Мы еще не доросли до Америки. Там "Хьюго" действительно выявляется массовым голосованием солидного по численности читательского электората. У нас "fantasy" делает еще только первые шаги. И, насколько мне известно, корпуса читателей SF и "fantasy" пересекаются лишь частично. На мой взгляд, уместно было бы выделять достойные произведения в жанре "fantasy" в отдельную номинацию. Если же фэны их не читали - то не ставить на голосование вообще. В идеале, конечно, должна быть специальная премия "fantasy" - наподобие "Меча в камне", предложенного оргкомитетом "Странника".
      В 1994 году мой несчастный "проклятый всеми четырьмя официальными церквями Империи" роман _абсолютно_ неожиданно для меня, единственный в жанре "fantasy", угодил-таки в списки, да еще и ухитрился получить четыре голоса! Да еще и два высокопоставленных, насколько я понял, члена интерпрессконовского братства специально потратили время и силы на агитацию "против" "Кольца Тьмы"! Так что для меня эти четыре голоса - большая и приятная неожиданность.
      Пишу это не для того, чтобы сказать - мол, не с теми меня сравнивали, вот и оказался в хвосте, а так бы... "Кольцу Тьмы", естественно, присущи очень многие недостатки. Роман сыроват. Получивший же премию "Гравилет "Цесаревич" Рыбакова - произведение просто выдающееся. Не пойму, как могло на равных конкурировать с ним "Иное небо"? По справедливости, на мой взгляд, роман Рыбакова должен был собрать _все_ премии - и "Странника" в том числе, причем с неоспоримым преимуществом, не говоря уж о Беляевской премии!
      25.06.1994
      Вадим КАЗАКОВ
      РАЗ, ДВА, ТРИ - СОЛНЫШКО, ГОРИ?
      И полетели головы - и это
      Была вполне весомая примета,
      Что новые настали времена!
      А.Галич
      Говорить об _этом_ необходимо.
      Можно понять тех, кто из наилучших побуждений призывает не раздувать скандальчик вокруг вручения премии "Странник" и доклада Андрея Столярова о литературных войнах - хотя бы для того, чтобы не отягощать зловредными миазмами жизнь и здоровье причастных к полемике уважаемых людей, в первую очередь Бориса Натановича. Боюсь, однако, что призывы эти безнадежно запоздали - конфронтация обозначилась четко, позиции сторон непримиримы, а значение происходящего далеко выходит за рамки мелкой окололитературной разборки. От сокрытия конфликта не станет лучше никому. Нужно не замалчивать ситуацию, а хотя бы обсудить ее откровенно. Посему - позвольте высказаться.
      Начать придется с доклада уважаемого Андрея Михайловича. Замечу сразу же, что на обсуждении в Репино не присутствовал, из возражений докладчику располагаю только текстом Александра Щеголева (с которым практически во всем согласен), так что ежели по незнанию кого-то повторю - прошу извинить.
      Число погрешностей докладчика против истины и логики неприятно удивляет. Возражать хочется с первых же строк и безостановочно. Разумеется, нынешнее право каждого литератора "издавать все, что хочет" отнюдь не _возможность_ издаваться. ("Я духов вызывать могу из бездны! - И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов?"). Разумеется, Великое Противостояние литературной фантастики и функционеров "Молодой гвардии" продолжалось не "почти тридцать лет", а менее двадцати (с 1974 года по 1991) и завершилось не творческим разгромом, а тем, что редакцию В.Щербакова попросту выставили за ворота свои же при внутрииздательской дележке комсомольского наследства (лишенное же благодатной пуповины ВТО МПФ к самостоятельному существованию оказалось неспособно). Разумеется, результаты нашествия англоязычного "цунами" коснулись ВСЕХ отечественных фантастов, а вот выплыть на рыночную поверхность первыми смогли именно специалисты по примитиву, либо отладившие новые механизмы "самсебяиздата", либо прижившиеся в книжных сериях, составители которых не могли или не желали отличать, пардон, незабудку от дерьма.
