Играя роль гида, он указал на ярко освещенные дорожки и лужайку. Дворецкий тут же поднес вино в искрящихся фужерах. В гигантском камине потрескивали поленья. Маргарет сегодня была ослепительно хороша, и Бреннану подумалось вдруг, что вся эта сцена так и просится в рекламу. Либо какого-нибудь предмета роскоши, либо самого его — Филиппа Бреннана — преуспевающего политика, состоящего в счастливом браке, в компании одного из богатейших людей. Все это на фоне самого роскошного английского особняка. Да уж, картина совершенной идиллии…. если не считать кинжалов под водительским сиденьем.
      — Я с удовольствием покажу вам чуть позже сад, — заверил Бухер.
      — Да, да, — подхватил Бреннан, — если, конечно, успеете, потому что, похоже, надвигается гроза, а, может быть, и вообще буря.
      Бухер взглянул на Бреннана, нахмурив брови.
      — Гром, молнии, ливень, — улыбнулся Филипп.
      — А, конечно, — кивнул Бухер.
      Пока Маргарет рассматривала портреты, Бухер подвинулся к Бреннану.
      — Ну и насколько все обстоит плохо?
      Бреннан попытался было изобразить на лице улыбку:
      — А, лучше помолчать и постучать по дереву.
      — Мм-м, — промычал Бухер.
      В этот момент Филиппа окликнула жена. Она стояла под одним из портретов, надпись над которым гласила:
      «Дэмьен Торн — американский посол».
      — Я же тебе говорила, что он был невероятно хорош собой, как никто другой. Помнишь? — прошептала Маргарет.
      К ним подошел Бухер. Он улыбнулся Маргарет:
      — Да, женщины души в нем не чаяли, — подтвердил он, словно читая мысли Маргарет.
      — Странно, что у него не было детей, — задумался вдруг Филипп.
      Маргарет удивленно уставилась на мужа:
      — Почему ты об этом говоришь? Какая здесь связь?
      Бреннан посмотрел на Бухера:
      — Странно, что он не подумал о продолжении рода Торнов. — Но ведь ему было всего тридцать два года, когда он скончался.
      — Да-да, я помню похороны.
      Наступила неловкая пауза. Внезапно ее прервал стук в дверь. На пороге стоял дворецкий. Он доложил, что ужин подан. Бухер снова взял Маргарет под руку и повел ее к столу.
      — Надеюсь, аппетит ваш не подкачает, — засмеялся он.
      Стол был великолепно сервирован. Посредине стояли шесть канделябров с горящими свечами. Окна были распахнуты на лужайку, и в просвете между облаками виднелись яркие звездные россыпи.
      Бреннану не терпелось спросить, по какому случаю их пригласили на ужин. Он прекрасно знал, что на такого рода вечеринках рядом с Бухером всегда присутствовала женщина. Конечно, Филиппу в какой-то мере льстило, что сейчас его жена исполняла роль хозяйки этого роскошного особняка — роль, разумеется, временную. Ибо на подобного рода скандалы Бухер никогда не шел — это Бреннан также знал наверняка. Но тогда почему же стол был накрыт все-таки на троих?
      В который раз за сегодняшний вечер Бреннан залюбовался своей женой. И как никогда ощутил вдруг необходимость ее присутствия здесь, рядом с ним. Сегодня она выглядела прекрасно. Нет, нет, совсем не то слово. Пожалуй, точнее было бы сказать: умопомрачительно, неотразимо, сногсшибательно… Филипп нетерпеливо заерзал на стуле, пытаясь послать жене улыбку. Тем временем дворецкий поднес Бухеру полный фужер с вином. Тот пригубил и одобрительно кивнул.
      — Знаете, — вдруг подала голос Маргарет, — когда я была еще маленькой девочкой, папа взял меня с собой на обед в один из домов Род-Айленда. Хозяин слыл богачом. Кажется, он был французом. Когда его слуга принес вино, хозяин отослал его обратно. — Маргарет захихикала. — Своего слугу с вином из собственного погреба. Отослал назад!
      Они без умолку болтали на довольно фривольные темы. Надвигавшиеся с востока тучи сгущали сумерки в зале. Неровное пламя свечей выхватывало из полумрака лица присутствующих, и в этих колеблющихся бликах Маргарет казалась прекрасной, сказочной феей. Щеки ее разрумянились. Сегодня она пьет очень много, — с удивлением заметил Бреннан. — С чего бы это? — ломал он себе голову.
