А я верну тебе свободу

Кавалькада притормозила у одного из особняков в Репине. Мне вежливо предложили выйти, даже придержали дверцу, после чего сами открыли багажник и извлекли оттуда только кейс, моя сумка никого не заинтересовала. Татьяна же вышла из джипа со своей, прижимая ее к груди. Нас повели в дом. То есть дворец.

В нем нас ждал господин Сухоруков собственной персоной.

Глава 28

– Как доехали? – спросил он с улыбкой удава, правда, после того, как предложил сесть (чтобы Юленька потом не писала о том, что питерские банкиры не находят для гостей стульев, подобно московским издателям).

Мы поблагодарили, отметив вежливость его подчиненных и исключительно культурное обхождение, даже в прижимании дула к виску.

– Все ребята у меня питерские, в крайнем случае – область, – сообщил Сизо. – Москвичей не держим. Сибиряки, правда, есть, но вы их не видели.

– В Сибири классные мужики, – не сговариваясь, сказали мы хором с Татьяной.

Банкир посмотрел на нас как-то странно, потом пообещал познакомить – если будет желание. В этот момент в дверь комнаты, где нас принимали, вежливо постучали. Затем появился Лопоухий, держа в руках кейс. Сухоруков вопросительно посмотрел на него.

– Открыли? – спросил.

Лопоухий кивнул и поставил кейс (содержимое было закрыто крышкой) на столик, отделяющий нас с Татьяной от банкира. Сухоруков положил на него руку, с которой были сведены татуировки (о чем можно было судить по оставшимся шрамам) и плотоядно улыбнулся нам.

– Значит, Танечка, считаете, что два миллиона долларов в такой портфельчик поместиться не должны?

Мы обе аж подпрыгнули на месте. Сухоруков расхохотался. Лопоухий хмыкнул. "Значит, нас слушали", – поняла я.

– Где микрофон? – спросила я.

– Когда вы нас покинете, его не будет.

– На моей машине?

– Да, Юля. Скажу тебе, что ты ведешь очень активный образ жизни. И главное, разнообразный. Какие проблемы тебя волнуют! Все, кроме того, что должно волновать молодую женщину твоего возраста.

Я смолчала, не желая пускаться в дискуссии, не имеющие смысла. Сухоруков подленько ухмылялся, но вдруг… взвыл. Лопоухий заметался вокруг шефа, не понимая, что произошло.

Сухоруков же взвыл опять и стал тереть руку в одном месте, потом сквозь рукав, затем схватился за ногу.

Татьяна хихикнула. Лопоухий повернулся к ней с искаженной физиономией.

– Вы!.. – рявкнул он.

– Это муравьи кусаются, – вежливо пояснила я.

– Какие еще муравьи?! – взвыли Сухоруков и его подчиненный одновременно.

– Рыженькие, маленькие. Говорят, их укусы полезны. В любом случае, скоро пройдет.

У вас бородавок нет? Или папиллом? – поинтересовалась Таня.

– Чего-чего? – выдавили обалдевшие мужики.

А Татьяна выдала им совет, вычитанный в каком-то медицинском журнале, которые она собирает, – если в них говорится о свойствах змеиного яда. В одном, как выяснилось, говорилось и о муравьиной кислоте. Ею можно выжечь бородавку или папиллому, посадив на нее нескольких муравьев. Проще, конечно, прижечь кислотой, полученной у химиков, но в старые времена пользовались, услугами насекомых.

Потом мне пришлось пояснить, где мы обнаружили чемоданчик – ведь парни не слышали, что мы говорили во время поисков в лесу.

Они тогда даже забеспокоились нашим долгим отсутствием, несколько раз проезжали мимо моей машины, чтобы убедиться: мы не смотались.

– Могли бы помочь, – хмыкнула Татьяна. – Джентльмены называются. Только бы чужими руками жар загребать.

Сухоруков пропустил фразу мимо ушей. Он больше не выл, но иногда почесывался.

– Хватит тянуть резину, – взяла инициативу в свои руки Татьяна. – Нам тоже интересно.

