Боярская сотня - Земля Мертвых

- Да что ты, все хорошо… - Стас почувствовал, как у него слипаются глаза. - Черт, вставать только рано пришлось.

Гостья выпрямилась и молча ждала. Милиционер клюнул носом раз, другой, а потом повалился с чурбака на бок. Девушка отошла к сметанному неподалеку от сарая стожку, принесла охапку сена, подложила Стасу под голову. Потом сходила еще за несколькими охапками, торопливо обкладывая ими сарай с арестованными бандитами, больше всего навалив около подпертой двери.

Стас перевернулся на спину и начал раскатисто похрапывать.

* * *

Тропинка продолжала вилять по лесу вдоль Невы, обходя буреломы и заболоченные впадины, ныряя в овражки и забираясь под низкие березовые кроны - но так и не думала выводить путников на дорогу. Наконец, когда впереди открылась небольшая поляна, лысоватый мужчина взмолился:

- Ребята, давайте отдохнем немного! Задыхаюсь.

- Ладно, перекур, - разрешил сержант, останавливаясь рядом с активно лезущем из широкой ямы ивовым кустом и доставая пачку «Мальборо». - Рано задыхаться начали, пяти километров еще не прошли.

- Вообще-то, тут шоссе должно быть, - прижал ладонь к боку мужчина. - � масса проселков. А вы нас какими-то кабаньими тропами ведете.

Парни и девушки, собравшись кружком, защелкали зажигалками. Хиппи, ничуть не стесняясь сержанта, принялся сворачивать «косяк».

- Большинство проселков ведет от населенных пунктов к реке, - парировал Степан. - Раз мы не пересекли ни одного, значит их нет.

- � куда они все внезапно подевались? - саркастически поинтересовался мужчина. - Волки съели?

- Придем в Кировск, там, надеюсь, все выяснится, - пожал плечами сержант - и вдруг увидел, как из-под березовых ветвей вылетают, прижимаясь к гривам коней, закованные в железо всадники с обнаженными саблями.

Степан схватился за кобуру, расстегнул - а первый из всадников уже промчался отделяющие его от людей пять-шесть метров. Степан достал пистолет - всадник в островерхом шлеме с посвистом взмахнул саблей направо и налево. Голова стоящей к нему спиной девушки надломилась набок и повисла на лоскуте кожи, а череп лысого мужчины прорезала глубокая рана. Сержант столкнул флажок предохранителя, дернул затвор - скачущие по пятам первого два других всадника располосовали саблями хиппи и обоих парней, а первый воин уже поравнялся со Степаном.

Сержант вскинул пистолет, но каленый суздальский клинок упал вниз, прошелестев мимо его уха и перерубив ключицу и несколько верхних ребер. Рука повисла. Двое поотставших всадников дотянулись мечами до последней уцелевшей девушки, отрубив ей руку и глубоко исполосовав спину. А Степан приложил левую руку к разрубленному плечу, посмотрел на струящуюся кровь и сильно удивился тому, что после всего этого остался жив. Однако в ногах ощутилась предательская слабость. Сержант упал на колени, простоял так еще несколько секунд, стараясь удержаться в сознании, а потом рухнул лицом вниз.

Глава 3. Человек государев

Трое скачущих одвуконь всадников стремительно пронеслись по тропе между яблоневым садом и капустными грядками, проскочили в ворота огороженного высоким тыном двора и остановились у резного крыльца бревенчатого дома в два жилья.

- Никак в нетях все? - усмехнулся русоволосый кареглазый воин, одетый в зашнурованный до горла короткий юшман. Ноги его поверх сапог из толстой бычьей кожи прикрывал темный батарлыг, на правой руке был закреплен ярко начищенный наруч. - Государеву человеку корец поднести некому?

С левой стороны его седла у самого стремени, под круглым щитом, болталась потрепанная ивовая метелка, с правой стороны, под островерхим шлемом, покачивалась полусгнившая собачья голова. Колчан с луком лежал на крупе вороного коня.

- Смотрите, чудь белоглазую провороните, - он спрыгнул с седла на землю, придержав кривые сабельные ножны.

Только тогда из ворот длинного сарая, у стены которого лежала кипа сена, выбежал боярский ярыга и подхватил коня под узды.

Двое других всадников тоже спешились. Один - совершенно седой, с короткой аккуратной бородой, был одет в старый дедовский колонтарь и полотняные порты, на поясе висел прямой меч и длинный косец. Второй, молодой безусый парень, красовался в одной косоворотке - правда, у седла его также висели продолговатый щит-капелька и ляхская железная шапка с бармицей, а на поясе болталась кривая татарская сабля.

