Париж встретил их солнечной погодой, музыкой, веселыми лицами людей разных национальностей. Один за другим пассажиры проходили таможенный досмотр.
      Первым миновал таможенный зал Алексей. На выходе он был остановлен подтянутым сотрудником русского посольства.
      – Господин Заблудский?
      – Ну, какой я господин... – смутился Алексей. – Можно по-старому: товарищ.
      – Прошу в машину. Вас ждет посол.
      – Вот это да! – радостно воскликнул Алексей и проследовал в посольскую машину, сопровождаемый завистливыми взглядами попутчиков.
      Ольга пристроилась к Максиму, шепнула ему:
      – Я вас узнала. Не отпирайтесь.
      – Классику читали? – спросил бывший литературовед.
      – Почему? – удивилась Ольга.
      – Это почти цитата. «Вы мне писали. Не отпирайтесь». Пушкин, «Евгений Онегин», глава четвертая.
      Ольга округлила глаза. Этот мент, оказывается, неплохо разбирался в литературе. А на брифинге дурака валял, городил что-то про Тома и Джерри. Конспиратор!
      – Интерполовцы, да? – горячим таинственным шепотом выдохнула она в ухо Максиму.
      Тот отшатнулся так, что его берет едва не слетел с головы. Ольга приняла это за признание.
      – Не бойтесь, я не выдам. Вы только...
      – Минуточку! – прервал ее Максим и, взяв под локоть, повлек в дальний конец зала, где маячили две характерные гангстерские фигуры в длинных белых плащах и широкополых шляпах. Это были встречавшие коллег члены местной мафии, подручные Переса.
      Федор двинулся вслед с этюдниками на плечах.
      Иван дернулся было за ними, но Вадим остановил его:
      – Вы забыли о задании.
      – Так ведь уводят девку бандиты! – заволновался Иван.
      – Здесь они не бандиты, а такие же подданные России, как и мы. Пускай уводят. Не будет совать нос не в свои дела. Пойдемте, кажется, нас встречают, – Вадим указал на притулившегося на скамейке бедно одетого старика, у которого между колен было зажато древко с табличкой «Интерпол».
      Они подошли к старику.
      – Вы не нас часом встречаете? – обратился к старику по-русски Вадим, но тут же спохватился и попытался перейти на французский. Но старик не дал ему блеснуть.
      – Вас! Вас! – радостно ответил он тоже по-русски. – Вы на стажировку в Интерпол? Иван и Вадим?
      – Простите, вы русский? – подозрительно спросил Вадим.
      – А то какой же! Самый натуральный. Почитай сорок пять лет здесь околачиваюсь. – Старик отставил древко в сторону, достал из папки бумаги.
      Иван краем глаза следил за Ольгой и компанией бандитов, которые разговаривали в другом конце зала. Французские бандиты по очереди целовали ручку Ольге.
      – Эмигрант? – неприязненно спросил старика Вадим.
      – Сам ты эмигрант! – огрызнулся старик. – Заслан сюда еще Лаврентием Палычем. Был резидентом, потом раскрыли, отсидел свое за шпионаж, потом устроился в Интерполе. Наши-то от меня открестились, а здесь стаж шел по специальности. Теперь на пенсии, работаю при них курьером. – Старик указал на табличку.
      – Ну и что вы имеете нам сообщить? – надменно спросил Вадим.
      Бандиты вместе с Ольгой двинулись к выходу. Все были оживлены, смеялись. Больше всех Ольга.
      – Вадим, уходят! – воскликнул Иван.
      Старик мельком посмотрел в ту сторону.
      – Брассон и Тарден, известные личности. В случае чего я вам адресок дам. А эти с ними – ваши ребята? Подсадные?
      – Подсадные, – кивнул Вадим.
      – Тоже дело... Значит, Интерпол наш сейчас весь на Багамах. Ловят там кого-то. Велели вас встретить, выдать командировочные и поселить. Они там поймают кого надо, вернутся и займутся вами... Вот ведомость, распишитесь... – Старик уже шуршал франками.
      Иван быстро расписался, сунул деньги в карман, не считая, и устремился за уходящими бандитами.
      – Мерси, – кивнул Вадим старику и поспешил за напарником.
      – А поселить? Гостиницу знаете? «Коммодор», бульвар Оссман... – выкрикнул вслед старик.
