История рода Пардальянов (№9) - Последняя схватка

— И вы сдержали свое обещание, согласна. Но что вы хотите этим сказать? — спросила Галигаи.

— Я хочу сказать, что ни мадам де Соррьентес, ни кто-либо другой никогда не дождутся, чтобы я причинила хоть малейшее зло своей матери, — решительно заявила Флоранс.

— Жар, с которым вы говорите, доказывает вашу искренность,, — улыбнулась Леонора. — Но вы очень ошибаетесь, полагая, что мадам де Соррьентес станет действовать в открытую. Нет, она будет держаться в тени и тайно плести свои подлые интриги — причем с такой ловкостью, что вы ничего к не заподозрите: само ваше присутствие в ее доме будет ей прикрытием. Не так ли коварно она пыталась расположить вас к себе и завоевать ваше доверие?

— Вы полагаете, мадам, что она уже тогда знала, кто я такая? — удивилась девушка.

— Можете не сомневаться. — заверила ее Леонора. И продолжала: — Она и сейчас действует так, как привыкла, — исподтишка. По просьбе маркиза д'Анкра королева уделила вам капельку своего драгоценного внимания. И довольно сухо пригласила вас в Лувр. Вот и все. И ничего больше. Она совсем забыла про вас. Это не удивительно: у нее столько забот! Поэтому вы живете здесь у меня, находясь под моим покровительством и моей защитой. Мадам де Соррьентес очень хорошо это знает — и только у меня ей следовало спросить, готова ли я отпустить вас к ней. Но она не стала этого делать, ибо отлично понимает, что как искренний друг вашей матери и никогда не соглашусь на такое… И, минуя меня, герцогиня обратилась прямо к королеве.

— И вы полагаете, что Ее Величество позволит?.. — прошептала Флоранс.

— Ах, бедное мое дитя! — вздохнула Леонора. — Королеву совершенно не волнует, останетесь ли вы у меня или отправитесь к мадам де Соррьентес. Поэтому она отдаст вас ей. А мне придется молча повиноваться… И тогда ваша мать погибнет, неизбежно погибнет!

— А если я откажусь? — спросила испуганная девушка. — По-моему, королева не может принудить меня к этому силой.

— Конечно, нет, — согласилась Галигаи с улыбкой, радуясь, что Флоранс сама затронула ту тему, к которой Леонора собиралась подвести беседу. — Если вы не пожелаете последовать за мадам де Соррьентес, даже Ее Величество вынуждена будет склониться перед вашей твердой волей. Я только хотела вас предупредить. Теперь вы все знаете. Вам решать, погубить ли свою мать, отправившись к герцогине, или спасти несчастную женщину, продолжая жить у меня.

— Тут и думать нечего, мадам! — вскричала Флоранс. — Раз вы согласны, я потребую, чтобы меня оставили у вас.

— В таком случае — будьте наготове, — проговорила Галигаи. — Скоро за вами пришлют.

Добившись своего, Леонора поторопилась уйти. Открыв дверь, она обернулась и с наигранным равнодушием сказала:

— Не забывайте, что, если вам будет угодно, вы вправе изменить свое решение.

При этом горящий взгляд Галигаи был прикован к лицу девушки. Та сразу поняла: Леоноре необходимо твердо знать, что ее подопечная не передумает; и красавица пылко заверила маркизу д'Анкр:

— Мадам де Соррьентес сможет увезти меня из Лувра только силой.

Леонора улыбнулась: теперь она не сомневалась во Флоранс. Благосклонно кивнув девушке, Галигаи вышла из комнаты.

