Огневой щит Москвы

      В наших войсках было немало девушек с Урала. Мы решили послать туда делегацию лучших воинов, чтобы рассказать родителям о службе их дочерей, завязать с ними тесное знакомство. Возглавила делегацию комсомольский работник старший лейтенант К. Князева. Посланцы фронта, вернувшись с Урала, привезли с собой наказ матерей девушкам-воинам противовоздушной обороны Москвы.
      Волнующие патриотические слова письма доходили до глубины сердец наших зенитчиц, прожектористок, аэростатчиц, мобилизовывали их на преодоление трудностей воинской службы.
      "Дочери наши любимые! Ваши посланцы девушки-бойцы рассказали нам о вашей суровой боевой жизни, - говорилось в письме. - Мы гордимся тем, что вы бдительно несете вахту на защите нашей великой Москвы. Вы поставлены на большой и почетный пост. Ваши дела будут записаны в летописи Отечественной войны. Народ сложит о вас песни, напишет стихи.
      Родные дочери! Мы находимся в тылу. Но все наши мысли, все дела направлены к одной цели - помочь фронту. И мы не покладая рук помогаем доблестной Красной Армии приблизить час окончательной победы над врагом... Будьте дисциплинированными, аккуратными. Очень неприятно нам видеть девушку-бойца, которая неопрятно одета, курит, грубит. Высоко несите имя советской девушки, ее честь. Помните, счастье ваше, любовь - впереди. Они придут вместе с разгромом врага. А пока стойко переносите все трудности, выпавшие на вашу долю. Хочется вас, родные дочери, прижать к сердцу, согреть своей лаской. И это желание скоро исполнится. Час победы над врагом близок. Вы вернетесь в отчий дом, в родную, любящую вас семью".
      Члены делегации, побывав после возвращения в частях, рассказали своим подругам о трудовом подвиге Урала, о том, как напряженно трудятся во имя победы их матери, сестры, младшие братья. И эти сообщения были особенно впечатляющими. Могла ли, например, без волнения слышать красноармеец Полыганова о том, что ее мать-пенсионерка вернулась на завод и перевыполняет нормы выработки наравне с молодежью, а ефрейтор Вотина - о том, что ее младший брат Александр, комсомолец-подросток, освоил специальность слесаря и работает по-стахановски.
      Суровая солдатская служба со всеми ее трудностями и тяготами, как признавали сами девушки, физически и нравственно закаляла их, приносила глубокое удовлетворение, сознание честно выполненного долга. Вот что писала в письме домой пулеметчица Т. Селезнева: "Мамочка, когда отбушует пламя войны, когда враг будет уничтожен, жди меня домой уже по такой робкой, боявшейся физического труда и напряжения девушкой, а закаленным, возмужавшим в трудностях армейской жизни человеком, которому любое умственное и физическое напряжение по плечу".
      Эту физическую и моральную закалку, приобретенную в армии, девушки продемонстрировали очень ярко в боевой обстановке.
      В 1945 году, командуя Западным фронтом ПВО, я неоднократно бывал на позициях наших зенитчиков, охранявших железнодорожные узлы, переправы через реки. Вспоминаю, как на кюстринском плацдарме, около переправы через Одер, меня застала ожесточенная бомбежка. Особенно яростно немецкие бомбардировщики атаковали огневую позицию зенитной малокалиберной батареи, прикрывавшей переправу. В числе зенитчиков было немало девушек. И все они в этой сложной обстановке действовали спокойно, уверенно, пренебрегая опасностью. Батарея с честью выдержала суровое испытание, нанеся противнику чувствительные потери. Среди героев этого и других боев были многие женщины-воины.
      Пожалуй, особо следует сказать о подвиге прожектористок, участвовавших в историческом Берлинском сражении. Помню, накануне этого сражения меня пригласил к себе маршал Г. К. Жуков, командовавший тогда 1-м Белорусским фронтом. Он рассказал, что по замыслу командования фронта, утвержденному Ставкой, предполагается использовать зенитные прожекторы для ослепления противника при проведении ночной атаки.
      Нелегко было вывозить громоздкие прожекторные агрегаты на передний край, закапывать их в землю. Делалось это под огнем противника, и, естественно, мы имели потери в людях и технике. Но задача была выполнена своевременно. К назначенному сроку всю технику изготовили к боевой работе.
