Меня самого удивляет, как умело я импровизирую. Мои сочинения падают готовой легендой в умы местных жителей. Поэтому я не могу упрекнуть себя в обмане...
      - А зачем Икенду нужно было вступиться за пришельца с далекой звезды? Почему Икенду помешал дочери Отца Гор завладеть пришельцем? спрашивал далее король.
      - Я был гостем Великого Икенду. Икенду никому не позволит обижать его гостей. - Вэл переводит мои слова и добавляет по-нашенски: "Браво, Грегор!"
      - Вэл, я еще не закончил. Переведи ему: Икенду вел себя так, как считал нужным. Покажи мне того смертного, кто может спросить у Бога, почему Бог поступает так, а не иначе? У Бога можно просить милости, но нельзя донимать Бога праздными вопросами - это святотатство. Сейчас Икенду желает отдохнуть в тишине и прохладе. Если он проснется от нашей болтовни, я думаю - он разгневается. А если у тебя, верховный жрец, есть еще вопросы, то задавай их Икенду, когда он проснется.
      В толпе послышался гомон почтения, когда Вэл перевел мои слова. Вэл добавил для меня: "У жреца любимая пытка - подвешивать неугодных за ноги и разводить под головой огонь". Мазу, по-видимому, настроился на долгие словопрения и такого поворота не ждал. Ему не оставалось ничего иного, как церемонным движением развести руки и сказать:
      - Божественный Икенду и его гость, вас ждут тишина и покой под крышей моего дворца! Мой недостойный паланкин к вашим услугам!
      Толпа всколыхнулась в единодушном одобрении сказанного жрецом, который мог оставаться довольным: в глазах своих подданных он выглядел вполне достойно.
      - Ну, Грегор! Ну, хитрец! Только не говори, что этому ты научился в стойбище первобытных! - ликовал Вэл. - Понимаешь, жрец никого не удостаивал такой чести, как восседание в его паланкине.
      Изо всех сил стараюсь не напустить на свое лицо улыбку, - сыны моря могли бы заметить в ней насмешку.
      - Дорогой Вэл, - говорю, - я четыре года изо дня в день боролся за свою жизнь. Некий Вру, волосатый коллега вашего жреца, хотел любой ценой обосновать свое право проломить мне голову каменным топориком и съесть на пиршестве лучшую часть моего бренного тела. У дикарей, в их менталитете, есть очень уязвимое место - они теряются, когда их озадачивают. Чем большую чушь я выдам, тем больше они озадачены. Этим надо пользоваться. Только и всего.
      Среди белохламидников идет тихий спор - кто удостоится чести прикоснуться к Икенду. Наконец, четверым поручено извлечь бедного Икенду из лодки и уложить в паланкин. Четверо самых достойных нагибаются под тяжестью двухсоткилограммового тела и несут его по ступенькам. И тут происходит нечто такое, что вся толпа во главе с королем ахает и каменеет. Один из жрецов споткнулся, упал, а с ним и остальные трое - все растянулись на земле вместе с недвижимым Икенду. Не знаю, чем закончилась бы эта сцена, если бы лицо Божественного Икенду не расплылось в улыбке. Над толпой пронесся вздох облегчения. Все сочли это за добрый знак и кинулись поднимать божество. Так поклонники божества расценили рефлекторную гримасу боли на лице спящего Ного.
      Его с трудом укладывают на паланкин, руки свисают по бокам, восемь жрецов подхватывают тяжелую ношу. Бедный Ного, хорошо, что ему дали снотворное, иначе не знаю, как бы он примирился с такой суетой. Паланкин! Да он ни за что не согласился бы усесться в нем! А так лежит себе в глубоком сне, и ничего в нем от божества.
      Потом король делает приглашающий знак мне, и я поднимаюсь по ступеням. Церемониальная часть приема закончилась, меня окружают мои товарищи. В глазах Дэйва блестят слезы, мои ребра хрустят от его объятий.
      - Ты хорошо сказал! - восторженно дергает меня за плечо Феликс. Правильно врезал! Вот как надо обращаться с дикарями!