А Флоранс не двинулась с места; она еще долго стояла, опираясь руками о спинку кресла. Девушка погрузилась в размышления и немало времени провела, глядя в пространство. Обдумывая короткий разговор с Леонорой, Флоранс быстро пришла к заключению: «Ее послала моя мать. Да, именно так»,

Вздохнув, девушка сказала себе: «Бедная матушка, как ей приходится хитрить, чтобы скрыть от меня то, что не составляет для меня никакой тайны! Лучше бы она мне доверилась! И я бы сразу успокоила ее!.. Но она не может, она совсем меня не знает! Она же королева… Увы! Лучше бы она была простой горожанкой!.. Но она королева!.. Да, королева, и из-за меня может пострадать ее честь! Конечно, для нее было бы лучше, если бы я умерла! Да, ее преследует страх, и ей не будет покоя, пока я жива… И все же она не захотела погубить меня… Она старается меня спасти! А раз так, значит, в глубине сердца она хранит капельку нежности к ребенку, которого ей когда-то пришлось бросить и которого она никогда не сможет признать… ибо она королева. Да ведь я этого от нее и не жду. Мне бы только услышать — пусть это будет даже самый тонкий намек, — что в ее душе есть уголок и для меня. И я начинаю верить, что рано или поздно этот благословенный миг настанет, да, да, он обязательно настанет!»

Пока Флоранс предавалась несбыточным мечтаниям, Леонора вернулась к Марии Медичи, которая металась по комнатам, сама не своя от волнения, Галигаи поспешила успокоить королеву:

— Я же вам говорила! Мне даже не понадобилось убеждать ее: девочка так умна, что все поняла с полуслова. Она не последует за синьорой, будьте покойны, мадам.

— Ах, Леонора, эти переживания сведут меня в могилу, — простонала Мария Медичи.

— Держите себя в руках, — грубовато буркнула Галигаи, — не распускайтесь. А мне-то каково! Кончини впал в немилость. Король публично смеялся над ним! Мы висим на волоске. Но вы же видите, что я совсем не думаю о своих делах, а занимаюсь исключительно вашими. И не причитаю. А главное, не теряю головы, как некоторые.

— Не все же столь решительны и энергичны, — вздохнула королева.

— Будь на ее месте какая-нибудь интриганка, она бы сразу продалась вашим врагам, — продолжала Леонора. — Но вам крупно повезло: это чистая и благородная натура! К тому же девочка слушается нас во всем. Забывая о собственном благе, она думает только о вас. Вам бы следовало перестать волноваться и благодарить Бога за такую милость. А вы жалуетесь.

— Что бы ты ни говорила, мне не обрести покоя, пока эта девочка не… не исчезнет, — пробормотала Мария Медичи.

«Так вот куда она клонит», — подумала Леонора и холодно произнесла:

— Если вы распорядитесь, мадам, известный торговец травами, который держит лавку на мосту Менял, найдет для нас подходящее зелье.

— Значит, ты согласна со мной? — живо спросила Мария Медичи, не ожидавшая, что Леонора одобрит ее замысел.

— Нет, мадам, я с вами не согласна, — ответила Галигаи все с тем же мрачным спокойствием. — Более того, я думаю, что это было бы самой грубой вашей ошибкой с самыми трагическими для вас последствиями.

— Это почему же? — осведомилась Мария Медичи, не скрывая досады.

— Потому что этим немедленно воспользуются ваши противники, — отчеканила Леонора. — Они раздуют скандал, обвиняя вас в смерти невинной девушки. Вы можете возразить, что никто ничего не докажет. Но все равно на вашу репутацию будет брошена тень… Нет, мадам, поверьте, что к этой крайней мере прибегать уже поздно. Вы только погубите себя. Сейчас годится лишь хитрость. И ваша дочь будет всячески помогать вам. Я долго размышляла над этим — и мне пришел в голову один план. Надо только отшлифовать детали… Я продумаю все до конца и объясню вам, что нужно делать. По-моему, это будет неплохим выходом из положения. А пока ведите себя по-прежнему. Это лучшее, что можно предпринять.

— Хорошо, я последую твоему совету, — покорно согласилась Мария Медичи. И тут в покои королевы провели Фаусту.

Пардальян не ошибся, когда заявил Вальверу, что Фауста, услышав о выходе герцога Ангулемского из игры, быстро оправится от потрясения. О решении герцога Фаусту известил сам Пардальян, и это действительно явилось для нее тяжелейшим ударом. Но. красавица не отказалась от борьбы. Замыслила ли она новую интригу? Вероятно, да. Сложить оружие Фаусте мешала еще и гордыня: главным своим противником она считала Пардальяна — и ни за что не желала признать его победителем.

