Глава 3

Я звонила к дяде Саше минут десять. Бить кулаком или ногой в дверь не решилась. Ночь все-таки. Дядя Саша спал мёртвым сном. Если вообще был дома, а не дежурил где-нибудь — он ведь вполне мог работать в какой-нибудь охране: и стаж соответствующий, и крепенький ещё дядька, гирьки поднимает и даже в проруби зимой купается.

Я поняла, что дядю Сашу мне сегодня не разбудить, надо будет позвонить ему утром. Или днём. Договориться о встрече. Только я собралась уходить, как приоткрылась соседняя дверь и оттуда показалось хмурое старушечье лицо — бабка Катя, все про всех знающая, все видящая. Она, конечно, проснулась. Бабка Катя — одна из тех бабок, которые обладают просто поразительными для своего возраста (вернее, для любого возраста) слухом и зрением. Толк от неё, конечно, есть, если с ней дружить. У меня, правда, отношения с ней не сложились. Я для неё была шалава и потаскуха. А народ в нашей парадной её ценил. Она имела подпольную кличку «народная мстительница». Несколько лет назад, когда основная масса населения ещё подписывалась на газеты и журналы, в нашем доме вдруг стали пропадать газеты из ящиков. Народ не знал, что делать. Обратились за помощью к бабе Кате. Она организовала окрестных бабок, они составили между собой график дежурства — и выследили негодяев. Ими оказались пацаны из нашего двора. Местный комитет под руководством бабы Кати сходил к родителям, в школу, взял на поруки малолетних хулиганов. С тех пор газеты в нашей парадной не пропадали. И ни одну квартиру у нас не обворовали: наверное, в среде «домушников» и прочих близких к ним кругам тщательно собираются сведения о таких вот бабах Катях, народных мстительницах. Вот интересно, смогла бы она остановить волошинскую братву?

— Чего звонишьси к мужику среди ночи, бесстыжая? — прошипела баба Катя.

— И людей будишь? Совсем стыд потеряли, шалавы. Я-то в твои годы…

Я не стала слушать, что баба Катя делала в мои годы. Насколько мне было известно, она работала где-то на заводе, двое её сыновей в своё время уехали на заработки в Сибирь, женились там, да так и остались. Она проживала в одной из комнат трехкомнатной квартиры, где две другие занимала молодая семья с ребёнком. Баба Катя выполняла там роль няньки, за что, по всей вероятности, получала прибавку к пенсии.

Я села в лифт и спустилась вниз, на первый этаж, постояла там немного в раздумье и решила отправиться к брату. Его мне удастся разбудить. Андрей спиртное в рот не берет, так что в пьяном ступоре лежать не должен. А для любовных утех уже время не то.

Андрюша старше меня на три года. Занимается коммерцией. Ввозит сюда всякую дрянь по мелочи, но на жизнь ему хватает. И на любовь тоже. Последняя его любовь — молодой журналист из одной бульварной газетки. Вот уже второй месяц живут вместе.

Узнав про Андрюшину нестандартную сексуальную ориентацию, я вначале была в шоке. Такой красивый парень и… Генофонд же пропадает! Он долго не знакомил меня со «своей девушкой», хотя я его об этом очень просила. А когда познакомил… Через некоторое время я переварила эту информацию и поинтересовалась: как так получилось? Все оказалось очень просто — корни зла лежали в нашей совсем не образцово-показательной семье.

Папочка наш (на которого мы с Андреем очень похожи внешне, а я унаследовала ещё и темперамент) менял женщин как перчатки. Может, правильнее будет сказать — презервативы? Все-таки перчатки мужчины нашей эпохи меняют не так часто. Если вообще их носят. Мамочка сидела дома и злилась, но у всех своих подруг и знакомых пыталась создать иллюзию «крепкой семьи». В результате она превратилась в злое, больное, пьющее существо с изломанной жизнью. Я, глядя на мамочку, пришла к выводу, что измены мужчины, если женщина их терпит, разрушают её саму, именно её! Со временем такая женщина, убеждая в первую очередь себя, а потом и всех окружающих, что терпит мужа только ради детей, становится никому не нужна, или неинтересна — и мужу, и детям, ради которых принесла себя в жертву. Порочный круг нужно вовремя разорвать, но это немногим удаётся. У меня подобный пример был перед глазами.

