Александр Прозоров
      ГОД ПОЛНОЛУНИЙ
      [фрагмент]
      ЯНВАРЬ
      Царапины начинались примерно на уровне глазка, чем ниже, тем их становилось все больше и больше, и внизу дверь напоминала густой, широкий веник. - Что это? - мрачно спросила Таня. - Это их собака, - осторожно ответил Олег, - по кличке Охлос. - И ты хочешь, чтобы мы взяли домой этакую тварь? - Да она маленькая совсем. Чуть выше колен. Милый такой пуделек. - Тогда откуда эти пробоины? - Таня задумчиво ковырнула ногтем свежую белую ссадину рядом со стеклянным кругляшком. - Ну, наверное домой собачке хотелось, - пожал Олег плечами, - она подпрыгивала... радовалась, так сказать. - А если она и нашим дверям радоваться начнет? - Да никто нас Охлоску брать не заставляет, - примирительно напомнил Олег. - Не хочешь - не возьмем. К тому же она не так уж и любит скакать. Миша обувь на вешалку ставит, чтобы псина не грызла. И ничего, не достает. - Куда он ставит обувь?.. - зловеще переспросила Таня. Олег понял, что сболтнул лишнее, но сказанного не воротишь: по таниному лицу стало ясно, что супруга приняла окончательное и бесповоротное решение - можно спокойно разворачиваться и уходить: все равно никакие аргументы на нее уже не подействуют. Однако палец успел вдавить кнопку звонка, уже лязгал замок, открывалась дверь, и через образовавшуюся щель вырывался истошный вопль: - Жрать хочу! Жрать давайте! Голодом зам-морили! - А это кто? - шепотом спросила мужа Таня. - Это попугай, - ответил вместо Олега Михаил. - Врет, паразит, только что миску овса стрескал. Михаил Немровский вымахал почти на две головы выше Таниного мужа, но получился раза в полтора тощее. Плечей у него, казалось, не было вообще, и рубашка не соскальзывала до пояса только из-за туго застегнутого воротничка, а брюки не падали лишь благодаря затянутому ремню. В качестве компенсации, Миша обладал великолепными пышными кудрями и в довершение был блондином. В общем, одуванчик, а не человек. Неординарную внешность дополнял восторженный склад ума: Немеровский мгновенно возгорался самыми разноообразными увлечениями и столь же быстро угасал. Как напоминание о многогранном интеллекте под окнами квартиры ржавел "запорожец", почти ставший "фольксвагеном", пылился в прихожей увешанный автомобильными камерами багажник, почти ставший катамараном, бегал по квартире сибирский кот, почти научившийся искать земляные груши... Теперь вот еще и попугай какой-то объявился. - А птица тебе зачем? - поинтересовалась Таня, с царственной небрежностью сбрасывая зимнее пальто мужу на руки. - В цирке, что-ли, выступать собираешься? - Да нет, - отмахнулся Миша, доставая для гостей тапочки. - Это сынок постарался. Прибежал тут на днях домой, и говорит: "Пап, а у нас в подвале кто-то по-английски разговаривает. Наверное, шпионы забрались. Давай в милицию сообщим?" В отделение звонить я, естественно, не стал, но любопытство разобрало. Взяли мы с Андрюшкой фонарик и пошли смотреть, что за Джеймс Бонд в доме завелся. А там эта тварь летает. Грязная, мокрая, полуощипанная - в общем, курица второй категории. А у меня как раз клетка старая дома валялась... - Жрать давайте! - О! Слыхали? Навязался на мою голову! - А посмотреть можно? - Хоть килограмм! Могу даже подарить! В высокой клетке, подвешенной к потолку вместо светильника, сидел крупный ослепительно белый попугай. Увидев людей, он заметался из угла в угол, захлопал крыльями, потом быстро и ловко вскарабкался вверх по проволочной стенке и, повиснув вниз головой, принялся яростно долбить желтым крепким клювом планку насеста, не забывая надрывно орать: - Жрать хочу! Голодом зам-морили! Клетка угрожающе закачалась, на пол посыпались перья, мелкий сор. - Старую уже сломал, - грустно сообщил хозяин. - Альфонс выцветший. - Жрать хочу! Жрать давайте! - Ты б ему насыпал чего, что ли?.. - осторожно предложил Олег. - Да кормлю я его, кормлю! - взорвался Миша. - Меня соседи уже достали: "Чего, - говорят, - над животным издеваешься!" Заткнись, суп сварю! Услышав хозяйский крик, попугай от неожиданности