 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Дансени Лорд :: Родари Джанни :: Лондон Джек :: Уилсон Жаклин :: Власова Елена :: Шилин Георгий Иванович :: Азимов Айзек :: Ликок Стивен Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Камо :: Самый яркий свет :: Притчи :: Господство женщин :: Влюбленный опекун :: Справочник по реестру Windows XP :: Рыцарь Золотого Сокола :: Муму |
Змей (№1) - Укус ЗмеяModernLib.Net / Боевики / Зайцев Михаил / Укус Змея - Чтение (стр. 3)
До подмосковного города Энска Змей добрался к утру воскресенья. До появления снайперов на крыше техникума осталось всего или еще сутки. Для администраций города и комбината, разумеется, всего сутки. То есть слишком мало, чтоб долизать до блеска и без того уже вылизанное. Перед проходной еще горбатились ударники с метлами, а у фасада техникума уже крутились суровые мужчины в строгих костюмах не по сезону, уже проводили рекогносцировку, привязку к местности. Старательных подметальщиков и суровых мужчин Змей рассмотрел из окошка автобуса, маршрут которого пролегал по улице, отделившей техникум от комбината. Заметил Змей и рекордное количество милиционеров вдоль всей протяженности параллельной бесконечному забору улицы. Со вчерашнего дня Змей несколько изменился. Куртку-ветровку поменял на пиджак, футболку сменила рубашка. Изменилась его прическа — волосы торчали коротким ежиком. Изменилась и осанка, сегодня он сутулился, от чего казался много ниже своего роста. Автобус свернул с главной улицы Энска, повернулся багажником к забору комбината, и Змей вышел. Шаркая кроссовками, деловито, но без особенной спешки двинулся переулочками и оказался с тыльной стороны техникума. В отличие от фасада тыльную сторону техникума огородили. За двухметровой капитальной стеной наличествовал хозяйственный двор со всякими полезными пристройками и постройками. Непонятно, что с этого двора можно стырить, но по верху стены тянулась колючая проволока. Суровых мужчин в одинаковых костюмах с этой стороны и техникума, и стены с колючкой — ни одного. Отсюда вывод — помимо колючки, вьются на двухметровой высоте и проводки сигнализации. Равнодушный взгляд Змея исследовал стену, удостоил внимания проволоку с колючками и скользнул выше. Сутулый гражданин едва-едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Уголки рта потянулись к ушам, как только глаза узрели выпуклый орнамент и на этой, тыльной стороне семиэтажки. Техникум возводили в те времена, когда было принято украшать подобные учреждения барельефами, колоннами и орнаментом. Это изрядно упрощало планы особого порученца. И по фасаду, и, как выяснилось, не только по нему от первого этажа до крыши тянулись этакие пунктиры кирпичей, нарочно выступавших из плоскости кладки. Они же, эти кирпичные выступы, опоясывали здание и по горизонтали, как бы подчеркивая каждый этаж. Таким примитивным образом архитекторы боролись за индивидуальность, создавая лишние трудности прорабам и каменщикам. Сдерживая улыбку, Змей отвернулся от техникума, перешел тихую улочку, прошагал по тропинке, пересекавшей газон, вошел в тень тополей, во двор, где пахло сиренью. Почти такой же, как и двор, к которому он привык. И хрущобы вокруг — ну точная копия привычных. Змей шел наугад, искал, где бы перекусить. Денег после частичной смены гардероба и неизбежных трат на транспорт у него осталось всего ничего, а в желудке булькало. Наконец он неожиданно вышел к довольно-таки приличной пельменной. Хватило на двойную порцию самого дешевого блюда в меню — «пельмени с уксусом» — и на два куска черного хлеба. На компот не хватило, однако трехкопеечная монетка еще оставалась. Последнюю монетку Змей сунул в щель автомата «газ. вода» по выходе из пельменной. С удовольствием выпил стакан газированной воды с лимонным сиропом и повернул обратно, вернулся