса обсудили план расширения представительства. На первое время мне выделялась одна комната в существующем помещении, а параллельно шел разговор о покупке трехкомнатной квартиры и превращении ее в мини-издательство. Это меня вполне устраивало – больше двух лет я здесь засиживаться не собирался, а за это время контора не должна была вырасти за пределы предоставленной жилплощади.
      Я уж хотел перетереть и необходимые закупки оборудования, но вовремя глянул на часы и спешно удалился. Через полчаса я должен забрать Машу из школы, а еще через 15 минут – с работы Катю. Матерясь, я гнал машину по малознакомому городу, сделал небольшой круг, заблудился в микрорайоне… И все равно приехал на десять минут раньше положенного. Машу пришлось ждать. За Катей я уже не гнал, ехал 80. И все равно добрался слишком быстро. Кажется, я начинал понимать странную логику этих неторопливых людей.
      На обратной дороге я искоса поглядывал на будущую мать моего будущего ребенка и тихо гордился собой. Еще вчера утром она была бледной, как тень, а сегодня уже розовенькая и болтает. И это после утомительного рабочего дня! Все-таки в руках заботливого мужчины даже беременная женщина чувствует себя комфортно.
      В порыве заботливости я предложил заехать в аптеку.
      – Зачем это? – подозрительно зыркнула на меня Катя.
      Я вспомнил, что она избегает обсуждать свое предстоящее материнство, и быстро нашелся:
      – Успокоительное себе купить. Что-то сплю плохо. Маша, хочешь аскорбинку?
      Вечером за семейным ужином хозяйка снова сидела хмурая. Видимо, догнала ее усталость на работе. Кошка почти ничего не ела, только лупала на меня глазищами. Очевидно, хотела спать. Я собирался пожать Катю в кроватку, но она взбрыкнула и заявила, что пойдет пообщаться к соседке. Я вздохнул. В статьях по психологии беременных описывались подобные резкие смены настроения. С этим нужно жить.
      Я добросовестно уложил Машу и попытался лечь спать сам. Не получилось. То есть «лечь» получилось, а «спать сам» никак не выходило. Хотелось «спать с». Очень хотелось. Я поворочался и врубил телик. Там шла «Греческая смоковница». Фильм, который позволил мне соблазнить свою будущую первую супругу. Теперь-то я понимаю, что это она сама меня соблазнила, но тогда все было очень красиво: только мы, свечи, киндзмараули – и затертая видеокассета.
      Воспоминание оказалось некстати. Я принялся ворочаться со скоростью ледобура. Чтобы успокоиться, начал вспоминать прошедший день – и на память пришла пачка успокоительного, которое пришлось покупать для отвода прекрасных Катиных глазок. Хлебнув микстуры прямо из банки (из сопроводительной бумажки я понял, что передозировка мне не грозит), я наконец уснул.
 

**

 
      Моей злости не было предела. Он, видите ли, плохо спит! У него бессонница! Такого наглого вранья я не слышала со времен своего замужества.
      За ужином я поняла, что не в состоянии справиться с проблемой в одиночку, нужен совет. Нужно с кем-нибудь поделиться своей бедой, а Сергей пусть пьет свою микстуру. Только если он начнет засыпать еще быстрее, то, пожалуй, не дойдет до кровати.
      Как хорошо иметь много подруг. Еще лучше иметь много умных подруг. А еще лучше, если умная подруга живет с тобой в соседнем доме. Ее совершенно не удивило то, что я, злая как чертик, ввалилась к ней в десять часов вечера.
      – Что, идиллия закончилась? – поинтересовалась Оля, глядя на то, как я с остервенением развязываю шнурки.
      – И не начиналась, – отрезала я. -«. Он храпит?
      – Хуже.
      – Не приходит ночевать?
      – Хуже.
      _?
      – Он спит в соседней комнате.
      – Что? А зачем ты его туда положила?
      – Я положила? Ты что, смеешься! Сам лег.
      – Может, он ждет, что ты к нему присоединишься?
      – А спать при этом зачем?
      – Так, подожди. Что-то ерунда какая-то получается. А у него со здоровьем все нормально?
      – Похоже, с головой проблемы.
      – Ну, в данном случае это не главное. Может, он что-нибудь себе простудил? Теперь ничего не может и, чтобы не опозориться, спит отдельно. Он лекарства какие-нибудь пьет?
      – Пьет… И про врачей все время говорит…
      – Вот видишь! Бедненький… Нервничает, наверное.
      – Да я бы не сказала. Вполне доволен жизнью, заботливый – отродясь таким не был. За руль не пускает, Машу в школу отводит и забирает, даже в магазин сам ходит. Просто голубая мечта.
      – Голубая? – Олька сделала неприличный жест рукой.
      – Нет, это исключено.
      – Точно? А то смотри, может, его на мальчиков потянуло.
      Мы обе надолго задумались. Оля механически заварила чай. Хлебнув кипяточку, я очнулась.
      – Нет, что-то не вяжется. Если у мужика проблемы, то он не такой. Знала я одного… Они же становятся ходячим комплексом. Нет, не может быть! Сергей бы не вставал с такими ясными глазами, он бы бесконечно оправдывался. А у меня такое впечатление, что его вообще ничего не напрягает. Может, его кастрировали?
      – Может, – подруга смотрела на меня печальными глазами. – А зачем?
      – Завистницы.
      – Слушай, а может, он подцепил какую-нибудь гадость? От завистницы? А?
      – А вот это мысль! То-то он заботливый такой! Замаливает. Я только одного не понимаю: неужели он думает, что я не замечу, что он спит в другой комнате?
      – Может, и думает. Знаешь, мужики – они такие… А ты его простишь?
      – Я? Его? – я сделала вид, что размышляю. – Прощу, конечно. Но мало ему не покажется. Ладно, я пошла проверять.
      – Что?
      – Обе версии.
      – Бедненький… – Олька расхохоталась. – Жаль, посмотреть нельзя. Хотела бы я видеть мужика, который пытается тебе отказать.
      – Ну, до сих пор такие мне не встречались, – утешила я себя и отправилась издеваться над своим суженым. – Только нужно было чего-нибудь покрепче выпить. Вместо чая.
      – Если ничего не получится, приходи, выпьем. И Сергею твоему нальем. Для храбрости. Или за упокой… Как там у вас все пройдет.
      Я ввалилась домой с самыми серьезными намереньями. Спит? Ну, пусть спит! Недолго ему осталось. Залезла в душ, надушилась любимыми.Сергеевыми духами, надела практически прозрачную пижамку и целеустремилась под бочок. По дороге, правда, решила, что пижамка – это лишнее. Закрыла дверь в Машину комнату, чтобы, не дай бог, не разбудить, и нырнула под одеяло. Прижалась к такому теплому, такому родному…
 

**

 
      Двухмесячное воздержание с жуткой силой ударило мне в голову. Через минуту я уже слабо соображала кто кого соблазняет, тем более, что Сергей и не думал сопротивляться. Мгновенно наша с Олькой первая версия была отметена с негодованием, а потом я забыла, что что-то проверяю.
      Это было нечто! Это было, я вам скажу… Нет, пожалуй, не скажу. Слов не хватит. Да и помню мало.
      Но это было самое прекрасное пробуждение среди ночи. Полфлакона расслабляющей микстуры не позволили мне очнуться одномоментно, зато сделали раскованным и уверенным в себе. Наверное, по первоначалу я решил, что обнаженная Катя рядом – удачный эротический сон, поэтому с удовольствием ему отдался. Потом-то я уже начал соображать, что сон, а что – наоборот, но соображалка моя работала со скрипом и натугой.
      Только когда Кошка вцепилась в меня когтями и зубами, от боли я слегка очнулся. Однако момент для выяснения обстоятельств был не совсем подходящий, поэтому я послал все к сиреневой звезде и довел свое пробуждение до победного финала. И был поддержан. Вся спина у меня была располосована, подбородок ныл от укуса – но и Кате, кажется, досталось не меньше.
      «Надеюсь, ребра не сломаны» – лениво думал я, гладя золотистую даже в ночи шевелюру любимой женщины. Она неслышно сопела в той самой позе, где ее настиг экстаз. Что-то тревожное зашевелилось в районе совести.
      – Эй! – потеребил я Катю. – Ты в порядке?
      Ответом было утробное «мрряу» и на четверть приоткрытый глаз. Требовать большего было сейчас жестоко, но могучий отцовский инстинкт был неумолим.
      – А тебе можно было? В смысле, ребенку это не повредит?
      Для женщины, носящей под сердцем дитя, Катя вела себя чрезмерно легкомысленно.
      – Аи, – сказала она, снова зажмурившись, – спит ребенок. Ты его на горках так укатал. И меня тоже.
      – Коша…
      – Дай полежать.
      Вообще-то я мог собой гордиться – обычно о передышке просил я. Но сведения, почерпнутые из специальной литературы, ясно говорили об опасности половой жизни в первые месяцы беременности.
      – Точно все нормально? Может, сходишь завтра к врачу?
      Упоминание о враче подействовало. Катя вдруг шарахнулась от меня и напряженно сказала:
      – Сергей, я все понимаю. Ты взрослый человек, у тебя могли быть женщины. Но… ты соблюдал меры предосторожности?
      Я запаниковал. Приключение с выпускницей МИСИ сразу всплыло в памяти. Но предосторожности… Зачем еще какие-то предосторожности при подобном способе интимных отношений? Не помню, чтобы хоть одна женщина залетела таким сложным способом. Даже Дева Мария, кажется, забеременела как-то иначе. Поэтому я честно ответил:
      – Не было у меня никого! Только ты. И с тобой тогда, на вокзале, я действительно забыл… ну, не успел.
      – Ты хочешь сказать, – прошипела Кошка, – что ты от меня это подхватил!
      Паника сменилась удивлением.
      – Скорее уж ты от меня. Ведь это от меня, правда? Страшное подозрение открыло мне глаза и уши на
      происходящее. Конечно, это не мой ребенок! Вот почему Катя скрывает свою беременность! И сама ко мне подкатилась, чтобы потом объявить: «Милый, ты был великолепен, у нас будет ребенок». А потом заявит, что младенец родился здоровым, но слегка недоношенным.
      – Уйди, – уже не шипела, а рычала Катя.
      Тот факт, что мы находимся как раз в моей постели, ее не смущал. Я рассвирепел:
      – С удовольствием! – я подскочил и принялся рыскать в одеяле в поисках сброшенного в порыве страсти нижнего белья. – Ноги моей здесь больше не будет, руки моей…
      Я отчаялся отыскать любимые трусы и двинулся к шкафу. И тут мой взгляд упал на Катерину. В лунном свете (впоследствии я сообразил, что это был фонарь над стоянкой) она была смертельно бледна. Я вмиг вспомнил о неустойчивой психике беременных и сбавил тон:
      – Спокойно, все будет хорошо,- я даже присел и приобнял окаменевшее тело, – ты только не волнуйся. Не хватало нам выкидыша!
      Я прикусил язык. Заговор молчания был разрушен. Я продемонстрировал, что знаю Главную Тайну. Теперь мне либо дадут по физиономии, либо зальют слезами по пояс. Еще неизвестно, что хуже.
      Но произошло совсем третье – Катя перестала изображать самку Сфинкса и вытаращилась на меня.
 

**

 
      Нельзя заставлять женщину думать после того, как вы занимались с ней любовью. Это жестоко! Это физиологическое кощунство. По большому счету и шевелиться-то в этот момент не очень хочется, а уж разговаривать… Мне всегда казалось, что эротические сцены, которые заканчиваются тем, что женщина с придыханием говорит: «Дорогой, ты был бесподобен!» – это полная ерунда. Когда дорогой действительно бесподобен, сил остается ровно на то, чтобы заснуть.
      И вот меня выдергивают из этого блаженного состояния, пристают с какими-то дурацкими вопросами.
      К жизни меня вернуло слово «врач», как будто красная лампочка в мозгу вспыхнула. Но все равно потребовалось время, чтобы вспомнить, что именно это лампочка означает. Ага, мы опять не предохранялись… То есть Сергей намекает на то, что я могла заразиться? Не успела я выяснить, в чем дело, как он обвинил меня в том, что подцепил эту заразу от меня.
      Нет, все-таки мужики идиоты. После такого секса я прощу ему все, что угодно. Но зачем же переваливать проблему с больной головы на здоровую! И вот тут я разозлилась.
      Какого черта он вообще сюда приехал! Или ждал подходящего момента, чтобы сделать меня крайней и уехать с видом победителя?
      – Вали отсюда! – завизжала я, и Сергея ветром сдуло с кровати.
      Для человека, который только что обвинил меня в измене, вид у него был неправильный. Несчастный какой-то, обиженный… Смотрит на меня жалобно… Говорит что-то ласковое… Я попыталась прислушаться.
      – Не волнуйся. Не хватало нам выкидыша.
      – Выкидыши бывают только в мексиканских сериалах! – огрызнулась я. – Постой! Подожди. Какой выкидыш? У кого выкидыш?
      – Ну не у меня же!
      – А у кого?
      Зрелище мы, наверное, представляли собой презабавное. Оба злющие, встрепанные и пялимся друг на друга, как при игре в гляделки.
      Сергей не выдержал первым.
      – Катя, спокойно. Давай назовем вещи своими именами.
      – Давай.
      Он набрал полную грудь воздуха и выпалил:
      – Я все знаю. Я еще в Москве догадался.
      Меня прошиб холодный пот. О чем догадался? О моем интернет-романе?
      – Катя, скажи мне только одно: это мой ребенок?
      – Ребенок? – я наконец-то начала хоть что-то соображать.- А с чего ты взял, что у меня будет ребенок?
      – Ну, тебя тошнило…
      – Я отравилась.
      – Ты все время спала.
      – Так я же отравилась.
      – Ты была нервная.
      – Сергей, постой. Это все чушь. Я не беременная. Теперь пришла его очередь изображать из себя немого, а потом буйнопомешанного.
      – Так что же ты мне голову дуришь!
      – Я дурю? Откуда я знала? Я уже навоображала себе неизвестно что, я думала, ты дрянью какой-то заразился. Приехал, спишь в другой комнате… Стой, так ты приехал, потому что думал, что я беременная? А я-то думала…
      Меня внезапно задушила смертельная обида. Я думала, что он меня любит, а он думал, что я беременная. Слезы брызнули фонтаном.
      – Уезжай обратно. Не ходи за мной. Я попыталась направиться к спальне.
 

**

 
      – Какого еще выкидыша? – Катя смотрела на меня так, как будто я притащил домой мертворожденного ребенка и теперь пытаюсь подсунуть ей.
      Но злить ее было нельзя. Она же беременная, ей злиться нельзя. «А трахаться так, что звезды из глаз, – сказало внутри меня что-то ехидное, – значит, можно?»
      – Дорогая, – повторил я, – не волнуйся. Давай сохраним дитя.
      Где я выкопал это дурацкое слово – «дитя»?
      – Ты что, сериалов мексиканских насмотрелся? Моя будущая супруга решила скрывать очевидное
      с невероятным упорством.
      – Катя, я все знаю. («Ее злить нельзя».) Ты ждешь ребенка. («Спокойней, не зли ее».) Я догадался, я же не слепой…
      – Ты… ты… ты решил, что я беременная?
      – Да. И даже если это не мой ребенок…
      – Да ничей это не ребенок! Нет его! Что за ерунда! Либо Катя тайком стажировалась в ведущих московских театрах, либо… Нет, это невозможно!
      Однако перекрестный допрос показал, что возможно, и еще как. Токсикоз был обычным отравлением, бледность оттуда же, а в нежелании делить ложе, оказывается, тоже виноват я. «А вот теперь, – подсказал ехидный внутренний голос, – ее можно и нужно злить». Что я и исполнил.
      – Так ты не беременна! – поделился я догадкой с окружающим миром (и, кажется, соседями).
      – Ни черта я не беременна. А ты только из-за этого приперся?
      И тут, когда я совсем расслабился, Катя пустила в ход глазные водометы. Такими фонтанами можно демонстрации разгонять, а не нерадивых мужей. Я хрустнул и сломался. Ну почему Создатель поленился вставить Адаму предохранитель от слез Евы? На такое дело еще одного ребра не жалко. Наверняка во время того скандала в саду (когда первой женщине захотелось «вон тех яблочек») Адам согласился на нарушение правил внутреннего распорядка именно под действием безутешного рева Евы.
      Я никуда не пошел, хотя меня и посылали, и даже точно указывали координаты. И Кошку никуда не пустил. Топтался рядом, боясь прикоснуться и обжечься. Или умереть от укуса.
      А потом понял, что терять уже нечего – единственного своего сына я только что лишился – и обхватил Катю со всех сторон. Сжал так, что она не смогла вырваться. Сказал, что она самая лучшая и единственная (хотя это взаимоисключающие категории). И пообещал, что все будет хорошо.
      Кажется, это подействовало. До конца ночи Катя ревела в меня. Только под утро мы уснули и очнулись на следующий день от пронзительных резких звуков.
      – Мама, я не мешаю? – раздался веселый детский голосок, перекрывший какофонию. – Тут мой любимый мультик.
      «Может, и хорошо,- подумал я, продирая воспаленные глаза, – что второго ребенка пока нет?»
 