разжал лапы и сорвался вниз, однако удержался клювом за насест, забрался на него, хлопая крыльями, и угрюмо затрещал, точно механический будильник. - Пойдем в комнату. А то ведь не успокоится. - Жрать хочу! Жрать давайте! Прежде чем усадить гостей на диван возле уже накрытого стола, Мише пришлось перенести на стул огромного черного кота с нежной кличкой Муля. - Кот-то попугая не трогает? - Кто? - переспросил Миша и нехорошо усмехнулся. - Могу продемонстрировать. Он вышел на кухню. Через секунду оттуда послышался жизнерадостный вопль "Голодом зам-морили", и одновременно по полу покатился опустевший стул круглые, зеленые, кошачьи глаза светились из-под кресла. С восторженным воплем крылатый Альфонс спикировал рядом, с ходу попытался клюнуть кота в хвост, но неудачно. Тогда он прошелся вдоль, переваливаясь, как "бычок" из детской считалки, заглянул под кресло с другой стороны и угрюмо сообщил: - Жрать хочу! Коту эта фраза энтузиазма отнюдь не прибавила. Попугай прошелся туда-сюда еще пару раз, поднял свой хохолок и внезапно дружелюбно предложил приятным женским голосом: - Андрюша, вставай! - Это он научился, пока у сына в комнате висел. - Миша снял румяную, щекастую матерчатую бабу с заварочного чайника. - Мы сперва ничего понять не могли... Таня, тебе покрепче? Олежьи вкусы я уже изучил... Так вот. Андрюшка по утрам стал заходить к нам и жаловаться, что будим рано. Мы сперва ничего понять не могли. Это чучело белое в клетке сидит - голова набок, глаза закрыты, даже похрапывает. Ну, да потом застукали "с поличным". К себе перевесили. Так он, гад, через неделю будильником орать начал! Олег, тебя будили когда-нибудь по выходным в пять утра? Я его чуть в форточку не выкинул. Жена отняла. Она теперь скорей меня выкинет. Этот недобитый Альфонс как ее увидит - голову на спину откинет, глаза зажмурит и эдак вдохновенно басит "Боже мой, как ты прекрасна!". Мозгов с наперсток, а жену, считай, у меня отбил. - Жрать давай! - снова заорал попугай. - Пусть тебя моя мегера кормит, петух некрашенный! - огрызнулся Миша. - Весело живешь. - Не то слово! Кстати, вы у меня Охлосиху не возьмете? Недельки на две, не больше. - Слушай, - прихлебнула чай Таня, - а почему вы ее назвали так, а? Странное какое-то имя. - Да мы ее поначалу Сволочью назвали. Не специально, просто так сложилось. Ну, а потом поняли, что неудобно. Мальчишка растет... Да и во дворе звать неудобно... Пришлось синоним подбирать. Да, а ведь я ее обувь жрать отучил! - Не может быть! - Запросто! - хозяин гордо вскинул голову. - Простудился я на прошлой неделе. Башка трещит, кости ломит, с носа течет. Не согнуться, не разогнуться. Прихожу домой, скидываю бутсы, а эта скотина курчавая уже бежит, хвостом виляет - а зубами щелкает. И так обидно мне стало все от нее прятать-распихивать... Достал из кармана купленную "упсу", взял две таблетки, да в глотку ей и загнал. - И как? - Весь вечер с треугольными глазами у крана в ванной паслась. Язык набок, морда мокрая. Только слышно - "Ик! Буль-буль-буль... Ик! Буль-буль-буль..." Ночь спала как убитая. С тех пор к ботинкам - ни ногой. Так что можете брать спокойно. Ничего не попортит. - Ты понимаешь, Миша, - мягко начала Таня, - у нас маленький ребенок... - Ну ребята!!! - взмолился Михаил. - Ну хоть на одну недельку... - Ну что тебе даст эта неделя? - покровительственным тоном спросила Таня. - Даже отдохнуть толком не успеешь... - О-о-о! - Миша мечтательно закатил глаза. - Целая неделя! Я успею провести сразу семь сеансов суброментальной йоги! - Субро... чего? - Суброментальной йоги! - лицо Михаила озарилось приливом энтузиазма, голос наполнился глубиной и окреп. - Суброментальная йога позволяет полностью применить потенциальные возможности человеческого мозга, которые в повседневности используются на два-три процента! Можно создавать целые новые вселенные, полноценные миры; можно путешествовать во сне по иным странам и континентам, по параллельным пространствам, по прошлому и будущему... - И где ты этого набрался? - со скепсисом спросил