Как бы то ни было, сейчас она стояла перед Марией Медичи, готовая к борьбе — жестокой борьбе, в которой обворожительные улыбки и ласковые речи скрывают хитрость и вероломство. Да, Фауста приготовилась к схватке — к схватке с Леонорой. Ведь герцогиня давно уже раскусила Марию Медичи и понимала, что сражаться ей предстоит не столько с королевой, сколько с козырной дамой из ее колоды.

Мария Медичи не блистала умом, но была превосходной актрисой и умела притворяться не хуже, чем Фауста и Леонора. Расставшись с герцогиней полчаса назад, королева встретила ее так, словно они не виделись две недели, и радость Марии Медичи казалась вполне искренней.

Она сразу заговорила о своем сыне, который совершенно незаслуженно обидел бедного маршала д'Анкра, виновного лишь в безграничной преданности королю.

Незаметно наблюдая за Марией Медичи, Фауста поняла, что эта тема действительно волнует ее. Королева обращалась к герцогине с полнейшим доверием, и Фауста решила, что ее собеседница ни о чем не догадывается.

Успокоившись на этот счет, герцогиня принялась утешать королеву и давать ей советы, не переставая заверять в своей преданнейшей дружбе. Визит затянулся сверх всякой меры. У Фаусты было много времени, и она не спешила перейти к тому, что ее действительно занимало. А королева словно не замечала, как летят минуты. Можно было подумать, что она искренне наслаждается беседой с Фаустой. Но в конце концов Мария Медичи сама затронула тему, которая волновала ее не меньше, чем гостью.

— Вы говорили, герцогиня, что хотите меня о чем-то попросить, не так ли? — осведомилась королева с самым благожелательным видом.

— Да, мадам, и вы заранее обещали исполнить мою просьбу, — улыбнулась Фауста.

— Если это в моей власти, — уточнила королева со смехом.

— Это вы уже говорили, мадам, и я вам ответила, что все зависит только от вас, — напомнила Фауста, не переставая улыбаться.

— От своего слова я не отказываюсь, — весело воскликнула Мария Медичи.

— Да и просьба моя пустячная, — легко произнесла герцогиня.

— Жаль, жаль, — покачала головой королева. — Ради нашей дружбы я готова на все. Так что же это за просьба, cara mia!

— Я слышала, мадам, что вы взяли к себе одну девушку, которая продавала в городе цветы… — начала Фауста.

При этом она внимательно наблюдала за королевой и Леонорой. Особенно за Леонорой, которая до сих пор вступала в разговор лишь тогда, когда обращались непосредственно к ней. Но ни Мария Медичи, ни Галигаи ничем себя не выдали. Они даже не переглянулись. Всепроникающий взор Фаусты не смутил королеву, которая продолжала благожелательно улыбаться.

— Девушку, которая продавала цветы? — повторила Мария Медичи, как бы припоминая. И тут же оживилась, спросив совершенно естественным тоном: — Это, верно, твоя подопечная, Леонора?

— Синьора имеет в виду Флоранс? — уточнила Галигаи с самым невинным видом.

— Девушку, о которой я говорю, парижане зовут Ландышем, — пояснила Фауста.

— Значит, вы говорите о Флоранс, — кивнула Леонора. — Похоже, это ее настоящее имя. Она забыла его — а потом вдруг вспомнила. Это она сама мне рассказывала, — улыбнулась Галигаи.

— Вот не знала, — холодно бросила Фауста.

Она решила, что Мария Медичи призвала на помощь Леонору, чтобы переложить на ее плечи всю тяжесть этого трудного разговора. И герцогиня уже приготовилась к борьбе с этой гораздо более опасной противницей. Но Фауста ошиблась. Мария Медичи снова вмешалась в беседу.

— Чего вы хотите от этой крошки, герцогиня? — спокойно спросила королева.

— Я хочу, чтобы вы отдали ее мне, — просто ответила Фауста.

— Отдать ее вам? — повторила Мария Медичи, изображая недоумение.