в жилой квартал сразу за тылами техникума. В Советском Союзе царствовали ГОСТы, нормативы, правила, положения и т. д. и т. п., в том числе и на устройство подземных коммуникаций. Проще говоря — все подземные ходы с трубами, проводками, кабелями прокладывались строго-строго! — руководствуясь едиными общими принципами, возведенными в ранг закона. А ежели известен общесоюзный алгоритм подземных коммуникаций — если когда-то тебе его объяснили и сдан экзамен на практике, — то без разницы, в каком из городов среднерусской полосы возникнет необходимость переместиться из пункта "А" в пункт "Б" крысиным, так сказать, путем. Точнее: из пункта "Ж" — жилой квартал — в пункт "Т" — техникум. В крысиную вотчину Змей проник через стандартный подвал стандартной хрущобы. Дверь в подвал в отличие от аналогичной в родном до вчерашнего дня парадном Олега Змеева очень удачно была заперта на врезной, а не навесной замок. Змей вскрыл его легко и, разумеется, закрыл за собой. Конечно, он изрядно испачкался, ползая в узких пространствах, где и кроликам тесно. И ноги, случалось, мокли, когда в пространствах попросторнее перешагивали вонючие ручейки. Ни фонарика, ни спичек, ни зажигалки с собой. Кромешная тьма вокруг, и только благоприобретенные навыки помогают петлять по лабиринтам. И не только навыки ориентирования после давних занятий по системе «КРОТ», но и навык держать в узде нервную систему — самый главный навык. Подземный марш-бросок затянулся на часы. Несколько часов Змей преодолевал расстояние, которое поверху преодолевается за минуты. Однако обошлось без трагических приключений. Грязь — ерунда, важно, что руки-ноги целы. Змей даже не поставил себе ни одного синяка. Обошлось даже без серьезных царапин. Полумрак подвалов под техникумом для Змея стал тем самым светом в конце тоннеля, какой является синонимом долгожданной победы. Жаль, до победы было еще далеко. Лишь завтра на крыше техникума выяснится, кто победил: Змей обстоятельства или они Змея... Свет сочился в подвальные помещения техникума через узкие щели-бойницы возле самой земли. Со стороны фасада оконца-бойницы были прикрыты металлической сеткой. Со стороны двора в проемы бойниц спокойно лазили кошки, а значит, и Змей пролезет, когда придет время. Змей снял пиджак, повесил его на горячую трубу, чтобы грязь до вечера подсохла и ее можно было стряхнуть. Разложил на трубе носки, поставил сушить кроссовки. Оторвал лоскут от низа рубашки и занялся чисткой оружия. Он чистил пистолет с маниакальной тщательностью, каждую детальку, пружинку, винтик. Ему некуда было спешить, Змей ждал темноты. А выше и много выше уровня фундамента по этажам техникума ходили серьезные мужчины в одинаковых костюмах. Все двери, кроме входной, местные кагэбэшники опечатали еще вчера, в субботу. Тщательно осмотрели все помещения и наклеили на запертые двери полоски бумаги и на полосках поставили печати. Приезжие, совершая обход, проверяли работу коллег. Несколько человек готовились заночевать в холле техникума. Один осматривал забор со стороны тылов, только забор, здание его не интересовало, а инспекция капитальной стены-забора удовлетворила вполне. Работа «лички» в СССР была столь же тщательно застандартизирована, как и вышеупомянутый труд землекопов. Искусство диверсанта в том и состоит, чтобы использовать стандарты в свою пользу. Шли часы — один, другой, третий. Дежурные в холле позевывали. Прочие приезжие инспектировали жилые и нежилые постройки вдоль улицы, по которой завтра поедет президент, а также цеха мебельного гиганта, которые посетит глава государства. Часы шли вереницей, уходили в вечность. Часы-бурлаки тянули за собой перегруженный заботами день. Подкрался вечер, разведчик ночи, солнце спряталось от него за бруствер горизонта. Энск оккупировала ночь. За стеной с колючкой