      – Найдем! – бросил Иван.
      – Шустрые пацаны... – с нежностью произнес старик. – Наведут здесь шороху.
      Напарники выскочили из здания аэровокзала. Черный лимузин, в котором сидели четыре бандита и Ольга, медленно откатывал от тротуара.
      – Такси! – крикнул Иван.
      – Вы с ума сошли, лейтенант! Все командировочные просадим! – прошипел Вадим.
      – Человек дороже, Вадим. Я плачу, – ответил Иван.
      Подкатило такси с водителем-индусом. Напарники прыгнули в машину, и такси устремилось вслед за черным лимузином.
 
      В машине бандитов Брассон и Тарден ехали впереди, а Ольга – сзади, зажатая с двух сторон Максимом и Федором. Она еще не подозревала о роковой ошибке и бойко тараторила, пытаясь склонить мнимых интерполовцев к сотрудничеству.
      – ...Мне обещан еженедельный подвал в «Курьере». Вы сохраняете полное инкогнито, имена вымышлены... Скажем, один будет Максим, а второй... Федор! Годится?
      Бандиты дружно поперхнулись.
      – Я не прошу вас разглашать тайны. Будете мне рассказывать – чему вас учат в Интерполе, как идет стажировка... Гонорар гарантируется.
      – Сколько? – спросил Федор.
      – По сотне баксов за интервью.
      – А сколько интервью?
      – Да хоть каждый день! – расщедрилась Ольга.
      Сидящий рядом с водителем Брассон обернулся и спросил по-французски:
      – Мадемуазель – проститутка?
      – Почти, – сказал понимавший по-французски Максим. – Она журналистка.
      – Одно не мешает другому, – заметил Брассон. – Отдай ее мне. Она мне нравится.
      – Да ради Бога! Бери, – сказал Максим.
      Ольга обеспокоенно переводила взгляд с одного на другого. Она поняла, что речь идет о ней.
      – Что он сказал? – спросила она.
      – Французский товарищ предлагает тебе руку, сердце и кошелек, – перевел Максим.
      – Ого! – сказала Ольга, вспомнив напутствие матери. – Мне так много не надо. Достаточно кошелька.
      Максим перевел французам. Бандиты рассмеялись.
      – А ты ничего! С тобой можно работать, – сказал Максим.
      – Ну! О чем я говорю! – обрадовалась Ольга.
      Брассон взглянул в зеркало заднего вида и заметил погоню. Он обернулся и молча указал пальцем на заднее стекло. Максим и Федор повернули головы и увидели метрах в десяти сзади напряженное лицо Ивана за лобовым стеклом такси.
      – Этот мент допрыгается, – сказал Федор.
      – Кто мент? – упавшим голосом спросила Ольга.
      Но бандиты не ответили. Брассон молча извлек из бардачка лимузина револьвер и передал Максиму. Тот протянул оружие Федору.
      – Почему я? – спросил Федор мрачно.
      – А кто? Я? – изумился Максим.
      Брассон протянул другой револьвер Максиму. Тот тоже передал его коллеге.
      – Возьми в обе руки. С двух рук вернее.
      Федор молча принял револьвер, обернулся назад и наставил оба дула через заднее стекло на Ивана. Иван погрозил ему кулаком из такси. Вадим на заднем сиденье спрятал голову за кресло.
      – Стрелять не надо, – сказал Брассон. – Они игрушечные.
      – Пока не стреляй, Федя, – перевел Максим. – Береги патроны. Пуляй, как поедем через мост. Пускай падают в Сену.
      – Хуену... – процедил Федор сквозь зубы.
      – Товарищи... – начала Ольга, но Максим прервал ее:
      – Пленку! Быстро!
      – Какую пленку?
      – Ты фотографировала нас в самолете. Где пленка?
      – В камере.
      – Давай сюда!
      До Пенкиной наконец дошло, с кем она имеет дело. Она открыла сумку, порылась в ней для вида и вдруг молниеносным жестом выхватила из лифчика баллончик с паралайзером. Не дав Максиму опомниться, она прыснула газом прямо ему в лицо, в переносье. Тот закатил глаза и вырубился в одну секунду. Федор повернул голову к Ольге и тоже получил в нос струю дурмана. Уже теряя сознание от запаха газообразного наркотика, Ольга размашисто пустила газ на передние сиденья, будто опрыскивала дезинсекталем диван с клопами.