      Столь же уязвим и анализ нынешней ситуации. Заявляется, допустим, что "конкурировать с англоязычной фантастикой мы просто не в состоянии". Кто это "мы", с какой именно фантастикой? А неважно - кто. Понятие же "англоязычной фантастики" тут же подменяется совсем иным "массовая фантастика США", после чего утверждается, что конкурировать с каким-то там Гаррисоном российскому писателю нечего и пытаться: во-первых, невозможно технически, во-вторых, срамно. А если не с Гаррисоном? А если с Брэдбери, Боллардом, Воннегутом, Ле Гуин? Ах, виноват, с Ле Гуин нельзя: это же "дребедень", это же та, у которой "некий инопланетянин попеременно является то мужчиной, то женщиной". О том ли роман "Левая рука Тьмы" - вопрос отдельный. Но категоричность! Но самомнение! Но методология - оценка художественной книги по ее тематике! "Нет повода для художественного высказывания" - и все тут. А ежели у кого есть? Но слово уже сказано, единичное мнение возведено в абсолют, обжалование программой мероприятия не предусмотрено. (В "Правде о Бармалеевке" было еще круче. Это где про "Сагу о Тимофееве" Е.Филенко: "Столяров сказал, что читать книгу с таким названием не может. И не читал." И по сей день, кстати, не собирается. Впрочем, здесь перед нами, кажется, юмористический жанр.)
      Какие из всего этого делаются выводы? Российским писателям-фантастам (разумеется, только _настоящим_!) следует организованно и без паники покинуть массовый книжный рынок, отдав его на растерзание американским халтурщикам, и двинуться прямой дорогой в Большую Литературу. Это где читателей будет не в пример меньше, но зато можешь считать, что конкурируешь с Маркесом. С заграницей на скорую руку разобрались, пора теперь в собственном доме навести порядок. А для начала - прочувствовать разницу между талантом и бездарью.
      "Если мы сохраним эту разницу, если море посредственной литературы не растворит нас одного за другим, если мы, как ныне говорят, дистанцируемся - по крайней мере, в сознании квалифицированного читателя от бурды, которой сейчас завалены лотки и прилавки, то мы выживем и вместе и по отдельности". Поправьте меня, если чего не понял, но какой к свиньям может быть квалифицированный читатель, если он уже сейчас, сам, без принятия специальных мер не способен дистанцировать Столярова с Лазарчуком от Гуляковского с Головачевым? А если он способен это сделать - тогда к чему весь набор императивов: "он должен знать... выбирать он должен... дистанция должна им подсознательно ощущаться"? Ну так он вроде бы и так ощущает и выбирает. Потому что читает и думает. Читает - по возможности литературно доброкачественную с его точки зрения продукцию (а для ее увеличения надо осваивать рынок, а не шарахаться от него). Думает - по возможности своей головой и без директивных усилий извне. Или я не прав?
      Теперь о механизме дистанцирования. "Это соответствующие критические статьи..., это выступления и интервью... и, конечно, это, в первую очередь (! - В.К.), литературные премии, выделяющие того или иного автора из безликой среды". Вообще-то с расстановкой приоритетов здесь можно было бы и поспорить. А некий молодогвардейский деятель как-то изрек, что Брэдбери-де посредственный писателишка именно потому, что ни разу не получал всяких там "Хьюго" С "Небьюлами". Но нам заграница с "МГ" не указ, так что продолжим.
