НАШЕСТВИЕ

Прошла неделя нашего пребывания на плавучем острове, — вернее, пролетела, — но благодаря обилию впечатлений казалось, что мы живем здесь очень давно. Костя был в полном восторге от нашего «поплавка», китов, дельфинов, утренних купаний, внезапных тревог, своей работы над содержанием редких металлов в клетках морских животных. Больше им не было сказано ни одного слова о срочном отлете, порядках и черствости островитян. Нет, он явно гордился, что так быстро освоил «морской регламент». Что-то похожее произошло и со мной. Ни он, ни я уже не представляли себе другого места на земном шарике, которое подходило бы так для нас во всех отношениях.

Костя сказал в присутствии Павла Мефодьевича, что у него такое впечатление, будто он попал на другую планету и наш остров просто корабль, залетевший куда-то туда — он посмотрел в небо.

Учитель потер руки:

— Поразительно верное сравнение, мой мальчик. Мне не раз приходило в голову нечто подобное. Какая уйма непознанного вокруг нас! Сколько тайн! Действительно, будто мы опустились на одну из планет в системе Сириуса или Веги.

Он шлепнул Костю по спине. Ему явно нравился мой несколько неуравновешенный друг. Ко мне он относился несколько сдержанно и, я бы сказал, выжидательно. Хотя я несколько раз замечал одобрение в его глазах во время просмотра записей моих опытов.

После ужина все население острова проводило вечера на большой веранде, нависшей над океаном. Мы же четверо — Петя Самойлов, Као Ки, Костя и я, — заглянув для приличия в этот местный клуб, спешили к стоянке ракет, чтобы промчаться вокруг острова в сопровождении эскорта дельфинов. Ветер свистел в ушах. Зеленый огненный след стелился за кормой. Тела дельфинов тоже светились, когда они пробивали волны, чтобы сократить путь и вырваться вперед. Как они были довольны, когда первыми врывались в лагуну, посрамляя людскую технику!

Вчера вечером Костя сказал, стараясь скрыть за нарочитой серьезностью торжествующую улыбку:

— Зайдем ко мне в берлогу, ребята, на одну минутку. Я испортил метров двести пленки, — кажется, удалось кое-что запечатлеть для потомства. Скоро я смогу соперничать с Коррингтоном и нашим стариком.

Никого из нас не прельщала перспектива коротать самое приятное время суток в четырех стенах, да еще притом смотреть дилетантский фильм, нам так хотелось промчаться на ракете по сонному океану, но Костя сказал:

— Пожалуйста, прошу, ребята, ну не больше десяти минут, а потом мы вспеним океан.

В «берлоге» уже все было приготовлено для демонстрации фильма: «Пигмей» чернел на треноге, направленный объективом на большой экран. Мы сели на ковер и скоро забыли о прогулке на ракете. Костя оказался талантливым оператором. Он снял остров в разных ракурсах; особенно удались ему кадры, снятые с маяка и геликоптера.

Фильм начинался с восхода солнца. Из фиолетового моря выкатился темно-багровый диск. Где он взял такое освещение, такое легкое, изящное светило? Нас охватило чувство удивления, как перед картиной художника, который из виденного бесконечное число раз создал неповторимое, единственное. В этом задача и вечная загадка искусства.

Никогда еще я не видел ни такого океана, ни такого солнца, ни такого стада китов. Гиганты паслись на молочно-голубой всхолмленной равнине. Но, пожалуй, самыми интересными кадрами оказались лекции Павла Мефодьевича. Учитель стоял на площадке, висевшей над водой, и говорил в гидрофон. Внизу собралось не менее двухсот дельфинов. Они в разных позах расположились в воде и с видимым интересом слушали лектора. Наверное, трансформатор человеческой речи создавал у дельфинов полное впечатление, что человек говорит с ошибками, с ужасным акцентом, но на их языке. Иногда раздавался характерный шум: щелканье и свист, выражающие восторг или неодобрение аудитории, и опять наступала внимательная тишина. Справа от лектора на экране для дневной демонстрации шел документальный фильм о жизни современного города.