      - Все хорошо, - улыбается Тилл, - мы шли сюда с самыми дурными мыслями, думали, как все сложится...
      - Ты поправишься, Грегор! Тебя надо будет накачать жирком!..
      - Мы ведь считали: все! Пропали ребята!..
      - Жаль, Амара больше не увидим...
      - Ребята, дайте Грегору прийти в себя! - говорит Марк, вылезая из лодки, - лучше поддерживайте его... Видите, он с трудом держится на ногах. Вэл, ты держись возле паланкина, а мы пойдем группой.
      Я спохватываюсь и быстро иду к лодке, со словами: "одну минутку!" Подбираю наши луки, стрелы, дубину Ного.
      - Зачем тебе это? - спрашивает Дэйв. - Здесь мы обходимся без оружия! Или хочешь сохранить на память?
      - Дубина божественного Икенду не может оставаться в неохраняемой лодке. Он проснется и начнет искать ее.
      Наверху нас поджидал сам король. Он не пошел за паланкином, ему, видно, хотелось поскорее присмотреться ко мне. Он ехидно наблюдал, как я тащу наш арсенал, пока Феликс не догадался разоружить меня.
      - Мастер слов всегда носит с собой столько оружия? - с едва уловимой насмешкой спросил король. - Неужели он таскает и оружие божественного Икенду? Или думает, что попал к врагам, и оружие надо держать под рукой?
      Марк перевел мне вопросы короля.
      - Икенду - охотник. Всегда живет в лесу и привык не расставаться с оружием. Мы теперь среди друзей. Пусть оружие Икенду хранят жрецы, - я раздал топорики и луки стоящим около короля жрецам в белом.
      - А священное оружие Икенду можно доверить главному жрецу! - с этими словами я вручаю дубину королю. Он несколько опешил но делать нечего, берет. А весит она, самое меньшее, килограммов пятьдесят. Когда Икенду опускал свою дубину на голову врага, в голове врага гремел гром.
      По выражению лица Мазу я вижу, что он с охотой обрушил бы дубину на мою голову, только вот или приличия не позволяют, или дубина тяжеловата. Жрецы с радостными поклонами принимают топоры и луки. Мазу смотрит на "священное оружие" и думает, как его тащить до дворца, да еще пешком. Он бросает на меня быстрый испепеляющий взгляд. Я догадываюсь, что он при этом думает. Но он подзывает двух жрецов и поручает им священную ношу. Потом делает нетерпеливый знак рукой, толпа перед ним расступается, и владыка проходит вперед. За ним, точно хвост кометы, устремляются царедворцы. Мы идем отдельной сплоченной группкой. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствовал себя невольник, выкупленный из рабства. Вокруг меня друзья, мы обмениваемся замечаниями по поводу королевской церемонии, смеемся. Что может быть лучше, чем вот так идти, чувствуя себя среди своих; мы - вместе, мне не надо разговаривать с самим собой, чтобы не отвыкнуть от звука родной речи; лица, улыбки, слова, одежда - все родное, все - рожденное на Земле. Господи, сколько дней ждал я этой минуты, сколько передумал разного за четыре года! Теперь мы вместе!
      Широкая дорога к дворцу вымощена булыжниками. По обе стороны стоят одноэтажные дома с плоскими крышами. Только на вершине холма, куда мы направляемся, стоят несколько двухэтажных.
      - Это и есть дворец?
      - Да, мы живем на втором этаже правого крыла. Жилище удобное, но за каждым нашим шагом следят, - говорит Дэйв со вздохом, - словом, вроде свободны, и в то же время мы невольники.
      - Как же вы здесь оказались?