**

 
      Хорошо, что у меня есть Маша! Если бы она не пришла утром смотреть свои мультики, я не знаю как бы я заставила себя смотреть в глаза Сергею. И вообще открыть глаза. Вернее, не глаза, а то, что от них осталось после безудержного ночного рева. Уже в который раз я убеждаюсь, что у нас с Сергеем очень амплитудные отношения. Если очень-очень хорошо, то через час будет совсем плохо. Причем чем лучше, тем хуже. Не знаю, любовь ли это, страсть или просто глупость сторон.
      Ну почему бы Сергею не спросить у меня в Москве, не беременна ли я. Побоялся? А с другой стороны, я сама не лучше. Нет бы в первую же ночь растолкать его и выяснить, какого черта он улегся спать отдельно. Хотя вопрос: «Не хочешь ли ты об этом поговорить?» – любого здравомыслящего человека может довести до истерики, психологи все-таки правы: иногда поговорить нужно. Мы же с Сергеем уже бог знает сколько не разговаривали.
      Сначала месяц я писала, но, как потом выяснилось, не ему, потом странная выставка, а потом еще почти месяц мы разговаривали, но каждый о своем. Он о моей беременности, а я неизвестно о чем.
      Еще одна иллюзия разбилась в пыль. Мужчина не может просто так соскучиться, бросить все и приехать, ему нужна для этого веская причина. И я в свои тридцать с хвостом лет уже давно должна была выучить это наизусть и сразу заподозрить неладное, а не прыгать от счастья, как маленькая девочка, которой подарили воздушный шарик.
      Несмотря на то что Сергей полночи укачивал меня на ручках, осадок остался, да еще какой. Почему-то сразу вспомнилось, как я сказала по телефону, что люблю его. А он мне не ответил…
      Сергей был такой милый и заботливый не просто так. А что будет теперь? Получается, что из-за меня он бросил самое дорогое, что у него есть,- работу. А теперь выяснилось, что сделал это зря. Что он будет делать? Вернется в Москву? Или останется и выест мне печенку?
      Интересно, я хочу с ним об этом поговорить? Хочу, но боюсь. А вдруг он ответит правду? Или соврет? А я так и не узнаю когда.
      С другой стороны, не может же мужчина так самозабвенно заниматься любовью, если любви нет. Или может? Или любовью не может, а сексом может? Что у нас было сегодня ночью – секс или любовь?
      Я хочу с ним об этом поговорить? Хочу, но боюсь.
      Интересно, а Сергей хотел этого ребенка? Если хотел, то, может быть, все недак безнадежно. Может быть, у нас есть какое-то общее будущее. В любом городе, мне уже все равно.
      Я хочу с ним об этом поговорить!
      Пока я надо всем этим размышляла, Сергей слопал завтрак, помылся и убежал на работу, как он сообщил уже в дверях, «разговаривать разговоры».
      Не со мной…

**

 
      Утро прошло в угаре. Ситуация напоминала похмелье, только без приятных воспоминаний о вчерашнем («А потом что было? Ни черта не помню!»). А так – типичный абстинентный синдром: башка трещит, руки трясутся, язык заплетается за зубы.
      И в таком состоянии я провел очередные беседы. Потихонечку ситуация выкристаллизовывалась. Узок круг профессионалов, недалеки они друг от друга. Как только начинаешь выяснять, с кем бы еще поговорить, тебе произносят десяток фамилий, которые уже и записывать не стоит – наизусть помнишь. Скажем, толковых редакторов оказалось пятеро. Договориться удалось только с одним, еще двое отвечали неопределенно. Зато подкинули спасительную идею: взять пару выпускниц местного Технологического университета (безумное сочетание слов – «Технологический университет»!) и обучить их потихоньку. В этом был свой смысл. Иногда легче выдрессировать новичка, чем переубедить крупного специалиста, что работать нужно не так, как он привык.
      Мне дали несколько наводок, потом я снова пообщался с нашим торговым представителем Василием и понял, что главная проблема на ближайшие две недели – это благоустройство офиса. Я тут же набросал перспективный план, подсунул Васе под нос и услышал:
      – План хороший, но нереальный.
      – Почему? – удивился я. – Я даже три дня оставил на непредвиденные обстоятельства. Вот: 29, 30 и31.
      – Месяц допиши.
      – А что изменится? Пожалуйста: «29 декабря, 30 декабря»… Вот черт! Новый год. Вечно он не вовремя. Ладно, можно уплотниться и закончить все к 27.
      – Нельзя, – лениво возразил Василий и поведал тонкости национального календаря.
      Выяснилось, что местное население очень любит праздники – и государство его в этом всячески поощряет. Кроме стандартных 1 мая, 7 ноября, Нового года и 8 марта здесь гуляют сразу два Рождества (православное и католическое), а также суровый день поминовения усопших.
      – Это еще что! – заметил абориген Вася.- Не так давно мы еще и две пасхи справляли.
      – Католическую и православную? – проявил я недюжинную сообразительность. – А еврейскую?
      – Да как-то не сложилось.
      – Это непорядок. У вас же где-то здесь черта оседлости проходила.
      – Это точно. Евреев много. И татар. И хохлов… Еще полчаса пообсуждав сложный демографический
      состав Катиной родины, мы вспомнили о графике.
      – Короче, – посоветовал торговый представитель, – после 24 ничего не планируй. И до 8 января тоже не дергайся. Бессмысленно. Я, например, проведу это время с семьей.
      Я согласился, что идея хорошая.
      На обратном пути я строил картины милого семейного Рождества, плавно перетекающего в Новый год, а оттуда – опять в Рождество. Замечтался так, что пропустил нужный поворот. И только добравшись до подъезда, вдруг задумался – а что я вообще здесь делаю?
      Чего рыпаюсь? Раз уж Катя не беременная, зачем весь этот пожар и самопожертвование? Нужно быстренько валить в Москву и вить гнездышко, чтобы через полгода без суеты перетащить туда обеих моих девочек.
      Я уже совсем собрался объявить об этом Кате, но глянул на это замотанное создание…
      – Коша! – неожиданно для себя сказал я. – Ты уже решила, как мы проведем Новый год?
      Секунду Катя мучительно соображала, о чем я, потом закусила губу и бросилась в ванную. Рыдать.
      Я прокрутил в голове сказанную мной фразу. Повторил каждое слово. Разобрал слова на буквы. Ничего, абсолютно ничего обидного сказано не было! Я уже собирался устроить встречный скандал и потребовать внятных объяснений, как дверь ванной распахнулась – и мокрая, но счастливая Кошка повисла у меня на шее. Возможно, она собиралась меня задушить, но тогда мелкие и частые поцелуи выглядели, мягко говоря, преждевременными.
      «Господи! – подумал я. – А что будет, если она действительно забеременеет?»
 

**

 
      А что бы я сделала на его месте? Если бы какие-нибудь обстоятельства заставили меня переехать в Москву, а потом рассосались.
      Отвечаю честно: свалила бы обратно, пока не увязла по уши. Вернулась бы домой и сидела бы в своем гнездышке абсолютно счастливая. Значит, дадим Сергею недели две на то, чтобы свернуть дела, и приготовимся с ним проститься. Грустно, очень грустно, учитывая то, что на носу Новый год.
      Этот противный Новый год был везде. В городе, который уже начали украшать, в офисах, где уже прекращали работать. Ярко-оранжевые таблички с надписью «С Новым годом или заходите завтра!» стояли на столах практически у всех менеджеров. Девиз работы: «Никаких новых дел, дайте хотя бы разобраться со старыми!»
      Как работать, если вопрос: «А что подарить?» – занимает в голове места гораздо больше, чем все рабочие вопросы вместе взятые?
      Ну, с Машкой просто. Письмо Деду Морозу написано и отправлено. Ее ждет вожделенный домик для Барби. Ужас в том, что меня когда-то угораздило родить 7 января, вернее, угораздило забеременеть в апреле, так что придется придумывать еще один подарок, а заодно и детский сладкий стол и развлекательную программу… Ой, нет, сейчас не об этом, нам бы Новый год пережить.
      А что подарить Сергею? Что-нибудь на память перед отъездом?
      – Катерина, о чем ты думаешь? Я уже полчаса жду от тебя распечатку!
      – Я подняла на директора глаза, полные слез.
      – Катя, о господи! Только не говори мне, что ты беременна! Что вы все, с ума посходили!
      – Кто, все?
      – Лена, Света, ты еще… Не офис, а родильное отделение! У меня скоро сотрудниц в декрете будет больше, чем на работе! Да что же вы все плачете-то! Распечатку давай!
      Через три минуты я внесла в директорский кабинет изрядно закапанный листик.
      – Петр Александрович я не беременная, не бойтесь, – сообщила я директору, обливаясь горючими слезами.
      – Какое тогда у нас горе?
      – Просто скоро Новый год…
      – Это повод поплакать, я понимаю. Тебе нечего надеть?
      – С чего вы взяли?
      – Ну, у моей благоверной это один из главных поводов поплакать. Я уже выучил: если потоп, значит или надеть нечего, или еще какая-нибудь ерунда. Даешь денег, все слезы высыхают. Только что-то последнее время это стало часто случаться.
      – Петр Александрович, а она часом не того, ну… не беременная?
      Бедный директор аж подпрыгнул.
      – Она? И она тоже? А я? Нет, не может быть! Она бы мне сказала! Или нет? Ты бы сказала?
      – Вам?
      – Нет, отцу.
      – Своему?
      – Ребенка!
      – Не знаю. Сказала бы, наверное… Если бы не захотела, чтобы он сам догадался.
      – А он догадается?
      – У меня он даже слишком догадливый. Вы у нее спросите. Только прямо спросите, без намеков, ато может такая путаница получиться…
      Из кабинета директора я вышла слегка повеселевшая. Все-таки не у меня одной проблемы. Что он мне рассказывал? Кто у нас еще беременный? Ну, Света это понятно, она уже на шестом месяце, неожиданностью это может стать только для мужчины. А вот Лена…
      Я отправилась смотреть на нашу секретаршу. Лена сидела за столом и остервенело печатала.
      – Ку-ку. Пошли кофе попьем, – начала я разговор.
      – Не могу.
      – Пойти не можешь или кофе пить не можешь?
      – Ничего не могу.
      Лена подняла на меня зареванные глаза.
      – Понятно… Ладно, пошли потреплемся, мне Петр Александрович проболтался.
      У Лены задрожали губы.
      – Я же его просила…
      – Не волнуйся, это он под горячую руку. Он думал, что я тоже…
      На кухне Лена поведала мне свою историю. После неудачного интернет-романа, который мы пережили с ней вместе, она не только не оставила эту идею, но и активно продолжала переписываться, а также встречаться со всякими виртуальными мужиками. До тех пор, пока у нее не завис компьютер. Причем намертво. Вызвонила по объявлению какого-то парня, он пришел чинить и… незаметно прижился в семье.
      – Понимаешь, мне еще после прошлого вакуума говорили, что у меня детей не будет. Если я еще один сделаю, то уже точно… – Лена зарыдала. – Что мне делать?
      – Рожать.
      – А вдруг он уйдет?
      – Ну, ребенок-то останется. Знаешь, ты ему лучше сейчас все расскажи. Только не намеками, а прямым текстом.
      – А сам не догадается?
      – Нет, Лен, не догадается. Поверь моему богатому жизненному опыту.
      С работы я уходила переполненная собственной мудростью.
      Правда, это совершенно не помогло мне дома, когда на невинный вопрос о том, как мы проведем Новый год, мой организм отреагировал странно. Он зачем-то расплакался. Сначала я хлюпала в ванне, попыталась проанализировать, что же меня так расстроило, а потом решила расслабиться и получать удовольствие. Главное, Сергей останется здесь до Нового года. Это счастье! С остальным разберемся позже.
 

**

 
      Впервые мне предстояло встречать главный семейный праздник не с родителями. Даже с бывшей женой Вероникой мы всегда оказывались 31 декабря у мамы на блинах. Ника эти праздники выносила с трудом, но я был неумолим. Пожалуй, это было единственное, в чём я был неумолим. Новый год прочно ассоциируется у меня с мамиными обильными салатами, обалденно запеченной птицей и облезлой живой елкой – хорошую купить как-то все не получалось, а на искусственную родители не соглашались из тупого языческого упрямства.
      Мама все поняла. Телефонный разговор получился не таким трагическим, как я себе представлял.
      – Катя очень хорошая девушка, – заявила мама, – и Машенька у нее замечательная. Передай ей привет от бабушки Иры.
      В этом месте трубка начала издавать подозрительные шмыгающие звуки. На помехи они не были похожи, и я быстренько свернул обсуждение. Пообещал привезти какой-нибудь экзотический местный подарок.
      Положил трубку и облегченно выдохнул – от напряжения дыхание слегка сперло. Хватит с меня слез и сантиментов. Катя чуть не каждый день устраивала небольшое слезоизвержение. Причем на пустом месте. Только что было все хорошо – и вдруг трагедь! Приходилось брать несчастное создание в охапку и, например, тащить гулять. В этом мне повезло – Катя была такой же заядлой гуляльщицей, как и я. Правда, зиму она не очень любила, а от холода покрывалась сине-зелеными пятнами. Зато и плакать на морозе остерегалась.
      Так мы ходили и болтали. Тему нашей будущей совместной жизни тщательно обходили. Собственно, болтал больше я: рассказывал об успехах в создании филиала, о людях, которые ведут себя странно, о хитрых арендных комбинациях, которые приходилось устраивать. Между делом предложил Кате поработать маркетологом.
      – Я буду тебе подчиняться? – спросила она.
      – Пока нет. Но сидеть будем в соседних кабинетах. В будущем, наверное, стану твоим непосредственным…
      – Нет.
      Эту тонкую линию губ я уже научился распознавать. Она означала, что приговор окончательный и не подлежит не только обжалованию, но и обсуждению. Однажды на скользкой дороге нас подрезал какой-то пацан на новенькой «аудюхе». Я, понятное дело, взвился и бросился его догонять.
      – Если ты будешь за ним гоняться, – сказала Катя очень спокойно, – я выйду.
      И сжала губы. Я покосился на эту хрупкую женщину и понял – выйдет. На ходу, прямо под колеса соседней машины. Тогда у меня хватило ума не спорить. Теперь – тем более.
      – Нет так нет. А можешь кого-нибудь присоветовать?
      – Ты уже спрашивал,- ответила Кошка, не выходя из взрывоопасного состояния.
      Пришлось срочно менять тему и выяснять, что новенького разучила Маша на своем фигурном катании. Это всегда срабатывало.
      В промежутках между выгуливанием Кати и попытками наладить функционирование филиала я мучительно размышлял над подарками. С Кошкой было более-менее понятно: какое-нибудь украшение или, скажем, косметика. А вот подарок для Маши… Фантазия отказывала. Книжек я навез столько, что хватит до следующего Нового года. Куклы? А какие ей нужны куклы? Просто конфет? Как-то несолидно.
      В конце концов я капитулировал и отправился за консультацией к Кате.
 

**

 
      Для меня этот Новый год собирался стать особенным. Дома я его не отмечала ни разу, все время у друзей, или большой толпой за городом. Так что делание салатов и бегание по магазинам 30-31 декабря для меня в новинку. Оказывается, в магазинах бывают очереди. Причем какие! Утром 31-го я не смогла войти в ближайший универсам, не то что что-нибудь там купить.
      Сергей принимал в подготовке очень активное участие: он возлежал на диване и смотрел телевизор. Судя по расслабленному и довольному виду, все салаты и прочие вкусности до этого дня появлялись у него на столе вместе с двенадцатым ударом курантов по мановению волшебной палочки.
      – А что, ты не будешь запекать курочку? – жалобно спросил Сергей возникая на кухне и вяло потягиваясь. Было около двух часов дня.
      – Если ты сходишь и купишь, запеку.
      У моего мужчины стало такое жалобное лицо! До сих пор он считал, что жареных курочек приносит Сан-та-Клаус.
      После того как мы три дня вместе выбирали подарки для Маши, у меня возникло стойкое убеждение, что он искренне верит в то, что достаточно написать письмо этому волшебнику, и все получится. Уже в третьем магазине Сергей начал выть, страдать и говорить, что не понимает, что мне надо. Ну, как ему объяснить, что Маша хотела именно пятикомнатный домик, и Дед Мороз не может принести никакой другой. Покупать первый попавшийся нельзя, Машка ждет этот подарок уже несколько месяцев.
      Вот и сейчас Сергей отправился в магазин обиженный и надутый. Через пять минут перезвонил.
      – Послушай, тут очередь.
      – Правда? Какая неожиданность! Кто бы мог подумать!
      – Так мне стоять?
      – Хочешь курицу – стой…,
      – Так тут народу полный магазин!
      – Не стой.
      – А где еще можно купить курицу?
      – На рынке.
      – А там будет очередь?
      – А как же!
      – Так что мне делать?
      – Хочешь курицу – стой, не хочешь – не стой.
      – А почему ты не купила ее заранее?
      – Я?! А откуда я знала, что ты ее захочешь? Сергей бросил трубку.
      Так и прошло 31-е число. Машка со своими друзьями носилась по двору и по гостям, питаясь в основном конфетами. Сергей жаловался, что ему не дали посмотреть «Иронию судьбы». То, что ее показывают за день три раза, нас нисколько не оправдывало. А когда я волевым решением выключила телевизор и заставила его хоть немного мне помочь, хотя бы помыть посуду, он окончательно скис.
      Я готовила, убирала и разговаривала по телефону. Звонила целая куча друзей и знакомых, с которыми мы неоднократно вместе встречали Новый год.
      – Как дома? – удивлялись все. – Поехали к нам, мы всего в двадцати километрах от города.
      – Скучно станет, приеду.
      – А хочешь, мы к тебе?
      – Валяйте.
      Судя по этим обещаниям, у нас к утру должно было собраться человек сто. Я не возражала, – честно говоря, я очень слабо себе представляла что мы будем делать после боя курантов. Телик смотреть? Я не умею, я свихнусь от скуки. Жрать до полного отупения?
      Единственная надежда на то, что у нас хорошие соседи. Думаю мы выйдем во двор и что-нибудь придумаем.
      Правда, по хмурому лицу Сергея я начала догадываться, что его такая перспектива не радует.
 