— Пришлось мне повозиться с этими кадрами, — сказал Костя, — старик два раза прерывал лекцию и грозил, что попросит дельфинов утопить мою камеру. Представляете мое положение? Я болтаюсь среди них в надувной лодке, и они, судя по их взглядам, с удовольствием бы выполнили его просьбу. И боюсь, что он лишил бы вас удовольствия смотреть этот фильм, если бы я не поклялся, что съемки — для узкого круга и что ни один кадр не появится во всемирной хронике. Почему-то он боится популярности. Вот еще одна из загадок этой таинственной личности…

Фильм и Костину болтовню прервал ответственный дежурный по острову бионик Лагранж. Он появился на телевизионном экране, розовощекий, улыбающийся; извинился, что вынужден нарушить наш досуг, затем, стараясь придать своему лицу строгое выражение, объявил, что произошла авария на линии, подающей ток для погрузочных механизмов.

Мы с Костей переглянулись. Это не укрылось от лукавых глаз Лагранжа. Он, прищурившись, сочувственно вздохнул и, кивнув, исчез.

— Странный человек этот Лагранж, — сказал Костя. — Зачем он нам докладывает об этом событии? Если это аврал, то почему молчат «ящики Пандоры»? Видимо, какие-то пустяки. Через пять минут робот-электрик исправит повреждение. Продолжим. Сейчас будут подводные шедевры.

Петя Самойлов, с интересом наблюдавший за нами, спросил:

— А вы внимательно познакомились со своими обязанностями?

Мы опять переглянулись.

— Как будто, — сказал Костя.

— Не совсем. Лагранж прав. Пошли, и побыстрее. Рефрижераторы должны уйти вовремя, иначе придется останавливать заводы.

Дорогой он нам объяснил, что мы все трое входим в одну из аварийных команд и что на острове еще нет роботов, способных устранять повреждения в энергосети.

— Вообще в таких специализированных роботах не было до сих пор надобности, все здесь очень надежно. Идите за мной.

Он увлек нас в сумрачную аллею. Мимо с угрожающим жужжанием проносились светляки. Пахнуло ароматом орхидей.

Петя свернул на едва приметную тропинку, и мы очутились в рощице кокосовых пальм.

Здесь все в порядке: кабель светится, — значит, цел.

Я только сейчас заметил, что в траве тянулась узкая, слабо фосфоресцирующая полоса. Вокруг что-то шуршало и щелкало. Костя посветил фонариком. В траве сновало множество крабов в ярко-желтых панцирях и с огромными оранжевыми клешнями; бусинки глаз на длинных стебельках торчали, как антенны у пришельцев из космоса. Пришельцы с хрустом грызли стебли сочной травы.

— Впервые вижу таких сухопутных крабов! — сказал Петя Самойлов. — Обыкновенно из океана выходят крохотные, а эти… У них удивительно устроены глаза.

Невдалеке шлепнулся о землю кокосовый орех, затем другой.

— Кокосовые воры, — сказал Костя. — Бежим, а не то…

Словно в подтверждение его опасений, между нами упал еще один орех.

Когда мы благополучно выскочили из опасной зоны, Петя сказал:

— Какой-то новый вид. Откуда они взялись? И что-то их слишком много развелось. Наверное, днем скрываются в норах. Смотрите! Они жрут ананасы! Нет, они совсем не похожи на наших кокосовых воришек.

Костя заметил с усмешкой:

— Это универсалы. Едят и орехи, и ананасы.

Петя направил свет фонаря на огромного краба, пожиравшего сочную мякоть ананаса.

— Новый вид! — сказал Петя с дрожью в голосе. — Вы только посмотрите, какая форма панциря. Что-то подобное попадалось мне в окрестностях рифов.

Костя глубокомысленно заметил:

— Все крабы похожи друг на друга, особенно ночью.

— И это говорит натуралист! Ты слышишь? — обратился Петя ко мне. — Ребенку ясно, что это совершенно новый вид!

— Допустим, — проронил Костя. — Стоит ли из-за этого так горячиться? Я же не спорю. Пусть будет новый.

Петя слегка обиделся:

— В твоих словах какое-то пренебрежение. Будто я говорю пустяки. Имей в виду, что я долго и основательно изучал ракообразных.