      - Когда надежда на ваше возвращение исчезла, прошло уже несколько месяцев, мы стали думать, что же дальше. Обследовали окрестности никаких следов. Однажды решили пройти подальше. В одном овраге, или ущелье обнаружили сапоги и баллоны Амара. На обратном пути, недалеко от берега, на нас напали чудовища, похожие на страусов, только размером с жирафа и хищным клювом. Хорошо, что напал один хищник, остальные стояли в отдалении. Мы использовали кислород и скажу - очень эффективно. Струя ударила метров на десять, сначала - по глазам, потом - в раскрытый клюв. Эта птица задохнулась, мы ударили ей в горло с близкого расстояния, все там смерзлось... Мы поняли, что вы попали в гибельную беду. Оставаться перед рифами нельзя было - первый шторм бросил бы "Викинг" на рифы. А тут Линг расшифровал записи обсерватории "Викинга" и пришел к выводу, что не очень далеко от рифовой лагуны находится глубокий залив бутылкообразной формы. Мы на всякий случай оставили на берегу знак и записку под каменной пирамидой - если бы кто из вас пришел туда...
      - Я не видел там пирамиды.
      - Может, размыло волнами, - предположил Дэйв.
      - А может, и туземцы разобрали. Там были туземцы. Там Ного получил свою первую рану...
      - Вот как! Да, в общем, мы обнаружили вход в залив и, работая коррекционными двигателями, вошли сюда и остановились посреди бухты. Увидели селение. Вскоре нас окружили лодки с этими дикарями. Метали в нас копья и стрелы. Потом увидели, что мы не желаем аборигенам зла, стали привозить нам мясо, овощи. Так и познакомились, помирились. А когда мы начали спасать их больных и раненых, так они вообще стали нашими друзьями. Но глаз не спускали. Потом им угрожала эпидемия, какая и раньше случалась. Если бы не наша помощь, вымерло бы полгорода... Потом на город напала армада лодок из соседнего города их тут несколько на побережье. Эти были слабее. Видел бы ты, как этот высокомерный дундук молил нас о помощи! Мы включили ходовые двигатели, вошли в середину флотилии и корректирующими двигателями сожгли с десяток лодок вместе с агрессорами, остальные бежали, в узком проходе топили друг друга... Это было года два тому назад. Слух о поражении самого сильного города быстро обошел местные племена. Все города признали верховенство этого города. Наш Мазу стал верховным жрецом...
      - Но как же так? Вы победили - и перестали быть хозяевами своей судьбы? Что это за отношения у вас?
      - Через месяц после нашей победы, - продолжал Дэйв, - мы увидели на скалах вокруг пролива массу жителей города. Все вышли, да еще из других городов пришли. Мы не сразу поняли, в чем дело. Оказывается, они сбрасывают в самом узком месте пролива камни и скалы. С помощью рычагов и подвесов. Завалили они вход, и мы оказались в западне. Марк стал допытываться у Мазу, в чем дело? Зачем? И знаешь, что ответил этот каналья? Вы, говорит, опасались больших волн, которые вредны для вашего корабля. Теперь здесь больших волн не будет... Волны и течения в горловине немного растащили завал, но глубина все еще не больше полутора, может, двух метров. У нас осадка стартовых дюз - около пяти метров. Так что единственный выход - в небо.
      - Он хочет навсегда задержать нас в этом заливе, - говорю я Дэйву, - с нашей помощью, даже с косвенной, он царствует на всем побережье. Какой же это вероломный и подлый человек!
      - С тех пор, как ему подчинились соседние города, он возомнил себя всесильным, - сказал Дэйв. - А мы ничего не можем сделать. Говорит, что велел завалить пролив по совету Богов. Тилл и Андрей предлагали убить его, но Марк решительно против насилия.
      - А ты как думаешь?
      - Марк отвечает за экспедицию. Он - наш командир. Я тоже против лихорадочных решений. Надо все обдумать, все до мелких подробностей. Глупо рассчитывать на то, что Мазу пойдет нам навстречу хоть в чем-нибудь, что связано с отлетом. Этот жрец хитер и предприимчив. Мы договорились ничего не говорить ему о наших планах, об устройстве и состоянии "Викинга", о наших возможностях. Пусть думает, что мы не особенно стремимся улететь. А мы тем временем думаем. Короче, с этим королем надо быть предельно осторожным. Какое-то время ты будешь пользоваться его исключительным вниманием. Он будет изучать тебя, выискивать в тебе слабинку, чтобы потом воспользоваться ею. Словом, будь настороже, его поведение непредсказуемо. А вообще, ты молодец. Ты поставил его в тупик и нагромоздил перед ним кучу загадок. Пусть ломает голову. Мы заметили, чем больше перед ним вопросов, тем неувереннее этот царек себя чувствует.