и проволокой сигнализации вспыхнули фонари. Контраст между очагами естественного света и мраком во дворике техникума не позволил бы даже самому глазастому наблюдателю, ежели таковой бы вдруг объявился, распознать мелкие архитектурные детали семиэтажки. Со стороны жилых кварталов техникум выглядел черной глыбой во мраке. И досужий наблюдатель тем паче не разглядел бы, как по сей глыбе забирается человек. Через бойницу подвального оконца Змей вылез во дворик. Вылез и полез вверх по стене, используя в качестве опор выступающие из кладки кирпичи. От естественного страха высоты курсант Змей избавился раз и навсегда на первом же практическом занятии, с ней, с высотой, связанном. Курсантов подвели к двум высоченным шестам, врытым в землю, и с перекладинами к торчащей на много-много метров вверх строго вертикальной лестнице самого примитивного типа. Требовалось вскарабкаться до конца лестницы, перелезть через верхнюю перекладину и карабкаться обратно вниз. Чтобы после опять лезть вверх. И так раз за разом. В первый раз страшно, колени дрожат, руки потеют. И неудобно — кто-то еще лезет вверх, а кто-то уже вниз, а перекладины для всех общие. В первый раз спускаешься, голова кругом, и кажется, что повторить подъем-спуск уже не получится. Разу к пятому к подъему-спуску как бы привыкаешь, и страх потихоньку уходит. А раз через пятьдесят уже не до страхов — мышцы ноют, руки трясутся от усталости, едва ухитряешься цепляться за перекладины, и самому удивительно, что ухитряешься. А через сто подъемов-спусков чувствуешь только усталость, и страха не только нет, но о нем уже просто забыл. Когда уходит страх, за ним норовит сбежать осторожность. На последующих занятиях, связанных с высотой, курсантов учили дружить с осторожностью. Учили будущих особых порученцев лучшие инструкторы страны по скалолазанию. Курсанты учились ползать по вертикальным плоскостям сразу без всяких страховок. Научились, выжило большинство, однако не все... Пальцы Змея нащупывали пережитки «украшательства», стопы отталкивались от них же, тело держало баланс, вестибулярный аппарат помнил однажды инсталлированные программы. Изображая цепкую муху, Змей добрался до козырька крыши. Схватился за кромку козырька одной рукой, другой оттолкнулся от вертикали, перекинул себя через край, лег боком на горизонтали между кромкой и хлипкой оградкой-перилами. Не мешкая, перемахнул перила, попутно встал на ноги и пошел, чуть согнувшись, по наклонной плоскости крыши к будке с дверцей, ко входу и выходу с чердака. Дверца была, ясен перец, закрыта. Понятно, что с той стороны. Со стороны чердака ее закрыли, увы, на амбарный замок. Но не опечатали. С точки зрения здравой логики — идиотизм опечатывать дверь на крышу одиноко стоящего семиэтажного дома, учитывая тот факт, что двери на чердак, разумеется, опечатаны. Так называемая «здравая логика» не берет в расчет особых порученцев. Змей расшатал скобку с ушком для замка, прибитую с той стороны. Гвозди выскочили из древесины, и порученец вошел на чердак. Ногтями Змей отщепил от косяка малюсенькие щепочки, засунул их в дырочки от гвоздей и вернул их, гвозди, на место. Скобка с ушком держалась, конечно, слабее, чем раньше, но кто проверял ее на прочность? Инспекторы бросили взгляд на замок, тем и удовлетворились. А замок, вот он — висит, как и висел. Пока возился с гвоздями, Змей привык к относительной темноте чердака. Относительной, а не абсолютной, как в подземных коммуникациях. Чердак все же не подземелье, под козырьком крыши имеются вентиляционные отверстия, их с большой натяжкой, но можно назвать окошечками. Минимального освещения особому порученцу вполне хватало, чтобы сориентироваться. То, что порученец рассчитывал найти на чердаке, обнаружилось в очень и очень удобном для Змея месте. Пожарные службы, курирующие