Олег. - Подожди, Олежка, - остановила мужа склонная до всяческой мистики Таня. А что это за йога путешествий во сне? - Ну, в принципе, она совершенно проста. У нас на Крестовском острове Ма Нирдыш Тшола из Непала целую неделю вела занятия. Я не попал, меня с работы не отпустили, а Костик, наш охранник, пошел. Он мне все рассказал... - От нахлынувшего восторга Миша говорил все громче и громче, и даже попугай на время отвлекся от кота, повернулся к хозяину и с любопытством склонил голову. - Когда заснешь, нужно вообразить себе такой мир, в какой хочешь попасть. Получается настоящая вселенная, неотличимая от реальной. Там можно путешествовать, сражаться, любить женщин и заводить детей, наживать врагов и друзей. В общем, совершенно реальный мир, но только такой, какой ты пожелаешь. - И почему тогда все люди еще не живут в своих вселенных? - вклинился извечный скептик Олег. - Во-первых, некоторые живут; во-вторых, пока что это получается скорее случайно, чем целенаправленно; а в-третьих - есть одно совершенно необходимое условие: нужно сохранить во сне собственную свободу воли. Обычно человек, засыпая, катится по воле случая, нисколько не контролируя ситуацию. - И что делать? - Таня пихнула мужа локтем под ребра - чтобы не ехидничал. - На первый взгляд все просто. Заснув, именно заснув, а не раньше, нужно во сне поднести к глазам ладонь и посмотреть на нее. Как только это случилось - все! Новый мир у ваших ног. Можете дальше воображать стены, потолки, людей, гурий и так далее. Увы, на деле желание взглянуть во сне на свою ладонь уплывает вместе с сознанием. Наверное, кто-то может добиться своего с первой попытки, кто-то - лет через двадцать, а кто-то не увидит своего личного мира никогда в жизни. Хотя человеческий мозг достаточно развит, чтобы создать не одну, а сотни вселенных. Это вам любой биолог скажет. Пока люди рассуждали о высоких материях, неугомонный Альфонс покинул кота, добрел до Таниных шлепанец, деловито почистил длинным кривым ногтем клюв и внезапно долбанул гостье по носку тапка. - Ой! - девушка поджала ноги. - Что ты делаешь, скотина! - вскочил со стула Миша, а попугай закинул голову назад, зажмурил глаза и нежным бархатным баритоном простонал: - Боже мой, как ты прекрасна! - Как? - Изумленно распахнув голубые глаза, Танечка утратила бдительность, и Альфонс немедленно клюнул другой тапок. Муля, явно решивший под шумок сделать ноги, выполз из-под кресла, волоча по полу жирное брюхо, однако попугай заметил беглеца и, взмахнув широкими ангельскими крыльями, кинулся за ним. Хлопнула входная дверь. Заливаясь яростным лаем пуделиха ворвалась в комнату и попыталась ухватить ненавистную всем птицу за хвост. Альфонс увернулся, кот не успел. Собака по имени Охлос рухнула коту на голову и мохнатые обитатели дома покатились по полу, мимоходом снова опрокинув невезучий стул, а подлый попугай пикировал на них сверху, долбя клювом то одного, то другого. Шумно грохнулся на пол торшер, полился кипяток из опрокинутого чайника... - Вот, - страдальчески вздохнул Миша, - разве можно заниматься йогой в такой обстановке? Шлепая босыми ногами, прибежал семилетний Андрюшка, кинулся разнимать зверей, тут же был поцарапан, клюнут и укушен, но реветь не стал, а принялся тоже ловить попугая. Альфонс, теряя яркие, как свежий снег, перья, не только ловко уворачивался, но еще и ухитрялся стучать четвероногих преследователей по головам, а двуногого по пяткам. Досталось даже Мише, хотя тот чинно восседал на стуле, прихлебывал кофе и флегматично советовал: - Оставьте. Пусть выживет сильнейший. Желательно - один. Кончилось тем, что хлопнула входная дверь, и послышался голос Мишиной жены Иры: - Что за шум, а драки нет?! Драка прекратилась немедленно: Андрюшка с Охлосихой выскочили навстречу любимой мамочке, а Муля опять спрятался под кресло. Попугай с видом победителя уселся Тане на плечо, вдохновенно пробормотал: "Боже мой, как ты прекрастна!", и вытянул шею. Женщина улыбнулась и почесала галантной птице грудь. Попугай замурлыкал. - Слушайте, - осенило Мишу, - А может, вы