**

 
      Я думал, что выбор подарка для Маши окажется самым сложным при подготовке к Новому году. Но не тут-то было! То есть тут-то и не было. Катя, которая до этого казалась мне достаточно организованной женщиной, полностью завалила подготовку к празднованию Нового года. Я-то планировал, что все заранее приготовится, 31 декабря будет совершенно выходным днем, мы все втроем пойдем куда-нибудь погулять (например, на каток; однажды меня туда сводили – очень понравилось).
      Но «заранее» мы занимались всякой ерундой: ходили по магазинам и выбирали из тысячи идентичных кукольных домиков самый-самый. Я уже не рад был, что меня взяли в долю – быстрее было бы придумать и приобрести презент самостоятельно. С другой стороны, это было символично: мы с мамой дарим общий подарок. То есть я практически папа.
      И еще одна мысль согревала меня в этом бесконечном походе по магазинам: в кармане уже лежал обалденный подарок для Кошки – обручальное колечко с малюсеньким бриллиантом. Честно сказать, идея пришла в голову спонтанно, уже в ювелирном магазине (который я, между прочим, посетил еще 22 декабря!). Я ломал голову, что лучше подойдет моей любимой женщине: кулон с каким-то белесым камнем или серебряные сережки. И тут у прилавка оказалась будущая семейная пара: круглая грудастая невеста с лицом цвета изжоги и бандитского вида жених. Из их громкой беседы я (и все другие посетители магазина) выяснил, что он жлоб, и пускай сам таскает свои перстни с печатками, а она хочет его опозорить, потому что братва его засмеет за такое хилое обручальное колечко.
      Я мысленно хлопнул себя по лбу. Обручальное колечко – это тот самый подарок, который желает получить любая женщина старше пяти лет. Правда, выяснилось, что у колец есть размеры, и они разные. Сначала я пытался предложить в качестве ориентира свой мизинец, но потом засомневался – Катины пальчики были, по-моему, еще тоньше. Я быстренько метнулся домой (слава всем богам, мы не в Москве!), прихватил один из перстеньков и доставил в ювелирную лавку на опознание.
      Мне назвали размер – я его тут же забыл – и предложили на выбор два десятка символов супружеской неволи. Помня диалог бандюка с невестой, я выбрал практически самое тоненькое, но с камушком. Девочка-продавщица поглядела на меня с уважением.
      Итак, я свою часть подготовки к празднику выполнил полностью, а Катя оставила все на последний день. Мне пришлось носиться по универсамам, докупая необходимые продукты, пропускать любимую «Иронию судьбы» и даже отказаться от фирменного новогоднего блюда – фаршированной птицы. А Катя тем временем болтала по телефону, что-то там помешивая в своих кастрюлях.
      Когда пришло время провожать старый год, за столом был всего один радостный человек – Машка. Пользуясь попустительством матери, она весь вечер трескала сладкое, получила официальное разрешение не ложиться хоть до утра и сладко жмурилась в предвкушении визита Деда Мороза.
      Мы с Катей, умотанные вусмерть, сидели в одинаковых позах: одна рука подпирает голову, вторая лениво шевелит вилкой. Слегка подъев, я устыдился – Кошка ведь не виновата, что она такая бестолковая. Да и не такая уж она бестолковая. Стол получился замечательный, хоть и без курицы. Салаты, каких я прежде не пробовал, всякие солености-копчености. И очень красиво. И вкусно. И много. Можно до утра сидеть напротив телевизора, как настоящая ячейка общества.
      Я перехватил Катину руку с вилкой и поцеловал кончики тонюсеньких пальчиков. Сразу вспомнил, как попытался натянуть будущий подарок на свой мизинец. Колечко застряло, еле потом стянул. Мысль о том, как я обрадую дорогую хозяйку, приободрила. Маша временно отсутствовала, и я решил воспользоваться минутой перерыва в детской трескотне.
      – Давай хоть выпьем за старый год, – предложил я, – он был не такой уж плохой. Помнишь, как мы торфяники поджигали?
      Я пересел на табуретку рядом с хозяйкой и притянул ее к себе. Против обыкновения последних дней, Катя не разревелась. Пододвинулась поближе ко мне и тоненько вздохнула.
      – А до этого на юга ездили, помнишь?
      – Помню, как ты в Германию от меня смылся,- буркнула Кошка, но освобождаться от моей руки не спешила.
      – Как смылся, так и отмылся, – улыбнулся я. – А ты за это чуть половину Европы не смыла.
      Катя еще раз вздохнула и потерлась об меня носом. Кажется, семейная идиллия потихоньку устанавливается.
      – И как Машку к моей маме возили. Выяснилось, что ребенок снова крутится возле стола
      и все слышит.
      – Это вы про бабушку Иру, да? – уточнила Маша. Катя под моей рукой напряглась. Или это мне померещилось?
      – Кстати, – сообразил я, – баб… моя мама передала тебе подарок.
      Я быстренько метнулся к тайнику и притащил набор: пара варежек и шерстяные носки. Ребенок вяло поблагодарил и спросил у мамы:
      – Можно я Натке позвоню?
      Когда Маша отправилась искать трубку, я поинтересовался у Кати, что не устроило ее дочь в варежках и носках. Оказалось, презент следовало спрятать под елочку (пышную, яркую, искусственную) и обнаружить только утром.
      – Буду знать на будущее, – я твердо решил во всем потакать своей хозяйке, чтобы добиться праздничного настроения. – Давай все-таки выпьем.
      Мы выпили в молчании, но оно не показалось мне враждебным. Вино было отличное, из Магарача, десертное. Катя выудила его из каких-то запасников. Я закусил салатиком и еще раз отметил про себя высокую кулинарную культуру моей будущей супруги. Жаль, Кошка редко ею пользуется. Ну ничего, это дело поправимое.
      А сейчас нас ожидал тихий семейный вечер при свечах (интересно, а свечи она купить не забыла?).
      По крайней мере, начиналось все тихо и очень по семейному.
 

**

 
      Хороший получился Новый год. Главное, неожиданный. Я уже настроилась на долгие и нудные посиделки дома и тупое пяленье в телевизор. Маша после двенадцатого удара курантов набычилась и жалобно смотрела за окно, где кто-то, а не мы, запускал разноцветные петарды…
      Обычно пауза между Новым годом и бурным весельем у нас составляет полчаса. Это время для того, чтобы что-нибудь съесть, отправить и получить SMSки самым родным и близким (практика показывает, что сеть «ложится» и позвонить невозможно). Потом начинается бурное веселье: танцы-шманцы, хлопушки, хороводы вокруг елочек, желательно в лесу, обливание шампанским и прочие радости жизни. Дети при этом играют в снегу (если снег есть) или копошатся в лужах (если снега нет). Все счастливы.
      – Мама, а помнишь, как на Нарочи мы на оленях по озеру катались?
      Видимо, Маша думала о том же, о чем и я.
      – На каких оленях? – обалдел Сергей.
      – Ой, это просто дядя Дима и дядя Андрей брали нас за руки и тащили по льду. А там целое озеро льда, представляешь? А помнишь, как одна петарда прямо в меня полетела? Все испугались, а я нет!
      – Ага, только потом все салюты у меня из-за спины смотрела.
      – Ну, чуть-чуть испугалась. А помнишь, как мы с девчонками под деревьями бегали, а вы стучали по стволам и на нас сугробы падали?
      – Ага. А потом мы у вас из-за шиворота их вытряхивали. А помнишь, как мы Натку в снег закопали?
      – А тетя Таня ее найти не могла! А потом Натка из сугроба ка-а-ак выскочит у нее под носом, а тетя Таня как заорет! Весело было…
      – Да-а… Весело было…
      Я поняла, что нужно срочно менять тему, иначе мой ребенок пустит слезу. И в этот момент раздался звонок в дверь.
      Машка бросилась открывать.
      – Катька, ты что, офигела – в такую погоду дома сидеть! Кстати, с Новым годом! Мы до тебя дозвониться не можем, быстрее приехать было. Поехали куда-нибудь. Одевайтесь.
      Таня с мужем стояли и размахивали двумя бутылками шампанского, а Машка с Наткой уже представляли собой единое целое, намертво сцепившееся руками, ногами и всеми прочими частями тела.
      – Мама, поехали, тетя Катя, поехали, мама, поехали! – верещало это единое целое.
      Таня тараторила дальше:
      – Ира с Сергеем на даче, у них там человек десять, и они собираются петь песни всю ночь, мы лучше к ним под утро приедем, Кулагины зовут к себе, вернее не совсем к себе, они сами в гостях, но у них там тоже человек десять, говорят, купили потрясный фейерверк, обещали без нас не начинать… Ну что ты стоишь, одевайся давай!
      Раздался звонок в дверь.
      – Катька, Машка-простоквашка! Вы дома? С Новым годом! Пошли салют пулять!
      Это к нам забежали соседи с целым выводком детей, облаком конфетти и горячими поцелуями.
      – Вы видели, что во дворе творится? Пошли быстрее!
      Мы рванули к окну и увидели, что на месте дворовой автомобильной стоянки спешно разгребается место, подсвеченное фарами нескольких машин, а мужики тянут с первого этажа проводку, и горят разноцветные лампочки, и орет Сердючка, и все вокруг с шампанским.
      В коридоре началось столпотворение, дверь в квартиру была настежь открыта, Танин муж Дима мгновенно сориентировался и откупорил шампанское, которое полилось на пол, дети завизжали. Праздник начался!
      И тут из комнаты вышел Сергей. Честно говоря, во всей этой свистопляске я про него забыла.
      – О! – сказала Таня. – Мы тебя оторвали от интимного ужина. Может, мы лучше пойдем?
      – Нет! – выпалила я.
      – Нет! – заорал Натко-Машк.
      – Я вам бокалы принес! – сказал Сергей. – Чего вы все в коридоре толпитесь? Давайте сначала все здесь выпьем, а потом уже поедем куда хотите. Или, может, лучше здесь останемся?
      Во дворе спешно сооружали елку, к которой вразвалочку шел Дед Мороз. Дети издали пронзительный
      визг, и их сдуло, я еле успела схватить Машу, чтобы одеть на нее сапоги и куртку. Взрослые отправились к столу.
      Первые минут двадцать Сергей доблестно пытался всех усадить, но быстро устал или понял бессмысленность этой затеи. Народ расселся на полу, поминутно звонили и приходили какие-то люди, причем со своими бокалами и тарелками. Обобществленные дети носились по всем этажам и таскали за собой уже изрядно потрепанного Деда Мороза, который оказался чьим-то папой из соседнего дома. Его уже пошатывало от хороводов, и на радостный детский визг: «Ой, Дед Мороз, хочешь, я расскажу тебе стишок?» – он отвечал болезненным мычанием. О том, чтобы чинно рассесться и произносить тосты, просто не могло быть и речи. Дима поглощал салат прямо из салатницы, кто-то из соседей принес вожделенную Сергеем запеченную курицу, и несколько человек руками пытались разорвать ее на части.
      В результате сложных телефонных переговоров Кулагины вместе с фейерверком приехали к нам во двор и мне наконец удалось выпереть всех из квартиры. Часов в шесть утра, когда мы, совершенно обалдевшие, натанцевавшиеся вусмерть, но очень довольные, возвращались домой, Машка обнаружила под елкой подарки от Деда Мороза.
      – Мама, смотри! Это же то, что я просила! Это же домик. Мама! Он все-таки волшебник! Он точно знал, какой домик я хочу!
      У ребенка на глазах блестели слезы. Я посмотрела на Сергея. Для меня эта секунда стоила и месяца непрерывного хождения по самым противным магазинам.
 

**

 
      Вручить интимный подарок хотелось с глазу на глаз, и я терпеливо ожидал, пока Маша угомонится и отправится баиньки. В промежутке мы встретили два Новых года – московский и местный – основательно закусили и совсем уже собрались начать праздничный просмотр телепрограммы.
      И тут повалили гости. В этом безумно маленьком городе гости могли себе позволить ночной визит в любой спальный микрорайон. Понаехали, понимаешь. Детей понавели. Ор устроили. Я понял, что Машу в таком бедламе спать отправить невозможно, и решил хотя бы упорядочить хаотическое поздравление. Рассовывал бокалы и тарелки, пытался сосчитать гостей и обеспечить их посадочными местами, а также время от времени провозглашал тосты.
      Удалась только последняя часть организаторской деятельности. Тосты я поднимал часто и быстро, потому что с каждым гостем приходилось пить отдельно. Поэтому через полчаса был согласен с тем, что из горла употреблять шампанское удобнее, сидеть на полу проще, а тарелки – вообще пережиток. В суматохе кто-то вырубил телевизор, и я на все махнул рукой, едва не опрокинув елку.
      Потом мы каким-то образом оказались на улице. Из верхней одежды я обзавелся только ботинками, но не мерз совершенно, потому что непрерывно куда-то бежал. Потом прыгал. Потом стоял на месте, но так орал «Ура!» во время салюта, что даже вспотел. Женщины были вокруг все как одна восхитительны, из-за чего мне приходилось время от времени отлавливать Катю и крепко целовать ее в губы. По-моему, этого никто не заметил.
      К половине четвертого шампанское, которое я умудрился разбавить коньяком, стало выветриваться. Я протрезвел настолько, что поднялся наверх и накинул дубленку. На лестнице встретил какую-то шустроглазую шатенку, которая при виде меня глупо хихикнула и прошептала:
      – Все-все-все, я же сказала, я здесь с мужем.
      – Жаль,- ответил я на всякий случай и умчался на улицу.
      Там меня все уже знали и встретили чуть не аплодисментами. И попросили спеть и сплясать. Это меня смутило даже больше, чем встреча в подъезде. Наверное, не стоило усердствовать с тостами.
      Обнаружив в одной из группок Катю, я оттащил ее в сторону и робко спросил:
      – Я тут как, нормально?
      – Отлично! – ответила она, но почему-то фыркнула. – Только не пей больше, хорошо?
      Я не пил больше, и мне было хорошо. То есть пару глотков водки я все-таки совершил -но исключительно в подогревочных целях. Путем осторожных расспросов выяснил, что в подъезде я встретил Катину подругу Наташу с другого фая города, к которой приставал с предложением немедленно ехать в Ленинград на 3-ю улицу Строителей. Песни я пел еще до этого, вроде бы хором. Правда, кто еще участвовал, разузнать не удалось, зато все помнили, как я исполнял «Под крылом самолета о чем-то поет». А еще декламировал стих из одной строчки: «Шел по улице малютка, посинел и весь продрог» – и танцевал неизвестный танец, во время которого зловеще водил перед лицом растопыренными пальцами. Почесав затылок, я понял, что мой расслабившийся мозг воспроизвел любимые сцены из «Иронии судьбы». Только танец был не оттуда. Танец был, скорее всего, из «Криминального чтива».
      Сначала меня расстроило такое мое глупое поведение, но потом порасспрашивал про остальных участников карнавала и несколько успокоился. Оказывается, Дед Мороз (один из местных пап), измученный приставаниями детей и возлияниями родителей, заявил, что он Санта-Клаус, поэтому пьет только виски, а стихи выслушивает только по-английски. Каково же было его изумление, когда через десять минут перед ним объявилась юная полиглотка с «Jingle Beils». А за ее спиной маячил очень довольный папа со штофом скотча. Напиток оказался отменным, и полчаса спустя Дед Клаус (или Санта-Мороз) уже стучался во все двери и требовал Снегурочку. Причем звал он ее на английский манер – Ice Cream. К счастью, вторая же из квартир оказалась его собственной. Дальнейшая судьба живого символа Нового года неизвестна.
      Другой энтузиаст праздника – некто Дима – хотя и не пил совсем (был за рулем), от запуска фейерверков пришел в неутолимый экстаз, разыскал и взорвал все хлопушки в радиусе километра и даже, если верить очевидцам, приставал к милиционеру с просьбой дать пострелять из табельного оружия.
      Случилось в эту ночь еще много такого, отчего я почувствовал себя снова третьекурсником в день получения стипендии.
      – Эдак у вас каждый Новый год проистекает? – спросил я у Кати, когда мы уже под утро тащили домой упирающегося ребенка.
      – Нет, – ответила она, – обычно мы куда-нибудь выезжаем и там, на природе, отрываемся по полной программе. Снеговиков лепим…
      – Пошли лепить снежную бабу! – немедленно зацепилась за идею Машка. – Пошли, там еще все остались.
      – Маша, уже поздно, – начал я ее увещевать, – то есть рано. Короче, пора спать. Натка уехала, гости, которые далеко живут, тоже.
      Катя, вместо того чтобы поддержать меня, наклонилась к дочкиному уху и чего-то прошептала. Девочка резко изменила тактику и повлекла нас за собой. В квартиру она влетела первой – и, не раздеваясь, бросилась к елке. Там уже лежали ярко упакованные коробки. Только теперь я понял, почему мамины варежки-носки следовало не вручать накануне, а засунуть под елку: Машка визжала и прыгала так, что искусственная сибирская красавица заколыхалась.
      Тут я вспомнил и о своем подарке. Нащупал его в кармане, посмотрел на Катю, которая уже зевала и хлопала глазками, и решил повременить. Обручальное кольцо – слишком серьезный подарок, чтобы вручать его в состоянии полудремы.
      Поэтому я ограничился крепким поцелуем в макушку и признанием в любви.
 

**

 
      Хороший получился Новый год! Несмотря на то, что Сергей с непривычки напился. Но по-хорошему напился, по-доброму. Так напивается человек, у которого на душе безоблачно и спокойно. Расслабился, превратился в милого дурашливого ребенка, песни пел, танцевал. В начале праздника я страшно боялась, что он засядет букой за стол и потребует просмотра новогоднего «Огонька» или что там теперь по телевизору на Новый год показывают.
      Маша им просто почти гордилась. Я краем уха слышала, как ребенок поведал своим подружкам, что вон тот дядя, который танцует в центре круга, это ее личный дядя. Девчонки смотрели с завистью.
      А Новый год получился хороший! Конечно, было не так весело, как если бы поехали за город, но зато мы познакомились с огромным количеством соседей. Двор у нас закрытый, с трех сторон стоят девятиэтажные дома, а с четвертой стоянка для машин. Детей во дворе немерено и по крайней мере в лицо мы друг друга знаем, но после совместной пьянки начинаешь смотреть на людей другими глазами. Например, папу, который изображал Деда Мороза, я всегда считала слишком мрачным. Среди нас оказались все необходимые специалисты, начиная от электриков, которые обеспечивали иллюминацию, и заканчивая барменом, который лихо жонглировал бутылками и смешивал всем желающим совершенно невообразимые коктейли на капоте ближайшей машины, которую переделали в барную стойку. Даже жалко, что я со своими книжками ничем не могу украсить людям праздник.
      Мы уходили далеко не последние, веселье продолжалось. Но Маша, да и я, уже с трудом держались на ногах. У Маши даже не хватило сил разобрать все подарки. Я с трудом заставила ее умыться, а то ее рожица была смесью нарисованной гримом морды тигрика и разноцветных блесток, и довела до постели, где ребенок заснул, не долетев до подушки.
      Сергей наконец-то перебрался спать в спальню и уже ждал меня там. По-моему, он даже сказал, что меня любит. Может быть, мы даже занимались любовью… Или мне все это приснилось?
      Утра у первого января не было. Мы проснулись в полвторого. Благо осталось неимоверное количество еды, которую можно было поедать, не вставая с дивана. Часа в три начались традиционные созвоны со всеми участвовавшими в празднике и рассказы о том, кто что вчера делал. Оказывается, у нас обозначились две новые пары. Одна наша подружка таки соблазнила вчерашнего бармена и осталась у него ночевать, а еще один общий знакомый нашел себе девушку, которая вообще непонятно как у нас во дворе появилась, и сделал ей предложение. И она согласилась, о чем было немедленно поведано всему двору. Пикантность ситуации в том, что этот наш знакомый женат. А на девушку теперь всем очень хочется посмотреть трезвыми глазами.
      Машка уже часа два как жила под елкой.
      – О! Дядя Сергей, а тут для тебя подарок! Ребенок вытянул из-под веток коробку с надписью
      «Дядя Сереже от Деда Мороза». Я туда напихала кучу всякой ерунды: рубашку, ручку и большую толстую рыжую кошку, которую можно посадить на компьютер. Я подумала, что эта кошка будет сидеть на компе у него на работе и изо всех сил напоминать обо мне. Я, конечно, не толстая, зато рыжая. И морда у меня такая же довольная.
      Сергей хлопнул себя по лбу и умчался (с поправкой на 1 января) в комнату, откуда и притащил красивую коробочку,
      – Это тебе.
      Очень красивое колечко. Тоненькое, как я люблю. С камушком.
      – Спасибо. Очень красивое.
      Я тут же напялила его на палец.
      – Ой, здорово, размер подошел! Спасибо, я его прямо сейчас надену.
      Я чмокнула Сергея в губы. Мне показалось, или у него действительно был растерянный вид?
 