техникум, установили ящик, полный песка, около дверей на лестничный пролет чердачного, восьмого, условно говоря, этажа. Над дощатым ящиком, выкрашенным в красный цвет, большим таким ящиком, по грудь Змею, с плотно-плотно пригнанными досками, висел красный же пожарный щит, на щите — красное ведро, лом, топор и огнетушитель. Змей снял со щита ведро, зачерпнул песка, понес в дальний конец чердака, где был складирован запас транспарантов с лозунгами, прославляющими Октябрь, Труд, Май, Победу и Съезд. За транспарантами нашелся уголок с паутиной, куда Змей и ссыпал песок. Опорожнил ведро, вернулся к ящику за песком, сделал еще ходку, еще, еще. Из ящика Змей выбрал ровно то количество песка, которое соответствовало объему его, Змея, тела. Лишний песок лег незаметной кучкой под паутиной. Тщательно вычищенное ведро повисло на щите. В кармане пиджака лежал, ждал своего часа, многократно сложенный целлофановый пакетик. Час пробил — Змей достал целлофановую заначку, вытащил пистолет и поместил оружие в герметичный пакетик. Разумеется, к идеальной герметичности Змей не стремился, нырять под воду с упакованным пистолетом не собирался, а от песчинок упаковка, безусловно, спасет оружейную механику. Змей снял пиджак, накинул на голову. Залез в красный ящик, согнулся, устроился в ямке у самого борта, равной объему его тела. В правом кулаке пистолет с глушителем, обернутый целлофаном, колени прижаты к животу, подбородок к груди, а губы нашли щелку между верхней и следующей плотно пригнанными досками. Щелка весьма и весьма упрощала дело. Осталось прикрыть себя песком сверху. Зарываться в песок — особое искусство. Его освоили советские спецназовцы в Афганистане, ему учили и особых порученцев. Имея запас времени, Змей работал без спешки, строго по науке, и кучка песка сзади за скрюченным телом постепенно уменьшалась, и тело исчезало, маскируясь под сыпучим средством для пожаротушения... 7. Промашка вышла Деловая кутерьма в техникуме случилась, как ей и положено, как и ожидал Змей, ранним-ранним утром. Хрустнул, открываясь, замок, что запирал дверь с чердака на лестницу, и она, дверь, распахнулась, ударилась об угол красного ящика, в котором таился Змей. Мимо укрытия особого порученца прошли люди, ясно из какого ведомства, понятно, куда и зачем. Змей услышал обрывок разговора вполголоса: — ... не будет, и хорошо. — Ага, без телевизионщиков спокойнее, а то... Широко разрекламированную встречу президента с мебельщиками не будет — не будет! — освещать телевидение?.. Почему? Впрочем, совсем не факт, что телевидение вообще игнорирует визит главы государства в Подмосковье. Смысловые пазлы чужих реплик легко доукомплектовывать предположением, что телевизионщиков не будет ТОЛЬКО у центральной проходной, на пятачке, вверенном опеке товарищей, оккупировавших техникум. А за стенами комбината, в цехах и по дороге к ним, весьма вероятно, телерепортеров наберется видимо-невидимо... Змей прислушивался к топоту ног, к неразборчивым разговорам, к пощелкиванию тумблеров раций. Змей вслушивался и расшифровывал аудиоинформацию. У кромки крыши рассредоточилось двое или трое снайперов... Между краем крыши и будкой с дверью на чердак встал офицер с портативной рацией в руке... Между распахнутой дверью на крышу и прикрытой, но, разумеется, не запертой дверью с чердака на внутреннюю лестницу топчутся двое товарищей и тоже с рациями... На лестнице, перед дверью на чердак, дежурит еще один товарищ... А другую чердачную дверь в другом крыле, похоже, и не открывали... Двое с рациями на полпути к открытому пространству крыши засуетились — бубнят в микрофоны переговорных устройств непонятно чего, не разобрать, но явно более возбужденно, чем минуту назад. И Змей решил, что пора размяться. Продолжая лежать, как лежал, Змей напрягал и расслаблял мышцы. Быстрее