      Машина потеряла управление, сбила несколько столбиков ограждения и улетела в неглубокий кювет. Такси с интерполовцами резко затормозило. Из машины выскочили Иван и Вадим. Когда они распахнули дверцу лимузина, в нос им ударил запах газа. Иван перестал дышать, извлек Ольгу из-под навалившихся на нее двух тел в бархатных куртках и беретах и бережно перенес ее в такси. Вадим на всякий случай вынул пистолеты из рук безжизненного Федора.
      Такси умчалось.
      Через пять минут тела начали подавать признаки жизни. Первым пришел в себя Брассон. Он оглянулся назад и увидел лишь русских коллег, обнявшихся, как братья, на заднем сиденье.
      – О, мадемуазель... – простонал француз.

      Алексея Заблудского привели в приемную русского посла и оставили ждать на канапе под гобеленом, изображавшим королевскую охоту Людовика XIV. В ногах Алексея стоял его чемодан.
      Алексея мучил вопрос: зачем он понадобился послу. Вообще, его первая заграничная командировка таила в себе тьму загадок. Когда из комитета по культуре пришла разнарядка в Публичку, в которой предписывалось подобрать участника для всемирного форума работников культуры, директор библиотеки позвонил в комитет и поинтересовался у секретарши, каково содержание форума. Повестка дня, так сказать. Не нужно ли делать доклад? Секретарша недовольно ответила, что, мол, решайте сами, на повестке дня какой-то Бадди Рестлинг. Перерыли все энциклопедии, но нашли лишь рок-музыканта Бадди Холли, Бадди Рестлинга не нашли. Чтобы избежать конфуза, решили послать маленького человека Лешу Заблудского. С него и спросу нет, не доктор наук и даже не кандидат. Послушает там про Бадди, потом сделает сообщение для работников библиотеки.
      Алексей не ожидал такого приема в Париже, но, с другой стороны, был доволен. Один бы он тут заблудился, несмотря на довольно сносное знание французского и еще двух языков. Наконец в приемную из кабинета посла вышел секретарь и объявил:
      – Заходите. Николай Дмитриевич вас ждет... Нет-нет, чемодан оставьте.
      Заблудский, робея, вошел в кабинет посла и увидел за столом крепкого мужчину с бычьей шеей, которую как-то нелепо стягивал узкий галстук. По всему видать, посол раньше был штангистом или борцом.
      – Бонжур, – приветствовал посла Алексей.
      Ему показалось, что с послом России во Франции уместнее всего разговаривать по-французски.
      Но посол развеял его иллюзии.
      – Попрошу по-нашему, – довольно сурово сказал он. – Вы администратор?
      – Администратор чего?
      – Группы или как там у вас? Сборной.
      «Какой еще сборной?» – подумал Заблудский.
      – Нет, я один. Участник форума по Бадди Рестлингу.
      Посла подкинуло в кресле.
      – Вы?! – вскричал он.
      Он вскочил с места, оказавшись на голову выше Заблудского, и довольно резво подскочил к нему. С полминуты он внимательно изучал Алексея, а потом для верности даже ощупал.
      – Кто вас посылал? – зловеще спросил он.
      – Комитет по культуре, – честно ответил Заблудский.
      – Почему комитет по культуре?
      – Так ведь форум по культуре... – растерялся Заблудский.
      – Культуре чего? – прорычал посол.
      – Этого... Бадди Рестлинга.
      – Боди-реслинга! – вскричал посол. – Вы хоть знаете, что это такое?
      – Нет, – помотал головой Заблудский.
      – А чего же едете?
      – Посылают – и еду. Узнать.
      – Вот и узнавайте! Я умываю руки! МИД сделал все, что мог. Если там такие остолопы... – Посол вернулся на место, нажал кнопку звонка. Явился секретарь.
      – Выдать деньги, поселить, указать место проведения! Пусть расхлебывают сами! Это же позорище! Чем они там думают? – в ярости гремел посол, на что секретарь лишь скорбно поджал губы. – Свободны! – закончил посол.
      Это звучало как оправдательный приговор после десяти лет тюрьмы. Секретарь с Алексеем поспешно покинули кабинет.