**

 
      Один мой знакомый – известный писатель, между прочим, – при изготовлении фирменного «ерша» любит повторять собственный афоризм: «Смешивание и употребление различных алкогольных напитков недопустимо и даже преступно». Я, не будучи близким другом, не смел ему возражать, но в глубине своей опытной души всегда был уверен – главное, чтобы продукты были качественные, а пропорции и порядок употребления значения не имеют.
      Полуденное утро 1 января доказало истинность моего мнения. Похмелья не было. Просто не выспался и очень хотел пить. Сев на кровати (кажется, вчера мы ее использовали по самому прямому назначению), я огляделся. На письменном столе красовалась банка пива. В нашем меню пиво не значилось, это точно. Значит, либо кто-то из гостей забыл его мне на радость, либо это гуманизм со стороны Дедушки Мороза. Взяв жестяной сосуд благодати, я убедился в правильности второй версии – банка была полная, даже не открытая.
      Щедро отхлебнул живительной влаги и понял, почему похмелья не наблюдается. Я все еще был пьян. «Ну и черт с ним! – подумал я. – Зато повеселились!» Завалившись назад, я поглаживал гладкий Кошкин бок и вспоминал вчерашние подвиги. Думалось о них легко и с привкусом мужской гордости. Было приятно ощущать, что способен я еще на благородные безумства, пусть и в состоянии алкогольного опьянения. Правда, по опустошении подарка пришла и грустная мысль: «А почему мне Дед ничего больше не принес, борода из ваты? Машке вон сколько коробок надарил».
      Но и эта мысль оказалась неверной. Очень скоро у ложа возник замечательный ребенок Машка с пакетом, на котором было написано крупным дедморозовским почерком: «Подарок для дяди Сережи». Внутри лежала всякая ерунда, но сегодня она меня искренне умиляла.
      Обернувшись, я обнаружил, что хитрая Катя уже давно на меня щурится. Обласкав, насколько это было допустимо в присутствии ребенка, я пришел к выводу, что вожделенный момент передачи обручального кольца невесте наступил.
      Отреагировала Катя странно:
      – Замечательно! Такое красивое! Я его прямо сейчас надену и буду всегда носить!
      Я хотел возразить в том духе, что, по моим наблюдениям, обручальные кольца носят только после свадьбы, но меня настолько замечательно поцеловали, что я даже слегка протрезвел. Это позволило вспомнить этимологию слова «обручальное», то есть «участвующее в обряде обручения». Видимо, Катя решила провести обручение тихо, по-домашнему, без гостей.
      Оно почти так все и вышло. То есть гости скоро появились и принялись объедать наш стол, но объявлений и представления меня в качестве будущего главы семьи не последовало. Тут я нашел еще одно пиво, хотя и початое, и решил, что женщины в вопросах бракосочетания и сопутствующих обрядов разбираются лучше мужчин.
      После этого все пошло как по оливковому маслу. Пусть я помнил всех присутствующих под именем «Слушай, а ты». Пусть посторонние люди участвовали в нашем тихом семейном празднике. Пусть не я был самым красноречивым за столом. Жизнь нравилась мне сегодня. Я без устали повторял про себя: «Как год начнешь…»
 

**

 
      Новый год продолжался три дня. За это время кончилась еда, у нас поперебывали практически все мои знакомые, и Сергей перестал сопротивляться гостям. То есть перестал активно сопротивляться, а стал относиться к ним философски. Каждое утро с надеждой спрашивал:
      – А к нам сегодня никто не придет? Мы с Машей только пожимали плечами.
      – Время покажет. Не хочешь, чтобы к тебе ходили гости, ходи в гости сам. Хочешь лежать дома на диване, жди гостей.
      Нам с Машей было все равно, мы уже начинали готовиться к дню рождения.
      – Мама, а что мы приготовим? Я хочу коктейль, мороженое и торт.
      – Значит будет тебе коктейль, мороженое и торт.
      – А еще детское шампанское.
      – Хорошо.
      – А салат с лодочками?
      – Договорились.
      – И пирог с яблоками.
      – Записывай, а то забудешь.
      – А много народу придет? – аккуратно поинтересовался Сергей.
      – Ага! – сообщил ребенок – Значит так: Натка, Никитка, Марина, Наташа… Это другая Наташа, которая не Натка. Дима, Артем, Катя, Даша – это из класса, а еще с фигурного, а еще с английского, и бабушка, и дедушка, и папа! Папа же придет?
      Сергей занервничал.
      – Она же шутит, да?
      – Какие уж тут шутки. Каждый год такое стихийное бедствие. Человек 10-12 детей с утра, а вечером родственники. Зато подарков надарят на год вперед.
      – А не отмечать нельзя?
      Я нервно оглянулась на Машу. Она, слава богу, ничего не слышала.
      – Ты что, – зашипела я, – с ума сошел? Она же не виновата, что родилась после Нового года!
      Но тут я увидела эти несчастные глаза напротив.
      – В принципе, детей можно вывести из дома. Сводить куда-нибудь на дискотеку. Только это дорого, потому что придется оплачивать входные билеты сопровождающим родителям. У нас же в машину больше пяти детей не поместится, а остальные…
      – Сколько? – перебил меня Сергей.
      – Не знаю. Я не знаю, сколько Маша пригласит.
      – Дорого это сколько?
      – Ну, баксов пятьдесят. А может, и не хватит… Это зависит от того, сколько будет детей.
      – Дорого! Это, по-вашему, дорого? Я уж думал! Такая орава гостей! На!
      Сергей протянул мне сотенную бумажку.
      – Ни в чем себе не отказывайте. Пока я могу себе это позволить. А можно, я не пойду?
      – Ну, в принципе, можешь. Только вечер с родственниками тебе все равно придется пережить, тут уж никуда не денешься. И Дима все равно придет, я не могу его не позвать, Маша же его дочка. Он и так у нас уже очень давно не был. Тебя, наверное, боится.
      День рождения начался весело. Маша слова о том, что мы не должны себе ни в чем отказывать, восприняла буквально и наприглашала пятнадцать человек. Натанцевались они вволю, а под конец Машу вызвали на сцену и вручили подарок от дискотеки. Торт был огромный, свечи задували раз двадцать, пока у именинницы не закончились желания. Короче, первая часть праздника удалась.
      Дома я всеми правдами и неправдами запихала Машу поспать и приступила к подготовке Празничного Стола. Родственники – это серьезно, это вам не друзья, которые простят подгоревший пирог, а салат съедят руками. Тут все должно быть на высшем уровне, и нельзя есть рыбу ножом. Год будут вспоминать!
      Сергей заметно нервничал: ходил из угла в угол, даже помогал что-то резать. Я попыталась его утешить.
      – Ну что ты так переживаешь? Не съедят тебя. Я же с твоими родителями познакомилась, и ничего, жива!
 

**

 
      «Как год начнешь…» Теперь я эту прописную истину повторял без прежнего энтузиазма. С 1 января наша квартира превратилась в проходной двор. Рождественские каникулы (с перерывом на Новый год) продолжались, делать народу было нечего, а расстояния тут мизерные. Вот и ездят друг к другу непрерывно. Особо общительные, судя по их рассказам, успевали совершить до пяти полноценных визитов в день.
      И, заметьте, речь не идет о близких родственниках и любимых друзьях! Это в Москве Вишневский мог написать:
       На заре двадцать первого века,
       Когда жизнь непосильна уму,
       Как же нужно любить человека,
       Чтобы взять и приехать к нему!
      Тут «взять и приехать» могут: одноклассники, друзья бывшего мужа, сотрудники (в том числе начальники), соседи по даче, родители одноклассников и однокаточников дочки и наконец люди, описываемые фразой «Это кто-то из знакомых. Имени не помню, а спрашивать неудобно».
      Сначала меня это развлекало, потом раздражало, а потом я с ужасом понял, что втягиваюсь и начинаю привыкать.
      Чтобы было интереснее, Катя решила отпраздновать еще и день рождения Маши. Он всего на несколько дней отстоит от Нового года, поэтому разумнее было бы объединить два этих важных, но утомительных семейных праздника. Однако женщины впали в очередной иррациональный ступор и заявили, что день рождения будет полноценным, да еще в два отделения: для детей и для взрослых. Хуже того – в празднике примет участие первый супруг Катерины Ивановны. Мне как-то не улыбалось провести вечер в компании с Машиным отцом, да и для ребенка это должно было оказаться шоком.
      После интенсивных консультаций стороны пришли к выводу, что утро пройдет в детской дискотеке (я плачу, но не участвую), и только вечер – дома. Уйти нельзя и не приглашать первого мужа нельзя.
      В день рождения все радостно умотали веселиться в какой-то клуб, а я остался осуществить свою давнюю мечту – просто посидеть и ничего не делать.
      Мечта не осуществилась.
      Во-первых, я понял, что отвык от пассивного образа жизни. Все время хотелось с кем-нибудь пообщаться или впустить каких-нибудь гостей. Тишина настораживала. Включенный телевизор не помогал.
      Во-вторых, я чувствовал себя покинутым. Теперь, когда все резвились в далеком детском клубе, идея остаться дома уже не казалась мне такой удачной. Я опустился до того, что стал названивать Кате, чтобы узнать, как к ним добраться. К счастью, телефон оказался отключен, и мой малодушный порыв не стал достоянием гласности.
      Чтобы отвлечься, я решил прикинуть план работы на ближайшие дни. Понятно, что первая неделя после таких активных каникул будет мертвая. Значит, займусь делами, которые не требуют посторонней помощи. И еще утрясанием вопросов с Москвой и Питером – там люди уже должны войти в рабочий ритм. Потом можно будет напрячь всех местных, с кем не успел договорить до конца. То есть со всеми, с кем общался. К концу месяца есть возможность перейти к нормальному графику…
      Заработавшись, я чуть не пропустил явление именинницы домой. Впрочем, она этого не заметила, потому что тут же принялась прыгать вокруг и рассказывать, как все прошло. Рассказ был инсценированный и в лицах. К концу у меня болела шея – Машка перемещалась из угла в угол комнаты очень быстро. Видимо, для большей достоверности. Я уже знал, что подобное перевозбуждение заканчивается истерикой. И не ошибся.
      Примерно час понадобился на укрощение именинницы и упрятывание ее в кровать. Теперь у меня болела шея наблюдать за перемещениями Кати по кухне. Я даже пришел ей на помощь и принялся крошить ингредиенты для салата. Это сразу насторожило хозяйку.
      – Что-нибудь случилось? Это из-за прихода Димы? Расслабься, ничего страшного не произойдет.
      Встреча с бывшим мужем моей будущей жены, о которой (встрече, а не жене) я уже благополучно забыл, заставила меня напрячься и порезаться. От кулинарной деятельности меня освободили, а от чтения успокоительных нотаций – нет.
      – Дима, – уверяла меня Катя, – вполне нормальный мужик, с ним есть о чем поговорить. Пошутить может. Ну хочешь, я ему позвоню и скажу, чтобы он не приходил?
      – Хочу.
      – Нельзя.
      «А чего тогда спрашивать?» – подумал я. – Это ведь Машин папа, – сообщила мне потрясающую новость Катя, – она обидится, если он не придет. И вообще, вы там не одни будете, придет еще мама…
      Он последующего перечисления родственников я затосковал. Развитие событий показало, что тосковать было от чего.
 

**

 
      Я терпеть не могу устраивать семейные дни рождения! Как правило, это получаются весьма натянутые посиделки, где родственники, в лучшем случае, учат меня жить, потому что моя жизнь, по их понятиям, не сложилась: мужа я профукала, Машу воспитываю неправильно, нового мужа скоро упущу, если так и буду продолжать себя вести.
      – Вы с Сергеем когда собираетесь расписываться? – интересуется тетя Ира
      – Мы об этом даже не думаем, – честно отвечаю я, и получаю получасовую лекцию о том, что если бы она (тетя Ира) вела себя в молодости так же глупо, как я, то дядя Толя никогда, бы на ней не женился.
      – Так, может, и не нужно было? – пытаюсь отшутиться я и натыкаюсь на полное непонимание моего тонкого чувства юмора.
      Тетя Ира поджимает губы и удаляется с кухни, на ее место тут же приходит тетя Алла.
      – Катя, ты зачем столько наготовила? Вечно ты наготовишь. Мы бы и так пришли, посидели бы, чаю попили с тортиком…
      Я немедленно вспоминаю Машин трехлетний юбилей, когда не было никаких моральных и физических сил готовить и я решила ограничиться чаем с тортиком.
      Стая родственников сидела на диванах с поджатыми губами и осуждающе смотрела на столик, стоящий в центре комнаты. Непривычное к фуршетам поколение пыталось есть торт с колен, бесконечно все роняя на пол и обливаясь горячим чаем. Апогеем праздника стал подслушанный мною разговор на кухне, где ошпаренные родственники обсуждали, что, будь они на месте моего мужа, они бы тоже сбежали из этого дома.
      У меня тогда с нервами было плохо, поэтому я не стала делать вид, что ничего не слышала, а влетела в середине разговора и заявила, что ничего не имею против такого развития событий.
      – Знаешь что, Катерина… – попыталась было начать нотацию тетя Ира.
      – Знаю. Вы пришли сюда Машу с днем рождения поздравить или пожрать?
      – Ну, ты как скажешь! – возмутился дядя Федя и честно ответил: – Пожрать, конечно.
      Женщины возмущенно заголосили, мол, как у тебя только язык повернулся, а я была ему страшно благодарна. Остаток вечера все клевали дядю Федю, оставив меня в покое. Я его потом отдельно пригласила в гости и накормила до полного одурения.
      Так вот, за последние четыре года ничего не изменилось, все опять пришли пожрать, а заодно и убедиться в том, что я, как и раньше, бестолковая хозяйка и Никчемная мать.
      – Катя, почему ты не отдашь Машу заниматься музыкой? Это так замечательно, когда барышня умеет музицировать!
      Я не спорю. Когда барышня умеет, это замечательно. Только мне в страшном сне не приснится назвать Машку барышней.
      – В наше время все девочки умели играть на фортепьяно. У нас дома до сих пор стоит инструмент.
      Ах, вот к чему все идет! Мне хотят втюхать инструмент! Вяло отбиваюсь, рассказывая, что Маше при ее фигурном катании и английском только музыки не хватало. Маша встревает, хвастается, что они уже учат двойные прыжки, и… видит поджатые губы родственниц. Спорт – это вульгарно.
      – Ты перегружаешь ребенка! У Маши должно быть детство! Что она видит, кроме своего катка!
      Не спорю. Этот вопрос уже неоднократно со всех сторон обсасывался. В их понимании счастливое детство – это непрерывное сидение дома с воскресными семейными обедами и летним выездом на дачу.
      – Вот, например, наша Леночка, – вещает тетя Алла про свою внучку, – умничка, занимается скрипкой. Говорят, что у нее очень большие успехи.
      Я молчу. У Леночки двойное искривление позвоночника (в девять лет) и хронический тонзиллит с хроническим бронхитом. Если, не дай бог, они приходят в гости, приходится закрывать все окна, потому что ребенка продует. Мы с Машей умираем от жары, Леночка все равно простужается, а тетя Алла говорит с осуждением:
      – Тебе хорошо, твоя Маша закаленная.
      Как будто она мне такой в роддоме досталась!
      – Тебе нужно поменьше ездить по своим командировкам и побольше заниматься ребенком. Девочка и так растет без отца!
      Тут я вздрагиваю. Такой бестактности я не ожидала даже от тети Иры! Она сумела оскорбить одновременно обоих мужчин, сидящих за столом.
      И тут я обнаружила, что они исчезли.
      – А где Дима с Сергеем?
      – Уже давно ушли, – фыркает мама. – Очень им нужно тут с нами сидеть. Они же выше этого, им же наплевать на то, что это Машин день рождения!
      Как будто вам всем не наплевать! Мама, мама! Ну почему любой мужчина, который ко мне неравнодушен, немедленно становится твоим кровным врагом?
      Я вылетаю в коридор и застаю мирно беседующих мужиков.
      «Сволочи! Бросили меня на съедение этим акулам, а сами тут прохлаждаются!» – изо всех сил завидую я и уплетаюсь обратно в квартиру.
      Но рано я расстраивалась. Когда мужчины вернулись, они были настроены по-боевому и принялись разговаривать между собой, оттянув общее возмущение на себя. Эту часть вечера я откровенно наслаждалась. Меня оставили в покое, тетушкам дали поводов для разговора на год вперед. Даже Маша оттаяла и прыгала попеременно то по папе, то по Сергею, перестав в них путаться.
      «Не такая уж я и глупая, – думала я, когда все расходились. – По крайней мере, вкус на мужчин у меня хороший!»
 