Костя неожиданно вспылил:

— А мне плевать на всех членистоногих и ракообразных, включая медуз и каракатиц!

Петя остановился и часто задышал, не находя слов.

Странное дело, но я тоже испытывал какое-то злое возбуждение, мне было болезненно приятно, что они поссорились. Я ждал, что будет дальше, и засмеялся мелким противным смешком.

Костя совершенно справедливо нашел мой смех глупым и неуместным. С моего языка готовы были сорваться злые, обидные слова, но внезапно светящаяся тень кабеля оборвалась, и мы остановились, почему-то пораженные, хотя ждали этого все время. Неприятное возбуждение оставило меня, стало неудобно перед товарищами за дурные мысли.

— Да, — произнес Костя, — какое-то странное состояние сегодня. Ты, Петя, извини, пожалуйста. Действительно, с крабами происходит что-то не то. Ступить негде от этих тварей.

Нам почему-то вдруг стало необыкновенно весело. Вместо того чтобы исправить повреждение, мы взялись за руки и стали хохотать, прыгать на месте. Под ногами хрустели раздавленные панцири крабов, и это почему-то приводило нас в неистовый восторг.

Опять мы разом остановились пристыженные.

Петя сказал, еле переводя дух:

— Придется поднять эту плитку и посмотреть, в чем там дело. — Он постучал подошвой о керамический настил над коллектором.

— Надо вызвать робота, — предложил Костя. — Ив, сбегай за своей Пенелопой. Пусть потрудится.

Не знаю, сколько времени мы бы стояли так, препираясь, кому из нас поднять плиту, если бы краб не ухватил Костю за палец. Он вскрикнул, запрыгал на одной ноге, затем нагнулся и, схватив плиту за кольцо, отшвырнул ее в сторону.

В коллекторе копошились крабы. Один из них, малинового цвета, был неподвижен, его клешня завязла в изоляции и замыкала цепь.

Костя стал властно покрикивать на нас с Петей, мы безропотно спустились в неглубокую траншею и принялись выбрасывать оттуда крабов, хватая их за панцири и за ноги.

Костя долго наблюдал за нами и сказал:

— Похоже на нуль-транспортировку. Выбрасываете двух, приходят четыре. Они идут по коллектору с двух сторон. Надо принимать другие меры. Вылезайте! Да разомкните цепь.

Странно, что никто из нас до этого не выбросил малинового краба. Я с трудом вытащил клешню из вязкой изоляции. В то же мгновение над причалами вспыхнули искусственные луны. Петя с трудом выдавил из тюбика на поврежденное место изоляционную пасту. В это время я отшвыривал от него крабов ногами.

— Все наверх! — скомандовал Костя. — Изоляция уже затвердела. Только я не могу поручиться, что они ее не перегрызут в другом месте. Вперед!

Костя быстро пошел к лагуне. Остановился, что-то крикнул, махнул рукой и побежал, высоко поднимая ноги. Я понял, почему он так высоко поднимает ноги, когда побежал следом: по дорожке ползли крабы; они двигались зыбким сплошным потоком. Стараясь не наступать на них, я прыгал, тщетно выискивая свободное местечко. И каждый раз под ногой раздавался сухой треск.

Четыре желтоватые луны, освещавшие рефрижераторы с башни маяка, создавали странную сумятицу из света и теней. Мы бежали кратчайшим путем через бамбуковую рощу, в ней тени неистовствовали в сумасшедшей пляске. Казалось, что мы попали в лабиринт, из которого нет выхода. Последний десяток метров я пробирался, вытянув руки вперед, протискивался между стволами: тропинка давно исчезла. Где-то позади тяжело дышал Петя Самойлов.