      Очень важно, говорится в докладе, кто конкретно, при какой авторитетности жюри, каким способом и по каким критериям вручает что-нибудь почетное. Ошибка недопустима, ибо, "присуждая премию, мы как бы говорим своим читателям: это хорошо. Это - лучшее, что есть в российской фантастике". Здесь Андрей Михайлович завершил фразу, между тем как хочется уточнить после запятой: "с точки зрения нас - людей, присуждающих именно эту премию". Это, господа мои, очень принципиальная поправка, иначе мы имеем дело с претензиями на почти божественную непогрешимость. Иначе придется дистанцироваться также (уж извините!) от логики известных киплинговских персонажей: "Мы велики! Мы свободны! Мы достойны восхищения! Достойны восхищения, как ни один народ в джунглях! Мы все так говорим, значит, это правда!"
      И вновь докладчик призывает к ответственности. Конечно, с неквалифицированным читателем проще: ежели он не смог с ходу осилить что-нибудь из лучших образцов российской фантастики - не беда, пусть продолжает развиваться духовно, а пока читает "Анжелику". А вот квалифицированного (видимо, способного прочесть текст любой сложности без ущерба для здоровья) читателя подводить нельзя. Жуткая картина: он открывает сочинение какого-нибудь лауреата и обнаруживает, что оно "вторично, серо, затянуто,...пережевано не то чтобы даже Стругацкими, а еще Биленкиным и Днепровым, я уже не говорю про англоязычных фантастов". (А хорош этот регрессивный ряд!) И вот чтобы с читателем такой конфуз не вышел, надо разобраться с существующими фантастическими премиями, дополнив их еще всего одной - но зато окончательной и единственно верной.
      Собственно, здесь начинается самая главная часть доклада - объяснение, почему профессиональная литературная премия "Странник" самая лучшая. (В моем восприятии весь доклад и получился развернутой декларацией на эту тему). Итак, кульминация. Как сделать премию _самой_ главной, _самой_ лучшей, _самой_ престижной? Соберем экспертный совет из десятка хороших писателей. (Кто решает, что писатель хороший? Наверное, другой хороший писатель? А кто... Ну хватит, хватит. Мнение такое возникает в профессиональной среде, понятно?) Так вот если эти десять писателей дружно назовут некую вещь хорошей - тогда ура и чепчики в воздух. А если плохой назовут - тогда катафалк к подъезду и пять минут на сборы. Просто и изящно. А если мнения разойдутся? О, и это учтено: "Споры возникают лишь в тех редких случаях, когда книга оказывается в интервале, отделяющем художественную литературу от посредственной. Но само наличие книги в этом интервале несомненно уже свидетельствует о ее литературной локализации". Сколько голосов достаточно, чтобы отправить чей-то текст в эту полосу отчуждения вокруг магистрали Настоящей Литературы? Бог весть. Может статься, и одного хватит. Писатель-то высказывается хороший? Знамо дело, другим дорога в эксперты заказана. Недоволен? Да, вот что-то не глянулось. Тема там, скажем, не восхитила или название показалось недостаточно художественным. Ну что ж, быть по сему. Проводить в интервал, пальто не подавать!
      (Вообще-то понятно, что методики спасения отечественной литературной фантастики, изложенные в докладе, могут при буквальном их соблюдении привести разве что к катастрофической потере читательской аудитории и к оскудению многообразия самой фантастики. Я не говорю уже о проблемах издательских. К счастью, на практике дело выглядит несколько иначе, так что не будем терзаться о судьбах фантастики, а поговорим вновь о премии "Странник" - там отступлений от установок доклада вроде бы не возникло. Но сначала - о предшественниках этой премии.)
      Вспомним, что все более или менее известные и сколь-либо весомые фантастические премии можно разделить на читательские и писательские. Кроме того, существует такая особая премия всего одного читателя и писателя, как "Бронзовая улитка" Б.Н.Стругацкого. Читательские премии (на май 1994 года): "Интерпресскон", "Великое кольцо", "Старт". Писательские (кроме "Странника"): "Аэлита" и Беляевская. Некоторые из них вполне благополучны, некоторые переживают скверные времена. Различен престиж организаторов и степень известности премий. Но нечто единое можно выделить без труда: готовность к сосуществованию с другими и отсутствие изначально заданной конфронтационности. Здесь успела, видимо, сложиться некая добрая традиция: представление "своей" премии не как отрицания прочих, а как части единой системы, как одной из многих, сила которых - во взаимном дополнении. Считаться родовитостью и богатством (по крайней мере открыто, принародно) было вроде бы как-то не принято. Конечно, господа писатели народ особенный, среди них вполне могла сложиться определенная "табель о рангах" и вряд ли вручения-невручения "того", а не "этого", воспринимались совсем уж безболезненно. Но я сейчас прежде всего говорю о читательском восприятии. О квалифицированных читателях.