      Наши прожектористы, среди которых добрую половину составляли девушки, действовали с огромным энтузиазмом. В полосах 3-й и 5-й ударных, 8-й гвардейской и 69-й армий, изготовившихся к прорыву вражеской обороны, разместились 143 зенитные прожекторные установки. Незадолго до рассвета, за три минуты до окончания короткой, но мощной артиллерийской подготовки, в зенит был дан вертикальный луч, и на всех прожекторных станциях включили рубильники.
      Атака выглядела весьма эффектно. Ничего подобного мне до этого видеть не приходилось. Находясь на наблюдательном пункте 8-й гвардейской армии вместе с маршалом Г. К. Жуковым, я был свидетелем стремительной атаки наших войск, успешно прорвавших долговременную оборону противника.
      Проведя позже разбор действий наших прожектористов, мы отметили, что в ту волнующую ночь решающего штурма они мужественно и умело выполняли своп трудные обязанности. Высокую похвалу заслужили многие девушки-воины.
      Служба девушек в войсках противовоздушной обороны - это большой и славный этап в их боевой истории. Родина высоко оценила ратный труд своих дочерей. Очень многие из добровольцев были награждены орденами и медалями. Но, конечно, главной наградой для них стало сознание честно выполненного долга перед Отчизной в трудный час испытаний.
      В 1945 году мы тепло проводили славных патриоток, пожелав им от души большого заслуженного счастья. Мне и сейчас приходится встречаться с некоторыми из них. Многие уже стали бабушками. Не узнаешь в них прежних красноармейцев и сержантов, но в каждой что-то осталось от воинской службы этой суровой школы мужества и гражданственности.
      Глава 7.
      Война продолжается
      Красноречивое признание врага. Большие дела в маленькой Уваровке. История первой СОН. Трудности с авиационной техникой. Мы зарываемся в землю. Сталин просит "взаймы" истребители. Шестью снарядами. Уроки налетов на Горький и Саратов.
      Новый, 1942 год мы встречали в обстановке подъема, вызванного победой, одержанной под Москвой. Она была радостна для всего советского народа, а мы испытывали особое чувство: ведь и нами внесен немалый вклад в эту победу.
      Успехи воинов противовоздушной обороны столицы признавал и противник. 13 ноября 1941 года начальник генерального штаба немецких сухопутных сил генерал-полковник Гальдер проводил в Орше совещание командующих группами армий и их начальников штабов. На этом совещании было сделано такое заключение: "Сильная противовоздушная оборона делает Москву почти неуязвимой с воздуха"{16}.
      Руководители немецко-фашистских войск на Восточном фронте имели все основания для подобного утверждения уже в ноябре 1941 года. Еще больше оснований для такого вывода было у них в 1942 и последующих годах войны. Этим объяснялся резкий спад активности люфтваффе в границах зоны Московской ПВО зимой 1941/1942 года.
      В начале 1942 года немецко-фашистские ВВС, по существу, лишь обозначали попытки нанести бомбовые удары по Москве. Достаточных средств для этого противник уже не имел, но хотел все же держать ПВО нашей столицы в напряжении. В январе нам четыре раза приходилось объявлять своим войскам "положение № 1". Налеты проводились в ночное время, и участвовало в них в общей сложности 13 бомбардировщиков.
      Зима прошла для москвичей спокойно. Мы ни разу не объявляли городу воздушной тревоги. В этом просто не было необходимости. Люфтваффе два месяца залечивали раны и не пытались подходить к зоне зенитного огня. А в марте, с наступлением весны, посты ВНОС вновь стали доносить о продвижении отдельных мелких групп вражеских самолетов к границам города.
      "Весна, грачи прилетели", - шутили солдаты. Но шутки шутками, а хлопот эти "грачи" доставляли нам немало. Бывало, в темном весеннем небе чуть ли не всю ночь гудят один-два самолета. В зону зенитного огня они не входят, а вся система ПВО вынуждена находиться в готовности. В иные ночи довольно значительные группы неприятельских бомбардировщиков пробовали пробиться и в воздушное пространство Москвы. Так, например, было в марте 1942 года. Четыре группы, в общей сложности 36 самолетов, пытались протаранить зенитный заслон. В конце этого же месяца вражеская авиация пробовала совершить на Москву еще несколько мелких налетов.
      Довольно энергичную попытку прорваться к нашей столице люфтваффе предприняли в июне 1942 года. Но это была их лебединая песня. С тех пор командование немецко-фашистских военно-воздушных сил отказалось от мысли бомбить Москву.