заколотилось сердце. Дыхание участилось. Слой песка под порученцем «ожил», однако «жизнь» песка товарищи на чердаке если и могли заметить, то лишь в том случае, кабы стояли ближе к песочнице. Или хотя бы смотрели в ее сторону. Товарищи смотрели в открытый проем хода на крышу. Они напряглись, залаяли в эфир громко, дублируя друг друга, докладывали: — Вас понял, у нас все нормально. — Подтверждаю: понял, нормально... И Змей, конечно же, тоже понял, что кортеж с президентом подъезжает. Пришла пора особому порученцу проявить себя. И время для Змея потекло по-иному. Каждую последующую секунду он насытил действием до предела. Короче, началось! Все началось с прыжка Змея. Он и вскочил, и прыгнул единым махом. Пиджак слетел с головы особого порученца, песок будто взорвался. Миллиарды песчинок подкинуло вверх. Обгоняя песок, Змей взвился над ящиком, перемахнул через борт. Его свободная от пистолета в целлофане рука сразу же потянулась к лому на пожарном щите. Рука сорвала лом еще до того, как кроссовка коснулась пола. Сила тяжести остановила песчинки, потянула их вниз. А Змей уже встал на ноги и вбил острый конец лома в пол так, что тупой конец уперся под скобой дверной ручки. Первые песчинки упали на пол, когда Змей разворачивался спиной к блокированной двери с чердака на лестницу. Разворачиваясь, сорвал с красного щита красный топор освободившейся от лома рукой. Указательным пальцем другой руки порвал целлофан, ощутил дугу спускового крючка. Еще не весь песок упал на пол, а Змей закончил крутой разворот и метнул топор. Кувыркаясь, топор просвистел в воздухе. Змей прыгнул за ним следом. Товарищи с портативными рациями, надо отдать им должное, отнюдь не зря ели свой сдобный хлеб с красной икрой из кремлевских распределителей. Тот, что стоял ближе к Змею, успел разжать кулак, выпустить портативную рацию и запустить пятерню за отворот пиджака. А тот, который находился чуть поближе к ходу на крышу, так вообще — почти-почти! — успел выхватить из подмышечной кобуры «пушку»! Обух топора ударил по ребрам менее расторопному товарищу на первом плане. Пуля пробила кисть более ловкому службисту, буквально выбила из его кулака — почти-почти! — направленный на Змея штатный «стечкин». А тем временем, красиво выражаясь, летающий Змей отключил товарища со сломанными красным обухом ребрами скользящим ударом рукояткой «ТТ» по виску. И с лету отправил в глубокий аут товарища с простреленным запястьем. Змей нагнулся, свободной рукой подхватил чужой «стечкин», потратил на это всего секунду и в следующую достиг открытого проема на крышу. Едва-едва слышно «ТТ» выплюнул из глушителя пули. Три огневые точки на крыше. Трое, как оказалось, снайперов лежат у кромки. Каждый получил по заряду свинца. Который лежал левее от выхода с чердака перестал чувствовать локоть «рабочей» руки. Снайперу прямо напротив Змея пуля прошила правое, «рабочее», предплечье. Служивому справа Змей прострелил «рабочее» плечо, срезав клок волос на затылке. Офицер с рацией, что стоял недалече от будки с распахнутой дверцей, в отличие от коллег на чердаке вообще не успел никак отреагировать на нештатную ситуацию. Шума с чердака он не слышал, мешали шумы с улицы. Он честно делал свое охранное дело, однако думал о постороннем. Он был старше и по возрасту, и по званию многих задействованных сегодня. Со дня на день он ждал повышения и перевода на кабинетную работу. Позавчера у него заболела дочка, загрипповала. Вчера разболелся зуб под коронкой. Он опомнился, только когда ствол с глушителем смял жировую складку у него на шее и удивительно спокойный голос прошептал в самое ухо: — Мне необходима прямая связь с президентом. Я знаю, что у вас есть прямой радиоконтакт с начальником «лички» и он сейчас рядом с Михал Сергеичем. Я скажу президенту несколько слов и