Открывайте.

Сухоруков открыл. Потом развернул кейс к нам. В нем лежали ровненькие пачки стодолларовых купюр. Татьяна принялась считать.

– Мало! – воскликнула она. – Я была права.

Я же, испросив разрешения, взяла одну пачку в руки. Почему-то не исключала, что баксы могут быть фальшивыми.

– Сними бумажку. Юля, – проворковал Сухоруков. – Ты права. Надо проверить подлинность денег. Я-то давал настоящие. А вдруг кто-то ловкий сумел их подменить?

Я разорвала бумагу, опоясывающую пачку, и попыталась развернуть баксы веером. После чего у меня начался истерический смех. В пачке были только две подлинные купюры – сверху и снизу (и это еще вопрос спорный), а вообще она оказалась ловко сделанной "куклой".

Сухоруков на пару с подчиненным стали судорожно выхватывать пачки из кейса, с обезумевшими глазами срывать с них бумагу и разбрасывать по полу аккуратно нарезанные кем-то листочки…

Мы с Татьяной быстро переглянулись. Теперь я не смеялась, опасаясь, что Сухоруков направит своей гнев на меня. Татьяна тоже сдерживалась, хотя я видела, как у нее на губах то и дело мелькает ехидная улыбка. Но невольно вставал вопрос: кто постарался на этот раз? Сере га? Но когда он успел?..

Надо отдать должное Сухорукову, он быстро успокоился и взял себя в руки. С минуту он сидел, тупо глядя в пустой чемоданчик, потом буркнул Лопоухому, чтобы прислал кого-нибудь тут убрать. Лопоухий выскочил из комнаты и вскоре вернулся с женщиной лет тридцати семи – тридцати восьми, в фартучке. Она вежливо поздоровалась с нами и молча и быстро убрала комнату, настоящие доллары (или выглядевшие настоящими) аккуратно положила на край стола, бумагу забрала с собой и тихо закрыла дверь. Лопоухий остался с нами и встал недалеко от двери, сложив руки на груди.

– Так… – произнес Сизо, посмотрел на меня, потом на Татьяну. – Права была Юля: не надо делить шкуру неубитого медведя…

– И говорить «гоп», пока не прыгнешь, – добавила я.

Сухоруков медленно кивнул, и стал рассуждать вслух.

– Вы не могли сделать эти "куклы".

Нас обеих порадовало, что нас, по крайней мере, не подозревают.

– А Серега? – посмотрел на меня банкир. – Как считаешь. Юля?

Я думала, что он тоже не мог. Я вообще считала, что он этот кейс не раскрывал, ведь ключа-то у него, скорее всего, не было, а когда возиться с отмычками? Вон тут сколько возились…

И даже если и были, он же не проверял пачки.

Когда? Где? И не стал бы он прятать «куклы» с такой тщательностью в лесу. Да и когда Серега мог их нарезать?

Хотя… Он ведь по гостинице везде ходил со своим кейсом. Могли они лежать в нем? Если он их нарезал заранее, перед тем, как ехать в Финляндию? Но тогда где настоящие деньги?

Куда он их дел? Скорее всего, Сергей тоже оказался обманут…

Но он вручил мне десять тысяч долларов, которых в начале того злополучного вечера у него не было. Откуда они появились? О них я, правда, вслух сообщать не стала.

– Значит, в таком виде денежки покинули Питер, – заявил Сухоруков. – Делаем вывод.

Мы с Татьяной вопросительно посмотрели на хозяина особняка.

– Я надеюсь, вы не думаете, что это я…

– Нет, Юля. Ты не могла знать про деньги заранее. Тебя использовали. Серега просчитался.

И его, скорее всего, тоже использовали. Причем очень хитро…

– Вы знаете, кто?

– На девяносто девять процентов. Больше просто некому…

Сухоруков задумался, потом повернулся к Лопоухому:

– Ты все понял?

Парень кивнул, только уточнил, куда везти товарища.