�з дома выбежало еще несколько подворников, а следом за ними появился и сам боярин Харитон Волошин, в синем опашне поверх блестящей рубахи и портков из по-валоки.

- Не рад государеву человеку, боярин, - укоризненно покачал головой Зализа. - Не ждешь, не привечаешь.

- Пульхерия, поднеси гостям сбитеню с дороги, - распорядился Харитон. - В горницу их проводи, снеди поставь.

Однако спорить с тем, что гостю он не рад боярин не стал.

Еще ни разу вслух не повздорил боярин Волошин, считающий свой род со времен великого князя Михаила и владеющий самыми обширными поместьями на �жорском погосте с опричником Семеном Зализой, целовавшем саблю лично государю �вану Васильевичу на верное честное служение и получившего на прокорм семь деревенек, откупленных у вотчинника Антелева, как разоренные полным его нерадением. Вслух они никогда не спорили - но взаимная неприязнь выступала в мелочах. Никогда еще корец после долгого пути не подносила опричнику дочь или жена боярина Харитона - а только дворовые бабы. �менно бабы - даже девки молодой Волошин к государевым людям не подпускал. Никогда не садился боярин с Зализой за один стол, никогда не кормил вдосталь. Только так, долг свой блюл, и не более.

Зализа же со своей стороны не забывал поспрошать у старых людей, как вели себя дед и отец боярина во время новгородских измен, и слова эти запоминал; примечал, сколько дворов в деревнях боярских, сколько пашни поднято.

Правда, боярин пока не обманывал, и по государеву призыву выставлял со своих больше чем двух тысяч вспаханных четей двадцать два всадника.

Хотя, может, и не дичится боярин опричника, а просто родом своим горд без меры. Вон, дочке его, Алевтине, уже шестнадцать лет скоро, а он женихов достойных до сих пор выбрать не может. Вотчинник Коволин сватался - прогнал.

- Что тебя в земли мои привело, человек государев? - вежливо поинтересовался боярин, глядя как поглощает опричник горячий сбитень. - Али дел больше на рубежах государевых нет?

- Верно молвишь, есть дела на рубежах государевых, - Зализа стряхнул последние капли на землю и утер рот. - Да сам знаешь, бояре и вотчинники земские долг свой забыли. Смердов без меры тяготят, за землями своими не следят, порядок не блюдут. Приходится нам, слугам государевым, станишников ловить.

- Это ты здесь их ловить собрался? - скрипнул зубами боярин.

- Нет, возле леса �гнатова, что у деревни твоей, Замежьи. Пришел ко мне намедни афеня почаповский, да рассказал, как у �гнатова леса трое татей его зацапали, товар и деньгу отобрали, да еще и порты сняли. Примету назвал ясную: косарь у станишников с рукоятью из кости резной, на собачью морду похож. - Опричник оглянулся на своих людей: - Агарий!

Седой мужчина снял с пояса длинный нож, протянул своему воеводе. Зализа показал трофей боярину:

- Похожа?

Чья-то умелая рука завершила истертую рукоять оскаленной песьей мордой, старательно прорезав каждую деталь.

- Приметная вещь, - вынужденно признал Волошин.

- � порты у него тоже приметные, - рассмеялся опричник. - Но их я брать не стал, не обессудь.

- Кто же тати?

- Как кличут, мы не испрашивали, боярин. Посекли и оставили волкам на поживу. А поежели ты смердов к осени не досчитаешься, стало быть не те людишки в поместье твое сбиваются, подумай.

- Ништо, я станишникам не скрывщик. Сам повешу, поежели найду.

- Ну-ну, - опричник отдал косарь Агарию.

- Почивать собираешься? Али не притомился? - скромно поинтересовался боярин.

- Нам почивать невместно, - отмахнулся Зализа. - Завтра засечный дозор сменить надобно. Почитай, десять дней в поле.

Уж чего-чего, а ночевать в доме боярина Волошина он не останется ни за что! Государь особо зарок требовал, чтобы с земскими опричным людям не водиться, не разговаривать, на свадьбу друг к другу не ходить. Забыть не могут бояре, как при младенчестве государевом руки над собой никакой не знали, долг Москве отдавать не хотели, под чужую руку земли русские предавали. Нет, к этой заразе государеву человеку касаться нельзя. Его долг измену выгрызать, а предателей - выметать.

К тому же, и до своих деревенек полдня пути осталось

- Тогда в горницу прошу, чем богаты. Пульхерия, проводи гостей.