**

 
      Катина мама красовалась в центре и выбирала, кого из зятьев ненавидеть больше. Это было тем более обидно, что Маргарита Романовна, в общем-то, мне понравилась: интеллигентная, волевая, без всяких бабушкиных сюсюканий. Чем я ей не угодил, не пойму. Видимо, самим фактом своего существования.
      Будущая теща демонстративно общалась исключительно с родственниками: дочкой, внучкой и дядями-тетями. Эти последние под грозным оком Маргариты Романовны также старались сократить общение с зятьями до минимума. Отец Кати отсутствовал по причине длительной командировки, и я искренне жалел об этом. Чувствую, с ним-то у нас диалог наладился бы.
      Поскольку Дима находился в том же информационном вакууме, что и я, общаться пришлось большей частью с ним. В наших диалогах изредка участвовала Катя, но ей, бедняжке, приходилось изощренно лавировать, так что мы не настаивали.
      Именинница была неправдоподобно тиха. Наличие дяди Сережи и отца за одним столом смутило ее неокрепшую психику. Один раз она едва не назвала меня папой, чем накалила обстановку до тропической.
      После этого инцидента Машкин родитель заявил, что пойдет покурит. Я, хотя и равнодушен к этой отраве, вызвался поддержать компанию.
      На лестничной площадке Дима похлопал себя по карманам и спросил:
      – А у тебя сигареты-то есть?
      – Честно говоря, не курю.
      – Да и я тоже.
      Мы глянули друг на друга и впервые за вечер разулыбались.
      – Одно радует, – сказал Дима, – теперь теща из тебя соки попьет.
      – Может, еще подружимся.
      – С Маргаритой Романовной-то? Всяко бывает.
      – А Машка у тебя молодец, – решил я перевести разговор на более злободневную тему, – спортсменка, умница, красавица.
      – Папой тебя зовет, – заметил Дима, и улыбка его покривела.
      – Да нет, это она просто запуталась. Она про тебя постоянно трещит: «Папа машинку не так чинит! Папа меня на море возит!»
      Через десять минут мы уже обсуждали взаимоотношения наших государств, войну в Ираке и фильмы в переводе Гоблина. Возвращаться за стол не хотелось, но в дверь высунулась обеспокоенная Катя и поинтересовалась, не поубивали ли мы тут друг друга.
      По возвращении мы застали гостей уже слегка поддатыми и говорливыми, сели рядом (началась обычная застольная миграция) и принялись делиться опытом. По сжатым губам Маргариты Романовны отчетливо читалось: «Спелись, сволочи». Это дало нам новую тему для обсуждения. Выпито было уже достаточно для того, чтобы порассуждать на тему тещ.
      – Все анекдоты про тещ, – провозглашал я, – наглые враки. Вот у меня с прошлой тещей до сих пор отличные отношения.
      – Есть, конечно, исключения, – поддерживал меня Дима, – но в целом тещи гораздо гуманнее, чем свекрови.
      Не понимаю, почему Катина мама ушла, не дождавшись сладкого. Нам с Димой было очень весело. И Машка ожила, ползая по всем папам одновременно. Под занавес состоялось всеобщее братание (дяди-тети после ухода Маргариты Романовны перестали от нас шарахаться), а мы с Дмитрием чуть было не расцеловались. Что-то нас удержало. Кажется, Катя.
 

**

 
      После Нового года всегда очень трудно начинать работать. Первую неделю еще ничего, живы воспоминания о празднике, а на вторую начинают наваливаться дела, а это так противно.
      – Здравствуйте, помните, мы с вами до Нового года договаривались…
      Не помню. Это было в другой жизни.
      – Вы просили перезвонить после Нового года…
      Я просила? Как я могла сморозить такую глупость!
      – Катя! Ты долго будешь прохлаждаться? Ты когда начнешь работать? Что ты шатаешься по офису как неприкаянная? Тебе заняться нечем? Зайди ко мне, я тебе подкину работу.
      Так и хочется по примеру Масяни сказать «Директор? Да пошел ты… директор. Не до тебя сейчас…»
      Нужно честно признаться, что основная причина моей постновогодней депрессухи была в том, что дома все не заладилось. Как мне часто говорила мама: «Поосторожнее с мечтами, они могут сбыться!»
      Я кажется, говорила, что до полного счастья мне нужен Сергей в моем городе? Получила… Пригорюнилась…
      Придраться не к чему, но это не тот Сергей. Сергей-москвич – это немного забеганный, немного заполошный, вечно опаздывающий, но энергичный мужчина. Сергей-сейчас – некое амебообразное существо, вяло перебирающее лапками. Мне кажется, что он тормозит даже по сравнению с местными.
      Если человек попадет на планету, где в несколько раз меньше сила тяжести, он на каждом шаге начнет зависать в воздухе, а местные жители с недоумением будут рассматривать это чудо-юдо. Сергей попал в город, который в несколько раз меньше притягивает человека, и завис. То есть у него образовалась бездна свободного времени, которое он не в состоянии истратить. В итоге что? В итоге он лежит на диване с пультом в руках и перещелкивает каналы. Вечер перещелкивает, два перещелкивает, три перещелкивает… Я начинаю тихо сходить с ума.
      Почему в Москве после работы в магазин заехать в одиннадцать вечера – это нормально, а здесь встать с дивана в восемь – это «уже поздно, давай завтра»?
      Почему в Москве, когда приходится выходить из дома за полтора часа до встречи – это нормально, а здесь выехать на десять минут раньше, чтобы завести в школу Машу это – «а может, она пешком дойдет»?
      Откуда взялась эта чудовищная лень? Или она копилась в нем годами?
 

**

 
      С появлением в доме мужчины моя жизнь изменилась ровно настолько, насколько на него нужно готовить. Ну, и сплю не одна. Это, конечно, огромный кусок жизни, но хотелось бы, чтобы кроме постели еще и было о чем поговорить.
      Сергей со мной не разговаривает. Я так понимаю, что хвастаться ему нечем, а признаться в этом он не может. Противно то, что надежды на улучшение ситуации практически нет. Я выдернула человека из привычной среды обитания, и он стал другим. А если этот другой мне активно не нравится, значит придется вернуть его на родину. Тут я, кстати, вспомнила, что сижу на работе.
      – Петр Александрович, – начала я говорить прямо с порога директорского кабинета, – а если я уеду жить в Москву, то что?
      – То все.
      – Что все?
      – А что «что»? Ты научись вопросы формулировать. Ты с клиентами тоже так разговариваешь? Садись. Что, совсем все плохо?
      – Ну, не совсем…
      – Я слышал, что у твоего Сергея сложности с кадрами. А чего он хотел? Здесь же не Москва, откуда он столько квалифицированных работников наберет! Мне эта идея с региональными филиалами сразу показалась сомнительной. Ладно, сейчас не об этом. Так ты, значит, будешь из себя жену декабриста изображать, только наоборот?
      – Ничего я не хочу изображать, я не вижу другого выхода.
      – Ладно, я, собственно, давно этого жду. Ты еще долго продержалась. Поедешь в Москву в командировку на следующей неделе?
      – Поеду. А зачем? А надолго?
      – По обстоятельствам. Если у тебя все получится, будешь работать у нас, но в Москве. Если нет… Аи, да все у тебя получится!
      Мне бы такую уверенность… А Сергею я решила пока ничего не говорить, а то еще обрадуется раньше времени.
 

**

 
      Следует признать, что начался новый год куда интереснее, чем продолжился. Пока шли вялотекущие праздники, еще ничего, но когда начались будни, я стал чего-то уставать. Город упорно не желал становиться моим.
      Я уже привык и к манере вождения, и к темпу жизни. Кстати, осознал парадокс: говорят здесь гораздо быстрее, чем в Москве, а вот перемещаются… Перестал мечтать о гипермаркетах и пришел к выводу, что местные минисупермаркеты («мини», но «супер»!) тоже ничего, да и в обычных гастрономах есть своя прелесть.
      Я научился уважать киоски и стихийные рыночки. Стал легко общаться с тутошней милицией. Даже местное телевидение, которое сначала воспринималось как иллюминатор машины времени, постепенно начало меня устраивать. Словом, быт особенно не душил.
      Вот на работе все не клеилось. Работники не очень мычали и совсем отказывались телиться. Договоришься с кем-нибудь, дашь редактировать тестовую рукопись и ждешь. День ждешь, неделю, три… Перезваниваешь.
      – А, это вы! – радуется тебе человек. – А я подумал, что мне проще на старом месте остаться.
      – А почему сразу не сказали?
      – Так ведь… а зачем? Денег вы мне пока не платили.
      Денег я ему не платил! А время? А то, что работу мне нужно планировать? И поиск людей начинать с нуля? Да лучше бы заплатил – хоть повод был бы наорать на дурака.
      К концу января весь мой персонал состоял из двух молоденьких редакторш-практиканток и бестолкового верстальщика Володьки. Работал он хорошо, но редко, потому что человеком был общительным, постоянно ремонтировал машину и заботился о здоровье ребенка. Добиться от Володьки постоянной монотонной работы я не смог, несмотря на угрозы штрафов и посулы премий.
      Практиканточки очень напоминали моих бывших подчиненных Катю и Риту. Они были очень старательны, но слишком неопытны. В местном вузе издательскому делу их обучали отставные преподаватели химии, что не могло не сказаться на качестве знаний. Приходилось переучивать, знакомить со справочником Розенталя и «Настольной книгой редактора и корректора», распечатать и повесить над каждым компьютером требования к редактуре, принятые в ЕМЦ. И периодически объяснять, что кое-чему их учат откровенно неправильно, а слово «интернет» давно уже стало русским и пишется с маленькой буквы – что бы им ни втирали во время практических занятий.
      Возникало много чисто бытовых проблем. Интернет, судя по ценам местных провайдеров, в этой стране действительно следовало писать с большой буквы – более того, все буквы следовало писать прописными. Компьютеры нам попытались втюхнуть бывшие в очень активном употреблении. И еще сопротивлялись. Хорошо, Володька обнаружил на подставке монитора явно видные цифры «1997». Ремонт… Об этом и рассказывать не хочется.
      Все эти болезни роста можно было бы пережить и побороть, но все чаще я начинал задумываться – а ради чего? Такими силами я могу выпускать две-три книги в месяц. Ну, возможно, четыре. Несложный расчет показывает, что деньгами меня с ног до головы не засыплют. Пока мне платят, но сколько можно испытывать терпение начальства.
      Основная причина, ради которой я был готов поселиться в провинции, оказалась плодом моего воображения.
      Словом, к концу февраля я начал заводить с Василием осторожные разговоры на тему: «А слабо тебе еще и редакторами поруководить». Василию было не слабо. Дела торговые оставляли ему массу времени на игру в «Квейк», а зарплата соответствовала продажам, то есть была минимальной.
      Руководство в обеих столицах к моему решению вернуться к людям отнеслось иронически, но с пониманием. Чувствовалось, что мой неудачный эксперимент станет объектом для острот на долгие годы.
      Осталось сообщить новость Кате, но она нанесла упреждающий удар под дых.
      – Поживете с Машкой недельку вдвоем? – спросила она за чаем. – Вот и умницы. А я в командировку съезжу. В понедельник.
      Хоть бы заранее предупредила!
 

**

 
      Объем работы, который требовалось провернуть в Москве, изначально показался совершенно нереальным.
      – Петр Александрович, я ж не на месяц еду! Ну, треть от списка я, может быть, успею… Это что касается личных встреч. А документы точно не смогу подготовить. Разве что часть… Маленькую.
      – Так ты же собралась в Москву насовсем уезжать! Вот потом все и доделаешь.
      – Я раньше июня не уеду. Мне нужно, чтобы Маша учебный год закончила.
      – Разберемся. Езжай. Ты пойми, что сейчас от тебя требуется принципиальное решение. Или ты находишь для нас нишу в Москве, тогда все счастливы, или мы убеждаемся в том, что затея бесперспективна, тогда всем грустно. Сколько успеешь провернуть встреч, это уже детали, главное – понять, нужны ли мы в Москве как самостоятельное издательство. Вернее, будет ли доход от московского представительства окупать хотя бы твою зарплату. Документы мне от тебя пока не нужны, достаточно письма с соображениями. Все, вали отсюда, у меня еще куча работы. Сергею привет. Мы с ним на днях встречались. Жалко его.
      – Почему жалко?
      – Не въезжает ни во что. Увози его отсюда, а то он работать разучится.
      Первым делом дома я бросилась советоваться с Машей.
      – Маш, мне в командировку нужно съездить. Как ты думаешь, что лучше: пожить, как обычно, у бабушки, или остаться дома с дядей Сережей?
      – Конечно дома! А что, мы с дядей Сережей не справимся? Я его кормить буду.
      – Ну, в тебе-то я не сомневаюсь…
      Сергей отреагировал с гораздо меньшим энтузиазмом, но когда я сказала, что если он боится не справиться, попрошу маму, немедленно выкатил грудь колесом и заявил, что обойдется сам.
      Я пыталась себя убедить, что невозможно испортить ребенка за неделю, но меня продолжали грызть сомнения. Успокаивало только то, что я прекрасно видела, что Сергей не перерабатывает, а если он будет поменьше валяться на диване, так и хорошо. А то он даже поправился, пока у нас живет.
      Инструктаж перед отъездом я проводила несколько дней. На холодильнике висело несколько списков. Во-первых, расписание Машиных занятий и тренировок, во-вторых, список вещей, которые необходимо с собой носить. С одеждой, я надеюсь, Маша разберется сама, остается еда. Я нажарила гору блинчиков на завтраки, наварила кастрюлю супа, наделала котлет. Но все равно, на неделю не хватит. Тогда на видном месте повесила телефоны мамы и, на всякий случай, Тани. Если уж совсем жизнь прижмет, она Машу даже с ночевкой заберет, ребенок будет только счастлив. Что еще я забыла? Меня пугало то, что я даже приблизительно не могу предвидеть сложности, с которыми столкнется Сергей.
      Начнем по порядку: с утра мы встаем, одеваемся… А одежду нужно с вечера приготовить! Я села писать очередной список: как собрать ребенка в школу. Потом мы умываемся, причесываемся… Стоп. А как Сергей ее причешет?
      – Сережа, а ты умеешь заплетать косички?
      – Зачем?
      – Ну хотя бы хвостик сделать сможешь?
      – А что это?
      Понятно… Следующий час мы с Машкой учились делать себе хвостик. Ребенок уже начал подозревать неладное и капризничал.
      – А кто меня из школы будет забирать?
      – Дядя Сергей.
      – А если он опоздает?
      – Ну, подождешь его немного.
      – А если он про меня забудет?
      Я совершенно не исключала такой вариант.
      – Я буду ему из Москвы слать SMSки. Напоминать.
      – А кто мне коньки завяжет?
      – В крайнем случае, попросишь кого-нибудь из мам.
      – А как он меня на хореографию переоденет?
      – Ой, Маш, не трави душу. Мне самой страшно.
      – Ма-а-ама-а-а! Не уезжа-а-ай!
      – Не могу, котенок. Я ненадолго. Если будет совсем плохо, просись к бабушке.
      – А дядя Сережа? Как же я его оставлю? Он же без меня пропадет!
      Как бы мне хотелось, чтобы и Сергей про Машу думал так же!
 

**

 
      Перед отъездом Катерина вела себя нервно. Постоянно писала какие-то инструкции и петиции, как будто мне предстояло управлять многофункциональным шагающим экскаватором, а не маленьким ребенком. Столько лет себя кормил-поил, а Маша, небось, меньше моего потребляет. Единственная сложность, которую я предвидел, – многочисленные тренировки-кружки. В глубине души я считал, что современная молодая леди могла бы и сама немного поездить на троллейбусе, тут всего-то пять остановок, но даже предлагать не стал. Катя и без того постоянно кусала губы.
      Видя такое дело, Машка тоже принялась скандалить. В последний вечер, придя с работы, я застал совсем неприличную картину – ребенок висит на матери, как будто ту фашисты угоняют в Германию, и вопит:
      – Мамочка, не уезжай, я не хочу!
      Я высказался в том духе, что тоже не хочу маму отпускать, но нужно понимать, что… – тут я получил кулаком в живот и переключился на Катю.
      – Так, девушка, до поезда полтора часа, а ты не умыта, не одета, и чемоданы не собраны!
      – А может, я не поеду-у-у? – по-бабьи завыла моя обрученная и нареченная.
      Машка с готовностью подхватила. Я понял, что сейчас начну применять грубую физическую силу против тонкой психической слабости.
      – Как это не поедешь? А ну марш умываться! Машка, отцепись от мамы! Ты английский сделала? И прекратите этот водопад!
      Эффект был достигнут: ребенок вцепился в мать всеми конечностями и, кажется, зубами; мать посмотрела на меня, как на гада-олигарха, и проплакала:
      – Значит, уезжать? Хорошо, только Машку я тебе не оставлю! Маме отвезу! А ты валяйся на своем диване, отдыхай от нас!
      Впервые в жизни мне захотелось отвесить будущей супруге полноценную оплеуху. Порыв так меня напугал, что я вдруг понял, что нужно делать.
      – Ах, так! – театрально прогремел я. – Тогда я вообще могу уйти! Прощайте!
      И я, гордо вскинув голову, рванул дверь и шагнул… в шкаф. С удовлетворением я услышал резко наступившую тишину снаружи. Выждав для верности пять секунд, я вывалился из шкафа с радостным: «А вот и я!» – и подхватил на руки обеих оцепеневших женщин.
      – Я передумал! – вопил я. – Мы будем жить долго и счастливо и не умрем никогда!
      Катя и в одиночку (несмотря на свои небольшие габариты) – барышня тяжелая, а в комплекте с Машей – вообще малоподъемная. Поэтому я быстренько поставил присутствующих здесь дам на пол, но объятий не ослабил.
      – Еще! – потребовал забывший о недавнем горе ребенок. – И выше!
      – Ладно, – согласился я, – но, чур, только тебя одну.
      Схватив Машку за ногу и руку, я совершил ребенком неизвестную науке фигуру высшего пилотажа, после чего перевернул визжащую девочку вниз головой. Катя по-прежнему выглядела хмурой.
      – Давай рассуждать логически, – предложил я, игнорируя радостные протесты Маши, – не хочешь ехать, так оставайся. Я смотаюсь, сдам билеты. Скажешь, что по семейным обстоятельствам. В конце концов, почему ты должна по командировкам мотаться? Что, мужиков мало?
      Тут девочка переключилась на плачущие интонации, и я сделал вид, что только что обнаружил ее наличие.
      – Оба-на! Привет! А чего ты тут висишь? На ноги? Не вопрос. Становись на ноги.
      И я плавно приземлил Машу так, что ее ноги оказались прямо на моих. Мы тут же принялись путешествовать по прихожей.
      – В крайнем случае, – продолжил я, передвигаясь по-медвежьи, – если ты мне не доверяешь, можно оставить Машу у твоей мамы. Но это глупо. Когда-нибудь все равно возникнет ситуация, при которой мне придется сидеть с этим маленьким топтуном… Нет, Маша, в кухню не пойдем, мне нужно с мамой договориться…
      – И что ты предлагаешь? – Катя все еще глядела исподлобья.
      – Сейчас ты умываешься, я в это время складываю чемодан и через… двадцать минут отвожу тебя на вокзал. Потом возвращаюсь к Марии, мы немного почитаем…
      – Спать не хочу-у-у!
      – А пока никто и не гонит тебя спать! Так вот, мы с Машкой тут сражаемся, а если будет совсем плохо, звоним тебе. Ты прилетаешь и всех спасаешь. Нормальный план?
      На том и порешили. Правда, с некоторыми исправлениями – в частности, Маша увязалась с нами на вокзал. Похоже, Катю это не очень устроило, на ее вымытом личике была написана готовность поговорить со мной в машине серьезно и без свидетелей. А так женщина моей мечты ограничилась повторением инструкций и странным вопросом:
      – А что ты имел в виду, когда говорил про Машу? Я напрягся, пытаясь вспомнить все, как Шварценеггер.
      – А что я говорил про Машу?
      – Что ты… что тебе все равно придется с ней сидеть.
      – Ну правильно! Мало ли какая ситуация возникнет. Ты куда-нибудь поедешь, мама твоя заболеет. Что тогда, в приют девушку сдавать? Девушка, в приют хочешь?
      – Я не девушка! – заявила Маша голосом, в котором уже прорезалась зевота.
      Катя промолчала до самого вокзала. Целуя ее на прощание, я обратил внимание, что обручальное колечко она не надела. Решила продемонстрировать обиду? Но на что?
 