      Именно отсутствие выпендрежа и тяги к противостоянию вызывало, помимо всего прочего, у опытных фэнов достаточно лояльное отношение к премии "Аэлита". И это при том, что ни одно (_ни одно_!) награждение не оставляло, по-моему, пресловутого "чувства глубокого удовлетворения": тем дали вовремя, но не в той компании, тем - вроде бы правильно, но совершенно не за то, а тем и вовсе не следовало бы... Все помнят такие разговоры. Но людей с чьим именем связывалось само существование премии, любили и уважали - их авторитетом и жила "Аэлита". (Не в престижности здесь было дело - вручение премии было лишь частью единого нашего ПРАЗДНИКА. Очевидные недочеты не хотелось замечать, потому что был праздник, была атмосфера взаимной приязни, была необходимость "снова побывать у Бугрова, "Следопыту" поклон передать". Была... светлая вам память, Виталий Иванович.)
      И авторитет писателей определялся не по числу всевозможных статуэток. Мы ценили их книги задолго до того, как авторам вручали что-нибудь эдакое. Мы продолжали их ценить, если ничего не вручалось вовсе. Разве возносили до небес хоть одного литератора только из-за одного факта обладания той или иной премией? Не было этого. Да, конечно, все эти отличия позволяли говорить о симпатиях, делать выводы, подтверждать достижения, поддерживать, ободрять. Но разве братья Стругацкие, скажем, стали более великими от множества полученных премий? Нет, это премиям была оказана великая честь, это их статус мог от этого подняться. Именно так - а не наоборот!
      Кроме того - так ли уж много (если не касаться "Аэлиты") было примеров неудовольствия лауреатскими списками? Да вспомним хотя бы первых лауреатов премии "Старт"! (Это потом, гораздо позже, иссяк поток запоздавших "дебютов" зрелых авторов). А много ли претензий вызывают имена лауреатов "Великого Кольца", "Интерпресскона" или менее известной Беляевской премии? Впрочем, да, конечно - Василий Звягинцев. Три премии в прошлом году плюс, кажется, еще что-то заграничное. Позор джунглям! А пытался ли кто-нибудь основательно проанализировать феномен этих присуждений (весьма разными людьми и по разным методикам выявления лауреатов), вместо того, чтобы искать упрощенные ответы, клеймя дурновкусие жюри Беляевской премии и "Аэлиты" и списывая итоги голосования по "Интерпресскону-93" на лихой бандитский рейд некоей полумифической тусовки отпетых фанатов Звягинцева? Но это тема отдельного разговора.
      Так вот, если оставить в покое казус со Звягинцевым (в возможность дубля я не верю), если признать, что многолетняя история свердловско-екатеринбургских премий на наших глазах, увы, прекращает течение свое, то где сейчас кроется опасность для настоящей фантастики? От каких премий, от каких имен в номинациях и жюри надлежит дистанцироваться? Не от известных же всем реликтов "Молодой гвардии"? В итоговых списках названных премий - сплошь и рядом свои. Четвертое поколение. Малеевка-Дубулты. Новая фантастика в различных ее проявлениях. Или - попадаются и НЕ СОВСЕМ свои? Теперь уже бывшие свои. Не облеченные доверием свои. Не молодогвардейцы, нет - социально близкие, но не элита, не обитатели Олимпа. Это с ними теперь надо разбираться?