— Эта девочка не раз приносила мне цветы, — объяснила герцогиня. — Она мне приглянулась. И я пообещала взять ее к себе и позаботиться о ее будущем. Возможно, я поступила легкомысленно. Но я дала слово. А я из тех, кто всегда выполняет свои обещания.

А про себя Фауста подумала:

«Сейчас начнет отнекиваться… Или спрячется за спину „милой Леоноры“.

И снова герцогиня ошиблась. Мария Медичи отнекиваться не стала, а воскликнула:

— Бог ты мой! И только-то, и ничего больше?

У нее был такой изумленный вид, что Фауста невольно ей поверила.

«А вдруг она не подозревает, что это ее дочь? Очень может быть… — пронеслось в голове у красавицы. — Вот Леонора точно знает, иначе не прятала бы девчонку у себя. Знает и молчит, у нее тут свой интерес…»

Подумав так, Фауста сказала с прежней игривостью:

— Я же предупреждала, что просьба у меня пустячная. Значит, договорились. Ваше Величество уступает мне эту девочку?

— Что за вопрос! — пожала плечами Мария Медичи. — Она вам по нраву? Ну, и берите ее без лишних слов. Мне-то что?.. Вот Леонора что-то привязалась к этой крошке! Но Леонора мне послушна. И раз я отдаю вам эту малютку, мадам Галигаи не станет возражать.

Фауста повернулась к Леоноре, и та просто подтвердила:

— Разумеется. Ваше Величество. Я тоже готова для синьоры на все.

— Вот видите… — обрадовалась королева.

— Но с одним условием, — добавила Леонора.

«То-то я смотрю, что слишком все гладко получается…» — подумала Фауста.

— Ну, что ты, Леонора! — воскликнула Мария Медичи. — Как тебе не стыдно?

— Мадам, — улыбнулась Леонора, — условие это самое справедливое и самого естественного свойства.

— Посмотрим, что это за справедливое условие естественного свойства, — проговорила Фауста, слегка нахмурившись.

— Нужно, чтобы Флоранс согласилась последовать за вами, — заявила Леонора с самой обворожительной улыбкой.

— Да это и так понятно! — нетерпеливо воскликнула королева, с упреком глядя на Леонору.

— Действительно, условие справедливое и естественное, — признала Фауста. — У меня и в мыслях не было уводить эту девочку силой. Ее судьбой я займусь только с ее согласия, но никак не против ее воли. Леонора права: надо прежде поговорить с ней.

— Да о чем же тут говорить! Только дурочка отказалась бы от такого счастья, — убежденно заявила королева.

— Ну, дурочкой ее никак не назовешь. Я почти уверена, что она не заставит себя упрашивать, — поддержала ее Леонора с загадочной улыбкой.

— Тем лучше для нее, — сказала успокоенная Фауста.

— Герцогиня, я могу послать за девочкой, и мы сразу все уладим, — предложила Мария Медичи. — Сегодня же ее и заберете.

— Именно об этом я и собиралась попросить, мадам. Даже не знаю, как вас благодарить, — заворковала Фауста.

— Ну, что вы, cara mia! Это такая мелочь, — отмахнулась королева.

Эти слова прозвучали так натурально, что Фауста снова поверила Марии Медичи. А та позвонила в колокольчик и приказала прибежавшему лакею:

— В покоях мадам д'Анкр находится девушка. Приведите ее сюда.

Фауста могла считать себя победительницей. Однако на душе у нее было немного тревожно: красавица настроилась на отчаянную схватку, а ей уступали без всякой борьбы. Мария Медичи герцогиню не беспокоила. Королева столь блистательно сыграла свою роль, что Фауста была просто уверена: эта особа ничего не знает о собственной дочери. Но Фаусту волновало поведение Леоноры: жена Кончини, которой было известно абсолютно все, сдалась с подозрительной легкостью. Это было похоже на ловушку. И Фауста отчаянно пыталась проникнуть в замыслы противника, чтобы парировать его удар, если еще не поздно. Странное дело: красавице и в голову не приходило, что вся загвоздка в «справедливом условии самого естественного свойства», выдвинутом Леонорой. Фауста даже не предполагала, что сама Флоранс может отказаться последовать за ней. Вот уж действительно, на всякого мудреца довольно простоты…