      Однако это не означало, что мы могли почивать на лаврах. Во-первых, никто не мог дать гарантии, что противник не попытается еще раз проверить прочность обороны города, а во-вторых, мы отвечали за безопасность не только самой Москвы. В зоне действия Московской противовоздушной обороны было немало объектов, привлекавших постоянное внимание люфтваффе. И в небе Подмосковья еще не раз завязывались ожесточенные воздушные бои. Не один бой провели и зенитчики, обеспечивавшие противовоздушную оборону важных объектов.
      Газета "Красная звезда" 12 февраля 1942 года, обращаясь к нам, воинам ПВО, писала: "Миф о непобедимости немцев в воздухе давно развеян. Провалился план людоеда Гитлера уничтожить Москву с воздуха - чудовищный и бредовый замысел, о котором фашисты в свое время трубили на весь мир... Мы не переоцениваем опасности, угрожающей нам с воздуха, но и не должны преуменьшать ее, даже в малейшей мере. Какая бы то ни было самоуспокоенность в этом отношении преступна. До той поры, пока противник имеет боевые самолеты, у нас нет и быть не может абсолютной, полной гарантии от воздушного нападения. Поэтому призыв "Помни воздух!" должен звучать в наших рядах непрерывно, с неослабной силой".
      Мы помнили этот призыв и в дни боев, и в период временного затишья в воздухе. Кстати сказать, эта формула бдительности воинов ПВО родилась в войсках Московской противовоздушной обороны. Партия, правительство и народ призывали нас быть всегда настороже, не дать застать себя врасплох.
      К тому времени в наших войсках появилась новая техника - станции орудийной наводки, или, как их сокращенно называли, СОН. Они во многом способствовали повышению меткости огня зенитной артиллерии. Следует сказать, что первую такую станцию мы получили еще в 1941 году. Ее история любопытна, и я расскажу об этом.
      Еще задолго до начала войны зенитчики были обеспокоены тем, что проблема стрельбы по невидимым воздушным целям оставалась нерешенной. На вооружении войск ПВО состояли прожекторы со звукоулавливателями. Они были способны поймать воздушную цель, но не могли определить высоту ее полета. Звукоулавливателя предполагалось использовать и для наведения зенитных орудий при ночной стрельбе. Однако уже тогда стало ясно, что определение координат (местоположения) самолетов по звуку не может обеспечить достаточной меткости стрельбы.
      Ученые немало трудились над совершенствованием звукоулавливателей. Однако они столкнулись с непреодолимыми препятствиями: малая скорость распространения звука в воздухе не давала возможности получать точные данные о скоростных целях. В связи с неуклонным ростом скоростей в авиации этот недостаток звукоулавливателей сказывался все больше.
      В научно-исследовательских институтах до войны велись интенсивные работы по применению инфракрасной техники для определения координат целей в воздухе. Однако инфракрасный локатор создать не удалось.
      И тогда ученые пришли к выводу: единственно перспективный метод использование радиоволн. Первые опыты в этом направлении были проведены в Центральной радиолаборатории инженером Ю. К. Коровиным еще в 1933 году. Они дали обнадеживающие результаты. Правда, до создания промышленного образца радиолокатора было еще очень далеко.
      В дальнейшем в различных исследовательских институтах и конструкторских бюро проводилась большая и напряженная работа по созданию аппаратуры для радиообнаружения воздушных целей и определения их координат. Ученым и конструкторам удалось решить много серьезных проблем на пути создания станций радиообнаружения (РУС) и станций орудийной наводки (СОН). К началу войны научные сотрудники одного из НИИ изготовили несколько опытных образцов СОН. Однако в связи с эвакуацией промышленности на восток освоить в то время их серийный выпуск не удалось.
      И все же одну станцию орудийной наводки мы получили в свое распоряжение в первый год войны. Это был зенитный артиллерийский радиолокатор, которому мы дали наименование СОН-2. Станция проходила испытания на одном из зенитных артиллерийских полигонов. Председателем комиссии по ее приемке назначили полковника С. И. Макеева. Работа СОН получила положительную оценку. Однако дальнейшему ее освоению помешала война. НИИ, изучавший эту аппаратуру, был эвакуирован, а сама станция осталась на испытательном полигоне.