Так вот, мамочка регулярно повторяла Андрюше, что все мужчины — порочны и что у него порочная генетика и вырастет он порочным и так же, как папочка, будет шляться по… женщинам. Мамочка, конечно, употребляла гораздо более сочные выражения, особенно, когда прикладывалась к бутылке. А прикладывалась она с каждым годом все чаще и чаще. И увядала все быстрее и быстрее. А папочка выглядел лет на двадцать её моложе и образ жизни свой менять не собирался.

Пример папочки с мамочкой оказал на Андрюшу огромное влияние. Из-за кобелиной натуры папочки Андрюша не мог иметь отношений с женщинами, а из-за любви мамочки к бутылке не брал в рот спиртное (что, несомненно, было положительным моментом). Когда ему было четырнадцать лет, старшеклассник сделал ему грязное предложение… Андрюша согласился. Старшеклассника сменил физик — в смысле учитель. Его потом посадили за совращение малолетних, только Андрюша в том процессе не участвовал — и без него жертв и свидетелей хватило. Мы тогда не знали, что и он тоже… того самого. И пошло-поехало. Он мне недавно признался, что ни разу не был с женщиной. Я вообще-то надеялась, что он и так, и этак, но, видно, не судьба. Но он — мой брат, и я его люблю любого, какой бы он ни был.

Когда первый шок прошёл и я все хорошо обдумала, то приняла случившееся как факт. Такова жизнь. Се ля ви. Это все равно мой любимый брат Андрюша. Других братьев у меня нет и не будет. Как и сестёр. Как других отца с матерью. Может, когда-нибудь муж и детки появятся, но это бабушка надвое сказала. Замуж, наверное, я пошла бы только за своего предыдущего, но этому уже сбыться все равно не суждено… А Андрюша — родная кровь.

Надо все-таки рассказать о событиях, предшествовавших переезду всех нас в новые квартиры из нашей старой трехкомнатной… В общем, дело было так. У отца завелась новая пассия, и, как потом поняли мы с Андрюшей из пьяных бредней мамочки, он собрался уходить к ней. Мы выросли, долг свой родительский он перед нами выполнил, впрочем, как и супружеский. Сколько ж можно терпеть пьющую жену, скандалы и упрёки. Он объявил о своих намерениях мамочке, но вещи собрать ещё не успел. Ночью мамочка обнаружила в сумке отца бутылку дорогого вина, которое, как она решила, он собирался нести своей пассии. Как мамочка удержалась, чтобы его не выпить — не знаю. Видимо, ненависть и отчаяние пересилили это желание.

Оказывается, у неё был припасён какой-то яд (наверно, давно запланировала отомстить отцу). Она добавила изрядную дозу адской смеси в вино, вынув пробку, а потом вставив её обратно. Папа, как выяснилось, приготовил это вино для встречи со своим партнёром. Выпили они его на работе… Откачать не удалось ни того ни другого.

Мать нам с Андрюшей через неделю после похорон отца поведала по пьяному делу о том, что это она отправила батю «к чертям котлы чистить». Очень она сожалела, что «ту стерву» не отравила. Показала бутылочку с остатками того, что влила в вино. «На рынке специально купила», — сообщила она. Неужели у нас на рынках ещё и ядами торгуют, чтобы помочь человеку за несколько минут копыта откинуть? Да, в нашем прекрасном городе на Неве сейчас можно купить все, что душе и телу угодно, были бы деньги. Но почти два года спустя я узнала, где она взяла яд на самом деле…

А тогда мы с Андрюшей были в шоке. В ярости. В… Я не могу описать своё состояние, что тогда чувствовала. Андрей хотел тут же сдать мать в милицию. Я удержала. Отца уже не вернёшь, а мать… Все равно она человек конченый. Я предложила разменять квартиру. Все согласились. Вот так мы и разъехались. С тех пор мы с матерью не виделись. Ни она нам не звонит, ни мы ей. И желания нет никакого.