сдамся. Действуйте. Свяжите меня с Горбачевым. — Па... парень... не... не дури... — выдавил из себя без пяти минут кабинетный работник. — Те... тебе не уй... уйти... — А я и не собираюсь. Повторяю: я сдамся после того, как конфиденциально и коротко переговорю с президентом. — Ви... вице... Горбачев не приехал. Вице-президент вме... вместо него. Я... Янаева охраняем. Янаев вместо Горбачева приехал. — Ах так... — Змей усмехнулся горько. — Что ж, промашка вышла... Извинись за меня перед ребятами, которых я малость поранил, ладно? Змей направил ствол «стечкина» себе в грудь и спустил курок... 2006 год, зима Секретные файлы Запись первая «Предисловие от автора» — вот и все, что от сих до сих написано человеком, имя которого напечатают на обложке. Остальное суровым мужским слогом пишу я — литературный негр, а точнее — литературная негритянка 1982 года рождения, выпускница журфака, симпатичная (как некоторые говорят) и совсем не дура (как я сама считаю). Пишу я, ну а сочиняет, конечно, автор. То есть, судя по его точно воспроизведенному предисловию, не совсем сочиняет, а пересказывает. Сюжет пролога и «Охоты на Змея» автор записал отвратительно размашистым, «слепым» почерком на целой кипе листков дешевой бумаги формата A3. Лишь предисловие написано абсолютно разборчиво, обведено красным фломастером, и рядом на полях есть ремарка, мол, перепечатать сие надлежит слово в слово. Ладно. Пожаловалась на «слепой» авторский почерк, съязвила по поводу дешевой бумаги, и хватит. Вообще-то грех негритянке пенять на работодателя — вчера из офиса по электронной почте отправила ему предисловие (слово в слово его), пролог и «Охоту на Змея» (слова мои, а сюжет точнехонько по синопсису), а сегодня вечером мы с автором пересеклись, и он вручил мне новую кипу рукописных листочков, плюс (самое главное) конвертик с авансом. Заглянув в конвертик, я решительно пошла в поликлинику и уволилась. Теперь работаю только в офисе днем и вечерами-ночами над рукописью. Стучать по клавишам ноутбука гораздо приятнее, чем мыть коридоры в поликлинике. Днем, заполняя на древнем компе всякие разные бланки да ведомости, я прям мечтаю поскорее вернуться на шестиметровую кухню, заварить крепкого кофе и уйти с головой в какую-никакую литературную работу. Какое-никакое, а все же творчество... Студенткой я мечтала стать звездой (хотя бы звездочкой) криминальной журналистики. На престижном факультете я была белой вороной. Не одна я, конечно, но нас таких было немного. В основном там учились особи, обреченные на звездность, чьи родители либо сами звездились, либо корешились с главными редакторами гламурных журналов, раскрученных газет, развлекательных телешоу. А у моей неполной семьи никаких связей-блатов в мире массмедиа отродясь не бывало. Наивная, я думала, что криминальные хроники — это как раз та мужская ниша, куда миловидной девушке будет втиснуться проще всего. По аналогии с армией, куда берут для контраста определенный процент женщин. В то время как сокурсники точили перья на всякие там прет-а-порте от кутюр, тусовались на светских вечеринках и приглядывались к политике, я самозабвенно изобретала жанр «литреконструкции преступлений». Где-то, в чем-то, конечно, я изобретала велосипед. Телевизионщики задолго до меня придумали «реконструировать» криминальные разборки. Псевдодокументалистика цветет и пахнет на всех каналах. Я же пробовала делать то же самое средствами печатного слова. Причем в стилистике, привычной для читателей детективной литературы. Для чего скрупулезно штудировала самые крутые отечественные образчики из серий «Черная кошка», «Вне закона», «Русский бестселлер». И что в итоге? Писать, как суровые (самые суровые) мужчины-детективщики, я (хрупкая девушка) научилась. Скажете, нет? У кого язык повернется? Вот вы сейчас читаете эти строки и