      Вечерний воздух словно уплотнился, стало душно, запахло приближающейся грозой. Бреннан ослабил галстук: дышать становилось все труднее и труднее. Подали какое-то рыбное блюдо, а затем совершенно восхитительную телятину. Однако Бреннан ел через силу: у него внезапно пропал аппетит. Он заставлял себя поддерживать беседу: болтать ему вдруг тоже расхотелось, и он то и дело замолкал на полуслове.
      Филипп стремился сейчас лишь к одному: попытаться найти Торна-младшего. И тут нежданно-негаданно появился повод выйти из-за стола. В кармане зажужжал передатчик, оборвав очередную реплику Бухера.
      Бреннан поднялся:
      — Простите, но я вынужден оставить вас на пару минут.
      — Можете воспользоваться телефоном в гостиной, — предложил Бухер.
      Бреннан поблагодарил и встал из-за стола. У двери он невольно оглянулся на Маргарет и Бухера: застыв на месте, сидели оба, пристально уставившись в глаза друг другу. Какое-то подозрение возникло вдруг в глубинах подсознания у Бреннана, но тотчас исчезло.
      Филипп ждал повторного вызова и надеялся, что это окажется ложная тревога или просто обычная проверка. Однако ладони его стали липкими от пота, когда он нажимал кнопку переговорного устройства.
      — Бреннан, — отрывисто отозвался он. Хмыкнув, Филипп взглянул в зеркало, висящее рядом. Ничего не изменилось в его облике. Он даже не побледнел. Да и сердце не выскакивало из груди, как прежде. Пульс остался в норме.
      Бреннан инстинктивно выглянул в окно, посмотрел на небо, повернулся и, твердой походкой двинувшись в зал, бесшумно отворил дверь.
      Бухер и Маргарет сидели по-прежнему неподвижно, так же, как и несколько минут назад, когда он покинул их. Бреннан подошел к столу и положил руку на плечо жены:
      — Началось, — ровным голосом произнес он, — Тель-Авив и Иерусалим бомбили.
      Они молча уставились на Бреннана. А он продолжал:
      — Ядерные боеголовки были наведены с помощью спутников. Города разрушены до основания. О Бейруте сообщений пока не поступало, но, видимо, скоро они будут. Любое нападение на Израиль повлечет за собой немедленное возмездие, ответный удар.
      Вдруг Маргарет подала голос:
      — Око за око…
      Бреннан изумленно посмотрел на нее. Бретелька сползла с ее плеча, грудь почти обнажилась, но, казалось, Маргарет не обращает на это никакого внимания. Глаза ее лихорадочно блестели, и Бреннан подумал вдруг, что его жена здорово набралась, она, похоже, была изрядно пьяна.
      Филипп попытался собраться с мыслями. Если Ближний Восток только что превратился в пылающий костер, то как скоро можно ожидать ядерных ударов по другим точкам планеты? Бреннан давно и почти наизусть знал все эти военные сценарии, но сейчас, когда это по-настоящему НАЧАЛОСЬ, он не мог осознать это, ибо подобное не могло уложиться ни в какие «сценарии».
      Постукивая пальцем по фужеру с вином, Бухер поднялся из-за стола. Вино выплеснулось на паркет, но старик даже не взглянул на пол. И лишь одна Фраза слетела с его губ:
      «И городъ великий распался на три части, и города языческие пали…» Маргарет встала и подошла к Бухеру. Глядя старику прямо в глаза, она вторила ему: «И градъ, величиной въ талантть, палъ съ неба на людей, и хулили люди Бога за язвы отъ града; потому что язва отъ него была весьма тяжкая».
      — Маргарет! — Бреннан коснулся плеча жены и невольно отпрянул: кожа ее пылала, женщина дрожала с ног до головы, как в лихорадке. Бреннан вспомнил эти слова из Откровения, столь знакомые ему с детства. Но наизусть их он, разумеется, не помнил и поразился, откуда их так хорошо знает Маргарет. Откуда?
      Бухер и Маргарет, словно в трансе, продолжали в один голос цитировать Библейские тексты: «…и сделалось великое землетрясение… Такое землетрясение! Такъ великое!..», «…я виделъ, что жена упоена была кровию святыхъ и кровию свидетелей Иисусовыхъ… и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ея…» Шатаясь, Бреннан направился к двери. Он не отдавал себе отчет в том, что будет сейчас делать. Но одно Филипп осознавал совершенно ясно: он должен найти Торна-младшего и совершить то, что велит ему судьба.