В общем, вы поняли, какая у нас с Андрюшей генетика. И как эти самые гены ещё могут в нас проявиться… Но, может, все обойдётся? Не будем загадывать наперёд. Признаюсь, адский мамочкин растворчик я заныкала и теперь взяла с собой. В рюкзачке моем будет он лежать до поры, до времени. Раз такие дела пошли — мало ли что может пригодиться? Жаль только, не выяснила у неё тогда, где же она его все-таки раздобыла… Но если понадобится — узнаю. Кто ищет, тот всегда найдёт.

С рюкзаком и сумкой я вышла из парадной. Стояла предрассветная прохлада. На улице не было ни души. До стоянки было минут семь ходьбы. У меня есть две машины: «Ока», про которую я уже рассказывала, и старенькая БМВ — подарок моего предыдущего. Я на ней водить училась. Он, когда дарил её, сказал, что если разобью, не жалко будет.

— А меня тебе не жалко? — возмутилась я.

— Я ты не разобьёшься, — сказал он. — Ты из тех, кто в воде не тонет и в огне не горит.

В общем, он был прав. Остались целы и я, и машина. Я не афишировала, что она у меня есть. Пусть каждый новый друг дарит новую машину. Соберу себе автопарк. На чёрный день. БМВ стояла на стоянке у моего дома, дожидаясь своего часа. Пришлось разбудить сторожа, с которым я в своё время наладила добрые отношения, знала, что когда-нибудь может пригодиться. Сторож облизывался при виде меня, но «зелень» любил больше, чем женщин, так что мы друг друга понимали прекрасно.

Я сунула ему «Гамильтона» за беспокойство, он пробурчал что-то невнятное и отправился спать дальше. Может, и не вспомнит, что меня видел.

Ехать до Ново-Измайловского с Пулковского шоссе совсем недалеко, тем более по ночному городу. Это с утра могут быть пробки. Без всяких приключений я добралась до братца минут за семь. Дом, в котором жил Андрей, был одной стеной соединён с другим таким же, вместе они составляли букву «Г». Я припарковала машину у соседней девятиэтажки — на всякий случай, если кто-то будет её искать у подъезда моего брата, и пешком отправилась по нужному адресу.

Черт побери! Вот код я опять забыла. Ну зачем они его поставили? На соседней парадной нет, и ничего — живут люди и не беспокоятся. А эти коз… Не будем говорить плохо о брате и его друзьях.

Я достала фонарик из рюкзака, осветила кнопки замка, сразу нашла три наиболее затёртые кнопки и одновременно нажала на них. Дверь открылась.

Теперь тащиться на пятый этаж. Без лифта. Небось сам Никита Сергеевич в таких домах не жил. А о чем думал, когда… Ладно, о мёртвых или хорошо, или никак.

Итак, я у цели. Звоним. Ещё раз. Ещё. Так, кто-то зашевелился. Голоса.

Три голоса? Почему три?

— Кто там? — спросил мой брат.

— Это я, Наташа. Открывай.

Меня встретили трое заспанных молодых мужчин. У них тут что, групповуха? Одного из них я видела впервые, и он мне показался очень даже ничего. Может, хоть здесь мне повезёт?

Глава 4

Я обвела глазами встречавшую меня троицу, переступила через порог, бросила рюкзак с сумкой у двери и, с трудом разворачиваясь в некоем подобии холла (мне сложно дать точное название этому закутку, находящемуся за входной дверью однокомнатной «хрущобы»), сняла куртку и повесила на крючок.

— Простите, мы сейчас оденемся, — наконец очнулся неизвестный мне молодой мужчина.

В его голосе слышался лёгкий акцент, вот только я не могла определить, какой. Финн? Прибалт? Внешне очень похоже.

Я благосклонно кивнула. Он был в плавках, так что я с большим удовольствием оглядела его весьма неплохой торс, покрытый светлыми волосами.