      Мы вышли на широкую квадратную площадь. Туземцы шли и спереди, и сзади, и по сторонам, но никто не приближался к нам ближе, чем на десяток метров. Вокруг нас всегда была зона свободного пространства. За сплошными каменными заборами видны дома и сады. Внизу голубеет зеркало залива, в середине которого колышется "Викинг". Сейчас он напоминает собственную модель, уменьшенную до игрушечного размера. Именно таким видели его мы с Амаром, прежде чем скрыться за холмом. У меня слегка кружится голова. То ли от воспоминания об Амаре и о том, что последовало после его гибели, или сказываются невзгоды последних лет. Я опираюсь на Дэйва:
      - Давайте немного передохнем.
      - Правильно, - сказал Марк, - пусть хозяин не видит, что Грегор слаб.
      Мазу шел впереди метрах в пятидесяти. Я смотрел ему в спину и потихоньку проникался презрительной ненавистью. Перед входом во дворец стояла группа жрецов. Вэл держал руку на пульсе Ного. Лицо у Вэла озабоченно.
      - Что такое, Вэл?
      - Его надо побыстрее уложить в кровать.
      - Он никогда еще не спал на кровати.
      - Это, наверное, неважно, а, Грегор? Ему нужны покой и тишина. Вы будете жить в крайней угловой комнате. Там вас не будут беспокоить. И окна довольно высоко.
      Мы всей группой вступили в вестибюль дворца. Вэл и Марк не то чтобы поддерживали меня, скорее подстраховывали, чтобы я не запнулся за собственные ноги. По каменному узорному полу я вышагивал довольно решительно. Обратил внимание на то, что все окна очень узкие. На стенах - пестрая мозаика. В нишах видны странные уродцы - или статуи великих людей?
      Мы проходим по длинной анфиладе, и я на какое-то время упускаю из виду, что мы находимся вне Земли. Четыре года жизни в диких краях, где никто не видел даже хижины, сложенной из камней, отучили меня от каменных зданий. Мы проходим комнату за комнатой; двери сначала перед нами, а потом и за нашей спиной открываются-закрываются совершенно бесшумно. Предвкушение сна переходит в нетерпеливую сонливость. Я еще чувствую, как меня укладывают на широкую мягкую постель, еще замечаю, что рядом с моей стоит постель Ного. Вэл поправляет на нем повязку... Последняя мысль: не дай бог, если приснится Вру или Крири, или птицеящер... И уверенность - я проснусь среди товарищей.
      Сначала я вижу огромную комнату, по углам которой теснятся густые тени. Высокие, непривычно узкие окна. На соседней постели лежит Ного. Вэл наклоняется надо мной; в его руках сверкает медицинский шприц, с помощью которого врач снова отправляет меня в беспамятство. Прояснение связано с едой и питьем. Ощущение сонной одури мешает правильно, реалистично оценить действительность. Мой разум начинает протестовать против снотворного, потому что хочет подучить немедленные ответы на множество очень важных вопросов. Вэл отвечает на них с неохотой: подожди... сейчас для тебя главное - излечиться и отдохнуть... это потом... это очень запутанный вопрос... по-другому невозможно... Мазу держит все в железных руках... нет, с нами он по-другому, вроде бы согласен, но делает по-своему... мы ведем с горожанами работу... активная просветительская деятельность... не ломай над этим голову, спи...
      Друзья мои, что с вами сталось? Вы какие-то слишком тихие. Неужели у вас оборваны связи с прошлым и вы не стремитесь к возвращению? Лично я наполовину вернулся. Действительность все четче проявляется в моем сознании. Воля занимает в нем свое место и теперь хочет играть свою собственную роль в определении судьбы. Я добрался до "Викинга", теперь надо вернуться на Землю. Довольно этой планеты - домой! Домой!