**

 
      Перед отъездом я находилась в истерике, переходящей в панику. Мне казалось, что я совершаю самую большую глупость в жизни. Я представляла себе Машу через неделю: голодная, нечесаная,- уроки не сделаны. И это в лучшем случае, в худшем Сергей ее забудет где-нибудь в Ледовом дворце, и она будет там ночевать в холле одна… Я, конечно, дала Маше номер мобильника Сергея, причем не просто дала, а написала карандашом на всех тетрадках, чтобы точно всегда был с собой, но у нас в городе из телефона-автомата позвонить на мобилу невозможно. Остается надеяться на окружающих Машу мам. Наверное, не дадут ребенку остаться одному, кто-нибудь пригреет, возможно, даже покормит.
      Раз пятьдесят за вечер я решала никуда не ехать, раз сто собиралась перевезти Машу к маме, и перевезла бы, если бы мама по телефону не сказала, что «я, собственно, ничего другого и не ждала, ежу понятно, что Сергей не справится». Вопрос перевоза Машки немедленно отпал.
      Каким-то чудом Сергею удалось выпереть меня из квартиры и засунуть в поезд, даже не применяя грубую физическую силу. В вагоне мне совсем поплохело. Захотелось сесть и по-бабьи завыть:
      – Ой, на кого ж я вас покидаю-у-у!
      Но пришлось взять себя в руки. На завтра портфель сложен, сумка с коньками приготовлена, завтрак есть.
      Всех делов-то не проспать школу, потом не опоздать на тренировку, а потом не забыть ребенка с этой самой тренировки забрать. А в промежутках еще покормить обедом, посадить делать уроки, отогнать от телевизора, покормить ужином (то, что ела на обед, уже есть не будет). А в полдевятого отправить мыться и спать, перед этим приготовив на завтра вещи и портфель. Интересно, а Сергей сообразит, что если будет слякоть, то нужно после прогулки высушить на батарее сапоги?
      От таких мыслей я, совершенно измученная, заснула часа в три ночи. Мне уже виделась больная, простуженная Маша и Сергей, который сообщает мне, что нам лучше, как обычно, пожить отдельно. Страшно, аж жуть.
      В Москве день не заладился. Меня раздражали все и всё. Людей толпы, все наглые, бестолковые, прутся, как стадо баранов, в метро душно. Дверь в квартиру Сергея я открыла с тридцать пятой попытки и… немедленно кинулась проветривать, потому что хозяин перед отъездом забыл выбросить мусор. С трудом дождалась девяти часов (у нас восемь) и кинулась звонить.
      – Да! – рявкнул в трубку Сергей.
      – Как вы там?
      – Нормально, – прорычала трубка.
      – Вы что, еще не в школе?
      – Слушай, я потом тебе позвоню! – раздались короткие гудки.
      Видимо, что-то у них не сложилось.
      Женщины полны противоречий, даже если только что вышли пешком из-под стола.
      Этот фундаментальный вывод я сделал в первое же утро, когда мы с Машей остались одни. Девочка, которая в выходной день просыпается около шести и начинает весело интересоваться, а чего это мы валяемся, в будний день представляет собой животное соню.
      Будильник поднял только меня. Я не поднял никого. Хотя пытался – минут пять тормошил бурчащего ребенка, стаскивал одеяло и щекотал. Маша подала несколько признаков жизни, и я посчитал миссию выполненной. Каково же было мое изумление, когда, выйдя из душа, я обнаружил, что девочка продолжает дрыхнуть! Без одеяла, наполовину свесившись с кровати и с очень несчастным видом – но спит! На часах было уже около половины восьмого. Я приступил к побудке второй степени жестокости: оттащил Машу в ванную и сунул под кран. Ребенок стал бодрым, но злым.
      Пока она ковырялась во рту зубной щеткой, я еще раз пробежал глазами памятку, составленную Катей. И еще раз подивился их бестолковости (и памятки, и Кати). Первым пунктом стояло: «Уложить учебники и тетрадки (список)», и туг же красовалась приписка: «Я уже все сложила». Чего тогда писать, раз сложила? Меню завтрака приводилось почему-то дважды. Видимо, Машина мама хотела тем самым подчеркнуть важность этого мероприятия. Затем шли сослагательные предложения («Если пойдет дождь, то… а если землетрясение, то…»), которые я даже перечитывать не стал. Пойдет – тогда и будем разбираться.
      А пока следовало согласиться с Катей, что главное – это завтрак. Все пункты я постарался выполнить максимально точно, но Маша, недовольная моим утренним поведением, нашла к чему придраться.
      – Чай слишком горячий! – заявила она, сложив руки упрямым калачиком. – Не буду.
      Я сверился с часами. Ждать, пока напиток придет в термодинамическое равновесие со средой, было некогда. К счастью, меню допускало замену. Но предложенное молоко было отвергнуто с мотивировкой:
      – Кислое! Не хочу. Вот заболит у меня живот, будешь знать!
      Тут из глубин памяти всплыл метод, которым бабушка охлаждала для меня слишком горячие жидкости. Я принялся переливать чай из кружки в кружку и в рекордно короткие сроки добился приемлемой температуры. Машка, по-прежнему недовольная, долго выбирала, из какой чашки ей приятнее пить, потянулась к обеим – и облила свою чистенькую блузку. Наверное, следовало вначале накормить ребенка, а только потом одеть. Я сверился с памяткой. Там одевание стояло до кормления. Делать было нечего, пришлось срочно искать замену. К счастью, после операции с чашкой Маша притихла. Это позволило быстренько перерыть шкаф и найти нечто подходящее. То есть то, что показалось подходящим мне.
      – Это же летнее! – сказала облитая девочка, на секунду выходя из оцепенения. – А сейчас зима.
      С этим было трудно спорить, хотя взмок я вполне по-июльски. Я снова бросился к шкафу. В самый неподходящий момент позвонила Катя, и я уже хотел проконсультироваться по поводу одежды с ней, как вдруг ожила Маша.
      – Все! Восемь часов. А в школу опаздывать нельзя.
      – Уже опоздали! – крикнул я из спальни, бросая трубку и пытаясь найти что-нибудь зимнее, но тонкое.
      – А давай сразу на второй урок пойдем! – заныли в кухне.
      На секунду я малодушно обрадовался этой идее. У нас появлялся шанс спокойно переодеться и доесть (кофе я так и не допил). Но я понимал, что в первый же день воспитательного процесса допускать подобную мягкотелость недостойно мужчины.
      – Переодевайся! – я бросил Машке блузку, почти такую же, что и залитая.
      – Это же… – снова попыталась упереться девочка, но на сей раз я просто рявкнул на нее.
      Это помогло. Через семь минут мы уже мчались к школе. Еще через пять я тащил угрюмую Машку по школьным коридорам. У дверей класса я смог вытереть пот и легонько подтолкнул школьницу в спину. Но она и тут нашла причину не идти в класс.
      – А портфель? – спросила Машка.
      Я огляделся. Портфеля не было. Насколько я помнил, не было его и в машине.
      – Иди так, – сообразил я, – а портфель я ко второму уроку привезу.
      Тут девочка набычилась, явно собираясь немного поплакать. Запихивать в класс рыдающее дитя – этого я даже представить себе не мог. Марш-бросок «школа-дом-школа» прошел в убедительном темпе. Портфель я нашел практически сразу. Правда, перед дверью класса Машка снова попыталась заартачиться, но я решил не выпускать инициативу из рук. Постучавшись, я протолкнул упрямую школьницу внутрь, а сам вызвал учительницу пошептаться в коридор.
      Наставница молодежи (с очень неплохой грудью, которую то ли скрывал, то ли подчеркивал строгий жакет) изумленно выслушала мое признание о забытом портфеле и просьбу не наказывать Машу за опоздание.
      – Я бы и так не наказывала,- пожала она плечиками,- но вы могли бы…
      Резкий, как зубная боль, звонок заставил ее сделать паузу.
      – …просто подождать второго урока, – завершила мысль учительница.
      Я все-таки вернулся домой и допил остывший кофе. Попутно еще раз изучил оставленную Катериной инструкцию. Так я и думал! Пункта «Взять с собой в школу портфель» там не было!
 

**

 
      Я изо всех сил пыталась чувствовать себя как дома: не раздражаться, не психовать. В конце концов, я собираюсь переехать жить в этот город и нужно потихоньку приспосабливаться: если бежать вместе со всеми, то будет казаться, что все вокруг стоят. Я бежала, но в ритм города попасть все равно не могла.
      Все не ладилось. Встречи отменялись, а если и проходили, то с совершенно неопределенным результатом. Меня в большинстве случаев устроил бы любой ответ, только четко сформулированный. «Да, мы хотим с вами работать» или «Нет, мы не будем с вами работать» практически равнозначны, но только не «Мы подумаем, не исключена возможность, что нас заинтересует ваше предложение».
      К середине недели я поняла, что больше хочу услышать отрицательный ответ. Я не хочу взваливать на себя этот объем работы! Я физически этого не выдержу! Мне сейчас тяжело, пока нет ни Маши, ни Сергея, а если в этот день еще вклинить готовку и школу…
      Когда я телепалась с утра в переполненном вагоне метро, то думала только о том, что не хочу так провести все сознательные утра моей жизни. И не просто не хочу, а НЕ ХОЧУ. Что-то мне Сергей говорил про то, что я должна дома сидеть и детьми заниматься? Я, похоже, уже согласна. Пока Сергей не передумал.
      С Машей мы общались по телефону каждый день. Ребенок был веселый и рассказывал всякие смешные истории. О том, как они не взяли портфель по дороге в школу, о том, как дядя Сережа забыл забрать ее с тренировки, о том, что он не умеет варить суп. Я смеялась, внутренне содрогаясь. Сергей же был немногословен, невнятно бурчал, раздражался из-за любого вопроса.
      – Послушай, – заявил он мне, – я завтра Машу на тренировку не поведу, это невозможно, у меня все время день разбит.
      – А куда ты ее поведешь?
      – Никуда не поведу. Один день никуда не сходит, ничего страшного не случится.
      – Хорошо, а где она будет?
      – Я тебе сказал, что если она один день не сходит на тренировку…
      – Сергей, послушай меня. На тренировку она может не сходить. Но из школы ее в час нужно забрать.
      У нее уроки заканчиваются. Понимаешь? И если ты ее не ведешь на тренировку, где она будет после часа? Ты уже придумал?
      – Дома посидит.
      – А как она домой попадет? Она дверь сама не откроет, на дороге ни перехода, ни светофора нет. Тебе гораздо проще отвезти ее в Ледовый и расслабиться еще на два часа. Или позвони моей маме…
      – Сами справимся.
      Сергей в очередной раз брякнул трубку.
      Ай-ай-ай, какие мы нежные! День у него разбит! А как я живу? А он в это время на диване валяется? У него еды полный холодильник, работы на полноги, и он еще гундит! Нет, увозить его нужно из нашего города, а то еще через месяц он станет травоядным и у него вырастут рога, как в мультике про Незнайку.
      Через три дня я понял, что дети – наше будущее. То есть в будущем я готов с ними общаться, но сейчас…
      Весь день оказался посвящен тому, чтобы перемещать по городу Машу, готовить еду для Маши, выбирать Маше чистую и подходящую по цвету одежду, а также выслушивать Машины рассказы о школе, катке и девчонках во дворе. Попытался обратиться за поддержкой к Кате, но нарвался на шантаж.
      – Если тебе так тяжело,- прощебетала командировочная, – попрошу помочь маму.
      Хорошо ей там, в Москве! Начальства никакого, рабочий день сама себе планирует, вечера свободные! А тут вертишься, как стая белок в колесе, и все равно ничего не успеваешь. Организация филиала спотыкалась о каждую кочку, а темпы производства макетов вызывали изжогу. Хуже всего то, что не было времени остановиться и подумать, разложить все по полочкам, найти правильное решение. Сосредоточиться не давал страх что-нибудь не так сделать в отношении непоседливого ребенка. Один раз отвлекся, не услышал звонок напоминателя, и бац – Машку привозит с тренировки какая-то посторонняя мама. Как она меня нашла? По визитке, что ли, которую я ребенку вручил на всякий пожарный? В общем, ехидных замечаний я наслушался на две жизни вперед.
      Когда до приезда Кати остался всего день, я решил собраться с мыслями и понять, что все-таки происходит. Подходящий момент выдался только в час ночи, когда вымытый ребенок уже дрых, а одежда, еда и учебники были подготовлены к завтрашнему утреннему бою.
      – И что мы имеем? – я торжественно вылил в здоровенный бокал целую бутылку нефильтрованного пива (первую за неделю!). – Местные специалисты работать не хотят, продажи мизерные, накладные расходы непропорциональные. Тупик.
      Я отхлебнул из бокала, и тупик показался мне не таким тупиковым.
      – Можно, конечно, продолжать биться головой о здешнюю стену. Но это ж не стена! Это болото! Его пробить невозможно! Еще немного, и мне популярно объяснят, что зарплату свою я получаю зря, и нюх потерял, и нечего мне делать с такой «деловой хваткой» в Москве.
      Я представил, что навеки застрял в провинциальном хилом филиале, и торопливо отхлебнул еще. А потом еще. Видение не отступало.
      – Следовательно, – сказал я себе строго, – нужно срочно что-то менять. Либо сворачивать филиал… за это точно убьют… либо оставлять все на Василия. И чего же я жду? С ним уже договорено, начальство предупреждено.
      Чтобы освежить память, я освежил содержимое бокала, а затем – собственное горло.
      – А! Вспомнил! Я жду Катю! Послезавтра она вернется, я сдам ей ребенка по описи, а сам брошусь восстанавливать пошатнувшийся авторитет!
      Делая обильный глоток, я подивился, как быстро в суете забываются самые толковые планы.
      – Осталось дождаться послезавтрева! – отсалютовал я себе пегим от пены бокалом.
      Но вместо «послезавтрева» я дождался завтрашнего дня, а вместе с ним – Катиного звонка:
      – Как вы там? Справляетесь? Вот и хорошо. Я еще на пару дней задержусь!
      Это означало, что и на выходных придется бегать по тренировкам, готовить еду и стирать одежду.
      «Вернется, – подумал я, сдерживая ярость, – целый день буду бездельничать!»
 

**

 
      В неделю я не уложилась. То есть для себя самой я все решила, осталось только убедить в этом окружающих.
      Основной вывод: никому мы не нужны! Нужно сидеть тихо у себя дома и максимум, что делать в Москве, – охмурять крупных книжных оптовиков. Но для этого вполне достаточно трех выставок в год с представительскими расходами в пару ящиков коньяка или, еще лучше, в пару ящиков нашей местной водки. В любом случае это обойдется дешевле, чем содержание постоянного работника в столице.
      Но шеф у меня въедливый, он потребует обосновать свой ответ, а для этого мне придется встретиться еще с десятком человек, хотя разговоры получаются очень смешные.
      – Здравствуйте, я из регионального издательства. А правда вам не выгодно с нами напрямую работать? Вы ведь предпочтете закупать книги в больших книготорговых фирмах, потому что там дешевле и быстрее, а не возиться с мелкими партиями, тем более что неизвестно, продадутся они или нет? Спасибо, я так и думала.
      Вот такой вот маркетинг.
      С Сергеем общение совсем не складывалось. Если бы он жаловался, если бы он хотя бы внятно объяснил свои проблемы, я бы ему посочувствовала и попыталась помочь, но он же со мной не разговаривает. Он на меня только рычит!
      Я же ему не жалуюсь, что устала, как собака, что меня тошнит от людей и машин, что я по Машке соскучилась и очень хочу домой. В конце концов, я все это для него затеяла. Ради него я решила переехать в этот город, ради него пыталась найти себе здесь какое-нибудь применение. Конечно, с ребенком тяжело, кто спорит. А на что он рассчитывал, когда примчался ко мне, думая, что я беременная? Машка уже взрослая девица, к ней по ночам вставать не нужно, из ложечки кормить не нужно, гулять по нескольку раз в день не нужно. А как он собирался растить младенца?
      К середине второй недели я поняла, что вместо сочувствия ощущаю злость. В принципе, я могла уехать в среду, но из вредности задержалась до четверга. Накануне Маша мне сообщила, что покупные пельмени не все гадость, есть и съедобные. Я ужаснулась, но успокоила себя тем, что здоровый детский желудок за неделю не испортишь.
      Сергей встретил меня на вокзале раздраженный.
      – Давай быстрее, я опаздываю на работу.
      – С каких это пор ты к девяти на работу ходишь? До моего отъезда ты в это время только вставал.
      Ответом было угрюмое молчание. Мы подъехали к дому.
      – Давай быстрее, я занесу сумку и поеду.
      – Езжай. Только машину оставь мне, у Маши сегодня английский.
      – А как я поеду? Ты не могла мне раньше сказать? Я же без машины ничего не успею!
      – А ты не мог сам догадаться? Ты вообще можешь хоть чуть-чуть вперед думать? И желательно не только о себе?
      Мы вошли в квартиру.
      – Боже! – вырвалось у меня, – а нельзя было за две недели хотя бы пропылесосить?
      Сергей ушел, хлопнув дверью.
 