Наконец, обливаясь потом, мы втроем остановились на краю причала. Стояла тихая звездная ночь. Пассат еле вращал лопасти ветряков, их невидимые в темноте колеса издавали умиротворяющее мурлыканье. Обыкновенно в эту пору лагуна жила своей особой жизнью. Молодые дельфины резвились, устраивая шумные игры и не боясь помешать людям и их неуклюжим сооружениям, плавающим в лагуне. Взрослые, собравшись на балконе, громко обменивались новостями. Харита рассказывала сказки детворе. Посредине лагуны собирались отряды патрулей и, взяв бешеный старт, мчались к выходу. Весело возвращались дельфины с дальних постов. Словом, в эти часы лагуна полностью принадлежала приматам моря. Сегодня поражала тишина в лагуне, словно все покинули ее навсегда.

Костя позвал Протея, он был дома, его вахта по охране китов начинается с рассвета. Протей не отозвался. И совсем уже непостижимая вещь: исчез дежурный дельфин. Уж он-то всегда находился в лагуне и по первому зову мчался к берегу.

С минуту все молчали, прислушиваясь и стараясь понять, что же происходит.

Костя, опершись о перила и глядя в воду, спросил:

— Все-таки кто мне объяснит, что все это значит? Почему мы вздумали танцевать на крабах? Почему побежали на берег как сумасшедшие? Да еще через бамбук. У меня было такое чувство, будто от этого зависит жизнь. Я сильно ободрал щеку, пролезая между стволами. И знаю, что легко отделался.

— Что-то вроде массового психоза, — сказал я.

— Массовый психоз, — неожиданно согласился Костя, всегда находивший возражения на мои самые неопровержимые доводы. — Представь, а мне почему-то хотелось броситься в воду. Вдруг это работа звезды?

В отличие от Кости, я обыкновенно соглашался с ним, если в его словах была хоть капля здравого смысла. На этот же раз его предположение показалось мне чудовищной нелепостью, и я с жаром обрушился на него.

Костя, вместо того чтобы парировать мои нападки, а он умеет это делать, молча смотрел на вышку для прыжков в воду. Петя тоже смотрел на вышку.

— Что вы там увидели? — спросил я и осекся, почувствовав, как по моей мокрой спине побежал холодок.

Всю вышку облепили крабы. Ползли по дорожке, выходящей из воды и спиралью поднимающейся до самой верхней площадки. Оттуда они падали вниз. Карабкались по лестнице, стойкам, свешивались, держась клешнями за перекладины. Вышка казалась живой. Пляж за вышкой кишел крабами, бесчисленные шеренги выходили из воды и сплошным строем двигались по откосу вверх, на остров. Мокрые панцири тускло блестели в свете лун.

Мы смотрели на это безмолвное шествие как зачарованные, не зная, что предпринять, да и что мы могли поделать с ними!

Костя первый нарушил молчание.

— Хотел бы я знать их намерения, — сказал он.

— Такие миграции крабов из воды на сушу вещь обычная. Но я тоже не понимаю, чем их привлек базальтовый да еще плавающий остров, — ответил Петя.

— Теперь держись, ребята, — воскликнул Костя весело, — нашей аварийной команде хватит работы! Сейчас заговорят «ящики Пандоры».

Внезапно погасли луны. Горели только цепочки огней на рефрижераторах да на главной аллее.

— Ну, что я говорил! — Костя схватил меня за плечо. — Слушай.

Из моего ящичка, висевшего на шее, послышался ясный голос Лагранжа, призывающего все население острова собраться на Большой совет.

После десятиминутного совещания мы снова пришли на ананасную плантацию. Перед нами стояла задача — охранять электрические кабели и очистить всю прилегающую к ним зону от крабов. Первым делом мы, конечно, нашли новые повреждения: теперь уже изоляция была обглодана в трех местах.

Вспыхнули луны и аварийные прожекторы, от нестерпимо яркого света резало глаза. Очень скоро крабы исчезли под землей. Лагранж забыл, что мы имеем дело с ночными животными. Пришлось создать «сумерки», крабы повылезали из нор и принялись за уничтожение растительности и всего, что поддавалось их хитиновым челюстям.

Незаменимой помощницей оказалась Пенелопа. Мы взяли ее как транспортное средство, она довольно ловко справлялась с контейнерами весом до трехсот килограммов, доставляя их на туковый завод. Но очень скоро, наблюдая за нами, она научилась ловить крабов и даже доставать их из нор и делала это лучше нас — ей нечего было бояться оранжевых клешней.