– Сюда, – сказал Сухоруков. – Девочки как раз с ним побеседуют. У Юленьки, наверное, вопросов масса накопилась. Да в этом деле еще и личный интерес имеется…

– Что будет с Сергеем? – резко спросила я.

– А ты что хочешь?

– Вы его не убьете?

– Зачем же мне его убивать? – удивился Сухоруков. – Для начала побеседовать надо.

Расспросить, как дело было… Да и потом, зачем человека убивать, если его использовать можно?

С выгодой? А от Сереги может быть много пользы – если держать его в узде. Причем он должен знать, что за каждый шаг в сторону хорошенько получит кнутом…

***

Но в тот вечер мы так ничего и не дождались. Без каких-либо объяснений нас с Татьяной доставили домой (на моей машине, за которой следовал джип сопровождения, в который потом пересел наш водитель, вежливо попрощавшись).

Ни до чего не додумавшись, мы легли спать. Но на следующее утро я решила, что мне следует сходить на набережную перед «Крестами», чтобы подать Сереге сигнал. Совесть мучила. Я считала себя в некотором роде виноватой перед ним.

Ольга Петровна заявила мне, что я – дура набитая.

– Лучше вечером иди, – сказала Татьяна. – Сейчас там народу полно. Сама подумай: следаки, адвокаты, «дачки» народ несет… А вечерком, наверное, поспокойнее. Кстати, у тебя куклы в квартире есть?

– Бумага, что ли? – не поняла я. – Бумаги навалом.

– Нет, настоящей куклы. С косами. Не Барби, конечно. Барби слишком маленькая. Не увидит еще. Куклы, как мы в детстве играли.

– Зачем?! Или… А ты думаешь, он поймет?

– Подумает. Сокамерники подскажут. Кому-то придет в голову. Ну что еще он может подумать?

– Что беременна.

Татьяну разобрал смех, потом она заметила, что это я буду говорить «маскам-шоу», если вдруг прибегут заламывать мне руки. Тогда я должна кричать: "Осторожно! Я беременна!" и пускать слезу. Должен же мужик знать, что скоро станет отцом? Пусть даже мужик сидит в тюрьме. Ему-то это вдвойне приятно.

Я также решила посоветоваться с Татьяной, какие слова мне лучше писать рукой в воздухе для Сереги. Слов должно быть немного, они должны быть короткими, но емкими – чтобы парень все понял, глядя на меня из зарешеченного окна. Можно, конечно, перекрикиваться, но все ли услышит любимый? По-моему, «рисовать» в воздухе сигнал надежнее.

– Так и покажешь ему: "В кейсе" плюс на стоящую куклу.

– И надо бы что-то про Сухорукова…

– Нет бы фамилия была покороче! – воскликнула Татьяна. – Слушай, а кличка у него есть? Ведь должна же быть. Ну может, он сейчас такой важный и банкирствующий, а раньше-то?

– Сизо, – усмехнулась я и рассказала Татьяне историю возникновения этого погоняла.

– Вот и прекрасненько. Так и покажешь:

"Кукла у Сизо". Что еще?

– Что Сухоруков будет его допрашивать.

– Это сложнее… Хотя и так должен все понять. Раз кукла у Сизо… Ладно, Юлька, посмотришь по обстоятельствам. Если спокойно будет на набережной – полностью все покажешь. Что Сухоруков его допросить хочет, использовать, заставить работать на себя. Ну в общем, смотри по обстановке. А сейчас пошли по соседям, куклу в аренду просить.

Куклу нашли двумя этажами ниже. Я наплела какую-то чушь про то, что мне она нужна для репортажа, а вернувшись вечером из редакции, я ее верну. Хозяйка с дочкой моей версией удовлетворились и поинтересовались, о чем планируется мой следующий репортаж. Я ей что-то наплела. Сама для себя решила: обязательно расскажу про Аллочку (с фотографиями), а еще…

Посмотрим. Про следующий телерепортаж ничего сказать не могла. Ведь в любую минуту может позвонить Андрей, или Генка, или кто-то еще и пригласить на труп, или взрыв, или куда-то…

В девять вечера поехала в направлении Арсенальной набережной, машину поставила на Михайлова и ножками прогулялась до нужного места. Встала на тротуаре. Оказалась там не первая: неподалеку стояли две девушки лет двадцати двух, модельного вида, одна из них усиленно строчила в воздухе сообщения. Чуть дальше стояла холеная дама лет тридцати и надрывала горло. Ей отвечали. Ни одной женщины в возрасте я не увидела. Или день на день не приходится?