Мне хотелось облизнуться, как коту перед блюдцем со сметаной, — вот только я не знала, достанется мне оно или нет и есть ли смысл сразу же бросаться есть: сметана могла оказаться совсем не по моему вкусу…

Андрюша со своим журналистом, обёрнутые полотенцами, как набедренными повязками, тоже быстро удалились в комнату, чтобы привести себя в божеский вид.

— Эй, — почти сразу же крикнула я, чуть-чуть очухавшись, — вы можете продолжать спать. Я бы перекинулась парой слов с Андрюшей, а потом…

Я поняла, что страшно хочу спать. Я же сегодня не ложилась. Возбуждение и опасность помогали мне держаться, а вот теперь, оказавшись в тихой гавани у родного братца, почувствовала, что и мне неплохо бы прилечь на часок-другой.

Если уж быть полностью откровенной, я предпочитала спать часиков по девять-десять, но тут, как говорится, не до жиру…

В самом скором времени они появились на кухне втроём, уже одетые в джинсы или спортивные брюки и в майках. Я к тому времени поставила чайник и достала чашки. Андрюша разместился на коленях у своего милого Серёжи.

Незнакомец сел напротив них, с третьей стороны примостилась я.

— Познакомь нас, что ли, — сказала я братцу.

— Марис Шулманис. Журналист из Риги.

— Наташа Перепелкина. Модель из Петербурга, — сказала я, протягивая руку.

Марис крепко пожал её, пробурчав, что ему «очень приятно». Не уверена, что ему было очень приятно быть разбуженным среди ночи какой-то неизвестной девицей. И ещё неизвестно, как он вообще относится к женщинам.

— Это моя сестра, — быстро добавил Андрей.

— Я понял, — кивнул Марис. — И у вас, наверное, что-то случилось. — Это было уже прямое обращение ко мне.

— Тебя что, твой выгнал? — с беспокойством поинтересовался братец. — Или поругались, и ты вещи собрала?

Ну, такие версии мог выдвигать только Андрюша. И меня, между прочим, ещё ни один мужик не выгонял. Двоих отстрелили, одного посадили, от остальных я сама ноги сделала, найдя лучший вариант. Но проиграли меня в первый раз и, надеюсь, в последний.

— Все гораздо сложнее, правда, Наташа? — Это уже Марис. — Ведь у вас есть своя квартира. Мне, кстати, вчера про неё рассказывали.

Так-так, соображает лучше других, даже спросонья.

— Ой, да, — перебил Андрюша. — Я хотел тебя попросить… нельзя ли Марису пока пожить у тебя? Но если ты теперь сама…

Все вопросительно смотрели на меня, ожидая объяснений. А Марис-то нюхастый. Недаром журналист. Правда, Серёга тоже журналист, но он про современную музыку опусы сочиняет. А если мальчики хотели, чтобы Марис поехал ко мне, значит, есть надежда…

— Марис, ты можешь пожить у меня, — благосклонно сказала я, переходя на «ты». — Но тут имеется одна загвоздка…

— У тебя ведь есть раскладушка? — опять перебил Андрюша. — Положишь Мариса на кухне. Или…

— Дело не в этом, — сказала я. — Я могу его и в комнате положить. Но не уверена, что ему стоит появляться в моей квартире. Что вообще кому-то там стоит сейчас появляться.

— Ты во что-то вляпалась? — дошло до дорогого братца. — Наташа, я тебя предупреждал, что с твоими мужчинами… с этими твоими спонсорами и папиками…

Я тебе сколько раз говорил, что эта твоя жизнь до добра не доведёт?!

— Чья бы корова мычала, — заметила я совершенно спокойно. — Тебя послушать, так можно подумать, что тебе шестьдесят лет, а не двадцать пять. И вообще хватит меня воспитывать. Я человек конченый.

— Какая самокритичность! — рассмеялся Марис. — Но, Наташа, у тебя ведь определённо что-то случилось? Иначе ты не оказалась бы сейчас здесь, с нами.

Правда?