      Семен Ильич Макеев, ставший заместителем командира корпуса, предложил мне:
      - Давайте попросим передать эту станцию нам. Мы сумеем ее освоить.
      Наше ходатайство удовлетворили. Вместе с локатором мы получили батарею 105-мм немецких зенитных орудий. Так в октябре 1941 года у нас появилась зарубежная боевая техника. Попала она в умелые руки советских специалистов, которые в напряженнейшей боевой обстановке за четыре дня сумели ввести ее в строй.
      Немецкие зенитные орудия оказались у нас при следующих обстоятельствах. В августе 1939 года Советский Союз заключил с фашистской Германией пакт о ненападении. Одновременно было заключено и торговое соглашение. Для его реализации в Германию выехала торговая делегация во главе с И. Ф. Тевосяном. В числе членов делегации находились специалисты в области военной техники, в частности известный авиаконструктор А. С. Яковлев, артиллерист Г. К. Савченко и другие.
      Уже тогда вынашивая планы нападения на Советский Союз, фашистское руководство Германии тем не менее довольно подробно знакомило наших представителей с новейшей боевой техникой. Больше того, советская комиссия закупила образцы некоторых немецких самолетов, орудий и другого оружия. Фашисты были уверены, что мы не сумеем использовать их опыт, что наша промышленность и конструкторская мысль не в состоянии даже копировать столь сложную военную продукцию. Демонстрацией образцов оружия они рассчитывали вызвать у нас страх перед военной мощью гитлеровской Германии.
      Так и появились тогда на нашем полигоне четыре немецкие пушки с боеприпасами, зенитные прожекторы и другая техника. Нужно сказать, она не вызвала у нас ни особого удивления, ни тем более страха. Громоздкие, сложные в эксплуатации и очень тяжелые зенитные орудия не было необходимости копировать нашим конструкторам. Отечественные зенитные орудия соответствующих калибров не уступали немецким, а по ряду показателей превосходили их.
      На полигоне с локатором познакомилась группа наших специалистов военные инженеры Е. А. Панченко, П. А. Курочкин и В. А. Калачев. Они с большим энтузиазмом взялись за внедрение станции орудийной наводки в боевую практику. Вскоре к ним присоединились К. Н. Томилин и М. Л. Слиозберг, только что вернувшиеся из Лондона, где они знакомились с производством зенитных артиллерийских радиолокаторов. Уже 18 октября станция была готова выдавать данные для стрельбы по воздушным целям.
      Батарею немецких орудий вместе с СОН мы установили в боевых порядках 329-го зенитного артиллерийского полка. Он нес оборону в южном секторе, где вражеская авиация действовала обычно весьма активно.
      С 18 по 29 октября батарея вела сопроводительный огонь ночью по 50 целям. Правда, ни одна из них уничтожена не была, однако в 35 случаях сразу же после открытия огня вражеские бомбардировщики резко меняли курс и стремительно уходили из зоны обстрела. Значит, разрывы ложились достаточно близко к цели. Конечно, это был еще далеко не тот результат, которого мы ожидали, но, несомненно, - некоторый успех. Теперь с помощью локатора мы могли получать довольно точные данные о высоте полета целей в этом секторе и, следовательно, более эффективно вести заградительный огонь.
      С 3 ноября к станции орудийной паводки подключили три батареи отечественных 85-мм зенитных орудий с приборами управления артиллерийским зенитным огнем. За двенадцать дней (вернее, ночей) они обстреляли 77 целей. Из них 63 бомбардировщика (более 80 процентов) под воздействием огня отказались от попыток прорваться к Москве. Четыре из этих самолетов после обстрела резко развернулись и со снижением до 2-3 тыс. метров вышли из зоны сопровождения станции. Нельзя утверждать, что они были сбиты, но явно получили повреждения.
      Характерно, что на отражение одной цели при стрельбе с СОН в среднем расходовалось 96 снарядов. Если бы на пути этих самолетов мы ставили заградительный огонь, то снарядов пришлось бы израсходовать во много раз больше. Словом, первый опыт убедил нас, что СОН дает возможность вести прицельный огонь целым дивизионом ночью, а также в условиях облачности и в тумане, заградительный же - всеми батареями полка.