Альфонса возьмете? Так тихо без него было! - Что б он нам сына по квартире гонял? - усмехнулся Олег. - Да нет, - отмахнулся Миша, - это он только кошек так не любит. - И чтоб орал каждый день в пять утра? - Можно покрывало накидывать. Тогда он спит спокойно. - Боже мой, как ты прекрасна! - простонал попугай, на мгновение прервав мурлыканье. - А если его поставить Сашке в комнату?.. - задумчиво спросила Татьяна. - Я вам и клетку подарю, - почему-то прошептал Миша и радостно побежал на кухню... Больше всех обрадовался приобретению Сашка: приведенный из садика домой, он тут же принялся таскать по комнате огромную клетку, выбирая место получше, потом долго твердил попугаю: "Попка дурак" (Альфонс гордо отворачивался), а ложась спать, даже забыл про свой любимый йогурт, поставленный рядом с кроватью. За его неполные пять лет такие случаи можно было пересчитать по пальцам. Олег укрыл сына одеялом и отправился помогать жене. Обычно этим и заканчивался каждый их день - Таня вставала к раковине и начинала мыть накопившуюся за день посуду, а муж приходил ей помогать. Он подкрадывался сзади, осторожно зарывался лицом в душистые кудри, нежно целовал шею, покатые плечи, касался губами розовых мочек ушей, а руки его ложились жене на бедра, или ласкали грудь, почти сохранившую форму даже после рождения сына, или опускались ниже живота... И чаще всего посуду приходилось домывать утром. - Не подходи! - сурово, даже без тени улыбки предупредила Таня, едва скрипнул пол у порога. - Да я только помочь, - вкрадчиво сообщил Олег. - Не подходи! - Она повернулась к нему лицом и умоляюще добавила: Пожалуйста. Я ведь тоже не деревянная! Извини, любимый, но дня три тебе придется потерпеть. Настал момент такой... - Хорошо, я не буду, - не без тоски в голосе произнес Олег, прошел к окну и присел на подоконник, откровенно любуясь своей женой. Та вымыла одну тарелку, поставила в сушилку. Вымыла вторую, задержала ее в руке, приглядываясь к чему-то и внезапно топнула ногой. - Ну не могу я так! Уйди отсюда! Хочется в такие дни больше, а нельзя вообще. Олежка, любимый, не обижайся! Уйди пожалуйста. Я ведь тебя всем телом чувствую. Аж мурашки по коже. Ложись иди спать. Я тебя очень прошу. Пожалуйста... Олег немного посопел - но что тут скажешь? - и отправился укладываться. В постели без Тани было непривычно холодно и одиноко. Олег покрутился, прислушиваясь к бряцанью посуды, потом накрылся одеялом с головой. Стало теплее. Он вспомнил попугая, мишины "йоги", усмехнулся. Если бы ему пришлось создавать свой мир, то он изготовил бы женщин без месячных... Жалко, они были бы не настоящие... Хотя, придуманные женщины не знали бы, что они не настоящие... Или знали... Мысли перескочили на драгоценные камни: сейчас при выращивании искусственных камней специально добавляют в расплав различные химические элементы, чтобы отличить их от настоящих. Вопрос: какой смысл делить камни на поддельные и настоящие, если между ними нет никакой разницы? Идея показалась здравой. Если сделать женщин, неотличимых от настоящих, значит они и будут настоящими... Олег перевернулся на другой бок и, уже проваливаясь в сон, попытался вспомнить, что нужно, чтобы создавать женщин... Неужели просто посмотреть на ладонь? Во сне он недоверчиво усмехнулся и поднес руку к лицу. Ладонь оказалась мозолистой, исчерканной всякими пророческими линиями жизни, судьбы, здоровья. Еще был застарелый ожог на мизинце - серебро полгода назад брызнуло; чернильное пятно на кончике указательного пальца. Ладонь как ладонь. Видит он ее. Ну и что? И тут же возникло удивление: а как он может ее видеть? Ведь он же под одеялом! Или уже без одеяла? Олег огляделся. Действительно, никакого одеяла нет. Просто комната. Потолок, да четыре стены. Четыре светло-серые стены, без окон, без дверей. Ни единого окна, ни единой двери, ни входа, ни выхода. Где он? Как он сюда попал?! Олега охватил жестокий приступ клаустрофобии. Замурован! Стало страшно - дикий беспричинный ужас, словно он оказался нагишом перед тигром-людоедом. Ему страстно, всей