Журналистское любопытство? Статейку сваять про меня хочет? «Латышский журналист помогает известной русской модели» или «Журналист оказывается втянутым и тёмные дела сестры своего друга» или просто «Латышский журналист и русская модель — дружба и взаимопомощь между народами». Ладно, не будем забивать голову.

— Мне нужно лечь на дно, — без вступлений заявила я. — А тем временем кое-что выяснить. Я вообще-то рассчитывала на Серёжу, как на журналиста, но раз среди нас четверых двое оказались представителями этой славной профессии… — Я многозначительно замолчала.

Марис засмеялся. Андрюша с Серёжей кисло улыбнулись.

— Ты хочешь пожить здесь? — уточнил Андрюша. В его голосе не было энтузиазма. Лицо тоже не изображало особой радости.

— Предпочла бы в другом месте. И точно не у себя дома.

— Может, ты все-таки поведаешь нам, что случилось, очаровательная Наташа? — предложил Марис.

Так, я уже очаровательная. Вообще-то так оно и есть, но подтверждение всегда приятно слышать.

Я поведала. Марис присвистнул. Серёжа слушал, открыв рот. Андрюша опять заметил, что он давно предполагал, что случится что-то подобное.

— Вышла бы замуж и жила, как все нормальные люди, — заметил братец.

— Наверное, самый простой вариант — нам с Наташей снять квартиру, — заявил Марис. — Это будет временная база. Выясним, что сможем, а там будем решать. Ребята, вы в состоянии за сегодняшний день найти нам хату?

Серёжа с Андрюшей переглянулись.

— Ты же вроде бы говорил, что твой бывший сдаёт… — промямлил Андрюша, глядя на Серёжу. Тот кивнул.

— Скажешь, что для молодой пары, — Марис подмигнул мне. Это мне очень понравилось.

— Звони, — сказала я.

— Ты на часы-то хоть взглянула? — сказал братец.

Я взглянула и поняла, что в такое время никто не пытается договориться о найме квартиры. Желательно было бы подождать, по крайней мере, часа три. Если вообще не до вечера, когда нормальные люди обговаривают дела. Нет, нормальные люди вообще-то решают их в рабочее время. Но я жила в своём особом мире, где все не как у людей. Вернее, все как у вполне определённых людей. Все моё окружение последних лет решало вопросы вечерами и ночами.

— Короче, вам задание, ребята, — тем временем говорил Марис, обращаясь к двум влюблённым. Он взял инициативу в свои руки, а мне такие мужчины всегда нравились. — Сегодня найдёте нам с Наташей квартиру.

— Я заплачу половину, — сказала я. На всякий случай надо было показать себя независимой.

Марис кивнул, не отказываясь от предложения. Возможно, с деньгами у него был не полный порядок.

— Марис, а зачем ты приехал в Питер? — решила выяснить я.

Марису было года тридцать два, как и любовнику братца. Как и моему предыдущему, когда он получил девять граммов свинца, вернее восемнадцать, в голову. Марис нравился мне с каждой минутой все больше и больше, но следовало выяснить, кто он и с чем его едят, — а то снова влипну во что-нибудь. Я имею такую склонность.

— У него пропала девушка, — вставил Андрюша.

Терпеть не могу эту черту своего брата — вечно не вовремя вставляет свои реплики. Можно подумать, Марис сам не мог это сказать. Или сейчас братец опять начнёт какое-нибудь поучительное выступление? Но Марис тут же перехватил инициативу.

— Да, Наташа, — кивнул он. — Моя девушка, тоже журналистка, уехала сюда в командировку больше месяца назад. И пропала. Позавчера к нам на факс сбросили листок… Я сейчас тебе покажу. — Он не уточнил, что означает «к нам».

Марис встал, удалился в комнату и вскоре вернулся. Он протянул мне лист, явно вышедший из факса, на котором от руки было наспех написано несколько фраз по-латышки. Вернее, я догадалась, что это по-латышски: на каком бы ещё языке стала изъясняться девушка Мариса, отправляя ему послание в Ригу? Писали явно второпях.