разве скажете, что они написаны молодой (мягкой и пушистой, между прочим) женщиной?.. Так-то! Поставленной цели я добилась, поднаторела превращать в сочную беллетристику сухие криминальные сводки, однако с постоянной работой по профилю вышел сбой. Кое-какие мои опусы иногда (то чаще, то реже) брали отдельные периодические издания, кой-какая денежка капала (чаще редкая), но пристроить куда-либо трудовую книжку мне так и не удалось. Се ля ви. Проклятая се ля ви. Треклятая се ля ви заставила меня снять квартиру. А за аренду хоть и однушки в хрущобе, сами понимаете, надо платить регулярно и до фига. Пока искала постоянный (регулярный, как месячные) источник дохода, я даже любимые сережки, бабушкино наследство, однажды из ушей вынимала и носила в ломбард. Ежемесячный доход я искала в экстазе всеми возможными способами: через близких друзей, через Интернет, по объявлениям, в бюро по трудоустройству. А кто ищет, тот, как говорится, всегда найдет. Только почему-то умалчивается, что найдет не совсем то ( или совсем не то), что искал. Нашлась-таки для меня вакансия без интима и сетевого маркетинга. Нашлось место в офисе одной фирмочки-лилипута. Скучнейшая работа за старым компьютером, зато строго с 9 до 18. Тупой труд в коллективе стареющих толстых теток (но каждая так молодится — и смех, и слезы!), под началом седеющего дядечки с бородкой, как у сценариста Мережко (но, слава богу, без беса в ребре при седине в бороденке). Моя официальная зарплата с вычетом всех налогов составляет чуть меньше сотни у. е. И в конверте из рук начальника я получаю еще 300. А за съемную квартиру мне надо платить 400 у. е. в месяц. Таким образом, перманентно чуть-чуть не хватает. Про транспорт (до офиса я добираюсь на метро и двух троллейбусах и возвращаюсь так же), про еду, маникюр-педикюр (ненавижу, когда ногти у меня не в порядке!), про одежду, про косметику (привыкла, увы, к хорошей), про кино, вино, книги я вообще молчу. Недостающее чуть-чуть за квартиру и на все остальное (на что останется) вплоть до сегодняшнего вечера я добирала, подрабатывая уборщицей. Махала шваброй (такой у меня был фитнес) с 20.00 и пока не управлюсь пять дней в неделю. Я считаю, мне повезло прочитать объявление на троллейбусной остановке возле съемной квартиры: «В поликлинику требуется техничка на вечер». Читающим людям вообще везет, примите к сведению. Я считаю, и автору пересказа про Змея повезло прочитать мой последний опубликованный крим-опус (опус опубликовали уже после того, как я арендовала квартиру). Хорошо (для дела хорошо), что автор не поленился связаться с редколлегией (которая затянула с публикацией) и выяснить номер моего мобильного телефона. И ему хорошо, и мне. Ему, потому что более старательной литнегритянки он бы фиг нашел. А мне потому, что появилась надежда. Я взяла расчет в поликлинике, я надеюсь (очень!), что наше сотрудничество с автором продолжится и после написания книжки про Змея. Разумеется, о своих надеждах я ему, автору, ни гугу. Я умная девушка... Вы себе не представляете, как это здорово — еще раз пересчитать купюры, полученные за литподенщину, заварить крепкого кофе, включить ноутбук и уткнуться носом в синопсис следующей вехи из жизни симпатичного мне главного героя. Если бы еще соседи сверху вырубили музон, я бы вообще, наверное, испытала нечто сродни оргазму. Нет, я не понимаю, разве меня одну достают эти веселые соседи?! И над ними, и рядом с ними ведь тоже кто-то живет, правда? И вряд ли эти кто-то фанатеют от музыки в стиле «транс» и «техно». Раньше по будням, после фитнеса со шваброй, я засыпала еще в душе, но сейчас музыка наверху мешает сосредоточиться. «Охоту на Змея» я писала по выходным, когда наверху почему-то тихо (меломаны оттягиваются в другом месте?), но теперь по будням я вечерами свободна от фитнеса со