      – Вот, получите... – секретарь выдал Алексею деньги и какие-то бумаги. – Явитесь по этому адресу и зарегистрируетесь от России.
      – От целой России! – ахнул Алексей.
      – Можете не от целой. Можете от какой-нибудь ее части. Но желательно все же от целой, – терпеливо разъяснил секретарь. – Вам все объяснят. Языком владеете?
      – Немного, – скромно сказал Алексей.
      – Там и нужно немного. Адью!.. Все претензии к тем, кто вас оформлял.
      – А у меня нет претензий, – простодушно сказал Алексей.
      – Будут, – пообещал секретарь.

      Кабаре «Донья Исидора», названное так по имени официальной хозяйки и главной артистки кабаре, располагалось в шикарном месте, на Елисейских Полях, в сени цветущих каштанов. Площадка для парковки автомобилей пока была пуста, из кабаре доносились звуки гитар – это репетировало мексиканское трио, выпускники Ленинградской консерватории Семенов, Фриш и Левинский, готовясь к дебюту на парижских подмостках. В Париже было жарко, плюс двадцать восемь.
      Фактический хозяин кабаре дон Перес де Гуэйра, он же бывший одессит Яша Чеботарь, сидел в своем кабинете, расположенном за сценой, и пил виски со льдом, развлекаясь стрельбой из пневматического пистолета по игральным картам. Пересу было уже за шестьдесят, крупные черты его красивого лица, морщины на лбу и шрам на подбородке указывали на нелегкий жизненный путь. Когда-то он был подающим надежды сталинским стипендиатом на физическом факультете Ленинградского университета, где учился вместе с Зумиком, потом открыл новую элементарную частицу, за что был исключен из комсомола и университета, а дальше... Об этом можно было написать отдельный роман, но это надолго затянуло бы настоящее повествование, поэтому зафиксируем лишь, что Перес, купивший паспорт на это имя всего три года назад, просто сидел, положив ноги на стол, и расстреливал бубнового валета, зажатого в канделябре на телевизоре Sony.
      В настоящее время Перес был занят одной идеей, обещавшей ни много ни мало перевернуть мир, но, к сожалению, как и почти все идеи Якова Вениаминовича Чеботаря, подпадавшей под одну из статей Уголовного кодекса большинства цивилизованных стран. А именно, под статью об изготовлении и продаже наркотиков.
      Недавно он впервые изложил свою идею в письме к другу Зумику, не прося, а буквально-таки требуя содействия, и теперь ждал его гонцов, чтобы начать акцию. Кстати, в том же письме он полемизировал со своим старым другом, прекрасно зная его многолетние настроения. Так вот, Перес заметил, что тезис Зумика о том, что Бог создал Россию для евреев, нуждается в некоторой поправке. «Бог создал евреев для России, – написал Перес в письме, – и я собираюсь доказать это на деле». Но в результате так и сяк получалось, что они созданы друг для друга, поэтому Зумик не обиделся.
      Дверь кабинета с шумом распахнулась, и в комнату ввалились четверо мужчин: художники Максим и Федор и их парижские друзья Брассон и Тарден. Все четверо вели себя так, как будто были изрядно пьяны – покачивались, глупо хихикали, развязно болтали.
      – Вот он! – вскричал Брассон, указывая на Переса. – Дон Перес де Гуйэра, прошу любить и жаловать.
      Перес, не снимая ног со стола, невозмутимо прицелился и выстрелил. Бубновый валет получил еще одну дырку в голове. Перес отхлебнул виски.
      – Боже мой, Яков Вениаминович! – Федор развел свои могучие руки и сделал два нетвердых шага к Пересу, как бы намереваясь его обнять.
      – Мы с вами встречались? – задал вопрос Перес, показывая всем своим видом, что он не желает объятий.
      – А то как же! В Иркутске. Я вскрывал вашего подельника, его шлепнули в перестрелке. А вы тогда получили семь лет условно.
      Перес поморщился. Как видно, воспоминание было ему неприятно.
      – Переменили специальность? – спросил он.
      – Всего полгода. Платят мало. Жмуриков много, но перестали вскрывать. Чтобы не расстраиваться, – Федор пьяно захихикал.
      – А почему вы пьяны? С какой стати? – недовольно спросил Перес.