      Посол бросился к машине и, рванув из-под сиденья кожаный кошель, вспомнил слова де Карло: «Воскресший Христос поможет…» Бреннан снова и снова повторял эти слова, бегом возвращаясь назад, к лестнице и галерее. Пусть Он направит его руку, это теперь в Его власти, на Нем лежит вся ответственность, и Бреннан использует Его волю…
      Возле лестницы Филипп увидел пса. Зверь взглянул на него и, повернувшись, тяжело затопал по коридору, словно указывал Бреннану путь. Филипп последовал за псом. Он больше ни о чем не думал, кроме того, что ему необходимо найти этого юнца.
      В коридоре царил полумрак. В самом его конце Филипп заметил приоткрытую дверь. Собака подпустила к ней Бреннана. Тот распахнул дверь и остолбенел. Именно в этот миг Филипп понял, что все, о чем ему рассказывали — правда.
      Юноша был облачен в черную сутану. Он стоял на коленях перед трупом, в беззвучной молитве шевелились его губы. Бреннан сделал пару шагов в глубь комнаты, и кинжалы в кожаном мешочке за его спиной громко звякнули. Но Торн-младший даже не обернулся. Он был словно в трансе.
      Бреннан молча приблизился к распятому Христу, глянул в лик Спасителя и заметил торчащий из Его спины кинжал. Все обстояло именно так, как ему и рассказывали. Все было сущей правдой. А его собственный скептицизм оказался плохим советчиком. Бреннан вновь взглянул на лик Христа, потом повернулся к застывшему на пьедестале мертвецу. Филиппа била сильнейшая дрожь.
      Он на минуту сомкнул веки и помолился, взывая к помощи. Открыв глаза, Филипп уже твердо знал, что ему делать, однако не был уверен, хватит ли ему на это сил. Его так и подмывало схватить за руку Маргарет и опрометью броситься бежать прочь отсюда, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого кошмара. Но Филипп стоял, как прикованный, не сводя взгляда с лика Христова, будто тот был живой.
      Бреннан подошел вплотную к распятию и вытащил из дерева кинжал, который легко поддался. Пламя свечи отразилось на клинке. В сознании внезапно вспыхнули слова молитвы, той самой, что он проговаривал еще в детстве, примостившись у матери на коленях, слова, которые, как ему казалось, он уже давным-давно позабыл. Филипп снова посмотрел в очи Христовы и внезапно изумился: почему выбрали именно его, ведь уже много лет назад вера умерла в нем. Прикоснувшись к терновому венцу, Филипп дотронулся до гвоздей, вбитых в ладони. Затем положил на пол кошель и вытащил из него все стилеты.
      Юноша не шелохнулся. А Бреннан, взявшись за рукоятку кинжала, извлеченного из деревянного тела Христа, пробормотал:
      — Первый кинжал лишает жизни физической. Филипп взглянул на хрупкую, юношескую, коленопреклоненную фигуру, на позвоночник, проступающий сквозь тонкую, черную сутану. И понял, что не сможет нанести удар в спину. Филипп должен посмотреть ему в глаза, даже если они окажутся такими же мертвыми, как и у Дэмьена-старшего.
      — Прости меня, — прошептал Бреннан и, прикоснувшись к плечу юноши, заставил того обернуться.
      Улыбаясь, юноша взглянул на Филиппа. Лицо его было белее мела, в желтых глазах полыхало пламя. Занеся для удара кинжал, Бреннан заставил себя взглянуть в эти желтые глаза. Он успел почувствовать зловонное дыхание…
      И тут дверь распахнулась, сноп света ворвался в комнату. В тот же момент Бреннан был сбит с ног, нож выскользнул из его рук. Чудовище попыталось вцепиться в, его горло. Бреннан дотянулся рукой до страшной морды, упираясь локтями в мощную собачью грудь и стараясь отпихнуть пасть от своей шеи. Зверь качнул головой, зубы его впились теперь в руку Бреннана. Филипп закричал от дикой боли, и животное вновь набросилось на него. Бреннан плюнул прямо в желтые глаза, и на секунду мертвая хватка ослабла. Этого оказалось достаточно, чтобы Филипп свободной рукой дотянулся до кинжала. Собака рванула зубами плечо Бреннана, стараясь свернуть ему голову, прямо как кролику. Рука его перестала ощущать боль. Она онемела и была, словно чужая. Но другой рукой Бреннану удалось нанести удар по чудовищу. Потом еще один. И еще. Собака жутко завыла и отползла от Бреннана. Но не успел тот подтянуть колени, как животное вновь накинулось на него, зубы опять заклацали возле его горла. Собачья слюна перемешалась с кровью.