шваброй и «Змей меняет кожу» твердо намерена сотворить побыстрее, а музыкальный фон мне серьезно мешает. И самое обидное, квартиру мне сдали без всяких юридических формальностей, а это значит, что и прав у меня никаких. В том числе и права стучать на офигительные децибелы после 23.00. Неужели все квартиры вокруг музыкальной занимают так же, как и я, бесправные съемщики? Да не может такого быть!.. Или может?.. Вопрос риторический. Интересно, как звали того гения, который придумал беруши? Год 1993, осень Змей меняет кожу 1. Бои местного значения Кафе «Ласточка» стало чем-то вроде штаб-квартиры для братвы, что с 1988-го держала Пролетарский район города Энска. Держали «Пролетарку» местные уроженцы, «пролетарские», далеко не самые крутые пацаны в городе, но реально крутым их районного масштаба распальцовки были пока побоку. Крутые «центровые» все еще грызлись за контроль над мебельным комбинатом, до окраин у них пока, на момент осени 93-го, не дошли руки. С середины 1988-го Пролетаркой верховодил персонаж по имени Гена, по кличке Крокодил. Он подмял под себя район после того, как сел прежний теневой король рабочей окраины, которого все звали Самбист. Король пролетарских отправился, красиво говоря, в изгнание, в мордовские лагеря, вместе со всей своей королевской ратью, а природа, увы, не терпит пустоты. В 88-м районного разлива менты еще даже и не думали о том, чтобы крышевать территорию, и пустоту заполонили пацаны Гены Крокодила. Но о них тремя абзацами позже. Сначала о Самбисте. Он, Самбист, возник в Энске в памятном олимпийском году. По окончании Института физкультуры его распределили простым физруком в обычную школу Пролетарского района города мебельщиков. Молодой красавец-спортсмен, будто бы сошедший с плакатов о светлом коммунистическом завтра, страдал амбициями и, организуя при школе борцовскую секцию, всерьез намеревался растить чемпионов, как минимум РСФСР. Порядками секция походила на секту, далеко не все желающие в нее влиться мальчишки выдерживали железный режим и сталинскую дисциплину, однако которые выдерживали, те буквально боготворили тренера. К моменту появления в стране первых кооператоров мальчики из первого набора сектантов возмужали, а кое-кто из них успел отслужить в Афгане и вернуться с новыми, весьма полезными для будущего России умениями. Появление кооператоров повлекло за собой отъем спортзала у гордого тренера. Предприимчивые деляги из новых русских нэпманов организовали в спортзале занятия аэробикой. Как будто само время толкнуло или, вернее, столкнуло Самбиста и его спортивную паству на тропу войны. Частников, алчущих разжиться на аэробике, Самбист со своей территории выжил и еще денег с них получил «за моральный ущерб» и вообразил себя этаким Робин Гудом. Компактный отряд из лучших ветеранов секции во главе с тренером занялся рэкетом, но не только. Они еще и гоняли шпану, вроде юного Гены Крокодила, в ту пору завсегдатая детской комнаты милиции. Самбист и его матерые выкормыши ратовали за порядок, при них ментам стало нечего делать, кроме как бороться с ними же, с рэкетирами Робин Гудами. И менты таки победили, упекли спортсменов на нары. А тут как раз экс-хулиган Крокодил отслужил срочную, едва не загремев в дисбат, и вернулся в родную Пролетарку. И подросших дружков по детским безобразиям потянуло к нему, как магнитом. Бригада Гены сформировалась как-то сама собой. И опять же виной тому время перемен — у ментов началась хренотень с зарплатой, повлекшая переоценку ценностей, учено выражаясь, коллективный катарсис. Победившие Самбиста менты и с Крокодилом боролись поначалу, но уже не так, вяло и без огонька. А потом и вовсе перестали бороться и предложили делиться. Крокодил, ясен перец, согласился платить оброк. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |
|||||||||