      Дымка успокоительных лекарств, которой затянуто мое средоощущение, мешает мне думать. Нужно искать выход. С каждым днем все больше я начинаю понимать проблемы, с которыми столкнулись мои цивилизованные друзья на этой нецивилизованной планете. Гуманный и снисходительный земной разум, который уже несколько столетий назад освободился от эгоизма и губительных страстей, здесь оказался в тупике. Здесь его толкуют, как слабость. Мазу ничего не хочет знать о нашей цивилизации, его заботят другие проблемы, связанные с его собственной персоной. Да, он, видимо, признает наше интеллектуальное превосходство и хочет выжать из нас все, что послужит благу его самого и подданных его царства.
      Мазу в принципе относится к людям с далекой звезды точно так же, как Вру и Крири, чья философия обращена всеми гранями к джунглям, относились ко мне.
      Да, я очень хотел внушить им земные понятия о добре и зле, подвести их к идеалам мира, любви и дружелюбия, приобщить их к азам элементарных знаний. Этими же мотивами руководствуются в царстве Мазу и мои друзья. Но я пока не вижу, чтобы они рвались домой! Не хотят? Боятся испортить отношения с аборигенами? Что ж, я этого не стану бояться. Это должен будет уяснить и Мазу, и кто угодно...
      Подозреваю, что Вэл увеличил мне дозу снотворного: я стал быстрее проваливаться в сон, дольше длится период моего беспамятства Эта огромная комната - она не дает мне общения комфорта. Странно, Ного все еще спит. Неужели так ни разу и не проснулся? Я без всякого аппетита тяну из стакана какое-то месиво, нечто киселеобразное. Принимаю решение не вступать в разговоры со своими друзьями до тех пор, пока не буду способен защитить свои мысли, свое "я". Мое доверие к нам подвергается испытаниям.
      Утро начинается с ярких полосок coлнeчнoгo света, падающих на пол. Они медленно передвигаются, как проявление иной, заоконной жизни, проникающей в нашу комнату неясными шорохами. Ного все еще спит. У него непривычно слабое - это при его-то грудной клетке! - дыхание. Ничего, главное - он жив. Плечо и рука уже не пугают вздутостью и синевой, рана затягивается. Через несколько дней останется только шрам. Несколько дней? Сколько же длится наше излечение? Я чувствую себя достаточно окрепшим, вот если бы еще удалось избавиться от оглушенности. У нее, как я понимаю, лекарственное происхождение. Все! Надо кончать с недугами и думать о возвращении на Землю.
      - Сколько недель я сплю здесь? - спрашиваю Вэла.
      - Недель? Шесть, нет - седьмой день.
      - Твое снотворное растягивает время до бесконечности, - говорю я Вэлу, разглядывая в узкое окно картину залива. На спуске к набережной много людей. В группе людей в белом - жрецов - различаю фигуру в голубом.
      - Мазу? - спрашиваю, не особенно удивляясь.
      - Он самый, - отвечает Вэл, - хочешь поговорить с ним на языке богов? Кстати, он каждый день навещал тебя, пока ты спал. Предварительно выяснил у меня, спишь ли ты, и только тогда входил.
      - Может быть, ты не поверишь, но я чувствовал его присутствие всегда. Он вносил дисгармонию в мои сновидения. Я чувствовал его присутствие тем участком мозга, который не поддавался даже твоему снотворному... Ты мог не разрешать ему вход. Зачем разрешал? Ты ведь знал, что я с первого взгляда возненавидел его!
      - Как было не разрешать? Он же хозяин! Мы находимся в его дворце. Он постоянно подчеркивает, что мы друзья. Как можно было не впускать его?
      - Во всяком случае, мне неприятно даже думать о том, что он приходил сюда, когда я спал.
      - С этого дня инъекций не будет. Но таблетки надо принимать, - Вэл протянул мне ярко-желтую таблетку на ладони. Я гляжу на нее с отвращением, словно она - Мазу. Представляю себе: я сплю, а жрец приходит и шарит по мне своим змеиным взглядом. - Чего же он хотел? Что высматривал? - спрашиваю у Вэла.