Огляделась по сторонам: никакие «маски-шоу» не приближались. Выкрикнула номер камеры, практически сразу же получила ответ: "Говори!" и продемонстрировала, что в кейсе была кукла, кукла у Сизо, и Сизо хочет допросить Серегу. Потом повторила сигнал еще раз.

Девчонки, стоявшие левее, передачу сигнала закончили и теперь курили, чего-то ожидая.

Я подошла к ним и поинтересовалась «масками-шоу», которые в этот момент волновали меня больше всего. Не хватало только после бандитских лап попасть еще в ментовские. Всегда, конечно, можно предъявить журналистское удостоверение, сказать, что материал собирала… Да и узнают меня в лицо, наверное. Но пока объяснишься с нашими ментами…

Две подружки ответили, что сами ни разу не сталкивались. Или пока везло. Одна приходит к своему парню, вторая – за компанию. Сейчас ждут, когда милый пульнет ответную записку. Я кивнула. Тоже собиралась подождать.

– Юля, а вы беременны, да? – девчонки кивнули на куклу в моих руках. Меня они узнали. – А вы будете хотя бы писать в декретном отпуске? То мы из ваших статей и репортажей столько узнали всего…

Я решила, что лучше просто подтвердить их догадку, не объясняя истинной ситуации. Не нужны девчонкам все детали. Сказала, что писать не брошу, да и телерепортажи тоже, скорее всего, не прекратятся. Просто камера не будет брать мой живот.

– А тебе удалось со своим трахнуться? – девчонки смотрели на меня, с нетерпением ожидая ответа.

– Ну если беременна, то естественно, – заметила я.

Они переглянулись.

– Нет, ты не поняла. Или твой что, недавно тут? Ах да, ты же нас про «маски-шоу» спрашивала.

Я сказала, что совсем недавно и практически ничего не знаю. Репортажи – это Одно, а когда твой мужчина оказывается "за забором" – совсем другое. Девчонка же, которая ходит к своему парню, со вздохом пояснила: она пока не нашла подходов для проникновения внутрь так, чтобы можно было заняться любовью и иметь хотя бы шанс забеременеть.

После чего мне рассказали историю про некую Любку (девчонкам ее в свою очередь тоже рассказали на этой же набережной), страстно желавшую ребенка от своего парня.

До его отсидки она была одной из многих девушек (парень отличался любвеобильностью), но когда он оказался под следствием, осталась одна-единственная. Парню светил длительный срок, а Любка хотела родить именно от этого человека, не зная, куда его могут послать отбывать наказание, и не представляя, удастся ли ей его еще когда-то увидеть. Проявив чудеса изворотливости, Любка смогла встретиться с любимым в мрачных стенах, возвышавшихся перед нами, причем в определенный день – когда зачатие было наиболее вероятно. И явно встречалась она с ним не через стекло и не в присутствии администрации.

Случилось удивительное: девушка в самом деле забеременела, а потом парня освободили по амнистии – до того, как она отправилась в роддом. Парень желал нести на руках не только родившегося ребенка, но и его маму, быстро ставшую законной женой. Он оценил самопожертвование русской женщины, которая и за декабристом в Сибирь, и за бандитом на стрелку. Про остальных девушек парень забыл и стал примерным семьянином, поняв, какое счастье ему привалило. Девушка получила то, о чем могла только мечтать.

Правда ли так было, или история, передавая из уст в уста, обросла множеством подробностей – не знаю. Но приведена она в том виде, в котором я услышала ее на Арсенальной набережной.