душой захотелось ощутить в руках оружие, простое и надежное, а лучше всесильное... Меч, русский прямой обоюдоострый меч, да такой, чтобы не то что ворога или зверя, а любую стену как повидло резал! Будь она хоть деревянная, хоть каменная, хоть трехслойной керамической брони! И меч возник. Прямо в руке. Достаточно весомый, чтобы ощутить тяжесть оружия, но не настолько, чтобы рука уставала его держать, с длинным лезвием, сверкающим, как первый утренний луч. Клинок до середины украшен тонкой изумрудно-зеленой вязью. Эфес усыпан крупными жемчужинами, а головка завершена огромным плоским фиолетовым аметистом. Непритязательная огранка французским каре открывала глазу дрожащее, живое мерцание в самом сердце камня. Олег поверил мечу сразу. Поверил, как человеку, ощутил, как друга. И даже понял, что у меча есть имя: Драккар. Страх исчез. Даже наоборот, появилось желание сразиться, встать с Драккаром в руках против достойного противника, скрестить клинки, увидеть ужас в глазах врага, услышать мольбу о пощаде, почувствовать радость победы. С кем сразиться? Естественно, с кем-то, олицетворяющим Зло. Буквально из воздуха соткался черный плащ, подбитый кровавым бархатом, появился черный камзол, отделанный кружевами воронова крыла, заструилась над воротником коричневая дымка, обрела форму вытянутой, покрытой шерстью морды. Внизу мелькнул хвост. Шерсть на морде поползла назад, обнажая угольную кожу лица, длинный крючковатый нос, узкую щель рта, густые изогнутые брови. Фантазия быстро обрела ясность, и почти мгновенно выросли прикрытые панталонами козлиные ноги с раздвоенными копытами, вытянулись изогнутые рожки на голове. Дьявол! Сам Дьявол. Впрочем, это естественно. Только Дьявол и есть истинно достойный противник. Олег широко расставил ноги, слегка пригнулся, взяв меч обеими руками, и приготовился к схватке. Дрогнули, поднимаясь, безресничные веки, сверкнули белки. Первый вздох по комнате потянулся острый запах серы. Мелькнули на мгновение сахарные зубы - Дьявол качнулся, словно потерял на миг равновесие, раскрыл глаза и в упор посмотрел на Олега. Кончик меча описал небольшой круг и вернулся в изначальную точку. Легкий и послушный. Дьявол медленно опустился на колено и склонил голову. - Приветствую тебя, Создатель! Драккар, словно сам собою, вскинулся вверх. - Благодарю тебя, Создатель, за подаренную мне жизнь и клянусь служить тебе верой и правдой, и исполнять все твои приказы. Если ты желаешь моей смерти, то я готов погибнуть, благодаря тебя даже за тот краткий миг жизни, который ты дал мне своею волей. - С чего ты решил, что я хочу тебя убить? - Я второе из твоих созданий. Меч взял половину твоей души, мне досталась лишь четверть, но я еще достаточно близок к тебе, Создатель, чтобы чувствовать твои мысли и желания. Если ты пожелаешь, я готов помочь создавать мир в соответствии с твоими желаниями, высказанными и невысказанными, и избавить тебя от необходимости обдумывать каждую мелочь. - Мир в этой камере без окон и дверей? - Олег красноречиво развел руками. - Ты прав, Создатель. Сотворенное тобой однажды уже невозможно изменить. Но можно изменить еще не созданное. - В каком смысле? - кончик меча настороженно подпрыгнул вверх. - Невозможно творить мир в этой, уже существующей комнате. Но можно создать мир за этими стенами. - Дьявол поднялся на ноги. Стало видно, как выглядывающая из-под подола плаща мохнатая кисточка хвоста, похожая на львиную, бегает из стороны в сторону. - Ты позволишь, Создатель? Только согласно твоих мыслей, желаний и представлений. Олег не успел сказать и слова, как рогатый слуга уже склонился в поклоне. - Повинуюсь, Создатель. На миг возникло холодное жутковатое ощущение в голове, словно там зашипела газировка. - Что это? - Весь этот мир, Создатель, - Дьявол развел руки, - лишь осьмушка души твоей, и он благодарен тебе за счастье своего существования. - Ты что, издеваешься? - Олег ощутил нарастающую злость: в их маленькой комнатушке ничего не изменилось. Но тут Дьявол сухо щелкнул черными пальцами, и стены рухнули...