      - По правде говоря, не знаю. Он вел себя тихо, останавливался перед твоей кроватью и смотрел. Не говорил ни слова. Даже к туземцу твоему не подходил, хотя раньше интересовался, как заживают раны... У него есть кое-какие медицинские способности, - способен, например, внушать. Ну хватит о нем... Хватит тебе торчать у окна, ложись и отдыхай.
      - Мне надоело лежать! - я почти срываюсь на крик. - Надоело принимать лекарства! Хватит, я чувствую себя хорошо!
      - Грегор, с врачами не спорят! - повысил голос Вэл.
      На наши пререкания вбежали товарищи. Узнав, из-за чего спор, встали на мою сторону:
      - Если Грегор чувствует себя здоровым, пусть встает. Устанет опять ляжет, о чем тут говорить?
      - Правильно! - подхватывает Феликс. - Общение с нами для него сейчас самое лучшее лекарство. Да и ему самому, наверное, хочется выговориться. Он же столько там пережил! Выскажется - и словно груз сбросит с плеч. Я уже не говорю о том, что его рассказ - это научная информация. Не будем забывать, что мы - ученые.
      - Друзья, меня это устраивает! - я рад, что меня поддерживают мои друзья, мои товарищи, мои коллеги наконец!.. Мне самому хотелось сбросить этот груз тяжкого опыта, приобретенного в диком краю среди местных неандертальцев...
      Мой рассказ длился больше двух часов. Я построил его в виде хроники - так мне было легче говорить, а им воспринимать рассказчика. При этом я обнаружил, что не стараюсь делать из пережитого трагедию. Я ученый, и хотя рассказ мой меньше всего касался геологии, я обо всем говорил, заботясь в первую очередь о достоверности фактов... Моих товарищей страшно поразила та часть моего повествования, в которой шла речь о динозаврах. Да, от Мазу они кое-что слышали, но сам жрец никогда не бывал во внутренних районах материка, о чудищах он сам знал понаслышке. Что еще интересного: высокоорганизованная жизнь на этой планете имеет четкую и строгую локализацию, миграционные процессы не выявлены. Чем это объяснить? Не знаю. Нужны комплексные исследования и наблюдения специалистов. Марк заметил, что у здешних жителей начисто отсутствует любознательность. Они ничего не знают о своей планете, о племенах, которые живут дальше, чем в трехстах-пятистах километрах...
      - Мне кажется, - заметил Андрей, когда я ответил на один из вопросов, - что я бы всего этого не пережил бы.
      - Будь ты на моем месте, а я на твоем, я бы тоже так думал. Но когда тебя, как щепку, швыряет в водоворот, ты уже не рассуждаешь, а действуешь, каждую минуту решаешь конкретные проблемы своего быта, своего бытия, и это становится повседневным содержанием твоей жизни... Когда думаю об Амаре, то прихожу к мысли, что ему не повезло, в то время как мне везло постоянно... Вначале я просто боялся за свою жизнь. Это были самые тяжелые минуты. Потом решил выжить любой ценой. А когда встретил Ного и вошел в среду плоскоголовых, у меня вдруг появились миссионерские замашки, я попытался подвести их к уровню поздних неандертальцев. Потом убедился, что за три-четыре года невозможно пройти путь, на который человечество Земли угрохало сто пятьдесят тысяч лет.
      Если бы не удалось вырваться из джунглей, думаю, долго бы я не выдержал. Сильно сокращает жизнь чувство безысходности. Но появился несчастный гладкокожий, пленник Зумби, - и я воспрянул духом, поверил в то, что жизнь продолжается, надежда не умерла - вот что иногда значат чертежи, нарисованные палочкой на песке. Я решил добраться до вас во что бы то ни стало. И вот я здесь!
      Вэл извлекает из упаковки желтую таблетку:
      - Ну вот, у тебя сразу осунулось лицо! Прими и просто полежи, ни о чем не думая. - Вэл поправляет что-то на руке Ного и выходит последним. Я стараюсь следовать рекомендациям, но не лежится. Подхожу к окну. Во время разговора с Вэлом, когда я смотрел в окно, что-то меня обеспокоило. Я так и не понял, в чем дело...