В комнату ввели Флоранс. Не поворачиваясь к девушке, Мария Медичи сумела все же очень хорошо рассмотреть ее. Как и Фауста с Леонорой, королева залюбовалась ее легкой походкой, грациозным реверансом, врожденным достоинством, с которым держалась Флоранс, ее чистым и открытым взглядом. Да, королева залюбовалась — но не была растрогана. И не произнесла ни слова. По ее знаку заговорила Фауста.

— Дитя мое, — промолвила она мягким и ласковым голосом, исполненным неотразимого очарования, — я сказала вам, что позабочусь о вас и возьму вас к себе. Возможно, вы думаете, что я давно забыла об этом. Но я никогда не бросаю слов на ветер и всегда выполняю свои обещания. Сейчас пришло время осуществить то, чего вы вправе от меня ждать. Я делаю это тем более охотно, что вы мне очень нравитесь. Поклонитесь Ее Величеству королеве, поблагодарите мадам маркизу д'Анкр. попрощайтесь с ней и приготовьтесь последовать за мной. Я берусь устроить ваше будущее. Вы получите такое приданое, что сможете выйти замуж за любого мужчину, как бы знатен и богат он ни был.

Как видите, Фауста была совершенно уверена, что девушка с восторгом примет ее предложение, и потому даже не стала спрашивать, согласна ли та перебраться в ее особняк. Герцогиня просто велела Флоранс собираться, полагая, что этого вполне достаточно.

А Флоранс ответила:

— О мадам герцогиня, я от всей души благодарю вас за столь великую милость. Но…

Этого «но» и легкой паузы Фаусте хватило, чтобы понять, где она просчиталась. Продолжая улыбаться, герцогиня мрачно подумала:

«Вот она, ловушка Леоноры! Как хитро эта особа обвела меня вокруг пальца!» И тем же сладким голосом Фауста закончила за девушку:

— Но вы предпочитаете остаться с мадам д'Анкр?

Тихо, но твердо Флоранс промолвила:

— Да, мадам. Простите за откровенность, мадам, но я не могу отплатить моей покровительнице черной неблагодарностью. Думаю, вы согласитесь, что я не могу покинуть ее: ведь она столько обо мне заботилась! Но я очень, очень тронута благоволением мадам герцогини!

Фауста поняла, что настаивать бесполезно. Это был тяжелый удар, но она ничем не выдала своего горького разочарования. С тем же приветливым видом она просто сказала:

— Ну что ж, ничего не поделаешь…

Повернувшись к Леоноре, Фауста кивнула ей с улыбкой, которая ясно говорила: «Прекрасная работа!» А в мрачном взоре герцогини читалось: «Следующий ход за мной».

Галигаи все прекрасно поняла — но не подала вида, что заметила брошенный ей вызов. Лицо Леоноры оставалось непроницаемым…

Продолжая играть свою роль, Мария Медичи изобразила полнейшее изумление:

— Как, вы отказываетесь, крошка?! — вскричала она. — Да знаете ли вы, что отвергаете? Известно ли вам, что у мадам де Соррьентес сокровищ больше, чем у короля, у меня и у маркизы д'Анкр вместе взятых? Как бы хорошо ни относилась к вам мадам д'Анкр, она не сможет сделать для вас и сотой доли того, что обещает герцогиня де Соррьентес. Не торопитесь, дитя, подумайте хорошенько.

Дрожь пробежала по телу Флоранс: с тех пор как она попала в Лувр, мать в первый раз заговорила с ней. Взгляд девушки засветился нежностью, и медленно, точно давая матери возможность вникнуть в скрытый смысл своих слов, Флоранс прерывающимся от волнения голосом ответила:

— Вы знаете, что мне много не надо. Богатство и знатность — это не для меня. Я простая уличная цветочница, и мне было бы неловко в обществе людей, занимающих гораздо более высокое положение, чем я. Нет, я хочу жить тихо и скромно… лишь бы только меня чуть-чуть любили!