      Специалисты подсчитали, что при ведении заградительного огня по докладам наблюдательных пунктов, которые, как известно, ночью определяли данные о целях только на слух и, естественно, допускали значительные неточности, нам приходилось обстреливать воздушное пространство на пути вражеских самолетов, равное 3-4 тыс. кубических гектометров. Располагая же данными станции орудийной наводки, зенитчики могли ограничиться обстрелом воздушного пространства в 60-70 кубических гектометров. Нетрудно понять, насколько меньше боеприпасов при этом приходилось расходовать.
      Однако первая ласточка не делает весны. Единственная станция удовлетворить нас, конечно, не могла. Да и работала она еще далеко не с такой точностью, как бы нам хотелось. Наши специалисты немало потрудились над ее освоением. Особенно много для повышения эффективности работы новой техники сделал инженер-полковник Евстигней Андреевич Панченко. Высокообразованный специалист, он глубоко вникал во все тонкости устройства станции. Вместе с ним не покладая рук трудился и расчет СОН, состоявший из подлинных энтузиастов этой новой тогда отрасли техники. Они без устали занимались калибровкой и настройкой аппаратуры, несмотря на то что сложная боевая обстановка требовала от них в ту пору, как и от всех наших воинов, полного напряжения сил. Постоянно бывал на позиции СОН Семен Ильич Макеев, нередко и я выбирал время, чтобы познакомиться с деятельностью локаторщиков.
      Результатами работы первой станции орудийной наводки интересовались и члены правительства. Однажды заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров В. А. Малышев выразил желание познакомиться со станцией. Он подробно расспрашивал о ее возможностях, достоинствах и недостатках. Мы поняли, что решается вопрос об обеспечении войск ПВО такой техникой.
      В боевом отношении первая станция орудийной наводки, конечно, не сыграла сколько-нибудь заметной роли в обороне Москвы. Однако благодаря ей сложилось ядро специалистов, которые сумели быстро подготовить кадры локаторщиков для обслуживания СОН. А локаторов впоследствии мы стали получать все больше. За второй год войны в наши части поступило уже 29 станций. Специалисты Московской противовоздушной обороны стали пионерами освоения зенитной артиллерийской радиолокационной техники. Их опыт затем широко распространялся во всех соединениях и частях Войск ПВО страны.
      Следует сказать, что наши воины-умельцы внесли много нового в конструкцию и методы боевого применения станций орудийной наводки. Они, например, добились, чтобы СОН могла пеленговать целя по углу места до 72 градусов вместо максимального в 48 градусов, как это предусматривалось заводом-изготовителем. Калибруя аппаратуру по аэростату, локаторщики достигали весьма высокой точности и стабильности ее работы.
      Однажды Панченко пригласил меня познакомиться с результатом работы СОН после калибровки. Мы поехали в окрестности деревни Черемушки, где ныне вырос огромный новый район Москвы. Был поднят аэростат. Аппаратуру настроили и по ее данным дали залп среднекалиберной зенитной батареей. Аэростат был изрешечен осколками снарядов.
      Особенно ценным оказалось предложение группы специалистов-практиков. Лейтенант Шилов, техник-лейтенант Розенштейн, старшие сержанты Астахов и Гамрад-Курек предложили внести некоторые изменения в конструкцию прибора управления артиллерийским зенитным огнем. Это позволило подключать к СОН батареи, расположенные на расстоянии до шести километров от станции, иначе говоря - втрое увеличить базу батарея - СОН. Новшество имело большое значение. Ведь прежняя конструкция прибора предусматривала использование данных локатора батареями, удаленными от него не более чем на два километра. Изменять же сложившуюся дислокацию батарей было сложно. Вскоре многие из них стали получать данные станций орудийной наводки, и точность их стрельбы заметно повысилась.
      Так в дни войны мы впервые в истории отечественной противовоздушной обороны осваивали радиолокационные методы обнаружения воздушных целей и определения их координат.
      * * *
      Каждый вечер, как только начинало темнеть, с командного пункта отдавалось распоряжение:
      - Поднять в воздух аэростаты заграждения!
      За период налетов вражеской авиации на Москву эта команда подавалась 268 раз. Иногда я поднимался на наблюдательную вышку и проверял, как аэростатчики выполняют свою задачу. Работали они отлично. Уже через несколько минут там и тут над крышами домов показывались огромные серебристые баллоны. Словно какие-то фантастические рыбы, они всплывали все выше и выше, вытягивая за собой в поднебесье сотни метров тонкого, но крепчайшего стального троса. На высоте 4,5-5 километров над городом всю ночь плавали аэростаты, тросы которых создавали непроходимую для самолетов сеть.