      Вода залива имеет прекрасный голубой цвет. Наверное, потому, что отсутствие зыби или волнения хорошо отражает цвет небес. На водной глади скользит несколько лодок - можно различить, как туземцы взмахивают веслами. И все-таки меня что-то беспокоит. Что же? Глаза вбирают в себя широкое пространство. Взгляд скользит из одного конца в другой... А где же "Викинг"? Еще раз ощупываю взглядом водное пространство -"Викинга" нет. Куда он делся? Куда его могли увести? Это же действительно конец! "Эй, - кричу не своим голосом, - а где "Викинг"?.." Спокойно, Грегор, ты же не один здесь! Смотри, конфигурация бухты как будто изменилась... И спуск как будто другой... Входит Вэл:
      - Ты почему кричишь, Грегор?
      - Куда девался корабль?
      - Никуда он не девался! - восклицает Вэл. - Ты просто не туда смотришь. Вот чудак! И сразу - в панику!
      - Но он же стоял посреди залива, а теперь его там нет!
      - Там, куда ты смотришь, его и не может быть. "Викинг" находится в другой бухте... Ну конечно, откуда тебе знать? Город размещается на возвышенности между двумя заливами. Из этого окна виден второй. Посмотри, на этой улице и дома отличаются...
      Почему же гладкокожий нарисовал только одну бухту? - думал я, - а, может, была и вторая на его рисунках, но я не разобрался? В конечном счете это неважно, рисунок не точный, или ты не разобрался. В чем, собственно, дело? Ты нашел корабль? Нашел! Остальное не имеет значения...
      - Это так называемая Мертвая бухта, - разъяснил Вэл, - у нее тоже был выход в море. Старики говорят, что во времена их детства на одном из скалистых берегов узкого пролива стояла крутая гора. Однажды начала дрожать земля, надо думать - землетрясение в пять-шесть баллов, и гора свалилась в пролив. Запрудила его наглухо. Это была главная бухта. После обвала построили причал на берегу другого залива. Подлый Мазу вспомнил об этом случае, когда решил сделать нас пленниками. Он рассуждал примерно так: если по велению богов гора закрыла пролив, то второй пролив могут закрыть мои подданные...
      - Дэйв рассказывал мне об этом... Но как сам жрец объяснил свое решение?
      - Очень просто: сказал подданным, что так велели боги, ведь с ними, кроме верховного жреца, никто не общается. А нам объяснил, что захотел избавить стоянку "Викинга" от излишнего волнения.
      - Вэл, но почему вы не предприняли ничего, чтобы вернуться на Землю? Четыре года пропало! Изнашиваются системы "Викинга"!
      - Да-а, Грегор! А что бы ты сказал, если бы появился в этой бухте, а нас даже след простыл? Но ты не прав еще и потому, что свое дело мы потихоньку делаем. Видел повязку на голове Такуры? Обратил внимание? Около двух недель назад Такура и Ян спускались под воду, обследовали нижнюю часть корабля. Теперь и ты подключишься к делу. Главное спокойствие. Мазу ни о чем не должен догадываться.
      Теперь я только спал в комнате, где стояла постель Ного. Днем общался с коллегами, ходил с кем-нибудь из них по городу, присматривался к туземцам и образу их жизни. Однажды Марк повел меня на плоскую крышу дворца, где меня ожидал приятный сюрприз: радиотелескоп порядочных размеров. У меня, без преувеличения, глаза поперли на лоб. Марк приложил палец к губам - никаких восклицаний! Автор проекта - Тилл. Инженерная разработка - его же. Помогали строить - все. Оборудование и материалы доставили с корабля. Потом придется все размонтировать и вернуть назад.
      - У нас немного здесь было радостей, - говорил Марк, - но был один великий день, когда мы, то есть Тилл, отыскали "Титан".
      - Где он?
      - На прежней орбите вокруг Тау Кита. После нашего старта орбита изменилась настолько незначительно, что Тиллу несложно будет разработать программу старта и причаливания "Викинга".
      - До чего все просто! - не могу удержаться от восклицания. - Но так не бывает!