— Здесь сообщается, что её держат в каком-то загородном доме под Петербургом. Вооружённая охрана, забор. Она не знает, где. Там ещё несколько девушек.

— Её взяли в заложницы? — спросила я.

— Нет, — покачал головой Марис. — Её взяли в гарем.

Наверное, выражение моего лица было достойно картины художника. Андрюша с Серёжей молчали: они уже явно слышали эту историю. Марис продолжал:

— Я тут же сказал главреду, что еду в Питер. Буду искать Руту и одновременно делать репортажи. Я вообще-то криминальный репортёр. Так что это дело прямо по моей специализации. Но главное для меня — найти Руту. Я не хочу останавливаться в гостинице, чтобы не привлекать к себе внимания. Созвонился с Серёгой, — он кивнул на Липонина, — мы вместе учились на журфаке у вас в Петербурге. Насилу его нашёл.

Серёга улыбнулся и добавил:

— Марису пришлось посидеть на телефоне. Мои родители не знают, где я живу. Мы не особо общаемся… А я теперь работаю в новом месте. Перешёл уже после того, как мы с Марисом виделись в последний раз. Но Марис — настоящий журналист. Он меня разыскал.

Так, присутствует какая-то Рута. Но где она, что с ней — ещё неизвестно. Нет, немного известно, конечно. Но Руты сейчас нет, а я есть. И мы будем снимать одну квартиру, как молодая пара. Настроение у меня поднималось с каждой минутой. Мне давно хотелось молодого любовника, а попадались по большей части па-пики. Самое приятное исключение — мой предыдущий. А тут — такой парень и ещё может мне помочь… Только вот сможет ли он мне помочь?

Марис, словно прочитав мои мысли, сказал:

— Я предлагаю следующее, Наташа: мы объединим усилия. Будем думать, как тебе скрыться от… — Он явно не мог подобрать нужное выражение.

— Нового хозяина, — вставила я.

— Пусть будет нового хозяина. И устроить свою жизнь. А мне нужно найти Руту и вернуться в Ригу.

— Наташ, а может, тебе в Ригу на время поехать, а? — подал голос братец. — Марис, твои ребята её там примут?

— Конечно, — кивнул Шулманис. — У тебя есть загранпаспорт?

— С собой, — ответила я. — Но я немного подожду. Я должна выяснить ситуацию. Может, все удастся быстро уладить здесь. Но если придётся делать ноги — с радостью воспользуюсь этим предложением. Кстати, а модельные агентства у вас там есть? — Я посмотрела на Мариса.

— Наташа, с твоей внешностью ты без работы не останешься, — сказал латыш. — И без мужчины тоже… который возьмёт на себя все твои проблемы.

Ах как сладко мы умеем петь! Но очень мило, что у меня появился отходной путь. Ведь из Рига можно махнуть в Таллин, а может, в Хельсинки или в Стокгольм… Там видно будет.

— Марис, а визу к вам долго делают? — уточнила я.

— У меня есть знакомые в консульстве. Не волнуйся. Кстати, дай мне паспорт, я сегодня заскочу, все сделаю, чтобы уже не волноваться по этому вопросу.

Я отдала ему паспорт, пару фотографий, которые у меня тоже всегда с собой, и уточнила, сколько стоит виза в Латвию. Здесь помог Серёжа: он зимой ездил к Марису. Серёжа порылся в своём огромном блокноте, который, казалось, сопровождал его по всем городам, странам и рок-фестивалям, и сообщил, что, если делать неделю, это обойдётся в пятнадцать долларов, если на завтра — шестьдесят. Я ничего не сказала вслух, но подумала, не слишком ли граждане ныне независимого государства, а в недавнем прошлом бывшей союзной республики высоко себя ценят? Я протянула Марису сотню.

— Мало ли что, — сказала я.

Шулманис пообещал, что виза будет у меня сегодня вечером, а пока надо решить, где мне обитать днём.

— Пусть сегодня останется здесь, — сказал братец. — Не уверен, что кто-то сюда за ней поедет. Может, вообще все ерунда. Наташка склонна к гиперболизации.