Сам боярин за стол к низкородным, по его мнению, людишкам не сел, и ели они в гордом одиночестве. Харитон Волошин, как всегда, разносолами гостей не баловал: холодные щи со свеклой, запеченная утка, вареная убоина, пряженцы с вязигой, да сыта напоследок. � на жадность хозяина сетовать не за что, и не рассидишься особо. Где-то через час приморившие червячка гости вышли на крыльцо. �з раскрытых ворот сарая доносились звуки кнута и жалобные вскрикивания. Зализа улыбнулся. Он знал, что происходит: на конюшне пороли нерадивого дозорного, прозевавшего приезд вооруженных гостей. � правильно пороли: сегодня опричников проглядит, завтра ляхов прохлопает.

- Эй, ярыга, кони кормлены?! - громко окликнул Семен, хорошо зная, что провожать его боярин не придет.

- Сей же час, воевода, веду, - высунулся из ворот конюшни харитоновский человек.

- До темна дома будем, - с удовлетворением отметил Зализа. - Пожалуй, к Неве завтра не с утра поскачем, а после полудня. В поле переночуем, а поутру назад.

Дорога из боярского двора вела широкая: заводной конь легко шел рядом со всадником. Позвякивая кольчугами, маленький отряд за пару часов миновал волошинские деревеньки Елгино и Кость, после чего втянулся на узкую тропу, ведущую вокруг Лисинской вязи.

Болота были сущей напастью Северной пустоши, покрывая большую ее часть. Недаром издавна по сторонам Невы ютились только редкие чухонские рыбацкие деревушки, да попадались на зимниках лабазы промысловиков из Нового Города, забредавших в гнилые места только в студеную пору.

Под копытами зачавкало, осиновые ветви стали бить по лицу, заставляя людей опускать головы к самым гривам. Кони шли неспешным шагом, успевая прихватывать мягкими губами зеленые листочки - и в ушах тут же зазвенели крылышки собравшихся со всей округи комаров. По счастью, на взгорке впереди пять лет назад лихо погулял смага, и с тех пор там только-только начали подниматься молодые березки. Перемахнув темный землистый ручей, всадники взметнулись на холм, под яркое солнце и пустили коней в намет, дозволяя встречному ветру сдуть комариное племя. Промчавшись так с полверсты, снова перешли на походную рысь, сберегая силы коней.

Пожарище кончилось, и тропа опять сузилась до полсажени, протискиваясь мимо темно-зеленых елей, и стала описывать новую широкую дугу вокруг Розинской топи. Еще час пути - и впереди открылся Кауштин луг. Начинались жалованные государем опричнику Семену Зализе земли.

Как раз Кауштин луг и вызывал у Семена самые грустные мысли. Почти три сотни чатей пустующей земли, стремительно зарастающей ивой, да полуразвалившаяся печь на печище у хвойника, рядом с узкой речушкой. Смерды, жившие там при вотчиннике Антелеве, после пожара строиться заново не стали, а ушли к Казанским засекам, на новые земли. С тех пор здесь никто не селился, а оставшийся без рук позем погибал.

Прямо из-под ног вырвался серый комок и, отчаянно петляя, рванулся к рябиновым кустам. Хотя косой сам напрашивался на стрелу, воины пожалели тратить на него время. Отмахав полторы версты широкого луга, они попали под кроны густого лиственного леса, заросшего перепутанной травой, пересекли неширокий овражек, обогнули Земляной Глаз - небольшое лесное озерцо и вышли на довольно широкую тропу, по которой опять можно было двигаться широкой рысью. Впереди засветлело: там открывалась длинная Чепекская верея. Тропинка раздвоилась.

- Смотри, Осип, завтра к полудню! - напомнил Зализа, и слегка шлепнул коня по крупу, подгоняя его вперед.

- Благодарствую, воевода! - парень в косоворотке свернул на боковую тропинку. - Как солнце поднимется, сразу стронусь!

Опричник кивнул, поглядывая на небо. Там натягивались темные тучи, обещая непогоду. Значит, стемнеет куда раньше, чем он рассчитывал.

- Давай, Урак, давай, - снова поторопил Семен коня. - Скоро отдохнешь.

Тропа вдоль вереи была если и не широкой, то хорошо натоптанной, и всадники могли не бояться неожиданных ям или низких ветвей. Миновав луг, они повернули налево, вброд перешли небольшую прозрачную речку, немного проскакали вдоль нее.

- Я поеду, воевода? - запросился Агарий.