      Легко и приятно говорить, что никто из этих людей "никогда не будет стоять в первом ряду российских фантастов", что они неконкурентоспособны по определению. А ну как кое-кто из проскрипционных списков попытается пробиться в номинационные, сможет серьезно конкурировать и - страшно сказать - _обойти_? Нет уж, вручатели имевшихся премий обычные слабые люди, ненадежные и склонные к ошибкам. Но вот "Странника" сомнительные литераторы (а в их числе локализованные в "интервале") не должны получить ни в какую. Потому что "Странник" есть - по изначальной задумке (не всеми, кажется, понятой) - премия высшего сорта и непостижимой безупречности. Потому что с появлением этой награды все прочие до единой автоматически низводятся до положения второстепенно-вспомогательных (если их вообще, конечно, собираются терпеть). А чего спорить: лишь одному солнцу надлежит светить на небе! Вот на "Интерпрессконе-94" мы и наблюдали плановый пуск этого солнышка...
      Будем откровенны: весомость этой премии для мира реалистической литературы (писатели-нефантасты, издатели, критики, читатели) не стоит преувеличивать. Задача реабилитации жанра "ан масс" давно снята с повестки дня. Разливанное море халтуры (нашей или импортной) нисколько не обмелеет от самой неистовой рекламы самых высокохудожественных (хоть по целям, хоть по результатам) премий. Как влияет наличие специальных фантастических премий на прохождение в солидных общелитературных изданиях текстов Рыбакова, Пелевина или Столярова? Подозреваю, что никак. Они просто печатаются и помаленьку конкурируют если и не с Маркесом и Булгаковым, то с коллегами-реалистами. Госпремия Рыбакова и "Малый Букер" Пелевина при этом хотя бы называются. А остальные регалии?
      Авторитетное жюри? Да будь оно для знатоков и ценителей фантастики и в сто раз авторитетнее - кого из той же девятки жюри "Странника" сочтут вне фантастики безусловным авторитетом? Ну, скажем, Бориса Натановича. Еще кандидатуры есть?
      Для изготовителей и потребителей внелитературных опусов итоги голосования по "Страннику" - тоже не критерий. (Это мы уже проходили по опыту с "Молодой гвардией").
      Значит, до признания премии (не книг, не личностей писателей, а _премии_!) еще идти и идти, если мы говорим о Большой Литературе. О низкой литературе речи нет вообще. Так что сколько ни говори, а в обозримом будущем премия и ее лауреаты будут значимы все для тех же квалифицированных читателей фантастики.
      А между тем квалифицированный читатель плохо воспринимает навязывание чего бы то ни было - даже если навязывание это прикрывается репутацией Больших Мастеров. Этот читатель знаком с традициями присуждения иных премий и способен определиться в оценке престижа награды. Этот читатель знает, что авторитет премии достигается многолетним трудом, а не простым желанием ее создателей. Он, читатель, никогда не сочтет истиной в последней инстанции коллективное мнение жюри, пусть и состоящего из безусловных лидеров отечественной фантастики и людей безупречных моральных качеств (надо все же помнить о неполном совпадении специфики читательского и писательского восприятия, об уязвимости критериев оценки, о сложных отношениях между школами фантастики и отдельными личностями, о многих и многих нюансах).
      Я не собираюсь подвергать сомнению конкретные итоги присуждения "Странников", разве что еще раз скажу: коллизию с так называемым "самонаграждением" хорошего и уважаемого мною издательства надо было предвидеть и предотвратить. Это, увы, не единственный просчет - и дело не в них. Речь не должна идти об итогах. Речь должна идти об _отношении_ к мероприятию и к тем, кто на него пришел. (Мысль эта не моя, но я целиком с нею согласен).