Девушка хотела сказать, что ей не нужно от матери ни богатства, ни величия, ни титулов — ничего… Ничего, кроме капельки тепла! Но бедняжка зря старалась: Мария Медичи была не в состоянии ее понять. И Флоранс закончила:

— Судьба и так слишком милостива ко мне. Мне очень хорошо у мадам д'Анкр. Было бы безумием желать чего-то еще… Лишь бы маркиза меня не прогнала…

— Упаси Бог! — вмешалась Леонора. — Вы будете жить у меня столько, сколько захотите. И я постараюсь сделать так, чтобы вы почувствовали, что вас любят. Значит, вы твердо решили, да?

— Да, мадам, — кивнула Флоранс.

— Ну, ступайте, дитя мое. Я приложу все усилия, чтобы вам было у меня хорошо, — улыбнулась Галигаи.

Сделав грациозный реверанс, совсем не похожий на те, что были приняты при дворе, Флоранс вышла из комнаты.

— Какое восхитительное создание! — искренне вскричала Фауста, проводив девушку взглядом.

— Вы хотите сказать, какая красивая дикарка, — язвительно усмехнулась Мария Медичи. — Очень сожалею, что все сложилось так неудачно, герцогиня. Но девчонка, похоже, так своенравна, что вам просто не о чем жалеть.

— Я не могу с вами согласиться, мадам, — серьезно ответила Фауста, вставая с места. — Какая утонченность, какое величие души! Вы заметили?.. И это — «простая цветочница»?! О нет! По-моему, она из знатного рода, хотя сама и не подозревает об этом… Возможно даже, в жилах этой девочки течет королевская кровь… или кровь каких-нибудь герцогов… Впрочем, Бог с ней…

— Согласитесь, герцогиня, — проговорила Мария Медичи, невольно краснея под пристальным взглядом Фаусты, — согласитесь, что не только от меня зависело…

— Мадам, — воскликнула красавица, — хоть у меня ничего и не получилось, я все равно благодарна вам за то милостивое внимание, с которым вы отнеслись к моей просьбе. А теперь позвольте мне откланяться.

— Ступайте, cara mia, ступайте, — ласково кивнула королева. — И поскорее возвращайтесь ко мне вновь!

— При первой же возможности, мадам, — заверила Марию Медичи Фауста.

Опять последовали объятия, взаимные заверения в любви и дружбе — и герцогиня удалилась, ничем не выдав своих истинных мыслей и чувств.

Едва за ней закрылась дверь, как Мария Медичи радостно рассмеялась, не в силах больше сдерживать бурного ликования.

— Право, эта малышка вела себя вполне достойно!.. — с довольным видом заявила она. — Только зря девочка пустилась в эти излияния. Никто ее ни о чем таком не просил. Нравится ей быть простой и скромной — и на здоровье! Только нам-то до этого что за дело?

Леонора украдкой бросила на королеву презрительный взгляд: Галигаи прекрасно поняла то, чего не сумела почувствовать мать Флоранс. А ведь Леонора не отличалась сентиментальностью. Но она, как и Фауста, была творческой натурой, и, безжалостно расправляясь со своими противниками, маркиза д'Анкр всегда отдавала им должное, когда они оказывались на высоте. Бессердечие и недалекий ум Марии Медичи давно уже не были для Леоноры тайной. И все же Галигаи была поражена тем, как холодно и надменно отозвалась королева о своей дочери, которая только что спасла ее жизнь и честь.

— Излияния вашей дочери, — сухо проронила Леонора, подчеркнув два последних слова, — должны бы очень и очень вас интересовать! В любом случае, мадам, не вам смеяться над ее непритязательными вкусами, поскольку именно непритязательность Флоранс и ограждает вас от многих бед.

— Меня?! Да как же это, Боже правый? — изумилась Мария Медичи.