– А вы не в курсе, кого можно подкупить, чтобы туда попасть? – спросила меня девушка, у которой парень сидел в «Крестах». – Мы тут всех спрашиваем. Никто сказать не может. Неужели и вы не знаете? Интересно, сколько возьмут?

Я пожала плечами. Наверное, можно найти того, кто проведет очередную Любку к ее мужчине. Ведь в России слова "не разрешается" не существует. У нас можно все – только нужно знать, к кому обратиться и сколько дать. А если очень хочется – любая цель достижима. Для русской женщины, которая искренне любит своего мужчину и страстно желает от него ребенка.

Наш разговор пришлось прервать: к нашим ногам практически одна за другой упали две записки. Мы с девушкой бросились к ним, быстро поняли, кому какая адресована, и тут где-то неподалеку послышался вой сирены.

Не дожидаясь, чтобы выяснить, милиция это или нет, сюда они едут или в другое место, мы прощально махнули руками в сторону «наших» окон и рванули с набережной. Подскочив к своей машине, я села за руль, быстро отъехала, а потом припарковалась в тихом переулочке, чтобы спокойно прочитать Серегино послание.

"Юленька, любимая! Я все понял. Скажи Сизо, что бабки у Колобка. Значит, он их просто не взял с собой. Пусть Сизо берет Колобка за задницу. Если бабки, конечно, еще не уплыли. Дай Сизо это прочитать. Люблю. Целую.

Твой Сергей".

Глава 29

Прошло две недели. Нас с Татьяной пригласил к себе в особняк Сухоруков. Даже прислал за нами своего лопоухого подчиненного на джипе, чтобы доставить на место. Я положила в сумку диктофон, парочку запасных кассет, батарейки, фотоаппарат. Не просто же так ехать?

Татьяна же не могла не взять Сару с Барсиком.

Оружия-то у нас нет, приходится пользоваться тем, что есть.

Однако сумки у нас отобрали при входе. Самих, правда, не обыскивали – увидев диктофон в моей. К Татьяне в сумку даже заглядывать не стали. Опасались змей?

Нас проводили в тот же зал, где нам уже довелось побывать. На этот раз стол был накрыт на троих. Лопоухий замер у двери, скрестив руки на груди.

– А он что, есть не будет? – кивнула Татьяна. – Неудобно как-то…

– А чужие деньги брать удобно?! А совать свой нос, куда не просят?

Татьяна вежливо попросила Сухорукова не вопить: у нас со слухом проблем нет, а вообще нам бы хотелось лично для себя узнать, что же произошло в выборгской гостинице в ночь, когда там не посчастливилось ночевать мне. Ведь Иван Захарович пригласил нас именно за этим, не так ли?

Банкир хмыкнул, кивнул и начал свой рассказ. Он провел свое расследование, поскольку деньги пропали немалые, да и престиж того требовал. Убедился в одном: не скудеет земля русская на желающих обогатиться на халяву, причем сразу, без особых усилий. Зачем работать, если можно стибрить?

Про желание Аллы Кренинкой и Толика нам уже было известно со слов самой Аллы. Ее рассказ соответствовал действительности. Она подслушала разговор матери, подключила Толика, тот поехал в Выборг… Правда, по всей вероятности, преследовал иные цели – не те, ради которых его подключила к делу Алла. Он решил умыкнуть денежки.

Но его опередил Сергей Иванович, действовавший на пару с тестем.

– Так какие у них на самом деле были отношения с Креницким? – спросила я. – Ведь кто что говорил…

– На самом деле они были деловыми партнерами. Нельзя сказать, что любили друг друга, но понимали и принимали. Работали они в паре. Причем у них главной все-таки была не цель умыкнуть денежки, а подставить Колобова и турнуть его из «Импорт-сервиса». У Колобова пропадают деньги – значит, виноват он. Ну и я тут подключаюсь… Сергей с Редькой вполне могли представить, какие будут последствия для Колобова. Денег нет, товар ушел, прибыль потеряна. Да я с него голову должен был снять.