      Когда аудитория воспринималась (возможно, даже без ясного осознания этого) лишь как статисты, призванные заполнить зал, когда статус премии, напротив, воспринимался с непомерной серьезностью, могло получиться лишь то, что получилось. Вдобавок ко всему из рук вон плохо была подготовлена вся режиссура представления. Торжественное включение нового светила не удалось. Произошла элементарная реакция отторжения еще и потому, между прочим, что происходящее действо смогло нарушить уже сформировавшуюся атмосферу, если угодно - ауру "Интерпресскона", но не смогло ее заменить собой и вытеснить вовсе. Только и осталось ощущение огромной бестактности, совершившейся на наших глазах. Мероприятие пытались ДОЖАТЬ, публика дожиматься не желала, и в результате избыточного напора в механизме акции что-то треснуло и обломилось. Чувство меры подвело. А честно пытавшихся выправить положение писателей было жалко. Даже неиссякаемого, казалось бы, дара убеждения Бориса Натановича оказалось недостаточно. Он-то пытался разъяснить, почему "Странник" - _хорошая_ премия, а нам представляли _самую лучшую_...
      Ощущать себя эдаким Властелином Солнца, наверное, очень приятно. Но и очень ответственно. Заранее уготовив "Страннику" королевские регалии, его создатели приняли на себя и непомерную ответственность. Любые просчеты - от технических до этических - представали стократно увеличенными, а ошибки - не прощались. (Хотя называться могли совсем не те ошибки, о которых действительно бы следовало говорить). А ведь большей их части можно было избежать. Увы...
      А на следующий день (и хорошо еще, что _после_, а не _до_) мощным финальным аккордом упомянутого отношения прозвучал доклад Андрея Михайловича Столярова о литературной войне. Создание репутации завершилось. Следует ли говорить, что планировалась совсем _не та_ репутация?
      Видимо, нужно хотя бы коротко сказать о мотивах моего выхода из номинационной комиссии "Странника" (Кстати, малоприличная опечаточка, приходящаяся в "Оберхаме" аккурат на мою реплику о выходе, принадлежит, естественно, не мне. Это вроде уже знаменитого: "Сучно жить на этом свете, господа!" Но поговорим о серьезном.)
      Я вовсе не имел целью оказывать на кого-то моральное давление, являть пример или производить впечатление. Просто желание работать в комиссии пропало. Да я и числился там номинально, не приняв в формировании списков никакого участия, хотя неоднократно пытался это сделать. То ли времени на всяческую координацию не хватило, то ли серьезность премии действительно исключает на практике заочное участие. Не знаю, да и неважно это. А еще были у меня претензии по Положению о "Страннике" (материалы мне Андрей Чертков предоставил, хотя и не все). Скажем, о степени влияния жюри на работу номинационной комиссии или о целесообразности Верховного Суда Странников. Но, как оказалось, все давно уже было решено, согласовано и принято. А между тем и сейчас об этих документах, как мне кажется, нелишне спорить, причем не только по организационной части, но и по методике собственно подсчетов. (Кто мне объяснит, как соотносится с нормами этики то, что член жюри вправе давать двум авторам равное число баллов и одновременно - разные места?) Вот тогда уже появилась мысль: не зря ли я занимаю место в этой комиссии? Ну, а процедура вручения и то, чего я наслушался после нее (кроме, повторяю, доклада А.Столярова и прочих официальных событий того дня), укрепили эту мысль окончательно. Есть простая этическая норма: если можешь выйти из структуры, принципы которой не разделяешь и не можешь изменить - сделай это.
      Вот, собственно, и почти все. То есть, конечно, можно и дальше препарировать всяческие слова и действия тех дней, но главное, по-моему, и так ясно. Кроме одного: что нам теперь делать?
      Влезать в эту войну или удерживать всех от драки? На полную мощь запускать "механизм этического дистанцирования" или призывать хороших писателей опомниться и заняться вместо организации акций и кампаний основной своей работой? Подвергать укоризне вновь созданную премию (а заодно уж - до кучи - и соответствующее издательство) или попытаться кому следует внушить, что гордыня - смертный грех и что от разборок читателей с писателями (как, впрочем, и с издателями) не выиграет никто?