Ба, какие у нас выражения! Это оттого, что теперь с журналистом живём?

— Проверка никогда не бывает лишней, — заметил Шулманис. — Выяснит все, а потом — как знать? — вернётся к своему Олегу Николаевичу. Так его, я не ошибся?

Я кивнула.

— Может, мне интервью у него взять для своей газеты? — вдруг спросил Марис. — Ты в курсе, чем он вообще занимается?

Я была в курсе — сигаретами, если только в нефтепродукты не ринулся в надежде получить сверхприбыль. Денег ему мало. Только захочет ли Волошин разговаривать о своих делах с латышским журналистом? Даже о сигаретах?

— Это мои проблемы, — заявил Марис. — Я подумаю, как к нему подступиться. Вечером расскажешь мне все про него подробно. И я рассчитываю на твою помощь в моем деле, Наташа. Мне нужна будет помощница — женщина.

Я кивнула. Больше Марис ничего не сказал, но у него уже явно был какой-то план. Ну что ж, отчего не помочь хорошему человеку?

Совещание на кухне закончилось. Я пошла в комнату спать, а мужчины отправились на работу и по нашим общим делам.

Глава 5

Вечером мы с Марисом уже обустраивались на новой квартире, расположенной на углу Московского проспекта и Благодатной улицы. Оба окна (комнаты и кухни) выходили на Благодатную, на трамвайные пути. Не в кайф, конечно. Солнце полдня заливало квартиру, было нестерпимо жарко. Жалюзями, естественно, хозяева жильцов не обеспечивали, но, слава Богу, хоть мебель, черно-белый телевизор, старенький «Морозко» и минимум посуды имелись.

Оглядевшись, я поняла, что на следующий день мне будет, чем себя занять: предстояло сделать уборку, жить в хлеву я просто не могу. Марис, казалось, на грязь не обратил никакого внимания. Наверное, работая криминальным репортёром (да вообще каким бы то ни было репортёром), ему приходилось жить и в гораздо менее комфортных условиях. Но не мне. Только не мне. Я комфорт очень люблю. Как и себя. Представьте молодую грациозную тигрицу, нежащуюся на жарком африканском солнышке… Но обязательно неподалёку от чистейшего водоёма, над которым нависают деревья с крупными листьями, готовые в любую минуту предоставить тень… Голубое небо над головой, девственная природа… Тигрица наслаждается солнышком, потом плескается в водичке, потом опять лежит на солнышке, а вечером из-за неё устраивают драку все африканские тигры… а именно так меня представлял мой предыдущий. Я как-то ему позвонила — соскучилась — и поинтересовалась, какой он меня в тот момент видел. Оказалось — вот такой.

Кровать в комнате была только одна. Вернее, раскладывающийся диван.

Меня это вполне устраивало. Марис для приличия предложил спать на полу, но я его заверила, что сбежала не из института благородных девиц, и он ломаться тут же перестал. Но это я забегаю вперёд. Вначале мы провели несколько часов за обсуждением сделанного за день и дальнейших планов.

Марис — молодец: появился с полной сумкой продуктов. Жаль, не было микроволновки, пришлось воспользоваться обычной плитой. Но готовлю я классно.

Во-первых, люблю готовить, во-вторых, никогда не забываю старую добрую истину о том, как пролегает путь к сердцу мужчины, в-третьих, сама обожаю вкусно поесть, ну а в-четвёртых, считаю, что, если уж за что-то берёшься, надо это делать хорошо. Не важно, что. Шулманис оценил мои кулинарные способности. Приятно, когда твои старания не проходят незамеченными. Волошин все принимал, как должное, а вот мой предыдущий часто меня хвалил. И хвалил, и ценил.

Единственное, чего мне не хватало за трапезой, так это моего любимого коктейля. Но откуда Марис мог знать про мой весьма специфический вкус и прикупить одновременно и виски и сливки?