- Ступай, - кивнул Зализа, позволяя воину повернуть коней, а сам двинулся дальше вниз по течению.

Еще час скачки - и впереди показалась деревня. Опричник въехал во двор с первыми каплями дождя, самолично расседлал коня, после чего завел обоих скакунов в загон и насыпал им овса. На улице и вовсе стемнело - только ливень шумно хлестал по дранке крыши, по уличной траве, по листве ближних деревьев. Зализа запахнул ворота, кинул поперек створок завор, и поднялся в дом.

Лукерья суетилась у печи, не заметив возвращения хозяина даже после того, как опричник вошел в комнату. Спохватилась она только после того, как грохнули о лавку снятые вместе с широким поясом ножны - приставила ухват к стене, поклонилась:

- Здрав будь, Семен Прокофьевич. Потчевать не желаете? Щи грибные горячие, сорочинская ярмарка с убоиной сейчас будет.

- Откель убоина? - удивился опричник, расшнуровывая юшман.

- Никита Разин, смерд из Еглизей, оброк намедни привез. Полть убоины, полть хряка опаленного, грибов кадушку, капусту, морковь, несколько мешков ячменя, овес, капусту, морковь, репу. Я в клеть во дворе сложить велела, сами можете посмотреть, Семен Прокофьевич. Еще чухонец заходил, что в Антелевом месте осел. Принес трех лещей копченых, щуку с полпуда весом. Я в погреб сложила.

Крещеный чухонец Ждан, неведомо откуда прибредший тонник, год назад поселившийся в полуразвалившемся доме вотчинника Антелева был единственном приобретением Зализы на новом месте.

Получивший земли еще от великого князя Василия �вановича, прежний боярин явно желал получать с новых угодий столько же дохода, сколько и с волжских вотчин. Посаженый им наместник так гнел смердов, что разбежались почти все. Хотя размерами дарованные Зализе земли мало уступали поместьям служилого боярина Волошина, но из семи деревень две вовсе пустовали, в Погах и Еглизях осталось по два двора, в Тярлево один. Только в Кабраловке и Анинлове уцелело четыре нормальных подворья - правда, один из домов занимал сам опричник.

Видимо, антелевский наместник считал, что семья мужика Лукашина, только-только поставившая новый дом, никуда не денется, а потому прижал ее сильнее других. А они взяли, да и ушли, оставив на память о себе приживалку Лукерью - женщину лет сорока, потерявшую всю родню после набега ливонской шайки.

Приняв под свою руку такую разоренную вотчину, Зализа оброка снижать не стал, но от барщины смердов освободил полностью, и они, вроде бы, с облегчением подняли головы и разбегаться больше не торопились. Правда, новых поселенцев в его владения не приходило.

Да и кому хотелось жить в здешних болотистых местах? Единственное прибавление - круглолицый, пропахший рыбой чухонец, поднявшийся как-то на лодке от Невы по мутноватой �жоре и поставивший под взгорком у реки свой шалаш.

Трудно понять, то ли был он глуп от рождения, то ли прикидывался, но на расспросы опричника кто он и откуда, говорил только, что ушел с острова Русов, потому, как жить там стало тяжело. Зализа тогда махнул рукой в сторону бесхозного Антелевского дома - мол, живи здесь, и оставил его в покое. Ждан перебрался в дом, потихоньку перекрывая крышу и поднимая углы, а заодно ставил в �жоре сети с ячеёй в пять ногтей, коптил на опушке рыбу, не забывая время от времени приносить часть улова в дом помещика.

Потом вдруг оказалось, что вместе с ним живет светловолосая рябая женщина и двое сорванцов - видать, решился осесть.

Больше никто на земли Зализы не приходил, надела не просил. Может, когда вырастут отроки во дворах нынешних смердов, они не захотят уходить из родных мест, поднимут забытые пашни, заново отстроят ушедшие в землю дворы. Ну, а пока Семену Зализе только-только хватало на прокорм. Если бы не государевы двадцать рублей в год за службу - так и вовсе хоть подаяние проси.

Самое обидное - боярин Харитон, имея под собой почти шесть сотен дворов сидел в поместье, и в ус не дул, а Зализе приходилось стеречь границы Северной пустоши, наскребая засечные наряды со своих двенадцати дворов. Хорошо, в Кабраловке у Кузнецовых хозяйство стояло крепко, и деда их Агария, прошедшего несколько войн, Зализа мог брать в засеку, не боясь разорить двор, да в Погах у Моргуновых старший сын сам рвался попробовать свои силы в ратном деле.