      * * *
      Подушка накрылась в самый неподходящий момент. Впрочем, они всегда выходят из строя невовремя. Речь идет, естественно, не о той подушке, на которой спят по ночам, а о банальной воздушной подушке автобуса марки "Икарус 260-П", в просторечьи - Пешки. Видимо, красавице двухдверной очень не хотелось расставаться с водителем на ночь. Ревнует, что ли? Так ведь не должна, парень он холостой, не к жене убегает. - Сережа наш, между прочим, - с укоризной попенял машине Саша Трофимов, - посимпатичней будет, повиднее. Бабник к тому же. Вот его бы и ревновала! Зануда. Для очистки совести он вышел и направился к заднему мосту. От колес яростно шипело, словно кто-то старался свистнуть в два пальца, но никак не получалось. Трофимов открыл лючок перед правыми задними колесами, сдернул тягу уровня пола - неизменно грязный кусок ржавого прута с двумя заросшими мхом резинками на концах - и перевернул рычаг воздушного крана в верхнее положение: хоть давление из рессиверов сбрасывать не будет. - Ты понимаешь, свинья, что я так без зарплаты останусь? - высказался Саша. - Даже не покраснела, подлюка. - Товарищи пассажиры, - поднялся он на первую ступеньку и заглянул в салон, - к сожалению, автобус дальше не пойдет. - Как это не пойдет?! Почему?! Да что это такое, как вечер, так до дома не доехать! Хоть до остановки довезите! Почему из парка на ломаном автобусе выезжаете?! Чтоб избавиться от криков, Трофимов взял подстилку, кинул поближе к колесам и с умным видом полез под брюхо машины. Все эти вопросы пассажиры задают всегда, при каждой поломке. Можно подумать, водитель специально песочек в подшипники подсыпает. Саша терпеливо лежал на спине и вспоминал Костика с тридцать четвертого маршрута: его сегодня бабка пытала - почему полтора часа автобуса не было. А там круг двадцать минут, он мимо этой старушенции пять раз проезжал! А разве докажешь чего? Фиг! Только жалобы строчат. Как хорошо было бы работать, не будь на маршрутах пассажиров! - Хэй, зэмлак! - постучал кто-то по ботинку. - В чем дело? - высунул Саша из-под машины голову. - Скажи, зэмлак, гдэ улыца Ора Джани, Кидзэ? - Какая? - Ора Джани, Кидзе. - Без понятия! - Трофимов попытался уползти обратно, но смуглый сын знойного юга застучал по ботинку с энергичностью швейной машинки: - Э-э, зэмлак, ты там эздишь, точно эздишь! Шэстэсат чэтвэртый сказали! - Не знаю... - засомневался Трофимов, - Какая, говоришь? - Ора Джани, Кидзе! Два часа эж-жу! - Какая? - Ай, зэмлак, Ора Джани... - Постой... Орджоникидзе, что ли? Так остановку назад была! - Ай, зачэм не гаварил?! Два часа эж-жу! - Южанин театрально вскинул руки и зашагал вдоль тротуара. Еще немного выждав, Саша заглянул в окно салона. Кажется, все разбрелись. - Ох, накатают сегодня на меня жалобу! - вслух подумал Трофимов. - А может, и нет. По Новоизмайловскому проспекту еще один автобус ходит, да и троллейбус тоже, а на кольцо, к платформе, в такое время никто не ездит. Он вернулся за руль, вытер руки, погасил свет в салоне. Рядом, противно визгнув тормозами, остановилась двести тридцать пятая ГМПешка - то бишь "Икарус" с гидромеханической коробкой передач - передняя дверь, опять же с визгом, распахнулась: Антошка с шестьдесят третьего маршрута. - Что у тебя? - крикнул Антон. - Подушка гавкнулась! - Как? - Как-как, еду, вдруг - бабах! Бум-бум-бум... Как они еще накрываются? - Понятно. "Возвратом" пойдешь? - Не-е, я теперь тут жить буду! Места хорошие, воздух свежий. Ночью костерок разведу, прохожего отловлю, на вертеле зажарю. Романтика! - Понял, оставь чуток жаркого, утром