— Да так, что иначе девочка не преминула бы последовать за синьорой, — холодно проговорила Галигаи. — Ну вот, вы наконец начинаете понимать!.. Прикиньте, мадам, каково бы вам было, если бы ваша скромная дочь погналась вдруг за почестями и богатством. Только вообразите себе такое, и вам сразу станет ясно, сколь заманчивым показалось бы ей предложение синьоры. О, какие сокровища и титулы она могла бы тогда у вас потребовать… и вы были бы вынуждены все это ей дать!

— Замолчи, мне страшно! — простонала Мария Медичи. — Да, да, ты права! А я об этом как-то и не подумала!

— Еще раз повторяю, — отчеканила Леонора с презрительной улыбкой, — что вам неслыханно повезло! Это счастье, что у вашей дочери ангельский характер, что она великодушна и добра. Вы можете преследовать ее без всякой жалости, если это необходимо для вашей безопасности, но признайте по крайней мере, что у девочки золотое сердце.

Мария Медичи молча выслушала эту суровую отповедь. Безвольная женщина была игрушкой в руках решительной и энергичной Леоноры, которая нередко распекала королеву по самым разным поводам.

Выплеснув свое возмущение, Галигаи смягчилась и извинилась:

— Все это я сказала только потому, что принимаю близко к сердцу интересы Вашего Величества.

— Ты немного резковата, но в преданности твоей я не сомневаюсь, — вздохнула Мария Медичи. — Так что я на тебя не в обиде.

Леонора заставила себя почтительно склониться перед королевой. Та перевела дух, полагая, что неприятный разговор окончен. Но Леонора тут же добавила с нарочитой холодностью:

— А теперь, мадам, мне необходимо сегодня же, прямо сейчас увезти девочку к себе домой.

— Зачем? — всполошилась королева.

— Затем, что синьора разгневана и, не теряя ни секунды, примется за дело… От нее всего можно ожидать, — убежденно заявила Галигаи.

Королева удивленно, с непонимающим видом воззрилась на Леонору. И та нетерпеливо пояснила:

— Пойдут слухи, сплетни, кривотолки… Можете не сомневаться, что завтра весь Париж начнет обсуждать, с какой стати безвестная сирота, которая еще недавно торговала на улице цветами, вдруг перебралась в Лувр, под крылышко королевы-регентши. И кто-нибудь обязательно отметит, что Ее Величество привязана к девушке, как к родной дочери. Этого надо избежать любой ценой! Вот почему я хочу забрать Флоранс к себе. Так будет спокойнее. И пусть весь город потешается надо мной. Это я как-нибудь переживу.

— Боже мой! Сколько хлопот с этой девчонкой! — простонала Мария Медичи; она снова выглядела растерянной и испуганной.

— А вы считали, что все уже позади? — насмешливо спросила Леонора. И хладнокровно добавила: — Борьба только начинается. Вы видели лишь первую стычку. Теперь синьора захочет отомстить, Да-да, все еще впереди. Необходима выдержка! Решайтесь, мадам, и поскорее. Клянусь вам, что синьора не будет сидеть сложа руки.

— Значит, девчонку надо отпустить из Лувра? — расстроенно пробормотала королева. — Сейчас она у меня под рукой, и все равно мне тревожно, а что же будет дальше?

— Говорит же вам, что я за нее отвечаю! — теряя терпение, вскричала Галигаи. — Если вы предоставите мне полную свободу действий, я сумею все уладить. Тот план, о котором я упоминала, продуман уже почти до конца. Позднее я изложу вам все детали, и мы примемся за дело. Но сейчас нужно спешить! Дорога каждая секунда!

— Что ж, забирай эту цветочницу, — согласилась окончательно запуганная Мария Медичи.

Не прошло и часа, как Флоранс очутилась в малом особняке Кончини, неподалеку от Лувра. Поменяв жилище, девушка лишь попала из одной тюрьмы в другую. Правда, новое узилище оказалось намного просторнее… Теперь у Флоранс был даже крошечный садик с яркими цветами, из которых она мастерски составляла букеты — настоящие произведения искусства.

Девушка перебралась в особняк по собственной воле. Леонора сказала только, что так нужно для безопасности ее матери.

И этого Флоранс было достаточно.