Марис вручил мне паспорт с визой. Люблю мужчин, которые делают то, что обещают. Шулманис уже за один день успел набрать немало очков в свою пользу в моих глазах. Может, мне вообще давно следует обратить свои взоры на Прибалтику или Скандинавию и кончать специализироваться на отечественном продукте? Даже если все быстренько утрясётся? Буду точно так же сниматься в рекламах — вместо шведок, финок и эстонок. Я же все-таки натуральная блондинка, сойду под их местную? Ладно, не буду загадывать далеко вперёд.

Шулманис, конечно, в первую очередь, занимался своими проблемами — искал Руту. Правда, пока он её не нашёл, но уже знал местонахождение аппарата, с которого в Ригу передали послание. Может, даже сделал это в Латвии? Я не разбираюсь в таких тонкостях — зачем?

Как бы вы думали, где стояла эта факс-машина? На металлопрокатном заводе! Марис добрался до завода, проник внутрь — для чего даже не потребовалось его журналистское удостоверение, потому что туда могли пройти все кому не лень, доболтался по территории, вешая лапшу на уши аборигенам, а потом даже добрался до начальника по сбыту ликеро-водочного цеха (это на металлопрокатном заводе!) и прощупал почву на предмет сотрудничества — нельзя ли на том же заводе разливать рижские ликёры и бальзамы? Оказалось, что можно.

Если не на заводе, то в подвале. Не завода, а… других мест. Так сказать, в заводских филиалах, которых, как намекнули Марису, в городе немало. «Хорошие филиалы у металлопрокатного производства», — подумала я.

Пара заводских цехов в самом деле использовалась по назначению (соответствующему названию завода). «Алкоголики» свой цех арендовали. Шулманис не сомневался, что с выпускаемой в нем продукцией — все о'кей. Хотя бы один «чистый» разливной цех иметь надо, не правда ли? Другие заводские площади были сданы в аренду. Например, один, самый крупный, представлял собой огромную оптовую базу, где отоваривались ларёчники и палаточники. Ещё в одном лили художественную бронзу. Марис оценил изготовляемые пепельницы, подсвечники и прочее, даже заметил, что купил бы что-нибудь для презентов. Имелись ещё кое-какие мелкие производства. В общем, бывший крупный завод функционировал, как ему и положено в настоящее время — старое руководство сдало в аренду все, что только можно, и жило на получаемые за аренду деньги. О бывших работягах никто не думал. Они вначале повозмущались-повозмущались, а потом стали пристраиваться на новые места. Самыми везунчиками считались те, кто попал в ликеро-водочный цех. Так сказать, получал зарплату прямо на месте. Работники других производств всегда были рады подхалтурить (в особенности ещё остававшиеся «при металле»). Как сообщили Марису, «алкоголики» иногда просили поработать на погрузке-разгрузке (не обязательно на территории завода).

Желающих выстраивалась очередь — тем более, все знали, что расплатятся, так сказать, не отходя от кассы. Хочешь — товаром, хочешь — наличкой. Поэтому хозяина ликеро-водочного производства очень любили и уважали. Называли его человеком серьёзным.

Серьёзным человеком оказался господин по фамилии Чкадуа. И даже Георгиевич. Но не Вахтанг, а Зураб. Один из цехов, из которого продавались оптом сигареты, арендовал мой милый друг Олег Николаевич Волошин. Имя директора завода я слышала впервые.

Очень интересно. Значит, грузинские вина питерского разлива производим?

Я знала, что Вахтанг поставляет спиртное и сигареты в Европу, но, значит, он и в Питере свой розлив имеет? Или у него только местный розлив и есть? И товар из Питера движется на Запад?

Но чем подруга Мариса могла заниматься на металлопрокатном заводе, вернее, заводе разносторонней ориентации? И почему она не сделала оттуда ноги, если смогла послать факс? Как сказал Марис, там, несомненно, хватает укромных уголков, где можно спрятаться, тысяча входов и выходов, а никакой общезаводской охраны и в помине нет, только дедушка на входе. Ряд производств имеет свою охрану (ликеро-водочный цех, например), но их интересует только свой товар. У Мариса возникли те же вопросы.