**

 
      Как в хорошем… или плохом?., как в типичном любовном романе, я считал дни до встречи с любимой. И каждый день случалась какая-нибудь непредвиденная гадость. Первыми кончились продукты. Как человек давно холостой, я прекрасно понимаю, что холодильник – не скатерть-самобранка, еда в ней сама не появляется. При опустошении следует сходить в магазин (местный вариант – на рынок) и затариться поплотнее. Поэтому я и не паниковал. Но тут выяснилось, что холодильник пуст, хотя и полон.
      Парадокс объяснялся просто: Машка не хотела есть те продукты, которые у нас еще были. Чаще всего ей хотелось «чего-нибудь вкусненького», а в стандартные пищевые термины она это словосочетание переводить отказывалась. Я купил два килограмма апельсинов. Она с удовольствием съела один. Не килограмм, а апельсин. На мое предложение продолжить искренне удивилась:
      – Я же их уже ела! А есть у нас что-нибудь вкусненькое?
      В результате каждый вечер приходилось приносить домой по чуть-чуть киви, бананов, винограда и прочей витаминосодержащей еды. Сам я этим питаться не мог и потому добавлял в нашу потребительскую корзину пачку пельменей. Пельмени Машку заинтересовали, и она потребовала порцию и себе. Съела два, надулась и ушла в комнату читать.
      Утром, правда, попросила еще. То ли за ночь пельмени повкуснели, то ли ребенок проголодался, но на сей раз была съедена целая тарелка. А когда вечером я предложил Машке вареники, она даже добавки попросила. И правильно! Пища должна быть грубой и простой!
      С Машей мы ладили неплохо. Единственное, что меня не устраивало – это необходимость участия в подвижных забавах. В конце концов мы пришли к соглашению: я отвечаю на все вопросы и играю во все игры, но лежу при этом на диване. Я даже научился смотреть телевизор под веселое детское щебетание. Человек ко всему привыкает.
      Единственное, что расстраивало девочку – это телефонные разговоры с мамой. Она тут же начинала плакать. Я разделял Машину обиду, но старался не давать воли чувствам. Катю уверял, что все нормально, а не требовал ее немедленного возвращения к семье, как это сделал бы любой нормальный мужчина.
      В последнюю ночь перед возвращением мамы ребенок устроил жуткую истерику. Не помню, что послужило поводом, но Маша рыдала в голос и требовала маму немедленно. Какая Катерина все-таки легкомысленная! Утром истерика почти повторилась, но я успел задавить скандал в зародыше, сдал ребенка учителям и помчался на вокзал.
      Видно было, что Катя не слишком рада возвращению в пенаты. Она всю дорогу брюзжала, вытребовала машину на весь день (хотя я опаздывал на встречу), а дома еще и принялась пилить меня за якобы беспорядок.
      С трудом не сорвавшись на банальную ругань, я отправился на работу на общественном транспорте. Жуткое ощущение! Трясясь на задней площадке троллейбуса, я размышлял о причинах Катиной холодности. Может, она нашла там кого-нибудь? Вряд ли. Таких дураков, как я, еще поискать. А потом выставить на Красной площади с табличкой на груди: «Он связался с провинциалкой, у которой есть ребенок и нет совести».
      Весь рабочий день я копил злобу и подбирал нужные слова для холодных ироничных упреков. Перебрав ряд убийственных вариантов, остановился на таком начале разговора: «Теперь понятно, почему ты не надела обручальное кольцо!» – «Почему?» – спросит она. Дальше я не придумал, но все равно эффектное начало.
      С работы специально вернулся попозже. Если спросит, скажу, что за эти две недели накопилась критическая масса нерешенных проблем. Думаю, намек очень прозрачный. Но начну все-таки с обручального кольца.
      Дверь я открыл своим ключом – было уже время укладывания Маши. Ступил в прихожую и остановился. Наверное, у меня действительно был бардак. А теперь стал порядок и уют. Или это Катины духи создают такую атмосферу? Подумать я не успел. Из Машиной спальни выскользнуло мое чудо в желтом халате и беззвучно прижалось ко мне.
      Вместо убийственной фразы про кольцо я – совершенно неожиданно для себя – прошептал:
      – Как я по тебе соскучился!
      – И я! – Кошка уткнулась носом промеж моих ключиц. – И я тоже! Мяу! Какой ты небритый!
 

**

 
      Оставшись одна в пустой квартире, я несколько поостыла. Чего это я в самом деле с порога на человека кидаюсь? Он и так герой, почти две недели с ребенком сражался! Подумаешь, не пропылесосил!
      На кухне на тарелочке лежали запеченные бутерброды с сыром. Сергей мне даже завтрак приготовил! Я просто свинья…
      С такими невеселыми мыслями я потащилась в магазин, чтобы загладить вину вкусным ужином.
      Стандартный набор действий – уборка, закупка, готовка – занял стандартные три часа. В двенадцать я логично рассудила, что если нужно в час забрать из школы Машу (а просить об этом бабушку в день приезда просто преступление по отношению к ребенку), то идти сейчас на работу глупо. Я ограничилась телефонным звонком.
      – Я одного не понимаю, – сказал директор, выслушав мой пятнадцатиминутный отчет о поездке, – почему ты радуешься? Работа ведь планировалась для тебя лично. А если ее не будет, то что ты собираешься делать в Москве?
      – Ничего.
      – И что, в сентябре на выставку не придешь?
      – Приду. Посмотреть.
      – А на «Non fiction» уже приплетешься, обливаясь слезами, и я буду в буфете отпаивать тебя дорогущим кофе? А ты мне будешь рассказывать, что дома сидеть не можешь.
      – А вдруг могу?
      – Ладно, у тебя есть еще немного времени на раздумья. На работу придешь?
      – Не-а.
      – Ну и не надо… Не больно-то и хотелось… Завтра в девять, как штык. Будем план на выставку писать. Нужно тебя использовать, пока ты еще здесь.
      – Есть, шеф!
      Я забрала из школы Машу, которая приклеилась ко мне, как обезьянка, и расплакалась.
      – Ой, мамочка, я так соскучилась. Ты же обещала больше не уезжать! Давай сегодня никуда не пойдем, я хочу с тобой.
      – Давай. Только зачем я тогда забрала у дяди Сергея машину?
      Весь день мы провисели друг на друге. Маша рассказывала мне «смешные» истории про то, как они жили с дядей Сергеем, я потихоньку наводила порядок в квартире.
      – Представляешь, мама, он мне с утра дает одежду. Вот эту блузку и синие колготки. Я ему говорю, что здесь пуговки красненькие, значит и колготки должны быть красненькие. Ведь правда?
      – Бедный дядя Сергей!
      – Не бедный. Я ему во всем помогала. Я посуду мыла два раза… Просто чистой не было… А еще он сказал, что на восьмое марта подарит мне телефон! Чтобы я больше не терялась.
      – А ты терялась?
      – Так… Чуть-чуть. Пару раз. Ну я же не могу стоять на месте и ждать, пока он приедет!
      Сергей пришел поздно – холодный, небритый, голодный. Сразу захотелось его накормить и согреть. И рассказать, что он у меня самый лучший… И еще много чего захотелось.
 

**

 
      Вот так они – в смысле женщины – и правят миром. Подластятся, поплачут, прижмутся к тебе… А потом оказывается, что все вышло по щучьему велению, по женскому хотению. Есть у меня друг, который недавно отметил десятую годовщину утраты независимости. Сидят они с супругой, вспоминают, как оно было все эти десять лет, и вдруг он напрягается и заявляет:
      – Слушай! Мы же все время живем так, как тебе хочется!
      – Конечно, – отвечает жена. – Это же нормально. А помнишь, как мы…
      Мой друг (между прочим, человек напористый и топ-менеджер) устроил тогда жуткую истерику. Но потом они быстро помирились и стали жить по прежнему сценарию, в угоду слабой половине семьи.
      Все это я вспоминал, добираясь на следующее утро на работу. Постепенно стали всплывать подробности вчерашнего вечера. Например, я совершенно не разозлился, когда выяснилось, что машину я Кате оставлял зря – ни на какую работу она не ездила, а просидела с Машкой дома. А как было злиться, если мне сообщили об этом в такой момент, когда… Словом, в этот момент я был со многим согласен. Я даже признал себя виновным в наведении внутриквартирного бардака. И опять забыл сообщить, что сворачиваю свой эксперимент в провинции и возвращаюсь в Москву.
      По работе я бродил, флегматично выслушивая новости и проблемы. На большую часть сообщений реагировал вялым пожатием плечами. Чего напрягаться, если меня здесь не будет через… А когда я собираюсь валить отсюда? Я даже остановился посреди офиса, пытаясь увидеть ответ на белоснежном потолке. Когда этот испытанный способ ответа не дал, пришлось звонить руководству и обсудить сценарий возвращения с ним.
      – Давай завтра! – тут же ответил мне директор. – Выставка на носу. Мне каждый человек дорог.
      – Завтра? – я откровенно растерялся. – Так выставка еще через три недели.
      – Не «еще», а «уже»!
      – Да мне дела еще сдать нужно.
      – За три дня управишься? Вот и приезжай!
      – В пятницу?
      – Что-то ты там совсем раскис, Сергей Федорыч! И что, что в пятницу? А не нравится в пятницу, приезжай в четверг! Все, давай, у меня люди.
      Директор был прав. Отвык я от такого темпа. Чтобы начать процедуру передачи дел, мне понадобилось два часа. Василий выслушал меня со сдержанным энтузиазмом.
      – Ладно, передашь. Только не сегодня же! День уже почти закончился. Давай завтра. После обеда. Или послезавтра. Хотя там уже конец недели. Может…
      – Не может. Я послезавтра уезжаю.
      – Какие вы шустрые, – вздохнул мой преемник, – ладно, давай начнем сегодня.
      Со сдачей дел пришлось провозиться до позднего вечера, и все равно ничего толком передать не успел. Глянув на часы, мы хором охнули и улетели успокаивать своих женщин.
      Особенно хорошо это получилось у меня.
      – Все, – заявил я с порога, – через день уезжаю в Москву.
      – Когда вернешься? – поинтересовалась Катя, хмурясь на мою грязную обувь.
      – Никогда. Теперь уж вы к нам. Я теперь опять в Москве работать буду.
      Катя отреагировала адекватно.
 

**

 
      Теперь я точно знаю, как чувствует себя человек, если ему по голове стукнули мешком с мукой. Не больно – он мягкий, но в глазах темно и колени подкашиваются. А еще звездочки перед глазами: то ли мука не осела, то ли силу удара не рассчитали.
      Мозг отказывался воспринимать информацию.
      – Когда ты вернешься?
      – Никогда.
      Что еще сказать? Что спросить? Я впала в ступор. Я была потрясена так, что даже плакать не моглось. Сергей прошел в комнату, переоделся, помыл руки, пришел в кухню, а я так и стояла в коридоре, пытаясь осмыслить слово «никогда». Так нельзя, это не по-человечески! Взять и вывалить это на меня в тот момент, когда я совершенно не была к такому готова! Объяснил бы что-нибудь, смягчил бы удар. Сказал бы по крайней мере что-то вроде: «Катя, ты очень хороший человек, но…» – а то сразу «никогда».
      – Кать, я тебя в третий раз спрашиваю, что мне есть – сосиски или сырники? Что Машке оставить? Эй, ты где?
      Какие сосиски? Какие сырники? Он что, еще собирается покушать напоследок? Дорогая, я от тебя ухожу, только сначала поем! Совершенно не раздумывая, я схватила со стола тарелку и шахнула ее об пол.
      – Хрен тебе с маком, а не сосиски! В Москве поешь!
      Сергей разобиженно похлопал на меня глазами и гордо удалился в комнату, где ночевал, когда приехал.
      Я дрожащими руками помыла посуду, приняла душ и, глотая слезы, свернулась калачиком в холодной одинокой постели.
      Как же так? Я должна попытаться поговорить? Но он же сказал, что никогда не вернется, о чем еще спрашивать?
      Но я же люблю его! Неужели вот так просто возьму и отпущу? Я должна попытаться уговорить его взять меня с собой!
      А с другой стороны, я представила себе, что сейчас спрошу: «Сергей, а ты не хочешь жить с нами вместе?», а он ответит: «Не хочу». Меня от ужаса затошнило.
      Нет, сейчас не могу. Потом, потом, не сейчас… Утром поговорим.
      Машка пришла ко мне под бочок в три часа ночи.
      – Мама, а куда дядя Сергей ушел?
      – Он не ушел, он спит в другой комнате, – пробормотала я.
      – Да нет, он оделся и куда-то пошел.
      Я вылетела из комнаты и наткнулась на пустой диван. Никогда не думала, что можно одеревенеть от страха.
      А вдруг он больше не придет?
      – Ма-а-м, где ты?
      – Иду.
      Я уткнулась носом в Машку. Какое счастье, что она у меня есть. И никуда не денется.
 

**

 
      Женщины – это не загадки.
      Это ловушки. Это волчьи ямы, калканы и противопехотные мины, запрещенные уж не помню какой конвенцией.
      Только что все было хорошо, мы поговорили о том, что мне придется вернуться в Москву – и вдруг скандал и ужас! Или до нее так долго доходило? Не знаю, раньше Катя тугоумием не отличалась. Или это пресловутый менструальный синдром? Ну с чего было на невинный вопрос об ужине устраивать истерику и бить об пол тарелку с аппетитно пахнущей картошкой? Не нравится тебе что-то – так скажи, зачем еду переводить.
      Я, конечно, гордо удалился, но обида осталась. Обида без обеда – обида вдвойне. Через некоторое время я понял, что голод заглушает обиду. Как назло, в этой приемосдаточной суете я совсем забыл пообедать. А картошка была тушеная. До сих пор пахнет. Или это обонятельные галлюцинации? Тайком сходил на кухню проверить и убедился, что пахло действительно заманчиво.
      Я даже собрался вскрыть холодильник и заморить найденного в нем червячка, но гордость вперемежку со страхом удержала. А ну как проснется хозяйка и начнет опять посуду крушить? У меня появилась идея получше. Стараясь не шуметь, я быстренько оделся и рванул в ближайший «ночник». Набрал там рыбных консервов в масле (здравствуй, студенческая молодость!), хлеба и пива. Впервые решил попробовать местного. Так себе пиво, хорошо, что сообразил взять четыре бутылки, количеством заглушил недостаток качества.
      Сидя на кухне, я размышлял о странном поведении Кати.
      На середине четвертой бутылки я все понял: она издевается. Унижает меня, показывает, кто в доме хозяин. Дрессирует, так сказать. От возмущения я чуть не поперхнулся сардинеллой и решил, что так дело оставлять нельзя. Но за собой на всякий случай все-таки убрал.
      Поутру я проснулся от возни в коридоре – мои женщины собирались уходить, даже не удосужившись разбудить меня. Да и завтрак, судя по всему, не ждал меня разогретым или хотя бы готовым к разогреванию. И я решил показать, на что способен гордый, самостоятельный, голодный мужчина с похмелья.
      – Раз так, – сказал я, выходя в прихожую, – верни мне, пожалуйста, обручальное кольцо!
      Я ожидал, что Катя расстроится от этого заявления (на то и было рассчитано), но никак не думал, что она свихнется.
 

**

 
      – Ты что, совсем охренел? Маша, иди на улицу меня подожди! Ты что, совсем мозги профукал? Мало того, что ты практически деградировал, ты лежишь на диване и ни черта не делаешь, так ты еще и напиваться собираешься? Конечно, нажраться – лучший способ! Не дыши на меня, от тебя несет как от пивной бочки! Во что ты превратился? Ты же толстый стал, как колобок, тебя же в твоей родной Москве не узнают, ты в дверь офиса не пройдешь, ты там застрянешь, как Винни Пух, и будешь ногами дрыгать! Маша, я же просила подождать меня на улице! Что ты на меня глазами лупаешь? А как я должна себя вести? Приехал – радоваться, уехал – тоже радоваться? Или наоборот, рыдать в подушку? Хватит, надоело! То ты в Германию сваливаешь, то в Москву… Вали куда хочешь, только не нужно из себя жертву изображать! Тоже мне, обиделся он! А обо мне ты подумал? Ты вообще хоть раз о ком-нибудь, кроме себя, думал? Тебе хорошо, значит всем хорошо? А я не человек? Если нужна, так ты есть, а надоело, так можно и уехать? Перетрудился, бедненький, с ребенком посидеть заставили! А сколько я с этим ребенком сидела, тебя не интересует? Конечно, не интересует, это же не твой ребенок! Что ты вообще о нас знаешь, теоретик семейной жизни? Ты думаешь, мне легко ждать тебя бесконечно и сидеть здесь одной? Думаешь, мне такая жизнь нравится? Ты хоть раз подумал об этом? Что ты молчишь? Ты думаешь, ты такое сокровище, что я без тебя жить не смогу? Вали куда хочешь, хоть в Москву, хоть на Северный полюс! Алкаш!
      Из монолога, выплеснутого на меня Катей, я узнал очень много о себе и еще больше – о ней. Оказывается, она все это время переживала и нервничала. А я ее раздражал своим бездельем, животом и ленью.
      Специально после ухода этой разъяренной фурии сходил в ванную проверить толщину талии. Действительно, немного полноват я стал за последнее время, но это от сидячей работы и домашних харчей. Сама меня раскормила и еще ругается!
      А кольцо, кстати, так и не отдала.
      Состояние ошарашенности не оставляло меня весь последний день. Полностью заторможенный, сдавал я дела ленивому Василию, в состоянии зомби купил билет до Москвы, бесчувственным телом вернулся и принялся собирать вещи.
      Эта заторможенность и позволила мне рассуждать трезво и логично. Катя, безусловно, была не права. Все, что она на меня вывалила, было нечестно и несправедливо. Если я ее так раздражаю, почему бы не подойти и не сказать: «Так, мол, и так, помоги мне по хозяйству» или «Так, мол, и так, не хочу, чтобы ты сегодня пил». Неужели бы я отказался? И мой отъезд в Москву… Что в нем такого неизбежного? Я же предложил ей руку и сердце, вручил кольцо как символ серьезности намерений. Все равно нам в Москве жить, значит, мне лучше поехать вперед, подготовить плацдарм. А тут: «Эгоист! По Германиям разъезжает!» Далась ей эта Германия…
      Разыскивая носки, я вспомнил одно мудрое правило, которое меня не раз выручало в общении с прекрасным, но скандальным полом: «Если женщина не права, извинись перед ней». Ладно, она не захотела со мной поговорить спокойно, но почему я должен повторять ее ошибки?
      Прервав укладку чемодана, я отправился на поиски хозяйки дома. Катя с дочкой демонстративно меня не замечали и на мои сборы не обращали никакого внимания, что-то читая вслух.
      – Катя! – позвал я. – Коша! Ты только не кричи, хорошо? Я прошу у тебя прощения и… помолчи, ладно?., хочу все тебе объяснить. Маша, можно мы с мамой поговорим с глазу на глаз?
      Но упрямая девочка только плотнее прижалась к маминому боку. Ладно, может, хоть ребенка наша история чему-нибудь научит.
      – Я вовсе не собираюсь тебя бросать! – начал я. – Ив Москву я еду, чтобы подготовить почву для вас с Машкой. Сама знаешь, нужно договориться со школой, поликлиникой…
      – Без регистрации, – все-таки перебила меня глядящая волчицей Катя, – это все нереально.
      – Регистрация будет. Тебя обязаны будут зарегистрировать после заключения брака. И Машку тоже. А потом…
      – Какого брака?
      – Со мной брака. Или, ты думаешь, я тебе просто так подарил обручальное колечко?
      Катерина Ивановна, суженая моя, посмотрела на собственный палец с суеверным ужасом. В глазах ее зарождалась заря понимания.
      – Это обручальное,- на всякий случай пояснил я, – его жених дарит невесте в день помолвки. У нас с тобой на Новый год была помолвка. А в Москву я еду, потому что здесь мне развернуться негде. Перспектив никаких. У тебя очень приятный город, но…
      Зря я опять начал про Москву. Катя произвела предупредительный хлюп носом и тут же уткнулась мне в плечо. Через минуту я понял, что свитер придется переодевать – не ехать же по морозу в мокром свитере.
 