      - Ну ясно, что не бывает, - говорит Марк, - мы проверили исправность всех систем фотонной ракеты, зафиксировали все неполадки, к счастью - ничего серьезного, на несколько часов работы. Феликс вместе с Тиллом выяснили причину автоматического старта "Викинга" с "Титана".. Откорректировали программу... Надеемся, что оперативный центр больше не ошибется.
      Я смотрю на Тилла. Обнимаю его. Он так худ, что кости выпирают даже там, где их не должно быть:
      - Тилл, ты же не скитался в джунглях! Почему так исхудал?
      - Знаешь, Грегор, изгрызла тоска по Земле, но, как гласит поговорка: были бы кости целы, мясо нарастет, - глаза у Тилла горят сумасшедшинкой. Это подметил и Марк:
      - У вас глаза - точно от одной матери! Отдых нужен, братцы! Отдых и мудрое спокойствие!
      - Конечно, мы рисковали! - сказал Тилл, - при проверке некоторых систем пришлось посылать такие команды, что в случае малейшей неисправности в смежных системах могли быть расшифрованы как команды на старт... Что это такое? А то, что "Титан" мог вернуться в Солнечную систему без "Викинга". А "Викинг" превратился бы на этой планете в музейный экспонат. Во что превратились бы мы, земляне, - известно заранее.
      - Это было смело и рискованно до безответственности! - заметил Марк вполне добродушным тоном.
      - А что бы мы высидели, не рискуя? - взвился Тилл.
      - Тилл, спокойно! - вмешиваюсь я, чувствуя, что нервы Тилла на пределе, - мы должны вернуться на Землю, а для этого нам понадобятся крепкие нервы! Давайте их беречь!
      Вот до чего дошло! До сих пор успокаивали меня, а теперь я сам выступаю в роли успокоителя.
      Мы идем улицей города. Навстречу идут люди, своеобразными взмахами рук они приветствуют Марка, а на меня смотрят с удивлением - я теперь персонаж из новой легенды. Марк рассказывает мне о нравах при дворе, о жизни и характере туземцев:
      ...Они уже не такие дикари, как твои плоскоголовые, но до уровня средневековой цивилизации им еще долго расти. Все, что я рассказываю им о жизни на Земле, воспринимают с недоверием. А Мазу, когда слышит о главных нравственных ценностях человеческого общества, словно цепенеет. Не понимает, как можно жить без королей, жрецов, без войн и рабов...
      Марк - идеалист. Он считает, что представители земной цивилизации не могут ни прилетать сюда, ни улетать отсюда под покровом тайны, иными словами - по-воровски. Он уверен, что у экспедиции параллельно с основной существует и попутная - миссионерская задача. Он бы предпочел, чтобы туземцы сразу все поняли, заключили с нами договор "о дружбе и сотрудничестве" и всячески содействовали нашему успешному возвращению на Землю. Но даже его "неизлечимый", по выражению Мишеля, идеализм не мешает ему трезво взвешивать и оценивать реальность, а именно: Мазу все будет делать по-своему, ему начхать на земную цивилизацию, он сделает все от него зависящее, чтобы удержать нас здесь. Благодаря нашему появлению у его города Мазу стал непререкаемым авторитетом для всех окрестных племен. Он придал нашему визиту божественный ореол; устами сотен подхалимов и лизоблюдов распустил слух о том, что Высшие Небесные Боги прислали к нему посланцев своей воли, дабы они возвеличили Верховного Жреца и Владыку Мазу. Конечно, он против нашего отлета!
      - Понимаешь, Грегор, я требую от наших ребят терпимости и терпения. Нельзя лбом прошибать стены. Мы имеем дело с людьми, отличными от нас по всем параметрам. И мы не можем требовать от них, чтобы они сразу приняли наши ценности... Я уже больше трех лет "обрабатываю", извини за грубое выражение, короля, пытаюсь облагородить его, просветить... Он слушает очень внимательно, а потом вдруг переводит разговор на то, что он должен возглавить поход на один из городов, жители которого запоздали с выплатой дани...