      Части аэростатов воздушного заграждения не относятся к категории активных родов войск противовоздушной обороны. Но при взаимодействии с другими средствами ПВО они сыграли свою роль в обороне столицы, препятствуя снижению вражеских самолетов над городом для прицельного бомбометания точечных целей. И если фашистские летчики вначале пытались летать над Москвой на сравнительно малых высотах, то очень скоро они отказались от этой затеи.
      За время войны мы зарегистрировали семь аварий неприятельских самолетов, столкнувшихся с тросами аэростатов воздушного заграждения. В семнадцати случаях бомбардировщики, получив повреждения при встрече с тросами, отказывались от попытки продолжать полет на малых высотах.
      В августе 1941 года один из "хейнкелей", прорвавшись через зону зенитного огня, пошел вдоль Москвы-реки к центру города. Его экипаж, видимо, считал, что добьется успеха, если будет вести машину на бреющем полете. Но тут на пути "хейнкеля" встретился трос аэростата, расчетом которого командовал сержант И. С. Губа. Трос срезал крыло бомбардировщика, и он камнем рухнул в реку. Водолазы достали из-под воды обломки машины и останки летчиков. Оказалось, что экипаж состоял из гитлеровских асов.
      Для того чтобы создать над Москвой непроходимую для вражеских самолетов сеть тросов, необходимо было развернуть большое количество постов. На 1 июля 1943 года их было 440. Организационно все они входили в три полка аэростатов воздушного заграждения - 1, 9 и 13-й. Первым полком командовал полковник П. И. Иванов - один из ветеранов этого рода войск, большой энтузиаст и знаток своего дела.
      Во главе 9-го полка стоял полковник Э. К. Бирнбаум - человек, известный в воздухоплавании и стратонавтике не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Это он 30 сентября 1933 года вместе со стратонавтами Г. А. Прокофьевым и К. Д. Годуновым поднялся на стратостате "СССР-1" на высоту 19 километров, установив тем самым мировой рекорд. Война оторвала его от научной работы, и он стал заниматься аэростатами заграждения. Но и на этом поприще Э. К. Бирнбаум умело применил свои знания и организаторские способности.
      13-й полк аэростатов заграждения, созданный уже в 1942 году, возглавил подполковник В. М. Шевченко. Он также был большим специалистом и опытным командиром.
      Казалось бы, несложная техника - аэростат. Но его эксплуатация доставляла воинам немало хлопот. Нужно было сберегать довольно нежную перкалевую оболочку от жары, сырости и механических повреждений, следить, чтобы в ней поддерживалось необходимое давление газа. Больших забот требовал и уход за тросом, лебедкой, газгольдерами.
      Но конечно, сложнее всего у аэростатчиков была боевая работа. Подняв аэростат на высоту, они непрерывно следили за отклонениями его троса. В штормовую погоду было особенно трудно. Немалую опасность создавали и атмосферные электрические заряды, которые электризовали тросы. Нередко расчетам приходилось держать аэростаты на тросе до четырнадцати часов в сутки. Только за второй год войны аэростаты "дежурили" над Москвой в общей сложности 1044 часа.
      В боевой практике аэростатчиков было два случая, когда воинам приходилось, спасая материальную часть, отправляться на аэростате в свободный полет. Однажды такой полет совершил сержант Дмитрий Велигура. Во время приземления аэростата внезапно оборвался трос. Никто из воинов, кроме начальника поста, не сумел удержать в руках поясную веревку, и аэростат взмыл вверх вместе с Велигурой.
      Сержант не растерялся. Подтянувшись на руках, он добрался до предохранительного клапана и, стравив часть газа, приземлил аэростат в 110 километрах от своей позиции. За мужество и находчивость коммунист Д. Ф. Велигура был награжден орденом Красного Знамени.
      В другой раз, 10 сентября 1942 года, в подобном положении оказались сразу два аэростатчика - начальник поста сержант К. Г. Беляков и красноармеец В. П. Козорез. Они также были унесены аэростатом в свободный полет. Для Константина Белякова этот полет закончился трагически. Не выдержав напряжения, сержант сорвался и разбился. А Василий Козорез остался жив. Он держался за носовую поясную веревку и поэтому не мог добраться до предохранительного клапана. Пришлось солдату положиться на волю случая. Это тоже требовало немалого мужества и физической силы.