– Но вы дали ему время их найти?

Сухоруков кивнул. Колобов бил себя кулаком в грудь и обещал представить виновного.

Сухорукова это устраивало. Он вообще с самого начала подозревал Сергея. И решил для себя: докажет Колобов ему злой умысел Сереги – банкир заберет долю семейства Креницких себе.

– Вы прямо как следователь, – хмыкнула Татьяна.

– Э, нет, – покачал головой Сизо. – Мне нужны были просто убедительные доказательства. Я не связан по рукам и ногам никакими законами, указами и постановлениями. Если бы оказалось, что деньги умыкнул Серега или Серега на пару с тестем, я получил бы обратно и их, и свою упущенную прибыль, и, так сказать, моральный ущерб, – Сухоруков хохотнул.

Колобов развернул бурную деятельность – о чем нам с Татьяной было прекрасно известно: цейтнот засосал и нас. Колобов показательно прорабатывал разные версии, не упустил ни одной, даже самой незначительной. Если б наша милиция так трудилась… Но у них нет ни средств Колобова, ни возможностей. Ведь в наше время в нашей стране любые двери открывает лишь СКВ. Она же развязывает любые языки. Ментам бы валютные резервы Колобова – они раскрывали бы почти все преступления. Да и над ментами все-таки не висит дамоклов меч, как висел над его головой.

Когда умер Редька, Колобов решил валить все на него. С мертвого не спросишь. Колобов сразу же выделил Сереге своего адвоката, чтобы держать руку на пульсе и показать свою активность, а потом, например, вытащить Серегу за дачу нужных Колобову показаний – конечно, не в городском суде. После смерти Редьки Сереге поступило предложение: ты говоришь, что Редька велел тебе умыкнуть у меня деньги, ты умыкнул, но сел благодаря гаду тестю, который решил воспользоваться ими единолично. А теперь ищи-свищи ветра в поле.

– Но ведь он должен был предполагать, что Серега в самом деле умыкнул чемоданчик?

С фальшивыми бабками?

– Он знал, что это сделал Серега по предварительному сговору с Редькой. Только он и предположить не мог, что Серега не узнал, что там «куклы». Ведь Серега скинул чемоданчик в лесу, не заглянув внутрь. Серега не погнушался и другими деньгами, лежавшими в номере Колобова, – но это были деньги Редьки, которые тот вкладывал, то есть собирался вложить в "русские дискотеки", желая стать совладельцем вместе с Колобовым, который уже давно занимался этим проектом. За этим Редька и приехал в Выборг: чтобы передать Колобову бабки на дискотеки, которые в тот день получил у оптовиков за какой-то товар. Причем на встрече и веселом вечере в гостинице настоял Колобов, хотя ведь должен был бы нигде не останавливаться. С двумя миллионами баксов в чемодане! Нормальный человек рвал бы из пункта А в пункт Б. И подгадывал бы аккурат под смену купленных таможенников. А тут он, видите ли, решил немного поразвлечься, с приятелем.

И бабки оставил в гостиничном номере пусть и закрытой гостиницы, где все многократно проверены. Вот это меня и смутило в первую очередь. Надо быть полным идиотом, чтобы ночевать с такими деньгами в гостинице и оставлять их без присмотра в номере. А Колобов идиотом никогда не был. Он как бы специально предлагал чемоданчик: пожалуйста, украдите. И вот вам еще немного денежек, чтобы вы сразу же не лезли внутрь.

"Значит, вот из каких денег мне Сергей заплатил десять тысяч, – поняла я. – Конечно, зачем ему было открывать кейс? Мне дал, себе на первое время хватит…"

Колобов изначально хотел сделать Сергея с Редькой козлами отпущения. Потом ему еще был любезно предоставлен Толик. Узнав про находящегося в гостинице «прибалта», Колобов тут же отрядил верного человека за ним следить. Человек видел и удивительное превращение «прибалта» в Толика, и то, как Толик сел в нашу с Серегой машину. Тогда Колобов, правда, посчитал, что Серега с Толиком заодно. В любом случае Толика следовало нейтрализовать, а его квартиру распотрошить. Потом это убийство можно свалить на Серегу, вроде бы не поделившего с партнером деньги. Или еще увести интересующихся лиц в сторону: за «прибалтом» могли стоять какие-то "серьезные люди". Они прослышали про деньги, груз, деньги забрали, исполнителя убили.