      – Хуяти! – Федор плюхнулся на диван. – Все эта чертова девка! Кто же знал, что у нее в сумочке паралайзер!
      Брассон и Тарден покачивались в дверях, как водоросли. Перес сказал им что-то по-французски, и они уплыли из кабинета.
      Максим промычал нечто, вполне невразумительно. Он был пьянее своего друга, поскольку получил самую сильную дозу нервно-паралитического газа, к тому же был субтильней Федора.
      – Какая девка? – продолжил разговор Перес.
      – Яков Вениаминович, не стоит беспокоиться... Завтра мы ее прикончим – и все! Все!
      – Ее зовут Ольга Пенкина... – выдавил из себя Максим.
      В кабинет фурией ворвалась донья Исидора в одних трусиках с блестками. На ходу она застегивала лифчик. Донья только что репетировала стриптиз под аккомпанемент мексиканского трио.
      – Этот мексиканский жиды мой злость! – выпалила она, плеснула себе виски и сделала глоток. – Он играет «Бесаме мучо», как хоронить оркестр. Кто есть такие тут? – спросила она, заметив Максима и Федора.
      Поскольку Максим при виде доньи сразу потерял сознание, отвечал Федор.
      – Мы, мым... То есть мэ, мэм... – промычал он.
      – Что ты мычать, как коров! – набросилась на него донья.
      – Исидора, это люди от Зумика, – мягко проговорил Перес, обнимая донью за талию.
      – Почему есть пьян? – спросила Исидора.
      – Какая-то девка обстреляла их баллончиком.
      – Пара... лайзер, мым, – попытался объяснить Федор.
      Максим пришел в себя, бессмысленно озирался по сторонам, пытаясь понять, где он находится.
      – Камушки привезли? – спросил Перес.
      – Так точно, Яков Вениаминович, – ответил Федор, раскрывая неверными руками этюдник.
      – Забудь это имя! – грозно приказал Перес.
      – Слушаюсь, господин Перес.
      Федор взял один из тюбиков, оторвал нижнюю часть и выдавил краску на лист бумаги. Краска стекла, под нею обозначился бугорок.
      – Бриллиант, мым, – объяснил Федор.
      – Только он... фальшивый... – пьяно улыбнулся Максим.
      Федор взглянул на приятеля диким взглядом.
      – Ты что... – начал он, но Перес перебил:
      – Я знаю, что фальшивый. Настоящие я не покупаю. Смысла нет. Сколько всего?
      – Триста семьдесят два.
      – Отлично. Обратно повезете товар, – сказал Перес.
      – А деньги?
      – Я договорился с Александром Марковичем. Плачу не деньгами, а товаром.
      – Товар-деньги-товар, – вспомнилось что-то Максиму.
      – А что за товар? – спросил Федор.
      – Да так, фигня... Пока сказать не могу. Коммерческая тайна, – улыбнулся Перес.
      – Как же мы возьмем вашу фигню, не зная – что это за товар? – развел руками Максим.
      – Ладно! Берем фигню! Какую дадите. У нас никакой фигни нет, – отрубил Федор.
      – О’кей, – сказал Перес. – Я вам дам сто двадцать.
      Донья Исидора прислушивалась к разговору, хотя не очень понимала его смысл. Она тоже не знала, какой товар предлагает гонцам Зумика Перес.
      – Чего? Штук? Метров? Килограммов? – допытывались гонцы.
      – М-м... – Пересу не хотелось говорить, но он все же нехотя сказал: – Килограммов.
      – Ого! Как мы это потащим? – испугался Максим.
      – Своя ноша не тянет, – сказал Федор.
      Тут Максим вспомнил еще об одном поручении Зумика и рассказал Пересу о двух русских агентах Интерпола. Описал приметы Ивана и Вадима, повадки: при встрече заламывать руки за спину. Перес кивал, он хорошо знал это племя ментов, насиделся в России.
      – Короче, хотелось бы их того... устранить, – закончил Максим.
      – Это само собой, – кивнул Перес.
      – Мокрый акция? – встревожилась донья.
      – Для вас – сухая, – успокоил ее Максим. – Нужна техническая помощь: оружие, взрывчатка.
      – О’кей.
      – А где они сейчас?
      – Вот то-то и оно. Мы их потеряли, – вздохнул Максим.