      Я не знаю. В конфликт вовлечено столько безусловно уважаемых мною (да и только ли мною?) людей, что поддерживать любое однозначное решение - все равно резать по живому.
      Надо думать. Надо спорить. Надо выслушивать всех, кто имеет что сказать. А еще надо помнить простенькую формулу одного из героев Стругацких:
      "Главное в нашем положении - не совершать поступки, которых мы потом будем стыдиться".
      8 июля 1994
      Борис ШТЕРН
      ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
      Уважаемые оберхамовцы!
      Как говорится, первый раз пишу в стенгазету и очень волнуюсь - а вдруг не напечатаете?
      Прочитал "Оберхам" о "Сидорконе-94". Бережной и Николаев попросили высказаться: мол, твое мнение, которое, и все такое. У меня нет никакого желание участвовать в литературных разборках, я уже один раз участвовал в заочной дискуссии с "молодогвардейцами", которую организовал Андрей Лубенский лет десять назад. Ощущение: "Лучше уж от водки умереть, чем от скуки". Но сейчас высказаться придется, все-таки мои друзья и хорошие знакомые чего-то делят, а я в стороне. Надо чего-то сказать.
      Доклад Андрея Столярова не пришелся мне по душе. Война с "Молодой гвардией" закончилась. И совсем не "нашей" победой - прав Щеголев просто вопрос оказался исперчен. "Молодая гвардия" вдруг надулась, превратилась в ВТО, еще надулась, еще... и лопнула. Что дальше? Начнем бить друг друга? Не хочу. Я вне схватки. Не "под", не "над", а "вне". Тезис о главенстве "художественности" неубедителен. Что в этом термине? Искренность, раскованность, фантазия, писательское мастерство - слишком много чего в этом термине, он очень размыт, чтобы тащить его в краеугольные камни. Столяров это прекрасно понимает, делает оговорку, что он это прекрасно понимает, и все-таки тащит в фундамент вместо камня этот кусок художественного льда. Вода польется. Толстой говорил о главенстве в искусстве "религиозности" - не в смысле церковных верований, а в том, что писателю хорошо бы "иметь бога в животе". А Пушкин что-то еще говорил про "чувства добрые он лирой пробуждал". Еще писателю должны быть присущи "человечность" и "порядочность". Зачем пинать многострадальную "Аэлиту", остающуюся-таки главным российским призом (пусть и не без проколов), и зная тех хороших людей из "Уральского следопыта", которые так много сделали для российской фантастики? Запальчивая фраза "плохой писатель - как правило, плохой человек" - не добрая, не писательская, не юмористическая, не художественная. Не игроцкая. Оскорбление Щеголеву из той же оперы.
      Вот что еще. Посмотрел я зимой по ТВ заседание питерского семинара. Позвонил мне Боря Сидюк, - включи, говорит, телевизор. Включил и стал с приятностью обозревать знакомые все лица. И вдруг снизошло на меня какое-то отрезвление (хотя я больше года уже не пью).
      - Ребята! - сказал я в телевизор. - Посмотрите на себя! Седые бороды и лысины, всем за тридцать, под сорок, за сорок, если не под пятьдесят... О чем вы?! Поэт в России больше или меньше чем поэт? Стыдоба, господа! Вы уже сложившиеся писатели, что вас так тянет на эти семинары, учебы, лекции, обсуждения, выяснения? Вообще-то, оно бывает интересно, на кухне есть о чем поговорить, но... сцены, трибуны, президиумы... а тут еще по ящику, привселюдно!
      Я это сказал, но меня конечно не услышали.