В общем, Толик был обречен.

Сергей, узнав по возвращении от своей жены Аллы Креницкой про Толика, решил, что двойную игру ведет тесть. Тот, в свою очередь, дико разозлился, выслушав все, что ему сказала дочь. В офисе «Импорт-сервиса» Серега с Редькой бросали обвинения друг другу. Редька считал, что Серега засвечен. Тесть в самом деле отдал приказ автослесарю поработать с тормозами Серегиной машины. Креницкий ведь понял: если Серегу припрут к стенке (не органы, а более серьезные инстанции), он молчать не будет, сдаст его с потрохами. И тут еще Аллочка подтвердит, что ее муж – негодяй. Поэтому Креницкий решил: для него лучше видеть Серегу мертвым, а уж денежки он как-нибудь найдет – в Серегиной берлоге, в моей квартире, у Серегиных родителей. Ведь не в банк же зять их отнес, право слово? Но Серега не погиб, а оказался в «Крестах». Серега не знал точно, кто поработал с его тормозами, но для начала хотел, чтобы тесть его вытащил, используя свои связи.

Однако тесть этого делать не собирался. Он, наоборот, хотел засадить зятя на более длительный срок.

– Кто убил девушку в Выборге? Ту, которая оказалась в Серегином багажнике?

– Человек Колобова. По его приказу. Серегу подставляли целенаправленно.

– То есть Серега на пару с Редькой имели свой план отъема денег, Толик – свой, Колобов вынашивал свой, – пришла к выводу Татьяна. – У меня два вопроса. Где сейчас деньги? Или, вернее, куда их дел Колобов? И второй: а кого оповещала Елена Сергеевна? Ведь именно подслушав ее разговор, Аллочка начала действовать. Серегу? Он ей пудрил мозги?

Сухоруков тяжело вздохнул.

– Знаете одну русскую народную мудрость: где черт не сладит, туда бабу пошлет. Колобов сам, во-первых, никогда бы не решился на подобное, а во-вторых, ему требовался сообщник, который поможет подставить членов семьи Креницких. С Еленой же Сергеевной их связывают давние теплые отношения. Ведь такую бабу поискать надо… Колобов еще в молодости на нее облизывался – ведь они с Креницким знакомы много лет. Потом уломал, купил – ну не знаю точно. Да и Алена наверняка поняла, что с выбором просчиталась: Колобов в новые времена оказался гораздо более завидным женихом.

– Но он вроде бы женат на шведке, – вспомнила я.

– Женат. Ну и что? Для него это – брак по расчету. А с Аленой они тайно встречаются уже, наверное, лет семь-восемь, а то и десять.

– Ну как же тайно? – хмыкнула Татьяна. – Бели вы об этом знаете.

Сухоруков пояснил, что свои отношения Колобов с Еленой Сергеевной никогда не афишировали. Колобов вообще предпочитал все делать тайно. Но Сухоруков старался держать руку на пульсе – в том, что касается деловых партнеров и своих сотрудников, и откладывал по крупицам собираемую информацию, чтобы потом, в случае необходимости, ею воспользоваться.

У нас с Татьяной невольно возникли вопросы об отношениях Елены Сергеевны с Серегой и нашим соседом Стасом. Сухоруков ответил, что, скорее всего, они были частью давно вынашиваемого плана, разработанного Еленой и Колобовым. Ведь Александр Иванович давно трудился курьером, возил бабки за грузы вполне определенного рода.

– А грузы-то как в Россию попадали?! – воскликнула Татьяна. – Он что, потом через финскую и нашу границы героин пер, или что вы там ввозите?