XII

У ВОРОТ ЛУВРА

Сбежав по ступеням широкой дворцовой лестницы, Пардальян и Вальвер заметили Лувиньяка и Роктая, которых Кончини отрядил наблюдать за ними.

— Нас поджидают, — шепнул Вальвер на ухо Пардальяну.

— Вижу, черт возьми! — ответил тот, язвительно улыбаясь.

Они прошли мимо лейтенантов Кончини; те сразу последовали за ними. Граф и шевалье шагали размеренно и спокойно; каждый держал руку на эфесе шпаги, каждый был готов ко всему. Вальвер деловито спросил:

— Вы допускаете, что люди Кончини посмеют наброситься на нас прямо в Лувре?

— Да нет, не думаю, — ответил Пардальян. — Хотя кто их знает… Этот итальянец способен на все. К тому же он может просто арестовать нас, — добавил шевалье.

— Но ведь вы, похоже, в прекрасных отношениях с королем, с чем я вас искренне поздравляю, и Его Величество не позволит нас схватить, — заметил Одэ.

— Неужели вы думаете, что маршал д'Анкр будет спрашивать у короля разрешения? — усмехнулся Пардальян, пожимая плечами.

— По-моему, сударь, без приказа Его Величества ни один офицер не станет повиноваться Кончини, — произнес Вальвер.

— Да что вы говорите? — ехидно покосился на юношу шевалье. — Разве вам не известно, что распоряжения Кончини выполняются быстрее, чем повеления Людовика XIII?

— Однако только что… — пробормотал сбитый с толку граф.

— О да, в присутствии монарха, твердо выражающего свою волю… — вздохнул Пардальян. — Но вот что будет без короля? Если Кончини отдаст приказ, нас арестуют, можете не сомневаться.

— И вы позволите, сударь, чтобы вас схватили? — изумился Вальвер.

— Еще не знаю, — задумчиво ответил шевалье. — Разум говорит мне, что лучше не сопротивляться: ни один дворянин не откажет нам, если мы попросим предупредить короля о нашем аресте. А дальше — дело Его Величества: без нас ему не обойтись, и он найдет способ выпустить нас на свободу. Здраво рассуждая, лучше поступить именно так.

— Значит, мы покорно сдадимся этим негодяям? — вскричал Вальвер.

— Этого я не говорил, — ухмыльнулся Пардальян. — Хоть голова у меня и поседела, но я все еще частенько затыкаю уши, когда голос разума начинает звучать в них слишком громко. Кроме того, свои дела я предпочитаю улаживать сам. Это старая привычка, и она еще никогда меня не подводила.

— Значит, мы будем драться! — возликовал Одэ. — Вот это по мне, черт возьми!

— Этого я тоже не говорил, — остудил его пыл шевалье. — О дьявол, почему вас швыряет из крайности в крайность?

— Но как же нам быть, сударь? — недоуменно уставился на друга Вальвер. — Надо же знать, к чему готовиться!..

— Будем действовать по обстоятельствам, вот и все, — спокойно заявил Пардальян. — Это еще одна моя давнишняя привычка, на которую я до сих пор не жалуюсь.

— Ладно, не будем опережать событий, — вздохнул граф.

— Это лучшее, что мы можем сделать, — кивнул шевалье.

Рассуждая так, с поразительным хладнокровием, они достигли парадных дверей и без всяких затруднений вышли на улицу. Вышли — и застыли на месте, словно окаменев. Что же случилось? А вот что.

Возле дворца выстроились в два ряда гвардейцы на могучих лошадях, неподвижные, будто конные статуи. Впереди замер, упершись кулаком в бедро, сам Витри, их капитан. Этот устрашающий отряд перекрывал дорогу. И ждал, похоже, именно Пардальяна и Вальвера, поскольку едва завидев их, Витри отдал короткую команду. И все шпаги одновременно вылетели из ножен, ярко блеснув на солнце.

Пардальян восхищенно присвистнул и насмешливо проговорил:

— Полурота гвардейцев, Витри собственной персоной — и все для того, чтобы нас арестовать! Черт, нельзя пожаловаться, что Кончини нас не уважает!