      Уместен в той передаче был лишь Борис Натанович - он вел семинар, был при деле, работа у него такая была в тот момент, кадры из его фильма показывали; но и к Борнатанычу вопрос возник: а есть ли смысл в таком вот семинарстве для взрослых умудренных людей? Может быть, пригласить молодых красивых двадцатилетних, которым ой как нужно посеминарить, людей послушать, себя почитать. Если же молодежный семинар Стругацкого семидесятых годов трансформировался в клуб (пусть элитарный клуб), то так и назваться - клуб. Опять же, мельканье в ящике противопоказано даже элитарным клубам, даже членам ПЕН-Клуба - вспомните заседание Битова, Пьецуха, Искандера и какого-то толстожопого официанта в белых перчатках с какими-то ананасами. Куда-то эта передача исчезла.
      Ну-с, показались по телевизору, теперь будем призы делить. А как их делить - гамбургский счет в литературе невозможен (прав Бережной), борцовское сравнение Виктора Шкловского неудачно, потому что борцы, приезжая в Гамбург, именно _боролись_ между собой и выявляли сильнейшего; а писателям что ж делать? Выявляют все-таки читатели (критики для этого тож существуют - уроды). Вот и создается бюрократическое, нехудожественное "Положение о профессиональной литературной премии "Странник" - семь разделов с оговорками, пояснениями и системой определения лидеров с логарифмической таблицей. Я не смог осилить. Наверное, положения о сталинских премиях писались веселее.
      Не знаю, не знаю... Что-то я разворчался, разбрюзжался. В одной литературной дискуссии один дискуссер сказал, что "литература - важное государственное дело", другой тут же возразил: "литература - дело глубоко личное". Я полностью на стороне второго оратора. Вообще, что нужно писателю, который придерживается этой точки зрения? Не очень много - достаточно одной удачной страницы в день (а это трудно). Чтоб писалось. Еще нужна своя комната - плохо, если негде писать. У меня есть. Нужно каждый день обедать и ужинать (я могу без завтрака). Это, в общем, решаемо. Что еще нужно для такого личного дела как литература?.. Общение с друзьями - на кухне. Вот что еще: нормальный персональный компьютер! (У меня есть, хотя и ненормальный и неперсональный). Вот минимальные личные писательские заботы. Да, конечно, морока с издателями тоже входит в писательство - уроды, ненавижу! Все издатели - уроды; кроме красивых женщин. Ну что ж, надо годами искать и находить своего издателя (лучше, чтобы издатель был пьющий и непишущий).
      А вот семинары, комиссии, доклады, президиумы - это все от лукавой общественно-государственной деятельности. Что заботит Андрея Столярова? Исходя из его доклада, самые начальные строки, вступление: "завершился романтический деструктивный этап развития российской фантастики", "начался новый этап конструктивного реализма", "возникает новый мир фантастики", "зависит не только будущее фантастики, но и во многом творческая судьба каждого автора" - Столярова заботит _развитие фантастики и творческая судьба каждого автора._ Я правильно процитировал, правильно понял? Это и есть государственный подход, государственные слова: развитие, завершился, этап, будущее. Столяров говорит" "надо развивать фантастику", я говорю: "не надо ее развивать, сама как-нибудь". Столярова заботит творческая судьба каждого автора ну, я тоже не людоед, и всегда рад помочь чем могу хорошему автору, но считаю, что творческая судьба автора - дело рук самого автора, никто за него ничего не напишет. (Помогать автору надо как-то конкретно, индивидуально, на бытовом кухонном уровне - лекарств принести, трояк (?!) одолжить, доброе слово замолвить. Как ветшают слова: привычный фразеологизм "одолжить трояк" давно в прошлом!")
      Вот разница в позициях. Государственный подход к литературе ведет к группировкам, дракам, ссорам и к сжиганию чучел. Личный подход - помогает избегать все вышеперечисленное.
      Вот свежий поучительный случай для "Оберхама". Три года назад в Украине демократы ввели ежегодную премию (очень небольшую, но все же) для лучшего "русскоязычного" писателя. Комиссия была самая демократическая, себе не присуждали.