подъеду, пикник устроим! - Заметано! - Ну, до завтра! - Пока! - Саша закрыл форточку и еще раз протер руки. Антону хорошо трепаться, он через час машину на БАМ поставит и домой, баиньки. А ему с автобусом корячиться. Теоретически сейчас нужно было звонить в парк и брать "возврат" по технеисправности. Но тогда за последний круг снимут премию за регулярность движения. Саша считал, что допускать этого не стоит. Он еще раз тщательно протер руки, воткнул вторую передачу и, высоко подскакивая в кресле от каждой кочки, медленно заковылял на станцию. Когда премудрые венгры ставили на автобус воздушную подвеску, то это было гениально: чуть выше давление - автобус поднялся, чуть ниже - осел. Всегда одинаковое расстояние от ступенек до земли, всегда ровно стоящая машина, причем независимо от загрузки. Это было прекрасно. Теоретически. И для теоретических дорог. А на натуральных российских кочках мост гуляет туда-сюда, и подушки отзывчиво выдергиваются со своих гнезд. Вот потому-то везде, где нормальные машины скачут по ямам как кузнечики после получки, "Икарусы" медленно переваливаются, словно гусыня перед родами. И все равно выдергивают подушки. Нет, "Икарус" машина хорошая. Даже очень хорошая! Но - местами. На кольцо Трофимов приковылял примерно в то время, когда и полагалось. Правда, полагалось вернуться от платформы "Воздухоплавательный парк", но зачем придираться к пустякам? Диспетчер сонно черканула в путевке пару слов, расписалась, и, зевнув, помахала ручкой: "До завтра!" Что и требовалось. Трофимов мог ехать в парк с сознанием честно выполненного долга. Увы, сознание это скорости Пешке не прибавило, и в парк она приковыляла не в двадцать три сорок две, а в полпервого. Заявку на ремонт Саша давать не стал - кто ее ночью выполнять станет? Просто загнал свою красотку на яму, скинул рычаг в нижнее положение, выправил по месту нижний край подушки и руками прикрыл щель между резинкой и ее площадкой. Обнаружив, что рычаг упал вниз, наивный венгерский кран уровня пола решил, будто в салон ввалилась толпа народу и стал трудолюбиво загонять в подушку воздух. Резинку раздуло, расперло во все стороны, придавило к площадке - бабах! - и она встала на место. Это был фарт, такое не всегда получается. Минут за двадцать Саша отмыл руки, - и почему в машинах все всегда такое грязное? - а потом погнал Пешку на БАМ, как в просторечье обзывали открытую стоянку. Часы натикали час тридцать три. Приткнув машину в ряд, Саша лихорадочно скрутил зеркала - а то ведь и ноги могут вырасти - запер их в кабине, (час тридцать шесть) добежал до будки охраны, крикнул в дверь: - Двести тридцать восьмую сдал Трофимов! - бросился в медкабинет (час тридцать девять) - Девочки, я трезвый, штамп, развозка... - Беги, поставим. Трофимов кинул путевку на стол, метнулся на улицу и увидел красные габаритные огни уходящей развозки. Час сорок. Ровно через четыре часа ему вставать на работу. - Не грусти, Шурик, - сказал он сам себе, - за полчаса дойдешь. Если бы ты жил в Веселом поселке, положеньице было бы намного хуже. Саша натянул шапку на уши, застегнул молнию куртки до самого горла, надел перчатки и тронулся в путь. Зимняя ночь отличается тишиной. Особенно в городе. Никому не приходит в голову гулять по улицам с магнитофоном в руке, нет мотоциклистов, редко проезжают машины. Далеко растекается над искрящимся снегом желтый свет фонарей, одиноко смотрит с морозного неба круглая луна. За десять минут Трофимов дошел до Пулковского шоссе, пересек его и потопал к кооперативным гаражам. Оттуда работяще затявкали сторожевые