**

 
      Господи, откуда он слово такое выкопал – помолвка?
      Ой, мамочки, и что же мне теперь делать? А я согласилась? Или как? Или это никого не интересует? Я мучительно пыталась вспомнить что происходило после того, как Сергей подарил мне кольцо. Ничего не происходило… Валялись на диване, подарки разглядывали, Машке домик собирали.
      – А почему ты мне ничего не сказал?
      – О чем?
      – О том, что оно обручальное?
      – Это же очевидно.
      – Да?
      – Мама, а помолвка, это когда молятся?
      – Это когда женятся.
      – Ура! А я буду в платье со шлейфом? Я в кино видела… А еще лепестки цветочков по проходу могу разбрасывать. А у тебя платье будет с кринолином? А фата? А папу мы позовем? А давай Натку позовем, она тоже будет в платье, как я!
      Картина вырисовывалась привлекательная. Я, как дура, в фате и в кринолине, вместо отца к алтарю меня, видимо, поведет Дима, а Машка с Наткой обрызгивают всех гостей мыльными пузырями, чтобы на свадьбу не прокрались страшные волки-губернаторы. По-моему, просто блеск!
      От раздумий меня отвлек Сергей, который наконец-то сделал то, что должен был сделать еще пару лет назад, а именно обнять меня и сказать:
      – Катя, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Как тут было не поплакать!
      Правда, я опять так и не поняла, согласилась я или нет.
 

**

 
      Два месяца в провинции покалечили мою психику существеннее, чем почти полгода в Германии. Наверное, дело в обманчивой похожести – люди те же, язык тот же, культура-мультура одинаковая. А вот скорость жизни совсем другая. И жесткость повышенная. Мне понадобилось три недели бегания в колесе столичной жизни, прежде чем я почувствовал себя полноправной московской белкой. Я заново изучил «эти московские порядки» и привык к «этим московским расстояниям». Даже на машине приучался ездить заново.
      Наверное, поэтому и с Катей у нас все было заново, «как раньше» – трепетная мечта любой женщины. Мы писали друг другу страстные SMSки (довольно кропотливое занятие), болтали по телефону ни о чем и с нетерпением ожидали выставки. Вообще-то можно было смотаться к Кошке и на выходные, но то, что она приедет именно на выставку, прибавляло законченность понятию «как раньше».
      Катя приезжала каким-то безумно утренним поездом – в половину седьмого, и я решил по такому случаю не утруждать себя сном. Напился кофе, начитался до одури и уже в половине пятого был умыт-побрит-выглажен. Пожалуй, это выходило за рамки «как раньше», но нужно же было чем-то занять высвободившееся от сна время.
      Катю, похоже, мой торжественный вид не привел в трепет – она зевала даже во время приветственного поцелуя. И спала в машине. И по приезде заявила, что ничего, кроме душа, не желает. В принципе, я был не против. Бессонная ночь и меня сделала тихим и покладистым. На службе я предусмотрительно предупредил о семейных обстоятельствах и тоже решил прилечь рядом с чисто пахнущей Кошкой. Мы мирно прикорнули, словно и не было этих трех недель разлуки. А потом Катя потянулась. А потом я ее слегка приобнял. И она сделала какое-то незаметное движение. А я решил поцеловать ее на сон грядущий.
      Дальнейшие полтора часа продемонстрировали, что три недели разлуки были, и силы за это время накоплены немалые…
      Когда мы проснулись, за окном уже темнело. Катя была бодра, а я философичен, как Диоген. Мы радостно позавтр… нет, поужинали, и принялись обсуждать наши планы. О свадьбе, переезде и регистрационных хлопотах почему-то не говорилось. Катя оживленно требовала отвести ее в Пушкинский музей, в «Детский мир», на все спектакли и еще куда-то. Честно сказать, я не слушал, только смеялся и согласно кивал головой. Хотелось просто любоваться этим рыжим беззаботным существом, завернутым в плед.
      Все действительно было «как раньше».
      Только лучше.
 

**

 
      Как хорошо, когда можно просто лежать и ничего не делать!
      Эта светлая мысль пришла мне в голову в поезде по дороге в Москву. Я так замоталась за последнюю неделю, что даже читать не было сил. Все как раньше. Я еду в Москву, где меня ждет любимый мужчина, и я соскучилась. Я правда соскучилась. Даже несмотря на то что, пока этот мужчина сидел у меня дома, надоел он мне смертельно. Я телевизор вообще перестала включать, а когда Машка начинает перещелкивать каналы, я выбегаю из комнаты, потому что на меня накатывает неконтролируемая волна злости.
      Но Сергей, судя по тону писем и звонков, уже приобрел свой нормальный вид. Голос опять стал бодрый, формулировки отточены. И даже фразы типа: «Кать, сейчас занят, перезвоню часа через три» – меня откровенно радовали. Человек работает! Делом занимается, а не на диване лежит. Приятно.
      Правда, в первый день моего приезда мы таки провели весь день на диване. Но это же совсем другая история!
 

**

 
      В ночь на выставку в Москве началась весна, и я очень подозреваю, что именно мы с Катей стали ее причиной. Выспавшись за день, мы очень бодро провели ночь, а утром, пробираясь к метро, согласно повели носами.
      – Пахнет! – сказала Кошка.
      Даже копченый московский воздух отчетливо пах настоящей весной.
      Впрочем, возможно, это был микроклимат, образовавшийся исключительно вокруг нас, потому что остальные прохожие были деловиты, сумрачно спешили по будничным делам. Только нарвавшись взглядом на нас, люди вдруг замедляли шаг и делали непроизвольный глубокий вдох. Всем хотелось понять, чем это мы таким дышим отдельно от прочего городского человечества. Один мужичонка даже остановил нас словами:
      – Извините, а вы знаете, что вы очень хорошая пара?
      – Знаем! – ответил я с такой незатейливой радостью, что мужичонка даже не стал требовать у нас десятку на опохмел (а иначе чего бы он к нам приставал?).
      В павильоне закипал первый день выставки. Проходы не были еще забиты графоманами и вороватыми подростками, бродили только свои. Я раскланивался со знакомыми на ходу, распираемый двойной гордостью: перед Катей я гордился своими обширными связями, перед связями я гордился Катей. Она очень походила на королеву, которая инкогнито вышла обозреть свои владения. Причем подданные ее тут же узнают, но из уважения к монаршей особе делают вид, что инкогнито безупречно.
      Катериной Ивановной любовались все.
      – А мы и правда хорошая пара, – заявил я практически серьезно. – Нам завидовать будут.
      – Тебе будут,- согласилась Катя и тут же поскребла рукав, показывая, что насмешка не настоящая, что я действительно ого-го и что моей женщине все завидуют по определению.
      В этот момент я сообразил, посещением чего смогу разнообразить программу Катиного пребывания в столице.
 

**

 
      Когда Сергей сказал, что у него для меня есть сюрприз, я даже испугалась, уж очень загадочный вид у него при этом был. Запихнул в машину, привез неизвестно куда.
      – Вот! – сообщил он, показывая на какой-то дом.
      – Что вот?
      Что это? Фамильный особняк? Новый офис? Школа для Маши?
      – Пойдем, тормоз, – Сергей поволок меня ко входу, обильно утыканному машинами, разукрашенными шариками.
      – Кто-то сегодня женится? – догадалась я.
      – Не сегодня.
      – А зачем мы сегодня приехали?
      – Катя! Катерина Ивановна! Ты бьешь все рекорды идиотизма! А говорят, что женщины только и думают о свадьбе!
      Я смотрела на Сергея как баран на новые ворота.
      – Хорошо. Давай, как в книжках, – Сергей опустился на одно колено, – Черт, цветов нет. Ладно, цветы потом. Дорогая Катя! Только, пожалуйста, не плачь! Я тебя люблю! И хочу, чтобы ты стала моей женой! Ну что ты молчишь? Можно я встану, ато мне неудобно? Катя! Эй! Я тебе третий раз делаю предложение, а ты каждый раз смотришь на меня так, как будто это для тебя полная неожиданность! Ну скажи же хоть что-нибудь!
      – Ты же просил не пла-а-акать… А когда будут цветы?
 

**

 
      Однажды мне рассказали поучительную историю любви хозяина «Плейбоя». Этот мощный мужчина (не внешне мощный, а темпераментом) за свою жизнь перепробовал массу женщин. Но и на старуху нашлась проруха – однажды ему отказали. То есть совсем. Мужик завелся и не успокоился, пока не женился. Предложение руки и кошелька он обставил максимально помпезно: шикарный фот, свечи, цветы, словом, полный кандипупер. И знаете, что ему ответила суженая, которую он так долго обхаживал? «Мне нужно подумать»! Как он ее не убил?
      Я не хочу проводить параллели, но в тот день я отчасти понял, что творилось в душе бедного богатого хозяина «Плейбоя». Сначала Катя таращилась на загс, как на ожившего дедушку Ленина, потом отказывалась понимать, что мы тут делаем, а уж когда я решил устроить торжественное признание в любви…
      Конец марта в Москве – не самое теплое и чистое время. Стоять на коленях не только стремно, но и холодно, а мысль о предстоящей чистке штанов успешно конкурирует со страхом услышать отказ. Правда, отказа я не услышал. И согласия не услышал. Моя невеста хлопала то глазами, то губами и несла какую-то чушь про цветы. А когда она заявила, что «все так неожиданно», я встал, наскоро отряхнул колени, взял Катерину Ивановну за руку и затащил в пункт приема заявлений. Время мы выбрали почти летнее, 28 мая. То есть выбирал я, молодая не сопротивлялась.
      Теперь предстояло отметить это дело в ресторане, в кругу друзей. Мы так и сделали: нашли очень уютное заведение, в котором были отдельные кабинеты, заперлись там вдвоем и целовались, отвлекаясь только на официантов. На столике красовалась охапка желтых с красными прожилками роз, в бокалах плескалось что-то невообразимо дорогое и потому вкусное, а к концу вечера Катя настолько разгорячилась, что заказала мороженое.
      – Ой, – спохватилась она, доедая десерт, – я же толстая буду!
      – Ничего, – успокоил я, хищно блестя глазами, – знаю хороший способ борьбы с ожирением.
      – Тогда я еще порцию съем, – решила невеста.
      А потом мы поехали домой. Способ борьбы с ожирением на диване оказался восхитителен. Именно так и следует бороться с лишним весом, бессонницей, депрессией, апатией и всеми прочими болезнями. А вы говорите, диета…
 

**

 
      Все равно это было неожиданно. Но приятно. Честно говоря, не очень понимаю, зачем нам это нужно. Из-за регистрации? Или ради Машки?
      Но когда дарят охапку роз, а потом зачем-то волокут в ресторан, это приятно. И когда смотрят такими влюбленными глазами, это заразно. Тоже хочется отбросить практичность и цинизм. И смотреть влюбленными глазами. И верить; что сказка в жизни бывает, что не врут любовные романы, что можно встретить человека, который твоя половинка, и жить с ним долго и счастливо, ни на кого никогда не заглядываясь, потому что Он са-мый-самый. И хотеть друг друга до конца жизни, и слушать соловьев, взявшись за руки, и целоваться, как в сериалах, бесконечно, даже после многих лет супружества. И главное – верить в то, что это будет по-настоящему, а не на публику, когда после пламенного поцелуя супруги разъезжаются – он в бордель, она к любовнику. Сегодня можно верить в то, что браки совершаются на небесах, что с нами никогда не случится ничего плохого, что мы нашли друг друга и теперь в нашей жизни все будет хорошо, что ничего страшнее разбитой тарелки в нашем доме не произойдет, что мы всегда будем вместе…
      Я знаю, это утопия, так не бывает. Но только один день, только сегодня я буду в это верить, а потом вспоминать его как один из самых счастливых дней в жизни.
 

**

 
      Почти неделю я летал. Естественно, если в голове – физически чистый вакуум, то невольно тянет в небеса. Катя смотрела на меня влажными, как у лани в зоопарке, глазами и вела себя, как типичная влюбленная женщина. Вернее, как женщина, в которую типично влюблены. Вернее… Черт, сложно формулировать мысли, которые вяло бродят по гулкой пустой голове, а при попытке растормошить их говорят: «А, это ты!» – и бессмысленно умолкают.
      Несмотря на ночную интенсивность отношений, днем я был неестественно бодр и деятелен. Начальство даже соизволило похвалить меня, правда, в довольно своеобразной форме.
      – Надо с тебя денег вычесть, – сказал директор, – за те три месяца, что ты на периферии торчал, а не прибыль приносил.
      Но не вычел. Наоборот, квартальную премию обещал.
      Катя была мечтательна и немногословна. Ее рыжесть проявилась нестерпимо. И погодка – естественно – старалась соответствовать. Последние три дня выставки прошли совершенно безоблачно. Во всех смыслах.
      Такое ненормальное счастье не могло не закончиться какой-нибудь каверзой.
 

**

 
      Выставка прошла в любовном угаре. Оказывается, предложение руки и сердца сильно освежает чувства. Уезжала я совершенно выпотрошенная, и эмоционально, и физически, плохо соображая, что теперь делать, но уже точно решив, что мы с Машей переедем жить в Москву. Пока без кардинальных мер, то есть не продавая свою квартиру, но за лето попытаемся найти школу и оформить все документы. У меня осталось два с половиной месяца свободной жизни, а потом… Вечное счастье или пожизненное ярмо?
      Через две недели после возвращения домой я сидела на кухне у Тани, в сотый раз перемалывая плюсы и минусы своего переезда, а также болтая о своем, о женском.
      – Какие-то у меня месячные странные были. Только начались, сразу и закончились, – жаловалась я. – Так и хожу, как дура, с прокладками в сумке, не знаю, когда они мне пригодятся.
      Сказала и задумалась.
      – А ты тест не хочешь купить? – поинтересовалась Таня.
      Скоро я, примостившись на краешке ванны, с интересом разглядывала две синенькие полоски, ярко проступившие на тоненькой бумажке.
      Что я чувствовала? Да ничего не чувствовала! Собственно, когда я покупала тест, я уже знала результат. А еще знала, что будет девочка. И что аборт я не сделаю, тоже знала.
      Нужно как-то сказать Сергею. Только нужно его подготовить, не обрушивать эту новость сразу, может быть даже растянуть предварительные разговоры на несколько дней, чтобы он не испугался, а обрадовался. Нужно, чтобы он понял, что без детей полноценная семья не получится, а раз уж мы любим друг друга, то ребенок будет замечательный. А потом он (в смысле ребенок, а вообще-то она, в смысле девочка) начнет шевелиться в животе, а я стану похожа на смешного Карлсона. А Сергей будет обнимать меня, пока у него хватит рук, чтобы обхватить мой пуз. А Машка будет замечательной сестрой! А может, поехать в Москву и сообщить эту новость, глядя Сергею в глаза? Жаль, не могу я сейчас уехать, работы куча, да и Машку опять оставлять нельзя. Придется по телефону, но как-нибудь тактично, потихоньку…
      Раздался звонок.
      – Привет, Кошка! Как дела? Новости есть?
      – Есть. Я беременна.
      Главное – человека подготовить…
 

**

 
      Катя уехала, а я еще несколько дней летал по инерции.
      Потом организм сказал: «Слушай, я не железный! Давай полежим!» Я попытался протестовать и погнал его на работу. За это на следующее утро он меня проспал. Знаю, любой редактор за подобный оборот вырвал бы мне указательный палец на правой руке, но это правда. Злобный организм проспал меня, несмотря на совместные усилия будильников и телефонов. Глаза я раскрыл только в полдень. Честно говоря, меня к этому принудили чисто физиологические причины. Уточнив время и сверившись по солнышку, я решил, что на службу ходить глупо. На службе выслушали мое невнятное мычание и подтвердили решение.
      Впереди была целая половина («целая половина» – причуда русской лексики) отличного весеннего денька. Я принял ванну с пеной, походил по квартире нагишом и понял, что для полного счастья мне не хватает родного мурлыкания в телефонной трубке.
      – Привет, – сказала Катя, – я беременна.
      И знаете, я совершенно не расстроился!