      – Когда они прилетели в Париж? – спросил Перес.
      – Сегодня, вместе с нами.
      – Значит, завтра они попрутся в Лувр. Ищите их там.
      Федор хотел было образовать свою излюбленную присказку к слову Лувр, но не сумел. А может, смутило присутствие доньи.

      Иван и Вадим, а также примкнувшая к ним Ольга действительно с утра направились в Лувр.
      Иван не хотел: что они там потеряли? Вадим был индифферентен. Однако Ольга настаивала.
      – Мы культурные люди или нет? – прямо спросила она.
      Вопрос озадачил агентов. Вадим пожевал губами, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы, а Иван хотел честно сказать «нет», но сообразил:
      – А ведь правда, надо идти. У них там офигенная сигнализация, поди. Надо посмотреть.
      И вот они уже бродили по залам, посвященным искусству итальянского Кватроченто: Вадим с видом эстета, Ольга, недовольная тем, что нельзя фотографировать, и Середа, выискивающий за каждым полотном датчик сигнализации.
      Вадим остановился у полотна Боттичелли, потом отошел, прикрыл один глаз, соорудил из пальцев квадратик, что-то вычленил из картины, долго смотрел, восторженный...
      Ольга потрясенно смотрела на него. Она не знала, что бывают такие офицеры ФСБ.
      Внезапно Вадим зарыдал – тихо, интеллигентно, наедине с совестью.
      – Вадим, Вадим... – с жалостью сказала Ольга.
      – Не могу смотреть на Боттичелли без слез. Простите, – сказал Вадим. – Вообще, я хотел стать художником, но потянуло в госбезопасность. Она важнее. На данном этапе.
      – Да уж, художники... – с сомнением проговорила Ольга, вспомнив Максима и Федора.
      – Вы бы, Иван, больше живописью интересовались, – посоветовал Вадим лейтенанту. – Охранная сигнализация здесь в порядке, я вас уверяю.
      – Да? – с вызовом спросил Середа и, оглянувшись по сторонам, снял со стены небольшую картину. Перед этим он на мгновение засунул за картину руку. – Это, по-вашему, порядок?
      – Как вы это сделали? Картина не охраняется? – удивился Вадим.
      – Почему не охраняется? Вот они, датчики, – указал на стену Иван. – Я их отключил. Система примитивная.
      – Ванечка, вы собираетесь ее украсть? – испугалась Ольга.
      – На фига она мне? Вас, гражданка Пенкина, все на провокации тянет! – укоризненно сказал Иван, вешая картину на место.
      После героического освобождения Ольги она и Иван долго выясняли отношения в отеле «Коммодор». Иван укорял Ольгу не столько за позорящий его снимок, сколько за сотрудничество с мафиозным «Курьером», на деньги которого Ольга и сняла номер в «Коммодоре». Постановил впредь, до суда, называть ее гражданка Пенкина. Ольга же по широте души называла его Ванечка или Ваня. Ей всех было жаль, даже милиционеров и бандитов.
      Народу в Лувре было немного. Почти сплошь из СНГ. Мимо промаршировала экскурсия русских теток во главе с экскурсоводом, тоже русской теткой.
      – Слышь, Вадим, а французы в Париже есть? – спросил Иван, проводив их глазами.
      – Есть. Я видела, – сказала Ольга.
      – Но русских-то больше...
      – Нас и должно быть больше, – сказал Вадим. – Мы – великая нация.
      Все трое на секунду присмирели, ощущая себя представителями великой нации. Но дотошный Иван все же спросил:
      – А чем мы великие? А, Вадим?
      – Всем. Величиной. Отставить разговоры, лейтенант, – приказал старший по званию.
      Иван глубоко задумался. Может быть, впервые в жизни.
      Они пошли к выходу.
      Когда выходили на улицу, Ольга забежала вперед, навела на агентов «Минолту» и нажала на спуск.
      – Клевый кадр! Русские агенты Интерпола выходят из Лувра! – похвасталась она. – Все помню, Вадик, глазки вам на отпечатке прикрою черной полосочкой, чтобы не узнали, – поспешила она успокоить Богоявленского, увидев его недовольство.
      – Да я не о том, Ольга. Это понятно... Ты нам за каждый кадр сколько обещала?