      Полет Василия Козореза закончился в районе города Ногинска. Проносясь над мачтами радиостанции, он сумел схватиться за антенну и, не отпуская оболочки, спустился по мачте на землю. Комсомолец Козорез спас оболочку, и аэростат на следующую ночь вновь нес вахту над Москвой.
      Эксплуатация аэростатов в городских условиях была делом сложным. Иногда трос обрывался, и аэростат, гонимый ветром, задевал за крыши домов, антенны. Особенно опасными были встречи тросов с линиями электропередач. Начальник Мосэнерго Уфаев не раз жаловался мне:
      - Вы столько хлопот нам доставляете своими аэростатами. - А потом, помолчав, обычно добавлял: - Ну ничего, только защищайте Москву лучше.
      Для нас подобные случаи были также событием крайне неприятным. Коснувшись проводов высоковольтной линии, тросы перегорали, и аэростат улетал в свободный полет. В результате мы теряли дорогостоящую оболочку. К тому же контакт металлических тросов с высоковольтной линией создавал большую опасность для жизни воинов.
      Потери, понесенные немецко-фашистской авиацией при массированных налетах на Москву летом и осенью 1941 года, заставили командование люфтваффе серьезно пересмотреть свои взгляды на возможности нашей противовоздушной обороны. Мы не без удовольствия познакомились с признанием, которое достаточно откровенно сделала фашистская газета "Берлинер берзенцайтунг" в номере от 20 мая 1942 года. "В районах действия советской зенитной артиллерии, - писала она, - многочисленные потери свидетельствуют о том, что она стреляет метко".
      Весной и детом 1942 года фашистская авиация, действовавшая в районе Московской противовоздушной обороны, сосредоточила свое внимание на небольших, но важных объектах, удаленных от нашей столицы на сто в более километров. На обороне этих объектов мы использовали главным образом малокалиберную зенитную артиллерию и зенитные пулеметы. Их расчеты с честью выполняли поставленные перед ними задачи.
      Один из объектов охранял взвод 37-мм орудий, возглавляемый лейтенантом И. М. Скалинским. Самолеты противника неоднократно пытались обрушить бомбовый удар на этот объект, но каждый раз их встречал меткий, хорошо организованный огонь артиллеристов. Семь бомбардировщиков потеряли здесь гитлеровцы, так и не сумев нанести объекту сколько-нибудь существенных повреждений. Командование высоко оценило мужество и мастерство зенитчиков. Многие из них были награждены орденами и педалями. Мне было приятно вручить боевой орден Ивану Михайловичу Скалинскому - отличному командиру, умелому воспитателю. Нужно сказать также, что, когда в Вооруженных Силах были введены нагрудные знаки отличников для поощрения лучших воинов-специалистов, первыми среди артиллеристов-зенитчиков ими были награждены передовые воины из взвода И. М. Скалинского.
      В марте 1942 года была замечена повышенная активность немецкой воздушной разведки в районе железно-дорожной станции Уваровка. Нам было понятно, чем вызван столь пристальный интерес вражеских летчиков к этой небольшой подмосковной станции на Белорусской железной дороге. В ту пору линия фронта проходила около Гжатска, и Уваровка оказалась конечным пунктом железной дороги, по которой шло снабжение войск Западного фронта. Таким образом, она служила весьма важным перевалочным пунктом, и нам поручили обеспечить ее оборону от нападения воздушного противника.
      - Знаешь, Николай Федорович, - обратился я к Гритчину, когда стала ясно вырисовываться направленность полетов разведывательной авиации противника, давай-ка съездим в Уваровку, сами посмотрим, как там обстоит дело с организацией противовоздушной обороны станции.
      Гритчин сразу же согласился: он был, как говорится, легок на подъем, любил бывать в войсках. Да и ему, безусловно, было понятно, какое значение для нас имеет этот маленький пункт, на обороне которого стояла небольшая частичка наших средств, выполнявших, однако, весьма ответственную задачу.
      И вот мы поехали. Сразу же за городом, при выезде на Минское шоссе, почувствовали, что дорога ведет к фронту. То и дело наша легковая машина обгоняла колонны грузовиков с боеприпасами и продовольствием, цистерны с горючим. Они непрерывным потоком двигались к передовой, которая проходила уже где-то у границ Московской области.
      Проехали опаленный огнем боев, израненный Можайск, ненадолго остановились на Бородинском поле, где до войны мне не пришлось побывать.