собаки. - Счастливые, вас через пять часов спать отпустят, а мне в это время только на линию выезжать. Псины надрывались так, словно их за хвост на партсобрание волокли. Саша показал трудягам язык и направился к стадиону мясокомбината. На трибунах скамейки скрылись под высокими сугробами, и ветер почти бесшумно сметал с них снег на футбольное поле; нервно дрожал фонарь возле пустого табло, тихо и неразборчиво бормотал громкоговоритель. От холода стало пощипывать кончик носа. Ничего страшного. Полдороги уже позади. По темной от высоких тополей дорожке он дошел до ярко освещенного Московского шоссе. Никаких машин, город как вымер. До дома оставалось минут десять. В тишине далеко разносился резкий хруст снега под ногами, кончик носа почти онемел, мороз забирался в хваленые замшевые перчатки. Ноги тоже начали подмерзать. Саша уже миновал детский садик, когда сбоку померещилась тень. Он обернулся, и... - Вот это да-а!.. - вырвалось совершенно невольно. - Что случилось? - Девушка, примерно с него ростом, сверкнула голубыми глазами. Точеный носик, удивленно приподнятая бровь, алые, но явно ненакрашенные губы, безупречное каре серебристо-белых волос и роскошнейшая песцовая шуба до самой земли. - Вот это да! Я и не думал, что на свете бывают такие роскошные дамы! - Правда? - она кокетливо скосила глаза и поправила пушистый воротник. - Еще бы! И не страшно гулять по ночам в такой шубе? - А что со мной может случится? - Соблазнится кто-нибудь, да и украдет вместе с шубой. - Так прямо и украдет? - она звонко засмеялась. - Ты-то ведь не хватаешь. - Мне на работу через четыре часа, боюсь, спрятать не успею. А то бы уже в мешок засунул! И бегом, пока не поймали! - Мешок? - она задумчиво подняла глаза к звездному небу. - Нет, в мешке мне не нравится. - Можно и другое что придумать. Давай, послезавтра встретимся, и я тебя осторожно, культурно украду? - Послезавтра? - Ну, что ты зачирикалась, Синичка? Шутит человек: ночь на дворе, вот и морочит тебе голову спросонок, - услышал Трофимов низкий мужской голос и внезапно понял, что красавица гуляет не одна. Неподалеку ехидно улыбался спортивный русоволосый парень с тоненькими усиками. Он был одет в брюки-дудочки, легкие ботинки и клетчатый пиджак, несмотря на мороз расстегнутый на груди. Парень обнимал за плечо стройную девушку в короткой дубленке. К их компании явно принадлежал и высокий старик с посохом. Старик был в рясе с откинутым капюшоном, длинные, иссиня-черные волосы рассыпаны по плечам, а на грудь опускалась столь же черная окладистая борода. - Шутишь? - переспросила девушка. - Проверим? - предложил Трофимов. Говорил он, конечно, не всерьез, но украсть такую красотку не отказался бы ни один нормальный мужик. Послезавтра? Парень громко засмеялся. Девушка обернулась к нему, потом посмотрела на Сашу: - Нет, послезавтра не получится. Но если ты не забудешь и не передумаешь, и через месяц, в полнолуние придешь на это место... - она многозначительно прикусила губу - То я разрешу меня немножечко украсть... Придешь? Парень захохотал, его девчонка хихикнула, даже дед улыбнулся. - Обязательно! - заявил Трофимов всем им на зло. - Пойдем, Синица, - окликнул девушку старик. Они повернулись и пошли к школе. Девушка немного помедлила: - Значит, через месяц? - и побежала следом. Когда они поворачивали за угол школы, она обернулась и помахала рукой. Саша улыбнулся в ответ - есть же красотки на белом свете - и пошел домой.
      * * *
      ...будильник надрывался, едва не подпрыгивая на столе от усердия. Олег открыл глаза, лениво попытался достать истязателя рукой.