      И вдруг Бреннан почувствовал жалость к этому раненому зверю. У него возникло безумное желание схватить огромную морду и, притянув ее к себе, зарыться с головой в густую, мохнатую шерсть. Но вместо этого он нанес еще один удар. И промахнулся. Животное набросилось на него со свежими силами. Филипп уже ничего не видел…
      Внезапно Бреннан услышал глухой удар. Собака еще раз страшно взвыла, и Бреннан почувствовал, как кровь ее стекает ему прямо на лицо. Он отпихнул животное и обернулся, разглядев упавшую и разбившуюся фигуру Христа. Бреннан попытался привстать. Он заметил, что юноша, продолжая улыбаться, двинулся в его сторону. И тогда он все понял. Он ясно осознал, для чего Бухер заманил его сюда. Они решили от него отделаться. И одновременно заполучить все кинжалы, чтобы вот этому ублюдку, стоящему сейчас перед ним, ничего больше не угрожало.
      Бреннан все-таки поднялся на колени. Одна рука его беспомощно болталась. Он не мог пошевелить пальцами. Филиппу вновь захотелось бежать отсюда без оглядки. Он прикрыл глаза.
      Торн-младший наблюдал за Бреннаном, когда в дверном проеме возник женский силуэт. Филипп узнал Маргарет. Ему вдруг показалось, что жена совершенно нагая. Он обрадовался ей и протянул здоровую руку, чтобы Маргарет помогла ему встать. Но она направилась к юноше. Бреннан тряхнул головой. Наверное, это опять галлюцинации, о которых упоминал де Карло. Ведь такое не могло происходить в действительности: его коленопреклоненная и обнаженная жена ласкала Дэмьена-младшего.
      Филипп не верил своим глазам, когда женщина выдернула кинжал из животного и, взявшись за него обеими руками, двинулась в сторону мужа.
      Он поднял руку, пытаясь защититься, но было уже поздно. Филипп даже не осознал, что эта пожирающая боль — его собственная. Что рукоятка раскачивающегося перед глазами стилета торчит из его шеи. И что кровь, фонтаном бьющая из перерезанной сонной артерии — ЕГО кровь. Последнее, что увидел Филипп в этом мире — был лик Христа на рукоятке кинжала, в металлическом зеркале которого отражалась агония Бреннана.
 
      Она отпрянула от тела, бьющегося в конвульсиях и посмотрела на свои залитые кровью руки. Юноша взял ее за локоть и подвел к трупу своего отца.
      — Преклони колени, — приказал он, и Маргарет подчинилась.
      Дэмьен-старший улыбался ей, словно благословляя женщину за только что совершенное.
      — Дух его живет во мне, — признался Дэмьен-младший. — И теперь пробил час разрушения.
      — Аминь, — прошептала Маргарет.
      — Уверуй в его силу, — потребовал юноша. Маргарет обняла мертвеца и заметила, что юноша подошел к поверженной фигуре Христа. Затем она услышала его слова:
      — Ну что, Назаретянин. Ты проиграл. И где же ты теперь, ты, требовавший от человечества вкушать твою кровь и плоть? — Он ткнул пальцем в сторону Маргарет: — Это ее ты спасал, когда тебя распинали на кресте? А ведь эта тварь создана по образу и подобию твоего Отца. Так посмотри на нее! С ног до головы залитая кровью собственного мужа, она жаждет МОЕГО отца. Так стоило ли ради этого идти на муки, Назаретянин?
      Дэмьен-младший вцепился в терновый венок:
      — Мир в предсмертной агонии, а блудница восседает на спине зверя. Похоже, пророчества сбываются. Скоро наступит конец.
      Юноша поднялся во весь рост, и в часовне воцарилась тишина. Лишь невнятное бормотанье женщины, да еле слышное рычание животного нарушали эту тишину.

Глава 19