– А поставки старой техники со свалок на что? – посмотрел на нас с хитринкой в глазах Сухоруков. – В технике много потайных уголков, в особенности если у тебя есть специалист с руками. Известный вам Сергей Иванович, например. У нас ведь не было ни одного прокола.

Раньше партии были небольшими. Старый хитрец придерживался мнения, что лучше сто раз получить по рублю и без риска, чем всю сотню сразу и с большим риском. Поэтому грузы шли маленькие, но часто. Серега оборудовал маленькие тайнички, потом их опорожнял – все сам, не привлекая посторонних.

Но Колобов с Еленой Сергеевной ждали своего звездного часа. Ведь должен был наступить день, когда у «папы» Сизо или аппетиты возрастут, или на горизонте появится такая партия, отказаться от которой будет невозможно.

И дождались. Они решили, что двух миллионов долларов им хватит на всю оставшуюся жизнь.

И начали действовать.

Колобов хитро ввернул сумму в разговор с Редькой. Тесть сговорился с зятьком. Елена по телефону вроде как предупредила Колобова об опасности: гады готовятся прихватить какие-то деньги, которые повезешь ты, дорогой. Она слышала, как они строили планы. Елена должна была знать, что дочь дома и, в свою очередь, подслушает ее разговор. Колобов с Еленой также предполагали, что Сухоруков начнет расследование, да и не только предполагали, а были в этом уверены. И вот вам, Иван Захарович, еще один камушек в огород Сереги с тестем: это точно они. А Елена Сергеевна, «подслушав» разговор мужа и зятя, хотела предупредить своего давнего любовника, чтобы был вдвойне осторожен.

А в последние дни они показательно разругались. Колобов потребовал у Елены отписать ему унаследованную ею часть акций «Импорт-сервиса». Все оформлял колобовский адвокат.

Для посторонних: Елена в обиде на Колобова, он, в свою очередь, тоже не хочет больше иметь с нею дел.

Сереге крупно повезло, что он в Финляндии встретил меня и что я согласилась провести с ним ночь. В противном случае он на самом деле взял бы жену Артура. Артур, кстати, жив-здоров и вернулся к своим обычным занятиям.

Просто отсиделся где-то в тихом месте, пока им активно интересовались из России.

"Значит, алиби в офис, о котором говорил Сергей, было липовым, а каких-то бизнесменов они с Редькой просто надули, пригласив в офис и не появившись, и даже не предупредив секретаршу. Не зря же секретарша не знала, что это за партнеры. Сереге нужно было другое алиби… Или он хотел все свалить на меня".

Для Колобова и в дальнейшем Сухорукова появление Сергея в гостинице должно было быть случайностью. И тут свою роль сыграла я.

Случайно встретились – и разместились на ночку. Откуда невинный агнец мог знать про деньги? Увидев в гостинице «прибалта», Сергей понял: тот может стать еще одним козлом отпущения. А так и меня можно подставить – хитрая журналистка не зря просочилась в закрытое заведение именно в эту ночь. А вообще я должна была подтверждать, что мы с Сергеем безвылазно сидели в номере (то есть лежали), наслаждаясь обществом друг друга. Он собирался идти в номер Колобова, когда я засну.

Но тут администратор Любаша неожиданно решила проявить заботу о своем молодом любовнике – и сообщить о прибытии тестя. Вернее, попыталась. Она позвонила нам в номер.

Сергей испугался. Он предполагал, что звонит Редька, – мало ли что случилось. Он пошел выяснять ситуацию. Сексуально озабоченная Любаша сграбастала его в объятия. Потом состоялась моя встреча с «прибалтом». Серега решил действовать немедленно, пока я выясняю отношения с другими мужчинами. Пистолет Сергею дала Любаша.

Свой большой кейс он постоянно носил не зря: я должна была запомнить, что он все время с ним не расставался – в Финляндии, потом в гостинице. То есть в нем вроде бы изначально было что-то ценное. Да и баксы следовало куда-то прятать. Ведь не мог он выйти из номера с пустыми руками, а вернуться с чемоданчиком?